Содержание к диссертации
Введение
Глава 1. Притяжение победы 14
1. Мера победы 14
2. О комплексе победителя 24
3. Ожидание победы 32
Глава II. Мифология и история победы 43
1. Победные мифы 43
2. От победы до беды 55
3. Поединок: один против другого 79
Глава III. Метафизика поражения и пораженчества 93
1. Время: иметь или не иметь? 93
2. Страх небытия 109
3. Болезнь бытия 118
Глава IV. Непобедимость 130
1. Испытание далью 130
2. Победить время 145
3. Победить себя 158
4. Воля к любви 174
Заключение 184
Литература
Введение к работе
Актуальность темы исследования. Исследование феноменов победы и поражения связано с потребностью осмыслить направленность человеческого бытия и перспективы индивидуального развития в связи с ситуацией утраты бытия и переживания индивидом оставленности. Анализ процессуальности бытия в контексте основополагающей онтологической установки: «продвижение вперед» выявляет потенциал победы вновь заявить о бытии. Интерпретация оснований сущего, социодинамики как единства побед и поражений необходима в связи с девальвацией ценностей эпохи модерна и нарастанием неопределенности в объективной реальности.
Рассеяние жизни и духа, проявляющиеся как в апокалиптических предчувствиях и идеях катастрофизма, так и в концептуализации понятий смыслового континуума и полицентричности реальности, требуют определения статуса стойкости победы независимо от исхода борьбы и состязания. Стойкость, скрытая в победе, - это метафизическая проблема качества бытия, индивидуальной и коллективной воли к бытию, но и личное переживание в связи с ослаблением победных чувств, воли к жизни. Поскольку современное мироотношение выявляет значение субъективности как сущностной определенности человека - победителя, то важно установить истоки идей краха антропоцентризма и кризиса креативных возможностей индивида.
Инобытийность признаков победного духа раскрывается как действие принципов борьбы и индивидуации, значение которых важно в понимании пораженческих тенденций, власти небытия в современном мире. Способ человека справиться с ситуацией предоставленности самому себе (свободой воли, своеволием, произволом) раскрывался в единстве антропологических и экзистенциально-онтологических параметров. Способность индивида делать свою жизнь, жить побеждая исследована на основе идеи бытия как фундамента существования и методологической предпосылки философствования. Статус понятия бытия, его становления личностной ценности необходим в связи с утверждениями об утрате им своего значения, как и о лишении «конститутивной тождественности» (Х.Ортега-и-Гассет), предписанной определенному бытию. Поэтому устанавливалась нерасторжимость победы и бытия, идеи жизни и ее бытийной определенности, победного чувства (потребность в самоутверждении) и способности стать самим собой, видя суть вещей, первозданность мира и собственного существа.
Проблема победы бытия, как собранность человека жизнью, является разработкой идей фундаментальной онтологии, позволяющей проследить схождение линий моноцентризма и полицентризма. Социальная ценность этого аспекта исследования состоит в проблематизации идей достижения,
4 успеха, славы и иных форм самоутверждения. Поэтому в исследовании разведены социально-культурный и бытийный планы активности как успех и победа, а истинность «Я» устанавливалась при осмыслении трансформации победного чувства в чувство победителя, свидетельствующего о личной уверенности человека, его способности к ответственному действию, осознанному выбору, единственно верному решению.
Степень разработанности проблемы. Истоки идеи о том, что победа и поражение органичны человеческому миру, конституирующемуся принципами борьбы и состязательности, содержатся в античной философии. У Платона победа, как успех, сопутствует вражде в мире, распре между людьми и войнам, разрешающим споры, а не свидетельствующим о справедливости. Победа приобретает небытийный оттенок, знаменуя богоборческие тенденции человека и его тщеславие. Поэтому смысл победы выявляется в контексте фундаментальных философских категорий: бытия, небытия, единого, движения, времени и их нравственного значения в свете идеи блага. Этот аспект проблемы выявлен в философском наследии Аристотеля, согласно которому победа и успех оказываются за границами подлинного бытия, совершенной цели и относятся к явлениям случайным, отличным от подлинной добродетели, подвластной человеку и его сознательному выбору.
Идеи Августина Блаженного, ставшие существенной составляющей христианской антропологии и персоналистической философии, позволили выявить истоки ценности личной победы, как душевной способности человека преодолевать границы собственной самости и открыться просветленной душой навстречу трансцендентному началу, безусловной полноте Бога.
В истории мировой философской мысли комплекс идей о бытийном
статусе человека, его силе и слабости, падении и возвышении содержатся в
трудах С.Кьеркегора, А.Шопенгауэра, Ф.Ницше, В.С.Соловьева,
А.Бергсона, Н.А.Бердяева, М.Хайдеггера, К.Ясперса, Ж.-П.Сартра,
Х.Ортеги-и-Гассета и других мыслителей. Значение причинно-
следственного ряда оснований, ограничивающих духовный рост человека,
препятствующих его победе над собой, рассматривается на анализе идей
С.Кьеркегора, А.Шопенгауэра, Ф.Ницше, произведений
Ф.М.Достоевского. Осмысление их идей позволяет заключить, что причинно-следственная обусловленность индивидуального действия приводит к тупику самореализации, определяемому в диссертационном исследовании как комплекс победителя. Существенна постановка А.Шопенгауэром вопроса о ничто, индивидуальном существовании как пребывании между миром реальным и иным. Положение Шопенгауэра о необходимости выбора в пользу отрицания воли к бытию учтено при сопоставлении феноменов победы и поражения в личном бытии. Установка «вперед» рассмотре-
5 на как преодоление реальности и доступ к бытию в единстве процессов самоутверждения и самоотрицания.
Бытийная ценность победы как личной непобедимости исследовалась при работе с текстами В.С.Соловьева. В контексте теории всеединства прослежена смысловая соотнесенность личной победы, творчества и деятельной любви. Способность индивида к личной инициативе, приобретению чувства победителя определена в созвучии с идеями Соловьева о «достойном бытии» и уверенности индивида в «собственном бытии как этого лица». Объективные предпосылки стремления человека становиться выше и лучше выявлялись в качестве моментов положительного осуществления бытия. Опыт противостояния и противодействия является механизмом исторического прогресса, но общественная ценность нравственности соответствует стремлению к безусловному добру, назначению человека «хранить пределы вечные». Для прояснения взаимосвязи категорий бытие и жизнь, их ценности в истолковании организующейся реальности важно понятие Соловьевым «живого» и человека как воплощения «центра жизни».
Экзистенциально-персоналистические аспекты победы и поражения выявлены в идеях А.Бергсона, Н.А.Бердяева, М.Хайдеггера, М.Шелера, К.Ясперса, Ж.-П.Сартра, Э.Мунье, Г.Марселя и других мыслителей XX века. Истоки победного чувства, творческой инициативы в личном совершенствовании содержатся в концепции А.Бергсона о творческой эволюции и интуитивистском видении жизни как «жизненного порыва». Таким образом, анализ идей Бергсона позволил определить трансформацию победного чувства в чувство победителя как формы живой активности.
Ценность и возможность личной победы органичны идеям Н.А.Бердяева о персонализации мира и творчестве как сущности индивидуальной свободы. Освобождение от диктата самости, как и от диктата победы, рассмотрены как возможность приобретения индивидом имени «Победитель».
Существенными стали идеи российских философов А.Ф.Лосева, Э.В.Ильенкова, Я.Э.Голосовкера, М.М.Бахтина, П.П.Гайденко, А.Н.Чанышева при исследовании победных мифов, личностной ценности героики и подвижничества, онтологического статуса небытия и времени. Осмысление личности как социокультурного феномена было продолжением исследований, проводимых мыслителями Петербургской и Ростовской школ философии: К.С.Пигровым, В.Е.Давидовичем, Т.П.Матяш, И.В.Ватиным и др. Знакомство с работами этих ученых, как и непосредственное обсуждение с ними идей исследования, позволили уточнить понятия социальной реальности, творческой инициативы, субъективности, индивидуальной воли и личного идеала. Продолжение этих исследований видится в отыскании смысла и направленности самореализации в соотнесен-
ности с победой индивида над собой, но и достижением контроля личности над развитием социальной ситуации.
Идеи победы как правды бытия и чувства победителя как личной правдивости выверяются в исследовании обращением к мифоэпическому и фольклорному наследию русского и других народов. Выявлены истоки победных чувств и интуиция победы на основе философской интерпретации творческой инициативы коллективного субъекта. Впервые дана оценка народного творчества как по сути явления победы бытия. Значительными в этом плане стали две уникальные, в своем роде, работы: Б.П.Вышеславцева о русском национальном характере и Е.Н.Трубецкого об искателях иного царства в русской народной сказке. Но если победное чувство онтологично и соответствует жизнеутверждающему началу человеческой активности, то «смущение победой» неотделимо от беды (небытия). Поскольку победы народа соответствуют беде, перемещаемой на другой народ, то не победа и удача, а дух непобедимости органичен стойкости общности и индивида в их противодействии враждебным началам.
Теоретико-методологические основы исследования. Методологическая ценность исследования объяснима пониманием автором метафизического значения эпистемологических изысканий. А именно, признавать ли методологически значимым тот ход размышления, в котором одно, искомое понятие, вписывается в известный понятийно-категориальный комплекс? И станет ли подобная логическая процедура определением понятия и социокультурного факта в их противоположности и тождестве? Поскольку смысл исследования состоял в личностном объяснении изменений жизненного мира, то и метод становится, в определенном смысле, представлением личности, то есть проблематизацией как реальности, так и ее понимания.
Определенный факт: социокультурная данность, событие, пробуждение сознания собственного «Я» в процедурах его интерпретации служит расширению бытийных границ мира (внешнего и внутреннего).
Именно этими исходными посылками обусловлен диалог с Платоном, его понятием истинного бытия; Аристотелем, его трактовкой временной меры бытия; Августином,его совмещением времен и вечности внутренним усилием ищущей души; В.С.Соловьевым, его представлением о связи субъекта с истинно-сущим, безусловным бытием предмета; М.Хайдеггером, его озаряющим видением «Я» в перспективе междумирия; А.Бергсоном, его любовным призывом, соответствующим творческой эмоции всего живого; А.Ф.Лосевым, его диалектикой мифа. Онтологический статус победы, ее экзистенциальный смысл и переживание пораженчества родственны духу концепций этих авторов о мире, человеке, бытии и поэтому соизмеримы личности (личности автора исследования, его оппонентов и потенциальных читателей). Этим выбором автор выражает приверженность идеям об уязвимости понимающего сознания, его зависимости
7 не только от познавательной установки гносеологического субъекта, но и от эффектов событийной вовлеченности в объективную реальность. В такой ситуации автор исследования поставлен перед необходимостью осуществить свое право на радикальное философствование. Логика исследования является единством мысли и образа, рационального и иррационального и выражается в игровом строе текста: победа-беда; сила утраты -стойкость лишнего; могу не быть - не могу быть; страх небытия - болезнь бытия и т.д.
Цель и задачи исследования. Цель исследования состояла в выявлении бытийного статуса победы и поражения и экзистенциального содержания этих феноменов.
Достижение этой цели потребовало объяснения ряда теоретических позиций:
значение победы в конституировании и развитии жизненного мира человека;
логико-понятийная соотнесенность победы и поражения с фундаментальными философскими категориями: бытие и небытие, пространство и время, возможность и действительность, необходимость и случайность и
др.;
онтологическая ценность и истоки победного чувства, его трансформации в чувство победителя или комплекс победителя;
антропологическое и личностное значение победы как идентификационного признака становления индивидуальности;
границы действия принципов борьбы и состязательности в формировании этнических, социокультурных общностей и свободной личности;
проявление интуиции победы, ее ожидания и уверенности в ней как существенных моментов внутреннего мира человека и его духовной меры;
смысловая и функциональная ценность культуры состязательности и различных поединков, их роль в конституировании и динамике упорядоченной социальной реальности;
- социокультурные параметры и экзистенциально-онтологическое
значение поражения и пораженчества, их соответствие пессимистической
и оптимистической мироустановкам;
- экзистенциальное содержание светлой надежды («будет!») и страха
небытия, их возможность и уместность в победной установке;
- потенциал победы в собирании общности и личности, единстве
бытия, в развитии способности индивида стать самим собой (быть!) и дос
тижении личного идеала.
Предметом исследования стали феномены победы и поражения в историческом и личном планах бытия. В качестве источников использовались социокультурные факты, мифы, эпос и фольклор русского и других народов; произведения классиков мировой литературы и философии.
Концепция исследования. Бытийность коллективного и единичного субъектов деятельности может быть по существу представлена как единство победы и поражения. Победа - наиболее адекватное понятие для объяснения способа бытия общностей и индивидов в период обретения ими самотождественности, перехода к новым формам существования. Определение духовной и социальной зрелости, точек подъема в развитии индивидов как возможности удовлетворения победных чувств, являющихся доминантой жизненной силы. Понятие победы (победной установки, победных чувств, воли, действия) выступает связующим при определении предметной сферы взаимопересечения жизни и бытия. Индивидуальное бытие, его структура конституируется жизнью индивида, приобретающего развитое чувство победителя. Соответственно экзистенциальный опыт личности, содержащий ее пребывание в пограничных ситуациях, раскрывается как переживание собственной ценности, а принцип индивидуации - быть причиной самого себя — объясняется в контексте идеи первенства.
Научная новизна исследования содержится в следующих теоретических положениях:
Проблемы личностно-бытийной меры жизненного мира и национального самоопределения исследовались в границах понятийно-концептуальной связи: небытие - победа - бытие. Онтологический срез исторического процесса и индивидуального развития представлен в качестве проявления энергии победного духа, сублимирующей агональный инстинкт.
Социальное бытие (порядок, иерархия, власть) в плане бытия победы анализировалась как определенная форма агона: война, борьба, соперничество, поединки. Соответственно основанием упорядочения стихии активности и институционализации ее итогов выступает вырабатываемая в античном обществе культура состязательности.
В исследовании впервые на основе мифоэпического и фольклорного наследия выявлены феноменологические признаки победы и поражения. В качестве доминанты инстинкта самоутверждения выступают победные чувства, а основанием собирания человеческой массы в этническую общность признается победная установка: интуиция победы и воля к ней, проявляющаяся в действии по одолению противника. Анализ интуиции победы в народном творчестве, проявлениях массового сознания и идеи победоносности бытия в философской мысли позволил изменить ракурс видения социального и индивидуального развития и определить значение социальных игр в связи с принципами борьбы и индивидуации. Воля к бытию представлена в особенной форме человеческой жизни, как соперничество и состязание.
4. Значение личной активности, содержание и итоги индивидуально
го действия устанавливались в точке схождения бытия и небытия, победы
и поражения. Стремление к самоутверждению, ведущий антропологиче-
9 ский признак разумных существ, конкретизировано как преобразование победных чувств в чувство победителя. Личностное значение победного чувства рассмотрено в крайних направлениях социализации итога действия и совершенствования: стать первым среди других или быть первым по сути.
5. Сущность стремлений человека к идеалу и совершенству опреде
лялась на основе их сопоставления с признаками победного духа. Установ
ка «вперед», жажда действия и итога, упорство индивидуальной воли со
отнесены с различными типами индивидуального действия (прямого, про-
тестного, отклоняющегося, героического, подвижнического).
Основанием личного бытия признается личная победа, состоящая в преодолении индивидом комплекса победителя, рассеяния собственной жизни и дезинтеграции социального действия. Самообоснование существования достигается в личной победе, подтверждающей несводимость человеческой единичности к другому, противнику, врагу или другу.
Устанавливается зависимость содержания индивидуального бытия, самобытия от степени развития чувства победителя, претерпевающего метаморфозы в трансформирующихся мирах, пространстве социума и пер-соналистическом мире. Доминанта онтологического чувства в составе индивидуального бытия выявляется в становлении у индивида чувства победителя, способности принимать решение о самом себе.
Смысл стремлений к превосходству и первенству устанавливается в связи с потребностью индивида к самопреодолению и самообладанию. Сущностная ценность действительно первого и обозначающий статус «Первого», «Начинается» выявляются как способность победить самого себя.
Кризис существования, деиндивидуализация деятельности, противостояние, утрата опор (от депрессии до отказа быть) рассматриваются как феномены поражения. Основопологающие экзистенциалы личного бытия: страх, неуверенность, смятение, неукорененность, отчаяние определяются в качестве симптоматики духа пораженчества.
9. При анализе победы, поражения, пораженчества, успеха, удачи,
неудачи, комплекса победителя достигнуто понимание перспектив разви
тия потребности индивида самоосуществиться, преодолевая тягу к власти
над другим, возможностей снятия ситуации противостояния и ее угнетаю
щего воздействия на личность.
10. Победные чувства, воля, действие и личная победа рассмотрены
в качестве основных элементов личностной идентификации. Способы лич
ной самотождественности интегрируются в понятии непобедимости, как
пределе личной стойкости. Возможности индивидов обладать бытием рас
смотрены в ситуации противостоя, вне ее и в условиях утраты опор.
На защиту выносятся следующие положения:
1. Мера победы органична единству бытия и небытия, утверждения и
отрицания, она выражает фундаментальные основания конституирования
жизненного мира человека и механизм трансформации социальной реаль
ности. Понятийная ценность единства победы и поражения состоит в воз
можности объяснить индивидуальную и коллективную деятельность трех
важнейших в аспектах преодоления реальности, утраты бытийности и пол
ноты бытия.
Понятие «бытие победы» выражает существование общностей и индивидов как их возможное совершенствование. В сопоставлении с понятием «становление» бытие победы раскрывает сущность социального порядка и личной собранности индивида как проявляющиеся в атональном инстинкте, трансформирующемся в чувство победителя. Формирование победного национального самосознания зависит от степени представленности основополагающих архетипов в образах героев-победителей.
2. Историческое самобытие народов и основания самодостаточности
индивидов конституируются принципами борьбы и индивидуации, прони
занными победным духом. Культура состязательности в атональных обще
ствах, представляющая ценность игр господства, владения и властвования,
становится важнейшим способом преобразования победных чувств как
проявления естественного жизненного цикла в устойчивую онтологиче
скую позицию: «быть победителем».
3* Интуиция победы доминирует в содержании мифоэпического и фольклорного наследия, в своей сути подтверждающем связь победы с первоосновами бытия и победных чувств с первоначальным человеческим чувством жизни. Народное творчество органично победному чувству жизни, спонтанному порыву души к свободе, имеющему основополагающее значение для становления личной воли, адекватной чувству победителя. Главные былинные и фольклорные герои бытийны по сути, так как неизбежно становятся победителями. В мифологической модели мироустройства в качестве обязательного элемента присутствует миродержец, олицетворяющий победу, онтологически соответствующей первичной социальной реальности. Поэтому культурное закрепление и интерпретация победных мифов составляют основания механизма преемственности навыков победоносности жизни.
4. Отождествление упорядочиваемого пространства как «нашего мира», победы и власти приводит к диктату победы, проявляющемуся в идеологизации победных мифов, социализации победных чувств и комплексе победителя. Связанность жизненного мира и победы, как итога, завершающего противостояние, приводит к отдалению человеческой единичности от истинного бытия. Это отдаление позволяет индивиду осознать свое существование как неподлинное, являющееся истоком и проявлением пораженческого настроения.
Комплекс победителя выражает отрицательное проявление индивидуальной воли и негативно определяет меру победы в качестве смысловой доминанты личного бытия. В понятии «комплекс победителя» содержится объяснение утраты индивидом способности трансформировать победные чувства в развитое чувство победителя; преобладания самоутверждения (стать первым среди других) над самоотрицанием (быть первым по сути); отчуждения личности от социально значимой инициативы и своей собственной сути. При комплексе победителя победные чувства являются реакцией их обладателя на установку противостояния, сопровождаемой случайностью удачи или диктатом необходимости.
Развитое чувство победителя, соответствующее доминанте онтологического чувства, позволяет человеческой единичности формировать, приближать и усиливать реальность существования, получающую понятийное выражение в терминах индивидуальное бытие. Этот план бытия получает экзистенциальную определенность в соответствии с личной победой, конституирующей сферу личного бытия в единстве процессов самоутверждения и самоотрицания. Личная победа свидетельствует о подлинном самообладании, как таком содержании личности, которое не может быть разрушено никакой победой более сильного соперника. В высшей, метафизической победе личности преодолевается двойственность личного существования: отклонение к небытию и искание бытия.
Победа бытия адекватна личностной мере действия и определена значением статуса победителя, того, кто становится первым благодаря верховенству в иерархии или, несмотря на проигрыш есть первый по сути. Определение «первый по сути» характеризует индивида, обладающего экзистенциальным временем своего бытия. Эта временная мера личности приобретена ею благодаря победе в пространстве «ничто», таящем причины страха небытия или болезни бытия.
Истина бытия, онтологическая правдивость адекватны началу победы (от победного чувства и воли к победе до метафизической победы) как пределу самоопределения. Действительное самообладание («Первый», «Единственный») выражает способность деятеля открываться к присутствию победным усилием, открывающим действительность как собственное решение быть и меру его осуществимости в жизненных актах.
Глобальная онтологическая неустроенность мира, утрата им бытийной опоры выражаются в поражении, как инобытии победы, ее беде, и в пораженческом настроении: чувство страха, неуверенность в будущем, неукорененность, изгнанничество. Победа, как одоление противостоящей стороны, отводит беду и обиду в сторону соперника и не может выступать абсолютной мерой социального и личного открытия, но свидетельствует о бедственности бытия.
9. Действительное самообладание достигается личностью, открытой
для высшей победы, причастной к метафизическому утешению и не притя-
12 зающей на награды. Личная победа адекватна подлинному самообладанию индивида и утрачивает ценность существенного основания институциона-лизации индивидуальной деятельности, в конечном итоге, освобождает деятеля и отдаляет его от притязаний социума на результаты победы. Высшим результатом индивидуальной победы является непобедимость, как качество стойкости индивида, достигшего степени исключительного самообладания, свидетельствующего о преодолении противостояния, в границах которого одоление соперника оказывается компенсацией за собственное поражение.
10. Основное теоретическое положение гласит: человеческое бытие есть победа (первопредка, бога, героя, народа, личности). Признание единства бытия и победы позволяет углубить философское толкование антропологической формулы человеческого существования о жизни как победе. Жизнь индивида бытийно - победна, если им найдены способы укрощения своих притязаний к другому и достижению желаемого предмета, не ограничивающего реальность своего бытия (и бытия другого) взаимоотрицанием. Таким образом, понятие победы наиболее адекватно выражает полноту бытия и индивидуальное совершенство. Действительность победы подтверждает право на существование того, что достойно бытия.
Теоретическая и практическая значимость исследования. Смысловые итоги диссертационной работы позволяют открыть новое направление в исследовании проблем фундаментальной онтологии, углубить понимание экзистенциального измерения мира и перспектив «борьбы за субъективность».
Понятия, введенные в традиционный логико-концептуальный корпус видения мира и человека, могут быть использованы философами, учеными (социологами, психологами, педагогами, политологами) в их специальных исследованиях. Отдельные разделы работы могут быть применены в преподавании философии и социологии в высших учебных заведениях, в воспитательной практике.
Апробация работы. Основные итоги исследования доводились до сознания философской общественности на международных конференциях «Космизм и новое мышление на западе и востоке» (Санкт-Петербург, 1999г.); «Циклы» (Ставрополь-Кисловодск, 2001г.); на всероссийских и региональных научных и научно-практических конференциях «Философия преступления» (Санкт-Петербург, 1997г.); «Философия и цивилизация» (Санкт-Петербург, 1997г.); «Общество и человек: социологический анализ» (Аксай, 1999г.); «Кавказский регион: проблемы культурного развития и взаимодействия» (Ростов-на-Дону, 2000г.) и др.; на Первом Всероссийском социологическом конгрессе «Общество и социология: новые реалии и новые идеи» (Санкт-Петербург, 2000г.).
По теме диссертационного исследования опубликовано 15 работ, из них 1 монография, 4 статьи, опубликованные в центральной печати, 10
13 докладов, опубликованных на международных, всероссийских и региональных конференциях. Из опубликованных работ одна выполнена в нераздельном соавторстве. Общий объем опубликованных работ составляет п.л.
Структура работы. Диссертация состоит из введения, четырех глав (из них три по три параграфа и одна глава - четыре параграфа), заключения и списка использованной литературы. Общий объем работы составляет 194 стр.
Мера победы
Полагание в качестве меры определенного вида реальности победы требует установления ее значения в качестве среднего элемента, к примеру: небытие - победа - бытие и т.п. Каждый элемент подобной формулы обладает самодостаточностью, будучи определяемым категорией сути, или целостностью бытия, поэтому он не может быть сведен к другому. Мир, личность, народ, бытие и т.п. фундаментальные понятия самодостаточны, но и указывают на противоположное себе, а поэтому имеют победу в качестве среднего элемента между отрицанием и утверждением.
Употребление слова «победа» в том или ином контексте свидетельствует о неясности его собственного смысла. Речь может идти об исходе борьбы, завершении акта действия, переживании первенства, признании (т.е. приравнивании к успеху), торжестве, полноте мироощущения, начале нового этапа развития народа или личности. Этот спектр значений соответствует смысловому пространству: от победить - значит выжить до победить - стать самим собой, «достичь своей собственной сути» (М.Хайдеггер). В истории философской мысли победа и поражение звучат в комплексе проблем: от отрицания борьбы в качестве принципа консти-туирования исторического бытия до метафизической победы личности. И.И.Срезневский, на основании древнерусских источников составивший набор значений слова победа, открывает его вариантами, выражающими связь с первоосновами бытия, указывающими на его источник и сущность. Это - побытивый как победоносный, превосходящий, высокий и побыто-творец, дарователь победы как торжества - побыть} Речь идет о полноте и совершенстве Абсолюта, являемом в одном безусловном акте деятельности-творении бытия. Это торжество активности - высший критерий оценки действий людей, возможный итог которых означается как подание с небес силы на победу. Бог подает силы на победу, которая может стать бедой и счастьем одновременно.
Певец победного духа Фридрих Ницше называл победу в числе опьяняющих индивида аффектов, выражающем чувство «возрастания силы и полноты» и имеющем существенное значение для реализации творческой воли. Фаустовский дух, утверждающий идею беспредельности в качестве прагматической максимы: победить и овладеть или погибнуть, стал протестом против мира. Эта страсть к бесконечному выражена у Ницше как задача «победить в себе свое время, стать безвременным».2 Безвременности, достигаемой из «страшной дали», адекватен мир как арена борьбы и победы. Этот лейтмотив воли к власти трансформируется в современном мире в формы социального действия, предполагающие давление одного деятеля на другого, а следовательно наличие индивидуального действия в силу противодействия. Тогда как бытию сущего, становящегося для деятеля «моим», органично по М.Хайдеггеру «содействие». Современным же отрядам «борцов» за «подлинную веру», «исконную территорию», движимым обидой и местью, присваивается гордое имя «Победа», выражающее идею реванша и призывающее к возмездию.
О декреативной сущности исторических сражений, борьбы и соревнования писали В.С.Соловьев, А.Бергсон, С.Л.Франк, Н.А.Бердяев, М.Хайдеггер и другие мыслители. Свое сомнение в совершенной реализации в объектированном и отчужденном мире выражал Бердяев, признававшийся в несимпатии к победителям и успевающим. Вместе с тем идеи этики творчества и ценности экзистенциональной субъективности пронизаны понятием метафизической, духовной победы. Именно она свидетельствует о способности индивидуальности принимать потоки энергии «исходящей из вечности во время» и этой силой преодолевать давление обыденности, с господствующими в ней интересами и борьбой за существование.3 В.С.Соловьев метафизику всеединства разрабатывал в противовес реальному противоборству. Сознавая необходимость преодоления кризиса «эпохи исключительности и борьбы между обособившимися началами... умственного разлада», Соловьев берет на себя ответственность решения теоретической задачи подготовки человечества к «безусловному нравственному порядку».4 Цивилизация, имеющая принципом деятельности борьбу, «неограниченное соревнование личности», обречена на «несостоятельность и роковой неуспех». Культура внешней состязательности, руководствующаяся «императивами уменья и ловкости», утверждает не победу, а успех (как своевременный и полезный результат) в качестве стимула деятельности. Итогом самоутверждения человеческих сил становятся победы, ценность которых только в том, чтобы обличать человека.
Этот предел «своего исключительного самоутверждения» демонстрирует отклонение от «единства, цельности и согласия в жизни и сознании человека».5 Современные охотники за добычей в отличие от героев мифов и эпических богатырей, олицетворявших победу, сходятся в поединках исключительно ради награды. Механизм агона во всех сферах деятельности задается направленностью активности исторического прометеевского человека, осуществляющего рывки вперед «в округе возможного опредмечивания, где сняты все ограничения, путем исчисления всего представляемого, для каждого доступного и для всех обязательного». Если начальный хаос был преодолен победой одной из осознавших свое отличие в противостоянии сторон, то социальное и личное бытие исторического человека, включая момент протеста против исчерпавовавшего потенциал развития порядка, всегда возвращается к грани риска утраты собственного единства. Современная идеологизация делового успеха соответствует парадигме развития и оценке достижений по критерию превосходства (в силе, власти, славе, влиянии и т.п.).
Неизбежность победы. Победа органична жизни: от обретающего порядок жизненного мира в начале времен до сознающего значение своего побеждающего «Я» индивида. Начало мира в мифическое время определяется образованием пространства решающего поединка и победы, выявивших фигуру властителя, в лице которого явлено право обладания, добытое посредством одоления. Мифологическая модель мироустройства, включающая принцип бинарности структурируемой реальности, задается схемой приобретения власти над миром главным божеством, статус миро-держца которого идентичен победе. Поединок, в итоге которого добывается право присмотра над землей и людьми, один из устойчивых мотивов в космогонических мифах. Сакральный смысл поединка проявляется в особенной силе, приписываемой месту, времени и исходу встречи противников. Пространство жизненного мира, в котором возможно становление ойкумены, создается энергетикой победных поединков, поддерживаемой в памяти о том когда, где и как побеждали первые герои, и пробуждающей победные чувства у ее обитателей в соответствующей ритуальной практике. Знаки победы в своем мире противопоставлены его двойственности, именно пространство победных подвигов получает статус первичной социальной реальности, а не другая «изначальная реальность», таящая хаос и риск утраты безопасного мира. Эта освоенная героями и богатырями реальность конституирует жизненный мир этнической общности, ее историю, пополняясь ими в качестве объективного основания идентификации коллективного поведения и индивидуального действия. Почитание святых мест, поиски новых свидетельств о местах, хранящих знаки победы, к примеру, призывы об отыскании места рождения Георгия Победоносца, не только мифологичны по истоку, но и свидетельствуют о потребности в объективизации победы. К этим мифологическим сюжетам восходят также действия исторических героев и смысл триумфальных шествий, интегрирующих победную энергию народа. Ницше писал о том, «что гомеровский эпос есть то поэтическое творение олимпийской культуры, в котором она спела свою песнь победы над ужасами борьбы с титанами».8 Без символики победы, скрепляющей сакральные атрибуты охраны жизненного мира и предопределяющей его развитие, был бы невозможен завершенный, самодостаточный космос.
О комплексе победителя
Если бытие есть победа, то всегда ли индивидуальное существование должно подтверждать наличие победных чувств? Жажда бытия преломляется в противоборстве индивидуальной воли и произвола (своевольство), личностным итогом действия которых становятся развитое чувство победителя или же комплекс победителя. Симптоматика комплекса победителя проявляется в мятежных притязаниях индивида, устремляющих его к преодолению пределов реального существования и достижению границ бытия. Истоки комплекса скрыты в изначальной неопределенности импульса инициативы и явственны в признаках кризиса деятельности в целом. В эпохи вызова дух подъема, преодоления обманчив, привлекая новизной и результативностью, он значительно повышает степень риска в индивидуальном действии. Соответственно, индивидуальные поведенческие установки проявляются в двух крайних тенденциях: позволено все, что не запрещено; все позволенное отчуждает личность от социально значимой инициативы. Олицетворением этих тенденций являются «солдат удачи», «рыцарь» успеха, «партизан» или же отшельник, странник, лишний, неудачник. Энергетизм, воля к действию и решительность, жажда результата, возрастание количества итогов при одновременном снижении их нравственного достоинства и личной ответственности, с одной стороны; переживание неудач, равнодушие к собственным и чужим успехам, сомнение в социальной ценности результатов, утрата смысла деятельности, с другой.
В какой мере статус первого, второго... последнего в социальной иерархии совершенствования зависит от удовлетворения победного чувства? Способствуют ли успех и признание формированию чувства победителя, его значения в процессе самоидентификации? Соответствует ли имя «Победитель» удовлетворенной потребности в первенстве, искомой награде или же подтверждает действительное значение личности, указывая на уникальный тип деятеля? Только ли победа гарантирует возможность самодостаточности и единственности («Первый» - не только самоименование, персональное предпочтение себя (или другого) другим, но и бытийная ценность этой именно, а не другой человеческой единичности как исклю 25 чительного существа), или для этого необходимо открыть нишу существования вне борьбы и ее итогов? Очевидно, социальные силы и ценности ориентированы «на» и «под» победителя, тогда как на долю проигравшего остается искать доводы, подвергающие сомнению право победившего на первенство в иерархии власти и социальной значимости.
Победное чувство. Формы преобразования импульса активности в цель действия, содержащую его возможный личностный статус (первый..., последний) зависят от направленности «общей эволюции жизни» (А.Бергсон) в том или ином социо-культурном контексте. Индивидуальное звучание импульса активности выявляет значение борьбы в самоутверждении и соперничества как механизма выявления первого, лучшего, главного и т.п. Личностное значение победного чувства выражается в крайних направлениях социализации итога действия и совершенствования: стать первым среди других; быть первым по сути. Ценность личности, как утверждал Н.А.Бердяев выявляется не в той борьбе, где звучит призыв рода, пробуждающий архаические победные чувства, а в той, где услышан зов вечности. Но и этот зов напоминает об изначальной нестойкости человека не меньше, чем инстинкт самоутверждения. Оба импульса (активность, направленная от себя на другого или от себя к неопределенности) напоминают субъекту индивидуальной деятельности о поражении. Поэтому мятежной и бунтарской природе человека органично настроение пораженчества, преодолеваемое приобретаемой в процессе борьбы силой сопротивления. Таким образом, в качестве основного препятствия к первому месту становится воля другого, тоже сопротивляющегося с противоположной позиции.
Столкновение лицом к лицу с соперником, заявляющим те же права на некий предмет, характеризует т.н. прямое действие. В этом действии «первый» и «второй» ограничивают реальность своего бытия взаимоотрицанием, попадая в тиски рокового предпочтения: он или я! Прямое действие имеет двойственную природу: определяясь архетипическими структурами т.н.первоначального поведения индивида, оно приобретает черты радикализма, отрицания в развитых социальных формах. Об этом свидетельствуют всплески комплексов Геракла, Ильи Муромца и т.п. мифо-эпических победителей в массовом поведении. Если же признавать, что в сфере, где «господствуют случай и заблуждение» (А.Шопенгауэр) единичной воле позволено все, что не запрещено, то надо признать и то, что стремление к самоутверждению с необходимостью принимает форму произвола. К примеру, сила и победа эпического богатыря адекватны его пря-мохождению, но в массовом сознании трактуются как проявления особенных свойств русской души, соответственно, удовлетворяемые в массовом, нередко, деструктивном поведении, победные чувства трактуются как, якобы, подтверждающие «русскость». Соответственно в таких формах активности развивается не столько чувство победителя, сколько усугубляют 26 ся симптомы пораженчества: зависть, обида, месть, оскорбленная национальная гордость и самолюбие, потребность в избавлении от которых выливается в дух реванша. Этот дух свидетельствует о постоянно терпящем поражение в жизни стремлении «к преобладанию и власти» (Н.А.Бердяев). Если существование индивидуальности определяется иерархией совершенств и сменой ролей, то преодоление начальной и последующей ступеней неизбежно сталкивает лицом к лицу одного человека с другим как скрытым или явным соперником.
Воля к победе. Победные чувства, как неосознаваемый порыв к жизни, могут оформляться в действия протеста, содержащие притязания на превосходство и первенство, желание «быть лучше других», оказывать давление «на другого, его преодоление и исключение» (В.С.Соловьев). Преобразование этих изначальных импульсов в осознаваемое чувство победителя совершается под воздействием личной воли. Дух, обуреваемый волей к победе, может облекаться в авторитарно-индивидуалистические или личностно-уникальные формы. Индивидуальная воля интегрирует потенциал победного духа, проявляющегося в порыве в будущее; жажде действия, итога, результата; протесте, вызове, бунте личности против порядка; праве на истину нового поколения деятелей «привычных к героическому». Дух победы развивает творческий инстинкт из первоистока жизни, любую цель подчиняет процессу, становлению, непрерывному обновлению бытия. Онтологическим основанием развития этого духа является противоречие бытия и становления: с одной стороны, стремление к национальному превосходству (обрести собственную идею и историю для этнической общности) и личному первенству (стать самим собой); с другой - умаление бытия противостоящей стороны и усиление небытийных тенденций в сознании и реальном мире.
Идеи Ницше о победном духе, победном состоянии, победных инстинктах направлены на преодоление самоутверждения, трактуемого соци-ал-дарвинистски антропологического признака действующего существа. Главное в действии - подтверждение способности к личному усилию, самопреодолению (жизнь есть «то, что должно всегда побеждать само себя»16), а не покорение соперника, выступающего препятствием на пути к цели. Воля к победе требует предъявления очередного «нет» миру и самому себе, преодолевать себя самим собою снова и снова - таков ее закон. Главным судьей, мстителем, жертвой и наградой итогового пиршества становится победитель. Он властвует, повинуясь «самому себе», рискуя в игре «в кости из-за смерти». «Удачливый тип» - это глава касты воинов, но он же и философ, достигающий действительного познания ценности удачи.
Победные мифы
Жизнь как миф. Представления о начале (исходно-итоговая, смысло-насыщающая точка бытия) в мифологии и философии входят в образно-понятийные комплексы, объясняющие основания становления завершенной, гармонической формы сущего (мира и человека в их историко-космической связи), т.е. победы бытия.
Мифология победы значительный и обширный пласт в духовном опыте человечества. Она сопровождает рождение, развитие, становление человека, народа, личности и сохраняет их для истории. Первые герои, главное сражение, решающее событие не только продолжаются в мифах, но и создаются ими. «Миф хочет, чтобы его ощущали во всей наглядности как единственный пример всеобщности и правды, устремленных в бесконечность».1 Мечта об «окончательной победе», рожденная в древности, неотступно преследует потомков. О необходимости рассмотрения содержания мифов в более широком культурном контексте писал уже АА.Потебня. Возражая, в частности, Н.Карееву, Потебня отмечал необходимость выработки таких критериев классификации, различения мифов, которые при выявлении истоков мифологического содержания исходили бы из единства лингвистического, психологического и социокультурного аспектов. Он подчеркивал, что единство языка и слова выявляется в нераздельности внутреннего состава мысли и исторического содержания, которое не может сводиться к забвению смысла слов и «болезни языка». История языка и мифа, как символического выражения смысла слова, не может сводиться к устранению отживших способов мысли. Как бы ни определялись мифы: особая реальность или вымысел, а продукты их, представляющими содержание архетипических структур или культурных констант; коллективный опыт или «личностная форма» бытия; связывать ли появление мифа с особенностями мышления или признавать его «диалектически необходимой категорией сознания и бытия» (А.Ф.Лосев), бесспорно одно: мифы в целом и их ядро - победные мифы не только содержат гарантии надежного действия для древнего человека, но и представляют определенный элемент индивидуальной деятельностной установки личности в любую историческую эпоху. Возникновение и устроенность мира, происхождение и место в нем человека даются в мифах не только как условия необходимого, целесообразного действия, но и как устремленность в будущее, мечта о возможном лучшем устройстве, доступном человеку. Миф не только содержит форму, запрещающую определенные действия, но и провоцирует импульсы активности. Сердцевиной любого мифа в истории этноса является представление о целостности природы, этноса и жизнедеятельности каждого индивида. Поэтому представления о типе национального деятеля, формировании образа идеального героя, возникновении типических мифологем и идеологем победы и победной героики должны соответствовать исходным элементам мифотворчества.
Начало мира и сознательной человеческой активности представляют предпосылки и предмет мифотворчества. Рождение героя, подготовка его к подвигам, их свершение и смысл - ведущая тема в завершенных мифологических системах. Направленность действий героя предопределяет смысл антропогонических мифов, в которых появление человека немыслимо не только без замысла богов, но и заботы культурных героев. Чем более развита мифологическая система, чем четче разрыв с природой, тем яснее выражена деятельная сторона героя. Она представлена в мифологиях как процесс упорядочения места жизни человека. Мифологические начала мироустройства содержат прежде всего описание того, как действовали герои, каким образом они добивались тех или иных благ для человека, а также требования и возможность для индивида соответствовать условиям этих «перводействий», воспринимая их как образцы.
Исследование начала любого предмета, явления, события: жизни, внешней или внутренней, мира, бытия, порядка, человечества, народа, собственной личности оказывается перед необходимостью выхода за границы рационально утверждаемых достоверности и ясности. Проблема становления порядка и иерархии целого, рождения индивида, «Я», попытки достичь неразложимого элемента, как и предотвратить распад личности, предполагают очерчивание некоторого оптимума отношения единства целого и начала, его элементов и структуры. Этот оптимум фиксируется в победных мифах, как образе, средстве и сути энергийности отделившихся, противостоящих элементов природной и социокультурной целостностей. Единить теми или иными способами элементы внешнего и внутреннего миров, достигая при этом необходимой согласованности, главная задача победных мифов. Развитие возникшего или сотворенного предмета, его созревание, распад, возрождение связаны с установлением первоначальных оснований действия, причин отклонения от них и восстановлением утраченных связей; с обоснованием неких исконных прав и законности изменения канона. Внешний мятеж и внутренний разлад, риск нарушения начального порядка и целостности исследуются в связи с необходимостью возвращаться и возможностью уметь «вернуться в первоначальное состояние единст-ва»(К.Г.Юнг), вечное прошлое, которое таится в душе, но вдруг «просыпается как непорочная юность, как чистое утро бытия» (А.Ф.Лосев). Мифология в качестве обоснования «задачи универсального творчества» (В.С.Соловьев) раскрывалась Лосевым как «теория жизни». Фундамен тальный синтез организующейся действительности, как дело свободной личности, звучит в теории всеединства Соловьева. Лосев дает развертывание этого синтеза в диалектике мифа, как взаимодействии трех структурных элементов: учения в «первозданном светлом бытии», теогонического «и вообще исторического процесса» и первозданной сущности, дошедшей «до степени самосознания себя в инобытии». Пространственно-временная сфера этого взаимодействия у Лосева обозначается соотнесенностью прошедшего, как незабываемой вечности и родины, настоящего, как относительного, полутемного, бессильного и болезненного существования, и будущего, как события, «в котором выявляется эта исконная и первичная светлая предназначенность личности».
Победа представляет ту грань жизни, которая в аспекте мифа раскрывает изначальные, глубинные слои бытия. Если жизнь - наиболее абстрактное определение победы, то победа - суть жизни, соответственно, миф адекватен победному чувству. Мифическое время и экзистенциальный прорыв, мир как феномен переживания, ослабляющего или усиливающего реальность непосредственно данной фактичности, являются предметом интерпретации в победных мифах. Событие победы творит действительность, освоение которой возможно в перспективе мифической дистанции. Изменение мира и человека обнаруживается в расширении сферы видения итога, осваивающемся при распространении его действия в удаляющееся прошлое и отдающееся будущее, приближении грани касания бытия и небытия.
Время: иметь или не иметь?
Наличие в русской и мировой философии тем о трагизме бытия, кризисе существования, беспочвенности, утрате опор и др. свидетельствует об устойчивости мотивов поражения и пораженчества. В содержании эпохи перемен доминирует борьба двух тенденций: нового и преобразований против старого и инерционности.
Поражение и пораженчество характеризуют существование как претерпевание, а бытие как единство отрицания (самоотрицания) и утверждения. Поражение выявляет статус индивида или общности в утрате (дома, отечества, имени, смысла, роли, значения, влияния); лишении (жизни, власти, собственности, прав, наград, почестей); умалении и принижении (достоинства личности, ценностей, идеалов, целей, статуса), приводящими к вынужденному или добровольному отказу от определенных прав существования в единстве с полномочиями и социальными обязанностями. Пораженчество является определенностью состояния, самочувствия индивида и настроения масс в связи с изменением системы ценностей, реальных тенденций развития или полный переменой статуса индивида, общности. Пораженчество соответствует конфликту индивида с изменившейся реальностью, ее неприятию, непримиренности индивида с миром и самим собой. Протест личности против ограниченности, определенности, устроенности социального порядка обращает ее к переживанию отсутствия, лишенности, неполноты бытия. Состояние пораженчества может быть адекватно истолковано в связи с изначальной лишенностью человека, ограниченностью его существования пределами времени, пространства, собственной телесности. Пораженчество - не только спутник уставшего человека и постаревшего человечества, но и источник надежды, не исчерпываемый неудачами в горизонтальном плане бытия. Трагизм существования подтверждается масштабными неудачами народов в попытках устроить свое историческое бытие и в обреченности человека на неуспех в конечном итоге своего существования. Поражение и пораженчество, как состояние личности, переживание ею утраты смысла и ценности жизни, так и качество достижений определенной эпохи в целом, проистекают от рокового «не быть». Сомнение в ценности бытия, как реального существования, от нежелания жить до упорного искания иных форм бытия, принято относить на счет тех, кого именуют лишними, отступниками, то есть ставшими «не от мира сего». Стали популярными «новые» наименования старых проблем: «дети поражения», «пораженец», «лишенец».
Если исходить из понимания исторического процесса как целесообразной деятельности людей, то пораженчество означает, прежде всего, утрату цели и направления развития, смысла индивидуального существования, доверия к социальной реальности и идее самоценности личности, просветительским идеалам гуманизма. В социо-историческом контексте пораженчество - неизбежный спутник победного духа. Победы социальности и технической цивилизации порождают чувство страха возмездия, конечной обреченности. Пораженчество (но не отчаяние), а не победное мироощущение, является доминантой массового сознания в современную эпоху. В российском обществе пораженчество связано с утратой веры в мечту, национального достоинства, представлений об изначальном величии и историческом назначении. Настроение большинства обусловлено чувствами утраты, лишения и умаления, что резко снижает доверие не только к государственной идеологии, но и национальной идее, единящей всех для победного порыва. Непоправимая утрата для социального бытия состоит в снижении статуса личности и замене ее обезличенными понятиями: гражданин, деловой человек и т.п. Безмолвие народа в такой социальной ситуации соответствует не собранности, но смятению души и духовной немоте.
Своевременность и несвоевременность. Выработка всевозможных формул социального успеха является попыткой компенсировать пораженческие тенденции в современной цивилизации. Понятийное значение поражения и пораженчества охватывает два аспекта индивидуальной активности: один человек претерпевает и переживает лишение времени, как условий места и благоприятных обстоятельств для осуществления собственных замыслов; другой человек может сам отказаться использовать эти обстоятельства, чтобы добиться значимого социального статуса и определенных преимуществ над другими. Поэтому проблема обладания временем наиболее близка по смыслу к ситуации своевременности (социально-политический ее эквивалент - современность, как сопричастность личного удачного дела социально значимым программам).
Для историко-философского обоснования проблемы избран Аристотель, у которого время в качестве существенной меры бытия человека определяется в связи с конкретной деятельностью, осуществлением положительной, то есть нравственно добродетельный энергии. Анализ приобретения знаков индивидуальной идентичности, у Аристотеля это обладание именем (благородное происхождение или почет по заслугам), властью и богатством, осуществляется в сфере пересечения двух предметных областей, выраженных категориями блага и времени.
Пространственно-временной статус человека, как определенность его индивидуального существования, конкретизируется понятием своевременность. Выделение именно этого аспекта времени человеческого бытия связано с задачей выявить его влияние на поражение (или удачу), оставлены пока вне рассмотрения аспекты вечности и сверхвременности, как более соответствующие представлениям о назначении и уделе, обладание которыми также подтверждает развитое победное чувство и сопутствующее ему настроение пораженчества. Необходимо установить: во-первых, насколько самодостаточность индивида совместима со стремлением к превосходству и первенству; во-вторых, всегда ли лишение ведет к утрате, необладанию или же возможно их избежать. Для определенного типа деятеля, по Аристотелю, ничто не может привести к утрате достоинства.
Размышления о том, «кто таков удачливый в собственном смысле слова» связаны у Аристотеля с установлением статуса достойного человека, то есть обладающего добродетелями. Безвременье и неуместность, таким образом, могут быть рассмотрены как определенная мера предела лишения человека условий жизни. Бытийный статус категории времени Аристотель соотносит с благом и определяет его практическую ценность в категории своевременности. Можно предположить, что именно своевременность рассматривается им в качестве меры индивидуального обладания любым видом благ.
Аристотель производит логическое различение обладания (добродетелью, богатством, властью) и его применения с тем, чтобы установить, что более приближает к высшему благу (именуемому счастьем). Из двух соревнующихся (борющихся, сражающихся), на первый взгляд, более удачлив (в смысле своевременности) тот, кто не лишился чего бы то ни было, но удержал, да еще и приобрел. Возможно, он добился этого не благодаря присущему ему обладанию, но в результате искусного применения-того, что лишь именуется благом, а может быть, ему только повезло. Другой же, проигравший, не утратил статус обладателя (по слогу Аристотеля некто может обладать и лишенностью). Что же он потерял, потерпев поражение? Ему не удалось выиграть состязание, одержать верх над соперником, стать первым и получить причитающиеся победителю блага и почет. Но каков его реальный временной статус по сути? Аристотель пишет о том, что «в категории сути благо определяется, например, как бог и ум».
Если проигравший, то есть в категории времени не успевший к сроку сделать полезное для себя или для других, претерпел лишение, то потерял ли он при этом присущие ему определенности блага по сути? Отвернулись ли от него боги, посылая удачу сопернику и утратил ли он ум?
