Введение к работе
Диссертация посвящена описанию рецепции французской «неистовой словесности» в русской критике и литературе 1830-х гг. Под «рецепцией» в данном исследовании понимается восприятие инокультурных явлений и их адаптация в новом семантическом поле. «Неистовой словесностью» в русской литературоведческой традиции называется определенное направление во французской прозе конца 1820-х – начала 1830-х гг., связанное с именами В. Гюго и Ж. Жанена, романы которых «Последний день приговоренного к смерти» и «Мертвый осел и гильотинированная женщина» явились своего рода его литературными манифестами. Некоторые исследователи считают возможным говорить о «неистовой школе» или «школе Гюго и Жанена».
Необычность ситуации состоит в том, что во французском литературном сознании такого направления в строго очерченном виде никогда не существовало. Писатели, относимые к «неистовой школе» (Э. Сю, Э. Бюра де Гюржи, И. Ренье-Детурбе, А. Карр, П. Борель), никогда не декларировали своего литературного единства, как, впрочем, и вожди школы, Гюго и Жанен, в принципе, представлявшие в своем творчестве разные направления в истории нового французского романа. Выражение «неистовая словесность» возникло как прямая калька французского «la littrature frntique», но русское и французское понятия совершенно не равнозначны и покрывают собой разный спектр литературных явлений.
Под «френетическим» понимается такое литературное пространство, которое связано с мотивами смерти, страдания, насилия и т. д., то есть с экстремальными и подчеркнуто небытовыми явлениями человеческой жизни. В связи с этим можно говорить о «френетической» традиции, которая сохраняется в искусстве вплоть до настоящего времени. В современном французском исследовании А. Глиное, посвященном френетической литературе, френетическая традиция прослеживается с XVI–XVII вв. (жанры «происшествий», «кровавых слухов» и «трагических историй»). Она отчетливо проявляет себя в немецком так называемом «тривиальном» романе XVIII – начала XIX в. и в английском «готическом» романе, в связи с которыми и был впервые использовал термин «l’cole frntique», введенный в 1821 г. в статьях Ш. Нодье о романе Х. Г. Шписса «Маленький Петер». По-разному в разные эпохи отзываясь в «высокой» литературе и порой оказывая несомненное влияние на ее достижения, френетическая традиция остается в целом все же прерогативой литературы массовой, эксплуатирующей френетические темы и мотивы на потребу широкого невзыскательного читателя.
Очевидное различие между русской и французской литературоведческими традициями было отмечено Е. Е. Дмитриевой: «В отличие от Франции, где понятие “френетическая литература” было, как мы уже видели, довольно широким и нередко относилось к произведениям XVIII в., в России термин “неистовая словесность” закрепился исключительно за литераторами, которые вступили на литературное поприще во второй половине 20-х – начале 30-х годов». Перед нами случай, когда в процессе рецепции воспринимающее сознание создает новую литературную реальность.
Степень изученности темы. «Неистовая словесность» как факт русского литературного сознания впервые была рассмотрена в работах В. В. Виноградова 1920-х, объединенных в книге «Эволюция русского натурализма» (1929). Виноградовым последовательно разрабатывался концепт «циклизации», под которой понималось объединение литературных произведений на основании сходства конструктивных моментов их поэтики. Виноградов разводил понятия «школы», существование которой в той или иной мере открыто постулируется ее приверженцами, и «цикла» – рецептивного конструкта, возникающего в сознании читателя. Принципы циклизации «неистовой словесности» были определены исследователем на основании многочисленных критических отзывов, где в качестве типичных признаков направления выделялись мотивы морального и физического разложения (злодеяние, убийство, посрамление чести, кровосмешение и проч.). Под определение «неистовых» попадало, с точки зрения Виноградова, огромное количество текстов самой разной природы, что приводило к размыванию границ цикла: «Этим путем, путем синтезов разнородных форм, возникали новые, не вмещавшиеся в пределы “ужасной натуры” конструкции, которые вели или к изменению примет “неистовой словесности”, то есть к перестройке представления о ней, или же к новым критериям и новым типам циклизации». По мнению Виноградова, вообще, вероятно, имеет смысл говорить не об одном, а о нескольких «неистовых» литературных направлениях, каждое из которых характеризовалось своими особенностями поэтики. Вслед за Виноградовым жанровую и стилистическую неоднородность явления отмечал и Б. В. Томашевский, предложивший в статье «Французская литература в письмах Пушкина к Е. М. Хитрово» развернутый обзор французского романа начала 1830-х гг. и выделивший несколько типов «неистовых» текстов («экзотическая ужасная литература», средневековый экзотизм, «роман ужасного в обыденном»). Большой вклад в изучение «неистовой словесности» был сделан Б. Г. Реизовым, посвятившим ей несколько работ. Разные мнения высказывались в отечественном литературоведении относительно генезиса «неистовой словесности». Иногда она рассматривалась как прямое продолжение традиции готического романа (Ю. В. Алавердов, С. Р. Брахман), однако больше сторонников имеет точка зрения, согласно которой «неистовая словесность» представляет собой особый, хотя и генетически родственный готическому роману жанр, зарождение которого связано с романами Жанена и Гюго. Достаточно подробно изучен вопрос об отношении к «неистовой словесности» А. С. Пушкина (работы И. М. Тойбина, Н. Д. Тамарченко, А. Б. Криницына, В. А. Мильчиной, Е. Е. Дмитриевой, О. В. Астафьевой).
Несмотря на то, что «неистовая словесность» вызывала интерес у самых авторитетных исследователей XX в., представляется, что эта тема еще не получила должного освещения в научной литературе. Так, никогда не предпринималось попыток проследить саму историю появления понятия «неистовая словесность» на русской почве, недостаточно изученной представляется рецепция «неистовой словесности» в русской литературе 1830-х гг. – ее восприятие русским литературным сознанием и адаптация в национальном культурном пространстве. Причем и здесь проблема рецепции, как правило, решалась на материале писателей «первого ряда» – Пушкина, Гоголя, Лермонтова, и ограничивалась вопросом индивидуальных влияний наиболее репрезентативных «неистовых» авторов и произведений. Такой «вершинный» подход к изучению литературных влияний не соответствует принципам современного сравнительно-исторического исследования. Необходимо расширить поле исследования, перенеся акцент со сферы индивидуального влияния на «фоновое» восприятие «неистовой словесности», ее воздействие на массовое литературное сознание эпохи. Именно отсутствием работ, полноценно и на широком материале описывающих процесс рецепции французской «неистовой словесности» в русской литературе 1830-х гг., обусловлена актуальность диссертационной работы. Этот пробел остается достаточно ощутимым для историка литературы, поскольку есть все основания полагать, что «неистовая словесность» оказала существенное влияние на формирование русского литературного сознания 1830-х гг. и особенности ее рецепции могут прояснить и скорректировать наши представления о развитии русской литературы этого и следующего десятилетия.
Все это определяет цель работы: описать процесс рецепции «неистовой словесности» в русской литературе с привлечением максимально широкого материала журналистики и массовой беллетристики и определить степень влияния этого направления на русское литературное сознание 1830-х гг.
Такая цель требует сформулировать следующие задачи исследования:
1. Собрать необходимый для изучения рецепции «неистовой словесности» критический материал путем фронтального просмотра русской периодической печати 1830-х гг.
2. Описать историю появления в России самого понятия «неистовая словесность» и определить те конструктивные моменты поэтики, которые оказывались в глазах русских читателей определяющими для отнесения того или иного произведения к этому литературному течению.
3. Описать основные этапы и особенности процесса рецепции «неистовой словесности» в хронологической перспективе.
4. Определить круг художественных текстов, использующих мотивы «неистовой словесности» и рассмотреть характер этого использования.
Предметом исследования стала русская критика и журналистика 1830-х гг., а также русская литература этого периода, обращавшаяся с той или иной целью к «неистовым» сюжетам и мотивам. Что касается собственно литературных текстов, то из рассмотрения были сознательно исключены авторы и произведения так называемого «первого ряда». Вопрос об отражении «неистовой словесности» в творчестве Пушкина, Гоголя и Лермонтова, с одной стороны, уже в какой-то мере разработан, с другой – достоин стать предметом отдельных монографических исследований. Сознательный выбор в пользу массовой беллетристики был обусловлен стремлением не описать соприкосновение одной национальной литературной традиции с другой в ее вершинных проявлениях, а воссоздать именно некое коллективное литературное сознание современников.
На защиту выносятся следующие положения:
1. «Неистовая словесность» как литературное направление является производной рецепции современной французской прозы русским литературным сознанием 1830-х гг.
2. Основным заданием русской критики 1830-х гг. стало осмысление «неистовой словесности» в ее эстетическом и социальном аспектах.
3. Конститутивными признаками «неистовой словесности», объявленной порождением революций 1789 и 1830 гг., были признаны отрицание всех существующих законов искусства и обращенность к ужасной и отвратительной действительности.
4. Середина 1830-х гг. характеризуется полномасштабной кампанией против «неистовой словесности», поддержанной на официальном государственном уровне, а в литературной сфере связанной в первую очередь с журналистской и редакторской деятельностью О. И. Сенковского.
5. В статьях Сенковского происходит подмена понятий: вместо «неистовая словесность» чаще начинает применяться определение «юная словесность», позволяющее распространить границы явления на всю область современной социально заостренной французской прозы. Основной характеристикой «юной словесности» в русской критике становится ее «безнравственность», понимаемая как подрыв существующих общественных установлений и традиционных ценностей.
6. Критическое осмысление не только иностранной, но и собственно русской литературы часто включало в качестве необходимого элемента сопоставление художественного текста с литературным опытом французских «неистовых» писателей.
7. Рецепция «неистовой словесности» сочетала повышенный интерес к ее художественной системе с одновременным неприятием принципов ее идеологии и поэтики.
8. Для русской массовой беллетристики «неистовая словесность» послужила своего рода катализатором обращения к старой френетической традиции. Художественные достижения «неистовой словесности» литературой «второго» и «третьего» ряда были в основном проигнорированы.
Метод исследования. При написании работы использовался преимущественно историко-литературный подход к материалу, ориентированный на анализ литературных произведений и критических высказываний в максимально широком литературном и социо-культурном контексте и интегрирующий разные методологии – приемы компаративного анализа (установление литературных параллелей, заимствований, аллюзий), анализ читательской рецепции, элементы биографического метода и проч.
Научная новизна исследования определяется, в первую очередь, широтой выявленного и вводимого в исследовательский обиход литературно-критического материала русской периодической печати 1830-х гг. Впервые в отечественном литературоведении делается попытка описать основные этапы и особенности процесса рецепции «неистовой словесности» в хронологической перспективе и оценить роль этого литературного явления в формировании русского литературного сознания 1830-х гг.
Теоретическая и практическая значимость работы. Материалы диссертации могут быть использованы в основных курсах «История русской литературы XIX века», «История русской критики», в специальных курсах, посвященных русской прозе 1830–1840-х гг., русско-французским литературным связям, русской переводной литературе XIX в., а также для изучения русской литературы второго ряда и массовой беллетристики соответствующего периода.
Апробация диссертации. Основные положения диссертации излагались в докладах на Конференции молодых филологов «Современные методы исследования в гуманитарных науках» (Санкт-Петербург, ИРЛИ РАН, 2010) и заседаниях Отдела пушкиноведения ИРЛИ РАН.
