Содержание к диссертации
Введение
ГЛАВА 1. Теоретико-методологические основы понимания демократического гражданского общества, его возникновения и исторической эволюции в Западных странах. Место и роль института выборов в этом процессе 18
1.1. Государственный строй, форма правления и политический режим. Общая постановка проблемы 18
1.2. Классическое (аристотелевское) определение государственного строя. «Железный закон олигархии» Р. Михельса. Политический статус и государственная должность 22
1.3. Пассивные политические права. Демократическая и олигархическая государственность. Распределение пассивных политических прав в Древних Афинах и в Древнем Риме 31
ГЛАВА 2. Активные политические права как важнейший институт и фактор развития гражданского общества в Западной политической теории и истории 36
2.1. Активные политические права. Легитимации государственной власти. Концепция М. Вебера. Понятие верховной власти 36
2.2. «Чистые» исторические формы государственного устройства 46
2.3. «Смешанные» исторические формы государственного устройства. Точки зрения Т. Гоббса, Дж. Локка и Ш. Монтескье 50
2.4. «Народно-аристократический государственный строй. Античная государственность и ее эволюция. Концепция Полибия 55
2.5. Монархо-аристократический государственный строй. Средневековая западноевропейская государственность и ее эволюция. Концепция Ж. Бодена 66
ГЛАВА 3. Социально-политическая эволюция российского общества. Традиции гражданского общества в России и современные проблемы 88
3.1. Народно-монархический государственный строй. Самобытная древнерусская государственность. Концепции И.Л. Солоневича, Л.С. Тихомирова и И.А. Ильина 88
3.2. Владимирская и Московская Русь как последовательное развитие традиционной древнерусской народно-монархической государственности 96
3.3. Империя Романовых как отрицание традиционного российского народно-монархического принципа государственности западноевропейским монархо-аристократическим 117
3.4. Советская однопартийная демократия и основные политические проблемы формирования гражданского демократического общества в постсоветских условиях 124
ЗАКЛЮЧЕНИЕ 140
БИБЛИОГРАФИЯ 153
- Государственный строй, форма правления и политический режим. Общая постановка проблемы
- Активные политические права. Легитимации государственной власти. Концепция М. Вебера. Понятие верховной власти
- Народно-монархический государственный строй. Самобытная древнерусская государственность. Концепции И.Л. Солоневича, Л.С. Тихомирова и И.А. Ильина
Введение к работе
Актуальность темы диссертационного исследования. Глубокие и всесторонние преобразования российского общества, предпринятые в конце 1980-х и в 1990-е годы, поставили перед политологами и политиками нашей страны множество принципиальных экономических, политических и идеологических проблем, от успешного решения которых во многом зависит не только конечный успех реформ, но и будущее развитие российского общества в целом. Одной из таких важнейших теоретических и практических проблем (а точнее, целым комплексом их) является и проблема формирования в России (нового) гражданского общества. По признанию многих социологов, политологов и политиков самой разной ориентации1 становление гражданского общества является одной из важнейших и наиболее общих проблем проведения реформ в постсоветской России.
Однако общепризнанного понимания и строгого определения сути гражданского общества среди российских ученых в настоящее время нет. Наиболее популярным является понимание, сформулированное еще в конце 1980-х гг. A.M. Миграняном, определившем гражданское общество как «совокупность всех неполитических отношений»2. Более широко, — как «совокупность всех негосударственных общественных отношений и институтов»3 — понимает гражданское общество В.Г. Смольков. Аналогичного определения придерживается и А.П. Кочетков4. По мнению же А.В. Варывдина, гражданское общество — это «наиболее совершенная форма человеческой общности, включающая в качестве структурных элементов добровольно сформировавшиеся первичные общности людей — семьи, корпорации, ассоциации»3. Ж.Т. Тощенко считает, что гражданское общество — это «совокупность соответствующим образом организованных
1 См., напр.: Зотова З.М. Власть и общество: проблемы взаимодействия. М., 2001. С. 205.
Миграпяп A.M. Гражданское общество // 50/50. Опыт словаря нового мышления. М, 1989. С. 446.
_1 Смольков В.Г. Гражданское общество и государство // Гражданское общество. М., 1993. С. 21. 1 Кочетков А.П. Россия на пороге XXI века. М, 1998. С. 12. 3 Варывдин А.В. Гражданское общество // Социально-политические науки. 1992. № 8. С. 27.
исторически сложившихся форм совместной жизнедеятельности»1. Гражданское общество как «устойчивая система горизонтальных связей, общественно-политических ориентации, норм общественного поведения» понимается в работах А. Галкина и Ю. Красина2.
Таким образом, в понимании сути гражданского общества в настоящее время наблюдается довольно значительный разброс мнений, характеризующихся вместе с тем и высокой степенью неопределенности. Вместе с тем следует отметить и то, что многочисленные определения гражданского общества, примеры которых приведены выше, являются в то же время и весьма односторонними. Все такого рода подходы берут свое начало из одного источника — концепции Г. Гегеля, впервые представившего гражданское общество как ту часть его (или сферу), которая противополагает себя государству (в узком смысле). Гегелевское понимание гражданского общества до сих пор остается наиболее популярным среди социологов, политологов и общественных деятелей и включается сегодня практически во все академические словари и учебники в качестве наиболее ясного и точного его определения3.
Однако в истории политической мысли имеется и другая авторитетная теоретическая традиция, идущая от работ Аристотеля, А. Фергюсона, Дж. Локка и их последователей и понимающая гражданское общество как особый тип государственного устройства (чаще называемого сегодня демократией). «В современной социологии, — пишет Т.Ю. Иванова, — существует два подхода к пониманию гражданского общества: как типа социума, характеризующегося обычно наличием рыночных отношений и демократического типа государственной власти, и как специфической части социума, отличной от государства»4.
Нам представляется, что первый из этих подходов сегодня разрабатывается явно недостаточно, и перенесение акцента в исследовании проблем гражданского
' Тощенко Ж.Т. Социология. М., 1994. С. 14. Красин 10., Галкин А. Гражданское общество: путь к стабильности //Диалог. 1992. № 3. С. 73 ' См., например, Джери Д., Джери Дж. Социологический словарь. М, 2001; Политология: словарь справочник / М.А. Василик, М.С. Вершинин и др. М., 2001 и др.
Иванова Т.Ю. Политическая культура населения как условие существования гражданского общества // Перспективы самоуправления и самоорганизации в России. М, 2000. С. 24.
6 общества на эту методологическую основу способно привести к получению новых
нетривиальных результатов.
Еще одной причиной актуальности избранной темы и указанного ракурса в ее изучении является накопление в отечественной политологической литературе последнего периода широкого спектра негативных, пессимистических и даже социально опасных1 концепций, содержащих оценки опыта построения гражданского общества в России в последнее десятилетие нашей истории и причин его относительных неудач. В нашей литературе уже сложилось стойкое и широкое, проникшее уже даже в учебники, убеждение, что гражданского общества у нас «вообще нет» и неизвестно, когда оно будет построено.
Так, в коллективном пособии под редакцией Ю.Г. Волкова утверждается, например, следующее: «В России еще не существует гражданского общества и перспективы его становления достаточно проблематичны»2. «Разработка новых конституционных проектов в России, — пишет другой автор, — ... наряду с перспективой создания демократической политической системы и свободной рыночной экономики, была ориентирована на формирование основных предпосылок ГО (гражданского общества — A3.) западного типа. ... Тем не менее на сегодняшний день результаты этого эксперимента в России являются достаточно противоречивыми, а перспективы остаются крайне неопределенными»3.
По мнению В. Шляпентоха, автора концепции «нового российского феодализма», антикоммунистическая революция 1991 года способствовала переходу России от общества с мощной коллективистской идеологией к обществу, в
«Если на протяжении 15 лет только и говорят, что власть — это зло, государство — это зло, что все мафиозно, коррумпировано и преступно, то какое гражданское сознание, какой конституционный патриотизм можно выработать у людей! Надо проводить строгое различие между конкретными лицами и институтами, не надо охаивать государство вообще! Без этого мы никогда не реализуем потенциал, который заключен в Конституции» (Мамут Л.С. Семинары по проблемам гражданского общества «Полития». 2004. 29 января // ). " Политология в вопросах и ответах / иод ред. Ю.Г. Волкова. М., 2001. С. 121.
"' Гуторов В. Гражданское общество: историческая традиция и современная Россия // Материалы конференции «Гражданское общество: историко-философские корни, реальная практика, перспективы». 30 июня - 2 июля 1998. г. Пушкин (Царское Село): /sect 12.htm.
котором общественные интересы устранены из умов почти каждого — от простых граждан до должностных лиц высшего ранга. Бросившись из одной крайности в другую, россияне, по мнению этого автора, превратились в народ, который почти совершенно безразличен к любой социальной ценности, к любому общественному вопросу, и не желают приносить даже малейшей жертвы общественному благу1. Еще дальше идет в этом отношении В. Гуторов. «В России, — считает он, — возникло своеобразное гражданское общество со знаком минус, представляющее собой историческую аномалию»2.
Из ежедневного общения с российскими СМИ (особенно так называемыми «демократическими») сегодня легко можно убедиться в том, что подобная негативистская оценка сложившегося российского демократического общества стала уже распространенным общим местом. Та же точка зрения на российское общество доминирует сегодня и в иностранных СМИ, резко критикующих Россию за ущемление гражданских прав нашего населения, отступление от демократии и т.д. Такое единодушие многих российских и иностранных СМИ в данном вопросе далеко не безобидно с социально-политической точки зрения, так как оно прямо связано с соответствующей политической практикой. И, следовательно, объективный критический анализ указанных проблем имеет не только теоретическую, но и большую практическую значимость.
Еще более прямой и непосредственный выход в политическую практику имеют сегодня теоретические концепции, в которых делаются попытки вскрыть причины неудовлетворительного (с точки зрения авторов) положения дел с построением гражданского общества в современной России. По мнению Г. Вайнштейна, например, такой причиной является накопление в российском обществе «негативного социального капитала». Причем, накопление этого «капитала» объясняется им не только наследием коммунистической эпохи, но и
' См.: Shlapcntokh V. Early Feudalism — The Best Parallel for Contemporary Russia II Europe-Asia Studies. Formerly Soviet Studies. 1996. Vol. 48. No. 3. P. 393 — 397.
Гуторов В. Гражданское общество: историческая традиция и современная Россия Материалы конференции «Гражданское общество: историко-философские корни, реальная практика, перспективы». 30 июня - 2 июля 1998. г. Пушкин (Царское Село): xwvAv.kennan. /sect 12.htm
«более глубокими факторами российской истории». «Свойственное российской ментальносте понимание свободы, — пишет Г. Вайнштейн, — весьма специфично. Оно несет на себе отпечаток правового нигилизма и, как справедливо отмечал в свое время Н. Бердяев, пронизано тягой к анархии. В этих условиях неформальная активность самодеятельных граждан зачастую усиливает элементы хаоса в общественном развитии сегодняшней России, оборачивается злоупотреблением автономией, нарушением баланса интересов общества в целом и усилением в нем центробежных, конфронтационных тенденций»1.
Таким образом, причины неудовлетворительного положения дел в сфере формирования гражданского общества в России ищутся в самой ментальности российского народа, в его характере, сложившемся за долгие века российской истории, и, следовательно, не могущем измениться в течение сравнительно краткого исторического периода.
По мнению же В. Гуторова, «причина возникновения такой аномалии (в развитии российского гражданского общества — А.З.) та же, которая привела к возникновению коммунистического тоталитарного строя, — попытка резкого разрыва с прежней традицией путем бездумного и преступного внедрения в общественную ткань умозрительного социального проекта»2. Здесь, следовательно, причины ищутся, наоборот, в разрыве с исторической традицией, что тоже очень близко стоит к непосредственным практическим выводам и чревато соответствующей политикой официальных, системных или внесистемных политических организаций и движений.
Таким образом, избранная тема исследования обладает сегодня не только высокой научно-теоретической актуальностью, но и носит актуальный научно-практический, научно-политический и идеологический характер. От ее успешной
Вайнштейн Г. Роль гражданского общества в демократизации России: надежды и разочарования // Материалы конференции «Гражданское общество: историко-философские корни, реальная практика, перспективы». 30 июня — 2 июля 1998. г. Пушкин (Царское Село): .
Гуторов В. Гражданское общество: историческая традиция и современная Россия Материалы конференции «Гражданское общество: историко-философские корни, реальная практика, перспективы». 30 июня - 2 июля 1998. г. Пушкин (Царское Село): . 1 /sect 12.htm.
разработки зависит не только углубление нашего понимания происходящих в современном демократическом обществе процессов, но и способность российских политиков-практиков и общественных деятелей к адекватному пониманию текущих политических процессов, к их правильной оценке (в том числе и в исторической перспективе) и к использованию выявленных закономерностей в интересах совершенствования социально-политической системы современного российского демократического общества.
Степень научной разработанности проблемы. Начало систематическим исследованиям проблем гражданского общества было положено на Западе трудами уже упомянутых А. Фергюсона, Дж. Локка, Г. Гегеля и их последователей. При этом Г. Гегель, чей подход к пониманию гражданского общества оказался в настоящее время господствующим, был по своим убеждениям монархистом, и поэтому институт и механизм политических выборов в системе организации государственной власти им полностью игнорировался (или, во всяком случае, сильно принижался). С нашей точки зрения, в этом состоит основной недостаток его подхода и всей порожденной им научной традиции (включая в нее в значительной степени и труды К. Маркса, Ф. Энгельса, В.И. Ленина и других классиков социалистического направления политической мысли).
В то же время, в дореволюционной (и послереволюционной эмигрантской) российской политологии и политической философии мы имеем целый ряд авторов первой величины, глубоко и оригинально разработавших многие теоретические проблемы, относящиеся к пониманию как сути государственного устройства в целом, так и специфики российского государственного строя, его исторической эволюции и отечественных гражданских традиций. В этом отношении следует упомянуть прежде всего работы Н.Н. Алексеева, Н.А. Бердяева, А.А. Васильева, Л.С. Васильева, Н.Я. Данилевского, И.А. Ильина, В.О. Ключевского, В.В. Леонтовича, К.Н. Леонтьева, М.Я. Острогорского, П.Н. Савицкого, И.Л. Солоневича, П.А. Сорокина, Л.А. Тихомирова, Н.С. Трубецкого1 и других
См., напр.: Алексеев Н.Н. Русский народ и государство // Русский народ и государство. М., 1998; Бердяев Н.А. Истоки и смысл русского коммунизма. М, 1990; Бердяев Н.А. Судьба России. М., 1990; Васильев А.А. История Византийской империи: От начала Крестовых походов до падения
российских ученых.
В последующий период эти проблемы на наиболее общем, теоретико-методологическом уровне, исследуются в работах Т.А. Алексеевой, А.С. Ахиезера, Г.К. Ашина, В.В. Бариса, Ф.М. Бурлацкого, А.А. Галкина, О.В. Гаман, Л.Н. Гумилева, А.Г. Дугина, В.В. Еремяна, Т.Ф. Ермоленко, А.А. Зиновьева, В.В. Ильина, Ю.В. Ирхина, С.Г. Кара-Мурзы, С.А. Кравченко, Э.Д. Лозанского, Н.Н. Моисеева, А.С. Панарина, А.Д. Сахарова, Ю.И. Семенова, Д.Ф. Терина, А.И. Уткина, A.M. Ушкова, М.Х. Фарукшина, А.Л. Юрганова1 и других ученых.
Среди наиболее значимых работ, в которых исследуются конкретно-теоретические и практические проблемы формирования гражданского общества в
Константинополя. СПб., 1998; Васильев Л.С. История Востока: В 2 т. Т. 1. М, 1994; Данилевский Н.Я. Россия и Европа. М., 1991; Ильин И.А. Наши задачи. Историческая судьба и будущее России. Статьи 1948-1954 гг. В 2-х т. Т. 1. М, 1992; Ключевский В.О. Русская история. Полный курс лекций в трех книгах. М, 1993; Леонтович В.В. История либерализма в России: 1762-1914. М., 1995; Леонтьев К.Н. Восток, Россия и славянство. М, 1997; Острогорский М.Я. Демократия и политические партии. М, 1997; Савицкий П.Н. Континент Евразия. М., 1997; Солоневич И.Л. Народная монархия. М., 2003; Сорокин П.А. Человек. Общество. Цивилизация. М., 1992; Тихомиров Л.А. Монархическая государственность. М., 1998; Трубецкой Н.С. История. Культура. Язык. М., 1995 и др.
См., напр.: Алексеева Т.А. Современные политические теории. М., 2000; Ашин Г.К., Лозанский Э.Д., Кравченко С.А. Социология политики. Сравнительный анализ российских и американских политических реалий. М., 2001; Барис В.В. Геополитические контуры России. М., 2002; Бурлацкий Ф.М., Галкин А.А. Современный Левиафан. М, 1985; Гаман О.В. Политическая культура России и США в зеркале сравнительного анализа // Власть. 1996. № 7; Гумилев Л.Н. Древняя Русь и Великая степь. М., 1992; Дугин А.Г. Основы геополитики. Геополитическое будущее России. М., 1997; Еремян В.В. Муниципальная история России (от Киевской Руси до начала XX века). М., 2003; Ермоленко Т.Ф. Патерналистские традиции российской политической культуры // Власть. 2001. № 1; Зиновьев А.А. Идеология партии будущего. М., 2003; Ильин В.В., Ахиезер А.С. Российская цивилизация: Содержание, границы, возможности. М., 2000; Ирхин Ю.В. Цивилизациопные доминанты российского общества: культурные и политические ориентиры // Вестник Российского университета дружбы народов. Серия: Философия. 2000. № 1; Кара-Мурза С.Г. Евроцентризм. Скрытая идеология перестройки. М., 1998; Моисеев Н.Н. Современный антропогенез и цивилизационные разломы. Эколого-политологический анализ // Вопросы философии. 1995, № 1; Панарин А.С. Философия политики. М., 1996; Панарин А.С. Реванш истории: российская стратегическая инициатива в XXI веке. М., 1998; Сахаров А.Д. Тревога и надежда. М., 1990; Семенов Ю.И. Философия истории. (Общая теория, основные проблемы, идеи и концепции от древности до наших дней). М., 2003; Терин Д.Ф. «Цивилизация» против «варварства»: к историографии идеи европейской уникальности // Социологический журнал. 2003. № 1; Уткин А.И. Вызов Запада и ответ России. М., 2002; Ушков A.M. Сравнительная политология: Запад — Россия — Восток // Проект «Аристотель. Политологическое образование в XXI веке». Авторские программы учебных курсов по политологии / Под ред. профессора Ю.В. Ирхина. М., 2001; Фарукшии М.Х. Политическая культура общества // Социально-политические науки. 1991. № 4; Юрганов А.Л. У истоков деспотизма // История отечества: люди, идеи, решения. Очерки истории России IX — начала XX вв. М., 1991 и др.
Конкретные проблемы негосударственных некоммерческих социально-политических объединений и организаций демократического общества, их взаимодействия с государственными институтами и органами в рамках демократического общества исследуются в работах И.И. Антоновича, О.А. Ворониной, Е.И. Глушенковой, М. Горного, А.Ю. Сунгурова, Л.К. Журавлевой, З.М. Зотовой, Б.И. Краснова, Е.Б. Мезенцевой, В.Г. Смолькова, И.Я. Халий, О.Н. Яницкого1 и др. ученых.
Таким образом, теоретические и социально-политические проблемы становления и развития гражданского общества в России исследуются в настоящее время с достаточной широтой и полнотой в рамках обоих теоретико-методологических подходов, как в историческом, так и в современном развитии очерченного предмета. При этом следует отметить все же недостаточную методологическую сбалансированность всего очерченного фронта исследований. Именно недостаточность исследований, в которых гражданское общество рассматривается как особый тип государственного устройства, а не только как часть общества, противопоставляющая себя государству, и является, с нашей точки зрения, основным сдерживающим фактором к достижению достаточно широких и
общество. М., 1993; Тощенко Ж.Т. Социология. М., 1994; Шмачкова Т.В. Из основ политологии Запада (характер режимов, гражданское общество и партийные системы при демократии) // Полис. 1991. №2 и др.
1 См., напр.: Антонович И.И. Общественные движения и проблемы власти // Социально-политические науки. 1991, № 4; Акции экологического движения: руководство к действию / Под ред. И. Халий. М., 1996; Воронина О.А. Представление жителей Рыбинска о правах человека // Права женщин в России: исследование реальной практики их соблюдения и массового сознания. Том. I. М., 1998; Глушенкова Е.И. Гражданское общество и политический процесс (на примере экологического движения) // Перспективы самоуправления и самоорганизации в России. М., 2000; Горный М. Коалиции неправительственных организаций (организаций Третьего сектора) // Гражданское общество — в поисках пути. СПб., 1997; Гражданское общество. В поисках пути / под ред. А.Ю. Сунгурова. СПб., Политологический центр «Стратегия». 1997; Журавлева Л.К. Политические партии и партийные системы // Социально-политический журнал. 1996, № 3; Зотова З.М. Власть и общество: проблемы взаимодействия. М, 2001; Краснов Б.И. Система многопартийности в современной России. М., 1995; Мезенцева Е.Б. Трудовое право в современном российском контексте // Права женщин в России: исследование реальной практики их соблюдения и массового сознания. Том. I. М., 1998; Перспективы самоуправления и самоорганизации в России. М., 2000; Права женщин в России: исследование реальной практики их соблюдения и массового сознания. Том. 1. М., 1998; Смольков В.Г. Гражданское общество и государство // Гражданское общество. М., 1993; Яницкий О.И. Экологическое движение в России. Критический анализ. М., 1996 и др.
точных обобщений и установлению общих закономерностей в исследуемом предмете.
Объектом предлагаемого диссертационного исследования является общество, организованное в государство, рассматриваемое на всем протяжении его исторического развития и движения к современному, демократическому типу общества; особое внимание при этом уделяется российскому обществу.
Предметом исследования являются все основные исторические типы организации государственной власти в обществе, представляющие собой разную степень «гражданственности» этих организаций, определяемой широтой распространения в том или ином обществе политических избирательных прав; особое внимание при этом уделяется формированию и исторической эволюции российской государственности и российских гражданских традиций.
Цель настоящего исследования состояла в том, чтобы теоретически разработать (в строгих и точных определениях) понятие гражданского общества как особого типа государственного устройства и выявить политическую роль института выборов органов власти всех уровней в формировании гражданского общества; особое внимание при этом уделялось определению исторического типа российской государственности, причинам и характеру ее исторической эволюции, рассматриваемых в сравнении с эволюцией в том же отношении западных обществ.
Достижение этой цели потребовало решения следующих исследовательских задач.
Осуществить теоретико-методологический анализ основных положений современной (либеральной) теории демократического общества и установить основные моменты ее отклонения от классической (античной) концепции демократического общества; строго определить понятия государственного строя и политического режима.
Исследовать роль института выборов в системе организации государственной власти, показать принципиальное отличие системы организации в обществе государственной власти (политической системы) и системы организации
государственных должностей (административной системы); сформулировать на этой основе ключевое политологическое понятие верховной власти.
Осуществить на основе этих понятий общее систематическое описание (определение) всех основных теоретически мыслимых форм (типов) организации верховной власти, выявить степень демократичности (гражданственности) каждой из них; показать историческую реальность всех основных типов организации государственной власти на классических (простых и детально исследованных) примерах.
Проанализировать на этой основе исходный характер и историческую эволюцию западной (неантичной, германской) государственности. Установить степень демократичности (гражданственности) европейских (германских и германо-романских) политических традиций.
Проанализировать с этой же точки зрения исходный характер и историческую эволюцию российской государственности. Установить степень демократичности (гражданственности) российских политических традиций и основные причины отклонения от них в XVII-XIX веках.
На основе всего анализа, предпринятого в данном исследовании, определить основные проблемы формирования современного демократического гражданского общества в России и показать желательные и реальные (опирающиеся на национальные традиции) направления дальнейшего совершенствования российской политической системы.
В процессе исследования использовались как общенаучные и социально-философские методы (культурно-исторический, системно-структурный), так и методы собственно политологические (теория политических систем, теория элиты и масс, компаративный анализ). На конкретно-теоретическом уровне методологическую основу исследования составили отмеченные выше труды отечественных и зарубежных ученых, посвященных теории демократического гражданского общества.
На решение сформулированных задач направлена вся структура данного диссертационного исследования, в каждой из глав которого решается своя группа
исследовательских задач. Работа состоит из Введения, трех глав, подразделенных на параграфы, Заключения и Библиографического списка использованной литературы.
Первая глава решает общие теоретико-методологические задачи. В ее первом параграфе исследуется теоретико-методологические основания современной либеральной трактовки демократического общества. Во втором параграфе исследуется классическое понимание государственного строя, его деление на демократию и другие формы организации государственной власти. В третьем параграфе детально исследуется степень демократичности общества с точки зрения распределения политических пассивных избирательных прав.
Во второй главе исследуются основные типы организации государственной власти, определяемые на основе распределения в обществе активных политических прав. В первом параграфе второй главы анализируется понятие активных политических избирательных прав и на этой основе определяется понятие верховной власти. Во втором параграфе анализируется основные классические «чистые» формы государственного строя. В третьем параграфе анализируются понятие и основные типы «смешанного» государственного строя. В четвертом параграфе показывается (на примере античных республик) историческая реальность народно-аристократического государственного строя. В пятом параграфе показывается (на примере средневековых европейских германских и германо-романских королевств) историческая реальность монархо-аристократического государственного строя, лежащего в основе западной исторической политической традиции.
В третьей главе исследуются исходная организация и историческая эволюция российского государственного строя. В первом параграфе третьей главы обосновывается исходный народно-монархический характер (модель) российской государственности. Во втором параграфе анализируется характер исторической эволюции российских политических институтов в допетровской России. В третьем параграфе анализируются причины и характер искажения демократического (гражданского) начала в результате реформ Петра I и его последователей. В четвертом, заключительном, параграфе исследуется общий характер советского
16 общества, с точки зрения его демократической организации, и основные
современные проблемы преодоления негативных моментов советской традиции.
В Заключении подводятся общие итоги исследования и формулируются его основные выводы.
Научная новизна исследования и выводов, к которым пришел автор, заключается в следующем.
— В результате анализа двух основных подходов к пониманию сути
гражданского общества (идущих, соответственно, от Г. Гегеля, с одной стороны, и
Аристотеля, А. Фергюсона, Дж. Локка и их последователей, — с другой) показано,
что второй из этих подходов сегодня разрабатывается недостаточно, в то время как
он обладает серьезными объяснительными и квалифицирующими возможностями.
На основе анализа различных концепций демократического гражданского общества показано, что многими известными авторами, приходящими к выводу о неизбежной олигархичности любой организации власти (в том числе и демократической), смешиваются на самом деле политико-административная и собственно политическая системы организации государственной власти. В рамках различения этих двух важнейших политических институтов предложено также четкое различение государственной должности и политического статуса членов общества.
На основе анализа различных политических систем общества показано, что в основе их типологии лежит их избирательная система и, соответственно, — различное распределение в обществе активных (право избирать) и пассивных (право быть избранным) политических прав. На этой основе предложено и обосновано авторское определение демократичности (гражданственности) той или иной политической системы и выделены их различные основные типы; показана на конкретных примерах историческая реальность выделенных типов.
На основе исследования изначального типа государственного строя и его последующей эволюции в политической истории западноевропейских обществ, определяемых автором как монархо-аристократические, показана традиционность для этих обществ повышенная роль представительного органа — парламента.
Несмотря на то, что современный строй западных государств является демократическим, политическая традиция западноевропейских народов проявляет себя в вышеуказанной особенности их демократии.
— На основе аналогичного исследования изначального типа
государственного строя и последующей его эволюции в политической истории
российского общества, определяемого автором как изначально народно-
монархический, показана традиционность для современного российского
демократического общества повышенная роль в его политической системе
института главы государства, ограничиваемого не аристократией и парламентом, а
непосредственно всем народом (всенародными выборами).
— На основе всех положений и выводов данного исследования сделан
результирующий актуальный вывод о бесперспективности и беспочвенности
делаемых у нас попыток переустройства сложившейся в России после 2000 года
политической системы в сторону усиления в ней роли представительного органа в
ущерб институту президента. В наибольшей степени российской гражданской
демократической традиции отвечает именно тот строй, который в настоящее время
уже сложился и укрепляется.
Практическое значение работы заключается в том, что ее положения, материалы и выводы могут быть использованы в преподавании социально-политических и политологических дисциплин; при разработке политических программ и нормативных документов, регулирующих процессы социально-политического развития российского демократического гражданского общества; а также в практике международных дискуссий по проблемам специфики формирующейся российской демократической государственности.
Государственный строй, форма правления и политический режим. Общая постановка проблемы
В современной политике и политологии, наверное, нет более употребительных терминов, чем слово «демократия» и производные от него — «демократический», «демократизация» и т.д. Само это слово впервые появилось в Древней Греции после реформы (или революции) Эфиальта1 (сер. V в. до н. э.), отнявшей в Афинах верховные политические функции у древнего аристократического совета (Ареопага) и передавшей их Народному собранию. Наивысшего расцвета демократия в Афинах достигает при Перикле (490-429 до н. э.), а ее первое теоретическое осмысление было дано в работах Платона (427-347 до н. э.) и Аристотеля (384-322 до н.э.). Демократия определялась этими выдающимися античными мыслителями как особый государственный строй, как особое устройство общества и государственной власти.
Аристотель сформулировал классическую парадигму понимания государственного строя вообще и демократии, в частности, и эта парадигма, до появления марксистского, альтернативного взгляда на общество, являлась в политологии господствующей. А во многом она господствует и поныне.
«В течение последних 50 лет, — пишет, например, один из самых авторитетных современных теоретиков демократии, американец Р. Даль, — мир стал свидетелем небывалых в истории политических перемен. Все политические системы, альтернативные демократии, либо исчезли вовсе, превратившись в диковинных ископаемых, либо удалились с политической арены, надеясь отсидеться в своих последних твердынях. Еще до того, как это произошло, исконные враги демократии — централизованная монархия, наследственная аристократия, олигархия, системами разнообразных цензов отстранявшие от участия в выборах значительную часть населения1, потеряли свою легитимность в глазах большей части людей во всем мире. Основные виды антидемократических режимов, существовавших в нашем столетии, — коммунизм, фашизм, нацизм — сгинули в огне разрушительных войн или (как это было с Советским Союзом) развалились, подточенные изнутри....
Но имеем ли мы право сказать, — продолжает Р. Даль, — что демократия наконец победила в борьбе за поддержку людей во всем мире? Вряд ли.
Продолжают существовать антидемократическая идеология, антидемократические движения различного толка, зачастую смыкающиеся с самым оголтелым и воинствующим национализмом или с религиозным фундаментализмом. ... В России, совершившей переход к этой системе правления лишь в последнем десятилетии нашего века, демократия хрупка и не пользуется всеобщей безоговорочной поддержкой. Даже в странах с давними и глубоко укорененными демократическими традициями демократия, по мнению многих наблюдателей, переживает кризис или, по крайней мере, понесла значительный ущерб от того, что избиратели все меньше склонны доверять избранным ими лидерам, политическим партиям, государственным чиновникам, считая, что те не могут достойно или хотя бы успешно справиться с такими проблемами, как постоянная безработица, бедность, преступность, социальное обеспечение неимущих, иммиграция, налогообложение, коррупция»".
В этом высказывании знаменитого американского политолога хорошо видно сочетание (а, точнее, смешение) классического понимания демократии с некоторыми современными представлениями, исходящими совсем из других понятий, и часто подменяющими собой строгие антично-аристотелевские критерии. В частности, Р. Даль, на наш взгляд, практически подменяет понятие демократии как особого государственного строя понятием либерализма как особой формы правления, могущей иметь место не только при демократии, но и при монархии, и при олигархии и т.д. Либерализм в этом качестве, как известно, и зародился в условиях западноевропейских аристократических монархий XVII-XVIII веков, и вполне успешно развивался в монархических государствах и, следовательно, сам по себе он с демократией никак не связан. Античные демократии, например, были далеко не либеральными. А так называемая «Славная революция» (1688-1689 гг.) в Англии, не изменив государственный строй в этой стране (монархию), изменила в ней именно форму правления, сделав ее максимально либеральной.
То же самое смешение понятий содержится, на наш взгляд, и у другого классика политологии — француза М. Дюверже, который в своей фундаментальной работе «Политические партии» (1951) пишет о демократии, в частности, следующее. «Мы живем с совершенно нереалистичным представлением о демократии, выработанным юристами вслед за философами XVIII века. «Правление народа посредством народа», «управление нацией через ее представителей» — громкие слова, призванные возбуждать энтузиазм и оттачивать ораторские способности. Громкие слова, которые ничего не значат. ... Подлинная демократия есть нечто иное — это вещь более скромная, но и более реальная. Она определяется прежде всего свободой «для народа и для каждой части народа», как то провозгласило Учредительное собрание 1793 г. И свобода не только для привилегированных по происхождению, состоянию, должности, образованию, но действительная свобода для всех, что предполагает определенный уровень жизни, определенное общее образование, определенное социальное равенство и политическое равноправие».
Таким образом, и у М. Дюверже классическое и достаточно строгое понятие особого государственного строя тоже подменяется достаточно расплывчатым и неопределенным понятием свободы, характеризующим лишь некоторую форму правления или политического режима, но не самого государственного устройства как такового.
Не существует в настоящее время устойчивой терминологии в данной области и в отечественной политологической литературе. «До сих пор, — отмечает, например, И.Н. Гомеров, — в отношении понятия «форма государства» нет достаточной ясности. Многие авторы2 в большинстве случаев относят к форме государства не только форму государственного правления или форму государственного устройства, но и форму государственного или государственно-правового режима, политический режим, не только статику (структуру), но и динамику (функционирование, средства, приемы, методы и способы осуществления, а иногда и развитие) государственной власти».
Активные политические права. Легитимации государственной власти. Концепция М. Вебера. Понятие верховной власти
Поскольку выбирать, чисто технически, могут не только большинство или меньшинство членов того или иного коллектива, но и один человек, то и право осуществлять выбор (назначение) на все высшие государственные должности в обществе может быть предоставлено не только большинству или меньшинству, но и одному человеку.
Монархия как раз и является такой организацией государственного управления, при которой все активные политические права и прежде всего — право выбирать (назначать) на все высшие государственные должности имеет только один человек (царь, король, хан и т.д.).
Сам институт монарха при этом не является государственной должностью (а монарх не является должностным лицом), как не являются ею и народ, и аристократия, поскольку никто из них в таковом качестве не избирается и не назначается1. Монарх, аристократ и представитель народа — это не должности, а политические статусы. Должность — это власть даваемая (кем-то и на время), и человека могут в любой момент лишить должности те, кто ее дает. Политический же статус никем не дается, и человека нельзя, поэтому, этого статуса лишить (даже свергнутый монарх остается монархом, хотя и свергнутым; даже изгнанный аристократ остается аристократом, хотя и изгнанным и т.д.), и именно такой особый политический статус и дает его обладателям возможность и право делать легитимными любое назначение на государственные должности.
Деление на аристократию, народ и монарха складывается у любого народа естественно-исторически (и только на определенном этапе его истории), и потому изначально осознается у всех народов как некое божественное установление. Обычно у древних и сам род монарха, а часто и роды аристократии, считались происходящими непосредственно от богов. В частности, Цезарь, например, вел свой род Юлиев от римской богини Венеры2, а в Греции многие аристократические роды вели свое происхождение от Геракла и других богов и полубогов и т.д. Впоследствии божественный статус монарха в христианских странах удостоверялся уже и церковью с помощью особого мистического обряда помазания.
Однако социально-психологический механизм наделения определенных лиц соответствующим политическим статусом продолжает действовать в обществе и поныне. «Государственная власть, — пишет, например, И.Л. Солоневич, — конституируется тремя способами — наследованием, избранием и захватом: монархия, республика, диктатура. На практике все это перемешивается: захватчик власти становится наследственным монархом (Наполеон I), избранный президент делает то же (Наполеон III) или пытается сделать (Оливер Кромвель). Избранный «канцлер», Гитлер, становится захватчиком власти. Но, в общем, это все-таки исключения».
И.Л. Солоневич — монархист, поэтому во всех приводимых им примерах речь у него идет о том, как люди получают или пытаются получить «должность» монарха. Однако монарх не является должностью и им нельзя стать ни по захвату, ни по избранию. И все приводимые И.Л. Солоневичем примеры показывают это как нельзя лучше. Наполеон, Кромвель и Гитлер (к ним можно было бы добавить еще и Ленина, и Сталина, и Мао, и даже, во многом, Ф.Д. Рузвельта и Ш. де Голля), действительно, фактически стали монархами (или почти монархами), но это произошло не в силу захвата ими власти, и не в силу их избрания, — наоборот, их потому и избирали или им потому и позволяли (и помогали) захватывать единоличную (или почти единоличную власть), что они уже были Наполеонами, Сталиными или Рузвельтами. Все эти люди прежде фактически уже завоевывали себе чрезвычайный политический статус, будучи, как правило, победителями, свершителями необычайных дел или достижителями выдающихся политических результатов в необычайной или критической для государства ситуации, в силу чего восхищенные ими народы и предоставляли им потом этот политический статус уже и формально2.
Характерно при этом, что, например, У. Черчилль (1874-1965), хотя и оказавшийся тоже среди победителей Второй мировой войны (и сам считавший себя даже первым среди них1), но на самом деле приведший Британскую империю к окончательному краху и к потере Англией мирового господства, перешедшего при нем к США и СССР, был сразу же смещен нацией со своего поста (причем, и большинство фронтовиков на выборах 1945 года голосовало против него).
Однако он был возвращен к власти после того, как ему удалось снова ввести Британию в число мировых лидеров посредством организованной им Холодной войны. Выступая 5 марта 1946 г. в Фултоне (штат Миссури, США), Черчилль призвал США к единению с Великобританией перед лицом угрозы со стороны СССР и мирового коммунизма, к созданию «братского объединения народов, говорящих по-английски»2. Тем самым он снова вернул своей стране статус мирового лидера, хотя уже и второго ранга (после США), но не третьего и не четвертого (доставшихся теперь остальным союзникам, говорящим «не по-английски»). При этом в своих речах Черчилль преподносил все это даже так, что именно Великобритания играет первую скрипку в мире, а США — вторую. «Выступая в 1948 г., — пишет В.Г. Трухановский, — Черчилль ... развивал тогда концепцию «трех великих сфер». Первая сфера, по Черчиллю, — это Британское содружество наций и империя со всем тем, что они включают. На второе место Черчилль поставил страны, говорящие на английском языке, среди которых Англия, Канада и другие английские доминионы играют такую важную роль». На третье место была отнесена объединенная Европа, «Теперь, — заявил Черчилль, — если вы подумаете о трех связанных между собой сферах, вы убедитесь, что мы являемся единственной страной, которая играет Великую роль в каждой из них. Фактически мы являемся главным центром связи, и здесь, на наших островах, являющихся узлом морских, а возможно, и воздушных путей, мы имеем возможность объединить все три сферы»1. За это в 1951 году англичане снова избрали его премьер-министром.
Народно-монархический государственный строй. Самобытная древнерусская государственность. Концепции И.Л. Солоневича, Л.С. Тихомирова и И.А. Ильина
Нам остается привести еще и пример народно-монархического государственного устройства. С нашей точки зрения, следует согласиться с И.Л. Солоневичем1, Л.А. Тихомировым2, И.А. Ильиным и некоторыми другими (в основном, отечественными) учеными, доказывающими, что именно такой государственный строй и представляла собой изначально древнерусская монархия. Совершенно прав был, на наш взгляд, Н.Н. Алексеев, отмечавший, что «.. русский народ имеет какую-то свою собственную интуицию политического мира, отличную от воззрений западных народов и в то же время не вполне сходную с воззрениями народов чисто восточных».
Наиболее краткое и четкое описание древнерусского государственного строя мы находим у И.А. Ильина. «Летописи сохранили нам, — пишет он, — множество свидетельств о том, что во многих, если не во всех, городах русского расселения жители этих городов сходились на вечевые собрания; и русская историческая наука давно уже признала и оценила вече как начало городового самоуправления4. Участвовать в этих собраниях могли все свободные граждане, не состоящие ни под отеческой властью, ни в наемной или кабальной зависимости; это участие было личное, без представительства; оно было правом, а не обязанностью и не сопровождалось перекличкою. На вече могли присутствовать: князь, духовенство, посадник, тысяцкий, бояре, купцы и меньшие люди — черные смерды и даже «худые мужики». Вече созывалось по мере надобности, иногда самим князем, иногда посадником, иногда по инициативе частной группы горожан — колоколом или бирючами. Веча были общие, кончанские («конец» города) и пригородные; явно открытые и оппозиционно-тайные («по дворам»). Созывающий давал тему для обсуждения. Голосов не подсчитывали: искали единогласия: «еже быти и стати за един». Если единогласие не давалось сразу, то дрались до тех пор, пока оно не устанавливалось (это испытывалось, как своего рода «поле» или «суд Божий»), ибо несогласное, но побитое меньшинство подчинялось1. Протоколов не велось — ни решениям, ни побоям.
Компетенция вечевого собрания, — продолжает И.А. Ильин, — была обширна и неопределенна. Оно избирало князя и устанавливало с ним договорное соглашение («ряд»): оно выбирало князя иногда без оговоренного срока, иногда пожизненно, иногда и потомственно. После «ряда» князь «целовал крест». Это крестоцелование не обеспечивало верность народа, который по недовольству князем восставал и изгонял его. Суд и управление принадлежали князю, иногда и его заместителю (посаднику), однако вече вмешивалось нередко и в суд, и в управление. Войну князь мог объявить и от себя и тогда вел ее набранным войском и за свой счет; но войну могло объявить и вече — и тогда город поднимал свое ополчение под начальством князя и тысяцкого. Бывало так, что князь скажет на вече гневную, обличительную речь, покинет свое княжество и уедет; бывало и так, что вече призывало его снова.
Однако бывало часто еще и так, что князь садился править не по выбору веча, а вследствие назначения от великого князя или вследствие победы и завоевания города. Выбирались же князья из состава единой правящей династии, соблюдавшей, независимо от веча, свою очередь родового старшинства и решавшей вопрос «удела» то взаимным соглашением, то взаимной усобицей. А так как «город без князя» был явлением краткосрочным и преходящим, лишенным суда, управления и дружины, то надо признать, что государственный строй Древней Руси сочетал в себе черты республиканские с чертами монархическими. Беспристрастный историк, — заключает И.А. Ильин, — определит древнерусский «город», как монархию, ограниченную непосредственным народоправством»1.
«Признание за князем функции легитимной внешней силы, — уточняет современный историк К.А. Соловьев, — означает отказ от попыток увидеть в Древней Руси монархию традиционного типа, с наследственной передачей власти или даже конфедерацию «старших» князей. Но, с другой стороны, вряд ли можно говорить и о точном соответствии власти полисной системе античного образца. Договорная модель организации властных отношений предусматривала жесткое разграничение прав и обязанностей, при которой князь не мог выполнять функций веча (и не мог вече устранить) но и городская община ни в каком виде не могла владеть теми полномочиями, которые принадлежали князю и только ему. Другое дело, что с течением времени серьезно менялся набор княжеских полномочий (как в сторону увеличения, так и в сторону уменьшения), а в XII в. произошла их регионализация, при которой права князя варьировались в зависимости а) от обычаев местности б) способности князя расширить объем своей власти»1.
В рамках развиваемой нами терминологии и системы понятий, все это и означает, что древнерусский государственный строй нам следует определить как народію-моиархический.
В отличие от германского раннесредневекового, древнерусское общество не питало никакого особого уважения и пиетета к аристократии, к боярам, которые, в отличие от германских баронов (кстати, слова «боярин» и «барон» родственные и оба означают «воинственные мужи», «люди войны»2), считались на Руси только слугами князя и не имели никакой собственной, независимой от князя и народа, харизмы. Ни русские князья, ни русский народ изначально не признавали за боярами какой-либо их самостоятельной роли в государстве. Олег, например, бывший даже «родичем» Рюрика и фактически правивший государством при его малолетнем сыне Игоре, даже и не пытался захватить власть по смерти Рюрика, а только сохранил ее и передал затем полностью Игорю. Бояр же рюриковых, также уже фактически правивших в Киеве, люди Олега просто убили. «Когда же Аскольд и Дир пришли, — рассказывает летопись, — выскочили все остальные из ладей, и сказал [Олег] Аскольду и Диру: «Не князья вы и не княжеского рода, но я княжеского рода», и показал: «А это сын Рюрика». И убили Аскольда и Дира, отнесли на гору и погребли
