Введение к работе
Предметом исследования в диссертации является эволюция проблемы биографии писателя в творчестве Набокова 1930-х - начала 1940-х гг. в контексте развития русской и западноевропейской традиции жизнеописания. Поджанр биографии писателя привлекал внимание Набокова на протяжении всего творческого пути, о чем, в первую очередь, красноречиво свидетельствует ряд его собственных обращений к этому поджанру: незаконченная биография Константина Годунова-Чердынцева и «Жизнь Чернышевского» в «Даре» (1936-38), биографическая мистификация «Василий Шишков», жизнеописание «Николай Гоголь» (1942-1943), а также произведения, в которых напрямую затрагивается проблема биографического жанра (прежде всего, франкоязычное эссе «Пушкин, или правда и правдоподобие» (1937), американские романы «Истинная жизнь Себастьяна Найта» (1938-1939) и «Бледное пламя» (1962)). Все эти произведения можно представить как ступени (или уровни) некого единого биографического сверхтекста, повествующего о судьбе художника слова и способах постижения его реальности биографом, причем функция биографа постепенно видоизменяется: из традиционного жизнеописателя он превращается в критика, чтеца, переводчика и ретранслятора внутрихудожественных смыслов, учителя чтения, интерпретатора художественного текста, понимаемого как единая сложноорганизованная и многоуровневая структура, некий отдельный самодовлеющий мир, постижение которого требует напряженной внутренней работы со стороны читателя. Так складывается большой поэтико-биографический проект Набокова, сопоставимый по масштабу с незавершенным пушкинско-державинским проектом В. Ходасевича и с историко-биографическим проектом Тынянова.
Цель Набокова-биографа – научить(ся) понимать художественную реальность писатель, наслаждаться деталями и поэтическими мелочами, понимать «магию поэзии», переосмыслить художественное творчество как единственную и истинную биографию писателя. Этот «проект» (мы позволим употреблять себе это понятие, хотя, строго говоря, «проектом» он не был) длиною в несколько десятилетий: начавшись в 1934 году с исследования судьбы Н. Г. Чернышевского и параллельно - жизни отца Годунова-Чердынцева, он продолжился в знаменитых лекциях Набокова о русской и зарубежной литературе 1940-х гг., а также в комментариях к «Евгению Онегину», над которыми писатель трудился все 1950-е гг.
Объектами нашего исследования будут незаконченное жизнеописание К. Годунова-Чердынцева (2-я глава) и биография Чернышевского (4-я глава) из романа «Дар» (1934-1938), речь В. Набокова «Пушкин, или правда и правдоподобие» (1937), роман «Истинная жизнь Себастьяна Найта» (1938-1939) и жизнеописание «Николай Гоголь» (1942-1944). В 4-й главе «Дара», в «Истинной жизни…», «Николае Гоголе» биография писателя является центральной проблемой построения повествования и философии набоковского творчества. Здесь особо выделяется 2-я глава «Дара», внешне не связанная с биографией писателя, но определенным образом соотносящаяся с ней - так, отец героя Константин Годунов–Чердынцев, географ-путешественник, по-своему является свободным художником и символически замещает фигуру Пушкина и все творчество в целом (о чем напрямую говорится в тексте романа). К корпусу биографий писателя органично примыкает мало исследованное эссе Набокова «Пушкин, или правда и правдоподобие», в котором творчество Пушкина рассматривается и переосмысляется как его главная и единственная биография.
Актуальность предпринятого диссертационного исследования мотивирована приоритетным вниманием, которое уделяется в современном литературном процессе творчеству Владимира Набокова. Осмысление жанра жизнеописания у Набокова вносит кардинальные коррективы в типологию биографического письма европейского модернизма, а также соединяет поэтику ранних произведений «английского» Набокова с его русской романистикой. Данная работа позволяет рассмотреть литературную технику Набокова и его специфическую концепцию биографии писателя как логичное продолжение философии творчества, вписать ранние английские произведения Набокова в модернистский контекст; осветить историко-литературные и типологические связи Набокова с трудами Ю. Айхенвальда, формалистов (включая историко-биографическую концепцию Ю. Тынянова), эстетикой М. Бахтина, «пушкинским» проектом В. Ходасевича, метафизикой М. Бицилли и с биографиями Л. Стрейчи; рассмотреть «Жизнь Чернышевского» как модернистский тип «новой биографии»; выявить ряд новых аллюзий в пушкинской речи 1937-го и определить ее место в пушкиниане юбилейного года; разобраться в субъектно-объектных отношениях в романе «Истинная жизнь Себастьяна Найта»; уточнить жанр «Николая Гоголя» в сопоставлении с другими типами модернистского жизнеописания (например, «Орландо» В. Вулф), выявить их общие «стернианские» корни и описать повествовательные особенности «неклассической биографии».
Научная новизна работы заключается в том, что указанные тексты Набокова впервые проанализированы как части единого философско-биографического «проекта», который был результатом рефлексии писателя над возможностями модернистского жизнеописания, а также предложена типология основных биографических концепций 1920-1930-х гг., в которую органично вписывается набоковская биография. Несмотря на многие ценные исследования отечественных и западных набоковедов, проблема биографического жанра в творчестве Набокова находится в странно маргинальном положении в современной русистике. До сих пор не выявлен генезис биографической поэтики Набокова, не создана исчерпывающая классификация его теории жизнеописания в контексте т. н. «новой биографии»; тексты Набокова не включаются в исследования по модернистской теории биографии 1920-1930-х гг. и часто характеризуются как «антибиографические» (М. Маликова, Л. Эдел), причем часто не поясняется, в каком смысле они «антибиографичны».
Непонимание биографической концепции писателя, игнорирование историко-литературных и типологических связей с биографическими текстами его времени приводит к истолкованию «Жизни Чернышевского» как пародийной «антибиографии» (Дж. Б. Фостер), к искаженному прочтению романа «Истинная жизнь Себастьяна Найта», окончательная точка в интерпретации которого так и не поставлена, к непониманию жанрово-поэтических особенностей книги о Гоголе, которую характеризуют то как биографию (М. Буш), то как эссе (А. Люксембург, Н. Иванова, А. О. Мазурик, М. Баканова, М. Антоничева), то как «полу-критику, полу-художественную прозу» (Э. Филд), то как «художественное исследование» (Л. Токер), как «биографию, превращающуюся в фантасмагорию» (А. Павлов) и даже как чистую «фантасмаграфию» (М. Уокер).
Неготовность современного набоковедения вписать указанные тексты в биографический контекст эпохи привела, в частности, к тому, что до сих пор не выявлены типологические и интертекстуальные связи «Жизни Чернышевского» с т.н. новой биографией, не составлен историко-литературный комментарий к эссе «Пушкин, или правда и правдоподобие», книге «Николай Гоголь». Три варианта комментариев к роману «Истинная жизнь Себастьяна Найта» (А. Долинина, А. Люксембурга и Г. Барабтарло) не учитывают новейших исследований в области поэтики и архитектоники романа и нуждаются в серьезных дополнениях. Расшифровав сложные литературные аллюзии, спрятанные глубоко в ткани этого сочинения, набоковеды так и не пришли к единому выводу, о чем же роман «Истинная жизнь Себастьяна Найта», является ли рассказчик В подставным лицом, за которым скрывается Себастьян Найт, или это мистификация кого-то третьего; наконец, в какой степени текст романа принадлежит традиции модернизма. Подобные исследовательские лакуны ведут к превратному представлению о набоковской поэтике конца 1930-х начала 1940-х гг., времени перехода с одного языка на другой, когда Набоков вынужден был отречься от своего кровного наречья и заново утвердить свой писательский статус в инобытии английского языка.
Причина недостаточной научной разработки роли биографического жанра в творчестве Набокова кроется, вероятно, прежде всего, в том, что за писателем закрепилась репутация крайнего индивидуалиста, нарциссиста, авторитарного агностика и антибахтиниста, некого Solus Rex, не способного к диалогу, замкнутого в своей солипсической империи. Подобный образ сам писатель кропотливо создавал на протяжении десятилетий, в том числе в своих интервью и трех вариантах автобиографии. Однако внимательное изучение творчества Набокова показывает, что на сущностной глубине художественного мира писателя этот образ размывается и преодолевается. Начиная с «Приглашения на казнь», на горизонте «монадообразного» сознания набоковского героя появляется другой. Именно в его сторону направляется Цинциннат в финале упомянутого романа, именно он становится объектом изучения: в «Даре» – путем психофизиологического «вчувствования», в «Истинной жизни Себастьяна Найта» – посредством субъектно-объектного слияния. Этот другой размыкает солипсическое сознание в мир, обретая утраченную культурную, психологическую и онтологическую идентичность. В эстетическом плане этот сдвиг маркировал глубинный диалогизм сиринской прозы второй половины 1930-х гг., отразившийся в усложнении романных субъектно-объектных отношений и в переходе от жанровой формы самоотчета-исповеди к биографии и автобиографии (что роднит позднего Набокова с философией и эстетикой М. Бахтина).
Анализ биографических течений 1930-х гг. показывает, что попытки исследователей представить Набокова как «антибиографиста» также не соответствуют действительности. Благодаря исследованиям А. Долинина, В. Александрова, Г. Димент, Г. Барабтарло, М. Пини, А. Лахтиковой, К. Е. Уэлш, Н. Уилла, И. Паперно и других ученых, мы знаем, что Сирин внимательно читал модернистские и классические жизнеописания, вовлекая в силовое поле литературной игры с биографическим жанром столь разные тексты, как «Кюхля» (1925) и «Пушкин» (1936) Ю. Тынянова, «Молодой Лев Толстой» (1922) и «Лев Толстой: пятидесятые годы» (1928) Б. Эйхенбаума, «Рождение поэта. Повесть о молодости А. Фета» Г. Блока (1924), «Замечательные викторианцы» Л. Стрейчи (1918), опубликованные главы биографии Пушкина В. Ходасевича (1930-е), ряд биографий А. Моруа второй пол. 1920-х –1930-х гг. и многие другие.
1930-е гг. для Набокова стали периодом превращения в модернистского писателя Сирина и временем изучения современной биографической техники письма, которая подверглась художественной переплавке и приняла самые причудливые остро-пародийные формы – от откровенной карикатуры на книгу «Орландо» В. Вулф в романе «Приглашение на казнь» и опытов хлесткого излияния «литературной злости» до желания деконструировать саму биографическую традицию, обновив и деавтоматизировав жанр («Жизнь Чернышевского», «Николай Гоголь»). Как показывает комплексное изучение феномена модернистского жизнеописания, Набоков создавал вовсе не «антибиографии» и «фантасмаграфии», а вполне модернистские биографии, реализуя и переосмысляя те жанрово-поэтические возможности, которые вкладывали в этот жанр В. Вулф, Л. Стрейчи, В. Ходасевич и многие другие.
Цель данной работы – проследить становление биографии писателя в произведениях Набокова 1930-х - начала 1940-х гг. и определить ее жанрово-поэтическую специфику. Эта целевая установка определяет следующие задачи нашего исследования:
Определить типологию пореволюционных биографических концепций 1920-х-1930-х гг. и выявить критерий их классификации;
Рассмотреть особенности биографического метода Набокова в романе «Дар» и в речи «Пушкин, или правда и правдоподобие» в контексте развития модернистской биографии;
Проанализировать возможные варианты интерпретации романа «Истинная жизнь Себастьяна Найта» с точки зрения биографической концепции Набокова;
Определить жанровую и поэтическую специфику книги Набокова «Николай Гоголь».
Методологическая и теоретико-философская база исследования задана ориентацией на труды отечественных и зарубежных ученых по теории и истории русской литературы пер. половины XX-го века (М. Чудаковой, И. Сурат, Б. Гаспарова, М. Липовецкого, И. Паперно, Е. Добренко, Г. Белой, А. Брайтлинжер, А. Лахтиковой и др.); герменевтике и феноменологии (работы В. Дильтея, П. Рикера, Э. Гуссерля, М. Бахтина, А. Лосева, И. Голубович); по структурной семиотике и поэтике (исследования Ю. Лотмана, Р. Барта, Ю. Левина, О. Ронена, О. Ханзена-Леве), истории биографики (работы А. Валевского, Н. Гамильтона, Г. Николсона, В. Вулф, Х. Пирсона, Л. Эдела, Б. Дубина, Р. Монка, Г. Померанцевой, Д. Новар и др.). При рассмотрении центральной проблемы диссертации мы опирались на труды Б. Аверина, В. Александрова, Н. Анастасьева, Г. Барабтарло, Б. Бойда, Н. Букс, М. Вуда, С. Давыдова, Д. Б. Джонсона, Г. Димент, А. Долинина, Дж. Коннолли, А. Лахтиковой, Ю. Левина, А. Леденева, А. Люксембурга, М. Маликовой, Н. Мельникова, П. Майер, Г. Мондри, Г. Рахимкуловой, В. Старка, П. Тамми, Э. Филда, Дж. Б. Фостер, Г. Хасина, Д. Циммера и др., в которых наиболее подробно исследованы различные аспекты творчества Набокова.
Источники, используемые в диссертационном исследовании, можно разделить на три основные группы:
К первой группе относятся произведения В. Набокова «Дар» (2-я и 4-я главы), речь «Пушкин, или правда и правдоподобие», роман «Истинная жизнь Себастьяна Найта» и биография «Николай Гоголь», а также письма, лекции, рассказы, публицистика и автобиографическая проза писателя, задающие фон исследования данных текстов.
Ко второй группе источников относятся критические, литературоведческие и публицистические работы 1920-1930-х гг., затрагивающие проблему биографии в том или ином ее аспекте: это работы М. Бахтина, Ю.Тынянова, Б. Томашевского, В. Жирмунского, В. Шкловского, Б. Эйхенбаума, Г. Винокура, В. Вересаева, Ю. Айхенвальда, П. Бицилли, В. Ходасевича, В. Переверзева, Г. Лелевича, У. Фохта, Б. В. Вейдле, А. Бема, К. Мочульского, Х. Пирсона, Н. Николсона и др.
К третьей группе источников относятся биографические тексты В. Ходасевича, В. Вулф, В. Вересаева, Л. Стрейчи, К. Мочульского, Ю. Тынянова, А. Моруа и других авторов 1920-1940-х гг.
Учитывая разнообразие и широкий круг источников, повышенное внимание уделялось тем текстам, которые входили в актуальную интертекстуальную орбиту творчества Набокова (работы А. Моруа, В. Ходасевича, В.Вересаева, Ю. Айхенвальда) или сформировали типологически близкие или далекие биографические модели, от которых мог отталкиваться писатель при создании своих произведений (романы Тынянова, жизнеописания Л. Стрейчи, В. Вулф).
Результаты исследований апробированы в форме докладов на международной конференции «Американские культурные мифы и перспективы восприятия литературы США (Памяти профессора Алексея Матвеевича Зверева)», Москва, РГГУ, 2010; международном круглом столе «Проблемы построения научной биографии писателя: к 150-летию А.П. Чехова», Москва, ИМЛИ, РАН 2010; всероссийской конференции аспирантов и молодых ученых к 80-летию ИМЛИ РАН «Символы и мифы в литературе и фольклоре», Москва, 2012 и др.
Практическое значение исследования состоит в возможности применения его результатов и основных положений при построении академической истории русской литературы 1920-1930-х гг., при комментировании текстов Набокова, а также при разработке вузовских курсов по истории отечественной словесности данного периода и теории литературы.
Структура исследования определяется поставленной целью и задачами. Диссертационная работа состоит из четырех глав – «Концепции биографии писателя в русском литературоведении и критике 1920-х начала 1930-х гг.», «Проблема биографии в романе В.Набокова «Дар» и в речи «Пушкин, или правда и правдоподобие», «Проблема биографии писателя в романе В.Набокова «Истинная жизнь Себастьяна Найта»», «Художественные особенности биографии В. Набокова «Николай Гоголь», введения, заключения, приложения «Биографическая концепция у В. Набокова и М. Бахтина» и списка использованных источников и литературы.
Основные положения, выносимые на защиту:
Проблема биографии писателя является одной из центральных тем творчества Набокова 1930 – начала 1940-х гг. Биографика Набокова не противоречит основам модернистского биографического письма, а завершает развитие целого литературно-критического процесса по осмыслению биографического жанра, который начался еще в 1920-е гг.
Дискуссия о биографии в 1920-1930-е гг. проходила поверх социальных, исторических и идеологических барьеров и осмыслялась как проблема культуры (Г. Винокур), эстетики (М. Бахтин), критики (Ю. Айхенвальд) и художественной словесности вообще (В. Ходасевич, В. Вейдле). Классификация теорий биографии писателя не исчерпывается принадлежностью гуманитария к стану «биографистов»/«антибиографистов» или социалистическому/эмигрантскому лагерю, а определяется герменевтической установкой на объяснение жизни писателя, ее понимание или интратекстуальное вчувствование.
«Жизнь Чернышевского» вписывается в литературную парадигму «новой биографии», удовлетворяет требованиям, которые выдвигали модернистские теоретики и практики биографии (В. Вулф, Л. Стрейчи, В. Вейдле, Х. Пирсон и др.) и, в то же время, деконструирует и «остраняет» традиционные биографические методы, разоблачает «литературу факта» посредством иронической стратегии, затрагивающей все уровни текста – грамматические, лексико-семантические, логико-синтаксические, интонационные и др.
Речь «Пушкин, или правда и правдоподобие» (1937) является своеобразным манифестом литературной позиции: опираясь на положения «литературного консерватизма» В. Ходасевича, Ю. Айхенвальда, В. Вейдле и противостоя «литературе факта» и экспансии «человеческого документа», Набоков сознательно размежевывается с эмигрантской пушкинианой, дистанцируется от эсхатологического мифа о Пушкине как о культурном герое и редуцирует пушкинскую биографию до истинной реальности поэта - его творчества.
Наиболее адекватной интерпретацией романа «Истинная жизнь Себастьяна Найта» является его истолкование не как постмодернистского «текста» (в терминологии Р. Барта), а как модернистского произведения о создании биографии писателя как обретении идентичности главным героем и прорыве в потусторонность. Путь героя к истинной жизни Себастьяна Найта лежит через ревизию всех возможных биографических подходов (от «биографии романсе» Моруа до «человеческого документа») и завершается утверждением интенциональности сознания, то есть признанием изначальной данности одного сознания другому, принципиальной открытости сознания, что переводит биографическую проблему из герменевтической области в область феноменологии.
Многие поэтико-жанровые черты книги Набокова «Николай Гоголь» - отсутствие ссылок на источники, сведение биографии писателя к его творчеству, композиционная смещенность произведения, игра с читательским ожиданием, ориентация на стернианскую поэтику, разрушение биографических канонов и др. - позволяют отнести это жизнеописание к «неклассической биографии», особому модернистскому типу письма, который роднит сочинение Набокова с «Орландо» В. Вулф.
Набоковская романистика 1920—1930-х гг. становится полем для глобального феноменологического эксперимента, трансформации «я-для-себя-сознания» в сознание «я-для-другого», что нарративно выражается в замещении повествовательной формы «самоотчета-исповеди» формой «биографии» и свидетельствует о глубинном диалогизме набоковской прозы.
