Содержание к диссертации
Введение
Глава I. Духовное наставничество в прозе БЛ.Пастернака и Л.И. Добычина .
1.1. Наставничество языка, имени в повести Б.Л. Пастернака «Детство Люверс» С.19-45
1.2. Мечта об идеальной дружбе и «Вечной Женственности» в романе Л.И. Добычина «Город Эн» С.46-83
Глава II, Тема наставничества в прозе русского зарубежья 1920-1930-х годов .
2.1. Православные наставники в прозе В.А. Никифорова-Волгина (сборники «Земля именинница» и «Дорожный посох») С.84-112
2.2. Наставническая роль памяти и формы её воплощения в рассказах Н.А.Тэффи и А.Т. Аверченко С.113-138
Заключение С.139-151
Библиография С. 152-168
- Наставничество языка, имени в повести Б.Л. Пастернака «Детство Люверс»
- Мечта об идеальной дружбе и «Вечной Женственности» в романе Л.И. Добычина «Город Эн»
- Православные наставники в прозе В.А. Никифорова-Волгина (сборники «Земля именинница» и «Дорожный посох»)
- Наставническая роль памяти и формы её воплощения в рассказах Н.А.Тэффи и А.Т. Аверченко
Введение к работе
Понятие «наставничество», заявленное в названии работы, имеет давнюю традицию и в мировой культуре, и в русской культуре, в частности. Значения этого слова в толковых, энциклопедических словарях, в словарях культурологических, психологических терминов обнаруживают его тесную связь с понятиями «учить», «направлять», «воспитывать», «содействовать», «руководить», «вразумлять». Использование понятия «наставник» в прямом значении традиционно для мировой культуры; это слово тесно связано с древнегреческим «пайдагогос» - «ведущий детей»1.
Потребность личности (иногда неосознанная) в духовном помощнике, проводнике на жизненном пути отражена в мировой культуре, религии, литературе. Понятие «наставничество» приобретает особое значение и в переломные исторические периоды для целого народа, и на определенном этапе становления личности конкретного человека. Религиозно-духовному наставничеству в русской культуре всегда отводилось особое место, что наиболее явственно отражается в XX веке в литературе русского зарубежья.
В мировой культуре понятие «наставничество» имеет древние корни и ассоциируется с человеком мудрым, обладающим способностью научить, направить, часто являющимся образцом для подражания: в восточных религиях, к примеру, - сэнсэй (учитель), гуру (духовный наставник). Одним из значений латинского слова magister также является «наставник». Понятие «наставничество» в русском языке обращает нас в первую очередь к православной традиции, когда духовник - священник, принимающий исповедь, считается духовным наставником верующего.
В античной культуре и философии наставник понимался как мудрец-философ, дающий братству посвященных уроки практической философии.
«Слово «педагогика» переводится с греческого как «детоводство», совместный путь ученика и его наставника». - Православная педагогика. - Самара, 1998.- С.7.
4 Так, известен культ «семи мудрецов», которые оставили после себя афоризмы, составлявшие суть их философии. Число «семь» в данном случае является сакральным и символизирует гармонический союз избранных. По свидетельству Платона, семь мифических мудрецов посвятили свою мудрость Аполлону, а в храме Аполлона в Дельфах начертали: "Познай самого себя" и "Ничего слишком [сверх меры]". Наставничество мудреца-философа в братстве посвященных предполагало смиренное ученичество «братьев», каждый из которых являлся неофитом, постигающим сакральный смысл бытия и тайны эллинских мистерий.
В христианском мироощущении духовный диалог Учителя и Ученика играет огромную роль. В центре евангельского учения - взаимоотношения Учителя (Христа) и Учеников (апостолов и паствы). Христиане называют наставниками родителей, а также своих духовных отцов - тех людей, благодаря которым произошло становление их как личностей. Отцом называют и священника, поскольку Господь и Церковь даровали ему священный сан. Однако главным учителем, источником и основателем духовного учения является Христос, поскольку и апостолы, и святые — прежде всего ученики Мессии. Ученик таким образом понимается как служитель, один из братьев, передающий другим исходящее от Учителя -Христа учение. Служители Учения, соответственно, должны не властвовать над своими духовными детьми, а вносить в них дух смирения и простоты душевной.
Ближайшим духовным наставником человека в христианском учении является ангел-хранитель, который находится рядом с человеком на протяжении всей его земной жизни, если человек сохраняет веру в Бога. Ангел-хранитель понимается как духовный наставник человека в делах веры и благочестия, хранящий его душу и тело и заступающийся за него перед Творцом. Согласно христианскому вероучению, ангелы-хранители отводят души умерших в вечность, осуществляя таїсим образом последний этап земного наставничества.
Понятие «духовный наставник» имеет прямое значение в церковно-богослужебных словарях (духовник, старец), а также множество оттенков, имеющих в первую очередь такое значение: человек, оказывающий благотворное влияние, наставляющий на путь истинный, научивший чему-либо хорошему.
В Православной церкви существовал и существует доныне институт старчества, когда старец понимается как проводник верующего в земном бытии, наставник, учитель. Старец не только выслушивает исповедь верующего, но и поучает его, дает духовные советы в различных тяжелых случаях жизни, обладая способностью говорить по вдохновению свыше. Преподобный Паисий Величковский приводит «неукоснительные критерии, которыми греческие отцы определяют служение истинного старца: бесстрастие, чистота души, пребывание в Духе Святом, способность духовного рассуждения». Старец может быть не только священником, но и простым монахом (или монахиней, поскольку в Православии существуют не только духовные отцы, но и духовные матери). Существует традиция преемства, когда наставник-старец сам избирает преемника из числа ближайших учеников: «Настоящий духовник не просто ведет кого-то по жизни, но и готовит его на смену себе, и что самое важное, содействует возрастанию духовного младенца <...> во взрослого мужа <...> Таким был институт старчества во многих монастырях <...>»3. Наконец, духовными наставниками верующего могут быть иконы, таинства, обряды, Священное Писание.
В.И. Даль дает такое толкование понятию «наставлять»: « <...> научать, поучать, учить, руководить, делать наставления. <...> Наставь меня на умі Пророк Наум наставит на ум. Наставленье <...> поученье,
2 Иеродиакон Николай (Сахаров). Учение архимандрита Софрония о старчестве:
старчество и послушание в богословии Архимандрита Софрония (Сахарова). Начало:
Журнал Института богословия и философии. — Спб. — 2001. - С.88.
3 Священник Владимир Зелинский. Дружба как духовничество // http: //
www/otechestvo.org.ua
6 руководство, инструкция, наказ. Наставлятелъ <...> кто наставляет кого <...> поучает. Наставителъ м. -ница, наставник м. -ница ж. учитель или воспитатель, руководитель; наставителъ может заняться этим случайно; наставник по прямой обязанности. Наставничество ср. звание, должность, дело наставника. Наставительство ср. действие или занятие наставителя. Наставчивый, охочий наставлять, назидать или поучать»4; (.{Назидать кого, учить, поучать, давать духовные или нравственные наставления».
В толковании слова «путь» в словаре В.И.Даля обнаруживается следующее: «Лутевод <...> путеводитель <...> путеводец <...> Руководитель, наставник, советник, наставителъ, учитель <...> Путеводствовать <...> руководствовать, наставлять или поучать»6.
В словаре русского языка XI-XVII веков толкование слова «наставить» соотнесено с его значением в христианстве: «Наставити. 1. Направить, указать путь<...> дать верное (в христианском понимании) направление чьей-л, деятельности, мыслям, указать путь к спасению души <...>; Наставникъ, м. 1. Тот, кто указывает путь, проводник, вожатый <...> Наставник, учитель, руководитель <...>»7. В этимологическом словаре славянских языков также рассматривается слово «наставить»: «nastaviti <...> 'указать правильный путь' <...> 'поставить; дать напутствие, наставить' <...> др.-русск., русск.-цслав. наставити 'направить, указать путь'<...> 'наставить, научить'»8.
В толковом словаре Д.Н.Ушакова предлагается разъяснение слова ментор9: «Наставник, воспитатель (теперь в ироническом значении)»10.
ДальВ.И. Толковый словарь живого великорусского языка в 4-х томах. Т.2.-М.:Русский язык., 1989. - С.474
5 Там же. -С.416.
6 ДальВ.И. Толковый словарь живого великорусского языка в 4-х томах. Т.З -М.:Русский
язык., 1989.-С.544.
7 Словарь русского языка XI- XVII вв. под ред.Ф.П.Филина. Выпуск 10.-М.: Наука, 1983.-
С.262-265.
Этимологический словарь славянских языков. Праславянский лексический фонд. Выпуск 23.-М.:Наука, 1996.-С.72-73.
9 В поэме Гомера «Одиссея» Ментор является другом Одиссея и наставником его сына Телемаха.
7 Подобное значение и у слова мэтр: «Учитель», «наставник». Немецкое meister также имеет прямое значение — наставник. В толковом словаре Н.Уэбстера приводится следующее разъяснение слова mentor: «мудрый и внушающий доверие советчик и помощник (для неопытного человека)».
В словаре С.И.Ожегова приводятся следующие толкования слов «наставник», «наставление»: «Наставить <...> научить кого-н. чему-н. хорошему»; «Наставление <...> 2. Поучающее указание, нравоучение»; «Наставник, -а, м. Учитель, руководитель, воспитатель»11. Эти толкования обращают нас к следующим понятиям — «учить» и «воспитывать»: «Воспитать <...> 2. Путем систематического воздействия, влияния сформировать чей-н. характер <...> 3. <...> Привить, внушить что-н. кому-н.»;12 «Учить <...> 1. Передавать кому-н. какие-н. знания, навыки <...> 2. <...> Наставлять чему-н., побуждать к чему-н.»
Необходимо иметь в виду разъяснение слова «наставить» в церковно-богослужебном словаре: «Наставити — в смысле перевести, провести»14. В том же словаре рассматривается значение следующего слова: «Наказание — научение, наставление. Наказати(ся) - научаться, вразумляться, совершенствоваться»15.
Представляет интерес пояснение к слову «ставить» в этимологическом словаре русского языка М.Фасмера: <«...>гот. stojan «направлять», англос stowian «удерживать» <...>, греческое <...> «поднимаю вверх» <...>; лат. restaurare - «восстанавливать»»16.
Толковый словарь русского языка: В 3 т. Т.1. / Под ред. проф. Д.Н.Ушакова. — М.: Вече, Мир книги.
11 Ожегов СИ. Словарь русского языка / Под ред. докт. Филол .наук, проф. НЮ.Шведовой.-М.: Рус. яз., 1983 .- С.345. 12Тамже.-С89.
13 Там же.-С. 752.
14 Краткий церковно-богослужебный словарь. М.: Благовест, 1997. - С.97.
15 Там же. - С.95.
16 Фасмер М. Этимологический словарь русского языка в 4-х том. Т.Ш.- Спб.: Азбука,
1996. - С.742.
Пояснение понятия «наставник» содержится и в теософском словаре: «Онех (евр.) Феникс. Назван так по Еноху, или Феноху, т.к. Енах (Хенох) буквально означает посвящающий и наставник»17.
Таким образом, в качестве ключевых понятий в контексте слова «наставничество» можно выделить следующие: направлять, оказывать помощь, поддержку в выборе пути, в совершенствовании. Понятие «путь» в данном случае осмыслено философски и понимается как духовное восхождение личности, как глубокая личностная метаморфоза. В психоаналитической философии К.Г. Юнга18 путешествие понимается как поиск потерянной Матери - вечно-женственного начала мироздания. Путь, путешествие можно рассматривать как символ страстного стремления, поиска истины. Функция наставника как проводника в процессе путешествия-познания может быть уподоблена роли «чудесного помощника» в русской волшебной сказке.
Как отмечал В.Я. Пропп, чудесный помощник может рассматриваться как персонифицированная способность героя к волшебному действию, а волшебные предметы - как частный случай помощника19. Если герой потенциально способен на некое магическое действие, наделен необыкновенным даром или редкой физической силой, то появляется чудесный помощник или волшебный предмет, помогающий герою реализовать эти скрытые способности (такова Натали в «Городе Эн» Л.И.Добычина; обломок сургуча, соотнесенный с памятью о родине в рассказе Н.А.Тэффи «Тихий спутник»).
В исследуемых нами произведениях Б.Л. Пастернака («Детство Люверс»), Л.И. Добычина («Город Эн»), В.А. Никифорова-Волгина («Земля-
Теософский словарь // http: //
18 На основе работ КГ.Юнга психологи и социологи выделяют наставников в отдельный
социотип, чему есть подтверждение в современных работах (В.В.Гуленко ««Наставники»
философствуют. Об особой судьбе этико-интуитивного экстраверта». - Киев, 1994;
С.В.Ковалев «Теория Внутренних наставников (Наставники Круглого Стола) / humans / 79070).
19 Пропп В.Я. Исторические корни волшебной сказки.-М., 1990.-С. 150.
9 именинница» и «Дорожный посох»), Н.А.Тэффи, А.Т.Аверченко в роли наставников (чудесных помощников) героя, осуществляющих прямое и опосредованное наставничество, могут выступать различные персонажи и группы персонажей, а также символы, священные предметы: Их можно іслассифицировать следующим образом:
универсальный Логос, язык, Слово, Имя (повесть Б.Л. Пастернака «Детство Люверс», первоначально названная «Три имени», «Земля именинница» и «Дорожный посох» В.А.Никифорова-Волгина);
отец и мать как воплощение мужского и женского начал бытия (повесть Б.Л. Пастернака «Детство Люверс», роман Л.И.Добычина «Город Эн»), нравственного ориентира героя («Земля именинница» и «Дорожный посох» В.А. Никифорова-Волгина);
3) женские образы, осмысленные как земное воплощение Вечной
Женственности (образ Тусеньки в романе Л.И. Добычина «Город Эн»);
4) святые, ангелы-хранители героев, олицетворенные в земных
наставниках или являющиеся героям в видениях и снах («Земля именинница»
и «Дорожный посох» В.А.Никифорова-Волгина);
священники, лица монашеского звания, служители церкви, старцы («Земля именинница» и «Дорожный посох» В.А. Никифорова-Волгина);
учителя и гувернеры (образы этих наставников амбивалентны, часто гувернантки и учителя представлены как «худые наставники», плохие советчики и помощники по отношению к доверенным им детским душам. Выполняемое ими наставничество является двойственным (например, гувернантка-француженка в повести Б.Л. Пастернака «Детство Люверс», Карманова в романе Л.И.Добычина «Город Эн»);
7) старшие товарищи, любимые героем (героиней) люди или
литературные персонажи, символизирующие идею гармонического слияния
душ в дружбе и любви (в романе Л.И. Добычина «Город Эн» это герой-
рассказчик и Серж; Манилов и Чичиков в восприятии героя);
8) священная книга — Библия, иконы, символика религиозного учения,
церковные праздники, обряды и таинства;
9) книги, картины, фамильные реликвии, дары, исходящие от
наставников, предметы, соотнесенные с воспоминаниями;
10) память о родной природе, образах родного дома, об искусстве
России в прозе русского зарубежья (рассказы В.А.Никифорова-Волгина,
А.Т.Аверченко, Н.А.Тэффи); воспоминания о погибших, перешедших в мир
иной людях или об «утраченном рае» детства.
Нам представляется немаловажным рассматривать понятие «наставничество», саму личность наставника в положительном смысле, так как вышеизложенные толкования и пояснения к слову «наставничество» могут быть соотнесены прежде всего с положительным влиянием личности наставника на душу ученика. При этом нельзя забывать, что имеет место и негативная сторона наставничества: существует выражение «худой наставник». В данном случае наставник воспринимается как плохой советчик, то есть созидательная функция духовного проводника искажается, приобретает отрицательное значение.
Толкования слов «наставничество», «наставник» в различных словарях позволяют сделать вывод о непреходящей ценности наставничества и возможности придания ему более широкого смысла, нежели только как «звание, должность, дело наставника»2 . Это предположение подтверждается следующим примером; слова, имеющие сходную словообразовательную структуру (старчество, подвижничество ), употребляются не только в
ДальВ.И. Толковый словарь живого великорусского языка в 4-х томах. Т.2.-М.:Русский язык., 1989.-С.474.
21 И.Г.Минералова отмечает: «Старчество - есть указание на некий статус «основателей рода», долженствующих быть мудрыми». Минералова И.Г. «Сказка о рыбаке и рыбке» А.С.Пушкина и «Сказка о рыбаке и его жене» Братьев Гримм: индивидуальный стиль и внутренняя форма // Мировая словесность для детей и о детях. Вып. 4. - М., 1999. - С. 14. В то же время старчество в православии понимается как церковный институт, как «форма аскетически - монашеского православия». Худякова Е.В. Старчество в русской художественной культуре конца XIX — начала XX веков. - Автореф. дисс. канд. культурол. наук. -Ярославль, 2003. - С.4.
11 прямом значении, но и шире, с учётом ключевых понятий, обнаруживающихся в контексте значений этих слов.
В этом случае появляется возможность для многомерного рассмотрения образа наставника:
духовный учитель (в прямом значении), направляющий на путь совершенствования;
реальный близкий человек, оказывающий поддержку, систематически восгштьшающий;
посторонний человек, повлиявший на становление личности определенном этапе жизни;
4) метафизический наставник (в православной молитве
верующие просят послать им в пути «Ангела хранителя и наставника»).
Внимание к роли наставника в жизни ребенка отражено в зарубежной литературе (к примеру, в трактате Эразма Роттердамского «О раннем и достойном воспитании детей», 1529, в романе Ж.Ж. Руссо «Эмиль или о воспитании», 1762). Оно обозначено в «романе воспитания» и «романе о гувернантке», в автобиографической прозе и социально-психологическом романе (О.Бальзак «Евгения Гранде», 1833, Э. Бронте «Агнесс Грей», 1847, Ч.Диккенс «Оливер Твист», 1839, «Дэвид Копперфилд», 1850, Д.Джойс «Портрет художника в юности», 1916, А.Франс «Маленький Пьер», 1919, Ю.Борген сб, «Душа ребенка», 1937, и во многих других),
В русской литературе тема наставничества отражается еще в древнерусских памятниках («Слово о законе и благодати» (XI в.) митрополита Иллариона, «Поучение» (XII в.) Владимира Мономаха, «Домострой» (XVI в.)) и преподносится в прямом значении наставления, поучения, назидания. В данных произведениях образ наставника и образ автора составляют единое целое.
Тенденция к вычленению образа наставника обнаруживается в конце XVII века, когда появляются произведения Симеона Полоцкого и Кариона
12 Истомина. В XVin веке выходит в свет «Первое учение отрокам» Феофана Прокоповича, созданное в традициях жанра поучения и содержащее наставления для юношества. Назидательный смысл, своего рода наставление содержится и в сказках Екатерины її («Сказка о царевиче Хлоре», 1781). Отразили проблему наставничества и «романы воспитания», к примеру, роман А.Е.Измайлова «Евгений, или Пагубные следствия дурного воспитания и сообщества» (1799). Интерес к проблеме воспитания, наставничества, характерный для русского общества XVTH века, выражен в неоконченной пьесе Д.И.Фонвизина «Выбор гувернера» (1790-1792). В журнале Н.И.Новикова «Детское чтение для сердца и разума» образ наставника, взрослого друга, собеседника приобретает самостоятельное значение. Нам представляется важным подчеркнуть, что в России традиционно наставничество рассматривалось прежде всего в нравственном, духовном ключе, тогда как в понятие «воспитание» включалась помощь в физическом становлении и систематическом обучении чему-либо. Л.П.Найденова, рассматривая в своей книге «Мир русского человека XVI-XVE вв.» (2003) структуру «Домостроя», пишет: «В памятнике говорится о «воспитании», «наказании» и «поучении» детей, где «воспитанием» называется забота об их физическом развитии, «наказанием» - забота о нравственном воспитании, а «поучение» чаще обозначает заботу о развитии религиозном».22
В первой половине ХК века в России появляется интерес к традиции альбомных посланий, которые заключали в себе функцию наставлений. Альбом передавался из поколения в поколение, и таким образом пожелания, наставления родителей- и близких способствовали тому, что ребенок чувствовал принадлежность своему роду, непрерывающуюся духовную связь с предками. Забота "о наставничестве запечатлелась в русской литературе
Найденова Л.ГТ. Мир русского человека XVI-XVI вв. (по Домострою и памятникам права). - М.: Издание Сретенского монастыря., 2003. - С. 151.
13 XIX века. Сказка А.Погорельского «Черная курица, или Подземные жители» (1828) прямо говорит о значимости наставника в жизни ребенка, как и
произведения А.С.Пушкина («Евгений Онегин», 1831),
И.А.Гончарова («Обыкновенная история», 1847, «Обломов», 1857), И.КПанаева («Барышня», 1844), И.С.Тургенева («Отцы и дети», 1862, «Дворянское гнездо», 1859), К.М.Станюковича («Нянька», 1895), М.Е.Салтыкова-Щедрина («Добрая душа», 1869, «Пошехонская старина», 1887-1889), в трилогии Л.Н.Толстого («Детство», 1852, «Отрочество», 1854, «Юность», 1857), в романах Ф.М.Достоевского («Подросток», 1874, «Братья Карамазовы», 1879), в автобиографической прозе С.Аксакова («Детские годы Багрова-внука», 1887-1889).
В первой трети XX века тема наставничества получила свое развитие в произведениях разных жанров (А.М.Горький «Детство», «В людях», 1913-1916, Т.Л.Щепкина-Куперник «Из детства Литы», 1914, А.Н.Толстой «Детство Никиты», 1920, А.Белый «Котик Летаев», 1922, М.А.Булгаков «Белая гвардия», 1924, М.А.Шолохов «Донские рассказы», 1925, И.А.Бунин «Жизнь Арсеньева», 1927-1933, А.И.Куприн «Юнкера», 1928-1932, «Жанета», 1932 , Л.Пантелеев «Республика Шкид», 1927, П.С.Романов «Две Пасхи», 1927, Н.Огнев «Дневник Кости Рябцева», 1928, П.Слетов «Мастерство», 1929, М.Осоргин «Сивцев Вражек», 1928, А.Грин «Дорога никуда», 1929, Саша Черный «Чудесное лето», 1929, «Кавказский пленник», «Люся и дедушка Крылов», 1930, И.Шмелев «История любовная», 1929, «Лето Господне», 1930-1931, «Няня из Москвы», 1936, и во многих других).
Многогранность понятия «наставничество» позволяет осмыслить типологию в художественных формах его воплощения, запёчатлённых русской прозой 1920-1930-х годов:
наставник в прямом значении (понятие, включающее в себя такие составляющие, как учитель, гувернер, близкий человек, находящийся с ребенком в важные моменты взросления, осознания себя);
14 - наставничество опосредованное, связанное с культурными и религиозными традициями, с памятью о человеке, оказавшем существенное влияние на личность; с воспоминаниями о предметной среде, повлиявшей на судьбу. Необходимо отметить, что понятие «наставничество» впервые рассматривается в таком аспекте.
Феномен наставничества в русской прозе 1920-1930-х гг. не изучался как самостоятельный предмет исследования; не разработана типология наставничества в русской литературе рассматриваемого периода. Этими факторами обусловлена актуальность нашей работы.
Выбор временных границ работы обусловлен следующим: первая треть XX века - особенно сложное время для русской культуры, связанное с расколом русского народа, общества, страны и потребовавшее переосмысления, переоценки прошлого и поиска пути. 20-30-е годы как период разрушения старого уклада жизни и созидания нового придали теме наставничества особое звучание и значимость, так как предстояло сохранить национальные традиции, использовать нравственный опыт поколений, в передаче которого роль наставника (прямого и опосредованного) огромна.
Литература метрополии и русского зарубежья со всей полнотой отобразила духовный подвиг народа, преодолевающего ситуацию разлома времен ради грядущих поколений.
Объектом исследования является русская художественная проза 1920-1930-х годов (повесть Б.Л.Пастернака «Детство Люверс», роман Л.И.Добычина «Город Эн», сборники рассказов В.А.Никифорова-Волгина «Земля именинница» и «Дорожный посох», рассказы Н.А.Тэффи, А.Т.Аверченко). Особое внимание уделено произведениям «неклассической прозы», знаковым для своего времени, но еще не прочитанным с достаточным вниманием (повесть Б.Л.Пастернака «Детство Люверс», роман Л.И.Добычина «Город Эн»). Не исследовано творчество В.А.Никифорова-Волгина, отразившего в своих произведениях православное мироощущение русского человека. Как и для Б.К.Зайцева, И.С.Шмелева, тоже навсегда
15 оторванных от России, для В.А.Никифорова-Волгина, жившего в Эстонии, воссоздание православного мироздания означало «обретение родины духовной» . Таким образом, рассматриваемые нами сборники Никифорова -Волгина «Земля именинница» и «Дорожный посох» позволяют соотнести проблему наставничества с религиозным опытом православия.
Методологическую и теоретическую основу исследования составили труды известных литературоведов (М.М. Бахтина, Л.Я.Гинзбург, Ю.М. Лотмана, В.Я.Проппа); философов (С.Н.Булгакова, В.В.Зеньковского, И.А.Ильина и других); теоретиков и историков литературы и культуры (С.С.Аверинцева, Д.С.Лихачева, Г.П.Федотова и других); исследователей прозы русского зарубежья (В.ВАгеносова, В.С.Варшавского, СГ.Исакова, А.М.Любомудрова и других); творчества Б.Л.Пастернака (А.А.Газизовой, Л.Л.Горелик, Е. Фарыно и др.), Л.И.Добычина (В.С.Бахтина, М.С. и Т.М. Бодровых, И.З.Белобровцевой и других).
Как культурный феномен наставничество рассматривается в современных исследованиях разных направлений: к примеру, в докторской диссертации Л.В.Рябовой «Феномен учителя жизни (философско-культурологический анализ)» (1995), в кандидатской диссертации А.В.Иванова «Педагогическая система святителя Тихона Задонского» (2000), в кандидатской диссертации Д.А.Красило «Ориентирующий образ наставника в процессе реального самоопределения (период вхождения во взрослость)» (2005), в статье священника Владимира Зелинского «Дружба как духовничество»24.
Любомудров A.M. Духовный реализм в литературе русского зарубежья: Б.К.Зайцев, И.С.Шмелев. - Спб.: «Дмитрий Буланин», 2003. - С.48.
24 Рябова Л.В. Феномен учителя жизни (философско-культурологический анализ). - Дисс. докт. философ, наук. - Р н/Д.,1995.; Иванов А.В. Педагогическая система святителя Тихона Задонского.-Дисс.канд.пед.наук. - Елец, 2000.; Красило Д.А Ориентирующий образ наставника в процессе реального самоопределения (период вхождения во взрослость). - Дисс. канд. психол. наук. - М., 2005. Священник Владимир Зелинский. Указ.соч.
Цель данного исследования - рассмотреть особенности художественного воплощения феномена наставничества в переломный для русской культуры и истории период 1920-1930-х годов, определивший дальнейшее развитие отечественной литературы.
Задачи исследования:
раскрыть специфику темы наставничества в литературе метрополии и русского зарубежья 1920-1930-х годов;
выявить наиболее значимые формы духовного наставничества, отразившиеся в ней;
разработать классификацию образов- наставников, учитывая основные типы героев-наставников;
рассмотреть средства художественного воплощения образов наставников в прозе Б.Л.Пастернака, Л.И.Добычина, В.А.Никифорова-Волгина, Н.А.Тэффи, А.Т.Аверченко;
подчеркнуть взаимосвязь темы наставничества с мотивами движения (физического и духовного), странствия, пути.
Достижение цели и решение задач исследования связаны с применением структурно-семантического, системно-типологического, интертекстуального анализа выбранных произведений.
Новизна исследования состоит в осуществленном нами целостном осмыслении феномена наставничества в русской прозе 1920-1930-х годов, в классификации образов наставников, воссозданных в произведениях Б.Л. Пастернака, Л.И.Добычина, В.А.Никифорова-Волгина, Н.А.Тэффи, А.Т.Аверченко. Нами была исследована типология наставников, представлена классификация их образов. Были выделены основные группы наставников — как реальных, земных, так и метафизических, относящихся к высшей реальности; наставничество опосредованное, связанное с культурными и религиозными традициями, с памятью о человеке, оказавшем
17 существенное влияние на личность; с воспоминаниями о предметной среде, повлиявшей на судьбу.
И земные, и небесные наставники понимаются нами как помощники героев, как проводники на жизненном пути. Они неотделимы от символики пути, путешествия, странствия, паломничества, которые рассматриваются нами не только как физическое перемещение героев в пространстве, но и как духовный, нравственный процесс, как метафизическое движение в поисках высшей духовности, «утраченного рая». Наставник, соответственно, является ангелом-хранителем, спутником, «путеводной звездой» героя (героев).
В качестве наставников могут выступать не только персонажи (группы персонажей), но и «чудесные предметы» (иконы, книги, фамильные реликвии, произведения искусства), родная природа. Наставницей для героя (героев) может стать память, понимаемая как сокровищница духа, как культурная память человечества. Для прозы русского зарубежья 1920-1930-х годов особенно важным является мотив памяти о России. Речь идет о благодатных, исцеляющих воспоминаниях о родине, которые являются путеводной звездой для героев-эмигрантов, дарят им возможность преодолевать разлуку с Россией хотя бы в сознании. Творящая память искусства, культурная память также понималась писателями русского зарубежья как наставница и советчица.
Необходимо подчеркнуть, что понятие «наставничество» впервые рассматривается в таком аспекте.
Достоверность полученных результатов обеспечивается комплексной методологией исследования с акцентированным системным осмыслением феномена наставничества на мировоззренческом и на формально-семантическом уровнях.
Теоретическая значимость работы связана с тем, что предложенная научная концепция наставничества и методика анализа отражения культурного феномена наставничества в русской литературе описываемого
18 периода, её системный инструментарий может с успехом применяться в исследованиях творчества русских прозаиков — и не только XX века.
Практическая значимость работы. Ключевые положения и выводы диссертации могут быть использованы в вузовском и школьном изучении истории и теории литературы, при разработке спецсеминаров, курсов по выбору, при создании дипломных, курсовых, научных студенческих работ.
Апробация работы. Основные положения исследования были изложены на межвузовской научно-практической конференции молодых ученых «Филологическая наука в XXI веке: взгляд молодых» в 2005 и 2007 годах. По теме исследования опубликованы три статьи.
Диссертация включает в себя Введение, две главы, разделенные на параграфы, Заключение и Библиографию, насчитывающую 211 наименований.
Наставничество языка, имени в повести Б.Л. Пастернака «Детство Люверс»
Повесть Б.Л.Пастернака «Детство Люверс» (1918) посвящена становлению души ребенка. В авторском отступлении в первой главе явственно обозначается тема наставничества, являющаяся предметом нашего рассмотрения. Обобщенные суждения о формировании внутреннего мира человека открывают повествование: «Все, что шло от родителей к детям, приходило невпопад, со стороны, вызванное не ими, но какими-то посторонними причинами ... Это обстоятельство воспитывало детей. Они этого не сознавали потому, что мало кто и из взрослых знает и слышит то, что зиждет, ладит и шьет его. Жизнь посвящает очень немногих в то, что она делает с ними. Она слишком любит это дело и за работой разговаривает с теми только, кто желает ей успеха и любит ее верстак. Помочь ей не властен никто, помешать может всякий. Как можно ей помешать? А вот как. Если доверить дереву заботу о своем росте, дерево все сплошь пойдет проростью, или уйдет целиком в корень, или расточится на один лист, потому что оно забудет о вселенной, с которой надо брать пример, и, произведя что-нибудь одно из тысячи, станет в тысячах производить одно и то же» . Это позволяет считать тему наставничества в глобальном, общечеловеческом значении открыто заявленной.
Летом 1918 года, посылая на отзыв СП. Боброву переписанное «Детство Люверс», Б.Л. Пастернак писал, что это произведение будет называться «Три имени». «Вторая и третья скрепленные порции (тетради) связаны воедино попыткой показать, как складывается в сознании момент абстрактный, к чему это впоследствии идет и как отражается на характере» . В рецензии на сборник Пастернака «Рассказы» К. Локс называл фабулой разговор о том, «о чем мы не умеем говорить или говорим только шепотом»27. «Человек медленно прорастает сквозь дремучую толщу мира, его на каждом шагу ожидают неслыханные чудеса, очень, впрочем, обычные — улыбка матери, сияние звезды и более прозаический свет лампы. Сквозь все это он, удивляясь, называет свое собственное имя и находит имена для окружающего. Этот момент нахождения имени и слова и есть начало того, что мы называем прозой или поэзией» .
Соответственно, одной из центральных в «Детстве Люверс» является проблема имени, называния мира и постижения его. Ребенок постигает мир, называя его, находя имена для людей и предметов. Проблема имени решена Пастернаком в метафизическом плане: имя становится способом объяснения мира, его гармонизации, посредством имени хаос становится космосом. Для Жени Люверс имя, слово — это способ упорядочивания реальности, сначала находится, объясняется, познается собственное имя, затем — имена окружающих девочку людей, вещей и явлений. Название, которое Пастернак первоначально выбрал для своего произведения — «Три имени» - приближает нас к проблеме троичности.
Символика числа «три» включает в себя «множественность, творческую силу, рост, движение вперед». Сопоставимое с человеком, это число означает «тело, душу и дух». Три сцепленных кольца (треугольника) символизируют нерасторжимое единство трех ликов Троицы. Возможно, и первоначальное название повести, «Три имени», можно трактовать как три имени Бога, святую Троицу, поскольку все имена, которые ищет Женя в названии явлений окружающего мира, посредством которых пытается осмыслить, осознать, сформулировать, раскрывают свою сущность, только будучи одухотворенными.
Е.Н.Трубецкой в статье «Россия в ее иконе» (1917) повествует о молитве св. Сергия, смысл которой в том, чтобы «мир преисполнился той любовью, которая царствует в предвечном совете живоначальной Троицы»30. Смыслом христианской заповеди любви к ближнему (а значит, ко всему живому) одухотворено все существующее на земле. Е.Фарыно, рассматривая аспект « греховности — виновности и жертвенности - искупления » в повести, пишет: « В последней главе это получит выражение заповеди о любви к ближнему, а тем самым - христофоричности человека»31. В связи с этим Цветков у Е.Фарыно « третье лицо троицы , т.е. искупитель ». Эта же мысль обнаруживается и в работе Т.В.Арутюнян: «Христианское миропонимание, проявившееся в ранней лирике Б.Пастернака, лежит в основе его религиозных, философских и эстетических взглядов. Центральное место в художественном творчестве поэта занимает проблема личности и ее назначения, рассматриваемая под углом христианской жертвенности»32.
Проблема имени как средства постижения (называния) и преображения реальности, поставленная в «Детстве Люверс», близка к идеям русских философов школы всеединства (С.Н.Булгакова, А.Ф.Лосева, П.А.Флоренского), оказавших огромное влияние на русскую культуру первой половины XX ст.33. Имя и слово (язык) трактуются в русской религиозной философии как «универсальная основа «всего». Этот факт связывается с тем, что прообразом имени и именования признается Имя Божие, которое «проницает собой все» - содержит в себе все имена»34.
О сущности философии А.Ф.Лосева Е.А.Тахо-Годи пишет следующее: «Во многом ... это обширный комментарий к первым строкам Евангелия от Иоанна ... К формуле «мир как слово», «мир как имя» сводится суть большинства его религиозно-философских работ»35. Рассматривая «философию имени» в творчестве Б.Пастернака, Е.А.Тахо-Годи отмечает, что « ... в первую очередь, сближает А.Ф.Лосева и Б.Л.Пастернака особое отношение к слову»36.
Поиск имени, названия для того, что не оформлено, не выявлено, не определено, постоянно занимает мысли маленькой Жени: «Зато нипочем нельзя было определить того, что творилось на том берегу, далеко-далеко: у того не было названия и не было отчетливого цвета и точных очертаний; и волнующееся, оно было милым и родным и не было бредом, как то, что бормотало и ворочалось в клубах табачного дыма, бросая свежие, ветреные тени на рыжие бревна галереи» .
Мечта об идеальной дружбе и «Вечной Женственности» в романе Л.И. Добычина «Город Эн»
Обращение к точке зрения ребенка, к его взгляду на мир характерно не только для русской прозы первой трети XX века (к примеру, «Трагический зверинец», 1907, Л.Зиновьевой-Аннибал, « «Котик Летаев», 1922, А.Белого, «Дневник Кости Рябцева», 1928, Н.Огнева), но и для прозы зарубежной (Д. Джойс «Портрет художника в юности», 1916).
Последние произведения Л.И. Добычина «(«Дикие, «Шуркина родня», «Город Эн») - целиком или в значительной степени посвящены детям, становлению личности» . М.В. Строганов в статье ««Повесть о детстве» в творчестве Л.Добычина» отмечает: « ... «повесть о детстве» используется как точка зрения, как специфическая форма остранения изображаемого предмета ... Эта «наивная» точка зрения как прием остранения в прозе Добычина восходит к Л.Н.Толстому».
Е. Гениева в предисловии к книге Д.Джойса пишет о романе «Портрет художника в юности»: «Роман отчасти автобиографичен ... В центре внимания автора ... внутренняя жизнь, внутреннее становление молодого поэта»155. М.С.Бодров и Т.М.Бодрова, рассматривая роман Л.И.Добычина «Город Эн» (1934), отмечают как типологическю черту следующее: «Можно также считать, что перед нами своего рода вариант писательской автобиографии ... рассказ о выявлении конкретным лицом своей профессиональной природы».
Л.И.Добычин рисует своего героя неординарным, тонко чувствующим, воспринимающим мир оригинально благодаря неповторимому внутреннему видению. Поэтическая натура главного героя постепенно раскрывается на страницах романа «Город Эн», в котором описаны детство и юность будущего поэта.
Мальчик в «Городе Эн» постепенно превращается в юношу: он «взрослеет на девять лет» за время романа. Наставники, прямо или косвенно влияющие на мальчика, являются проводниками для созревания художественного таланта в нём.
Тема духовного наставничества соприкасается в романе Добычина с темой дружбы. Молодому герою романа дружба видится как идеальный союз благородных душ, как воплощение античных представлений о гармонии личностей. Друг — это не только попутчик на том или ином этапе жизненного пути, но и вечный попутчик, наставник. «Я пожал Сержу руку: -Мы с тобой - как Манилов и Чичиков. - Он не читал про них. Я рассказал ему, как они подружились и как им хотелось жить вместе и вдвоем заниматься науками»157, - рассказывает герой-повествователь. И далее; «На сцене была бричка. Лошади бежали. Селифан хлестал их. Мы молчали. Нас ждала Маниловка и в ней - Алкид и Фемистоклюс, стоя на крыльце и взяв друг друга за руки» .
Описанная Гоголем Маниловка представляется юному герою идиллической усадьбой, где можно жить вдали от суетного мира и заниматься искусствами и науками. Поэтому Алкид и Фемистоклюс — дети гоголевского Манилова — описаны в рамках идиллического хронотопа: они стоят на крыльце, взявшись за руки. Перед нами идеальные друзья, живущие в согласии и гармонии, когда каждый является ангелом-хранителем, товарищем и наставником другого. Именно такую дружбу мальчик предлагает Сержу, но полностью осуществиться, реализоваться такая дружба может лишь в мифическом городе Эн, описанном Гоголем. Этот город, о путешествии в который мечтает герой, представляется мальчику не скучным и прозаичным, а неким идеалом, целью жизненного пути.
Повествователь воспринимает гоголевских персонажей - в частности, Чичикова и Манилова - в качестве образца для подражания: «Я взял книгу и читал, как Чичиков приехал в город Эн и всем понравился. Как заложили бричку и отправились к помещикам, и что там ели. Как Манилов полюбил его и, стоя на крыльце, мечтал, что государь узнает об их дружбе и пожалует их генералами»159.
Древнегреческие философы рассматривали дружбу как воплощение добродетельности и мудрости, выделяли духовное начало дружбы, в которой отношения строятся на искренности и доверии, а друг становится для человека вторым «я». Подобное представление о дружбе исповедовали и представители русского и европейского литературного романтизма. Именно поэтому романтику и мечтателю Манилову кажется, что государь, узнав о его высокой дружбе с Чичиковым, непременно пожалует их генералами. Однако у Гоголя античная и романтическая традиция высокой дружбы осмыслена иронически, более того, на примере Манилова Гоголь развенчивает античный и романтический культ высокой дружбы двух друзей-мудрецов. Манилов грезит о дружбе с Чичиковым, которая оказывается не более чем романтической иллюзией.
Юный герой романа Добычина безоговорочно верит в благородную дружбу Манилова и Чичикова. Более того, на основании этой модели дружбы мальчик проектирует собственные отношения с Сержем, предполагая стать вторым «я» и ангелом-хранителем для него.
Мужской мир привлекает мальчика, он ищет сближения с ним, но часто ощущает себя непонятым, разочарованным. В отличие от женского мира, который сам активно воздействует на героя, мужской, по его мнению, -бескорыстен и открыт. М.С. и Т.М. Бодровы обращают внимание на справедливое высказывание А.Ю.Арьева; «.,. совершенно прав автор предисловия к изданию Л, Добычина в сборнике «Расколдованный круг», А. Арьев, пристыдивший: «Никто печатно не обмолвился о магистральной положительной теме повести, написанной о вкорененном человеческом желании дружбы и духовного общения, о врожденной потребности в них». Это человеческое качество отмечено у Л. Добычина не только знаком бескорыстия и открытости, но и подвижничества»160.
Герой-рассказчик ищет друга, надеясь на равноценное общение, а Серж становится в определенном смысле его наставником. АХ.Петрова подмечает: «Внешняя, скорее литературная инфернальность Кармановых, заданная не только смуглотой и черноволосостью матери и Сержа, но и портретным сходством между Кармановой и главным героем «Мертвых душ», найденным повествователем, подкрепляется перекличкой «брусничного фрака с искрой» ... Используя соотношение персонажей в «Мертвых душах», можно сказать, что главный герой занимает в романе наивную позицию Манилова, тогда как меркантильность, скупость Кармановых позволяет соотнести образы Сержа и его матери с образом Чичикова»161.
В начале романа Карманова представляется герою «дамой-Чичиковым». В дальнейшем мальчик переносит это восприятие на ее сына Сержа («Мы с тобой как Манилов и Чичиков») . Здесь обнаруживается бессознательное желание рассказчика если не быть ведомым, то уступать другу, делать для него что-то приятное, поскольку рассказчик отождествляет себя с мечтательным гоголевским персонажем («Я стоял, как Манилов») . В поэме Н.Гоголя именно Манилов мечтает о «благополучии дружеской жизни», Чичиков же лишь преследует свои цели. Герой так никогда и не узнает, был ли Серж тем «страшным мальчиком», что так напугал его. Таким образом, идеал дружбы, которую представляет себе рассказчик, основан на взаимоотношениях книжных персонажей, но в «Мертвых душах» дружба не осуществлена, она остается мечтой Манилова. Совместное переживание, взаимопонимание в том плане, которого ждет повествователь, затруднено и в переживаемой им реальности. М.С. и Т.М. Бодровы замечают, какая пропасть лежит между повествователем и Сержем, считавшего Дон-Кихота дураком; «Не читавший про Манилова и Чичикова Серж Карманов, в сущности, выступает от лица как раз Чичикова. Не того, каким его увидел мечтатель-рассказчик, а своего -делового, практичного, что выразилось в его характеристике Дон-Кихота. Главное же - контекст ситуации подсказывает читателю: Добычин именует своего героя-рассказчика уже не Маниловым, а именно Дон-Кихотом, но не кармановским, а сервантесовским — высоким, вечностным, трагедийным»164.
Православные наставники в прозе В.А. Никифорова-Волгина (сборники «Земля именинница» и «Дорожный посох»)
Тема наставничества и, прежде всего, наставничества духовного воплощена во многих широко известных произведениях писателей русского зарубежья, таких как A.M. Ремизов, Б.К.Зайцев, И.С.Шмелев, Н.А.Тэффи. Наставник в творчестве этих писателей в условиях утраты родины сохраняет культурную память, традиции, которые противостоят забвению о России. С.Г.Семенова точно охарактеризовала духовную миссию писателей старшего поколения, оказавшихся в изгнании: «Как свое задание они поняли и приняли художественный долг представить те сокровенные ценности и святыни, что были отброшены, попраны или деформированы советской эпохой; это и связь поколений, и вера, и церковь, и ее подвижники и святые, и освященный народный быт ... ».332 Творящая и воскрешающая память незримо сопутствовала героям эмигрантской прозы 1920-1930-х годов, являлась универсальной духовной наставницей, оберегающей изгнанников на чужбине.
Культурное пространство дома, семьи, родной земли отражено в поэзии и прозе русского зарубежья, и, в частности, в автобиографическом рассказе М.А.Осоргина «Земля» (1929), Связующим звеном в цепи воспоминаний рассказчика становится русская земля. Перебирая ее частичку, присланную другом в «шкатулке карельской березы»333, он мысленно обращается к родным местам, к земле, на которой вырос, к образу отца, научившего бережно, любовно относится к родной природе. Рассказчик отмечает, что старшее поколение семьи старалось передать потомкам, будущим хозяевам, хранителям традиций рода, уважительное отношение к земле: « - Проси отца свозить тебя в имение посмотреть нашу землю, -советует бабушка главного героя, столбовая дворянка, - Земли-то теперь мало осталось, все разделено да распродано, а все же взглянуть тебе нужно, потому что от этой земли ты и произошел»»334. Но центральной темой рассказа является общечеловеческая, внесословная любовь к родной земле, глубинную связь с которой ощущает рассказчик: «Любовь к земле, страстная к ней тяга, я бы даже сказал, мистическое ей поклонение, - не к земле-собственности, а к земле-матери ... это действительно осталось во мне на всю жизнь ... Но не портретами и не Бархатной книгой внушается такая любовь. Она входит в человека незаметно, чаруя его видом первой весенней проталины, заражая радостью проснувшегося к новой жизни поля, изумляя пышностью и многоцветностью земных покровов ... » .
Духовная связь с культурным пространством родины, осознание принадлежности к русскому национальному космосу - спасение от трагического одиночества в изгнании: Вот Русь моя: в углу, киотом, Две полки в книгах — вот и Русь. Склонясь к знакомым переплетам, Я каждый день на них молюсь.
Рублевый Пушкин; томик Блока; Все спутники минувших дней — Средь них не так мне одиноко В стране чужих моих друзей.
Над ними — скромно, как лампада, Гравюра старого Кремля, Да ветвь из киевского сада-Вот Русь моя.336
Но писателей младшего поколения, покинувших Россию, не покидало ощущение «пустоты; сознание, что связи не то чтобы порвались, а что их вообще нет ...» . Обреченное на слияние с иноязычной культурой и в то же время на собственное культурное одиночество, молодое поколение русской эмиграции 1920-1930-х годов (так называемое «незамеченное поколение») испытывало постоянную потребность в духовном наставничестве. Образы духовных наставников были необыкновенно значимы для художественного мира молодого поколения русских эмигрантов, таких как Г. Газданов или Б.Ю.Поплавский.
Тема наставничества отражена в разных жанрах литературы русского зарубежья: в романах, повестях, рассказах, в автобиографической и мемуарной прозе, а также в публицистике. Авторы стремились не только воссоздать картину прежней жизни, домашнего уклада и воспитания ребенка, но и проследить пути духовного становления человека в обстоятельствах эмиграции. Этому посвящались произведения А.Т.Аверченко, И.А.Бунина, Г.Газданова, Б.К.Зайцева, А.И.Куприна, В.В.Набокова, М.А.Осоргина, А.М.Ремизова, Саши Черного, А.Н.Толстого, И.С.Шмелева и многих других.
В творчестве И.С. Шмелева становление души человека соотнесено с христианскими ценностями, и наставники в его произведениях способствуют восприятию ребенком православной веры. Образы наставников-антагонистов (Паши и Серафимы) предстают в повести «История любовная» (1927). Паша олицетворяет идеал христианской жертвенности и женской чистоты. Она спасает Тоню, дав обет отправиться в монастырь, и тем проявляет истинное назначение заступницы, указательницы пути. Не случайно герой сопоставляет ее с Богородицей.
В повести И.С.Шмелева «Богомолье» (1931) и романе «Лето Господне» (1933) формированию православного человека служит наставник Горкин, мудрец и знаток христианского вероучения. В романе «Лето Господне» развёрнуто представлен календарный цикл, отражающий христианское (православное) восприятие времени. Мальчик учится и постигает мир, высший смысл бытия, живя по православному календарю. Можно считать именно его главным духовным наставником, потому что в циклической повторяемости священных событий заключён высший смысл вечного бытия.
Наставническая роль памяти и формы её воплощения в рассказах Н.А.Тэффи и А.Т. Аверченко
В творчестве Н.А.Тэффи в соответствии с традициями русской классической литературы «золотого» XIX столетия наставническая роль отведена няне. Но Тэффи следует этой традиции своеобразно, поскольку в её ранних рассказах няня изображена в комическом ключе, а не как интуитивно-мудрая наставница «от народа», благодаря которой ребенок постигает народную душу. Речь идет о таких рассказах, как «Крепостная душа» (сборник «Неживой зверь», 1916), «Покаянное» (сборник «Тихая заводь», 1921).
Однако в поздних рассказах Тэффи на первый план выступают такие составляющие образа няни, как доброта и способность внести гармонию в мир семьи. Так, в рассказе «Ностальгия» няня является хранительницей домашнего очага и традиций русского быта. Наставниками в рассказах Тэффи выступают гувернантка («Катерина Петровна», 1930), бабушка («Золотой наперсток», 1930), посторонние люди, оказавшие влияние на формирование человеческой души («Марцелина» в сборнике «Вечерний день», 1924). Роль наставника отведена не только людям, но и предметам, с которыми человек долгое время соприкасался («Тихий спутник», 1927, «Золотой наперсток»). По мнению Тэффи, эти предметы наделены душой, поскольку заключают в себе «эманации» человека и соотнесены с воспоминаниями. Ни одно соприкосновение с окружающим миром (с людьми, с предметами, с миром природы) в художественном мире Тэффи не проходит бесследно для человека. Тэффи задается вопросом: что же способствует формированию души? Героиня ее рассказа «Подземные корни» (1935) мучается от невозможности понять себя; «Потом, через двадцать лет, она скажет в страшную, решающую минуту своей жизни:
- Почему я не умею так делать, как другие? Почему я ни в чем никогда не могу притворяться?»424. Рассмотрению скрытых причин поступков человека посвящены рассказы Тэффи (по большей части автобиографические), отражающие глубинный процесс восприятия мира ребенком («Подземные корни», «Окно» (1930)).
Название рассказа «Подземные корни» глубоко символично. Речь идет о корнях Древа Жизни, которые, согласно преданию, уходили глубоко в подземный мир и питались водами подземных рек. Символизм дерева связан с символизмом космоса, с основными космическими процессами, такими как согласованность всех сфер бытия, рост, процессы зарождения и возрождения. «Дерево с его корнями, находящимися под землей, и с его ветвями, вздымающимися к небу, символизирует направленную вверх тенденцию, а посему соотносится с другими символами, такими, как лестница и гора, представляющими общие взаимосвязи между «тремя мирами» (нижний мир: преисподняя, ад; срединный мир: земля; горний мир: небо)»425, - указывает Х.Э. Керлот.
Подземные корни в рассказе Тэффи - это и корни человеческой психики, уходящие в подсознание, в детство. Соответственно, детство понимается как период, когда поступки маленького человека максимально интуитивны, спонтанны, связаны с не логическим слоем сознания, а с подсознанием и психическим бессознательным (термины 3. Фрейда и К.-Г. Юнга). И Фрейд, и Юнг представляли человеческую психику как айсберг, подводная часть которого никому не видна, объясняли поведенческие механизмы, исходя из бессознательных реакций психики.
В данном случае поступки взрослой Лизы определяются миром детства, событиями, произошедшими в этом мире, — т.е. «подземными корнями» сознания. Героиня не умеет притворяться, ведет себя спонтанно, эмоционально, как ребенок, ее поступки во многом определяются детской обидой на брата, игравшего в «героизм», но не понимавшего подлинной сути этого слова, состоящей в защите слабых и угнетенных.
Рассказ «Подземные корни», посвященный одному дню из жизни маленькой Лизы, композиционно разделен на две части, В каждой из частей рассматриваются ситуации, самым существенным образом повлиявшие на становление души Лизы, Маленькая девочка считает унизительным для себя сидеть за общим столом на трех больших книгах, подложенных на стул. Автор рассматривает этот факт как одну из возможных причин постоянного стремления Лизы в будущем «как-то подняться, возвыситься, снять обиду»426.
Лиза постигает смысл слова «любить», и наставническая роль матери, женщин этой семьи здесь особенно важна. В восприятии Лизы любовь соотнесена с нежностью, с жалостью (так она любит своего картонного слоника, «любит до боли» ). Отношение матери не дает Лизе возможности почувствовать ее любовь. Материнское чувство проявляется в замечаниях, направленных на то, чтобы дочь росла воспитанной и аккуратной (то есть соблюдала общепринятые нормы), но Лиза не ощущает настоящей любви: «То зачем растрепанная, то зачем локти на стол, то грязные ногти, то носом дергаешь, то горбишься, то не так вилку, то чавкнула. Весь день, весь день! За это, говорят, ее надо любить»428,
В ответ на замечания тети, стоя в церкви, девочка вспоминает, что «отлично умеет молиться. «Пошли, Господи, здоровья папе, маме, братцу Грише, тете Жене и мне, младенцу Лизавете». Знает «Богородица Дево радуйся»»429. Но взрослый мир требует от нее соблюдения общепринятых правил. Лиза пытается понять, как их соблюдают, как «любят Бога» другие:
«Вот Варвара кланяется в пояс, крестится, закидывает голову назад и потом сжатой горстью дотрагивается до полу. Тетя Женя, та подкатывает глаза и качает головой, точно с укором. Вот, значит, так надо любить»430. Девочка ощущает чувство вины за то, что все делает неправильно, не так как другие. Постоянные замечания матери, тети и няни, их наставления о том, как и что надо делать, отзываются в душе ребенка, способной к глубокому чувству, тоской: «И Бога надо любить!» .
Лизу привлекает игра в солдатики, в которую играет старший брат Гриша с друзьями. В противостоянии няньки Варвары и Гриши, который хочет удалить мешающую ему сестренку, Лизе видится поединок за ее честь: «Она прекрасная дама, перед которой сражаются два рыцаря. Варвара защищает ее цвета»432. Слово «герой», произнесенное мальчиками в игре, ассоциируется в восприятии Лизы с миром мечты, сказки, которую она только что себе представляла. Но жестокость брата навсегда лишает понятие «герой» романтического ореола в глазах Лизы: «Лизе безумно любопытно взглянуть на героев ... Она тихонько сползает со стула, подходит к столу, вытягивает шею и близко-близко, словно обнюхивая, смотрит. -Трах!
Гриша ударил ее прямо по носу кулаком. - Кровь! Кровь! — кричит кто-то. На поле сражения брызнула первая кровь»433. Картина детства проецируется автором на будущее Лизы, выявляя причину, по которой взрослый человек воспринимает жизнь именно так: «Через много лет она скажет:
- Нет, я никогда не полюблю вас. Вы — герой. Самое слово «герой» вызывает во мне, я не знаю почему, такую тоску, такое отчаяние. Я же говорю вам, что не знаю почему. Мне близки тихие-тихие люди. С ними мне спокойно. Ах, я не знаю, не знаю, почему»434, Лизе чужды герои; героическое начало навсегда соединено для нее с кровью, со стремлением к самоутверждению.
