Содержание к диссертации
Введение
Глава 1. Генезис социальной науки и идея науки о действительности 16
1.1 Специфика предмета и специфика метода в гуманитарном познании 18
1.2 Идея «науки о действительности» в контексте спора о методе 31
1.3 Социальная наука как наука о действительности 65
Глава 2. Архитектоника науки в учении Э. Гуссерля 89
2.1 Общие проблемы гуссерлевой архитектоники 90
2.2 Регионы бытия и специальные теоретические установки 108
2.3 Персоналистическая установка как естественная установка 119
2.4 Позиция Гуссерля в полемике с В. Дильтеем и Г. Риккертом 130
Глава 3. Феноменологическая редукция и преодоление наивной действительности 146
3.1 Феноменология как универсальная наука о духе 147
3.2 Метод редукции и идея подлинной науки 158
3.3 Феноменология феноменологии и критика невовлечённого зрителя 170
3.4 Эпистемологический проект П. Бурдьё как реализация программы феноменологии феноменологии 183
Заключение 209
Литература 217
- Идея «науки о действительности» в контексте спора о методе
- Регионы бытия и специальные теоретические установки
- Персоналистическая установка как естественная установка
- Метод редукции и идея подлинной науки
Введение к работе
Актуальность темы исследования
Заявления о том, что социальная наука находится в кризисе, столь часто раздаются всё время её двухвекового существования, что могут восприниматься даже как доказательство нормальности существующего положения дел . В самом деле, развитие и достижения эмпирических социологических исследований в различных областях указывают скорее на успешность социальной науки. В то же время, у сложившейся сегодня ситуации есть свои важные особенности, отличающие её от многих предыдущих кризисных состояний.
Во многих частях мира социальная наука переживает кризис
институциональной легитимности, вызванный дефицитом
эпистемологических обоснований. Упрочивающееся господство натуралистических моделей познания вынуждает её либо уходить на периферию вслед за свободными искусствами (liberal arts), либо механически перенимать естественнонаучные стандарты. Такое положение дел отчасти напоминает ситуацию вековой давности, однако отличие состоит в том, что сегодня социальной науке недостаёт эпистемологической рефлексии, которая позволила бы осознанно разрешить этот кризис идентичности. Задача такой рефлексии состоит в том, чтобы быть обращенной к конкретным методологическим нуждам социальной науки, и в то же время обеспечивать её философскими ресурсами для обоснования своих познавательных притязаний и исторической миссии.
Можно выделить ряд серьёзных испытаний, которым подвергаются в настоящее время претензии социальной науки 'на объективное и общезначимое знание:
В отечественной науке схема анализа развития социальной науки через кризисы была реализована в классическом коллективном труде под редакцией Ю. Давыдова (История теоретической социологии в 5 томах. М.: Гаудеамус, 2010).
развитие релятивистской социологии науки и научного знания и распространение экстерналистских объяснений содержания научных теорий стало вызовом для эпистемологии в целом, и в особенности - для социально-научного познания2;
исторические исследования места социальной науки в современном обществе показали, что зачастую она навязывает объекту определённые классификационные схемы и образцы рациональности. Тем самым социальная наука осознанно или неосознанно способствует воспроизводству отношений власти, укреплению технократических систем, подавлению локальных свобод и богатства культуры3;
- наконец, сегодня на повестке дня в науке находятся возможности когнитивных нейронаук в объяснении человеческой социальности и взаимопонимания4. Усиление натуралистических позиций традиционно ставит под сомнение возможность существования собственных стандартов объективности в социально-научном познании5.
В результате этих эпистемологических новаций в методологии социальной науки происходит обострение и переосмысление проблемы доступа к социальной действительности. Познавательная деятельность социального учёного детерминирована физиологическими процессами, социальными интересами, культурными ограничениями, многие из которых
2 Barnes В. Relativism as a completion of the scientific project // The problem of relativism in the
sociology of (scientific) knowledge / Ed. by R. Schantz, M. Seidel. Frankfurt, Paris, Lancaster, New Brunswick:
Ontos, 2011. P. 23-40; Gellner E. Relativism and the social sciences. Cambridge: Cambridge University Press,
1985; Meja V., Stehr N. Social science, epistemology, and the problem of relativism // Social Epistemology. 1988.
Vol. 2, No. 3. P. 263-271.
3 Foucault effect. Studies in govemmentality / Ed. by G. Burchell, С Gordon, P. Miller. Chicago:
University of Chicago Press, 1991; Miller P., Rose N. Governing the Present: Administering Economic, Social and
Personal Life. Cambridge; Maiden: Polity Press, 2008; Скотт Дж. Благими намерениями государства. М.:
Университетская книга, 2005;. Asad Т. (ed.) Anthropology and the Colonial Encounter. London: Ithaca Press,
1973. Несмотря на внутреннюю неоднородность, данный подход объединяется критикой рациональности в
ницшеанском духе: «разум, отождествивший себя с наукой, претендует на рационализацию всего мирового
устройства, втискивает в своих схемы жизненную действительность», - так резюмирует эту позицию
В. Порус (Рациональность. Наука. Культура. M.: Гриф и К, 2002).
* Jacob P. What do mirror neurons contribute to human social cognition? // Mind and Language. 2008. Vol. 23, No. 2. P. 190-223; Spaulding S. Mirror neurons are not evidence for the Simulation Theory // Synthese. 2012. Vol. 189, No. 3. P. 515-534.
5 Turner S. Brains/practices/relativism: Social theory after cognitive science. London, Chicago: University of Chicago Press, 2002.
им самим не осознаются и воздействуют помимо его воли. Можно ли в таком случае рассчитывать на объективность социально-научного познания? Каким образом можно найти путь к действительности — к смыслу действия изучаемого объекта, к социальным причинам его поведения, к структурам его сознания? Как избежать подмены нового знания проекциями собственных представлений субъекта? Можно ли сформулировать соответствующие методические процедуры и где найти гарантии и критерии их выполнимости?
Одна из наиболее фундированных и обстоятельных философских трактовок проблем субъект-объектных отношений и данности действительности была предложена феноменологической философией. В известном введении в феноменологию Л. Эмбри следующим образом определяет её проблемное поле: «тема феноменологии - столкновение с объектами, как они встречаются нам»6. Развитый теоретический аппарат для прояснения модусов данности предметов и конституирования действительности субъектом делает феноменологию одним из наиболее перспективных направлений для исследования оснований социально-научного познания и поиска методологических решений.
Несмотря на это, до сих пор феноменологии не уделялось достаточного внимания в рамках философии социальной науки - дисциплины, сосредоточенной на обосновании возможности научного социального познания и определении критериев его истинности7. Причина, в первую очередь, состоит в том, что основной феноменологический метод прояснения способов данности предмета, метод редукции, традиционно считался нерелевантным для социально-научного познания. Согласно распространённому взгляду, феноменологическая редукция выводит
6 Эмбри Л. Рефлексивный анализ. Первоначальное введение в феноменологию. М.: Три квадрата,
2005. С. 29.
7 Turner S., Roth P. Introduction. Ghosts and the machine: Issues of agency, rationality, and scientific
methodology in contemporary philosophy of social science // The Blackwell guide to the philosophy of the social
sciences / Ed. by S. Turner, P. Roth. Maiden; Oxford: Blackwell Publishing, 2003. P. 2.
сознание в поле, недоступное эмпирической социальной науке, и поэтому феноменология отделена от социального исследования методологическим барьером8. По этой причине вне поля зрения философии социальной науки оставался оригинальный и продуктивный способ решения проблемы отношения субъекта познания к действительности, предложенный основателем феноменологии Э. Гуссерлем в. рамках учения о феноменологическом методе.
Однако возросший в последнее время в феноменологии интерес к
проблеме метода позволяет иначе взглянуть на соотношение методов
феноменологии и социальной науки. Феноменологическая философия
субъективности отталкивается от состояния захваченности
действительностью и решает задачу преодоления этого состояния посредством редукции. В связи с этим учение о редукции должно быть исследовано на предмет его эпистемологических возможностей в решении проблемы познавательного отношения к действительности в социальной науке.
Следует отметить, что философия социальной науки как область исследований не существует в отрыве от самой социальной науки и не может рассматриваться только как пропедевтика9. Этим обусловливается необходимость в постоянном критическом диалоге с основоположниками социальной науки, которые сформулировали ключевые проблемы её философского обоснования и предложили наиболее; влиятельные решения. Философские течения, составившие фундамент социальной науки, одновременно ограничивают круг доступных ей методологических ходов. Выявление базовых предпосылок, определяющих отношение социальной
8 Шюц А. Значение Э. Гуссерля для социальных наук // А. Шюц. Избранное: Мир, светящийся смыслом. М.: РОССПЭН, 2004. С. 151-160.
' Г. Зиммель указывал, что вопросы обоснования социальной науки должны решаться в рамках специальной еб субдисциплины - «философской социологии». Она занимается вопросами, которые «лишь в широком смысле можно обозначить как социологические, но которые .по характеру своему являются философскими» (Grundfragen der Soziologie. Individuum und Gesellschaft. Berlin; Leipzig: Sammlung GOschen, 1917).
науки к действительности, является актуальной задачей в свете вызовов, стоящих перед современной философией социальной науки. Только при условии хронологически корректного и методологически ориентированного сопоставления этих предпосылок с позициями феноменологической философии можно провести эпистемологический анализ возможностей феноменологического метода в социально-научном познании.
Степень разработанности темы
Общий контекст для сопоставления различных подходов к проблемам объективности и доступа к действительности в социальной науке формирует дискуссия об отделении гуманитарных наук от естествознания - так называемый «спор о методе». Спор вызвал полемику между многими влиятельными течениями в философии XX в., и поэтому выступает естественной точкой противопоставления аргументов с различных позиций, объединённых антинатуралистической ориентацией - герменевтики, феноменологии, неокантианства баденского и марбургского направлений. Одним из итогов спора о разделении наук стала закладка философской основы социальной науки и её академическая институционализация, осуществлявшаяся усилиями Г. Зиммеля, Э. Дюркгейма, М. Вебера, Ф. Тенниса, X. Фрайера. В ряде критических работ показано, что используемые в эмпирических социологических исследованиях методологические решения и их ограничения в сильной степени зависят от стоящих за ними теоретико-познавательных и метафизических предпосылок. Эта зависимость была продемонстрирована для разных направлений социальной науки Ф. Рингером10, Х.Х. Брууном", Р. Маккрилом12,
0 Ringer F. Max Weber's methodology. The unification of the cultural and social sciences. Cambridge-Harvard University Press, 1997.
Braun H.H. Science, values and politics in Max Weber's methodology. Aldershot: Ashgate Publishing,
12 Makkreel R. Dilthey: Philosopher of the human studies. New Jersey: Princeton University Press 1992
Ф. Дастюр13, Г. Вагнером14, Й. Хайлброном15, Ф. Ванденберге16, К.К. Кёнке , Г. Оуксом18, Дж. Роуз19. Среди отечественных исследователей философских предпосылок социальной науки следует отметить Ю.Н. Давыдова , П.П. Гайденко21, А.Б. Гофмана22, В.А. Куренного23, А.Ф. Филиппова24, Л.Г. Ионина25, Н.С. Плотникова26.
Современная философия социальной науки наследует у её основателей проблематику специфики социально-научного познания, его объективности и доступа к действительности. Наиболее значимые критические исследования в этой области выполнены Дж. Боманом27, П. Ротом , С. Тернером , С. Люксом30. Следует отметить, что в той или иной степени переосмысление результатов «спора о методе» осуществлялось едва ли не всеми известными социальными теоретиками. При этом, однако, доминирующая линия рецепции феноменологии, заданная А. Шюцем31 и продолженная
,J Dastw F. La problematique categoriale dans la tradition neokantienne (Lotze, Rickert, Lask) // Revue de Metaphysique et de Morale. 1998. No. 3. P. 389-403.
" Wagner G. Gelrung und normativer Zwang. Freiburg; Mflnchen: Karl Alber, 1987.
15 Heilbron J. The rise of social theory. Minneapolis: University of Minnesota Press, 1995.
16 Vandenberghe F. A philosophical history of German sociology. New York: Routledge, 2009.
" KOhnke K.C. Die Wechselwirkung zwischen Ditheys Soziologiekritik und Simmels Soziologischer Methodik // Georg Simmel. Critical Assessments. London, New York: Routledge, 1994. Vol. 2. P. 3-22.
" Oakes G. Weber and Rickert: Concept formation in cultural sciences. Cambridge; London: MIT Press, 1988.
" Rose G. Hegel contra sociology. London; Atlantic Highlands, NJ: Athlon, 1995 (1981).
20 Давыдов Ю. О. Конт и умозрительно-спекулятивная версия позитивной науки об обществе (Конт и Гегель) // История теоретической социологии. М.: Канон, 1997. Т. 1. С. 64-86.
Гайденко П. Научная рациональность и философский разум. М.: Прогресс-Традиция, 2003.
а Гофман А. Классическое и современное: Этюды по истории и теории социологии. М.: Наука,
2003.
23 Куренной В. Функции понимания в философии и методологии гуманитарных наук (На материале
немецкой философии XIX - начала XX вв.) // Логос. 2007. № 5. С. 3-20.
24 Филиппов А. О понятии теоретической социологии // Социологическое обозрение. 2008. Т. 7, № 3.
С. 75-114; Ясность, беспокойство и рефлексия: к социологической характеристике современности //
Социологическое обозрение, 2008. Т. 7, № 1. С. 96-117.
" Ионин Л. Понимающая социология. М.: Наука, 1979.
" Плотников Н. Жизнь и история. Философская программа Вильгельма Дильтея. М.; Дом интеллектуальной книги, 2000.
27 Bohman J. New Philosophy of Social Science: Problems of Indeterminacy. Boston: MIT Press, 1991.
2' Roth P. The philosophy of social science in the twentieth century: Analytic traditions: Reflections on the Rationalitatstreit // The Sage Handbook of the philosophy of social sciences / Ed. by I. Jarvie and J. Zamorra-Bonilla. London; Thousand Oaks: Sage, 2011. P. 103-118.
" Turner S. Explaining the normative. Cambridge; Maiden: Polity Press, 2010.
30 Lukes S. Different cultures, different rationalities? // History of the Human Sciences. 2000. Vol. 13, No. 1. P. 1-18.
" Шгац А. Феноменология и социальные науки // А. Шюц. Избранное: Мир, светящийся смыслом. М.: РОССПЭН, 2004. С. 180-201.
Г. Гарфинкелем , эксплицитно отвергает учение о редукции в качестве теоретико-познавательного решения для социальной науки. Показательным является высказывание Н. Лумана, который модифицировал редукцию в рамках своей теории социальных систем, но при этом констатировал, что многим редукция представляется скорее нервным расстройством, нежели методом33. Наибольший интерес в связи с использованием феноменологического метода в социологии представляют работы П. Бурдьё34, предложившего проект эпистемологии социальной науки, основанный на критике структур обыденного восприятия мира. Однако Бурдьё не обозначил ясных связей с феноменологическим методом и не предложил философского определения научности, которое подразумевается его концепцией. Вследствие этого теория познания Бурдьё редко связывается с феноменологической философией; важным исключением являются работы отечественных исследователей - Н.А. Шматко35, А.Т. Бикбова36 и особенно Ю.Л. Качанова37.
В рамках литературы, посвященной феноменологическому подходу к разделению наук, проблемам социальной науки уделяется мало внимания -данная литература фокусируется на изучении соответствующих трудов Э. Гуссерля. Интерес к этой теме возрос в последнее время в связи с публикацией циклов лекций «Природа и дух», прочитанных Гуссерлем в 1919 (повторён в 1921/22) и 1927 гг.38. Реконструкция подхода Гуссерля
32 Garfinkel G. Studies in ethnomethodology. Englewood Cliffs, New Jersey: Prentice-Hall, 1967. 31 Luhmann N. Sinn als Grundbegriff der Soziologie // Theorie der Gesellschaft oder Sozialtechnologie: Was leistet die Systemforschung? / Ed. by J. Habermas and N. Luhmann. Frankfurt: Suhrkamp, 1971. S. 30.
14 Bourdieu P. Meditations pascaliennes. Paris: Editions de Seuil, 2003: Bourdieu P., Passeron J.-C,
Chamboredon J.-C. Le mdtier de sociologue: prealables epistimologiques. Hague: Mouton de Gruyter, 2005 [1968].
15 Шматко H. Введение в социоанализ Пьера Бурдьв // П. Бурдьё. Социология политики. М.: Socio-
Logos, 1993. С. 7-26.
Бикбов А. БурдьеТХайдеггер: контекст прочтения // П. Бурдьё. Политическая онтология Мартина Хайдеггера. М.: Праксис, 2003. С. 197-244.
3 Качанов Ю. Начало социологии. СПб.: Алетейя, 1999.
31 Husserl Е. Narur und Geist. Vorlesungen Sommersemester 1919 / Husserliana Materialen IV. Dordrecht: Kluwer, 2002; Husserl E. Natur und Geist. Vorlesungen Sommersemester 1927 / Husserliana XXXII. Dordrecht: Kluwer, 2001.
осуществляется в работах П. Рикёра39, И. Керна40, У. Мелле41, Л. Ландгребе42, Э.В. Орта43, Д. Макинтоша44. В отечественной литературе данный вопрос затрагивался преимущественно в связи с отношением между феноменологией и психологией (см. работы Л.С. Выготского , В.А. Куренного46, И.А. Михайлова47, И.Н. Шкуратова48, А.А. Шиян49).
Исследования, посвященные проблеме редукции как методу феноменологического исследования, составляют отдельный корпус источников, и в настоящее время их число и значение заметно возрастают. Разные подходы к интерпретации редукции были ранее предложены в рамках феноменологии М. Шелером50, М. Мерло-Понти51, Ж.-Л. Марьоном32. Возможно, наибольший интерес в настоящее время вызывает учение о редукции, развитое Гуссерлем в поздних работах совместно с О. Финком . Среди последних критических исследований в данной области следует выделить, прежде всего, работы С. Люфта и, в первую очередь, книгу
39 Ricoeur P. Analyses et problemes dans Ideen II // P. Ricceur. A I'ecole de phenomenologie. Paris: Vrin,
2004.
40 Kem I. Husserl und Kant: Eine Untersuchung Uber Husserls Verhaltnis zu Kant und zum
Neukantianismus. Den Haag: Martinus Nijhoff, 1964.
41 Melle U. Nature and spirit // Issues in Husserl's Ideas II / Ed. by L. Embree, T. Nenon. Dordrecht:
Kluwer, 1996. P. 15-36.
42 Landgrebe L. Seinsregionen und regionale Ontologien in Husserls Phanomenologie // L. Landgrebe. Der
Weg der Phanomenologie. Das Problem einer ursprunglicher Erfahrung. Gutersloh: Gerd Mohn, 1967. S. 143-162.
4J Orth E.W. «Natur und Geist» in der husserlschen Phanomenologie // Phanomenologische Forschungen. 2003. S. 23-38.
44 Mcintosh D. Husserl, Weber, Freud, and the Method of the Human Sciences // Philosophy of the Social Sciences. 1997. Vol. 27, No. 3. P. 328-353.
" Выготский Л. Исторический смысл психологического кризиса // Л. Выготский. Психология развития человека. М.: Смысл; Эксмо, 2005. С. 11-89.
46 Куренной В. Психологизм и его критика Эдмундом Гуссерлем //Логос. 2010. № 5. С. 166-182.
"Михайлов И. Переписка Дильтея и Гуссерля//История философии. 1997. № 1.С. 71-80.
41 Шкуратов И. Феноменологическая психология Э. Гуссерля: опыт имманентной критики. M.: Современные тетради, 2004.
49 Шиян А. Один путь психологии и куда он ведёт//Логос. 2010. № 5. С. 154-165.
50 Шелер М. Положение человека в космосе // Проблема человека в западной философии. M.:
Прогресс, 1988. С. 31-95; Феноменология и теория познания // Шелер M. Избранные произведения. M.:
Гнозис, 1994.
51 Мерло-Понти M. Феноменология восприятия. СПб.: Ювента, Наука, 1999.
32 Marion J.-L. Reduction et donation. Recherches sur Husserl, Heidegger el la phanomenologie. Paris: PUF, 2004.
" Fink E. VI. Cartesianische Meditation. Teil I: Die Idee einer transzendentalen Methodenlehre / Husserliana Dokumente II/I. Dordrecht: Kluwer, 1988.
«Феноменология феноменологии»54. Важные рассуждения о методе феноменологии у Гуссерля содержатся также в работах Э. Штрёкер35, И. Керна56, К. Хельда57, В. Бимеля58, М. Фишера59, Х.Р. Зеппа60. Для настоящего исследования особое значение имеет работа А. С. Стаити, в которой рассматривается связь между подходом Гуссерля к разделению наук и его учением о методе6 . Среди отечественных авторов проблемы метода феноменологии глубоко исследовали Н.В. Мотрошилова62, В.И. Молчанов63, А.Г. Черняков64, А.В. Ямпольская65.
Объект и предмет исследования
Объектом данного исследования являются основные философские концепции, определяющие специфику познавательного отношения субъекта к действительности в социальной науке, вытекающие из них взгляды на особенности предмета и метода объективного социально-научного познания.
" Luft S. "Phanomenologie der Phanomenologie": Systematik und Methodologie der Phanomenologie in Auseinandersetzung zwischen Husserl und Fink. Dordrecht: Kluwer, 2002; Subjectivity and lifeworld in transcendental phenomenology. Evanston: Northwestern University Press, 2011.
" Stroker E. Das problem der Epoche in der Philosophie Edmund Husserls // Annalecta Husserliana. 1971. Vol. l.S. 170-185.
!S Kern 1. The three ways to transcendental phenomenological reduction in the philosophy of Edmund Husserl // Husserl: expositions and appraisals / Ed. by F. Elliston & P. McCormick. Notre Dame: University of Notre Dame Press, 1977. P. 126-149.
" Held K. Husserls neue Einfilhrung in die Philosophie: Der Begriff der Lebenswelt // Lebenswelt und Wissenschaft. Studien zum Verhaltnis von Phanomenologie und Wissenschaftstheorie / Hrsg. von C.F. Gethmann. Bonn: Bouvier Verlag, 1991. S. 79-113.
31 Biemel W. Zur Bedeutung von Doxa und Episteme im Umkreis der Krisis-Thematik // Lebenswelt und Wissenschaft in der Philosophie Edmund Husserls / Hrsg. von E. Stroker. Frankfurt: Vittorio Klostermann, 1979. S. 10-22.
" Fischer M. Differente Wissensfelder - einheitlicher Vernunftraum. Ober Husserls Begriff der Einstellung. MUnchen: Wilhelm Fink Verlag, 1985.
60 Sepp H.R. Epoche vor Theorie // Epoche und Reduktion: Formen und Praxis der Reduktion in der
Phanomenologie / Hrsg. von R. Ktlhn, M. Staudigl. Wtlrzburg: Konigshausen & Neumann, 2003. S. 199-212.
61 Staiti A. Geistigkeit, Leben und geschichtliche Welt in der Transzendentalphanomenologie Husserls.
WUrzburg: Ergon, 2010.
2 Мотрошилова H. «Идеи I» Эдмунда Гуссерля как введение в феноменологию. М.: Феноменология - Герменевтика, 2003.
63 Молчанов В. Аналитическая феноменология в «Логических исследованиях» Эдмунда Гуссерля // Э. Гуссерль. Логические исследования. М.: Гнозис, 2001. С. 13-58.
Черняков А. Феноменология как строгая наука? Парадоксы «последнего обоснования // Историко-философский ежегодник 2004. M.: «Наука», 2005. С. 360-400.
Ямпольская А. Феноменологическая редукция как философская конверсия // Вопросы философии. 2012. №9. С. 157-166.
Предмет данного исследования составляют эпистемологические возможности метода феноменологической редукции в контексте наукоучения Э. Гуссерля и значение данного метода для философии социальной науки.
Цель и задачи исследования
Цель данной работы состоит в историко-теоретической реконструкции метода феноменологической редукции и обосновании его значения для социально-научного познания.
Достижение этой цели предполагает решение следующих задач:
-
Выявление ключевых теоретико-познавательных и онтологических предпосылок, на которых базируется социальная наука. Это позволит очертить круг философских ресурсов, используемых для решения методологических проблем социально-научного познания, и выделить их ограничения.
-
Сопоставление концепций действительности в наиболее влиятельных проектах социальной науки и реконструкция их истоков. Тем самым определяется философское содержание понятия «действительность» в ведущих теориях социально-научного познания.
-
Экспозиция феноменологической альтернативы основным проектам разделения наук, предложенной Э. Гуссерлем. Данный анализ проводится с акцентом на методе и месте наук о духе в системе наук.
-
Раскрытие содержания феноменологической редукции в контексте сравнения методов феноменологии и науки о духе. Решение данной задачи предполагает критический разбор идеи научности и анализ условий, при которых науки о духе могут удовлетворять критериям научности.
-
Определение границ, а также эпистемологических и онтологических следствий применения метода феноменологической редукции в социальной науке. Тем самым определяется, какие философские
позиции должны быть приняты социальной наукой, опирающейся на метод редукции, и в чём могут состоять результаты такой рецепции.
Методологическая основа исследования
Исходя из того, что метод должен быть адекватным предмету, в настоящем исследовании мы будем в первую очередь использовать критический метод, чтобы определить, на что может рассчитывать социальная наука, руководствующаяся методом редукции. Тем самым мы задаём теоретический статус данной работы: не отрицая значения натурализованной эпистемологии в её различных версиях, мы сознательно делаем выбор в пользу нормативного подхода. Мы будем руководствоваться вопросом о том, как должно осуществлять социально-научное познание, и поэтому наши рассуждения будут обладать нормативным содержанием.
Для решения поставленных задач мы предпринимаем историко-генетическую реконструкцию, чтобы восстановить содержание ключевых для данного исследования понятий и определить их взаимное соотношение. Это даст возможность также проследить трансформацию наиболее значимых идей. Наконец, это позволит определить семантическое пространство основных понятий работы, зафиксировать их смысл с опорой на значимые для данной работы философские традиции.
Сравнительный метод даст нам возможность выявить проблемные поля, разработка которых объединяет различные интересующие нас позиции, а также обнаружить отличия между этими позициями, проявившиеся как в непосредственной полемике, так и в общей дивергенции философских школ.
Научная новизна исследования
1. В диссертации выявлены интеллектуальные истоки проблематизации отношения к действительности в социальной науке и определены противоречия, которые заложены в теоретико-познавательный
фундамент социальной науки. Предложена философская реконструкция, которая позволяет зафиксировать общие эпистемологические и метафизические предпосылки различных версий социальной науки.
-
Реконструированы и сопоставлены различные подходы к проблеме разделения наук, разработанные Э. Гуссерлем, выдвинуто объяснение их эволюции и продемонстрировано их значение для феноменологии. Предложены аргументы в пользу невозможности последовательно провести разделение наук на основании дифференциации региональных онтологии.
-
Предложен критический анализ полемики между феноменологией, неокантианством и герменевтикой в рамках «спора о методе». Показана актуальность феноменологического подхода к разделению наук для решения основополагающих проблем социальной науки.
-
Проанализировано содержание учения о методе в работах позднего Гуссерля и продемонстрирована связь между учением о редукции и систематикой наук. Раскрыто содержание идеи феноменологии как универсальной науки о духе и эксплицирована связанная с ней концепция научности.
-
Продемонстрировано, что учение о редукции и связанное с ним понимание научности может быть использовано для решения проблемы отношения субъекта к действительности в эпистемологии социальной науки.
-
Предложена интерпретация эпистемологии П. Бурдьё - одного из наиболее авторитетных и философски ориентированных проектов в социальной науке. Интерпретациях позиций учения о редукции позволяет избавиться от противоречий в методологии эмпирического исследования, сформулировать последовательную нормативную концепцию социально-научного познания и добиваться новых результатов на уровне конкретных исследований. Предложена аргументация в пользу решения задачи феноменологической критики феноменологии средствами социальной науки.
Основные положения, выносимые на защиту
1. Теоретико-познавательные основания социальной науки
формируются как ответы на два основных вызова: а) требование обоснования
научности; б) требование обоснования автономии социально-научного
познания. В социальной науке наиболее влиятельным ответом на эти вызовы
стала неокантианская модель «науки о действительности».
2. Данная модель с самого начала содержала в себе ключевое
противоречие между императивом понимания исторического своеобразия
действительности (требованием «приближения к действительности»), с
одной стороны, и критическим противопоставлением разума
«иррациональной действительности», с другой стороны. Несмотря на
значительные достижения эмпирических социальных наук, указанное
противоречие ставит под сомнение их притязания на объективное познание
действительности.
3. Феноменологическое разделение наук на основании разграничения
равноправных регионов бытия «природа» и «дух» и коррелятивных им
субъективных установок несостоятельно, поскольку основывается на
онтологическом преимуществе духа над природой, что не позволяет
философии занять метанаучную позицию по отношению к наукам о духе.
Кроме того, идея наук о духе, практикуемых в естественной установке, не
удовлетворяет разработанному Э. Гуссерлем критерию научности, так как в
таких науках сохраняется наивное полагание окружающего мира.
4.- Альтернативой данному проекту разделения наук является концепция трансцендентальной феноменологии как единственной подлинной универсальной науки о духе. В качестве её предмета выступает духовный мир - общественно-историческая действительность, данная в допредикативном опыте.
5. Универсальная наука о духе определяется следующими
особенностями: её началом является состояние захваченности
непосредственно переживаемой действительностью, её целью -
эпистемологический прорыв посредством критической объективации доксы,
а её методом - феноменологическая редукция.
-
Социально-научное познание представляет собой реализацию идеи универсальной науки о духе. В этом качестве трансцендентальная феноменология выступает теоретико-познавательной и методологической альтернативой неокантианскому представлению о соотношении между субъектом социально-научного познания и действительностью, находящемуся в основании классической и, опосредованно, современной социологии.
-
Действительность исходно дана в наивно-естественной установке, и адекватным способом социально-научного познания действительности является преодоление самоочевидности посредством редукции. Решение этой задачи имеет эпистемологическое (прояснение социально-исторических условий конституирования доксы), экзистенциальное (схватывание субъектом собственной действительности) и методологическое (критика редукции в её фактичности) значение.
Научно-практическая значимость работы
Выводы данной работы могут быть использованы при разработке методологических рекомендаций для социального исследователя и при оценке объективности и общезначимости выводов социальных исследований.
Материал данной работы используется при чтении курса «Рефлексивная социология», а также может быть задействован при чтении основных и специальных курсов по философии и методологии социальной науки, феноменологии, истории западной философии.
Апробация результатов работы
Основные положения и результаты исследования были отражены в выступлениях автора и прошли обсуждение на академических семинарах и конференциях, среди которых:
13-й Ежегодный Круглый Стол по философии социальной науки (Париж, Высшая Нормальная Школа, 2011). Доклад «Reflexivity at the crossroads: From reflexive objectivation to reflexive subjectification»;
XVI международный симпозиум «Пути России» (Москва, МВШСЭН, 2009). Доклад «О возможности рефлексивной социологии: от действительности к недействительности»;
Летняя школа ВШЭ «Неоинституциональный поворот в социальных науках» (Подмосковье, 2009). Доклад «Возможна ли институционализация перманентной рефлексии? Постановка проблемы полвека спустя»;
XXII Международный конгресс по философии (Сеул, Сеульский национальный университет, 2008). Доклад «Sense in epistemology of social science».
Структура диссертации
Идея «науки о действительности» в контексте спора о методе
Работы Риккерта стали развитием полемики между неокантианским и дильтеевским подходами к разделению наук. Продолжая мысль Виндельбан-да о том, что специфика исторического знания определяется теми логическими средствами, которые историк использует при обработке опыта, Рик-керт предложил различать «естественные» и «культурные» науки (науки о природе и науки о культуре). Терминология Дильтея не кажется ему «безусловно неверной», однако понятие «духа» представляется рискованным в силу того, что явления духовной жизни также могут подвергаться естественнонаучному исследованию; метафизическое же понимание «духа» связано со спекулятивным идеализмом и неспособно обеспечить историческому знанию подлинно научное обоснование. Риккерт не отвергает полностью содержательное разделение наук, но стремится избежать картезианского дуализма. Поэтому он предлагает выделить культуру как самостоятельный предмет науки, выходящей за пределы естествознания, однако при этом термин «культура» сам по себе не предоставляет этой науке онтологического обоснования (как и природа сама по себе ещё не обосновывает естествознание), но нуждается в теоретико-познавательном истолковании с формальных, логических позиций [Риккерт 1998а: 52-55]. Схема, которую Риккерт противопоставляет Дильтею, на первый взгляд кажется кантианской. Фактически он предлагает два пути к наукам о культуре - содержательный, который разворачивается в «Науках о культуре и науках о природе», и формальный, выбранный в «Границах естественнонаучного образования понятий». Однако по сути оба пути ведут к признанию того, что содержательные различия между науками, ограничения их предмета могут быть объяснены только с позиций критики дискурсивного познания. Ключевую роль в разделении наук
Риккерт отводит направленное ти познающего разума, его «интересу». Этот интерес может быть направлен как на познание универсального в вещах, так и на индивидуальное, уникальное в них; если первое доступно естествознанию, то второе неизбежно ускользает от него. «Наука о том, что не приурочено ни к какому определенному времени, но имеет силу всюду и навсегда, при всей её ценности, не способна высказывать решительно ничего относительно того, что действительно существует в определённых пунктах пространства и времени и что произошло лишь один раз в том или ином месте, в тот или иной момент» [Риккерт 1997: 223]. Интерес, в свою очередь, обусловливает понятийное мышление - в этом отношении Риккерт добавляет ясности в сравнении с позицией Виндельбан-да. Специфика наук о культуре состоит не в их предмете и даже не в их методе, если понимать под этим только способ заключения, но в их подходе к образованию понятий. Кантианский характер этого построения легко усмотреть в том, что риккертовское различение базируется на фокусе познающего субъекта: при изменении направленности интереса мы обязаны методически, понятийно обрабатывать объект иным образом, и потому входим в новую науку. Инте pec, как и неразрывно связанный с ним метод, следует тогда рассмагривагь как модус данности мира субъекту. Никакого иного доступа к миру у нас не существует, и потому предположение о том, что мир внутри себя членится на природу и культуру, представляет собой просто метафизическую спекуляцию.
Подход Риккерта выглядит тогда как попытка прийти к разделению-наук с помощью трансцендентальной философии. Кантовский вопрос о возможности природы должен быть более тщательно проработан с тем, чтобы учесть все возможные способы данности мира субъекту. Концептуализация предмета познания, которую предлагает Риккерт, казалось бы, всецело подтверждает такое прочтение. Последовательное кантианское рассуждение должно было бы исключать для разума возможность делать какие бы то ни было утверждения о предмете за пределами того доступа к нему, который обеспечивается разумом. Существование трансцендентного разуму предмета может лишь постулироваться, однако за пределами его познаваемости с помощью разума он остаётся совершенно непознаваемым. И в самом деле, на роль предмета познания Риккерт предлагает понятие действительности, которое вполне соответствует этим требованиям. Во-первых, действительность едина, так как нам противопоставлен единый мир, данный в чувственном опыте: «в этом смысле справедливо, что может быть только одна наука, потому что существует только одна действительность» [Риккерт 1998а: 53]. Во-вторых, хотя это и означает, что действительностью занимается любая наука, сообразно способу обработки опыта может достигаться большая или меньшая близость к этой действительности. Поскольку естествознание ищет наиболее общих форм знания, наиболее универсальных законов, оно тем самым абстрагируется от конкретности действительности. Стало быть, разделение наук лежит строго на стороне субъекта и должно быть проведено с помощью трансцендентально-философского анализа.
Регионы бытия и специальные теоретические установки
Исходный вопрос, который направляет Гуссерля во всех исследованиях природы и духа, состоит в том, «каким образом трансцендентные предметы (для которых у нас пока есть совсем неясные названия «природа» и «дух») а priori даны как корреляты внешних наглядных представлений?» [Husserl 2002: 119/Hua Mat IV: 119]. Первое и важнейшее онтологическое различение, которое Гуссерль разработал в «Идеях II» и которое впоследствии оказало большое влияние на его позднюю феноменологию, проводится между природой в обычном смысле и природой как предметом естествознания. В естествознании конституирование природы как предметности происходит посредством абстрагирования от любых ценностных и практических предикатов и исключительно теоретической, незаинтересованной деятельности сознания [Husserl 1952: 1-3/HuaIV: 1-3]. Для того, чтобы предметы были даны именно как предметы природы, требуется осуществить «демонтаж» (Abbau) смыслов, которыми наделяются предметы, т.е. выйти к «чистому опыту». В рамках генетического анализа Гуссерль подчёркивает, что любой предмет не существует в неизменном виде и, стало быть, не может быть дан дважды одинаковым образом. На него всё время напластовываются предикаты, которые образуют «слои знания». Лишь демонтировав эти слои, мы можем получить вещь чисто как материальную вещь: «предикативное определение не может отсылать к другому предика тивному определению in infinitum. Должна быть возможной исходная данность, без логико-апперцептивных смысловых содержаний» [Husserl 2004: 290/Hua XXXVII: 290]39. Таким образом, констатируя существование такой предметности, как природа, и соответствующего особого конститутивного синтеза сознания,
Гуссерль исходит из факта существования естествознания. То, что можно выделить особенности того способа, которым предметности даны естествознанию, служит для Гуссерля достаточным основания для выделения природы как особого региона, притом именно как соответствующего естественным наукам. Из этого с очевидностью вытекает историчность природы как региона (а вместе с тем и изменчивость классификации регионов вообще), и в дальнейшем Гуссерлю понадобится инструмент для анализа этой историчности. В картезианском ключе Гуссерль разделяет природу на материальную и одушевлённую. К сущности природы относится то, что составляющие её предметы являются вещами; материальные вещи отличаются от одушевлённых протяжённостью [Husserl 1952: 28/Hua IV: 28]. Находясь во времени-пространстве, они могут быть выделены из материальной субстанции путём определения их отношения к их «обстоятельствам». Таким образом, материальные вещи всегда определяются только в своей относительности и даны естественной науке в их каузальной зависимости от обстоятельств [Husserl 1952: 41-43/Hua IV: 41-43]. Однако отождествление природы как предметности с естественнонаучным опытом требует решения ряда традиционных философских проблем, относящихся к области трансцендентальной эстетики. Идея конституирования природы в сознании ничего не говорит о чувственных восприятиях и о том, какую роль они играют в том, что трансцендентные предметы вообще становятся возможными. Необходимо описать «нижний», чувственный уровень процесса восприятия.
Здесь Гуссерль вводит понятие живого тела (Leib), которое он называет «носителем нулевой точки ориентации, носителем здесь и сейчас, из которого чистое я созерцает пространство и весь смысловой мир. Таким образом, каждая являющаяся вещь ео ipso находится в отношении ориентации к живому телу» [Husserl 1952: 56/Hua IV: 56]. На уровне натуралистического опыта вещи действует следующая ступенчатая модель конституции реального мира. Из множественности «чувственных вещей» (aiestheta) выстраивается единство пространственной формы. При этом чувственные вещи организуются вокруг живого тела (которое тоже может быть рассмотрено как чувственная вещь) как центральной точки ориентации. Затем чувственные вещи становятся реальными вещами за счёт конституирования «системы реальных свойств», т.е. системы причинно-следственных связей между вещами [Husserl 1952: 65/Hua IV: 65]. Однако с «живым телом» связана не только материальная, но и одушевлённая природа. Гуссерль пытается изобразить дело так, будто бы тело оперирует как буфер между этими видами природы: «ясно, что душевный субъект не связан исходно с живым телом (Leibkorper) как материальной вещью, а с присоединёнными к нему переживаниями - опосредованно, но как раз наоборот: душевный субъект обладает некоторой материальной вещью как своим живым телом, потому что он одушевлён, т.е. потому что он обладает душевными переживаниями, которые в смысле человеческой апперцепции особенным, внутренним образом связаны с телом воедино» [Husserl 1952: 121/Hua IV: 121]. Таким образом, живое тело одновременно является органом восприятия материальных вещей и своего рода «контейнером» для души, в силу чего оно всегда уже «здесь со мной». В живом теле осуществляется локализация ощущений: несмотря на то, что душевная жизнь не облада ет протяжённостью, она всё же может быть опространствлена именно благодаря живому телу. Следующий шаг должен состоять в связывании локализованного чувственного опыта с сознанием. Однако переживания сознания не могут быть локализованы (они не находятся в моей голове или в моём теле). Впрочем, благодаря тому, что они имеют чувственную основу, сохраняется возможность связать их с пространством, центром которого является живое тело [Husserl 1952: 149-153/Hua IV: 149-153]. Но что означает такая «связь»? Если чувственные данные являются основой сознания, т.е. оно фундировано в них, то настоящий вопрос должен состоять в том, как сознанию удаётся избежать
Персоналистическая установка как естественная установка
Ключевое различие между каузальными и мотивационными связями может быть показательным образом проиллюстрировано на примере понятия «тела», которое является в гуссерлевой онтологии пограничным между двумя установками. В то время как в натуралистической установке происходит «интроекция» души в живое тело в целях построения экспериментальной психологии, в персоналистической установке, напротив, живое тело получает свои способности от меня: «не может быть никакой речи о том, что я уже заранее застаю себя и своё cogito как нечто в теле, фундированное в нём и локализованное в нём как дополнение к нему. Как раз наоборот: тело - это моё тело, и оно моё в первую очередь как мой визави, мой предмет, гак же как моим предметом является дом» [Husserl 1952: 212/Hua IV: 212]. Тело - это не часть Я, но, напротив, оно, как и всякий предмет, входит в не-Я. Однако здесь вновь обнаруживаются вопросы, которые остались неразрешёнными в рамках анализа натуралистической установки. Если тело и другие предметности, которые я конституирую в окружающем мире, являются моими, есть ли в этом мире место чувственному опыту? Или же описание чувственного опыта может быть получено только при переходе в натуралистическую установку? Чтобы решить эту проблему, Гуссерль вновь обращается к слоевой модели, развитие которой в ходе анализа природы оборвалось-на связи чувственного опыта с сознанием.
Однако теперь рассуждение разворачивается со стороны сознания. Как указывает Гуссерль, личность обладает «двойной субъективностью», т.е. может быть разделена на две ступени: высшую, в собственном смысле духовную, и «тёмный подслой», который составляют свойства характера, исходные и скрытые диспозиции. Гуссерль называет этот слой «общим стилем» субъекта, или его «хабитусом», в котором в виде прочной структуры осаждаются все его привычные способы поведения. При этом высшая ступень зависит от подслоя, а тот, в свою очередь, зависит от природы. К этой «природной стороне» духа относятся простейшие ощущения, влечения, а также функция внимания [Husserl 1952: 276-279/Hua IV: 276-279]. Эта чувственная, «самая нижняя» часть субъекта есть душа, и именно она составляет вместе с активным, «занимающим позицию» субъектом единство личности. Отличительные характеристики личности, её «хабитус», или «тип», обнаруживаются на обоих уровнях и оказываются связанными друг с другом. Мои позиции зависят не только от моих предыдущих позиций, но и от моих диспозиций, находящихся на уровне душевного подслоя. Значит ли это, что здесь, наконец, происходит «встреча» двух установок - персонали-стической и натуралистической? Гуссерль отметает это предположение: речь идёт о «духовной душе», которая не определяется психофизически (или, как осторожно выражается Гуссерль, «нет необходимости определять её таким образом») [Husserl 1952: 280/Hua 1952: 280]. Очевидно, здесь возникает необходимость разобраться с соотношением между природой и духом, как они были до сих пор определены, и с поэтически соответствующими им установками. Несложно понять, почему Гуссерль воздерживается от того, чтобы постулировать природу (естественнонаучную природу) в качестве подслоя духа, которым она становилась бы посредством души.
Поскольку в естественнонаучной природе действуют причинно-следственные отношения, в таком случае не было бы никакой возможности избежать действия этих отношений на уровне духа, который, согласно Гуссерлю, зависит от своего подслоя. Причём это не просто означало бы, что таким образом обосновывается естествознание духа (для этого достаточно просто рассматривать все феномены духа как материальные вещи), но и приводило бы к тому, что естествознание духа оказывается единственным способом исследования духа, т.е. теряется то поле субъективности, которое открыла гуссерлева феноменология. Следовательно, проблема должна быть решена другим образом. Как пишет Гуссерль, «духовное Я зависит от души, а душа - от живого тела: стало быть, духовное Я обусловлено природой. Однако из этого не следует, что оно находится по отношению к природе в отношении каузальной зависимости. Оно обладает подслоем, который условно зависим; как дух оно обладает душой, комплексом природных диспозиций, которые в качестве таковых обусловлены физической природой и зависят от неё» [Husserl 1952: 281/Hua IV: 281]. Поскольку до сих пор вводилось только два вида зависимости - каузальная и мотивационная, и ни один из них очевидным образом здесь не применим, это рассуждение выглядит неубедительным. Гуссерлю приходится удваивать понятия: душа и живое тело должны быть обращены одновре--менно и к природе, и к духу (поэтому как о душе, так и о живом теле можно говорить одновременно в двух смыслах). Они играют роль своего рода «переключателя» между каузальной и мотивационной зависимостью [Husscrl 1952: 284-286/Hua IV: 284-286], однако характер зависимости между этими двумя видами зависимости всё же остаётся неясным. Для того чтобы справиться с этой трудностью, Гуссерль постулирует «онтологическое превосходство духа над природой». Это решение, к которому Гуссерль приходит в «Идеях И», согласуется с общим замыслом работы, который состоял в феноменологическом описании конституирования основных предметностей, т.е. в прояснении их смысла.
Границы природы как региона обнаруживаются в субъекте как конституирующем сознании: «субъекты не могут стать природой, раствориться в ней, ибо тогда исчезло бы то, что придаёт природе смысл» [Husserl 1952: 297/Hua IV: 297]. Природа относительна, в то время как дух абсолютен: исчезновение природы не означало бы исчезновения духа, зато природа без духа невозможна. Таким образом, конституирование природы оказывается для Гуссерля решающим аргументом в пользу того, что регионы бытия онтологически не равны. Первые две части «Идей II», посвященные природе и душе, можно в некотором смысле понимать как последовательную экспозицию натуралистической метафизики, которая самому натурализму не под силу из-за того, что он не в состоянии подняться на уровень чистого сознания. Всё изложение проблематики природы и души происходит как бы из натуралистической перспективы благодаря тому, что Гуссерль фактически исследует натурали
Метод редукции и идея подлинной науки
В рамках анализа гуссерлевой системы наук мы указывали, что каждому типу наук соответствует особая установка - т.е., особый опыт мира и, коррелятивно, особое сознание. Границы между науками обозначены границами между установками - то есть, для того, чтобы перейти из одного типа наук в другой, следует сменить установку. Если двигаться по гуссерлевой системе в сторону «удаления» от естественным образом данного жизненного мира (которому в исходной системе соответствовали конкретные науки о духе), то в значительном числе случаев (если не во всех) смена установки будет связана с осуществлением редукции опыта. Это верно в случае перехода от конкретных к эйдетическим наукам, поскольку последние требуют эйдетической редукции, которая позволяет усматривать безусловно необходимые сущности. Это, по всей видимости, верно и при переходе из региона духа в регион природы, так как в этом случае требуется исключить из исходно данного окружающего мира всякую субъективность и полагать мир как составленный из вещей по себе, управляемых законами причинности. Наконец, это безусловно верно при переходе из региональных наук в трансцендентальную феноменологию, поскольку он означает приостановку веры в любые предметности, трансцендентные моему сознанию и, тем самым, возврат к чистому сознанию. С другой стороны, мы отмечали, что в период, когда Гуссерль разрабатывает свою систематику наук, у него отсутствует ясное понимание самой идеи «научности». Применительно к обсуждаемой в нашей работе проблематике наук о духе это означало, что такие науки имеют сомнительный статус: несмотря на то, что они получают своё место в системе наук, неясно, на чём зиждется их научность.
Однако по мере эволюции в воззрениях, когорую мы проследили выше, понятие научности кристаллизуется всё более ясно. Параллельные изменения претерпевает и учение о редукции, которое уже в исходной систематике наук служило для обозначения отличий научного опыта от опыта повседневного. В «Идеях» редукция выступала в качестве логического приёма par excellence, так что к ней вполне подходит характеристика Д. Ломара, который характеризует редукцию как метод, который «позволяет выйти в поле опыта, в котором не содержится (или ещё не содержится) позиция, легитимность которой только предстоит выяснить», т.е. как способ избежать petitio principii [Lohmar 2003: 93]. Впервые введённая Гуссерлем в лекциях 1907 г., редукция фигурирует в «Идеях 1» как «сжохц», т.е. «заключение в скобки» или «выключение» «генерального тезиса естественной установки», т.е. воздержание от постулирования существования предданного нам мира [Husserl 1976: 65/HuaIIl/I: 65]. Методическая функция редукции, выключающей предметности - «постоянно напоминать нам о том, что соответствующие сферы бытия и познания принципиально лежат вне той трансцендентально-феноменологической сферы, которая должна быть подвергнута исследованию» [Husserl 1976: 130/Hua 11 I/I і 130]. Иными словами, редукция обедняет, редуцирует мир и тем самым обеспечивает доступ к трансцендентальному сознанию - путь в сферу, которая должна быть подвергнута интенциональ-ному анализу для того, чтобы разъяснить возможность опыта мира, т.е. более богатой сферы. С помощью редукции всё не доказанное, т.е. не получившее феноменологического обоснования, регистрируется в качестве наивно принимаемого на веру в естественной установке.
На этом этапе мышление Гуссерля остаёт ся преимущественно математическим и формально-логическим, о чём свидетельствует и разрабатываемая им классификация наук, подчинённая принципу поиска последнего обоснования и не проблематизирующая фигуру классификатора. Впоследствии, однако, ситуация меняется по мере того, как интерес Гуссерля обращается к феноменологическому разъяснению логических оснований познания и, в первую очередь, к редукции как особому способу обращения с предданным миром. В попытках самоосмысления феноменологии её основной методический приём, редукция, из простой техники обоснования превращается в точку перехода от наивности к науке - перехода, который совершает всё греко-европейское человечество и для которого феноменология является не меньше, но и не больше, чем квинтэссенцией. Несмотря на то, что словосочетание «наивная наука» применительно к конкретным эмпирическим наукам не пропадает из словаря Гуссерля, по мере развития его воззрений на науку оно всё больше выглядит как оксюморон. Напротив, всё большую роль начинает играть понятие «подлинной науки», которое поначалу употреблялось Гуссерлем спорадически, однако затем стало обозначать «идею науки», полученную путём философской рефлексии, или же науку, соответствующую идее научности. Подлинная наука обозначает не какую-либо уже существующую науку (в отличие от «наивной науки»), но скорее регулятивный идеал, к осуществлению которого наука должна стремиться. Этот идеал у Гуссерля неизменно состоит в обнаружении последних аподиктических истин, однако его достижение возможно только путём разрыва с наивностью, присущей естественной установке. Проблема специальных наук состоит в том, что, полагая свой предмет некритически, они вынуждены пребывать в состоянии наивности, т.е. для них остаётся недоступным смысл их основных понятий. Именно из-за этого они не в состоянии найти правильный метод исследования своего предмета. Как следствие, их необычайные достижения сопровождаются огромным разочарованием в них - будучи успешными в роли чистой техники, они не могут дать никакого знания о своём предмете, которое выходило бы за пределы технического, а потому смысл их существования оказывается неясным, и вера человечества в науки пропадает. Выход состоит в том, чтобы разъяснить смысл базовых понятий и предметностей специальных наук, обратившись к источнику их конституирования - к жизненному миру. Однако чтобы сделать это, требуется поставить под сомнение не только отдельные предметы