Содержание к диссертации
Введение
ГЛАВА 1. Генезис концепции жизненного мира 28
1.1. Феноменология жизненного мира 28
1.2. Экзистенциально-антропологическое измерение жизненного мира 53
1.3. Социокультурное измерение жизненного мира 77
ГЛАВА 2. Телеологическая структура жизненного мира 110
2.1. Телеология культуры: от всеобщих целей к технологии вымысла 110
2.2. Ландшафты жизненного мира: человек, культура, природа 142
ГЛАВА 3. Повседневность и творчество в культурфилософской рефлексии 167
3.1. «Трансцендентальная буффонада»: открытие повседневности в романтической философии культуры 167
3.2. Человек в повседневности: контркультурная парадигма 201
ГЛАВА 4. Дилетантизм как феномен повседневной жизни 235
4.1. Понятие и социокультурная специфика дилетантизма 235
4.2. Дилетантизм в истории культуры 275
Заключение 319
Список использованной литературы 332
- Феноменология жизненного мира
- Телеология культуры: от всеобщих целей к технологии вымысла
- «Трансцендентальная буффонада»: открытие повседневности в романтической философии культуры
- Понятие и социокультурная специфика дилетантизма
Введение к работе
Актуальность темы исследования. Перед современным исследователем жизненный мир человека предстаёт в виде смыслового универсума, определяющего специфику актуальных форм жизнедеятельности и, так или иначе, образующего в своей конкретике направления эвристической активности. На этом основана необходимость критического осмысления тех жизненных обстоятельств, которые являются необходимой предпосылкой обретения всякого достоверного знания. Эту функцию традиционно выполняет философия путём рефлексии над содержанием и познавательными возможностями человеческого разума. Культурфилософская рефлексия помогает решению важных задач: она определяет жизненные приоритеты человека, обозначая тем самым предметную область культурологических интересов, и разрабатывает теоретический инструментарий для согласования интеллектуального аппарата с характером решаемой научной проблемы.
Познавательные приоритеты отечественной философии культуры обусловлены теми мировоззренческими переменами, которые произошли в российском самосознании последних десятилетий. Они связаны с напряжённой интеллектуальной работой по созданию новой антропологической перспективы, в который был бы учтён опыт драматических событий, выпавших на долю человечества в XX веке. Современное состояние науки характеризуется конфликтом двух познавательных стратегий, отражающих глубинные ориентации нынешней культуры. Речь идёт о типах мировоззрения, которые всякий раз предопределяют методологию научного поиска и по отношению к которым наука фактически выполняет инструментальную функцию. Эти фундаментальные признаки нашего отношения к действительности точнее всего можно выразить в понятиях натурализма и гуманизма, обозначающих содержание исследовательских приоритетов и задающих тон парадигматического единодушия в научном сообществе. Природа и человек - вот те предметы, которые создали поле
мировоззренческого противостояния, сопровождающего развитие науки в последние четыре столетия.
Открытие жизненного мира в качестве самостоятельной области философских исследований позволило осознать, что за объективным содержанием проблемы, как правило, скрывается факт её исторической обусловленности. Любая теоретическая позиция выражает некоторую точку зрения, определяемую в той или иной степени суммой конкретных социокультурных обстоятельств, за которыми в свою очередь стоят насущные потребности эпохи. Так обстояло дело с античным натурализмом, со средневековым спиритуализмом, с ренессансным пантеизмом и современным интересом к антропологической проблематике.
Тождество бытия и блага, провозглашённое классическим рационализмом, лишало какого-либо смысла всё, что не соответствовало целям рационального познания. Огромные пласты действительности, связанные с фундаментальными человеческими потребностями, оказывались за пределами философских размышлений. Потребовалась кантовская революция для того, чтобы придать принципу совершенства познания сугубо регулятивную функцию и наделить существенными полномочиями в деле освоения действительности суждения оценочного типа. Следствием перехода теоретического разума от поиска абсолютной истины к обоснованию правил человеческой деятельности стало возникновение философии ценностей. Идеалы не исчезли, они превратились в продукты целесообразной деятельности человека и включились в процесс преобразования мира. Реальная человеческая жизнь, отражённая в оценочных суждениях, обретала свою внутреннюю значимость в актах предпочтения, преследующих специфические гуманитарные цели: нравственные, эстетические, религиозные.
На протяжении всего XX века в философии настойчиво осуществлялся поиск новых категориальных средств осмысления действительности. Особенно остро потребность в разработке такого инструментария стала ощущаться в преддверии социальных катаклизмов, потрясших Европу в середине XX в.
Неудовлетворённость чисто дефинитивными ресурсами философии стала общим местом в таких различных по своим мировоззренческим интенциям философских позициях, как марксизм, ницшеанство, прагматизм, неокантианство, феноменология. Россия не оставалась в стороне от этого процесса. Отечественные мыслители внесли важнейший вклад в формировании гуманистического потенциала философии культуры.
Уже широкое распространение получила мысль о закате эпохи «чистой» философии как исключительно рационального предприятия, коренящегося в универсальных закономерностях деятельности рассудка. Сегодня непродуктивно культивировать абстрактные философские схемы в ущерб постижению жизни культуры, полноты человеческих взаимодействий, смыслов и ценностей, которыми наделяются человеческие поступки и факты действительности, взятые в антропологической перспективе. Поэтому весьма своевременным является изучение неинституционализированных проявлений человеческих потребностей в познании, творчестве, нравственной жизни. Религиозная вера, трактуемая широко как религиозность, имеющая антропологические инварианты, становится полнокровной частью человеческой жизни, входит в горизонт духовных поисков человека, обеспечивает сакральное пространство человеческого бытия. Такая вера неразрывно связана с культурой религиозного чувства, выходящей за конфессиональные рамки и отражающей способность человека к благоговейному переживанию реальности.
Не удивительно, что философская рефлексия всё больше смещается к проблемам жизненного мира человека. Жизненный мир имплицитно обладает смысловыми структурами, схемами регламентации, системами оценок и предпочтений, наличие которых позволяет рассматривать его как организованную реальность, доступную теоретическому описанию. Условия бытия в жизненном мире представляют собой своеобразную логику человеческой жизни, находящую своё выражение в суждениях о ценностной мере и целесообразной организации мира предметов, в самом факте наличия в
этом мире значений, формирующихся внутри смысловых структур повседневности. Необходимость изучения экзистенциального содержания жизненного мира, связанного со смысловым структурированием «микроуниверсума» человека, и обусловливает актуальность темы данной диссертационной работы.
Степень научной разработанности проблемы. Жизненный мир существует в качестве естественного, непроблематизируемого условия человеческого бытия. Специфическими особенностями жизненного мира являются его непосредственная данность, очевидность и простота. Здравый смысл воспринимает его содержательную аморфность и нелокализованность в пространстве как беспредметность, не нуждающуюся в рациональном прояснении. Просветительским разумом культура и жизненный мир рассматривались как антиподы: если культура связывалась с практикой конструктивного использования ресурсов человеческого интеллекта, то жизненный мир отождествлялся с инертностью обыденного опыта, сохраняющего в себе следы предрассудков и заблуждений.
В том, что жизненный мир долгое время не изучался специально, хотя и осознавался в качестве составного элемента человеческого опыта, прослеживается историческая логика формирования наук о культуре. Внимание исследователей прежних веков концентрировалось в первую очередь вокруг феноменов «высокой» культуры, несущих на себе явный отпечаток творческого гения. Так, И.И.Винкельманом было по сути заново открыто искусство античной Греции, а М. де Саутуолой - живопись каменного века. В обоих случаях под «культурой» подразумевалась способность к трансценденции, преодолению того, что с несколько пренебрежительным оттенком именовалось «повседневной жизнью». «Высокая» культура с её стремлением к трансцендентному замыкалась в кругу оторванных от жизни идеалов, пребывая в уверенности, что жизненный мир, в силу своей теоретической нетематизируемости, не способен к продуцированию и ретрансляции культурно значимой символики. Этим обстоятельством и объясняется тот факт, что
жизненный мир долгое время не взывал интереса со стороны специальной философской рефлексии, оставаясь во многом «terra incognita» для мыслителей
XVIII - XIX вв.
Ситуация принципиально изменилась к концу XIX в. в связи с тенденциями распространения историцистского мировоззрения в Германии. Этому интенсивно способствовало умонастроение, вызванное романтическим движением в Англии, Франции, Германии, Италии, других европейских странах, а также в США. Влияние романтического метода не ограничивалось литературой и искусством, а проникло во все сферы интеллектуальной жизни
XIX в. В Германии этого периода позиции романтизма были настолько сильны,
что они оказали прямое воздействие на формирование философских идей (в
наиболее ощутимой степени оно заметно в трудах Ф.Шеллинга и
А.Шопенгауэра, кроме того было связано с диалектическими находками
Г.Гегеля и К.Маркса).
Йенская школа романтиков (Фр.Шлегель, Авг.Шлегель, Фр.Шлейермахер, Новалис) разработала концепцию исторического перспективизма, смысл которой заключался в выдвижении на первый план категории «возможного». Романтики развили «перспективистскую» точку зрения в качестве позиции интеллектуального скепсиса по отношению к любым «неопровержимым» фактам истории. При этом факт рассматривался лишь как одна из реализованных потенций идеального мира. Всякое событие мыслилось ими в единстве с его альтернативой, что способствовало возникновению релятивистской позиции, преодолеваемой путём абсолютизации продуктивной способности воображения. Романтический эстетизм получил обоснование в концепции «романтической иронии» Фр.Шлегеля, проектировавшей непреодолимую дистанцию между креативной способностью субъекта и способами её объективации.
Таким образом первоначальный интерес к жизненному миру был инициирован в форме реабилитации парадоксального. Своеобразной формой органицизма, созвучной исканиям романтиков были также натурфилософские
представления И.В.Гёте, сыгравшие важную роль в формировании виталистской ориентации философии культуры во второй половине XIX в. В отечественной литературе по романтизму эти вопросы затрагивались Н.Я.Берковским, В.В.Вансловым, А.Н.Веселовским, И.Ф.Волковым, Р.М.Габитовой, П.П.Гайденко, Ю.Н.Давыдовым, А.С.Дмитриевым, В.Жирмунским, А.Лебедевым, А.В.Михайловым, А.Ф.Лосевым, С.В.Тураевым, У.Р.Фохтом. В XIX в. особое внимание этим тенденциям уделял А.И.Герцен. Глубокие идеи были высказаны в трудах Р.Гайма («Романтическая школа») и Й.Хёйзинги («Homo ludens»).
Особую роль в становлении историцистского мировоззрения сыграл В.Дильтей своим проектом «критики исторического разума», в котором место мышления заняло понятие «жизнь» со всеми его смысловыми импликациями. Тем самым В.Дильтей стал одним из первых представителей «философии жизни», в рамках которой сформировались и первые концептуальные модели жизненного мира. «Философия жизни» стала знаковым явлением культурфилософии в целом, так как в той или иной степени затронула всех исследователей, связанных с её ключевой проблематикой. Наиболее весомые философские концепции жизни принадлежат, наряду с В.Дильтеем, А.Бергсону, О.Шпенглеру, Г.Зиммелю.
Для профессиональной рефлексии жизненный мир человека открыл Ф.Ницше («Рождение трагедии из духа музыки», «К генеологии морали»), который радикально переориентировал культурфилософскую проблематику со сферы умозрительных идеалов на реалии повседневной жизни. Ф.Ницше впервые связал феноменологию культуры с физиологией человеческих инстинктов, став по сути основоположником «философии жизни» и разработав новую парадигму в науках антропологического цикла.
Важной предпосылкой культурфилософских исследований жизненного мира стала разработка специфического метода гуманитарных наук (Geisteswissenschaften), осуществлённая представителями Баденской школы неокантианства В.Виндельбандом и Г.Риккертом. Предложенный ими
«идиографический» метод (от греч. idios - особенный) в противоположность «номотетическому» (от греч. nomothetike - искусство создания законов) позволял изучать своеобразные и неповторимые события исторической жизни. Наряду с В.Дильтеем они одними из первых поставили вопрос о специфичности актов понимания духовных явлений (феноменов культуры). Над проблемой понимания работал Ф.Шлейермахер, заложивший основы теории интерпретации и ставший основоположником герменевтики. В дальнейшем в герменевтическом ключе эта проблема исследовалась М.Хайдеггером, Г.Мишем, Й.Вахом, Э.Ротхакером, О.Больновым, Г.Гадамером, Ю.Хабермасом, К.Апелем, П.Рикёром.
Принципиально важные идеи относительно семиотической специфики явлений жизненного мира высказал основоположник символической антропологии Э.Кассирер. К теории символа Э.Кассирера восходит широкий спектр концепций от экзистенциализма и психоанализа («архетипы» К.Г.Юнга), до символических теорий мифа (У.Урбан, С.Лангер, Э.Каунт, К.Хюбнер) и структурной лингвистики (Л.Вайсгербер, А.Ричардс, Ф.Уилрайт). В дальнейшем в рамках этого направления были обозначены подступы к проблеме реконструкции «символического универсума» жизненного мира П.Бергером и Т.Лукманом.
Влияние марксизма (репрезентирующим свойством обладают идеи, изложенные К.Марксом в «Философско-экономических рукописях 1844 года») на актуализацию интереса к изучению жизненного мира прослеживается в двух направлениях. Во-первых, этому влиянию напрямую обязана своим происхождением социология знания в обоих своих аутентичных вариантах: как в версии М.Шелера, так и в версии К.Мангейма. Как в первом, так и во втором случае структуры и содержание мыслительной деятельности, определяющие конфигурацию культуры, имплицитно обусловлены архитектоникой жизненного мира. Развёрнутую картину этой зависимости дают П.Бергер и Т.Лукман в «Социальном конструировании реальности». Различные ракурсы рассмотрения связей жизненного мира с процедурами конструирования
научных знаний содержатся также в работах Д.Блура, Б.Барнса, Ю.Хабермаса, Л.Флека, Р.Мертона, В.Старка, Т.Куна, Дж.Холтона, Дж.Лоу, Д.Френча, К.Кнорр-Цетины, У.Дана, Б.Латура, С.Уолгара, М.Малкея.
Второй вектор влияния марксизма связан с именами А.Лефевра и
Д.Лукача. А.Лефевр инициировал процесс реабилитации повседневности как
локуса реализации креативных способностей человека. Д.Лукач в
фундаментальном труде «Своеобразие эстетического» глубоко осмыслил
историческую повседневность как исходный пункт процесса отражения,
критически оценив расхожее представление о её кажущейся
«непосредственности»и внеисторичности. Его историко-генетические
изыскания удачно дополнили феноменологические и экзистенциальные
ракурсы изучения жизненного мира, которые преобладали в
антропологических теориях в первой половине XX в.
Авторство концепта «жизненный мир» (Lebenswelt) принадлежит Э.Гуссерлю. Первоначально он использовался Э.Гуссерлем в контексте философии математики, а в последствие был распространён на всю область его теоретико-методологических исследований. В поздней работе «Кризис европейских наук и трансцендентальная феноменология» (1937) Э.Гуссерль первым среди профессиональных методологов науки поставил вопрос о смысловых предпосылках новоевропейского естествознания, поместив его в антропологическое измерение культуры. Охватывая в своём исходном значении лишь смысловые импликации (горизонт) научного знания, понятие жизненного мира в дальнейшем приобрело вид стратегической линии культурфилософских исследований.
М.Шелер построил своеобразную феноменологию жизненного мира как «ordo amorls», конституированного космологически фундированными актами любви и ненависти. М.Шелер разрабатывал идею обусловленности жизненного мира человека иерархической структурой смыслового универсума, в котором высшие позиции занимают религиозные ценности в силу их фундаментальной космологической феноменальности. В русле экзистенциально-
антропологической традиции наиболее важные исследования жизненного мира принадлежат Х.Ортеге-и-Гассету, М.Хайдеггеру и Ж.-П.Сартру.
Детальную разработку проблематики жизненного мира проводил А.Щюц, осуществивший синтез идей М.Вебера и Э.Гуссерля на основе созданной им социальной феноменологии. На формирование его предметных и методологических приоритетов в этой области определённое влияние оказала антропологическая традиция, идущая от У.Джеймса, Ч.Кули и У.Томаса. Аналогичную мировоззренческую программу реализовала Чикагская школа социологии, на основе которой возник символический интеракционизм Дж.Мида и Г.Блумера - своеобразное социально-психологическое направление в исследованиях смысловых структур жизненного мира.
В работах А.Щюца (прежде всего, «Структуры жизненного мира» -дополнена и издана Т.Лукманом) жизненный мир отождествлялся с повседневностью, что в дальнейшем стало своеобразной нормой в интерпретативной социологии. К последователям А.Щюца, унаследовавшим его интерес к изучению структур жизненного мира, принадлежат П.Бергер и Т.Лукман (феноменологическая социология знания), Г.Гарфинкель (этнометодология), А.Сикурел, Э.Гоффман (концепция «социальной драматургии»). В социально-феноменологическом ключе эту традицию исследовали и развивали Л.Г.Ионин, И.А.Бутенко, Н.М.Смирнова, Е.Д.Руткевич, А.В.Худенко, Л.Д.Гудков, А.А.Магомедова, Д.Ю.Меркулова, Х.Абельс, И.Вайс, Б.Вальденфельс.
Большую роль в актуализации современного интереса к теме повседневной жизни сыграли труды представителей школы «Анналов»: М.Блока, Л.Февра, Ж.Ле Гоффа, Ж.Дюби. Огромным авторитетом обладают труды по истории культуры Ф.Броделя. В Германии аналогичную работу проделал Н.Элиас, в России - М.М.Бахтин. Сходной исследовательской направленностью отличаются работы, в которых прослеживается соотношение институциональных и неинститиуциональных элементов в культуре, изучаются периферийные компоненты культурной динамики. Среди их авторов -
Р.Геника, Л.М.Баткин, Э.А.Орлова, М.Бессонова, О.Бихали-Мерин, Г.К.Вагнер, Л.М.Гаспаров, А.Я.Гуревич, В.А.Даркевич, Ю.К.Колосовская, Ю.М.Лотман, Е.М.Матусовская, М.Б.Мейлах, М.Н.Никогосян, В.Н.Прокофьева, З.Ю.Серая, А.Лебедев, М.Е.Сергеенко, А.Л.Ястребицкая, В.Е.Гусев, Ю.Герчук, А.С.Каргин, Ю.М.Куликов, Ю.Н.Кругликов, Т.В.Кузнецова, А.И.Мазаев, А.Г.Найман, В.С.Цукерман и др.
К изучению различных аспектов повседневности на теоретическом уровне обращались также Т.И.Ойзерман, Л.П.Буева, Н.Н.Козлова, В.Г.Федотова, В.Е.Давидович, Е.В.Золотухина-Аболина, Б.Я.Пукшанский, Ю.Е.Милютин, С.С.Гусев, Б.В.Марков, Б.А.Грушин, Е.И.Кукушкина, Л.Б.Логунова, Н.И.Мартишина, С.Ф.Денисов, Э.В.Бурмакин, Е.В.Шевцов, Е.П.Рыбаков, А.Ф.Грязнов, Г.С.Кнабе, В.П.Филатов, А.Я.Гуревич, Т.Б.Романовская, Н.Т.Абрамова, И.А.Бескова, Л.А.Микешина, Л.И.Насонова, Г.Л.Тульчинский, В.П.Филатов, И.И.Дубинин, Л.Г.Гуслякова, Д.В.Вичева, В.А.Штофф, Б.А.Черняк, К.Т.Талипов, И.Т.Касавин, С.П.Щавелев и др.
В плане раскрытия эстетического потенциала жизненного мира интерес представляют работы В.Е.Борейко, С.Б.Веселовой, Г.П.Дьяконова, А.Я.Кожурина, Л.Летягина, Л.Е.Трушиной, выполненные в русле «эстетики ландшафта». Природный аспект жизненного мира исследуется также К.М.Долговым, Н.Г.Лосевой, Т.Б.Любимовой, Н.Б.Маньковской, в аспекте социокультурной роли спорта - М.Я.Сарафом. Удельный вес исследований жизненного мира в рамках эстетической теории начинает стремительно расти с 1970-х гг. Этому способствовало распространение как конвенционалистских настроений в США, так и различных версий «финализации науки» в Германии. В 1977 г. Т.Бинкли предложил вывести эстетическую теорию за пределы искусства. На VIII Международном конгрессе по эстетике «Эстетика, повседневная жизнь и искусства» (Бонн, 1984) в докладах М.Дамьяновича, А.Мокрейша, Г.Воланда анализировались современные тенденции перехода эстетики к изучению феноменов жизненного мира. Теме соотношения эстетического опыта и повседневности был посвящен целый ряд докладов на
секции «Эстетика» в рамках IV Российского философского конгресса (Москва, 2005). Их авторами выступили В.О.Пигулевский, Е.М.Целма, И.А.Третьякова, С.А.Лишаев.
Отдельное внимания исследователи уделяли тенденциям эстетизации
жизненного мира в социал-реформистских проектах контркультуры и
леворадикальных художественных идеологий. Культурологическая
интерпретация этих процессов представлена в работах К.Г.Мяло,
Ю.Н.Давыдова, И.Б.Роднянской, А.С.Мигунова, О.А.Власовой,
В.Ц.Худавердяна, О.Н.Соболя, А.И.Ермоленко, А.Ш.Григоряна, А.С.Панарина, А.Ю.Мельвиля, К.Э.Разлогова, Е.Н.Карцевой, М.А.Бусева, Н.Б.Маньковской, О.Э.Тугановой, Э.П.Юровской, З.Воиновой, Т.В.Бутровой, И.И.Петрова, Л.Т.Филоновой, В.П.Шестакова, В.А.Крючковой, В.Г.Арсланова, С.В.Оболенской, В.И.Тасалова и др. Наиболее репрезентативны в плане демонстрации обозначенных тенденций работы Ж.Дюмазедье, Г.Маркузе, Т.Адорно, Ч.Рейча, М.Дюфрена.
Процесс депрофессионализации художественной деятельности и её выхода в жизненный мир (в виде художественных акций: перформанса, хеппенинга, боди-арта, энвайронмента и т.п.) поставил проблему дилетантизма, которая затрагивалась, как правило, косвенным образом при изучении институциональных параметров художественной культуры. Принципиальными для уяснения сути проблемы являются работы: И.Канта («Критика способности суждения»), И.В.Гёте («О дилетантизме»), Ф.Шиллера («Письма об эстетическом воспитании человека», А.И.Герцена («Дилетантизм в науке», «Дилетанты-романтики»), М.Вебера («Наука как призвание и профессия»), Б.В.Асафьева («Композиторы первой половины XIX века»), И.Славова («Дилетантизъмт», София, 1984), H.Bitzer («Goethe uber den Diletantismus», Bern, 1969), H.Vaget («Diletantismus und Meisterschaft», Miinchen, 1971).
Проблема дилетантизма в искусствоведческом аспекте затрагивалась Т.В.Ливановой, Д.В.Сарабьяновым, А.В.Корниловой, Л.Н.Сохор, Л.Я.Гинзбург, в культурологическом - в структурно-типологических исследованиях
«Художественная культура в докапиталистических формациях» (1984) и «Художественная культура в капиталистическом обществе» (1986), проведённых в ЛГУ под руководством М.С.Кагана. В качестве популярных иллюстраций к данной теме представляют также интерес статьи А.Новикова («Слово о дилетантах») и А.Ларионова («Мне ближе дилетанты»).
Современные зарубежные исследования жизненного мира сосредоточены вокруг проблем экологической эстетики, семиотики предметной среды и теории социальной коммуникации. Экологический аспект жизненного мира актуализируется в ситуации обострённой «постмодернистской чувствительности» и заинтересованности исследователей эстетическими качествами природной среды в рамках «эстетики ландшафта»: интерес к этому аспекту преобладает в работах Г.Бёме (жизненный мир - «атмосфера») , И.Сепанмаа (жизненный мир - environment), А.Хеллер (жизненный мир -посредник между природой и культурой, формирующий интегральные потребности человека). Сквозь призму предметной среды (Warenasthetik) жизненный мир рассматривают В.Ф.Хауг, Ж.Бодрийяр и Ф.Флюссер. Жизненный мир в контексте теории коммуникативного действия исследует Ю.Хабермас.
Представленный концептуальный обзор свидетельствует о широте современных трактовок проблематики жизненного мира. Следует, однако, признать, что на протяжении долгого времени преимущественное внимание уделялось его феноменологическим и социально-антропологическим аспектам. При этом в тени исследовательских интересов оставался модальный характер реалий жизненного мира, заключающийся в необходимой связи самоосуществления человека с окружающей его социальной средой и семиозисом экологического пространства.
Объектом исследования в работе является жизненный мир как смысловой универсум культуры.
Предметом исследования выступает модальность самоосуществления человека в жизненном мире в единстве с его социокультурной средой и семиозисом экологического пространства.
Формулировка цели исследования обусловлена степенью разработанности проблематики жизненного мира в отечественной и зарубежной литературе, а также достигнутым уровнем понимания сложности и многоаспектности изучаемого предмета. Цель исследования состоит в выявлении сущностных признаков самоосуществления человека в жизненном мире, способа репрезентации смыслового пространства культуры в реалиях повседневной жизни в, а также в прояснении посредством реалий жизненного мира модального характера связей между культурой, обществом и природой. Ракурс рассмотрения проблемы определяется спецификой культурфилософской рефлексии и её методологическим потенциалом.
Реализация поставленной цели предполагает последовательное решение следующих задач:
- раскрытие понятия жизненного мира как смыслового универсума
культуры, репрезентирующего своим содержанием символику природных и
общественных связей;
- прояснение генезиса и этапов эволюции концепции жизненного мира в
рамках методологии науки, философской антропологии и философии культуры;
- построение феноменологии жизненного мира на основе его
специфической интенциональной конституции;
выявление экзистенциально-антропологической сущности жизненного мира, а также онтологического статуса жизненного мира в экзистенциальной философии;
исследование социокультурного контекста и интерактивной специфики коммуникативной динамики жизненного мира;
раскрытие ценностной и телеологической структуры жизненного мира;
- выявление изоморфизма природного ландшафта и реалий жизненного
мира, анализ экологической проблематики в исследованиях жизненного
пространства человека;
выявление деятельностного вектора существования человека в жизненном мире, связей повседневной жизни с творчеством;
анализ тенденции «оповседневнивания» и депрофессионализации художественного творчества, эстетизации обыденной жизни;
выявление специфики дилетантизма как специфического модуса творческой активности человека в пространстве жизненного мира.
Теоретико-методологические основания исследования.
Методологической рефлексии в философии культуры принадлежит особая роль. Методология выстраивает концептуальную архитектонику работы, организует и соподчиняет её различные проблемные уровни, придаёт исследованию смысловую завершённость. Методологическая рефлексия -начальный и завершающий этап формирования теории. На начальном этапе она создаёт познавательные ориентиры, предписывает средства и методы познания, на завершающем - обеспечивает целостное видение предмета.
В методологии данного исследования задействован ряд дискурсивных практик, способных проявить свой продуктивный эвристический потенциал при изучении проблематики жизненного мира. Специфика культурфилософского дискурса обусловлена эпистемологическими особенностями наук о духе (Geisteswissenschaften). Будучи одной из них, философия культуры использует идиографический метод, опираясь на анализ непосредственных проявлений ментальной жизни: речевых актов, поступков, оценочных суждений (В.Виндельбанд). В дальнейшем её задачей становится интерпретация и систематическое изучение этих проявлений в мифологии, науке, искусстве, религии, нравственной сфере, повседневной жизни человека.
В феноменах духовной жизни философия культуры выявляет как уникальные, так и типические свойства, что в конечном счёте позволяет составить их связное жизненное единство. Особенностью «понимающей»
методологии является сочетание и активное взаимодействие в ней переживания и понятия (В.Дильтей). Приобретая терминологическую ясность в феноменологии (Э.Гуссерль) и «философии жизни» (Г.Зиммель), переживание фиксирует такие свойства жизненного мира, как его очевидность, непосредственная данность и чувственная полнота. В анализе переживаний интуитивно схватывается его связь с жизненным опытом культуры, тем самым обнаруживается физиогномический характер её ментальных образований (О.Шпенглер). Вместе с тем переживание всегда отсылает к жизненной драме конкретного человека (Х.Ортега-и-Гассет).
Аналогизация индивидуальных проектов внутри типических систем релевантности, несмотря на различия в обстоятельствах личных биографий, составляет основу взаимопонимания (А.Щюц). Факт становится достоянием науки в том случае, если его конструкция идентифицируется с соответствующим ценностным содержанием (Г.Риккерт). В связи с этим возможность продуктивного исследования реалий жизненного мира зависит от степени разработки его смысловых и ценностных контекстов, что предполагает актуализацию ресурсов аксиологической и эстетической рефлексии.
В данном исследовании культура рассматривается как символический универсум, структура которого имеет «горизонтальный» вид. В символическом универсуме нет главных и второстепенных элементов, его архитектоника держится на равноправных «мирах опыта» (У.Джеймс), имеющих сходные структурные принципы, при этом, однако, отличающихся уникальными характеристиками своих «когнитивных стилей» (А.Щюц). Свои «индексы модальности» имеют язык, миф и наука, анализ которых позволяет конструировать универсальную грамматику символов культурного универсума (Э.Кассирер). В этих условиях жизненный мир выполняет функцию дифференциала, сопрягая различные аспекты символической реальности в единый строй самоочевидного знания и вызывая уверенность в существовании некоего мира «само собой разумеющихся» вещей и событий.
Феноменология жизненного мира выстраивается посредством интенциональных актов «любви» и «ненависти» (М.Шелер), имплицирующих в изоморфизме космического и человеческого начал его глубоко антропоморфный характер. В дальнейшем антропоморфная конституция жизненного мира проясняется путём экзистенциальной аналитики Dasein (М.Хайдеггер). При этом реалии жизненного мира нередуцируемы к линейным структурам исторического процесса, так как они содержат в себе экзистенциальный мотив человеческой свободы (Ж.-П.Сартр). Вместе с тем жизненный мир имеет свою вполне конкретную генетическую ретроспективу, которая прослеживается в трудовых усилиях человека, направленных на гармонизацию его отношений с природой (Д.Лукач).
Таким образом в настоящем исследовании используются следующие методы: диалектический, идиографический, феноменологический, герменевтический, историко-генетический, логико-исторический и метод экзистенциальной аналитики.
Научная новизна и теоретическая значимость исследования определяется представлением жизненного мира в качестве модуса культуры, конституирующего символические структуры жизненно-практического опыта в единстве его ментальных, социальных и физических компонентов и выступающего в качестве важнейшего индикатора самочувствия человека в его природном и социальном окружении.
Принципиальное отличие разрабатываемой концепции жизненного мира от его экзистенциально-антропологических и социокультурных моделей состоит в выдвижении на первый план его экологической семантики и стилевого (выразительного) своеобразия повседневных практик конструирования жизненного пространства. В результате такой трансформации концепция жизненного мира открывает новые возможности для выявления и анализа стратегических приоритетов в жизни современного человека. Концептуальная схема исследования выстраивается посредством последовательного решения поставленных задач.
Таким образом, научная новизна исследования состоит в следующем:
жизненный мир рассмотрен в его способности выступать репрезентантом универсальной символики культуры, определяющим её жизненно-практический семиозис и интегрирующим в себе социальные и природные контексты человеческого существования;
обнаружена имплицитная логика в развитии концепта «жизненный мир» от его философско-методологических коннотаций (Э.Гуссерль) к экзистенциальным (М.Хайдеггер), культурно-антропологическим (Д.Лукач) и социально-феноменологическим (А.Щюц) смыслам и - в дальнейшем - к использованию его эвристического потенциала в целях исследования стилистического своеобразия и эстетического потенциала жизненной среды самоосуществления человека;
построена феноменология жизненного мира на основе своеобразия его интенциональной структуры, определяемой аффективной интенсивностью актов смыслополагания и антропоморфной прагматической конституцией;
выявлена антропологическая природа и экзистенциальная архитектоника жизненного мира, состоящая в его специфической модальности, фиксирующей предметную нередуцируемость и событийную автономию его культурных моделей;
выявлен динамический характер реалий жизненного мира, показаны социокультурные доминанты его конституирования в повседневном опыте, проанализирована интерактивная специфика повседневной коммуникации;
- раскрыта телеологическая структура жизненного мира, показан
аподиктический характер связи его целей и ценностей;
выявлен изоморфизм природного окружения человека с культурным ландшафтом жизненного мира, прослежены его социально-экологические импликации;
обнаружена стилистика повседневной творческой активности человека, заключающаяся в ироническом «перспективизме», позволяющем конструировать различные модели повседневного «микроуниверсума», связи с
чем прослежена связь концепции жизненного мира с мировоззренческими интенциями йенских романтиков;
выявлена тенденция депрофессионализации художественного творчества в идеологических установках контркультуры, связанная с «оповседневнованием» творческих стратегий и их проникновением в жизненный мир человека;
обнаружена специфическая форма творческой активности на уровне повседневности - дилетантизм, который осознан в работе в качестве важного компонента экологии культуры.
На защиту выносятся следующие положения:
Жизненный мир является универсумом жизненно-практических ориентации культуры, связывая символику природы и социальных отношений в единый комплекс значений, посредством которых обеспечивается воспроизводство сущностного облика человека. В этом качестве жизненный мир выполняет важнейшую задачу структурирования обыденного опыта и репрезентации универсальной символики культуры на уровне повседневности, создавая смысловые сопряжения, необходимые для практической реализации фундаментальных человеческих потребностей. Поэтому жизненный мир является важнейшим модусом человеческого существования, наиболее зримым и очевидным способом проявления феномена человека в единстве его ментальных, социальных и физических компонентов.
Концепция жизненного мира генетически восходит к проектам построения теоретических представлений о смысловом средоточии явлений культуры в единстве их предметных и символических свойств, проявляющихся в актуальной перспективе их жизненного горизонта. Логика развития этой концепции связана с эволюцией антропологических представлений в XX в. Первоначально проект жизненного мира был сформулирован в контексте изучения природы теоретических конструктов науки. Он обосновывался стремлением наполнить эти конструкты реальным жизненным содержанием и включить их в культурные контексты путём обнаружения смысловых
импликаций, обусловленных их антропологическим содержанием. Затем в концепции жизненного мира возобладали социально-феноменологические и экзистенциальные мотивы, что было обусловлено изменением антропологической парадигмы и интенсификацией её движения, с одной стороны, в направлении исследования интерактивной специфики повседневной коммуникации, а с другой - к выяснению специфики экзистенциального модуса бытия-с-другими.
Современный облик жизненного мира обусловлен экологическим вектором новой антропологической перспективы. Ситуация кардинального пересмотра стратегических ориентации человека в жизненном мире была вызвана стремлением согласовать социокультурные детерминанты жизни человека с природными условиями осуществления человеческой деятельности. В этой ситуации жизненный мир выступает в качестве особого символического пространства - экологического семиозиса культуры, становящегося преимущественной действительностью современного человека и определяющего стилистику его конструктивной активности.
Феноменология жизненного мира связана со своеобразием его интенциональной структуры, определяемой напряжённым переживанием непосредственной данности мира в естественной установке сознания. Типичными феноменологическими характеристиками жизненного мира являются его нетематизируемость и непроблематичность, которые позволяют человеку сохранять уверенность в незыблемости и безусловной очевидности жизненных реалий. В пределах жизненного мира человек переживает свою неотчуждаемую сопричастность мирозданию, что проявляется в мифических и космогонических интуициях, выступающих смысложизненной основой его теоретических изысканий. Таким образом жизненный мир изоморфен природе человека и обладает модальным характером репрезентации культурной символики. Реализуя антропоморфные черты своей конституции, жизненный мир выступает в качестве специфической реальности человеческой жизни.
5. Архитектоника жизненного мира выстраивается на основе
экзистенциально фундированных актов предпочтения ценных предметов; его
экзистенциальная структура определяется в ситуациях притяжения и
отталкивания, обусловленных силой витальных влечений. Жизненный мир -
это мир драмы человеческих аффектов и страстей, мир интенсивного
проявления парадоксальности человеческой натуры; он пронизан интересами
конкретных людей, которые своими словами, мотивами и поступками
формируют неповторимый колорит жизненных коллизий. Жизненный мир
«запутан» в толках и любопытстве, он анонимен, поскольку воспроизводится
неосознанно и стереотипно. Вместе с тем жизненный мир самодостаточен в
реализации своей экзистенциальной специфики. Таким образом реалии
жизненного мира нередуцируемы к линейным схемам объяснения и требуют
для своего прояснения средств экзистенциальной рефлексии.
6. Жизненный мир конституируется и воспроизводится в актах
социальной коммуникации, имеющих символическую природу и
предполагающих наличие имплицитных соглашений и установок на
осуществление продуктивного взаимодействия. Реальность жизненного мира
имеет динамический характер, она связана с процессом интерактивной
обработки значений и является результатом активного соучастия социальных
партнёров в реконструкции её смысловых оснований. Таким образом
жизненный мир - это мир социальных отношений, социальных санкций и
социально обусловленных интересов. Санкционированность жизненного мира
предопределяет социальный характер деятельного участия человека в
процессах конструирования реальности.
7. Телеологическая структура жизненного мира складывается в результате
постулирования всеобщих целей разума, которые первоначально трактуются в
виде имманетных принципов мироздания. Феномены культуры, включая
реалии жизненного мира, обретают в этом контексте энтелехийную специфику.
В жизненном мире средства организации целей имеют рационально-
сенситивную, эстетическую природу, что в горизонте жизненно-практического
опыта приводит к отождествлению целевой структуры с системой ценностей. Так целевая рациональность жизненного мира трансформируется в ценностную. Соответствующим образом меняется способ легитимации целей: императивы чистого разума уступают место технологическим нормам производства эстетически ценных артефактов. Таким образом всеобщие цели жизненного мира вытесняются повседневными креативными технологиями.
8. Жизненный мир запёчатлён в природном ландшафте, который является
продуктом социокультурного опыта. Природа, наполняющая жизненный мир,
существует в совокупности определений, даваемых ей преобразующими
усилиями человека. Однако ландшафт - это не результат чьих-то сознательных
усилий, он априорно скоординирован с человеческой способностью
представления своего жизненного пространства. Ландшафт формируется
вместе с человеком и осваивает его привычки: «вступает с ним в заговор»,
«мстит ему», «раболепствует перед ним», «сотрудничает», «лицедействует»,
«равнодушно безмолвствует». Будучи своеобразным «Alter-Ego» человека,
ландшафт конституируется его жизненным стилем. Таким образом жизненный
мир обладает свойствами природного ландшафта и имеет свою экологическую
проблематику.
9. Продуктивная творческая активность человека в жизненном мире
осуществляется на основе иронического дистанцирования от привычного
образа вещей. Первой попыткой реализации такой рефлексивной установки
была программа Иенской школы романтизма. В её рамках проводилась идея
многочисленности перспектив, в которых может быть рассмотрена
действительность человеческой жизни. В этом контексте всякое явление
представляет интерес с точки зрения тенденций его возможного развития,
иначе говоря, не в том виде, в каком оно является здравому рассудку, а в том,
чем оно могло бы быть для творческого воображения. Категория возможного
становится, таким образом, конститутивным принципом организации
жизненного пространства. Привычный образ мира, пройдя сквозь сети
критической рефлексии, сменяется глубоким «подозрением» вещей в их
несамотождественности и парадоксальности. Человеческая жизнь превращается в «трансцендентальную буффонаду». В этом состоит смысл романтического «перспективизма». Таким образом жизненный мир имплицитно содержит в себе возможность трансценденции, что является необходимой предпосылкой реализации творческой активности человека.
10. Активизация неспециализированного интереса к творчеству приводит
к чрезвычайному расширению спектра форм и способов реализации этого
интереса в пространстве жизненного мира. Так возникает тенденция
эстетизации жизненного мира, находящая выражение в многообразных
околохудожественных явлениях, которые в последствии усваиваются и
трансформируются средствами институционализированной инновации. Это
касается повседневных практик формирования ландшафта, атмосферы
человеческих взаимоотношений, стилистических особенностей социально-
политической активности в рамках субкультурных образований, организации
предметной среды и образа жизни. Повседневная потребность в творчестве всё
чаще обнаруживает себя на грани искусства и жизни: в хеппенинге,
перформансе, энвайронменте, боди-арте, разного рода художественных акциях.
Современное искусство не создаётся, а возникает, протекает и случается в
реальных жизненных контекстах, насыщается содержанием жизненного мира.
11. Неинституционализированной формой творческой активности в
пространстве жизненного мира становится феномен дилетантизма,
социокультурный смысл которого сводится к актуализации процессуальных
сторон творчества в непрофессиональной деятельности индивида.
Дилетантские занятия творчеством не имеют своей целью создание
значительных культурных ценностей, а служат средством получения
эстетического удовольствия от самого творческого процесса. Таким образом
дилетантизм - феномен по преимуществу эстетический, так как он служит
удовлетворению потребности индивида в самовыражении. Концептуализация
дилетантизма связана с романтической тенденцией в культуре и получает опору
в нонконформистских художественных идеологиях, а также программных
установках «контркультуры» на воссоединение искусства с жизненным миром человека.
Научно-практическая значимость исследования. Опыт
культурфилософской рефлексии показывает, что жизненный мир не только является сферой реализации практических интересов человека, но и имплицитно содержит в себе проекты его теоретических конструкций. Это существенным образом видоизменяет традиционные подходы к рассмотрению отношения теории к практике и открывает тот факт, что практика в значительной степени сама является теорией. Таким образом жизненный мир есть непосредственно данная реальность, в которой теория и практика образуют связное смысловое единство. Результаты диссертационного исследования могут быть использованы для разработки концептуальный моделей изучения взаимосвязей человека, природы и общества в контексте современной антропологической парадигмы, для определения стратегий культурного планирования и выявления его приоритетных направлений. Концепция жизненного мира способна принести важные практические результаты в деле формирования установок массового сознания на конструктивную активность в повседневной жизни и профессиональной деятельности.
Апробация результатов исследования. Основные положения диссертационного исследования изложены автором в монографиях и учебных пособиях. На основании результатов исследования были опубликованы статьи в рецензируемых периодических изданиях: «Социологический журнал», «Личность. Культура. Общество», «Вестник Московского государственного университета культуры и искусств», «Человек. Сообщество. Управление», «Известия высших учебных заведений. Северо-Кавказский регион».
Положения диссертации нашли отражения в докладах, прочитанных на III и IV Российских философских конгрессах «Целеполагание и аксиологический дискурс в контексте научной рациональности» (Ростов-на-Дону, 2002) и «Эстетические горизонты жизненного мира» (Москва, 2005) (отчёты были
опубликованы в журнале «Вестник Российского философского общества» № 3 за 2002 г. и № 2 за 2005 г.).
Идеи, изложенные в диссертации обсуждались также в рамках многочисленных научных конференций, проходивших в Москве, Краснодаре, Караганде, Кемерово. Среди них - «Человек в мире искусства: Информационные аспекты» (Краснодар, 1994), «Новые пути наук о культуре» (Москва, 1994; 1996), «Народная художественная культура России: Перспективы развития и подготовки кадров» (Москва, 1994), «Культура и общество: Возникновение новой парадигмы» (Кемерово, 1995), «Информатизация и проблемы гуманитарного образования» (Краснодар, 1995), «Проблемы отечественной культуры и судьба молодого поколения» (Москва, 1997), «Социум и культура: Голоса молодых» (Москва, 1997), «Инновационные процессы в высшей школе» Краснодар, 1999), «Православие и культура» (Краснодар, 2000), «Социально-экономические проблемы на рубеже веков» (Краснодар, 2000), «А.С. Пушкин и русская национальная идея» (Краснодар, 2000), «Философия в начале III тысячелетия» (Караганда, 2000), «Философия в реформируемом обществе» (Краснодар, 2002), «Гуманитарное образование в современном вузе: Традиции и новации» (Краснодар, 2002), «Россия в новом тысячелетии» (Краснодар, 2003), «Философия, наука, религия: в поисках диалога» (Краснодар, 2004), «Философия науки: Прошлое, настоящее, будущее» (Краснодар, 2005).
Результаты исследования обсуждались на заседаниях Кубанского отделения Российского философского общества и методологических семинарах кафедры философии Кубанского государственного университета. Все теоретические и методологические новации, ставшие следствием работы над диссертацией, внедрены в учебный процесс в виде учебно-методических пособий и адаптированы к студенческой аудитории философских специальностей.
Структура диссертации. Необходимость логичного структурирования излагаемого материала обусловила целесообразность его разбивки по четырём
Феноменология жизненного мира
Появление концепции «жизненного мира» в проблемном поле философии науки, а в дальнейшем - философии культуры, философской антропологии и эстетики, было обусловлено рядом примечательных обстоятельств. К 30-м гг. XX в. лидирующие позиции в философии и методологии науки заняла исследовательская программа Венского кружка. Это было время господства в Европе школ, ориентированных в познании на широкое использование логико-математических средств. Определённый диссонанс в это умонастроение внесли результаты исследований К.Гёделя, опубликованные им в 1931 г. Вопреки надеждам на полную формализацию знания, они свидетельствовали о принципиальной неполноте сложных формализованных систем, так как, согласно гёделевской теореме о неполноте, завершённая формализация теории неизбежно замыкает её в рамках ограниченной области интерпретаций. В это же время в качестве радикальной антитезы универсальной математизации науки развивались антисциентистские настроения, нашедшие выражение в отрицании эффективности общенаучных методов там, где речь шла о решении специфических гуманитарных проблем.
Э.Гуссерль был одним из первых среди профессиональных методологов науки, кто увидел как в недрах европейской культуры вызревает новый образ научного познания. В период критического осмысления современного ему состояния естествознания Э.Гуссерль обратился к проблемам мировоззренческого характера, и прежде всего - судьбы науки в европейской культуре. Констатируя наступление глубокого кризиса идеи универсальной науки, Э.Гуссерль задался вопросом о его истоках, что привело к трансформации первоначального проекта феноменологии, изложенного в статье «Философия как строгая наука» (1911), и способствовало обоснованию нового вектора феноменологического поиска. Если раньше Э.Гуссерль упоминал о «Lebenswelt» («жизненном мире») лишь от случая к случаю, то теперь он всецело сосредоточился на выявлении феноменологического среза научного знания в перспективе проблематики жизненного мира. Теперь только такой подход, по его убеждению, способен был дать ответ на животрепещущие вопросы современности. Несостоятельность науки нового времени, ещё неочевидная для постороннего наблюдателя, ослеплённого её техническими завоеваниями, становится в работе «Кризис европейских наук и транцендентальная феноменология» (1938) предметом беспрецедентной в рамках философии науки критики мировоззренческих оснований естествознания.
Немецкий исследователь феноменологии U.Claesges, показывает, что понятие «жизненный мир» использовалось Э.Гуссерлем в трёх смыслах: «Жизненный мир в узком смысле является основанием всех наук и всех вообще слоев человеческой практики (особенных миров); особенный мир образуется в русле ведущей целевой установки на основе жизненного мира, понятого в узком смысле; наконец, жизненный мир в широком смысле охватывает все особенные миры и жизненный мир в узком смысле» [218, с. 129]. Но скорее всего Э.Гуссерль вряд ли отдавал себе отчёт в различии оттенков употребления понятия «жизненный мир» (эти различия были обнаружены его последователями) и использовал его во многом интуитивно. Как пишет Х.Абельс, Э.Гуссерль называл жизненным миром «само собой разумеющийся мир смыслового опыта. Этот мир просто существует, он сам себя утверждает не требует никаких дополнительных обоснований. По отношению к нему мы обладаем естественной установкой, которая удивительно непроблематична...Жизненный мир есть несомненная реальность» [2, с.73]. А.Щюц позднее добавил к этому, что «жизненный мир повседневности есть особая реальность, свойственная лишь человеку» [2, с.84]. В дальнейшем мы попытаемся проследить интеллектуальную историю этого феноменологического концепта.
Истоки кризиса, настигшего современную науку, по мысли Э.Гуссерля, состоят в непрояснённое её смысла, что и привело к фатальному непониманию её целей. Для демонстрации этой идеи он предпринимает экскурс в историю европейской мысли, посредством которого обнаруживается смысловое превращение, оставшееся незамеченным в самом существе галилеевского научного метода. Согласно Э.Гуссерлю, предпосылки кризиса сформировались вследствие произошедшей в период становления науки нового времени скрытой трансформации некогда само собой разумеющихся смысловых оснований античной эпистемы. Эта трансформация радикально преобразила образ науки, создав внутренний конфликт между действительным содержанием научных знаний и степенью их технической эффективности. На этом фоне последние достижения науки в деле практического преобразования мира выглядели так же проблематично, как человек, достигший зыбкого благополучия за счёт осуществления неосознанных и потенциально опасных для него действий, как если бы он достиг цели, не имея ясного понимания того, где он в действительности находится.
Наука древних греков развивалась в освоенном пространстве конкретных задач, где геометрические фигуры находились в прямом родстве с формами донаучного созерцания. В таком виде абстрагирование представляет собой приближение к совершенству, коренящемуся в идеализированной интуиции пространственных отношений: математические объекты при всей своей идеальности сохраняют здесь связи с пространственными построениями, необходимыми для констатации аподиктических связей между предметами умозрения. На основе подобных идеализации выстроен аксиоматический инструментарий евклидовой геометрии. В равной степени это относится и к наиболее априорному знанию античности - силлогистике Аристотеля. Идеализации античной геометрии устремлены от повседневного опыта к чистым геометрическим формам. При всей их отвлечённости, априорность, достигаемая посредством этих форм, определяется индуктивным путём и активно задействует развитое эстетическое чувство.
Телеология культуры: от всеобщих целей к технологии вымысла
Телеология культуры: от всеобщих целей к технологии вымысла В основе культуры лежит способность к целесообразной деятельности, специфицирующая поведение человека по отношению к окружающей действительности. Принцип целеполагания, используемый ныне в целях нормативного обоснования культуры, в истории философской мысли традиционно рассматривался в двух ракурсах: натуралистическом - прежде всего в перипатетической физике с соответствующим постулатом целесообразности природы, и антропологическом - в виде необходимого условия реализации свободной воли. В обоих случаях понятие цели определяло порядок событий в природной или моральной сфере, организуя процессы и поступки в последовательность, имевшую аподиктический характер.
Каждая из этих трактовок предполагала соответствующие импликации. Так, у Аристотеля целесообразность выражала универсальный строй бытия, в котором все явления подчинялись энтелехийному модусу. Этот аспект аристотелевской космологии способствовал возникновению телеологической перспективы, предопределившей познание законов природы в рамках антропоморфно сформулированной проблематики физиса. Деятельность человека характеризовалась здесь целесообразностью лишь в связи с телеологическими определениями космоса как завершённого целого. Именно это позволяло использовать строго дедуктивный инструментарий и для изучения природных явлений, и для антропологических изысканий.
В Новое время телеология утратила свой эвристический потенциал, уступив место в познании природы экспериментальному естествознанию. Механицизм предложил такую мировоззренческую позицию, которая исчерпывала объяснительную работу исследователя универсализацией каузальных связей. На смену телеологии пришёл детерминизм, исключавший произвол телеологических интерпретаций. Детерминистское видение реальности существенно сузило область научных изысканий, прочно связав корректность научного исследования с возможностью продуктивного использования экспериментальной методологии.
Будучи устранённым из физики, принцип целеполагания вместе с тем не был исключён из наук о человеке. Усилиями И.Канта была создана новая версия телеологии, в которой понятие цели заняло место высшего регулятивного принципа, характеризующего специфику человеческого бытия. Целеполагание, проинтерпретированное в кантовской философии морали как долженствование, наделило законодательной силой предписания доброй воли и создало автономную сферу моральной мотивации с соответствующей ей областью моральных фактов. Тем самым были обозначены условия для последующего развития аксиологического дискурса, обеспечившего рациональный статус нормативным и оценочным суждениям.
И.Кант заложил методологические основы аксиологического подхода к изучению культуры, унаследовав в своих изысканиях методологическое вопрошание Р.Декарта и сделавший предметом своей мыслительной работы изучение познавательных ресурсов человеческого разума. Одной из сторон этой задачи, сформулированной в кантовской версии, был вопрос о статусе метафизики в системе наук. Связав метафизическое знание с регулятивной функцией разума, И.Кант ограничил предмет теоретической философии формальной структурой познавательного акта. Последователи И.Канта восприняли его трактовку деятельности разума и, актуализировав её в культурологическом дискурсе XX в., логично пришли к изучению знаковых и символических аспектов культурной реальности. Это напрямую способствовало также появлению современной семиотики и структурной лингвистики, как и в целом философии языка в её нынешнем состоянии. Обозначенные процессы имели особенно важное значение в контексте становления методологии культурологических и культурфилософских исследований, в которых символическим средствам отводилась весьма значительная роль.
В этом же русле шло становление герменевтики с её интересом к проблеме понимания и с её напряжённым поиском условий аутентичного прочтения текста. Понимание здесь - результат процесса распознавания смысла, в котором задействованы не только сугубо интеллектуальные механизмы, но и проблематичные по своему рациональному статусу компоненты: интуиция и образное мышление, психологическая архаика и ментальные структуры, мировоззренческие и мифопоэтические предпосылки мыслительной деятельности.
Гегелевская диалектика была ответом классической философии на кантовскую критику метафизики. Диалектический метод представлял собой онтологизированные дихотомии понятий, разработанные в античной логике и нашедшие рафинированное выражение в теоретизировании средневековых схоластов. В частности, позитивная диалектика П.Абеляра сыграла в своё время важную роль в разработке формальных средств философствования. Гегель, однако, переместил интерес с самих противоположностей на способ их взаимодействия и попытался преодолеть трудности формально-логического анализа путём введения категории синтеза, продуктивно снимавшей отношения противоречия. С гегелевской диалектикой была связана попытка создания новых логических средств для изучения метафизической проблематики на материале культуры. Так, Гегелем была обозначена проблема единства культуры и инициированы современные поиски смыслового кода культурного универсума.
«Трансцендентальная буффонада»: открытие повседневности в романтической философии культуры
Изучению повседневности положили начало романтики. Романтизм как специфический феномен культуры Европы и США возник на рубеже XVIII - XIX вв. в тесной связи с новыми социокультурными условиями. Начиная с литературы, где он заявил о себе как о новом творческом методе, романтизм постепенно проник во все сферы духовной жизни и стал таким явлением культурной и социальной действительности, которое может быть сопоставлено по своему значению с объемными социокультурными образованиями, равными рационализму, либерализму, просвещению. Понятие «романтизм» не ограничивается лишь указанием на определенное направление в искусстве, хотя романтическая школа в искусстве и дала значительные образцы художественного творчества во всех его видах. Углубление и развертывание творческих принципов романтизма показало, что они изначально обладали потенцией целостного миросозерцания и в то же время являлись отражением четких и продуманных эстетических позиций. При этом субъект романтического теоретизирования не ограничивался только рассуждениями по проблемам творчества. Будучи в высшей степени рефлектирующим субъектом, он стремился к созданию всеохватывающе полной системы представлений о мире, всякое событие в котором могло бы стать предметом философского умозрения. Романтизм формировался как новое ощущение жизни, как способ миропонимания, в котором главное место отводилось творчески активной субъективности. Система культурфилософских взглядов романтиков, традиционно включавшая в себя также и особые представления о месте и роли художника в обществе, о различии форм творческой деятельности, вообще о специфике творческой активности, оказывалась вписанной в более широкий контекст романтического мировоззрения, в лоне которого и происходила кристаллизация его художественной идеологии.
Эта специфика романтизма как особого типа мировоззрения, способного давать ответы на современные ему вопросы фундаментального свойства, была отмечена и сформулирована наблюдателями уже в начале XIX в. В 1823 г. в частном письме А.Мандзони писал: « ...слово "романтизм" стало употребляться для обозначения более последовательной, более упорядоченной и более всеохватывающей, нежели еще где-либо, системы взглядов» [144, с.520].
Вместе с тем романтизм оказался не только мировоззрением и формой идеологии, но и способом организации самой жизни вплоть до ее глубочайших интимных оснований. Романтическая эмоциональность вкупе с проецированием идеальных конструкций на сферу повседневной жизни принуждала романтиков придавать особое значение разрешению частных вопросов обыденной действительности, углублявшее и без того острое переживание духовной неустроенности человека. «Можно даже думать, что все эти кризисы, внутренние противоречия в целом снижали уровень романтического творчества, поскольку романтический художник или писатель никак не мог сосредоточиться собственно на художественной деятельности, на мастерстве, но должен был обременять свое творчество наползающими массивами жизненных и философских проблем» [171, с.22].
О европейском романтизме рубежа XVIII - XIX вв. написана обширная специальная литература и существует значительная полуторавековая традиция его изучения в разных аспектах: от разработки общей типологии и существенных признаков до скрупулезного искусствоведческого анализа памятников романтической эпохи. Поэтому необходимо сразу оговориться что, в соответствии с темой исследования, нас интересуют прежде всего концептуальные компоненты романтизма, касающиеся представлений о повседневности, её социокультурном значении, креативном потенциале, о продуктивном участии повседневности в формировании мировоззренческих приоритетов и эстетических предпочтений. Идеология романтизма - это не только романтическая теория художественного творчества, но и система представлений о самом бытии человека, так или иначе связанного с творчеством, о его свободе и укоренённости в глубинных основаниях жизни. Это - теория жизнестроения, благоустройства своего человеческого бытия посредством творческого воображения вопреки косности и несовершенству окружающей действительности.
Романтизм представляет собой чрезвычайно многомерное культурное образование, обладающее широким спектром типологических черт. Это -субъективизм, индивидуализм, дуализм «двоемирия», мечтательность и утопизм, фантастика, уход в бесконечность, живописность, обязательная потусторонность, демонизм, универсальный эстетизм, иррационализм, обязательная патетика, идеализация старины, обязательная народность и т.д. [149, с.143]. Все эти черты сами по себе не являются определяющими и, взятые в отдельности, могут быть обнаружены в разных культурных пластах и эпохах.
Конститутивные же элементы романтического миросозерцания можно отыскать уже в самой идеологической направленности раннего этапа романтизма. Точкой отталкивания для ранних романтиков была, как известно, регламентирующая поэтика классицизма, препятствовавшая развитию новых форм эстетического освоения действительности, выражению новых идей и чувств, вызванных к жизни настоятельными потребностями времени. Именно в этом смысле романтики возлагали большие надежды на фольклор как на силу, имевшую нерастраченный запас творческой энергии. Противопоставляя себя классицистским тенденциям в культуре XVII - XVIII вв., романтики подчеркивали свободный, действительно творческий характер своей деятельности, легко переступавшей в искусстве через каркас любых норм и правил.
Понятие и социокультурная специфика дилетантизма
Всякая попытка изучения дилетантизма как наличного факта культуры так или иначе связывалась со стремлением либо обосновать правомерность дилетантского творчества, либо подвергнуть его радикальной критике. В настоящее время понятие «дилетантизм» имеет по преимуществу негативный оттенок в большинстве языков. При этом обычно имеется в виду недостаток или даже полное отсутствие профессионального мастерства. Вместе с тем апологетическое отношение к дилетантизму обнаруживает себя на почве леворадикальных и нонконформистских идеологий, тесно связанных с «контркультурной» эстетической оппозицией.
Концептуализация дилетантизма была вызвана его романтической интерпретацией как свободной и универсальной деятельности в противоположность специализированному и «подневольному» труду профессионалов. В этом качестве дилетантизм долгое время представлялся синонимом всякого интеллигентного труда (такая трактовка отстаивалась, например, в статьях А.Новикова «Слово о дилетантах» и А.Ларионова «Мне ближе дилетанты»).
Особое внимание исследователей вызывал дилетантизм дворянского сословия, который изучался в контексте становления русской национальной школы в изобразительном искусстве и музыке. При этом дилетантизм рассматривался как исторически преходящая форма творческой деятельности в условиях еще не сформировавшихся буржуазных художественных институтов и независимых сообществ профессионалов, работающих на художественный рынок.
Проблема, которая здесь рассматривается, до настоящего времени не становилась предметом специального интереса, хотя необходимость теоретической работы в этом направлении в последние годы стала весьма актуальной. Острота обозначенной проблемы отражает направление движения современного культурологического знания к дальнейшему расширению своего предмета и захвату в свою сферу всё более многообразных сторон взятого целостно человеческого опыта. Дилетантизм, как к нему не относиться, является составной частью этого опыта. В дилетантизме можно усмотреть как его негатив в виде неизбежного результата недобросовестности и человеческого недомыслия, так и привычный образ многосторонности, любопытства и любви к своему делу.
Актуальность проблемы определяется рядом факторов различного свойства: от насущной потребности в выяснении роли некоторых периферийных компонентов современного художественного процесса и их связи с базовыми составляющими культурной динамики до целесообразности уточнения смысла ряда положений общефилософского характера. В последнем случае речь идет о теоретическом содержании категории «самодеятельность», о проблематике индивидуального самоосуществления, об истоках творческой активности, т.е. о тех вопросах, ответы на которые традиционно находились в сфере философского знания. В этом смысле можно говорить о двоякой актуальности темы: открытой -в виде конкретных проблем современной эстетической теории и практики и имплицитной - в качестве подразумеваемой проблематики собственно философского плана.
Для обнаружения существа проблемы необходимо оговорить его специфику относительно смежных явлений и смыслов, отчасти дублирующих ее содержание. Тем самым будет обоснована и целесообразность выделения дилетантизма в качестве объекта самостоятельного исследования. Понятие «дилетантизм» (от латинского «delectare» и итальянского «dilettante» - услаждать, забавлять) имеет этимологию, сходную с отечественным понятием любительства. В обоих случаях выделяются аналогичные мотивационные параметры деятельности, но, по сути, этим сходство и ограничивается. Вместе с тем можно говорить о дилетантизме как ранней аристократической форме любительства, возникшей на этапе разложения ренессансной идеологии в контексте формирования устойчивых институциональных структур художественной деятельности.
Дилетантизм в собственном смысле этого слова был широким явлением художественной жизни Европы конца XVIII - первой половины XIX в., что было связано с процессом формирования национальных художественных школ, в котором активное участие принимала неспециализированная аристократия. Чрезвычайно актуальным в этом смысле представляется вопрос о том, насколько дилетантизм является типичным фактором становления художественных институций. Этот вопрос подводит к констатации проблематичности соотношения институциональных и неинституциональных элементов в художественной культуре вообще. Иными словами, проблема состоит в том, насколько дилетантизм может служить выражением тех сфер художественного творчества, которые в наименьшей степени поддаются кристаллизации в институциональных формах, но вместе с тем являются и неизменной константой художественного процесса. Постоянное расширение институционального спектра форм художественного и эстетического творчества служит в итоге не столько решением этой проблемы, сколько обозначает ее растушую остроту. Вопрос о том, насколько глубоко диффузия социально приемлемых форм самовыражения и методов специализированной художественной практики влияет на состояние эстетически автономного статуса самого искусства, также остается открытым. Вместе с тем постановка вопроса о функциональной природе искусства, закрепляемой в специализированных видах художественно-творческой деятельности, вряд ли может иметь окончательные формулировки на фоне наличного стремления непрофессионалов к продуктивной деятельности в культуре. Здесь же обнаруживаются источники несомненной перспективности исследования феномена дилетантизма как исторически подвижной периферии художественного процесса и источника новых возможностей художественной образности.
