Содержание к диссертации
Введение
Глава 1. Теоретические основы исследования процессов политизации и деполитизации общества .50
1.1. Конвергенция политического и неполитического как проблема политологического анализа: исследовательские возможности концепта «политизация» 50
1.2. Институциональные основания процессов политизации и деполитизации общественных отношений 85
1.3. Процессуально-технологические основания политизации и деполитизации общественных отношений 113
Глава 2. Политизация массового сознания российского общества .133
2.1. Свойства представлений о политическом и неполитическом в массовом сознании россиян 133
2.2. Ожидания российского социума от изменений в политике в постсоветский период 156
2.3. Образы будущего как фактор политизации массового сознания .177
Глава 3. Особенности функционирования коммуникативных механизмов политизации и деполитизации общественных отношений в России в 1990-е – 2000-е годы 202
3.1. «Неполитические» сюжеты в политическом дискурсе власти .202
3.2. «Неполитическое» содержание программ российских партий .233
3.3. Массмедиа как агент политизации и деполитизации общественных отношений в России 256
Глава 4. Поведенческие механизмы политизации и деполитизации общественных отношений в постсоветской России 282
4.1. Динамика «неполитической» детерминации электорального поведения российских граждан 282
4.2. Эволюция партийной системы России и партийные технологии политизации населения 309
4.3. Электоральный процесс и политизация гражданского общества в постсоветской России .343
Глава 5. Международные факторы политизации российского общества 374
5.1. Внешние источники, механизмы и технологии политизации общественных отношений в России 374
5.2. Властные стратегии и технологии манипулирования политичностью международных проблем 401
Заключение 417
Список использованных источников и литературы
- Институциональные основания процессов политизации и деполитизации общественных отношений
- Ожидания российского социума от изменений в политике в постсоветский период
- «Неполитическое» содержание программ российских партий
- Властные стратегии и технологии манипулирования политичностью международных проблем
Институциональные основания процессов политизации и деполитизации общественных отношений
На когнитивном уровне природа политизации может быть продемонстрирована с помощью «петель обратной связи». Взаимодействие политических и неполитических оснований общества имеет два контура, две «петли обратной связи». Действие «петли положительной обратной связи» приводит к экспоненциальному росту политического. Так происходит тогда, когда окружающая среда, исторический контекст, эффективность применяемых технологий благоприятствуют политизации общества.
Важнейшим условием задействования «петли положительной обратной связи», по нашему мнению, является готовность общества к экспансии политического в обыденную жизнь, его политическая суггестивность. Экспоненциальный рост означает, что какая-либо величина, чем больше, тем она быстрее растет. Так и в нашем случае, в период работы «петли положительной обратной связи» наблюдается нелинейный рост политизированности общества. В начале объем политического возрастает сравнительно медленно, а затем, по мере накопления политического, происходит взрывной рост до тех пор, пока не наступает пик политизированности и включается «петля отрицательной обратной связи». Избыточное число взаимодействий политического с неполитическим приводит к усталости общества от политики и даже отвращения от нее. Люди проявляют все меньший интерес к участию в политических процедурах, начинают слабо следить за политическими новостями, роль политики в их жизни заметно снижается. Действие «петли отрицательной обратной связи» призвано стабилизировать процесс политизации на уровне насыщения общества политикой и не дать ему выйти за пределы «игры с нулевой суммой», разрушить порядок устойчивого развития социальной системы. Результат определяется поочередным доминированием петель.
По нашему мнению, процесс политизации можно представить как результат «встреч», контактов политического с неполитическим. Здесь мы исходим из хорошо зарекомендовавшей себя модели диффузии инноваций. Диффузия инноваций определяется интенсивностью контактов ее носителей с теми, кто еще колеблется. То есть, чем больше таких «встреч», тем больше шансов у инновации распространиться. Политизация будет происходить тем активнее, чем больше политическое будет взаимодействовать с неполитическим, навязывая ему специфические для политики цели и средства. Аналогичным образом можно формализовать процесс деполитизации общественных отношений, который является обратным процессу политизации. Поскольку в системах, находящихся в состоянии динамического равновесия, изменение размера политических оснований общества равно размеру изменений неполитических оснований, оно представляет собой «игру с нулевой суммой». При соблюдении данного равенства мы имеем формальную модель политизации общественных отношений, которую условно можно назвать «базовой», интерпретируемую на содержательном уровне как органическая или естественная политизация.
Идеальный характер связи политических и неполитических оснований общества протекает синхронно. Однако в реальной жизни, естественно, полной синхронности не существует. В случае, если обмен приводит к расширению политических оснований, то имеет место процесс политизации. В обратном варианте мы имеем дело с процессом деполитизации. При этом, указанные искажения идеальной ситуации не приводят к социальной катастрофе, что дает нам определенные основания предполагать, что «сумма» политических и неполитических оснований общества является постоянной в условиях устойчивого развития системы. Качение «маятника» от политизированного к деполитизированному состоянию общества и обратно, например, в условиях привычного для России развития в режиме «реформы – контрреформы» не разрушает саму систему, а лишь «настраивает» ее в каждый конкретный момент времени. Именно поэтому мы в своей работе использовали методологическое допущение о переходах неполитического в политическое и обратно как «игре с нулевой суммой» в условиях устойчиво развивающихся социальных систем. Это означает, что уровень политизированности социума может, безусловно, варьироваться, но в объеме, не превышающем величину неполитических оснований.
Фундаментальной угрозой для политизированных или деполитизированных социальных систем является вероятность потери ими устойчивости. Политизированные модели могут потерять устойчивость, когда величина неполитических оснований станет настолько незначительной, что уже не сможет удерживать в равновесном состоянии систему с гипертрофированной политической сферой. В крайнем варианте мы будем иметь дело с революционными преобразованиями общества, где фактически все, что угодно может быть объявлено имеющим отношение к политической борьбе. Экстремальный случай деполитизированной модели – «истончение» политики, погружение общества в неполитические отношения, и как следствие его деградация как цивилизации. Не экстремальные деполитизированные модели грозят обернуться потерей социумом инновационности и динамизма, «застоем».
В реальной жизни, мы сталкиваемся не только и не столько с процессами органической, сколько с процессами технологической политизации. Это означает, что постоянно имеют место целенаправленные деформации синхронности процессов политизации и деполитизации, когда одни процессы идут быстрее, чем другие. В результате, на определенный промежуток времени сумма политических и неполитических оснований общества может отклоняться от идеальной модели в ту или иную сторону. За счет чего это происходит? Вероятно, все дело в неидеальной работе «институтов-трансляторов».
Здесь мы подходим к одному из основных и самых сложных вопросов, связанных с тем, каким образом измерить качество «институтов-трансляторов» в условиях идеальной модели и в ситуации отклонения от нее? По нашему мнению, здесь требуется скорее содержательное, нежели формальное объяснение. В соответствии с логикой функционирования институциональных и технологических основ политизации и деполитизации общественных отношений, мы считаем, что главное значение при определении качества «институтов-трансляторов» имеют три вида циклов, которые демонстрируют их эффективность: - циклы политической мобилизованности общества; - циклы политической инновационности общества; - циклы политической суггестивности общества. Под политической мобилизованностью мы понимаем готовность общества к участию в политической жизни посредством осуществления каких-либо процедур: участия в выборах, членства в политических партиях и общественно-политических организациях, проявления уличной или другой политической активности. Политическая инновационность предполагает внедрение в политическую жизнь институциональных и дискурсивных нововведений, расширяющих само представление о политике и способах ее осуществления. Политическая суггестивность в нашем понимании означает психологическую готовность общества к приятию внушаемых ему идей, готовность одобрять те или иные практики. Податливость общества такому внешнему воздействию достигается в современном мире, в основном, за счет действия средств массовой информации, которые обладают значительным манипуляционным потенциалом.
Ожидания российского социума от изменений в политике в постсоветский период
В качестве аргумента приведем результаты масштабных социологических исследований, проводимых ВЦИОМом по следам крупных избирательных кампаний: выборов депутатов Государственной думы 1995 и 1999 годов, а также выборов Президента России 2000 года. Респондентам был задан вопрос «Почему Вы не участвовали в выборах в Государственную думу (Президента России)?» Среди достаточно обширного набора возможных вариантов ответа, а также возможности предложить свой, в списке присутствовали две позиции, которые, с нашей точки зрения, позволяют весьма точно оценить уровень деполитизированности социума. Во-первых, это пункт «Устал от политики, от борьбы в верхах», во-вторых: «Не разбираюсь в политике / не интересуюсь политикой». В первом случае мы имеем дело с гражданами, утратившими интерес к политической жизни, который у них был ранее. Во втором случае речь идет о доле респондентов, изначально деполитизированных. Полученные результаты весьма показательны в сравнительной динамике. В 1995 году на вопрос «Почему Вы не участвовали в выборах в Государственную думу?» вариант «»Устал от политики, от борьбы в верхах» выбрали 10% принявших участие в опросе, а вариант «Не разбираюсь в политике, не интересуюсь политикой» - 13%212. В 1999 году на аналогичный вопрос дали аналогичные ответы соответственно 8% и 7% респондентов213. По итогам президентских выборов 2000 года социологи выяснили, что среди не принявших участие в голосовании было 8% тех, кто не сделал это, потому что «Устал от борьбы политиков за власть, от компромата и «грязи» и 5% респондентов, которые «Не разбираются в политике»214. Как видим, налицо снижение тех, кто заявляет о неучастии в выборах (наиболее типичной форме политического участия) по мотивам объективной или субъективной деполитизированности. Еще более наглядно снижение деполитизированности российского общества на временном интервале 1995-2000 годов можно представить, если мы полученные проценты наложим на реальные цифры избирателей, не принявших участие в выборах (см. Таблицу 1).
Данные таблицы 1 позволяют сделать некоторые выводы о состоянии политизации массового сознания в 1990-е годы. Прежде всего, необходимо отметить общее количественное снижение деполитизированных граждан, как уставших от политики, так и не разбирающихся в ней. При этом количество тех, кто политикой не интересуется, превышало число тех, кто от нее устал лишь на раннем этапе формирования российской политической системы в 1995 году. В дальнейшем мы видим обратную картину. Все большее число граждан стали политикой интересоваться, но, при этом, достаточно сильно уставать от нее. Кроме того, социально-демографические характеристики указанных групп позволяют более точно представить типичный портрет человека с деполитизированным сознанием. На протяжении всех 1990-х годов чаще других заявляли о том, что они не интересуются и не разбираются в политике мужчины старше 60 лет с образованием ниже среднего. А вот в группе уставших от политики произошли достаточно серьезные изменения. В середине последнего десятилетия XX века таковыми в основном были люди 35-44 лет с высшим образованием и доходами выше среднего, а конце того же десятилетия эта группа состояла главным образом опять из пожилых мужчин с невысоким уровнем образования.
Таким образом, тезис о тотальной деполитизации населения после революционного пика конца 1980-х – начала 1990-х годов выглядит несостоятельным. Как свидетельствуют социологические данные, массовое сознание было в значительной степени политизировано и в постсоветской России. Однако эта политизация с течением времени несколько изменила свои формы. От активистской политизации, связанной с участием в различных политических акциях, она перешла в форму интеллектуальной политизации, то есть пассивного интереса к политике. Как правило, такими были характеристики политического сознания относительно молодого и среднего поколения. Более старшие и менее образованные социальные группы принимали достаточно активное участие в политике, либо вообще ею не интересовались. В целом можно сказать, что в 1990-е годы массовое сознание стало удобным объектом для политтехнологических манипуляций. Существовала, как нам представляется, прочная связь: политическая конкуренция обеспечивала устойчивый общественный интерес к политике, а интерес, в свою очередь, способствовал политизации массового сознания.
Для характеристики политизации массового сознания в 2000-е годы также воспользуемся результатами ряда масштабных социологических исследований, которые проводились Всероссийским центром изучения общественного мнения. Политизация мышления человека основывается на его интересе к политической сфере, отношении к ней, на способности и готовности интерпретировать происходящие вокруг изменения, равно как и отсутствие изменений, сквозь призму политических интересов. В 2005 году социологи попросили респондентов выразить свое отношение к утверждению «Мне интересно, что происходит в политике, в текущих государственных делах». Полностью согласились с ним 17,38% опрошенных, были скорее согласны – 37,25%. Тех, кто был «скорее не согласен» насчитывалось 28,38%, а категорически не согласных – 12,69%. В сумме в той или иной степени интересующихся политикой было более 54% респондентов, как правило, это были граждане из старшей возрастной категории. Деполитизированных граждан, которые выбрали третий и четвертый варианты социологи насчитали примерно 41%, которые, в основном, были представлены возрастными группами молодого и среднего возраста (18-24 и 35-44 лет)215.
«Неполитическое» содержание программ российских партий
Другая группа представителей медиасообщества отнеслась к данному вопросу с чисто технологических позиций. Политический сюжет – это работа по позиционированию своего «патрона»в политическом пространстве. «Я работаю в правительственном издании. Политикой у нас почему-то принято называть тексты, работающие в той или иной степени на имидж главы региона и являющиеся чистой воды пиаром. У меня взгляд изнутри правительственного издания, так что критерий у нас такой – отрабатываем имидж – текст политический. Не отрабатываем, а пишем о чаяниях людских, – не политический».
Наконец, третья точка зрения на соотношение политического и неполитического в журналистской профессии представляет собой моральное измерение технологического подхода к политике в СМИ как PR. «Если считать, что политические темы и сюжеты – это те, которые будут в выгодном свете выставлять определенных политиков, то не делю. Честнее будет сказать – стараюсь не делить. Но читая те или иные материалы коллег, внутренне замечаю, когда они явно политические, заказные, то есть, написанные или снятые с нажимом, часто тупым и примитивным, в защиту той или иной персоналии. Политический материал легко отличить от не политического. Не бывает аморфных, вялых, нейтральных, беспристрастных ПОЛИТИЧЕСКИХ материалов. Они всегда написаны теми, кто «отрабатывает» превенции. С пеной у рта, агрессивно, настойчиво. Интонация выдает. После прочтения ПОЛИТИЧЕСКОГО материала рождается стойкое ощущение – понятно, кому это выгодно и ради кого так распластывается журналист. По-моему, еще один существенный признак – цель. Политический материал всегда написан ради КОГО (кому выгодно) или против КОГО, а не ради ЧЕГО – высокой идеи без спонсора. Есть один трудно обозначаемый критерий – собственная испорченность читателя-зрителя. Если человек привык видеть во всём выгоду – то любой материал можно назвать политическим, в пользу той или иной персоналии». Таким образом, политическое в данном случае становится синонимом предвзятости, необъективности, продажности.
Третий из вопросов, предложенных журналистам для обсуждения, касался политизационного потенциала массмедиа. Мы попытались выяснить, насколько широкими видятся возможности СМИ по переводу неполитических отношений в разряд политических. Здесь наши респонденты были единодушны в своих оценках. Признание того факта, что политизировать можно любой вопрос, сопровождалось указанием на сознательность политизации в угоду определенным политическим или экономическим группам287.
В ответ на просьбу привести несколько примеров из собственной практики, в которых был бы виден процесс политизации общественных отношений, журналистами был назван ряд достаточно ярких сюжетов из региональной и федеральной практики. Например, тема строительства нового здания Саратовского театра юного зрителя, считавшегося несколько десятилетий долгостроем. «На ум сразу пришла история с долгостроем Саратовского ТЮЗа. Особенно последние год-два перед сдачей здания. То, как это событие – достройку долгожданного объекта – представили определенные персоны вкупе со СМИ (кто дал денег, кто посягательств на храм искусства, кто приедет на открытие и т.д.) иначе, чем розыгрышем политической карты, не назовешь. Многие СМИ воспользовались поводом ТЮЗа, чтобы с удовольствием поклевать губернатора и министра культуры. Думаю, простым читателям это политиканство было вообще до фонаря. Значит, писали и показывали целенаправленно – для “того, кому надо”». Эта цитата достаточно ярко характеризует управляемую политизацию общественных отношений. Стоит заметить, что благодаря приданию политического статуса факту открытия нового здания театра были не только получены политические «дивиденды» в идущей в это время (конец 2011 г.) избирательной кампании, но решена сама проблема (достройка здания). Политические средства, пришедшие на смену штатным, сдвинули вопрос с «мертвой точки». Таким образом, по нашему мнению, данный пример можно рассматривать как вполне позитивный образец политизации социальной реальности вообще и сферы культуры в частности.
При опросе журналистов мы обнаружили и совершенно отдельный тип сознательной политизации неполитического. Условно его можно назвать «филантропической политизацией». В данном случае журналист ощущает себя и выступает в качестве защитника интересов народа. Журналист сам принимает решение о необходимости перевести рассмотрение проблемы в политическую плоскость, осознавая, что иными средствами ее не решить. «Казалось бы, совсем “неполитический” вопрос – точечная застройка и работа общественного транспорта. Но в своих публикациях на эти темы я пытаюсь доказать, что нерациональная градостроительная политика – это следствие неолиберальной политики, направленной не на системную и планомерную застройку и обновление городской среды, а исключительно на удовлетворение интересов стоящего у власти класса собственников. При этом не важно, какому политическому лагерю они принадлежат в той или иной местечковой “разборке”. Важно, что градостроительная политика ведётся не в интересах народа, а в интересах капитала, извлекающего прибыли из своих проектов. Так же и с общественным транспортом. Его деградация – следствие колониальной по сути политики федерального центра по отношению к регионам и особенно муниципалитетам, которые сначала грабятся до нитки за счёт ухода налоговых отчислений в Московию, а потом этой же Московией объявляются нищими и дотационными. В итоге у нас нет денег ни на строительство лёгкого метро, ни на поддержание инфраструктуры общественного транспорта в надлежащем состоянии».
Экспертный опрос показал, что люди, работающие в СМИ, воспринимают политизацию именно в качестве технологии влияния на различные общественные процессы, а не органическим, стихийным явлением. Самоощущение журналистов в качестве агентов данной управленческой технологии придает им вес и значимость в собственных глазах, дарит им чувство сопричастности к решению важнейших, наиболее актуальных проблем. Ограничителем воли журналиста в процессе политизации выступают только собственники СМИ и его внутренние убеждения о должном и правильном. Здесь будет уместно употребить понятие цензуры как инструмента регулирования уровня политизированности СМИ. В данном случае под цензурой мы понимаем всякое воздействие на идеальное, ничем не ограниченное творчество журналиста, на его свободу слова, лишенную каких бы то ни было рамок. Исходя из этого, возможна как внешняя, так и самоцензура. Самоцензура связана с понятием имплицитной власти, угадыванием журналистом, что от него хотят собственники издания.
Властные стратегии и технологии манипулирования политичностью международных проблем
Вместе с тем, широкая полоса «гражданского» обеспечения политической деятельности была призвана создавать иллюзию массовой поддержки партии со стороны широких народных масс. Такая полоса «Справедливой России» в середине 2000-х гг. насчитывала более двух десятков структур различного масштаба и разной направленности, например: движение «Хартия жизни», молодежное движение «Лига справедливости», Всероссийское общество инвалидов, движение «Лучик надежды», Российский зеленый крест, Российский земельный союз, движение «Чернобылец», «Интеллектуальная Россия», Российский союз молодых ученых, Российский союз за здоровое развитие детей, «Женский диалог», Союз женщин Военно-морского флота и др.
В отличие от масштабного проекта ОНФ, создание партиями такого рода связанных с ними структур можно назвать квазиполитизацией гражданского общества. Основанием для этого служит тот факт, что подавляющее большинство организаций не существуют и не существовали вне контекста партийной деятельности. Поэтому их правильнее было бы рассматривать как одну из партийных избирательных технологий. Полноценной политизацией «третьего сектора» мы считаем те случаи, когда политические субъекты не создают «под себя» фантомные образования, а воздействуют на реально функционирующие институты. В результате происходит информационный и энергетический обмен между политической и неполитическими сферами. Гражданское общество начинает мыслить политическими категориями, формулировать цели и добиваться их достижения политически. Политика же обогащается за счет расширения повестки дня, включения в нее вопросов, волнующих обывателя, тем самым приближаясь к «простому человеку». Итогом такого рода информационного и энергетического обмена является политизация «третьего сектора» при одновременной деполитизации политики вообще и избирательного процесса в частности. Все зависит от того, под каким углом зрения мы будем смотреть на данную картину и в каком русле ее интерпретировать. В одних случаях технологически более выгодным является представление дел таким образом, что будто происходит деполитизация. И это означает отход от умозрительных, оторванных от реальных нужд конкретного человека политических противостояний в пользу приближения субъектов, борющихся за власть, к жизни, к учету нужд и чаяний людей. В других случая, напротив, может быть проявлена заинтересованность представить ситуацию политическим образом. И тогда какая-либо гражданская инициатива может приобретать политическое значение, что дает основание требовать для ее осуществления или воспрепятствования ей экстраординарные методы и объемы ресурсов.
По нашему мнению, избирательная кампания партии власти 2011 г. в России была изначально задумана как реализация деполитизированной модели. Именно такую цель преследовало создание Общероссийского народного фронта. Однако курс на снижение концентрации политического в ходе парламентских выборов 2011 г. за счет вовлечения гражданских ассоциаций в избирательный процесс при одновременной деполитизации партийных лозунгов оказался для «Единой России», по нашим оценкам, неудачным. Гражданское общество, понимаемое в данном случае максимально широко, получившее импульс легальной и одобряемой политизации, не захотело и не смогло оставаться в строго очерченных границах ОНФ. Диссонанс между политизированным обществом и деполитизированными партиями стал очевидным. Кульминацией этого диссонанса стал митинг, прошедший 10 декабря 2011 г. на Болотной площади в Москве, собравший, по разным оценкам, от 30 до 80 тысяч участников. Не партии стали его инициаторами и руководителями, а именно лидеры гражданского общества, стремительно ворвавшиеся в пространство публичной политики – А. Навальный, Л. Парфенов, Б. Акунин, Е. Чирикова и др. Партийные лидеры чувствовали себя на нем в качестве гостей.
Экспертное политологическое сообщество в целом оказалось готовым к научной рефлексии происходящих в гражданском обществе изменений. По замечанию Г. М. Михалевой, еще в период второго президентского срока Владимира Путина сложилась ситуация, связанная с мобилизацией и политизацией гражданских организаций360. Именно к этому времени относится наиболее активное функционирование Совета сторонников «Единой России» и выстраивание вокруг президента не столько партийной, сколько гражданской полосы политической поддержки.
Попытку типологизировать структуры гражданского общества по отношению к политической составляющей в их деятельности предпринял эксперт Центра Карнеги Н. Петров, который разделил их на три типа. К первому он отнес те организации, которые созданы государством для поддержки своего курса различными группами граждан и осуществления в отношении этих групп сервисных функций, второй тип – правозащитные и экологические организации, суть деятельности которых связана с влиянием на государство, третий тип – так называемый «третий сектор», осуществляющий благотворительные и сервисные функции и меньше всего зависимый от власти. Особенностью политизации гражданского общества во второй половине 2000-х гг. стало вовлечение в политическую деятельность именно второго типа гражданских ассоциаций, чья деятельность ранее не рассматривалась как политическая, а во вторую путинскую легислатуру они стали восприниматься как политические оппоненты власти361. В ответ на оппозиционную политизацию правозащитных и экологических структур власть, по нашему мнению, предприняла довольно успешные попытки политизации организаций первого и третьего типов.
