Введение к работе
Актуальность исследования. Проблема указания, как проблема интерпретации терминов теории является классической проблемой семантики. Традиционно предполагается, что интерпретация терминов непосредственно связана с установлением истинности теории, которая, в свою очередь, связана с выполнением определенных теоретических и операциональных ограничений. Операциональные ограничения формулируют условия, согласно которым некоторое предложение является истинным, если и только если имеет место определенный результат его проверки, а теоретические, - связаны с анализом формальных свойств теории и, как правило, формулируются в виде ограничений на ее принятие. Однако, как показывает X. Патнэм, ни одна точка зрения, которая фиксирует только истинностные значения предложений, не может фиксировать отношение указания терминов, даже если она определяет истинностные значения предложений в любом возможном мире. Отсюда, следуя X. Патнэму, можно прийти к радикальным выводам относительно природы языка - употребление терминов формализованного языка, предусматривающее указание на объекты и фиксированное значение терминов, не гарантирует от появления нестандартных интерпретаций, в частности, язык любой научной теории семантически неопределен. Фактически, получается, что мы не можем, опираясь на язык, конструктивно рассуждать о реальности.
Очевидна связь приведенного тезиса X. Патнэма и тезиса неопределенности радикального перевода У. Куаина. X. Патнэм стремится расширить результаты У. Куаина относительно непостижимости указания. Согласно тезису о неопределенности перевода У. Куаина, при определении значения выражения переводчик будет иметь дело с неопределенным числом взаимно несовместимых гипотез относительно значения. И каждая из этих гипотез будет адекватной относительно всех имеющихся данных, а также при любом расширении множества имеющихся данных. Так, в приводимом X. Патнэмом примере, мы можем говорить о кошке и коврике («кошка сидит на коврике») и, в то же время, иметь в виду вишню и дерево («вишня висит на дереве»). Причем различие в указании для этих двух интерпретаций проявляться не будет. Всякий раз, когда один человек говорит о кошках, он
может иметь в виду то, что другой человек называет вишнями и наоборот, тот факт, когда один человек говорит о кошках, в то время как другой человек говорит о том, что первый называет вишнями, может вообще не никак не проявляться. Здесь также можно вспомнить известную реконструкцию скептического аргумента Л. Витгенштейна, предложенную С. Крипке, которая сводится к тому, что предыдущее употребление выражения не может рационально ограничить его интерпретацию до единственной. Никакие данные по поводу употребления выражения и никакие теоретические характеристики этого употребления не ограничивают, выражаясь словами X. Патнэма, количество намеренных интерпретаций до одной. Как следует из аргументации X. Патнэма, теоретические и операциональные ограничения не фиксируют намеренную интерпретацию языка научной теории единственным образом. На наш взгляд, актуальность обращения к анализу проблемы теоретических и операциональных ограничений, которая формально заключается в том, что теоретические и операциональные ограничения, являясь единственными основаниями для выбора намеренной интерпретации, ее не задают, не вызывает сомнений. Это классическая проблема, требующая внимательного анализа семантических, эпистемологических, онтологических и методологических вопросов, возникающих в контексте исследующей закономерностей формирования и развития научной онтологии и теории познания. Тем более что в настоящее время появились новые методы исследования, как постановок, так и решений классических проблем, закрепленных в рамках, в широком смысле, аналитической традиции в философии, в частности, связанные с развитием представления о необходимости натурализации дискурса.
Исходным пунктом рассуждений X. Патнэма является попытка доказать, что употребление языка фиксирует намеренную интерпретацию не в большей степени, чем это делает любая аксиоматическая система, в частности, теория множеств. В связи с этим особый интерес вызывает попытка X. Патнэма проинтерпретировать парадокс Сколема в области философии математики, а также в области философии языка. Теорема Левенгейма-Сколема утверждает, что любая теория первого порядка, имеющая несчетную модель, также имеет счетную модель. Парадокс заключается в том, что теория, принимающая в качестве области значений несчетное множество должна иметь только несчетные модели, однако это невозможно, поскольку
по теореме Левенгейма-Сколема, она также должна иметь счетную модель. Другими словами, теорема Левенгейма-Сколема гарантирует наличие нестандартных интерпретаций. В частности, ее можно проинтерпретировать, например, как утверждение, что любая система аксиом заранее допускает большое количество различных интерпретаций, или как утверждение, что абсолютного значения теоретико-множественных понятий нет. Множество, считавшееся несчетным в одной интерпретации, может оказаться счетным в другой. Настаивая на том, что парадокс Ско-лема есть не только антиномия формальной логики, но и антиномия в философии языка, имеющая непосредственное значение для «великого метафизического спора о реализме - основного вопроса философии языка», X. Патнэм настаивает на том, что в дополнение к аксиоматической теории мы должны добавить «понимание» или, в некотором роде, объяснение, как рациональное свойство человека, фиксированное в языке. Очевидно, что осмысленное употребление языка должно устранять произвол в указании. Для этого и вводятся теоретические и операциональные ограничения, они должны установить намеренную интерпретацию, поскольку теория должна быть истинной. На наш взгляд, в свете приведенных рассуждений X. Патнэма особый интерес вызывает вопрос о том, какова природа теоретических и операциональных ограничений. Для того чтобы избежать произвола в указании и приписывании значений терминам мы должны принять нечто вроде конвенции относительно употребления терминов, источником которой, например, может быть опыт обращения с эмпирическим материалом и теоретическими схемами в определенной области науки.
Наличие ненамеренных интерпретаций, в первую очередь, означает неопределенность указания на объект. Отметим, что в обосновании этой неопределенности теоретическим и операциональным ограничениям отводится основная роль. X. Патнэм настаивает на том, что любой альтернативный способ фиксации намеренной интерпретации при ближайшем рассмотрении оказывается теоретическим и операциональным ограничением особого вида. Добавление ограничения лишь расширяет теорию, новая теория также будет неопределена, как и старая: она также требует интерпретации и все, что говорилось о семантической неопределенности исходного языка, справедливо и для нее. Этот аргумент X. Патнэм называет - аргумент «еще одна теория». На наш взгляд, это затруднение можно обойти. Любая
интерпретация представляет собой попытку схватить содержательный аспект теории путем формализации, путем приписывания значений терминам, однако сама эта формализация также должна сопровождаться некоторыми объяснениями о возможности формализации вообще. Теоретические и операциональные ограничения являются единственными основаниями для того, чтобы ответить на вопрос, что делает намеренную интерпретацию намеренной. В связи с этим, поиск конструктивных составляющих теоретических и операциональных ограничений, схватывающих искомые конвенции относительно употребления терминов и ограничивающие релятивизм, о котором говорит X. Патнэм, также нельзя не считать актуальной задачей философско-мето до логического исследования.
Особо актуальность исследования проблемы теоретических и операциональных ограничений подчеркивается в контексте анализа «великого метафизического спора о реализме» (X. Патнэм) и, в более широком смысле, в контексте анализа проблемы соотношения языка и реальности. По выражению Б. Рассела, основной метафизики всегда была аргументация от языка к миру, а она, в свою очередь, очевидно, требует определенной теории понимания того, как употребление термина языка соответствует объекту. Реализм настаивает на том, что хороший, синтаксически определенный термин будет иметь референт в реальном мире, т.е. будет указующим. Отметим, что в идеале реализм как философская теория оперирует только метафизическими объектами, которые существуют вне и независимо от сознания. Проблема заключается в том, что эти объекты должны быть нам каким-то образом известны, но у нас нет другого средства, кроме языка, в широком смысле, для того, чтобы представить знание о реальности. Следовательно, требуется уточнение, какого рода условия должны быть наложены на эти объекты при сохранении их объективного статуса. Поскольку кроме метафизического смысла, подчеркивающего требование тождественности объекта, последний также можно рассматривать в семантическом смысле как референт сингулярного термина, то проблема реализма в контексте проблемы соотношения языка и реальности сводится к вопросу о том, какого рода предварительные семантические приготовления нужны для предположения, что определенные дескрипции, которые как будто обозначают метафизические сущности, на самом деле обозначают эти сущности. Данное обстоятельство дает возможность рассматривать проблему теоретических и операциональных ог-
раничений в контексте проблемы соотношения условий истинности и условий ут-верждаемости. Следуя Г. Фейглю, это проблема соотношения семантических условий истинности, в которых указуемые сущности подставлены в указующие отношения, и эпистемологических условий при которых предложение, содержащее термин, указывающий на объект, принимается как истинное. Вопрос о том, можно ли и как подчинить метафизику семантическим соображениям также, традиционно, весьма актуален.
Проблемное поле нашего исследования - эпистемология науки. Отметим, что эпистемология науки является не только частью эпистемологии, той, которая изучает науку как специфическую форму познания, но и, в то же время, частью философии науки, занимающейся анализом классических эпистемологических вопросов в контексте проблем философско-методологического обеспечения научного исследования. В частности, обсуждаемая проблема реализма здесь, это проблема онтологического статуса объектов, постулируемых научными теориями, а сам реализм следует интерпретировать как научный реализм со всеми вытекающими последствиями. Суть научного реализма в том, что объекты, соответствующие теоретическим терминам успешных, проверенных теорий получают статус метафизических объектов. Следовательно, значительный интерес представляет вопрос, например, о том, в какой степени философская посылка о существовании внешних, независящих от деятельности сознания объектов оказывается необходимой для объяснения природы истинности научной теории. Если мы исходим из философских категорий, то позволяет ли это внести большую ясность в понимание того, в каком смысле существуют объекты, постулируемые научными теориями, например, электроны? В данном случае проблема теоретических и операциональных ограничений - это проблема соотношения теории и данных опыта, суть которой заключается в том, что эмпирический контекст теории, определяя ее истинность, не в состоянии обосновать содержание теоретического знания. На наш взгляд, именно обращение к содержанию теоретических и операциональных ограничений, к вопросам о том, что значит удовлетворение ограничению, предполагает ли и как удовлетворения ограничению определенное отношение указания и др., также способно подсказать направление решения проблемы научного реализма. Таким образом, как в контексте философии математики или философии языка, так и в контексте, например,
проблемы соотношения теоретического и эмпирического в научном познании, актуальность исследования проблемы теоретических и операциональных ограничения подчеркивается в первую очередь необходимостью преодоления неясности или неопределенности в отношении задания указания терминов.
Степень разработанности проблемы. Традиционно анализ аргументации X. Патнэма в пользу неопределенности указания начинается с анализа выдвинутого им теоретико-модельного аргумента. Отметим, что X. Патнэм, скорее всего, не считал проблему теоретических и операциональных ограничений, по крайней мере, в том виде, как ее можно репрезентировать исходя из его рассуждений, самостоятельной проблемой и видел в ней лишь часть более широкой аргументации против метафизического реализма. На наш взгляд, можно указать на два основных направления анализа теоретико-модельного аргумента, анализ, условно, его математической и семантической частей.
Основная проблема математической части теоретико-модельного аргумента - обоснование тезиса, что абсолютного значения теоретико-множественных понятий вообще нет. Это та часть аргумента, в которой X. Патнэм предпринимает попытку интерпретации строгого формального результата - теоремы Левенгейма-Сколема в рамках философии математики. Отметим, что после работ Т. Бэйса анализ этой части теоретико-модельного аргумента можно считать завершенным. X. Патнэм использует более сильные допущения, чем требуется, в частности, аксиому о существовании недостижимых кардинальных чисел, аксиому, которая не входит в рамки стандартной аксиоматической теории множеств. Наиболее близко к вопросам, касающимся математической части анализа теоретико-модельного аргумента, стоят работы ряда авторов, в которых исследованы философское значение и интерпретация теоремы Левенгейма-Сколема, а также проект сколемизации в философии математики и теории множеств (П. Бенацерраф, С. Блэкберн, Г. Булос, Т. Бэйс, X. Ван, В. С. Грязнов, А. Джордж, П. Дойл, Ю. Дюмон, Р. Йенсен, М. Клайн, В. Кленк, П. Коэн, У. Куайн, М. Левайн, П. Льюис, Р. Макнотон, X. Патнэм, Р. Пенроуз, П. Мэдди, К. Райт, М. Резник, Ж.-К. Рота, Т. Сколем, Т. Смайли, А. Тарский, Я. Хакинг, Дж. ван Хейнорт, К. Хансен, Р. Херш, Я. Хинтикка, Б. Хэйл, В. В. Целищев, С. Шапиро и др.).
Наибольший интерес для нас представляет именно семантическая или, более общо, философская часть теоретико-модельного аргумента. Как отмечает П. Бенацерраф, философская интерпретация математического результата всегда содержит две части: сам по себе математический результат и выжимку философского «сока». Важны обе, но качество аргументации существенным образом зависит от качества того, что можно считать независимым аргументом в пользу последнего. Основанием философской аргументации X. Патнэма выступает тезис о необходимости, подобно И. Канту, закрыть «референциальную пропасть» между термином и референтом. Подобно тому, как классическая традиция указывает на то, что опираясь на данные органов чувств, мы ничего не можем достаточно обоснованно знать относительно объективной реальности, X. Патнэм указывает на то, что мы не можем, опираясь на формальный и эмпирический контексты теории, подобрать адекватное отношение указания на объект внешней реальности. Отметим, что и кантовское решение проблемы сущности и явления с опорой на конструирующую роль сознания, и патнэмовское решение проблемы указания с опорой на определяющую роль концептуальной схемы, конструктивную роль сообщества и интерпретацию истины как рациональной приемлемости, являются конструктивистскими. На наш взгляд, возможность поиска оснований, которые могли бы ограничить обозначенный конструктивизм в отношении решения проблемы интерпретации терминов научной теории, не была исчерпана X. Патнэмом до конца.
Математическая часть теоретико-модельного аргумента содержит ошибку, однако в целом X. Патнэм приходит к внешне убедительной и плодотворной философской платформе - к внутреннему реализму. Внутренний реализм можно интерпретировать как разновидность интернализма Р. Карнапа. В рамках интернализма, как эпистемологической программы, вопрос о том, из каких объектов состоит мир, осмысленно можно задавать только внутри теории, или, в терминологии Р. Карнапа, по отношению к некоторому языковому каркасу. Объект не существует вне концептуальной схемы, поскольку весь мир структурируется знаковой системой. Очевидно, что интернализм не является единственной эпистемологической перспективой, пригодной для ответа на вопрос из каких объектов состоит мир. По нашему мнению, достаточно перспективным с точки зрения критики патнэмовско-го решения проблемы «референциальной пропасти» было бы проанализировать
возможность построения такой эпистемологической перспективы, в которой в определенном смысле сочетались бы интернализм и, например, экстернализм, утверждающий, что обоснование убеждения может зависеть от факторов, по отношению к которым субъект не имеет «выделенного доступа».
Основная проблема семантической части теоретико-модельного аргумента -вопрос о допустимости использования семантически неопределенного языка для описания намеренной интерпретации. С точки зрения X. Патнэма, этого делать нельзя. Любой дополнительный способ фиксации намеренной интерпретации при ближайшем рассмотрении оказывается теоретическим и операциональным ограничением специального вида (аргумент «еще одна теория»). В то же время, ряд исследователей отмечают, что X. Патнэм неправильно трактует то, как должны работать теоретические и операциональные ограничения. X. Патнэм не делает различия между описанием особенностей модели, которые делают ее «намеренной интерпретацией» и просто добавлением новых предложений к выполняемой модели, для того, чтобы считать это намеренной интерпретацией (Д. Льюис). Одно дело, когда при некоторых ограничениях, например, на определенную систему аксиом меняется семантика, результатом чего может быть ограничение класса структур, считаемых моделями. Другое дело, когда к старой система аксиом добавляются новые аксиомы, которые требуют интерпретации. Когда X. Патнэм говорит о «еще одной теории», он имеет в виду добавление новых аксиом, между тем, выделение намеренных интерпретаций, т.е. фиксация указания, делается путем описания, например, наложением требования сохранения симметрии или транзитивности (все нетранзитивные структуры не будут намеренными). Наиболее близко к вопросам, касающимся определения «места» теоретических и операциональных ограничения в теоретико-модельном аргументе, стоят работы таких авторов как Д. Андерсон, Т. Бэйс, М. Гарсия-Карпинтеро, Н. Дакоста, Дж. Дюмон, Г. Иземингер, Ф. Крун, Э. Лепор, Б. Лойвер, Д. Льюис, Г. Мерил, К. Райт, Б. Тэйлор, С. Френч, Б. Хэйл, Т. Чамберс и др.
На наш взгляд, этим проблема того, в чем суть и какова роль теоретических и операциональных ограничений также не исчерпывается. Выше мы уже отмечали необходимость, в определенном смысле, сопровождать выделение намеренной интерпретации дополнительными соображениями относительно возможности выде-
ления интерпретации вообще. Не каждая, например, модель аксиом является допустимой интерпретацией. В свое время П. Бенацерраф ввел чрезвычайно важное предположение о том, что в отношении допустимых интерпретаций следует различать два типа неинтерпретированных языков. Есть неинтерпретиованные языки, для которых нет явной интерпретации, и есть неинтерпретированные языки, которые изначально предполагают допустимую интерпретацию. По нашему мнению, аргумент «еще одна теория» не исчерпывает анализ всех случаев, когда предполагается, что само понятие «удовлетворения ограничению», в каком-то смысле, внутренним образом, подразумевает отношение указания. Наиболее близко к вопросам, касающихся достаточности аргумента «еще одна теория», для опровержения тезиса о том, что неинтерпретированный язык может предполагать изначально допустимую интерпретацию, стоят работы таких авторов как П. Бенацераф, И. Доувен, М. Гардинер, Д. Льюис, X. Филд, М. Хеллер и др. Отдельно стоит отметить работы тех, кто анализирует необходимость интернализма перед лицом аргумента «еще одна теория» (Л. Белотти, А. Брекнер, А. Галуа, Б. Джонсен, Дж. Лакофф, К. Макджин, Дж. Макинтайр, Р. Нола, X. Нунан, П. Смит, Э. Coca, Б. Форбс, И. Штейниц и др.).
Отличительная особенность современного периода развития философии связана с тем, что философия, в определенном смысле, переживает период натурализации, когда, например, при ответе на классический эпистемологический вопрос, если объекты и существуют, то, как мы узнаем об их существовании, предлагается обратиться к анализу реальной практики научного исследования. Вопреки замечанию Л. Витгенштейна о том, что философия не является одной из естественных наук, сторонники натурализации утверждают, что философию следует рассматривать именно как эмпирическую науку, подобную, например, химии или биологии (Ф. Китчер, У. Куайн, Л. Лаудан, Дж. Лэдимэн, Д. Папино и др.). Все о чем рассуждает X. Патнэм можно отнести, условно, аналитической традиции, следующей Г. Фреге, Б. Расселу, Л. Витгенштейну, Р. Карнапу и др. На наш взгляд, в рамках аналитической традиции аргумент «еще одна теория» неопровержим. Конструктивно ответить на тезис X. Патнэма о том, что семантика не может являться основанием для выделения единственной намеренной интерпретации можно только в натуралистической перспективе, в рамках натурализованной семантики. Опреде-
ленные перспективы анализа аргументации X. Патнэма, анализа решения проблемы теоретических и операциональных ограничений в целом, могут быть связаны с переходом от аналитической к натуралистической традиции.
В рамках натурализованной семантики указание выбирается эмпирически относительно заранее выбранной семантической функции или роли, которую должно играть значение. То, что язык семантически неопределен, не означает, что нет хорошего ответа на вопрос относительно определенности указания исходной объектной теории. Намеренная интерпретация выбирается эмпирически. Наиболее близко к вопросам, касающимся исследования сути проекта натурализации, стоят работы таких авторов как Р. Алмедер, Л. Бонжур, Э. Гетье, Р. Гир, А. Голдман, Н. Гудман, М. Девитт, Ф. Дретске, Г. Допельт, Дж. Ким, Ф. Китчер, Дж. ван Клив, X. Корнблит, У. Куайн, Л. Лаудан, Дж. Леплин, К. Лехрер, Дж. Лэдимэн, Дж. Маффи, Р. Миллер, Д. Папино, Дж. Поллок, А. Розенберг, Э. Собер, М. Стеуп, С. Стич, Р. Фелдман, Р. Фолей и др. Отдельно отметим работы авторов, сыгравших решающую роль в развитии натурализованной семантики (Ф. Адаме, Н. Блок, М. Девитт, Ф. Дретске, Дж. Кац, Дж. Кинг, М. Крессвел, У. Ликан, К. Людвиг, А. Мельник, Р. Милликэн, Е. Миллс, К. Стерельни, Дж. Томберлин, Дж. Фодор, С. Шиффер и др.). На наш взгляд, можно попытаться перейти к анализу в натуралистической перспективе всего комплекса проблем, связанных с проблемой теоретических и операциональных ограничений. В частности, как уже отмечалось, проблему теоретических и операциональных ограничений можно представить как одну из возможных постановок проблемы соотношения семантических условий истинности и эпистемологических условий утверждаемости. Отметим, что в рамках натурализованной перспективы и семантические и эпистемологические условия превращаются в методологические нормы специфического вида (М. Девитт, Ф. Китчер, Л. Лаудан, и др.). Таким образом, мы рассчитываем на определенные преимущества при переходе к натуралистической перспективе - у нас появляется формальное основание для сравнения семантических условий истинности и эпистемологических условий утверждаемости. Приведем еще один пример в пользу принятия натуралистической перспективы.
Выше отмечалось, что проблема теоретических и операциональных ограничений, будучи поставленной в рамках эпистемологии науки, так или иначе, затро-
нет проблему научного реализма. На наш взгляд, в рамках аналитической традиции проблема научного реализма, проблема обоснования онтологического статуса объектов, постулируемых научными теориями, хорошего решения не имеет. Традиционно предполагается, что научный реализм, по определению, неразрывно связан с представлением об истине как соответствии (Р. Бойд, Н. Картрайт, И. Ниинилуото, С. Псиллос, Я. Хакинг и др.). Соответственно, априорно принимается, например, семантический критерий существования: объект существует, только если теория истинна. Такое представление ведет к тому, что любая критика корреспондентной теории, любое замечание о семантической неопределенности языка (Л. Витгенштейн, У. Куайн, X. Патнэм и др.) автоматически бросает тень на реализм. В то же время, в рамках натуралистической перспективы предполагается, что ни одно представление об истине не является конституирующим для доктрины реализма (М. Девитт). Корреспондентная теория указывает только на то, что значит для предложения быть истинным или ложным, но она, сама по себе, не может сказать какое предложение является истинным или существует ли постулируемый объект. С этой точки зрения, теоретико-модельный аргумент X. Патнэма является аргументом против корреспондентной теории, но не против реализма, как онтологической доктрины, в первую очередь утверждающей именно существование внешней, независимой от деятельности сознания, реальности. Наиболее близко к вопросам, касающимся этой части диссертационного исследования, стоят работы ряда авторов, в которых исследованы проблемы отношения истины и реализма, а также проблемы научного реализма в целом (А. Айер, Д. Армстронг, П. Ачинстейн, Л. Бергстром, Р. Вертолет, А. В. Бессонов, Р. Бойд, Б. Е. Бродский, О. Буэно, Г. Вольпэ, К. Глимор, Д. П. Горский, А. Ф. Грязнов, М. Даммит, М. Девитт, Д. Дэвидсон, Н. Картрайт, И. Т. Касавин, Р. Крит, А. Кукла,
B. А. Ладов, М. В. Лебедев, Ф. Макбрайд, Л. Б. Макеева, Э. Макмаллин,
И. Ниинилуото, А. Л. Никифоров, Дж. Нортон, В. Ньютон-Смит, Т. И. Ойзерман,
C. Окаша, Д. Папино, X. Патнэм, В. В. Петров, В. Н. Порус, С. Псиллос, К. Райт,
X. Санкей, У. Селларс, Дж. Смарт, У. Стиртон, Е. Д. Смирнова, Б. Тэйлор,
Дж. Уорралл, А. Файн, Б. ван Фраассен, С. Хаак, Я. Хакинг, Р. Харрэ, Я. Хинтикка,
В. В. Целищев, П. Черчланд, Э. М. Чудинов, Б. Эллис и др.).
Основное преимущество, предлагаемого нами анализа проблемы теоретических и операциональных ограничений состоит в том, что мы рассматриваем, как постановку проблемы, так и ее решение только в натуралистической перспективе. Предполагается, что построение комплексной философской платформы, включающей анализ основных семантических, эпистемологических, онтологических и методологических проблем, сопутствующих постановке и решению проблемы теоретических и операциональных ограничений, будет являться дополнительным обоснованием тезиса, ограничивающего фундаментальный результат X. Патнэма относительно семантической неопределенности языка.
Предмет, объект, основная цель и задачи исследования. Актуальность исследования проблемы теоретических и операциональных ограничений в приведенном проблемном поле, степень разработанности проблемы обусловливают предмет, объект, основные цели и задачи диссертационного исследования.
Предметом исследования является процесс реализации теоретических и операциональных ограничений на намеренность интерпретации языка (теории), содержание, основные формы и механизмы этого процесса.
Объект исследования - соотношение условий истинности и условий утвер-ждаемости в натурализованной эпистемологии.
Основной целью работы является поиск и разработка конструктивных оснований содержания теоретических и операциональных ограничений, позволяющих адекватно проинтерпретировать решение проблемы указания в натурализованной семантике с точки зрения научного реализма.
Достижение этой цели предполагает решение следующих задач:
-
Поиск конструктивных элементов экспликации проблемы соотношения теоретического и эмпирического в научном познании с целью разработки удовлетворительной онтологической платформы для анализа соотношения условий истинности и условий утверждаемости и решения проблемы теоретических и операциональных ограничений в эпистемологии науки.
-
Анализ проекта натурализации как самостоятельного типа и инструмента философского исследования, интерпретация в натуралистической перспективе соотношений науки и философии, аналитической и натуралистической традиций с
целью разработки адекватного понимания проблемы онтологической относительности в натурализованной эпистемологии науки.
-
Анализ теоретико-модельного аргумента X. Патнэма с целью построения обобщенного теоретико-модельного аргумента, соответствующего представлению о необходимости решения проблемы теоретических и операциональных ограничений в натуралистической перспективе. Выявление и анализ содержания условий истинности и условий утверждаемости, анализ проблемы указания в натурализованной семантике.
-
Анализ проблемы выявления критериев объективности знания как поиска аргументов в пользу адекватности условий истинности (в контексте полученного решения проблемы теоретических и операциональных ограничений в натуралистической перспективе).
-
Приведение положительных эвристик: анализ утверждающей и опровергающей аргументации в отношении представленной онтологической платформы, а также рассмотрение на этой платформе конкретных представлений о природе указания, отвечающих концепции научного реализма. Анализ проблемы соотношения теоретического и эмпирического в ее вырожденной форме, соответствующей представлению о феномене структурно однозначной теории, с точки зрения предложенного представления о референциальном механизме и синтаксической определенности терминов.
Методологическая и теоретическая основы исследования. Решение поставленных задач осуществляется на основе использования таких основополагающих принципов и методов философско-методологического исследования, как логический и концептуальный анализ научного знания, а также системный подход. С необходимостью учитывается роль теоретических и операциональных ограничений в установлении интерпретации научной теории. Используется компаративный анализ, объектом которого выступают различные точки зрения относительно онтологической, эпистемологической и семантической роли теоретических и операциональных ограничений. В соответствии с этим решение поставленных задач проводится с привлечением к анализу возможно более широкого круга имеющихся на
сегодня материалов с учетом использования сведений из истории формирования существующего уровня теоретического понимания вопроса.
В качестве методологической основы исследования можно выделить следующие составляющие: (а) Все философские вопросы рассматриваются с точки зрения натурализации философии «на материале естественных наук». Натурализованная эпистемология фактически является мета-методологией (Л. Лаудан) в которой методологические принципы (правила) представляют собой гипотетические императивы, достоверность которых напрямую зависит от имеющихся эмпирических данных в отношении применения этих правил. Данное обстоятельство обусловливает переход от эпистемологических по своей природе операциональных и теоретических ограничений на интерпретацию теории к «методологическим ограничениям»: метафизическим и инструментальным ограничениям, выполняющим ту же функцию, но уже в рамках натурализованной эпистемологии. Предполагается, что подобная перспектива, в частности, дает возможность рассматривать и эпистемологические и семантические вопросы на едином основании; (б) Философской платформой, на основании которой ставятся и решаются задачи, является научный реализм. Этот выбор не случаен, т.к. во-первых, научный реализм утверждает существование независимой от сознания реальности (онтологический реализм), что составляет известное преимущество и обеспечивает необходимую обоснованность убеждений при построении адекватной интерпретации ненаблюдаемых сущностей (или теоретических терминов), постулируемых научными теориями. Во-вторых, научный реализм рассматривает теории как попытки объяснить реальность, истинное знание о которой достижимо (эпистемологический реализм), что обеспечивает преимущество «эпистемологического оптимизма» в отношении развития научного знания. В-третьих, научный реализм утверждает, что теоретические термины непосредственно соотносятся со своими референтами, также как термины наблюдения (семантический реализм), что предъявляет повышенные требования к тому, что касается ясности референциального механизма и синтаксической определенности терминов.
Отдельно стоит отметить ряд принятых допущений, касающихся более тонкого понимания оригинальной натурализованной версии научного реализма. В частности, в качестве основания для выдвижения представления о натурализованной
семантике используется экстернализм в интерпретации X. Патнэма и тезис Г. Фреге о том, что значение это свойство указания, которое, само по себе, относительно конкретным условиям указания. Данное обстоятельство дает возможность сочетать натурализованное представление о значении с причинной теорией указания, а также - закрепить методологию натурализованной семантики, состоящую в разделении нормативной и дескриптивной задач по объяснению значения. Далее, важное для понимания сути референциального механизма и синтаксической определенности терминов замечание о необходимости поиска соответствия структуры указания принятой семантике было проинтерпретировано в контексте замечания П. Бенацеррафа о том, что неинтерпретированный язык в каком-то смысле должен допускать изначально допустимые интерпретации. Данное обстоятельство позволило проинтерпретировать семантический тезис в доктрине натурализованного внутреннего реализма как заставляющий видеть референт именно таким, каким его заставляет видеть натурализация. Отсюда было сделано заключение, что основной вопрос, касающийся проблемы теоретических и операциональных ограничений в натурализованной перспективе, состоит не в том, что делает экзистенциальное утверждение истинным, а в том, как обосновано существование объекта, что является условием рациональной приемлемости существования объекта, при условии установления истинности знания. Соответственно, большое внимание было уделено вопросу о том, как реализуются теоретические и операциональные ограничения, и тому, что означает удовлетворение теоретическим и операциональным ограничениям.
Что касается собственно авторской версии научного реализма, то она была основана на следующих допущениях: первичность онтологии и независимость истины (М. Девитт), физикализм и реализм относительно объектов. Идея М. Девитта о том, что реализм в первую очередь является онтологической доктриной, независимой от того, как в рамках доктрины понимается истина, сыграла решающую роль при анализе утверждающей и опровергающей аргументации в отношении представленной версии научного реализма. Физикализм позволил проинтерпретировать две составляющие онтологического тезиса научного реализма - тезис независимости и тезис существования на едином основании. Допущение того, что мы рассматриваем именно реализм относительно объектов, а не реализм относительно теорий
(в терминологии Я. Хакинга), во-первых, позволило удачно проинтерпретировать предмет исследования фундаментальной научной теории. Предполагая существование ненаблюдаемых объектов, мы, тем самым, стремимся объяснить характеристики наблюдаемых объектов, т.к. в противном случае последние останутся без объяснения. В этом случае нам не требуется обсуждать проблему эмпирического обоснования теории. Во-вторых, принятие реализма относительно объектов позволило определиться с тем, что значит принять научный реализм. Говоря о научном реализме, мы заранее фиксируем набор теорий, и период, к которому относим существование объектов, постулируемых хорошими научными теориями.
Наконец, стоит отметить, что все постановки проблем относительно конструктивной роли перехода к натурализованным представлениям в рамках эпистемологии науки, относительно проблемы соотношения условий истинности и условий утверждаемости, а также относительно необходимости построения адекватной онтологической доктрины, способной в определенном смысле обосновать самые абстрактные научные теории в области фундаментальных исследований, рассматривались в контексте наиболее всеобъемлющей проблемы эпистемологии науки -проблемы соотношения теоретического и эмпирического в научном познании. Предполагается, что содержание проблемы соотношения теоретического и эмпирического можно задать с помощью идеальных конструктивных элементов, динамика которых отражает суть приводимой постановки проблемы, а также задает направление ее возможного решения. Отметим, что проблема теоретических и операциональных ограничений является одной из возможных постановок проблемы соотношения теоретического и эмпирического. Соответственно, в качестве эвристики, демонстрирующей успешность приведенного решения проблемы теоретических и операциональных ограничений, рассматривается также одна из частных постановок проблемы соотношения теоретического и эмпирического - ее вырожденный случай, когда развитие знания контролируется «исключительно теоретическими» соображениями.
Научная новизна и конкретные результаты исследования содержатся в следующих основных положениях, которые выносятся на защиту:
-
Разработана оригинальная онтологическая платформа - натурализованный внутренний реализм, на основании которой интерпретируется решение проблемы теоретических и операциональных ограничений в эпистемологии науки. В отличие от внутреннего реализма X. Патнэма, натурализованный внутренний реализм сохраняет тезис независимости и не требует обязательного перехода к верификацио-нистской семантике, т.е. является более сильной формой научного реализма. Более того, натурализованный внутренний реализм, как одна из форм натурализованного научного реализма, успешен в отношении опровергающей аргументации против научного реализма.
-
На базе разработанной в диссертации идеи натурализованного внутреннего реализма проведен комплексный анализ аргументации «за» и «против» научного реализма. Обосновывается тезис, согласно которому абсолютизация семантической (эпистемологической) аргументации не может служить основанием для опровержения или выдвижения сомнений в достоверности утверждений основного, онтологического тезиса реализма. Показано, что абдуктивный вывод играет значительно меньшую роль в обосновании реализма, чем это предполагалось ранее, и что основное внимание следует уделять преодолению селективного скептицизма в отношении ненаблюдаемого. Аргументы «от недоопределенности» и «от (ме-та)индукции» ограничены принятием основных посылок: тезисами эмпирической эквивалентности (Р. Бойд) и онтологической элиминируемости (Т. Кун) и неспособны опровергнуть реализм. Наконец, скептический аргумент как отражение фиксации на пропасти между данными органов чувств и объектом исследования (или пропасти между термином и референтом), является следствием априорной абсолютизации первичности эпистемологических (или семантических) рассуждений по отношению к онтологическим.
-
В рамках разработанной концепции натурализованного внутреннего реализма предложено решение проблемы теоретических и операциональных ограничений в натурализованной семантике. Теоретические и операциональные ограничения следует рассматривать как методологические, по сути, ресурсные метафизические и инструментальные ограничения на представление референта. Под ресурсными метафизическими и инструментальными ограничениями понимаются ограничения на принятые онтологические допущения и логику. Эти ограничения отве-
чают выразительным возможностям той модели, интерпретация которой и рассматривается как основная с точки зрения натурализации. Натурализация фиксирует намеренность интерпретации. Тем самым проблема теоретических и операциональных ограничений сводится к проблеме выразительных возможностей теории, ограниченных определенными методологическим критериями представления объектов.
-
С точки зрения полученной интерпретации содержания теоретических и операциональных ограничений в натурализованной семантике предложено решение проблемы соотношения условий истинности и условий утверждаемости в натуралистической перспективе. Связь между условиями истинности и условиями утверждаемости можно проинтерпретировать как условие выполнения теоретическими и операциональными ограничениями приведенной семантической роли. Этот факт также закрепляет представление о синтаксической определенности терминов в рамках доктрины натурализованного внутреннего реализма.
-
На основании анализа тезиса о том, что натурализация переводит и семантические, и эпистемологические вопросы в методологические, было предложено закрепить соответствующее натурализованному внутреннему реализму представление об объективности как об иерархии объективности (по Б. Тэйлору). Каждую модель теории и соответствующую ей методологию можно отождествить с заданным типом эпистемической точки зрения, которой отвечает свой ранг объективности. Степень объективности изменяется в зависимости от того, сколько возможных типов эпистемических точек зрения способны обоснованно утверждать существование объекта. Такое представление об оценки достоверности методологий более оптимально, чем, например, преставление о «Каноне традиции» Л. Лаудана: оно не требует введения представления о первичных и вторичных ценностях, определяющих достоверность методологии.
-
В качестве примеров, закрепляющих представление о референциальном механизме, характерном для натурализованного внутреннего реализма, были проинтерпретированы теория частичного указания X. Филда и гипотеза И. Доувена о том, что указание можно проинтерпретировать в терминах, в которых мы объясняем успешность модели. В обоих случаях требование соответствия структуры указания семантике достигается за счет того, что поиск референта понимается как эм-
лирическая процедура, подчиняющаяся ресурсным ограничениям на его представление.
-
С точки зрения натурализованного внутреннего реализма предложена следующая интерпретация развития структурно однозначной теории. Различные модели структурно однозначной теории будут недоопределены теоретическим содержанием в том смысле, что они содержат выводимые объекты второго рода (в смысле Г. Рейхенбаха). В частности, для теории струн справедливо следующее: внутренними проекциями различных моделей, например, связанных преобразованием Г-дуальности, будут различные конфигурации, характеризующие состояние струны в компактифицированном пространстве, а они, естественно, обладают дополнительным содержанием уже в силу того, что модели описывают разную физику.
-
С точки зрения представленной нами идеи натурализованного внутреннего реализма предложена следующая интерпретация объективности структурно однозначной теории. Различные модели структурно однозначной теории можно отождествить с различными методологиями, задающими свой ранг объективности представления объектов. В контексте представления о прогрессе как о бесконечном поиске новых аспектов общей теоретической схемы, чьи характеристики дают возможность определить ее как предельную теорию, и чья сложность дает основание предположить бесконечность ее развития, все модели будут находиться «внутри» теории. С точки зрения закрепленного представления о синтаксической определенности термина, все модели будут демонстрировать сходимость относительно предложенного семантического критерия объективности.
Ряд суждений и выводов, приводимых в рамках рассматриваемых в диссертационном исследовании проблем, имеют предварительный и постановочный характер, что делает возможным дальнейший научный поиск в намеченном направлении по данной проблематике.
Теоретическая и практическая значимость диссертационной работы. Полученные результаты диссертационного исследования служат дополнительной основой для системного описания и понимания проблем рационального обоснования научного знания. Разработанная в диссертации натурализованная трактовка проблемы соотношения условий истинности и условий утверждаемости является но-
вым результатом в области эпистемологии науки и семантики языка научной теории. Только натурализация дает возможность приравнять условия истинности и условия утверждаемости и рассматривать их на едином основании. Полученное решение проблемы теоретических и операциональных ограничений можно квалифицировать как новое научное достижение, имеющее значение для развития онтологии и теории познания, особенно в том, что касается понимания содержания фи-лософско-методологического анализа фундаментального научного знания. Разработанная в диссертации концепция натурализованного внутреннего реализма является более сильной версией реализма, чем большинство известных концепций, постулирующих «референциальную пропасть» и невозможность схватить указание терминов, оперируя только истинностными значениями предложений (X. Патнэм, М. Даммитт, Д. Дэвидсон, Р. Рорти и др.). В настоящее время натурализованный внутренний реализм является единственной философской платформой, на основании которой можно адекватно, с точки зрения реализма, проинтерпретировать феномен структурно однозначной теории. Комплексный характер полученного решения проблемы теоретических и операциональных ограничений говорит о том, что полученное решение является решением крупной научной проблемы и вносит значительный вклад в понимание проблемы соотношения теоретического и эмпирического в научном познании, фактически открывая направление исследованиям в области, где традиционный показатель эмпирического успеха (успешная теория должна делать эмпирически проверяемые предсказания) уже не является релевантным отражением успешности научного знания.
Полученные результаты могут быть использованы: (а) для изучения процесса развития оснований современного фундаментального знания, в том числе - закономерностей реализации методологической функции философии в создании новой научной теории; (б) для расширения методологической базы обоснования теоретического знания, в частности, включения в нее как одного из основных эпистемологических средств метафизических и инструментальных ограничений с целью контроля за интерпретацией языка научной теории; (в) для формирования комплекса методологических рекомендаций студентам, специалистам, научным работникам, занимающихся исследованиями как фундаментальных, так и прикладных проблем, направленных на утверждение рациональных эпистемологических оснований
принятия или утверждения истинности тех или иных выводимых положений; (г) в практике решения методологических проблем научного познания, в первую очередь связанных с ситуацией существования альтернативных научных теорий (в области фундаментального естествознания, принятия решений, искусственного интеллекта и пр.) в условиях недостаточной их эмпирической подтверждаемости; (д) в практике преподавания учебных курсов по философско-методологическим проблемам современного естествознания для студентов, аспирантов и специалистов, в частности, для курсов «Теория познания», «Концепции современного естествознания», «История и философия математики и естественнонаучных дисциплин», «Философия науки».
Апробация работы.
-
Основные положения и результаты диссертационного исследования опубликованы в одной монографии и 14 статьях Перечня ведущих рецензируемых научных журналов и изданий, в которых должны быть опубликованы основные научные результаты диссертации на соискание ученой степени доктора наук.
-
Исследования, нашедшие отражение в диссертации, были поддержаны 3 грантами: Программа грантов Президента Российской Федерации для государственной поддержки молодых российских ученых - кандидатов наук и их научных руководителей, проект МК-159.2008.6, «Теоретические и операциональные ограничения в эпистемологии науки: понятие намеренной интерпретации языка научной теории в натурализованной семантике». Программа грантов Президента Российской Федерации для государственной поддержки молодых российских ученых - кандидатов наук и их научных руководителей, проект МК-1862.2005.6 «Аб-дуктивный вывод: логика открытия и логика обоснования»; Лаврентьевский конкурс молодежных проектов СО РАН - 2006, проект № 153, «Конструктивные основания операциональных ограничений в эпистемологии науки: метафизические и инструментальные ограничения».
-
Выводы и результаты исследования были доложены на 3 международных конгрессах: IV Российский философский конгресс «Философия и будущее цивилизации», г. Москва, МГУ, 24-28 мая 2005 г.; Ежегодная конференция Британского общества по философии науки, г. Бристоль (Великобритания), Университет Запад-
ной Англии, 5-6 июля 2007 г.; XIII Всемирный конгресс по логике, методологии и философии науки, г. Пекин (Китай), Университет Тсиньгхуа, 9-15 августа 2007 г., а также 10 всероссийских и региональных конференциях: Летняя философская школа «Голубое озеро», г. Новосибирск, НГУ, июль 2005, июль 2006; Региональная научная конференция молодых ученых Сибири в области гуманитарных и социальных наук, г. Новосибирск, ИФПР СО РАН, май 2005, май 2006, ноябрь 2007, июнь 2008; Всероссийский философский семинар молодых ученых им. В.П. Копнина (II сессия), г. Томск, ТГУ, ноябрь 2005; Всероссийский семинар молодых ученых «Дефиниции культуры» (VII сессия), г. Томск, ТГУ, ноябрь 2006; Всероссийская научная конференция «Философия науки и инновационные технологии в науке и образовании», г. Томск, ТГУ, сентябрь 2007; V Конференция молодых ученых СО РАН, посвященная М. А. Лаврентьеву, г. Новосибирск, НГУ, ноябрь 2007.
-
Основные положения диссертации докладывались и обсуждались на фи-лософско-методологических семинарах кафедр гносеологии и истории философии и логики и методологии науки философского факультета НГУ, а также Отдела философии Института философии и права СО РАН и на межинститутском семинаре ННЦ СО РАН «Философия науки».
-
Диссертация обсуждалась и была рекомендована к защите на заседании кафедры логики и методологии науки философского факультета НГУ от 29 мая 2008 г.
