Содержание к диссертации
Введение
Глава 1. Текст как форма культуры 11
1. Проблема текста в культуре 12
2. Проблема текста в концепции диалогизма культуры М.М. Бахтина 26
3. Текст и культура в концепции Ю.М. Лотмана 46
Выводы по главе 73
Глава 2. «Вне текста не существует ничего...» 76
1. Проблема текста в постмодернизме 77
2. Текст и деконструкция в концепции Ж. Деррида 97
3. Произведение и текст в концепции Р. Барта 124
Выводы по главе 148
Заключение 152
Литература 166
- Проблема текста в концепции диалогизма культуры М.М. Бахтина
- Текст и культура в концепции Ю.М. Лотмана
- Текст и деконструкция в концепции Ж. Деррида
- Произведение и текст в концепции Р. Барта
Введение к работе
Актуальность исследования. «Лингвистический поворот» в философии начала XX века, возрастание роли знаково-символических структур во всех областях общества и культуры второй половины XX века заметно меняют облик гуманитарного знания, открывая новые перспективы исследования и расширяя научные и мировоззренческие горизонты.
В современной науке превалирует тенденция использования междисциплинарных подходов, позволяющих изучать «старые» проблемы под новым углом зрения и открывать новые свойства изучаемых объектов. В то же время, в современной философии происходит эпистемологический сдвиг, связанный с ориентацией на опыт познания гуманитарных наук. В этом контексте особенный интерес представляет когнитивная парадигма - междисциплинарное направление в современной науке, интегрирующее достижения естественнонаучного и гуманитарного знания в сфере постижения природы человеческого познания. Культурфилософское осмысление полученных результатов в области описания когнитивных процессов предлагает когнитивная теория культуры (когнитивная культурология), которая утверждает определяющую роль культуры в процессе познания и обращается к изучению механизмов становления ментальных форм культуры.
В когнитивной культурологии культура осмысливается как смыслопо-лагающая сфера жизнедеятельности общественного человека, причем речь идет о мировоззренческих смыслах, выработанных многими поколениями и имеющих императивную силу социальной нормы. Поэтому ключевым вопросом становится анализ и описание тех когнитивных и когнитивно-лингвистических форм культуры, в которых воплощаются мировоззренческие смыслы, и в этом контексте особое значение приобретает культурфилософское осмысление понятия «текст», которое давно вышло за пределы чисто лингвистического понятия, с одной стороны, а с другой, - стало настолько размытым, что требует специального анализа различных подходов к его определению.
4 Основатель Ростовской школы когнитивистики ЕЯ. Режабек рассматривает текст в качестве важнейшей когнитивно-лингвистической формы культуры, задавая направление исследования этого понятия как универсальной категории культуры, которое мы и развили в нашей работе. Поэтому в качестве предмета исследования были выбраны современные «текстоцен-тричные» концепции осмысления культуры, в частности, концепции постмодернистской исследовательской направленности, т.к. именно в этой парадигме любая реальность осмысливается как «текстуализированная». В предыдущих культурах символические ценности воздействовали на воображение и стимулировали изменение реальности, а в культуре постмодерна создается иллюзия реальности, в результате чего стирается различие фантазии и реальности, и мир превращается в знаковую, виртуальную реальность.
Степень научной разработанности проблемы. В ходе исследования рассматривались работы западноевропейских и российских философов в области философии культуры, теории культуры, литературоведения, лингвистики, семиотики и пр., таких как М.М. Бахтин, Ю.М. Лотман, Ж. Деррида, Р. Барт.
Основополагающие идеи современного подхода к тексту были высказаны М.М. Бахтиным в работах, включающих широкий спектр проблем - от идеи диалогизма в культуре, полифонии, хронотопа, до карнавального начала в культуре. Особое влияние на становление современной теории текста оказали: фундаментальная проработка теоретических основ герменевтики Х.-Г. Гадамера, подход к тексту как способу «организации логоса, формирующего феноменальную материю» М.К. Мамардашвили, философия диалога М. Бу-бера, разработка диалогических идей B.C. Библера, философия текста В.П. Руднева.
Анализ диалогической концепции текста М.М. Бахтина осуществлен в работах Аверинцева С.С., Библера B.C., Гоготишвили Л.A., Иванова В.В., Исупова К.Г., Кристевой Ю. и др. Структуралистская концепция культуры
5 как совокупности культурных текстов, позволяющая исследовать базовые механизмы и структурно-системные основания порождения текстов, рассматривается в работах таких представителей тартусско-московской семиотической школы, как Ю.М. Лотман, А.М. Пятигорский, Б.А. Успенский, В.Н. Топоров, Вяч. Вс. Иванов и др., теоретическое наследие которых включает создание теории текста как культурного феномена.
Западная традиция постструктуралистского и постмодернистского постижения культуры представлена работами Ж. Делеза, Дж. Батлера, Ф. Гваттари, Ж. Лакана, Ю. Кристевой, Ж.-Ф. Лиотара, И. Хассана, М. Фуко, Ц. Тодорова, У. Эко и др., в которых исследуется специфика различных дискурсивных практик, проблема взаимоотношения реальности и текста, анализируются проблемы письма и интертекстуального измерения культуры. Особое внимание в этих работах уделяется проблеме неклассического способа филосоствования. В контексте заявленной хемы особенно выделяются работы Ж. Деррида и Р. Барта, в которых диалогическая природа текста получает новое осмысление.
В русле исследования проблемы текста в ее современном культурфило-софском осмыслении интерес представляют работы Автономовой Н.Б., Вайнштейн О.Б., Ильина И.П., Коваленко Е.М., Косикова Г.К., Маньковской Н.Б., Режабека Е.Я., Скоропановой И.С., Степанова Ю.С., Эпштейна М.Н. и других авторов.
Обзор литературы по теме диссертационного исследования показал, что проблема осмысления текста в культуре далека от разрешения. Вышеуказанные работы касаются самых различных аспектов этого вопроса, демонстрируя сложность и неоднозначность подходов. Задача изучения проблемы текста в связи с изменением современной культурной парадигмы нуждается в продолжении исследований в рамках культурфилософского рассмотрения.
Цель и задачи исследования. Основной целью диссертационной работы является исследование проблемы текста в контексте изменения современной культурной парадигмы и ее философского осмысления.
Для достижения цели поставлены следующие задачи:
исследовать особенности понимания текста в контексте диалогического подхода к культуре М.М. Бахтина;
показать специфику структурно-семиотического изучения текста в культурологической концепции Ю.М. Лотмана;
рассмотреть особенности изучения проблемы текста в концепции Ж. Деррида;
изучить специфику деконструирования текста в контексте различения понятий «текст» и «произведение» в литературоведческом подходе Р. Барта;
проанализировать специфику осмысления текстовой проблематики в рамках постмодернистской парадигмы.
Объект исследования - роль текста в культуре.
Предметом исследования являются концепции текста в различных культурфилософских концепциях.
Гипотеза исследования. В основе текста лежит идея диалога, которая осмысливается в рамках различных философских систем по-разному: диалог личностей, диалог языков культуры, диалог текстов в универсуме интертекста. При этом текст во всех системах представляет собой смыслопорождаю-щее устройство, механизмом которого является непонимание Автора и Читателя у Бахтина, погружение в семиосферу у Лотмана, «движение по сети» означающих у постструктуралистов.
Теоретические и методологические основы исследования. Диссертация выполнена с опорой на зарубежные и отечественные исследования в области философии культуры, культурологии, философской антропологии, в которых изучаются особенности функционирования текста в культуре, в частности, М.М. Бахтина, Р. Барта, B.C. Библера, Ж. Деррида, Ю.М. Лотмана и др. Специфика предмета диссертационного исследования определила необходимость широкого междисциплинарного подхода. На всех этапах исследо-
вания применяются компаративистский, аналитический подходы, системный метод, используется концептуальный и структурно-семиотический анализ.
Научная новизна диссертационного исследования:
Раскрыты основные принципы подхода к тексту как к универсальной категории культуры в диалогической концепции Бахтина.
Выявлены основные принципы структурно-семиотического изучения текста в культурологической концепции Ю.М. Лотмана.
Выделены сущностные особенности изучения проблемы текста в контексте концепции деконструкции Ж. Деррида.
Раскрыта специфика деконструирования текста в контексте различения понятий «текст» и «произведение» в литературоведческом подходе Р. Барта.
Критически осмыслена постмодернистская идея «онтологического» изменения в понимании диалогической природы текста.
На защиту выносятся следующие положения:
1. АналиА оснизных подхопод к исследованию текста показало что природа текста - диалогична, при этом онтологическое различие в понимании диалога приводит к переосмыслению основных свойств текста. Так, у Бахтина в тексте происходит диалог личностей, сознаний и культур, за которыми стоит «живая» реальность. При этом смысл текста определяется ситуацией непонимания между Автором и Читателем (как личностями). Текст осмысливается как принципиально отличающийся от лингвистического понятия феномен - он предстает как всеобщая предметная форма человеческого общения. И в этой своей ипостаси текст приобретает черты универсальной категории культуры. При этом Бахтин различает понятия текст и произведение, которое включает, помимо собственно текста, так же и необходимый внетекстовой интонационно-ценностный контекст, что дает возможность нам утверждать: культура в бахтинском понимании - это совокупность текстов в форме произведений.
-
В концепции Ю.М. Лотмана идея диалога ограничивается диалогом между языками и текстами культуры - это полиглотизм языков культуры, причем речь идет не столько о диалоге, сколько о переводе с одного языка на другой. Смысл текста рождается при введении «чуждого семиозиса», находящегося в состоянии непереводимости к тексту, т.е. при погружении в се-миосферу. Творчество является бессубъектным процессом, автор - кибернетическим устройством, порождающим новые сообщения, появление которых обусловлено неадекватностью перевода поступающих исходных текстов. Лотман, также как и Бахтин, подчеркивает отличие культурологического понимания текста от лингивистического - факт дополнительной «выраженности» преобразует языковое сообщение в текст культуры. При этом текст как сообщение на языке искусства, в котором сохраняется семиотическая много-структурность, становится художественным произведением. У Лотмана за текстовой реальностью все еще «читается» рбъективная реальность - непосредственность человеческой жизни и культуры находится в ситуации диалога и взаимодействия.
-
Ж. Деррида деконструирует текст, разрушая любую трансценден-цию: текст как сложноорганизованное гетерогенное образование возникает как «практика означивания в чистом становлении». Он безграничен, ему присущи интертекстуальность, множественность, при этом весь мир превращается в бесконечный, безграничный текст, становясь идеологическим феноменом письменной культуры. Текст внеположен языку, который всегда является лингвистическим феноменом: быть «за пределами» языка означает принадлежать «реальности текста». Любое восприятие действительности опосредовано дискурсивной практикой, мышление конструирует реальность в виде объекта своего познания, поэтому любая реальность и любой субъект являются частью универсума интертекста.
-
Р. Барт, используя теорию деконструкции, формулирует новую концепцию текста как «самопорождающейся продуктивности», обращаясь от проблемы «произведения» как целого, имеющего устойчивую структуру, к
процессу «структурации текста». Он принципиально различает понятия «текст» и «произведение»: текст понимается им шире, чем литературное произведение - текст находится «по ту сторону» произведения, представляя собой идеологическую атмосферу культуры, «впитанную произведением», которое становится «эффектом текста»; текст - это интертекст. Поэтому с точки зрения смысла первичным является Текст, а произведение - вторично. Текст, в отличие от замкнутого, отсылающего к определенному означающему произведения, открыт в бесконечность означающего, предполагая игру означающих.
5. В постмодернизме, отказавшемся от репрезентативной теории знака, в тексте происходит диалог Означающих, которые получают только процедурное значение, сам текст осмысливается как пространство «методологических операций», а в качестве диалога выступает деконструктивистская семиотическая практика «чтения-письма», в процессе которой из элементов произведения, взаимодействующих с сознанием читателя, изначально текстуального, конструируется Текст. Постмодернисты также отказываются от интерпретации текста как только лингвистического феномена, рассматривая его как некоторое концептуализированное пространство, в котором свою дис-курсивность оформляет культура, «текстуализируя» мир. Текст изначально является интертекстом, в котором другие тексты присутствуют «на различных уровнях». Текст принципиально не имеет автора, он даже требует его «смерти» - автор является «всего лишь порождением данного текста». Представление о современном мышлении как о преимущественно «поэтическом» приводит к тому, что любой текст осмысливается как художественный. В таком контексте не только культура и сознание, но и сама реальность становится «текстуализированной», поэтому за текстом «прочитываются» только следующие тексты, т.е. непосредственность жизни и реальность культуры уже никак не связаны, что позволяет провозгласить принципиальную неопределенность любого смысла.
Теоретическая и практическая значимость работы. Результаты исследования имеют как методологическое, так и мировоззренческое значение для постижения смысловых оснований культуры и проблемы взаимодействия мышления, языка и культуры в рамках лингвофилософского дискурса, когнитивной теории культуры, а также исследований в области моделирования когнитивных процессов. Материалы и результаты исследования могут быть использованы разработке учебных курсов по соответствующим дисциплинам: культурологии, лингвокультурологии, семиотике культуры, а также при создании учебных пособий.
Апробация работы. По теме диссертационного исследования были сделаны доклады на международных, всероссийской, региональных и вузовских конференциях.
Публикации. По теме диссертационного исследования опубликовано 9 работ общим авторским объемом 2,6 п.л., из них 4 - в ведущих рецензируемых журналах.
Структура диссертации определяется целями и задачами исследования и включает введение, две главы, состоящие из шести параграфов, заключение и библиографию (198 источников, включая источники на английском языке) - всего 179 страниц.
Проблема текста в концепции диалогизма культуры М.М. Бахтина
Эпистемологический сдвиг в современной философии характеризуется интересом к гуманитарному научному опыту познания. Когнитивная теория культуры (когнитивная культурология) является одним из тех научных направлений, которое стремится интегрировать достижения естественных и гуманитарных наук в изучении человеческого познания, утверждая определяющую роль культуры в процессе познания. Исследования в рамках когнитивной культурологической парадигмы направлены на изучение механизмов становления ментальных культурных форм, которые наполняют культурным смыслом непосредственный телесный опыт, позволяя исследовать представленное в знаково-символической форме коллективное знание. При этом структуры языка интерпретируются как «воплощение когнитивного строя культуры», как способ "«трансляции культуры» [137, с. 270], которая определяется в качестве «смыслопалагающей сферы жизнедеятельности общественного человека» [138, с. 5], т.е. речь идет о мировоззренческих смыслах, имеющих императивную силу социальной нормы, воплощенных в различных когнитивных формах «как вербального, так и довербального сознания» и подлежащих анализу и описанию. Эти мировоззренческие смыслы были определены в рамках культурно-исторической психологии в качестве смыслополагающей сферы человеческих репрезентаций - системы «надындивидуальных регулятивов человеческого поведения», которые представлены в различной форме [138, с. 6]. Такой подход позволил для изучения механизмов культурного влияния на когнитивные процессы человека привлечь информационную теорию познания, в которой взаимодействие человека с миром рассматривается сквозь призму различных информационных процессов, основным из которых является репрезентация. При этом на формирование систем репрезентации влияют «исторически обусловленные формы деятельности», вырабатываемые «в рамках той или иной культуры» [138, с. 8]. 1. Проблема текста в культуре
Одним из важнейших вопросов когнитивной теории культуры является анализ и описание тех когнитивных и когнитивно-лингвистических форм культуры, в которых воплощаются мировоззренческие смыслы, и в этом контексте особое значение приобретает культурфилософское осмысление понятия «текст», которое, с одной стороны, давно перестало осмысливаться только лингвистически, а с другой, стало настолько расплывчатым, что требует специального анализа различных подходов к своему определению. Обращение к истокам формирования текстовой культуры в рамках культурфилософского анализа позволяет проследить не только изменение роли письма и чтения в культуре, но и трансформацию мышления. В этой связи интерес представляет работа И.Т. Касавина [74], в которой автор анализирует последствия «лингвистического поворота» для философии языка и эпистемологии, исследует формы представления знания в языке в текстовом виде, рассматривает различные типы текстов в контексте идеи «языковой игры» Л. Витгенштейна, подчеркивая, что «языковые игры» предков человека позволили им обрести человеческий образ. К таким текстам И.Т. Касавин относит, например, особый «скотоводческий язык» африканского племени нуэров, который является продуктом их хозяйственной деятельности, причем язык нуэров представляет собой «не просто языковые средства» - они порождают ритуалы и наполняют язык «поэтическим началом» [175, с. 45]. «Предельная форма» образования языковых структур в первобытном обществе встречается в таком специфическом магическом акте, как наложение табу, которое одновременно сакрализует языковые элементы и десакрализирует в целом язык, побуждая творчество лексики и иносказание, т.е. становясь важнейшим источником языкового развития. Таким образом, в языковых играх вырабатывается своеобразная онтология, которая накладывается на социальную, психологическую и природную реальность, данную человеку, т.е. явления, мероприятия в форме «мифологически-праздничиых мистерий либо политически-судебных дискуссий», доминировали устные тексты. Философские произведения в форме диалога становились образцами интеллектуального общения, а неофициальное повседневное общение структурировалось посредством «светских лирических» повествований, «научно-познавательных или приключенческих историй (по образцу Овидия или Апулея)». Причем некоторые тексты представали в виде рассказа в рассказе, когда в качестве вступления к тексту выступали указания на то, каким образом, где и когда они рассказываются. Таким образом, рассказы, пересказы, чтение вслух записанного пересказа - это, по сути, мало отличающиеся друг от друга ступени и формы «одной и той же языковой эпохи» [74, с. 138-140]. По замечанию Гадамера, в диалоге «Федр» Платон, излагая направленную против письменности египетскую легенду, фактически, стремится избежать выхолащивания подлинной сущности языка, т.к. в платоновской позиции прослеживается процесс обращения «поэтического и философского предания в литературу», происходивший в Афинах. Софистическая трактовка текстов, особенно поэтических в целях обучения, у Платона «вызывает отклоняюще-негативную реакцию», он пытается своей диалогической формой поэзии «преодолеть слабость «логосов», особенно письменных». Форма литературного диалога «вновь погружает понятие и язык в изначальное движение живой беседы», тем самым слово ограждается от любых «догматических злоупотреблений» [43, с. 433]. При этом неприспособленность письменного языка, с точки зрения античных философов, для выражения сокровенного знания оставалась аксиомой еще долго, поэтому работы софистов были во многом посвящены неизреченности тайны.
Текст и культура в концепции Ю.М. Лотмана
По сути, диалогические отношения между высказываниями относятся к металингвистике, в своем основании отличаясь от любых «лингвистических отношений... как в системе языка, так ив... высказывании» [26, с. 293]. Диалогические отношения, которые не могут быть сведены ни к чисто лингвистическим («композиционно-синтаксическим»), ни к логическим (диалектическим), возможны только «между целостными высказываниями различных речевых субъектов» [26, с. 296]. Причем диалогические отношения, предполагающие присутствие языка, в системе языка отсутствуют, в то время как «речевые произведения, а также языки, функциональные стили и диалекты, вступают в эти особые смысловые отношения, т.е. «говорят» друг с другом, но только при условии... трансформации их в «мировоззрения»..., в «точки зрения», в «социальные голоса» и т.п.» [26, с. 297]. Таким образом, смысловые связи между различными высказываниями всегда носят диалогический характер, в отличие от предметно-логических связей внутри одного высказывания, и здесь особое значение приобретает личность субъекта речевого произведения, его «голос», который входит в контекст произведения, трансформируя его смысл. Рассматривая речевого субъекта как «обобщенную «натуральную» индивидуальность», Бахтин отождествляет речь и язык, но подчеркивает, что «речевое общение как диалогический обмен высказываниями и язык... нельзя отождествлять» [26, с. 286]. Поэтому абсолютное тождество предложений с точки зрения формы возможно, но они никогда не могут совпасть как высказывания (неповторимые абсолютно индивидуальности) - это всегда новое высказывание, даже, если это цитата, «ибо изменилось его место и его функция в целом» [26, с. 286].
Несмотря на абсолютную индивидуальность высказываний, Бахтин утверждает, что наука должна их изучать, т.к. с одной стороны, неповторимые единичности являются «исходным пунктом каждой науки», а с другой, - «наука, и в первую очередь философия, могут и должны исследовать специфическую функцию и форму этой индивидуальности» [26, с. 286]. Бахтин замечает, что целый пласт исследований выпал из интересов науки - это сфера между чисто смысловым анализом и лингвистическим. С одной стороны, необходимо осознание того, что любые претензии на возможность полного исчерпания абстрактным анализом (н-р, лингвистическим) конкретного высказывания несостоятельны, что необходимо изучать виды и формы диалогических отношений между высказываниями и их типологическими формами (факторы высказываний). С другой - необходимо изучение внелингвистических (диалогических) и одновременно внесмысловых (научных, художественных и т.п.) элементов высказывания, с позиции которых все лингвистическое - только средство. [26, с. 287]
Таким образом, текст «в узком смысле» предстает объектом лингвистического исследования, представляя собой систему знаковых отношений в пределах системы языка, а в «широком» - интерпретируется как «фундаментальная философская категория, обозначающая всеобщую предметную форму человеческого общения» [138, с. 234]. Именно во втором случае проявляется особый диалогический характер отношений внутри текста и между текстами, что позволяет Бахтину определить текст как «своеобразную монаду, отражающую в себе все тексты (в пределе) данной смысловой сферы» [26, с. 282], т.е. речь идет о взаимосвязи всех смыслов, поскольку они реализуются в высказываниях. С этой точки зрения любой конкретный текст воссоздает все тексты всех смысловых сфер (общающихся между собой), все возможные смыслы которых «должны пониматься как входящие в данный текст, существующие в нем» [29, с. 75]. Ив этом смысле этот текст уже становится произведением, т.к. «живет контекстами», живет конкретным «речевым жанром», конкретной «формой отношений между текстами», конкретными «законами целостности». Этот текст уже становится формой «изменения текста», которое составляет имманентный смысл самого существования текста, «самой его данности» [29, с. 76]: любой текст (печатный, написанный, устный) не равен «произведению в его целом», которое Бахтин рассматривает в качестве «эстетического объекта». Произведение, в отличие от текста, содержит и «необходимый его внетекстовой контекст», оно «как бы окутано музыкой интонационно-ценностного контекста», который определяет его понимание и оценку. Этот «внетекстовой интонационно-ценностный контекст» остается «в своих наиболее существенных и глубинных пластах», вне данного текста в качестве «диалогизирующего фона его восприятия» [26, с. 369]. Для того, что проникнуть в «смысловые глубины» произведения необходимо выйти за пределы условий эпохи его создания, поскольку в «процессе посмертной жизни» новые значения и новые смыслы наполняют произведение, которое как бы перерастает эпоху своего создания. При этом смыслы могут находиться в латентном виде до тех пор, пока не попадут в благоприятные для их расрытия «смысловые культурные контексты последующих эпох» [26, с. 331].
Вывести текст за пределы лингвистического понимания означает обнаружение того, что текст «предполагает субъекта - автора», т.е. он не безличен, иными словами, возникает проблема субъекта, а следовательно, субъективности гуманитарного знания. При этом автор определяется двояко - собственным внутренним миром, с одной стороны, и набором социально оформленных смыслов, с другой, образуя «осмысленный и организованный в соответствии с собственной системой ценностных ориентаций мир человека» [126, с. 100]. Этот мир автора «проявляется в неизбежной адресованности текста другому, читателю», но в силу двойственности природы субъекта (и автора, и читателя) «смысл текста всегда определен рассогласованием автора и читателя, т.е. ситуацией непонимания» [74, с. 80]. Именно об этом пишет М.М. Бахтин: «Смыслом я называю ответы на вопросы. То, что ни на какой вопрос не отвечает, лишено для нас смысла» [26, с. 350], поэтому понимание текста связано с культурной компетенцией не только автора, но и читателя. Следовательно, понять смысл текста - это значит «реконструировать» вопрос, лежащий в его основании, а понимание смысла этого вопроса возможно лишь через реконструкцию текста. И здесь проявляется диалогичная природа текста, которая предполагает не только отсутствие ограничения смысла замкнутым на себе самом текстом, но и не ограничивается парой «автор - читатель», а предполагает существование предшествующих и последующих текстов, т.к. не существует «изолированного высказывания», всегда предполагаются «предшествующие и последующие за ним высказывания». Нет высказываний первого или последнего, любое высказывание - лишь «звено в цепи и вне этой цепи не может быть изучено» [26, с. 340].
Текст можно рассматривать как «реальную речь, отстраненную от человека и воплощенную на плоскости», или как «живую речь человека в процессе общения, но понятую и доведенную,до идеи текста» («человеческое бытие представлено вне его самого»), но кроме этого, у Бахтина текст предстает еще и в форме любой знаковой системы - подход, получивший в дальнейшем развитие в семиотических теориях [29, с. 115]. При этом текст в любой форме может выступать в качестве формы взаимодействия культур. Эти три измерения текста вступают между собой в отношения постоянного и напряженного взаимопревращения, взаимодействия и противопоставления. Поэтому текст как всеобщая форма общения не может быть сведен только к семиотическому или только герменевтическому пониманию. Бахтин особое внимание уделяет тому пониманию текста, в котором текст рассматривается в качестве отстраненной и запечатленной формы человеческого общения, т.е. в качестве произведения.
Текст и деконструкция в концепции Ж. Деррида
Особую роль в становлении постструктурализма сыграл лингвоориентированный вариант неофрейдизма Ж. Лакана, в котором теория Фрейда была пересмотрена с позиций семиотики и лингвистики. Лакан уподобил бессознательное структуре языка, отождествил сновидение с означающим и в качестве основных процессов, подобно Фрейду, выделил в сновидениях замещение и конденсацию. Причем, по его мнению, при конденсации одни означающие накладываются на другие, что и создает возможность метафорических переносов и приводит в результате к тому, что любой образ приобретает множество значений. Замещение он ассоциирует с метонимией, которую бессознательное использует для обмана психологической самоцензуры. Впоследствии «замещение» и «конденсация» превратились в основные термины теоретических оснований постструктурализма: первому из них («замещению») Ж. Деррида придал статус методологического принципа постструктуралистской риторики, в итоге, проблематика замещения стала одним из важнейших вопросов всей постструктуралистской, а в дальнейшем и постмодернистской мысли. В концепции Ж. Лакана, означаемое и означающее рассматриваются как отдельные разделенные ряды, сопротивляющиеся процессу обозначения, связывающему их. Его понятие «плавающего» означающего предполагает в
любом тексте лишь взаимодействие или игру означающих, оторванных от их означаемого, и постулирует, тем самым, независимость означающего от означаемого, которая в дальнейшем была развита в теории «следа» Ж. Деррида, представлябщего собой «отпечатки тех смысловых контекстов, в которых побывало «общенародное» слово прежде, чем попало в наше распоряжение» [84, с. 14]. Возможность разрыва устойчивой структуры знака порождает проблему интерпретации смысла, потому что знание в этом случае, возникая как эффект бессознательного, проявляется в качестве означающего процесса, не имея другого смысла, за исключением того, что оно - бессознательное. Особенность психологической интерпретации природы знака Ж. Лаканом заключается еще и в том, что знак оказывается в роли «убийцы вещи», которую замещает, иными словами знак как целостность предстает в качестве «наличия, сотворенного из отсутствия». И это приводит к тому, что сама идея знака сводится к замещению некоторым условным обозначением чего-то, отсутствующего в данный момент коммуникации, и смысл использования знака теоретически оказывается необходимостью фиксации самого принципа «наличия отсутствия» реального явления или объекта.
Таким образом, знаковая теория постструктурализма базируется на идее Ж. Лакана о том, что знак замещает объект, который обязательно отсутствует в коммуникации. Многие постструктуралисты разрабатывали эту идею, но только Ж. Деррида превратил ее в неоспоримую догму. Ж. Лакан применил эту идею по отношению к процессу становления субъекта, главным образом, в семиотическом плане: он объяснил потребность ребенка в том, чтобы говорить, желанием возместить нехватку объекта, который отсутствует, через его называние. Он сформулировал идеи и предложил комплекс концепций, которые способствовали формированию постструктуралистского подхода к личности, понимаемую как языковое сознание, рассмотрел структуру знака с точки зрения того, каким образом проявляются в ней действия бессознательного, которое реализуется в сложном диалектичесуком взаимодействии «желания» и «потребности». Подчеркивая символический характер «желания», он отмечал, что желание может быть удовлетворено только в результате трансформации или разрушения желаемого объекта, другими словами, в результате его снятия. Лакановский подход к пониманию языкового сознания следует из его же концепции структуры человеческой психики как сферы противоречивого и сложного взаимодействия трех составляющих: Символического, Воображаемого и Реального. Причем Символическое определяется им как сфера культурных и социальных взглядов и норм данного общества, которые усваивает каждый индивидуум в основном неосознанно; Воображаемое - как комплекс иллюзорных представлений, которые человек создает о себе сам и которые играют существенную роль в его психической самозащите; Реальное - как «сфера биологически порождаемых и психически сублимируемых потребностей и импульсов»,, рационально неосознаваемых индивидом [см. 68, с. 61-68].
Идеи Ж. Лакана относительно структуры человеческой психики не были изложены им в виде стройной концепции, трансформировавшись с течением времени и в связи с модификацией контекста их использования. При этом важнейшими в его наследии остаются два сформулированных им положения: критика лингво-семиотической теории знака и концепция децентрированного субъекта, которая стала влиятельнейшей концепцией современного человека, представленного в качестве фрагментированного и лишенного целостности субъекта, который перестал рассматриваться в качестве тождественного самому себе и своему сознанию. Таким образом, в современной постструктуралистской интерпретации под вопросом оказалось само понятие личности, а языковое сознание стало рассматриваться как нестабильное образование, существенно зависящее от встречаемого языкового материала, который участвует в его структурировании, иначе говоря, любой текст заставляет принять воспринимающим сознанием заданную речевую позицию, которая как бы утверждает его воображаемую целостность и связность. Ж. Лакан сыграл существенную роль в обосновании идеи текстуализации сознания, выдвинул положение о текстуализации бессознательного, которое он ассоциировал со сновидением, что привело к распространению тезиса о том, что сновидение структурировано подобно тексту. Эти положения стали существенным моментом в обосновании нового представления о сознании человека, которое стало осмысливаться как не исчерпываемое рациональным измерением. Специфика подхода Лакана заключается в том, что он попытался предложить теоретическое уничтожение понятия «субъект» в рамках доминирования еще экзистенциальной парадигмы, рассматривающей человека в качестве сознательно и рационально действующего индивида, автора своих действий, который способен понять причину своих поступков.
Ж. Лакан оставался всегда приверженцем теории 3. Фрейда, используя его терминологию и концепции, но переосмысливая их в контексте лингвистического подхода к культуре. Такой подход и стал основой его позиции панъязыковости, которая позволила отвести особую роль художественной литературе в современном научном знании. Лакан в художественном творчестве увидел особый метод познания не только для естественно-научного знания, но и математического. Он попытался, особенно в последних работах, соединить поэзию и математическую логику, выразить бессознательное в математических терминах, которые он назвал «матемами». В целом его теории основываются на открытиях структурной антропологии и лингвистики: с его точки зрения в становлении сознания важнейшую роль играют субъективно-объективные отношения, в основном ограниченные интерсубъективностью, посокольку отношения субъекта и «реального» опосредованы языком и недоступны для восприятия в «чистом состоянии». Сама субъективность, по мнению Лакана, отталкивается от практики взаимодействия субъектов (или от практики взаимодействия их представлений о других и о себе), проявлясь в результате влияния принципа различия посредством оппозиции «другой» по отношению к «Я». Таким обарзом субъективность становится действием означающей системы, которая существует до индивида, определяя его культурную идентичность, иными словами, субъект определяется исключительно лингвистически, само его порождение и бытие предопределено и поддержано дискурсом и речью, то есть человек вне языка не существует [см. 68, с. 80-84].
Одной из важнейших теоретических положений постструктурализма является концепция «теоретического антигуманизма», которая заключается в том, что без участия воли и сознания человека через него проявляются те явления, силы и процессы, над которыми он не имеет власти (язык, социальные процессы, область бессознательных желаний и т.д.). Эта теория отрицает возможность самостоятельного индивидуального сознания в связи с тем, что человеческое мышление все время, чаще бессознательно, обусловливается языковыми структурами. Постструктуралисты рассматривают мир как феномен письменной.культуры (безграничный текст у Ж. Деррида, «словарь» и «энциклопедия» в концепции У. Эко, «космическая библиотека» у В. Лейча), что приводит к необходимости лингвистического обоснования человеческого сознания. Постмодернисты интерпретируют языковое сознание в контексте способности любого человека описать своей жизненный опыт в виде связного художественного повествования - нарратива. Здесь переплетаются два вопроса: проблема языкового сознания личности и, в то же время, нарративный способ оформления жизненного опыта как модели человеческой жизни. Фактически, развитие постструктурализма в дальнейшем происходило в русле выдвинутых Ж. Лаканом идей, среди которых была первая критика соссюровской модели знака и общей лингвистической теории коммуникации, составлявших основу лингвистического структурализма, а также он предложил «деструктурировать» фрейдистскую структуру личности, поставив под сомнение саму идею структуры [см. 68, с. 55-56].
Произведение и текст в концепции Р. Барта
Ролан Барт является одним из самых влиятельных представителей французского литературоведческого структурализма и постструктурализма. В его творчестве исследователи выделяют «доструктуралистский» (50-е годы), «структуралистский» (60-е годы), и «постструктуралистский» (70-е годы) периоды, хотя сам Р. Барт свое творчество назвал «семиологическим приключением» [19, с. 226]. Многие его исследователи (Дж. Каллер, В. Лейч, М. Вайзман и др.) указывают на эволюцию взглядов Р. Барта не только от структурализма к постструктурализму, но и в рамках постструктурализма: от одной из первых деконструктивистских теорий анализа художественного произведения - «текстового анализа», сформулированного на рубеже 70-х гг., к концепции «эротического текста», свободного от структурного подхода и ознаменовавшего переход к постмодернистской чувствительности «поэтического мышления» [70, с. 154-155].
Р. Барт стал тем философом, который перевел «сложные (и еще более сложно сформулированные) теории и идеи Деррида, Лакана, Фуко...из «воздушной сферы» эмпирей «высокой» философской рефлексии в «эмпирику» практического литературного анализа» [70, с. 157]. По сути, он представил «литературоведческой аудитории» концепции и представления постструктурализма, сформулировав многие его основные положения, дал классическое определение интертекста и интертекстуальности, развил лакановскую концепцию субъекта, дерридианскую критику структурности текста, трактовку ходожественной коммуникации Ю. Кристевой [70, с. 158].
Р. Барт всегда занимался исследованием, в первую очередь, литературных текстов, в которых за стилистическим и лексическим многообразием увидел устойчивые элементы социальной логики, определяющей стереотипы мышления и поведения, - так называемое «письмо», функция которого состоит в «утверждении сверхъязыковой реальности» [15, с. 50]. Он полагал, что все современное общество является цивилизацией «письма» [13, с. 304] - цивилизацией, в которой любые предметы выполняют не только свою утилитарную функцию, но и становятся символической системой, основанной на языке. При этом язык становится для них «фундаментом» смысла, а не только его моделью, ибо «ни одна вещь не ускользает от смысла» [20, с. 419], который «есть только там, где предметы или действия названы» [16, с. 248-249]. «Письмо» в таком контексте предстает в качестве литературного языка, включенного в конкретный социально-исторический контекст, - «письмо» становится способом связи общества и литературы, истории и литературы. Р. Барт считал смысл «культурным фактом», «продуктом культуры» [20, с. 426], что позволяет его литературоведческие исследования рассматривать в более широком культурологическом и социальном контексте.
Постулируя отсутствие любой реальности, кроме лингвистической - «все есть язык», Барт подчеркивал исключительный эпистемологический статус языка в современной культуре, который является результатом «исторического вызревания знаний, идей, духовных устремлений» [13, с. 274] и обусловлен парадоксальностью его структуры, открытой структурализмом: «это система без цели и без центра» [13, с. 417]. Согласно его взглядам, культура представляет собой «универсальную систему символов, регулируемую одними и теми же операциями», т.е. «во всех аспектах представляет собой язык» [18, с. 465]. В таком контексте язык становится главным источником любой власти и насилия, его изменения -способом трансформации культуры и общества, а семиология - основным средством социальной критики. Лингвоцентрический подход к культуре позволил Барту использовать методы и понятия лингвистики для изучения явления коннотации в культурных системах,, т.е. возникновения «системы вторичных» относительно языка смыслов, паразитурующих на нем [16, с. 260], которое стало для Р. Барта аргументом против «всевластия знака».
В «доструктуралистский» период своих исследований Р. Барт обращался к семиотической проблематике в связи с осознанием того, что все культурные феномены облекаются в знаковую форму и функционируют как знаковые механизмы. Он сам определил этот период как «изумление» перед перспективами «научного разоблачения» идеологии, которые давали семиологические идеи Ф. де Соссюра, и рассматривал семиологию в качестве «тонкого» инструмента для исследования «смысловых процессов», в качестве основополагающего метода «идеологической критики», который придает исследованию смысла ответственность [19, с. 227]. Он принципиально разграничил знаки денотативной и коннотативной систем: денотация сводится к предметным значениям знаков и представляет собой знаки «первичной» системы, а любая, дополнительная по отношению к денотации, смысловая информация рассматривается в качестве коннотативных знаков. Барт приходит к выводу, что коннотативный знак встраивается» в денотативный и «паразитирует» на нем, и это дало ему возможность последовать идеям Ельмслева [62, с. 369] и определить коннотативную семиотику в качестве системы, у которой план выражения «является знаковой системой» [16, с. 299], причем коннотативные смыслы способны «встраиваться» как в знаки естественного языка, так и прикрепляться к материальным предметам, становясь «знаками-функциями» [16, с. 269]. Коннотативные смыслы, в отличие от денотативных значений, расплывчаты, неопределенны, зависимы от социокультурного контекста, дешифруются с трудом вне породившего их идеологического контекста. Один знак или материальный предмет может иметь несколько коннотативных означаемых, также как и одному означаемому может соответствовать несколько денотативных знаков, что приводит к «рассеиванию коннотативных означаемых по всему дискурсу» [84, с. 17].
Коннотативные означаемые Р. Барт связал с идеологией, подчеркивая, что без коннотативных смыслов денотации в реальном языковом общении не существует, и, по сути, коннотативные системы, используя свою «встроенность» в денотативные высказывания, маскируются под них, благодаря чему происходит «натурализация» идеологии, которая становится как бы «естественной» [13, с. 318]. Барт исследовал не содержание конкретной идеологии, а «ответственность формы» за передачу идеологического содержания, он пытался понять, как «сделан» любой идеологический знак [82, с. 286], чтобы «денатурализовать» его, «развенчать», лишив его идеологического влияния: «глядя на праздничные витрины само собой разумеющегося, мне хотелось вскрыть таящийся в них идеологический обман» [13, с. 20]. Подобному анализу он подверг мифы обыденного сознания («Мифологии» (1957)), показав возможности семиологического подхода к исследованию «вторичных» семиотических систем, в качестве которых выступили «коннотативные механизмы идеологических мифов» [84, с. 6], и показал, что, с однйо стороны, мифы направлены на деформацию реальности, создание ее образа, который совпадет с ценностными ожиданиями аудитории, а с другой, - прячут свою собственную идеологическую ангажированность.
В период «увлечения» структурализмом Р. Барт осмысливает значение системного подхода для анализа знаковых систем («Воображение знака», «Структурализм как деятельность», «Основы семиологии», «Система моды»), исследует «коннотативные семиотики» различных областей культуры, связав культуру с коннотацией: «коннотативный код, по всей видимости, является не «естественным» и не «искусственным», а ... «культурным»« [20, с. 388]. В этот период он разрабатывает «семиологию значения», изучая коннотативные значения, которыми в процессе своей деятельности человек наделяет весь предметный мир [84, с. 9], и приходит к выводу о том, что семиология, по сути, должна стать наукой об идеологиях, а, следовательно, наукой социальной, поскольку любое общество предполагает идеологию. Такой подход позволил ему сформулировать механизм «критики» идеологии и современной культуры: для того, чтобы освободиться от власти идеологии, необходимо объяснить ее язык, т.е. аналитически разрушить ее знаки.
