Содержание к диссертации
Введение
Раздел 1. Теоретико-методологические подходы к анализу этнополитических конфликтов 17
1.1. Теории политического конфликта и этноконфликтологические концепции: достижения и проблемы 17
1.2. Полипарадигмальный подход к анализу этнополитических конфликтов 32
1.3. Основные положения концепции Л.Н. Гумилева и изменения к ним 39
Раздел 2. Однопоколенные циклы социально-политических конфликтов в истории зарубежных стран 92
2.1. Пассионарные волны в Китае (вторая половина XVIII - XIX век) . 95
2.2. Пассионарные волны в Древнем Риме и Византии '.. 101
2.3. Пассионарные волны во Франции и Англии (вторая-половина XVIII - XIX век) 108
Раздел 3. Однопоколенные циклы социально-политических конфликтов в
истории России 124
3.1. Пассионарные волны в фазовом переходе подъем-акматика (XVII век)
3.2. Пассионарные волны в фазовом переходе акматика-надлом и в фазе надлома (вторая половина XIX - XX век) 131
3.3. Прогноз развития России 153
Заключение 157
Библиографический список использованной литературы
- Теории политического конфликта и этноконфликтологические концепции: достижения и проблемы
- Пассионарные волны в Китае (вторая половина XVIII - XIX век)
- Пассионарные волны в фазовом переходе подъем-акматика (XVII век)
Введение к работе
Актуальность исследования. Понятие "конфликт" является сегодня одним из самых распространенных в научной и публицистической литературе. И это не случайно. Для ушедшего века было характерно неизвестное ранее по масштабам и глубине противоборство социально-политических сил за переустройство миропорядка и всей системы общественных отношений, приведшее к двум мировым и сотням региональных и гражданских войн. С началом нового века мир столкнулся с новыми реальными угрозами. К не потерявшим своей актуальности угрозам термоядерной и экологической катастрофы добавились агрессивный национализм и международный терроризм. В связи с этим круг проблем, обращенных напрямую к политической власти, многократно расширился по сравнению с предшествующим временем. Резко возросло число и изменился: характер субъектов политики как внутри отдельных стран, так и на международной арене. Возникшие в последние годы новые социальные движения, среди которых все большую роль начинают играть этнические, сделали очевидным тот факт, что многие грани общественных отношений приобрели политический характер. Именно политика во многом определяет сегодня условия существования и отдельного человека, и семьи, и национального сообщества, и всей человеческой цивилизации.
С окончанием "холодной войны" мировое противостояние по социальному признаку ("капитализм-социализм"), служившее осью мировой политики, во многом потеряло свою актуальность. Однако сегодня вышли на поверхность другие, не менее опасные конфликты. Разделение мира по культурному признаку и обострение межцивилизационных противоречий создает не менее острые и сложные проблемы для межкультурной коммуникации, для ослабления деструктивного потенциала конфликтов и профилактики форм и способов конфликтного противоборства.
На смену главным идеологическим конфликтам XX века приходят конфликты ценностей. В свое время Ф.Фукуямой была высказана мысль о том, что войны будущего возникнут по вопросам распределения и контроля над ресурсами (т. е. будут "потребительскими войнами") в условиях полной и безраздельной победы либеральных принципов и форм организации общественной жизни. Своеобразным ответом Ф.Фукуяме стала концепция конфликта цивилизаций С.Хантингтона. В этой концепции обращается внимание не столько на экономические, сколько на культурные основания конфликтов, и прежде всего на рост цивилизационной идентичности людей и обострение борьбы между нациями и группами, представляющими различные цивилизации. Конфликты идентичности, как всякие ценностные конфликты, отличаются наибольшей на-сильственностыо и интенсивностью, и поэтому их гораздо труднее урегулировать, чем конфликты интересов. Активизировавшиеся в современном мире этнические конфликты проистекают как раз из ценностных конфликтов, в которых цели и устремления участников конфликта имеют тенденцию стать взаимоисключающими или несовместимыми, что делает их чрезвычайно трудными для урегулирования.
Конфликты идентичности и ценностей, лежащие в основе этнических конфликтов, станут, вероятнее всего, самыми типичными в новом веке. Об этом позволяет говорить взрыв этнополитических конфликтов и их доминирование, начиная с 60-х гг. XX века, среди конфликтов всех других типов и видов. Как отмечают отечественные исследователи, сегодня этнополитические конфликты составляют более 90 % всех конфликтов, происходящих на планете [85, с.51]. В случае эскалации они легко превращаются в наиболее опасный тип современных конфликтов - вооруженный. По данным Стокгольмского международного института по исследованию проблем мира, в середине 90-х гг. XX века более 70 % вооруженных конфликтов по всей планете были межэтническими [92, с.226].
Таким образом, всестороннее изучение этнополитических конфликтов как наиболее типичных для нынешней стадии общественного развития представляется чрезвычайно актуальным. Степень этой актуальности еще больше возрастает, учитывая, что в последней четверти XX века этнополитические конфликты вышли на авансцену внутриполитической жизни большинства многонациональных государств. Активизация этнополитических процессов способствовала краху некоторых государственных образований, например, Югославии и СССР.
В силу ряда причин обладает повышенной этнополитической конфликто-генностью и этап развития, переживаемый сегодня Россией. Здесь и историческое наследие, и неудачи реформирования последних лет, и упрощенное, догматическое видение самой проблематики этого реформирования властвующей элитой. Последние полтора десятка лет в истории российского государства и общества отличались высоким динамизмом политических процессов, повышенной конфликтностью, сложной расстановкой и ожесточенным противоборством политических сил и государственных институтов. Этот опыт нуждается в глубоком и всестороннем осмыслении прежде всего с конфликтологических позиций, чтобы быть в состоянии дать квалифицированный прогноз вероятных конфликтов в будущем.
Степень разработанности темы. Изучением этнополитических конфликтов занимается этнополитическая конфликтология - наука о сущности, причинах возникновения и роли этнополитических конфликтов, путях и методах их прогнозирования, эффективного управления и цивилизованного урегулирования, о механизмах и средствах обеспечения этнополитической стабильности и безопасности. Этнополитические конфликты рассматриваются как несовпадение и/или несовместимость ценностей, столкновение интересов и целей различных этнонациональных общностей между собой, а также с ценностями, интересами и целями государства и доминирующей в ней этнонации. По мнению отечественных исследователей, практически все этнические конфликты по ме
ре их развития приобретают черты и характер политических конфликтов, а значительная часть политических конфликтов приобретают черты и характер этнических. Таким образом, в итоге оба этих типа конфликтов - этнические и политические - превращаются в этнополитические как отдельный, особый тип конфликтов, имеющих свои специфические черты, характер, причины зарождения и эскалации, пути и методы урегулирования [85, с.50].
Этнополитическая конфликтология связана с этнополитологией - наукой о месте и роли этнонациональных общностей (этносов, наций, коренных народов, национальных и этнических меньшинств) в истории человеческой цивилизации и политической жизни общества, об их взаимоотношениях между собой и с государством, о закономерностях этнополитических процессов, об идеологиях этнических и национальных движений, об основах и принципах этнона-циональной политики.
В рамках этих наук сформировалось множество этнополитических парадигм, знание и использование которых может помочь в исследовании и урегулировании этнополитических конфликтов. Сегодня становится все более очевидным, что исследования этнополитических конфликтов, и особенно закономерностей и тенденций их развития, без полипарадигмального. подхода являются несовершенными и малоэффективными, а результаты некоторых из них могут оказаться ошибочными и привести к непредсказуемым последствиям. В условиях существования множества различных, порой диаметрально противоположных, взаимоисключающих парадигм особую значимость приобретает умение выбрать те из них, которые могут способствовать более глубокому пониманию причин зарождения и эскалации, сущности и функций этнополитических конфликтов, а также поиску более эффективных путей и методов их урегулирования. К числу таких парадигм отечественные исследователи относят этническую, национальную, всечеловеческую и конфликтно-консенсусную. Также, по их мнению, заслуживает внимания нейтральная теория национализма, а также некоторые положения этницистской парадигмы [85, с.49].
Однако, и полипарадигмальный подход сам по себе не гарантирует положительных результатов в изучении этнополитических конфликтов, в особенности, что касается постижения их природы и особенностей детерминации. Растущее осознание двойственной биосоциальной природы как самого человека, так и этнических общностей, приводит к необходимости использования междисциплинарного подхода к исследованию этнополитических конфликтов.
На основе междисциплинарного подхода получили развитие такие области современной науки, как социобиология и биополитика, сформировавшиеся на стыке биологии с науками о человеке и обществе. Социобиология, изучая биологические основы социального поведения живых существ, широко использует биологические модели для объяснения поведения человека. Специфика биополитики в сопоставлении с более широкой областью - социобиологией - заключается в преимущественном внимании к тем граням социального поведения живых существ, которые сопоставимы с политическим поведением индивидов и групп в человеческом обществе. В методологическом плане обе эти науки базируются на том, что биологические факторы, связанные с двуединой биосоциальной природой самого человека и его общностей, способны воздействовать на социально-политические процессы в обществе, в том числе влиять на масштабы, ход и формы течения этнополитических конфликтов.
Биополитическая школа, сложившаяся к началу 70-х гг. XX века в западной науке и в настоящее время интенсивно развивающаяся, представлена такими авторами, как Л.Кэлдевилл, Р.Мастерс, П.Мейер, А.Сомит, Г. и Дж. Шуберты и др. [118, 119, 125, 130, 131, 132, 135, 136, 137, 138, 139, 140]. Биополитическими являются исследования в биосоциальной области, рассматривающие взаимосвязи эволюционно-биологических факторов и протополитического структурирования человеческого общества. Биополитика включает в себя "все попытки применения биологических подходов, методов и данных в политологических исследованиях" [126]. Как отмечает А.В. Олескин, она связана с поиском аналогов основных аспектов политики (процессы управления, властные тношения, борьба за власть и конфликты) в различных биосоциальных системах [79, с.45]. Согласно А.В. Олескину, одной из проблем политологии, в решение которых биополитика может внести свой вклад, является выяснение эволюционно-биологических корней государства и общества и разработка на этой основе политических прогнозов, экспертных оценок и рекомендаций [79, с.46]. Более конкретно эту проблему он формулирует следующим образом: как в ходе биологической эволюции человекообразных обезьян, гоминид и далее первобытных людей возникли протополитические системы, вначале - орды и племена, затем - все известные и сегодня системы [80, с.69]. Как известно, племя является одной из наиболее ранних форм этнической общности. Поэтому эта проблема находится на стыке биополитики и этнополитологии и для ее решения представляется необходимым использование в том числе и этнополити-ческих парадигм.
Как это было убедительно показано Ю.В. Бромлеем, этнос в его биологическом срезе представляет собой генетически единую популяцию (или, точнее сказать, группу популяций), характеризующуюся признаком эндогамности [15, с.89; 16, с.114-125]. Последнее означает, что внутри группы популяций, составляющей этнос, браки заключаются существенно чаще, чем вне ее и, таким образом, эта группа популяций отделена от других аналогичных групп, т. е. других этносов, генетическими барьерами различной природы. Также известный отечественный антрополог В.П. Алексеев писал, что "этноструктура любой этнической общности... носит популяционныи характер, отражает членение ее на популяции" [4, с. 176]. Аналогичного мнения придерживаются многие современные исследователи. Так, антрополог Н.А. Дубова пишет, что одной из форм популяций или их систем являются этносы [38, с.53].
Таким образом, биологическая сторона этничности проявляется в популя-ционной структуре любой этнической общности, которая вследствие этого имеет биосоциальную природу. Понимание этого характерно для многих обществоведов, указывающих, что "этнос - биосоциальная общность, есть порожде ниє и часть биосферы и, одновременно, продукт социальной эволюции" [97, с.432]; "этнос - пограничная категория, обладающая двойственной природой -биологической и социальной" [62, с. 147]; "этнос является биосоциокультурным образованием" [92, с.226].
Исходя из изложенного, одним из актуальных направлений исследования эволюционно-биологических корней государства и общества можно считать выяснение этно-биологической составляющей генезиса этнополитических конфликтов, а также прогнозирование на этой основе будущих этнополитических конфликтов. Решение этой проблемы связано с выяснением конкретных механизмов влияния динамики изменения популяционной структуры этнических общностей на возникновение этнополитических конфликтов, их масштабы и продолжительность.
Но изучение влияния динамики изменения популяционной структуры этнических общностей на социально-политические процессы, в том числе и в их конфликтологическом аспекте, не получило широкого • развития как в социо-биологии и биополитике, так и в существующих этноконфликтологических концепциях. Как пишут В.А. Авксентьев и В.А. Шаповалов, современные постмодернистские этноконфликтологические концепции делают .упор на личностном начале в конфликтах [2, с. 13], объясняя их через действия тех или иных людей, постоянно сталкивающихся между собой по поводу тех или иных неудовлетворенных интересов. В этих концепциях фактически игнорируется тот очевидный факт, что люди, хотят они этого или нет, принадлежат к тому или иному виду общности.
Не составляет исключения в этом плане и новейшая концепция Д.Сэндоула [133], рассматривающая социальный конфликт в целом и этнический конфликт в частности как многоуровневое и многофакторное явление. Однако обращение Сэндоула к анализу биологических факторов конфликтного поведения человека выглядит просто как возвращение к социобиологическим методам исследования. При этом, несмотря на то, что один из "столпов анали за" в концепции Сэндоула прямо предусматривает всестороннее выяснение причин и условий возникновения конфликтов, вновь за рамками рассмотрения остается исследование влияния на этнополитические конфликты динамики изменения популяционнои структуры этнических общностей.
По-видимому, одной из главных причин этого является убеждение постмодернистки ориентированных западных исследователей в том, что такие общности, как класс, группа, этнос и т.д. являются избыточной сущностью, выдумкой интеллектуалов. Эта позиция встречает негативную оценку среди авторитетных отечественных исследователей [1]. Влияние постмодернизма распространилось и на современную американскую антропологию, "подвергающей сомнению" реальность этносов как таковых, что также негативно оценивается отечественными специалистами [38, с.52]. Л.Т. Яблонский объясняет отрицание большинством американских антропологов реальности существования этносов и рас "реакцией на попытки неоправданно вольного установления причинных взаимосвязей между популяцией и этносом, что может быть использовано расистами" [116]. При справедливости этого объяснения можно предположить, что в западной науке на исследование популяционнои структуры этнических общностей наложено своеобразное "табу", вызванное боязнью расистского истолкования результатов исследования. Сложившееся положение не может считаться нормальным.
В отечественной этнографии исследованию популяционнои структуры этнических общностей, их биосоциальной природе уделялось большое внимание на страницах периодической печати (см., например, [7, 37, 75]). Также эта проблематика затрагивалась в ряде монографий (см., например, кроме цитировавшихся выше работ Ю.В. Бромлея и В.П. Алексеева, также [5, 8, 14, 68]). Однако вопросы влияния динамики изменений популяционнои структуры этнических общностей на социально-политические процессы обсуждались исследователями только в самом общем плане. Можно предположить, из боязни быть обвиненными в "биологизаторстве".
Вопросы влияния этногенетических факторов (одной из составляющих которых являются популяционные факторы) на социально-политические процессы были поставлены в работах Л.Н. Гумилева. В своем основном труде - "Этногенез и биосфера Земли" - Гумилев писал: "Этнос - специфическая форма существования вида Homo sapiens, а этногенез - локальный вариант внутривидового формообразования, определяющийся сочетанием исторического и хо-рономического (ландшафтного) факторов... В этнических феноменах налицо две формы движения - социальная и биологическая... Этносы являются биофизическими реальностями, всегда облеченными в ту или иную социальную оболочку" [36, с.35, 163, 227].
Почти все специалисты единодушны в том, что Гумилев положил в основу своей концепции в качестве главного постулата тезис о природно-биологическом характере этноса. Например, СВ. Лурье пишет, что Л.Н. Гумилев развивал понимание этноса как биологической единицы, "феномена биосферы" [67, с.37]. В этом же ключе высказывался Ю.В. Бромлей, по мнению которого концепция Гумилева основывается на представлении, что популяция составляет основу этноса. "Сведя сущность этноса к "физической или биологической реальности", Л.Н. Гумилев в конечном счете отождествил его с популяцией" [16, с. 122]. Необходимо отметить, что сам Бромлей не отрицал полностью взаимосвязи этноса с популяцией: "В силу эндогамии, создающей генетический барьер, этнос в той или иной степени выполняет одну из функций биологической единицы... Этнос выполняет функции популяции благодаря своей эндогамности" [15, с.89]. Позднее он пришел к выводу о наличии у каждого этноса сопряженной с ним популяции [16, с. 120].
Аналогичного мнения о концепции Гумилева придерживался В.П. Алексеев. "Л.Н. Гумилев аргументировал многими историко-географическими наблюдениями и теоретическими соображениями представление о народах, как о каких-то природных общностях, сходных с популяциями - элементарными ячейками биологической структуры человечества, и образующих так называемую
этносферу, тесно связанную с биосферой. В целом гипотеза Гумилева занимает крайнее место в оценке народов как скорее биологических, а не социально-исторических общностей людей и их генезиса, т. е. этногенеза, как процесса, управляемого географическими и биологическими закономерностями" [8, с.4].
Это не совсем так, ибо Гумилев был решительно против того, чтобы считать этнос только биологическим феноменом. "Неверно приравнивать этнос к биологическим таксономическим единицам: расе или популяции... Ни в коем случае нельзя ставить знак равенства между этносом и популяцией, которая (среди животных) может рассматриваться как аналог этноса. Разница тут гораздо глубже, чем сходство... Может ли быть допущена идея, согласно которой этнос является величиной биологической? Нет..." [36, с.56, 224, 231]. "Неверно отождествление этноса с биологической популяцией: феномен этноса лежит в поведенческой сфере, хотя с каждым этносом связана популяция, изолированность которой обеспечивается эндогамией" [34, с.541]. Как можно видеть, последняя констатация мало чем отличается от приводившейся выше цитаты из статьи Ю.В. Бромлея.
Подчеркивая в своей книге "Конец и вновь начало", что этнос не биологическое явление, так же как и не социальное, Гумилев предлагал этнос считать явлением географическим, всегда связанным с вмещающим ландшафтом, который кормит адаптированный этнос [30, с.47]. Этими утверждениями он еще больше запутал свое понимание этноса.
По нашему мнению, краеугольным камнем концепции Л.Н. Гумилева является положение, приводившееся выше: этнос - это биофизическая (точнее, биологическая) реальность, всегда облеченная в ту или иную социальную оболочку. Следовательно, этнос имеет двуединую биосоциальную природу. Неправомерность мнения о понимании этноса Гумилевым только как биологического феномена следует хотя бы из того, что он главным отличительным признаком этноса считал стереотип поведения (систему поведенческих навыков,
передаваемых из поколения в поколение), социальный генезис которого не подлежит сомнению.
Приведенный выше пример хорошо иллюстрирует неотработанность основных понятий концепции Гумилева, отсутствие четких дефиниций. Все это вызывает необходимость ее критического переосмысления и дальнейшего развития. В частности, есть основания полагать, что в основе феномена пассио-нарности (это понятие является основным в концепции Гумилева) лежит не только мутационный процесс, но и явление гетерозиса. Также нуждается в дальнейшей разработке положение Гумилева о существовании так называемых фазовых переходов - кризисных периодов в жизни этноса, для которых характерны масштабные социально-политические конфликты и катаклизмы. Глубокое рассмотрение проблемы позволило выяснить, что причиной конфликтов в фазовых переходах является превышение доли пассионариев и субпассионариев в этносе над некоторой оптимальной величиной, что ведет к расколу этнического поля, т. е. к образованию внутри этноса двух противостоящих друг другу военно-политических группировок (согласно Гумилеву, все члены этноса подразделяются на три энергетических типа - пассионариев, субпассионариев и гармоничных людей, соответственно, особей энергоизбыточного, энергодефицитного и энергоуравновешенного типов).
Использование таким образом модернизированной концепции Гумилева позволяет объяснить наблюдающуюся в истории России и некоторых стран Западной Европы, а также Китая, Древнего Рима и Византии однопоколенную (18-19-летнюю) цикличность в наступлении масштабных социально-политических конфликтов, часто переходящих в катаклизмы [93]. Попытки объяснения этой цикличности на основе только социальных подходов встречаются со значительными трудностями, если вообще возможны. Тогда как использование базирующегося на модернизированной концепции Гумилева биосоциального подхода позволяет предложить приемлемое объяснение природы указанной цикличности. Как справедливо подчеркивает В.В. Лапкин, фиксируя
в истории тот или иной ритм, исследователь должен дать ответ о природе данного ритма [65, с.ЗО]. Биологическая в своей основе природа однопоколенной цикличности очевидна. Не случайно И.М. Савельева и А.В. Полетаев механизм "смены поколений", используемый для объяснения циклических колебаний общественных процессов, относят к "биологическому" типу [91, С.359].
Целью исследования является раскрытие популяционного аспекта генезиса этнополитических конфликтов, связанного с биологической составляющей природы этноса, и научное прогнозирование времени возникновения и масштабов протекания этих конфликтов в будущем, их предупреждение и смягчение.
Исходя из этой цели, решались следующие задачи:
- вскрыть недостатки концепции Л.Н. Гумилева, дать четкие дефиниции ее основным понятиям;
- показать однопоколенную (18-19-летнюю) периодичность, образующую серию так называемых "пассионарных волн", в наступлении масштабных социально-политических катаклизмов в истории Древнего Рима, Византии, Китая, стран Западной Европы, России;
- предложить гипотезу, объясняющую эту периодичность на основе модернизированной нами концепции Л.Н. Гумилева;
- проанализировать с позиции этой гипотезы историю России XIX-XX веков;
- наметить возможные сценарии развития этнополитических конфликтов в России в ближайшем будущем.
Объектом исследования является генезис этнополитических конфликтов в его популяционном аспекте. Предметом выступает популяционная составляющая этногенетических факторов, влияющая на ход социально-политических процессов.
Теоретико-методологическую основу исследования составляют этнопо-литические, а также конфликтно-консенсусная и синергетическая парадигмы,
концепции биополитики, модернизированная концепция Л.Н. Гумилева, работы В.П. Алексеева, Ю.В. Бромлея, Н.Н. Чебоксарова, Дж. Харрисона и др.
Научная новизна исследования заключается в выдвижении и обосновании гипотезы, согласно которой возникновение и масштабы протекания этнополитических конфликтов есть результат сложного взаимодействия социально-политических и природно-биологических факторов, из которых важнейшими являются популяционные. Автор модернизирует концепцию Л.Н. Гумилева, обосновывая положение не только о мутационном, но и гетерозисном механизме пассионарности. Это позволяет объяснить существование в этносе трех энергетических типов, а также вскрыть механизм влияния популяционных закономерностей на возникновение и масштабы протекания этнополитических конфликтов. Автор впервые фиксирует существование в мировой истории од-нопоколенных (18-19-летних) циклов в наступлении масштабных социально-политических катаклизмов и дает объяснение этим циклам на основе модернизированной концепции Гумилева. Популяционная составляющая генезиса этнополитических конфликтов обуславливает принципиальную возможность весьма точного прогнозирования времени возникновения и масштабов протекания будущих этнополитических конфликтов, прежде всего, в России.
Положения, выносимые на защиту:
1. Положение о сугубо социальной природе этнополитических конфликтов недостаточно для понимания их сущности. Важную роль в генезисе и течении этнополитических конфликтов играют популяционные закономерности, обусловленные двуединой биосоциальной природой этнических общностей.
2. В основе феномена пассионарности лежит не только мутационный процесс, но и явление гетерозиса.
3. Для каждой фазы этногенеза существует спектр оптимальных значений долей пассионариев и субпассионариев. Популяционной основой этнополитических конфликтов является выход долей пассионариев и субпассионариев за
пределы спектра оптимальных значений во время фазовых переходов, ведущее к расколу этнического поля.
4. Оптимальная величина долей пассионариев и субпассионариев достигается в результате их гибели во время внутренних смут, внешних, захватнических войн и репрессивных кампаний, проводимых обычно карательными органами государства; после достижения оптимальных долей этнос входит в устойчивое состояние, характеризующееся отсутствием масштабных конфликтов.
5. Конфликты во время фазовых переходов имеют обычно однопоколен-ную цикличность - 18-19 лет и образуют серию так называемых "пассионарных волн"; максимальная интенсивность внутренних смут, захватнических войн и кампаний массового террора характерна, как правило, для первой половины пассионарной волны.
6. В ближайшем будущем в России вероятен новый виток конфликтов, возможно, по своей интенсивности и масштабности превышающих конфликты и кризисы первой половины 90-х гг. XX века.
Теоретическая значимость работы состоит прежде всего в том, что работа восполняет существующие пробелы в биополитических исследованиях, обусловленные фактическим игнорированием влияния популяционных закономерностей на социально-политические процессы. Важным теоретическим результатом в области конфликтологии является раскрытие популяционного аспекта генезиса этнополитических конфликтов. Выводы и результаты исследования в научно-практическом плане могут быть использованы при моделировании социально-политических процессов, составлении прогнозов времени возникновения и масштабов протекания этнополитических конфликтов, в системе образования при чтении курса лекций по конфликтологии; необходим их учет в деятельности государственных органов.
Апробация работы. Основные положения и результаты диссертации были представлены на научных межвузовских конференциях и отражены в публикациях и монографии.
Теории политического конфликта и этноконфликтологические концепции: достижения и проблемы
Политическая конфликтология как самостоятельная отрасль знания и учебная дисциплина сформировалась преимущественно в XX веке. Она в основном развивалась в рамках эволюции теории социального конфликта. Многие научные направления и школы исследование социального конфликта проводили на основе политической сферы. Немецкий политолог К. фон Байме считает, что теория политического конфликта относительно самостоятельна и имеет свою историю и определенные направления развития. По его мнению, теория политического конфликта, аккумулируя в себе лучшие традиции теории социального конфликта, насчитывает три основные модели: либеральную, авторитарно-консервативную и социалистическую [117].
В основе либеральной модели политического конфликта лежит ориентация на демократические параметры жизни общества и, в частности, партийный плюрализм. Либеральные теоретики оспаривали представление о государстве как о политической общности, указывая, что государство представляет собой лишь сумму проживающих в нем групп. Отсюда возникновение такой модели конфликта, в которой его субъектами выступают группы интересов, предметом конфликта является дефицит ресурсов и властных позиций, а его формой -электоральная конкуренция в рамках представительной системы. Сторонники этой модели считают, что групповые конфликты являются основой развития демократии. По образному выражению одного из основоположников модели С.Липсета, политический конфликт является "животрепещущим соком" демократии, если он не отравлен и не уничтожает демократию. То есть политиче 18 ские конфликты при определенных условиях могут дезинтегрировать политическую стабильность общества и представлять опасность его демократическим устоям. К таковым они относят конфликты на основе национального и религиозного экстремизма, идеологического фанатизма, крайнего проявления классовой ненависти и т.д. Разрешаются конфликты в либеральной модели на основе консенсуса, "ключевым механизмом" которого является голосование.
В настоящее время в рамках либерального подхода к анализу политического процесса и сопутствующих ему конфликтов прослеживается сложная трансформация. Один из недостатков этого подхода состоит в том, что он игнорирует различие возможностей влияния на политические решения различных социальных групп. В частности, влияние бизнеса, государственной и партийной бюрократии как прежде, так и теперь, не обнаруживает никакой тенденции к ослаблению. Тогда как для сферы влияния и силы воздействия ассоциаций современных развитых демократий (политических партий, профсоюзов, церкви, филантропических организаций, групп по интересам), на которые опирается гражданское общество, характерно существенное ослабление.
Исследователи современных западных демократий обращают внимание на кризис публичной сферы и гражданственности как следствие разрушения прежних форм социальности. Основными свойствами новой социальности становятся фрагментация и универсализация, которые деформируют политические системы представительных демократий. Качественно изменяется содержание работы институтов представительства и отношение к ним граждан. Место политических партий занимают специфические интересы и образующиеся вокруг них социальные движения. Идея подчинения меньшинства большинству - системообразующая идея демократии - все сильнее уступает требованию обеспечения прав меньшинства, точнее даже меньшинств. Это вынуждает политические партии менять стратегию, усиливать вимание к интересам самых разных меньшинств, искать лозунги, которые не столько привлекают своей определенностью, сколько не отпугивают своей многозначностью, "общечелове 19 ческим содержанием". А поскольку лучше программ эту роль выполняют образы, то имиджи политиков становятся главными действующими "лицами" политического процесса. Тем самым политика приобретает все более виртуальный и театрализованный характер, поощряя бессознательные мотивы поведения.
Авторитарно-консервативные мыслители, критиковавшие либеральную парламентскую демократию, развивали теории, призванные решить главную, на их взгляд, проблему - условия и факторы сохранения стабильности общества, в силу чего исходили из конфликта "элиты-массы". Предметом этого конфликта являлась политическая власть, властные статусы и роли, а формой -внутриэлитная конкуренция и смена ("циркуляция") элит. Таким образом, в рамках теории элит основанием политического конфликта являются внутри-элитные противоречия, тогда как массы остаются инертными и не участвуют в политической борьбе. Вместе с тем в случае прекращения доступа в элиту способных и волевых индивидов происходит не только ее внутреннее вырождение, но и формирование революционных протестных движений в обществе, возглавляемых контрэлитой. Суть политического процесса в таком случае трактуется как перманентный круговорот ("циркуляция") элит, осуществяемый, как правило, насильственным путем.
Автор теории элит, итальянский социолог и экономист В.Парето, обосновывал основополагающую роль человеческой психики в процессах общественного развития и выводил из нее особенности социальной стратификации. По его мнению, социальная неоднородность общества является постоянным спутником общественной жизни, ибо столь же постоянны различия биопсихологических качеств индивидов. Социальная гетерогенность означает у Парето прежде всего деление общества на массу индивидов управляемых и небольшое количество индивидов управляющих - элиту. Подобное деление он считает существенной чертой любого человеческого сообщества, а круговорот элит, т. е. их стабилизацию и последующую деградацию, - движущей силой общественного развития. Западногерманский социолог Р.Дарендорф также свел общественное размежевание к двум основным классам - управляющим и управляемым, при этом пытаясь вернуть термину "класс" аутентичный смысл как категории политического конфликта. "Главный тезис моей попытки сконструировать модель структурного анализа социального конфликта состоит в том, что мы должны искать структурное происхождение социальных конфликтов в отношениях господства, которые существуют внутри социальных организаций как определенных единств" [120]. Отсюда в любой организации, где есть четкое распределение ролей, существуют управляющие и управляемые: в университете, на предприятии, в военном батальоне и, разумеется, в государстве. Следовательно, социальный конфликт неизбежен и закономерен, поскольку его основанием являются противоречия, существующие в структуре организации.
Сегодня элитарный подход к феномену политического конфликта получает новый импульс в рамках постмодернистских трактовок политики. Согласно им политика есть форма рисковой деятельности, осуществляемая профессионалами, оспаривающими друг у друга возможность определять характер и поведение власти. Решающим здесь является принцип неопределенности, отраженный в понятии риска. Парадоксальность постмодернистской системы состоит в том, что она сознательно генерирует конфликты и трения, ибо они создают новый спрос на политику. Расширение спроса означает и расширение предложения, т. е. рост числа продавцов политического товара и новые формы увлекательного соревнования между ними. Однако в этом же кроется и главное противоречие современной политики: чем большую автономию от общества получает система "производства власти ради власти", тем ниже ее способность получить реальную поддержку со стороны общества.
Пассионарные волны в Китае (вторая половина XVIII - XIX век)
Автором было показано, что вторая половина XVIII - XIX век приходятся на время заключительного периода инерционной фазы, фазового перехода инерция-обскурация и фазу обскурации третьего китайского суперэтноса и инкубационный период фазы подъема четвертого суперэтноса [94, с.375-388].
Китайский язык имеет 7 основных диалектных групп (по другим данным -4 диалектные группы), наиболее многочисленной из которых является северная (свыше 70 % говорящих) [96, с.225]. Степень расхождения между диалектами китайского языка сопоставима с различиями между отдельными тюркскими, славянскими или романскими языками [113, с.ПО]. Из этих лингвистических данных можно сделать вывод, что китайский суперэтнос включает 7 (или 4) собственно китайских этносов и множество этносов других языковых групп. Учитывая, что южные китайцы отличаются от северных, относящихся к дальневосточной расе, наличием признаков южноазиатской расы [88, с.391], допустимо подразделять китайский суперэтнос на северо- и южнокитайский.
Выше приводилось мнение Л.Н. Гумилева о том, что в XVIII веке начался новый виток этногенеза китайцев. Это означает, что от третьего китайского суперэтноса (средневекового в терминологии Гумилева) в XVIII веке отпочковался четвертый. Для такого вывода есть определенные основания. Напомним, что в начале каждого кризиса инерционной фаы последовательно усиливается процесс "варваризации" госаппарата и армии. Довольно часто пассионарные иноплеменники захватывают власть во время последнего кризиса инерционной фазы третьего суперэтноса, который по уровню пассионарного напряжения значительно уступает первым двум суперэтносам гиперэтноса. Это было харак 96 терно и для третьего китайского суперэтноса: в 1644 г. Пекин был захвачен маньчжурской армией, правившая китайская Минская династия свергнута. Маньчжуры основали собственную династию Цин. Очевидно, эти события имели место в период последнего кризиса инерционной фазы. Видимо, во второй половине XVII века китайцы вошли в заключительный период инерционной фазы.
Цинский Китай проводил успешную захватническую политику во второй половине XVIII века. Так, в 1758-1759 гг. Цины завоевали Джунгарию и Каш-гарию, на завоеванных территориях была образована китайская провинция Синьцзян. В 1769 г. бирманцы признали себя вассалами Цинов. В 1788-1790 гг. цинские войска вторгались на территорию Вьетнама, который также признал свою вассальную зависимость от Цинов. Наконец, была закреплена давняя вассальная зависимость Кореи. Таким образом, при первых Цинах границы Китая далеко раздвинулись во всех направлениях [21, с.377], констатируют авторы "Всемирной истории". Это дает основание говорить, что. китайский суперэтнос во второй половине XVIII века еще находился в инерционной фазе (как известно, именно в этой фазе суперэтнос подчиняет огромные территории).
Однако еще во второй половине XVIII века в Китае наметился кризис, который резко обострился в начале XIX века. В это время усилилась борьба китайских феодалов и народных масс против Цинской династии. Этому способствовало то, что в XIX веке боеспособность (зависящая в значительной мере от пассионарности) маньчжурских войск в значительной мере уже утратилась [24, с. 161-163]. Эти факты позволяют предположить, что приблизительно в конце XVIII века китайцы вошли в фазовый переход инерция-обскурация. Следовательно, в это время на сцене китайской истории должны были появиться новые пассионарные общности, из которых позднее сформировалось ядро нового (четвертого) китайского суперэтноса.
Действительно, в конце XVIII века особенно активно развернулась деятельность тайных религиозных обществ, главной целью которых было освобо 97 ждение страны от власти маньчжур. Можно предположить, что руководителями и наиболее активными членами этих обществ были пассионарии новых этнических общностей. Об этом позволяет говорить то, что одними из главных черт китайских тайных обществ были их высокая степень организованности, сплоченность, взаимопомощь, солидарность. Во время восстания 1796-1804 гг. многие члены общества "Белый лотос", вступая в повстанческую армию, сжигали свои дома вместе со всем имуществом в знак того, что они отказываются от всякой личной жизни и целиком посвящают себя борьбе за общее дело. В учении "Белого лотоса" большое место заняла вера в наступление на земле счастливой, справедливой жизни, когда над миром станет царствовать Будда Грядущего - милостивый и веселый Маитрейя [21, с.385, 379]. Во имя наступления этого будущего члены тайных обществ были готовы отдать не только имущество, но и свои жизни. Это поведение, типичное для пассионариев.
По-видимому, новые пассионарные этнические общности вышли на историческую сцену в третьей четверти XVIII века. Об этом позволяет говорить тот факт, что первое вооруженное выступление, организованное "Белым лотосом", произошло в Шаньдуне в 1774-1775 гг. Повстанцы заняли несколько городов и овладели довольно большой территорией. В 1786 г. уцелевшие после подавления восстания 1774-1775 гг. члены "Белого лотоса" организовали в Шаньдуне и Хэнани новое восстание, на которое правительство ответило репрессиями, массовыми казнями и ссылками.
В результате агитации "Белого лотоса" в феврале 1796 г. в Хубэе восстали крестьяне, к которым примкнула и значительная часть горожан. К лету восстание охватило огромную территорию, которая включала, кроме Хубэя, также Хэнань, Шаньси, Сычуань, Ганьсу. Восстание стало ослабевать только к 1800 г. Последние отряды повстанцев были разбиты и уничтожены в 1804 г. [21, с.389, 382].
Итак, можно предположить, что первая пассионарная волна началась в 1774-1775 гг. восстанием в Шаньдуне. Вероятно, после подавления восстания в Шаньдуне и Хэнани в 1786 г. доли пассионариев и субпассионариев в северокитайском этносе достигли оптимальной величины, и внутриполитическое положение в Китае стабилизировалось. Это произошло около середины пассионарной волны, через 11-12 лет после ее начала (1786 - 1774-1775 = 11-12).
Вторая пассионарная волна началась, видимо, в 1793 г. (1774-1775 + 18-19 = 1793). Восстание 1796-1800 гг. охватило вначале территорию центральноки-тайской провинции Хубэй, а затем перекинулось на соседние провинции Северного и Центрального Китая. Вероятно, после разгрома восстания 1774-1775 гг. в Шаньдуне часть пассионариев, спасаясь от репрессий, мигрировала в Хубэй и в соседние провинции. Видимо, внутриполитическое положение нормализовалось после окончательного разгрома восстания в 1804 г., также через 11 лет после начала второй пассионарной волны.
При справедливости приведенных рассуждений третья пассионарная волна должна была начаться в,1811-1812 гг. (1793 + 18-19 = 1811-1812), что обязательно проявилось бы в каком-либо крупном восстании. Действительно, вооруженное восстание под лозунгом свержения Цинской династии и восстановления китайской национальной династии Мин вспыхнуло в 1813 г. в Хэнани, Чжили (столичной провинции) и Шаньдуне. Его возглавила тайная антиманьчжурская организация "Секта небесного закона" [24, с. 164].
class3 Однопоколенные циклы социально-политических конфликтов в
истории России class3
Пассионарные волны в фазовом переходе подъем-акматика (XVII 124 век)
Л.Н. Гумилев датирует возникновение российского суперэтноса XIII веком [35, с.345] (скорее всего, первой половиной этого века). Во второй половине XVI века российский суперэтнос должен был войти в фазовый переход подъем-акматика. Можно думать, что начало этого фазового перехода было связано с введением Иваном Грозным опричнины и неудачами в Ливонской войне. Однако смуты фазового перехода подъем-акматика получили масштабный характер только с начала XVII века, события первых двух десятилетий которого в отечественной историографии получили красноречивое название - "Смута".
Для этого периода был характерен всеохватный раскол в обществе. Катализатором его стало резкое обострение всех социальных противоречий, всех политических напряжений в стране в 1601-1603 гг., связанное с неурожаем и голодом. Затем последовали события, связанные с воцарением Лжедмитрия в 1605 г., которые В.Д.Назаров называет актом гражданской войны. В подтверждение своего мнения он приводит раскол общества и территории на два лагеря с двумя центрами - Москвой и Путивлем, в котором находилась ставка Самозванца. Налицо вооруженная борьба за верховную власть, параллельные и соперничающие институты верховного управления: при Самозванце в Путивле функционировали собственная Боярская дума, свой орган представительства от местных сословий, свои приказы и дьяки [51, с.458, 464, 470]. Раскол этнического поля, приведший к появлению двух противостоящих друг другу военно-политических группировок, свидетельствовал о значительном превышении доли пассионариев над оптимумом акматической фазы.
Первый акт гражданской войны имел ярко выраженный этнополитический характер. Одним из первых указов нового царя было освобождение Северщины от государственных налогов на 10 лет. По мнению политиков из правительства царя В.Шуйского, победу Самозванца во многом обеспечили "суровые севрю-ки-мужики". Несомненна также авангардная роль вольных казаков и едва ли не решающее из значение в военном успехе [51, с.470]. В "суровых мужиках-севрюках", поддержавших Самозванца, Гумилев видит представителей нового этноса, отпочковавшегося от северян - одного из этносов древнерусского суперэтноса, выступавших против гегемонии великороссов: "От окончательного поражения Лжедмитрия, укрывшегося в Путивле, спасло восстание севрюков, которые меньше всего думали о законности претендента на престол. В их восстании выявилась этническая противопоставленность потомков северян - древних обитателей Северской земли - и великороссов" [31, с.220].
Затем последовали восстание под руководством И.Болотникова в 1606 1607 гг. и второй акт гражданской войны, связанный с появлением в 1607 г. второго Самозванца. Разбив правительственную армию под Волховом весной 1608 г., в начале лета Лжедмитрий II был уже под Москвой. Вскоре в стране возникла вторая столица в считанных верстах от стен Москвы - резиденция "царя Дмитрия Ивановича" в селе Тушино. В стране образовалось два параллельно существующих государственно-политических центра. В Тушино функционировали Боярская дума, государев двор, приказы, казна и иные учреждения.
В сентябре 1609 г. в Россию вторглась большая армия во главе с польским королем Сигизмундом III и осадила Смоленск. В конце 1609 г. Лжедмитрий бежит в Калугу, куда устремляются казачьи станицы, отряды приборных служилых, дворянские сотни южных корпораций. В феврале 1610 г. между Сигизмундом и русскими тушинцами-аристократами, бежавшими в королевский лагерь, был заключен договор о предварительном избрании на русский трон сына Сигизмунда, Владислава. Итак, весной 1610 г. в стране было уже три центра, имевшие хотя бы формальные права на власть - Москва, Калуга, королевский лагерь под Смоленском.
В августе 1610 г. польские войска вошли в Москву. Осенью 1611 г. в Нижнем Новгороде началось движение, которое постепенно консолидировало большинство сословий России в намерении реставрировать в стране самостоятельную национальную монархию. Было организовано ополчение, во главе которого встали князь Д.Пожарский и нижегородский староста К.Минин. Вскоре ополчение выступило в поход и подступило к столице. Оставшийся без продовольствия и припасов польский гарнизон сдался 27 октября 1611 г., Москва была освобождена. 7 февраля 1613 г. Земским собором царем был избран Михаил Романов. После избрания царя Смута стала затихать. Летом 1613 г. были разгромлены казачьи отряды Заруцкого, в 1615 г. было подавлено еще одно выступление казаков - "восстание Баловня". Осенью 1618 г. Боярская дума приняла закон, устранивший большинство претензий казаков к правительству [51, с.478-482, 485-491].
Из изложенного напрашивается предположение, что первая пассионарная волна началась в 1605 г. Около середины пассионарной волны, в 1615 г., смуты прекратились, что свидетельствовало о достижении оптимальных уровней долей пассионариев и субпассионариев для первой пассионарной волны. При справедливости этого предположения вторая пассионарная волна должна была начаться в 1623 г. (1605 + 18 = 1623). Однако никаких крупных смут в 20-е гг. XVII века в России не было. В начале 30-х гг. во время Смоленской войны (1632-1634) имело место Балашовское движение, во время которого "социальные низы громили дворянские имения в районе военных действий и в соседних уездах" [51, с.533]. Учитывая, что Смоленской война окончилась неудачно для России, можно предположить, что вторая пассионарная волна началась в начале 30-х гг. XVII века (для суперэтноса, находящегося в первой половине пассионарной волны, войны чаще кончаются поражениями). Тогда третья пассионарная волна должна была начаться в конце 40-х гг. (1630 + 18 = 1648).
