Содержание к диссертации
Введение
Глава 1. Системный и операциональный аспекты категоризации цветов «blanc» и «noir» 11
1.1. Лингвистические предпосылки концептуального анализа французских цветовых прилагательных «blanc» и «noir» 11
1.1.1. Изучение цветовых прилагательных в семантике 11
1.1.2. Понятие концепта и процедура концептуального анализа 22
1.1.3. Лексикографические мотивы для концептуального анализа французских цветовых прилагательных «blanc» и «noir» 26
1.2. Особенности категоризации цветов «blanc» и «noir» 30
1.3. Цвета «blanc» и «noir» как средство категоризации в модели мира, отражаемой французским языком 32
1.3.1. Понятие модели мира и возможностей её'отражения в языке 32
1.3.2. Структурные особенности мифопоэтической модели мира и ее роль в модели мира современного человека 36
1.3.3. Место и функции цветов «blanc» и «noir» в структуре мифопоэтической модели мира 41
1.3.3.1. Становление и развитие цветообозначений «blanc» и «noir» в истории французского языка 41
1.3.3.2. Цвета «blanc» и «noir» в структуре мифопоэтической модели мира .45
1.3.4. Роль мифа в мифопоэтичекой модели мира 48
1.3.5. Особенности взаимоотношений реальности и «объясняющего» мифа...51
1.3.6. Двухчленная оппозиция как трехчленная со скрытым третьим компонентом 53
1.3.7. Метафора - важнейший способ расширения категории 57
1.3.8. Способ связи образа и значения (идеи) и дифференциация метафоры, символа и мифа 64
Выводы по 1 главе ...69
Глава 2. Центры категорий «blanc» и «noir» 72
2.1. Основные группы употреблений прилагательного «Ыапс», относящиеся к центру категории 72
2.2. Основные группы употреблений прилагательного «noir», относящиеся к центру категории 82
2.3. Центральные члены категории «Ыапс» и «noir» 99
2.3.1. Особенности сочетаемости прилагательных «Ыапс» и «noir» в употреблениях, принадлежащих центрам соответствующих категорий 99
2.3.2. Общие схемы центральных членов категорий «Ыапс» и «noir» 104
Выводы по 2 главе 107
Глава 3. Периферия категорий «blanc» и «noir» 109
3.1. Периферийные члены категории «Ыапс» 109
3.1.1. Концепт «пустота» 109
3.12. Концепт «отсутствие основных отличительных характеристик» 111
3.1.3. Концепт «потенция к действию» 117
3.1.4. Сложный концепт «невинность/доверие» 120
3.1.5. Концепт «очевидность» 124
3.1.6. Концепт «сознательная мыслительная деятельность» 126
3.1.7. Концепт «идеализация» 128
3.1.8. Особенности функционирования внутреннего центра «жизнь духовная» 132
3.1.9. Общая схема периферийных членов категории «Ыапс» 134
3.2. Периферийные члены категории «noir» 135
3.2.1. Концепт «бессознательное» 136
3.2.2. Концепты «творчество» и «навязчивая идея» 144
3.2.3. Концепты «депрессивные эмоции» и «агрессивные эмоции» : 147
3.2.4. Концепт «нелегальность» 153
3.2.5. Концепт «ограниченность, незнание» 156
3.2.6. Особенности функционирования внутреннего центра смерть ...159
3.2.7. Концепт «потустороннее, в отрицательной ипостаси» 165
3.2.8. Схема периферийных членов категории «noir» 168
3.3 Особенности сочетаемости прилагательных «Ыапс» и «noir» в рамках адъективно-субстантивного сочетания в употреблениях, относящихся к
перифериям соответствующих категорий 169
Выводы по 3 главе 173
Заключение 175
Список литературы
- Изучение цветовых прилагательных в семантике
- Цвета «blanc» и «noir» в структуре мифопоэтической модели мира
- Концепт «отсутствие основных отличительных характеристик»
- Схема периферийных членов категории «noir»
Изучение цветовых прилагательных в семантике
А. Вежбицкой был сделан набросок анализа цветообозначений на уровне концептов. Поскольку наше исследование находится в том же русле, нам представляется необходимым остановиться на понятии концепта подробнее.
Появление в лингвистическом лексиконе термина «концепт» неразрывно связано со становлением когнитивного направления в лингвистике, центральной задачей которого стало «описание и объяснение внутренней когнитивной структуры и динамики говорящего-слушающего» (Демьянков, 1994: 17). Для когнитивно ориентированных исследований характерна направленность на вскрытие тонких механизмов языковой деятельности в ее непрерывной связи с мышлением и реальностью (Joly, 1996: 85; Negro, 1996: 145), убеждение, что языковая форма является отражением когнитивных структур (Кибрик, 1994: 10; Harris, 1990: 11). Основная задача таких исследований - в теоретическом анализе смысловых структур, участвующих в реальных процессах функционирования языка (Жаботинская,1995: 10). При этом когнитивность теории заключается в стремлении учесть степень близости конкретного исследуемого феномена к сознанию (Демьянков 1994: 17). И как следствие этого стремления - тенденция к укрупнению выделяемых языковых сущностей (Кубрякова, 1991: 10). Одним из результатов такой тенденции стал «поворот» к изучению всей сферы воплощения в языке того или иного ментального образования 23 концепта (Арутюнова, 1994; Булыгина, Шмелев, 1997; Розина, 1991; Кубряко-ва, 1991; Karolak, 1998; Kreisberg, 1998:333). Стала возможна постановка вопроса об изучении концептосферы отдельного языка (Лихачев, 1993).
Однако в определении концепта можно выделить несколько тенденций. Большинство исследователей указывает на принадлежность концепта к ментальной сфере (Кубрякова, 1998; Фрумкина, 1996; Ришар, 1989; Martin, 1992; Pottier, 1992). В определении, предлагаемом авторами Краткого Словаря Когнитивных Терминов, также подчеркивается ментальный характер этого образования: «Концепты - ментальные сущности или смыслы, которыми оперирует человек в процессах мышления и которые отражают содержание опыта и знания, содержание результатов всей человеческой деятельности и процессов познания мира в виде неких квантов знания» (КСКТ: 90). Не ставя под сомнение ментальный характер концепта, в его определении наметились как бы два крайних полюса, на оси между которыми расположились остальные определения: концепт приравнен к означаемому языкового знака и концепт есть то же самое, что и понятие. При этом, в первом случае, концепт относится к области собственно языкового мышления, а во втором - логико-дискурсивного. Именно эту вторую точку зрения отражает определение концепта, данное М.В. Никитиным: «Концепт - родовой термин для единиц (форм) сознания любого уровня абстракции и сложности» (Никитин, 1979: 92). В.Н. Телия «впускает» в определение концепта весь багаж экстралингвистического знания носителя языка: «Концепт - это все то, что мы знаем об объекте, во всей экстенсии этого знания...Концепт - это знание об обозначаемом во всех его связях и отношениях, он отвечает на вопрос: «Что известно об этом?» (Телия, 1996:97-100). Однако в работах целого ряда исследователей последовательно проводится разграничение терминов «концепт» и «понятие» (Кубрякова, 1998: 143; Плотникова, 2000: 14; Martin, 1998). Отмечается, что если концепт связан с повседневным языком, привязан к языковым выражениям, то понятие является единицей научной таксономии, «представляет собой абстрактную репрезентацию полезную в инструментарии какой-либо науки» (Martin, 1998:46). Слово отсылает нас к соответствующему концепту, а не понятию. То есть, если понятие имеет «выход» во все многообразие энциклопедического и научного знания, структурированного при помощи абстрагирующих операций высшего уровня, то концепт - именно «квант» смысла, знания, имеющий «выход» в язык. «При этом если термин «понятие» используется в языкознании по традиции, то термин «концепт» сравнительно недавно вошел в арсенал лингвистической терминологии, где указывает на слово-понятие, принципиально значимое не только для культуры, но и для языка — как в сфере универсальных, так и идиоэтнических обобщений» - отмечают Н.С. Новикова и И.В. Черемисина (Новикова, Черемисина, 2000:41). Таким образом, концепт, будучи ментальной сущностью, не несет в себе исчерпывающего экстралингвистического знания, не является и высшей единицей абстракции, связанной с целенаправленным логико-дискурсивным мышлением, но тесно связан с языком. Все эти моменты, по нашему мнению, отражены в следующем определении Ж.-Ф. Ришара: «Концепт - это базовая когнитивная сущность, позволяющая связывать смысл со словом, которое мы употребляем (подчеркнуто нами. - А. К.)» (Ри-шар,1998: 15). Хотя необходимо отметить, что обязательная вербализация концепта иногда ставится под сомнение, и высказываются мнения о том, что «далеко не все концепты имеют вербальную форму» (Хрисонопуло,1999: 20). Нам представляется, что большинство концептов объективируется именно языком (о необъективированных в языке концептах мы не имеем эксплицитного знания), так как, являясь операциональной и в то же время системной единицей когнитивной деятельности, концепт неизбежно должен занять какое-либо место в устойчивом «поле» этой деятельности - «картине мира», структурируемой в свою очередь моделью мира. В проекции на модель мира язык выступает в двойном аспекте: как метакод для всех прочих кодов модели мира и как самостоятельный ее код (Маковский, 1996: 37).
Цвета «blanc» и «noir» в структуре мифопоэтической модели мира
Тем не менее, связь прилагательного «Ыапс» с представлением о светности в течение всего раннестарофранцузского периода убедительно показывается в исследовании Е.М.Чекалиной (Чекалина, 1972): в течение всего указанного периода «Ыапс» употребляется в сочетании с наименованиями металлических предметов {habere - шлем, escu - щит, espee - шпага) и металлов {argent -серебро, acier -сталь) и означает «блестящий». Лишь в позднестарофранцузском периоде (XII в.) это значение постепенно вытесняется прилагательными luisant, brillant и другими. В среднефранцузский период «Ыапс» окончательно утрачивает свое значение «белый блестящий» (Чекалина, 1972:20).
По мнению А.Доза, германские заимствования цветовых прилагательных способствовали отвлечению признака цвета от конкретного предмета, объекта, позволили говорить о цвете как об абстрактном качестве (Dauzat, 1967).
Таким образом, будучи заимствовано в период с VII по XII в.в., прилагательное «Ыапс», при неизменности означающего, меняло, тем не менее, свое содержание: первоначально объединило в себе содержание оппозиции albus/candidus с преобладанием представления о белом ярком, блестящем, а затем стало обозначением белого цвета вообще.
Уже в самом начале формирования системы французских цветообозначе-ний, «Ыапс», как один из самых частотных и универсальных цветов, входит в ядро цветообозначений, равно как и «noin , история которого во французском языке значительно прозрачнее, чем история «Ыапс» (Бородина, Гак, 1979: 135): ater было поглощено niger, которое первоначально могло означать и «черный яркий», и «матовый черный», а затем, при нейтрализации этих признаков, стало означать черный вообще. Этот процесс начался в классический период и закончился в позднелатинский. Термин niger естественным путем входит в систему сначала галлороманского, а затем старофранцузского. Однако, потеряв свое значение «ослепительно черный», «черный яркий», цветообозначение niger потеряло метафорическое значение красивого, яркого и приобрело метафорическое значение мрачного, печального(Федосеева,1970:19). Все вышеизложенное позволяет сделать важные для нашего исследования выводы: 1) цветообозначения «Ыапс» и «noir», появившись как таковые в ранне старофранцузском языке в XI веке вместе с другими прилагательными цвета германского происхождения (bleu, brim etc.), объединили в себе представления об этих цветах, свойственные как ММ латинского языка, так и ММ, получавшей отражение в германских языках, при этом заимствование звуковой формы (например, «Ыапс») из германских диалек тов означало не забвение, но некоторое изменение содержания представле ния об этом цвете, свойственного латинскому языку; 2) объединив в себе значения латинских albus и candidus и нейтрализовав оппозицию по светности, цветообозначение «Ыапс», тем не менее, долгое время сохраняло память о ней в значении «блестящий, свет лый» (вероятно, вследствие представления, заложенного в германской осно ве); «noir» также нейтрализовало в своем значении свойственную латинскому языку оппозицию «черный яркий/черный матовый»; 3) можно сказать, что по своему содержанию эти прилагательные являются одними из наиболее древних, объединивших (при известной трансформации) в себе две традиции: латинскую и германскую; 4) для цветообозначений «Ыапс» и «noir», вероятно, первична категория видения, так как в их основе лежит представление о светно-сти/цветности, а значение исключительно цвета сформировалось у этих прилагательных позднее. Цвета «blanc» и «поп-» в структуре мифопоэтщщжрй модели мира
Можно предположить, что цвета «blanc» и «noir», являясь одними из наиболее древних и эмоционально напряженных, стали знаком, заместителем членов мифологической классификации, принадлежащих к противоположным полюсам. Об обоснованности подобного предположения свидетельствуют результаты нескольких исследований цветовой классификации в различных культурах. Три цвета - черный, белый и красный - обеспечивают своего рода первичную классификацию действительности в культуре ндембу, являясь сокращенными или концентрированными обозначениями больших областей психофизиологического опыта, затрагивающих как разум, так и все органы чувств, и связанных с первичными групповыми отношениями (Тернер, 1972: 80); данные три цвета служат средством категоризации эмоций и моральных качеств в культуре и языке догон (Плугян, 1991: 57); эта универсальная цветовая триада широко представлена и в адыгейской эпической традиции и отражает древние представления о мире и социальной организации (Кумахов, Кумахова, 1998: 182). Поскольку, по мнению большинства специалистов в области мифологии, первичными в мифологических оппозициях являются чувственные качества, то первоначально, вероятно, «noir» стал тождественен таким членам основных мифологических оппозиций, как низ, внутри, закрыто, так как эти чувственные качества наиболее соответствуют представлениям о черном цвете (когда почти ничего не видно), a «blanc» - таким членам оппозиций, как верх, снаружи, открыто (когда все хорошо видно). Мы предполагаем, что данные сочетания элементарных смыслов для каждой из категорий являются первичными концептуальными схемами (ПКС) для соответствующих прилагательных. Необходимо сказать, что в данном случае действует главный принцип мифологического мышления: pars pro toto. Часть может явиться заместителем целого.
Концепт «отсутствие основных отличительных характеристик»
Что мы видим в метафоре? А.А. Потебня связывает появление метафоры с моментом осознания разнородности образа и значения в мифе, что и «есть тем самым исчезновение мифа» (Потебня, 1989: 261). А.Ф.Лосев так пишет о соотношении образа и идеи в метафоре: «Что касается метафоры, то те два момента, из которых она состоит, вполне равноправны. И это равноправие доходит до того, что два момента образуют нечто целое и неделимое. В этом целом и неделимом, чем и является метафора, даже нет никакого смысла противопоставлять два составляющих ее элемента - объяснимый и объясняющий. В подлинной метафоре невозможно сказать даже и того, какой момент является в ней пояснением и какой - поясняющим ... оба эти момента метафоры одинаково автономны; и автономны они не только в структурном отношении, но и вполне существенно» (Лосев, 1997: 375).
Касаясь отличия метафоры от мифа, А.Ф. Лосев отмечает, что назвать эту единораздельную автономность, коей является метафора, субстанцией (коей является миф) никак нельзя, «потому что метафора «уж небо осенью дышало» перестала бы быть чисто поэтической метафорой, а превратилась бы в утверждение, что небо есть действительно какое-то живое существо, а осень доподлинно превратилась бы в воздух, которым небо, как гласит метафора, действительно и по-настоящему дышало бы». А.Ф.Лосев резюмирует: «Потому объясняемый и объясняющий моменты метафоры, хотя они и вполне равноценны, вполне автономно (а не только структурно) и вполне актуально значимы, все же являются поэтическим феноменом, а не картиной настоящих живых существ, которая делала бы их не просто поэзией, а уже мифом» (Лосев, 1997: 375).
Итак, по А.Ф. Лосеву метафора есть единоразделъная автономность. А это значит, что метафора есть тождество образа и идеи, в котором этот образ и эта идея составляют единое целое, но раздельны. Тождество, единство утверждается, но одновременно осознается и его условность, так как ясно ощущается «разнородность» образа и значения (по А.А. Потебне).
Графически это представлено схемой (рис. 10) На схеме (рис.10) образ и значение представляют собой два отдельных элемента (овала), чем подчеркивается их автономность, раздельность, а соединяющая их двунаправленная стрелка означает единство этих двух элементов.
Теперь обратимся к символу. Подчеркивая отличительные особенности символа в его сравнении с метафорой, А.Ф. Лосев отмечает: «... Всякая метафора имеет значение сама по себе; и если она на что-нибудь указывает, то только на самое же себя. Она не указывает ни на что другое, что существовало бы помимо нее самой и что содержало бы в себе те же самые образные материалы, из которых состоит метафора. Символическая образность в этом отношении гораздо богаче всякой метафоры; и богаче она именно тем, что вовсе не имеет самодавлеющего значения, а свидетельствует еще о чем-то другом, субстанционально не имеющем ничего общего с теми непосредственными образами, которые входят в состав метафоры» (Лосев, 1997: 379) (подчеркнуто нами- А.К.).
Главное, что отличает символ от метафоры, - это особый способ взаимодействия образа и значения, результатом которого является создание третьего элемента - смысла символа, смысла, обладающего поистине безграничными возможностями. Этот момент подчеркивает А.Ф. Лосев, определяя символ, как такую образную конструкцию, которая может указьшать на любые области инобытия, и в том числе также на безграничные области (Лосев, 1997:382).
Особый способ взаимодействия образа и значения в символе А.Ф.Лосев раскрывает следующим образом: в символе полное равновесие между «внутренним» и «внешним», идеей и образом, в образе нет ничего того, чего не было бы в идее и наоборот. «Идея, - отмечает А.Ф.Лосев, - ничуть не более «обща», чем «образ», и «образ» ни есть нечто «частное» в отношении идеи.. .Образ же сам по себе говорит о выраженной «идее», а не об идее просто; и достаточно только созерцания самого «образа» и одних чисто «образных» же средств, чтобы тем самым охватить уже и идею» (Лосев, 1999: 48). А.Ф.Лосев отмечает также: «Хотя это (т.е. символ) и есть встреча двух планов бытия, но они даны в полной, абсолютной неразличимости. ..» и выше: «идея» отождествляется не с простой «образностью», но с тождеством «образа» и «идеи», как и «образ» отождествляется не с простой отвлеченной «идеей», но с тождеством «идеи» и «образа»» (Лосев, 1999: 40).
Таким образом, в символе идея и образ уже не есть простое тождество, не есть простое сложение, а, скорее, некое отношение. Это можно выразить следующей формулой: образ относится к значению так же, как значение к образу, и в результате этого отношения рождается смысл; образ/значение = смысл. Графически это представлено на схеме (рис. 11)
Рис. 11 Итак, мы пришли к выводу, что миф, метафора и символ, по сути, являются результатом различных взаимоотношений образа и значения. При этом важно отметить, что миф является онтологически первоначальным пространством взаимодействия образа и значения, но взаимодействия настолько тесного, что различие взаимодействующих элементов не осознается. Но именно миф, «распадаясь» в метафоре, привносит в последнюю как форму взаимодействия образа и значения (тождество), так и определяет члены этого взаимодействия -образ и значение. Однако, в метафоре образ и значение, в отличие от мифа, уже автономны, хотя и едины, по выражению А.Ф.Лосева, «единоразличны».
Схема периферийных членов категории «noir»
Вторую группу примеров составляют условно-стереотипные наименования, вытекающие из наиболее общей оппозиции светлое/темное (основанной на категории видения). Эти наименования являются «устоявшимися» и были созданы для практических нужд человека. Они отражают результаты практически-производственного знания, которое включает передаваемые из поколения в поколение сенсорные и мыслительные навыки, позволяющие выполнять всю совокупность сельскохозяйственных и домашних работ (Касавин, 1998: 41). Хотя эти сочетания носят условный характер, они, как правило, не вызывают колебаний и сомнений ни у использующего их, ни у воспринимающего. К данной группе относятся, например, такие адъективно-субстантивные сочетания, как bois noir (в оппозиции к «bois blanc») (черное дерево), marbre noir (черный мрамор) (marbre blanc), fonte noir (черный чугун) (/ -), savon noir (черное мьшо) (/ -). Все эти субстанции (дерево, мрамор, чугун, мыло) являются просто темными (например, в русском переводе le savon noir - жидкое (зеленое) мьшо (DFR: 897)) и, зачастую, имеют своих светлых «антиподов», однако эпитет «noir» занял рядом с ними прочное место, и, в целом, эти сочетания получили статус терминов для обозначения различного рода материалов, важных в хозяйственной деятельности человека: двери из черного дерева (пр.66), тумбы из черного мрамора (пр.67), черное мьшо (пр.69), котелок из чугуна (пр.68): (68) J entendais les ongles contre le bois noir des portes, des ongles sees, rapi-des, de vraies baguettes sur des tambourins (F. R. Bastide, 338); (69) Le hall d entree aurait pu etre celui d un bourgmestre amateur de statues, car Гоп у distinguait des nus neoclassiques poses sur des socles de marbre noir (M. Lambron, 167); (70) Ce qui etait dans la marmite de fonte noire, ce qui etait dessous, tout sentait bon (J. Montupet, 274); (71) Le grand lit sentait le drap lave au savon noir (M. Lambron, 86). Частотность сочетаний в этой группе следующая: bois noir - 3,7 %, marbre noir - 3,3 %, fonte noire -1,1 %, savon noir - 0,1 %. Средняя частотность - 2,3%.
Третью группу составляют употребления, также базирующиеся на оппозиции светлое/темное. Таким образом, к категории «noir» относится большая часть просто темных объектов. Однако в данном случае эти сочетания не являются стереотипными и носят больший оттенок субъективности: (72) Le sang jaillit pour sa surprise, Lucas s arreta net. Sa main tenait une poignee de cheveux, le corps d une jeune femme gisait a ses pieds, une tache noire grandissait sur le tapis ... (R. Billetdoux, 146); (73) Mais le sol etait tache de sang noir, et les servantes jetaient au dehors par baquets entiers, des linges souilles (C. Clement, 53). «... На ковре увеличилось черное пятно (крови)...» (пр.71); «... пол был запачкан черной кровью...» (пр.72) - кровь довольно часто характеризуется как «черная» (sang noire). В примерах(73-76), к категории «noin относятся также скалы (пр.74), песок (пр.75), еловый лес (пр.76), виноградные лозы (пр.73), хотя ни одна из этих субстанций или объектов не характеризуется «эталонным» черным цветом: (74) Dans les rangs de vigne qui striaient sagement le paysage, les ceps npjrs, echeveles, attendaient la taille (J.-M.Laclavetine, 38); (75) Je descendais, je montais vers des roches noires, je redescendais, je passais sous des arbres edentes par le vent (F. R. Bastide, 569); (76) И dejeuna de poisson, face a la mer ... repartit vers deux heures et suivit la route ocre jusqu a ce qu en contrebas il apercoive une plage de sable noir, a laquelle ou accedait par un chemin escarpe (E. Carriere, 175); (77) Les sapins noirs carres contre la route se detachaient sur la couche de neige durcie (M. Lambron, 101).
Необходимо отметить, что, по нашему мнению, эта группа употреблений -«открытая» группа. Количество адъективно-субстантивных сочетаний, реализующихся в данной группе употреблений будет расширяться по мере увеличения объема привлекаемого фактического материала. Частотность сочетаний: sang noir - 1,5 %, roche noire - 1%, sable noir - 0,5 %, sapin noir - 0,7 %. Средняя частотность - 0,9 %.
Четвертую группу составляют примеры, в которых прилагательное «noir» используется для характеристики внешнего облика человека, причем только двух его черт: волос и глаз. При этом налицо известная относительность в употреблении прилагательного «noir»: к черным относятся все типы просто темных глаз, в то время как сочетание «карие глаза» (les yeux noisette) употребляется крайне редко; просто очень темные волосы также без сомнения относятся к данной категории. На наш взгляд, такое употребление прилагательного «noir» является таким же нормативным, как в случае с «blanc»: в наивной мифологической картине мира человек имел строго соответствующее норме описание, в котором черными могли быть только волосы и глаза (Бахилина, 1975: 78).
Исследователи фольклорного мира, который, несомненно, наиболее полно несет в себе отпечаток мифопоэтической картины мира, отмечают, что «для фольклора в целом - и не только русского - характерно описание мира как идеальной нормы, стабильного образца» (Никитина, 1993: 139), а средством такого описания являются постоянные эпитеты. В число таких эпитетов в лингвистической модели мира французского языка входит прилагательное «noir» в сочетаниях «les yeux noirs» (черные глаза), «les cheveux noirs» (черные волосы), и вариантах последнего: natte noire (черная коса), tresse noire (черная коса), frange noire (черная челка).
