Содержание к диссертации
Введение
Глава 1. Понятие структуры диалектического противоречия в материалистической диалектике 16
1.1. Определение ключевых понятий настоящего исследования 16
1.2. Анализ структуры диалектического противоречия в работах К. Маркса, предшествовавших выходу «Капитала» 32
Выводы из первой главы 58
Глава 2. Вопрос о структуре диалектического противоречия в «Капитале» К. Маркса: концептуальный анализ 62
2.1. Решение вопроса в рамках гносеологической школы материалистической диалектики 62
2.2. Решение вопроса в рамках онтологической школы материалистической диалектики 78
2.3. Решение вопроса в рамках гносеологически-силлогистического направления в материалистической диалектике 95
Выводы из второй главы 106
Глава 3. Теоретико-методологическое значение решения проблемы структуры диалектического противоречия 113
3.1. «Капитал» К. Маркса и вопрос о необходимости разработки новых конкретно-исторических концепций диалектического противоречия 113
3.2. Преодоление недостатков современных научно-философских попыток осмысления нелинейности природных и общественных процессов 125
Выводы из третьей главы 143
Заключение 148
Литература и источники 154
- Анализ структуры диалектического противоречия в работах К. Маркса, предшествовавших выходу «Капитала»
- Решение вопроса в рамках гносеологической школы материалистической диалектики
- Решение вопроса в рамках гносеологически-силлогистического направления в материалистической диалектике
- Преодоление недостатков современных научно-философских попыток осмысления нелинейности природных и общественных процессов
Введение к работе
Актуальность темы диссертационного исследования. В течение последней четверти века, в силу известных общественно-политических процессов, наблюдается не только ослабление интереса к диалектико- материалистической проблематике среди отечественных ученых и философов, но и масштабная критика материалистической диалектики. Преодолевая пороки советского периода с его широко распространенной догматизацией и идеологизацией философии, научно-философская общественность нашей страны не сумела провести четкой границы между идеологическими и теоретико-методологическими аспектами материалистической диалектики. Под видом критики формы часто критикуют содержание, упуская из виду то обстоятельство, что с точки зрения содержания в теории и методологии материалистической диалектики имеется большое количество актуальных вопросов, требующих своевременного решения. Нельзя забывать, что, отказываясь от устаревшей формы, мы порой рискуем выплеснуть с водой и ребенка.
Сегодня мы имеем дело с изменившейся формой развития материалистической диалектики, к которой продолжают применять устаревшие шаблоны и подходы, многие из которых не менялись на протяжении десятилетий. В рамках такой ситуации невозможно адекватно оценить состояние изменившейся формы и содержания материалистической диалектики и выработать по отношению к ней новые теоретико- методологические модели. Поэтому в наши дни необходимо разобраться в проблемах существующей теории и методологии материалистической диалектики, чтобы найти возможные ориентиры для будущих исследований на пути создания действительно адекватных теоретических моделей.
Коренной проблемой материалистической диалектики является проблема диалектического противоречия. Понятие диалектического противоречия, введенного в философский оборот для обозначения внутреннего источника движения вещей, по мнению автора настоящей работы, необходимо каждому философу и ученому, признающему, что весь мир, представленный в единстве его многообразия, есть процесс. Стало быть, динамика бытия этого мира, полагаемого как процесс, всегда нуждается в адекватном объяснении и понимании.
Существует мудрая истина: «Если хочешь понять что-либо, узнай, как оно возникло». Сегодня некоторыми исследователями причины возникновения, эволюции и гибели (кардинального изменения качественной определенности) тех или иных систем, а также более частные вопросы, касающиеся характера взаимосвязи и динамического взаимодействия разного рода процессов, не принимаются во внимание. Между тем поверхностное истолкование противоречия способно привести к своеобразному диалектическому эмпиризму, который не идет дальше выявления полярности сторон отношения вещей и поэтому крайне упрощает проблему диалектического противоречия. Чтобы этого не происходило, необходим глубокий анализ структуры диалектического противоречия, поскольку именно знание структуры позволяет понять сущности и закономерности процессов.
В советской философии была проделана значительная работа по исследованию диалектического противоречия, в том числе специально обсуждалась проблема структуры диалектического противоречия. И все же, несмотря на проделанную работу и вопреки некоторым оптимистичным заявлениям, имевшим нередко идеологическую основу, в советской философии не сложилась целостная теория диалектического противоречия, в том числе не удалось прийти к общему мнению относительно структуры диалектического противоречия.
Это значит, что нужно снова, обратившись прежде всего к работам К. Маркса, в том числе «Капиталу», исследовать структуру диалектического противоречия в том виде, в каком она имплицитно дана у основоположника марксизма (у немецкого философа нет теории противоречия; его имплицитные взгляды на противоречие представлены, в частности, в системе экономических категорий), и рассмотреть, какую конкретно-историческую форму она может и должна принять, во-первых, в условиях современной общественно-экономической системы, подвергшейся за эти годы известным изменениям, а во-вторых, в тех или иных предметных областях современной науки. Следует заново поднять вопрос о том, как именно категориально выразить структуру диалектических противоречий в «Капитале» как образце политэкономического исследования, насколько это вообще возможно и следует ли выражать диалектическое противоречие в чисто логических формах. Полученный результат поможет нам выявить адекватные подходы к решению назревших проблем современного мира, который в начале XXI столетия становится все более и более диалектически противоречивым.
Степень научной разработанности проблемы. Вопрос о структуре материалистически понимаемого диалектического противоречия в современной литературе разработан недостаточно.
С одной стороны, это объясняется тем, что исследования в области теории диалектического противоречия были характерны преимущественно для советских вариантов марксистской философии, где они находились под определенным идеологическим воздействием, фактически превратившим развитие философии марксизма в ее комментирование, сопряженное со схоластическим теоретизированием.
С другой стороны, в рамках советской философии само понятие «структура диалектического противоречия» появилось только в 1963 г., и за двадцать пять лет не очень активной, но все-таки имевшей место дискуссии, породившей несколько основных подходов к трактовке природы и структуры диалектического противоречия, отечественным философам не удалось добиться существенного прогресса в попытках решения поставленного вопроса. С началом перестройки дискуссия сошла на нет, а после распада СССР и «отмены» марксистско-ленинской философии диалектико- материалистическая проблематика оказалась на обочине философских размышлений.
Теорией диалектического противоречия в гносеологическом ключе, разработкой метода восхождения от абстрактного к конкретному и исследованием логики «Капитала» в разное время занимались М. Н. Алексеев, Г. С. Батищев, В. С. Библер, В. А. Вазюлин, С. П. Дудель,
-
А. Зиновьев, Э. В. Ильенков, Б. М. Кедров, П. В. Копнин, И. А. Кушин,
-
И. Ленин, Л. А. Маньковский, Л. К. Науменко, З. М. Оруджев, М. М. Розенталь, В. А. Устюгов и др.
Теории диалектического противоречия в онтологическом ключе уделяли определенное внимание А. К. Астафьев, Е. П. Борзова, С. Г. Борщов, В. П. Бранский, П. И. Велчев, Ю. М. Вильчинский, Ф. Ф. Вяккерев, В. А. Горлянский, В. В. Ильин, В. А. Кайдалов, А. С. Кармин, В. В. Ким, Н. И. Панкратов, А. Я. Райбекас, В. П. Рожин, В. И. Свидерский, Л. М. Семашко, Е. Ф. Солопов, В. И. Суханов, В. П. Тугаринов, Г. М. Штракс и др.
Теорией диалектического противоречия в рамках аристотелевской силлогистической традиции занимался Д. В. Джохадзе.
Категориальный статус понятий «вещь», «свойство», «отношение» был наиболее обоснован в трудах В. Г. Афанасьева, Г. Д. Левина, Л. А. Маньковского, И. Б. Новика, М. А. Парнюка, А. Я. Райбекаса,
-
-
П. Тугаринова, А. И. Уемова и др.
В развитие полифонической концепции диалектического противоречия внесли свой вклад Г. С. Батищев, В. С. Библер, А. В. Бузгалин, А. Б. Григорьев, Т. Л. Михайлова, А. А. Хамидов и др.
Категориальный статус понятия «структура» был предметом анализа Н. С. Автономовой, Л. Берталанфи, О. Ланге, С. А. Лебедева,
-
-
И. Некрасова, Н. Ф. Овчинникова, А. Я. Райбекаса, А. Раппопорта, Г. И. Рузавина, В. Н. Савченко, В. И. Свидерского и др.
Политэкономическое содержание работ К. Маркса всесторонне анализировали В. В. Адоратский, Р. Я. Акопов, О. С. Анисимов, И. К. Антонова, Г. И. Багатурия, А. В. Бузгалин, Л. Л. Васина, В. С. Выгодский, Т. Иглтон, М. А. Ильин, А. М. Коган, А. И. Колганов, Т. Марксхаузен, Л. Р. Миськевич, М. А. Рабинович, Д. И. Розенберг, Д. Б. Рязанов, А. Г. Сыров, М. В. Терновский, Н. А. Цаголов, А. Ю. Чепуренко и др.
Объект исследования: проблема противоречия в материалистической диалектике.
Предмет исследования: структура диалектического противоречия в материалистической диалектике.
Цель исследования: обосновать обновленную конкретно- историческую концепцию диалектического противоречия на основе всестороннего анализа его объективной структуры.
Достижение поставленной цели предполагает решения следующих задач:
-
-
-
дать корректные определения таким ключевым понятиям исследования, как «структура», «диалектическое противоречие», «структура диалектического противоречия», во избежание путаницы при работе с ними;
-
проанализировать имплицитные или теоретически не полностью оформленные представления К. Маркса о структуре диалектического противоречия в ранний период его творчества (1841-1844 гг.), в период окончательного перехода К. Маркса и Ф. Энгельса на позиции материалистической диалектики (1844-1848 гг.), а также в период становления и развития марксистской политэкономической теории (1848-1867 гг.);
-
рассмотреть специфику гносеологического и полифонического подходов к анализу структуры диалектического противоречия в «Капитале» К. Маркса;
-
исследовать онтологический подход ряда отечественных философов к выяснению структуры диалектического противоречия в «Капитале» К. Маркса;
-
рассмотреть гносеологически-силлогистический подход к анализу структуры диалектического противоречия в «Капитале» К. Маркса;
-
обосновать необходимость разработки обновленной конкретно- исторической концепции диалектического противоречия;
-
критически осмыслить ограниченность современных научно- философских попыток отрефлексировать нелинейность природных и общественных процессов и наметить пути их преодоления с позиций диалектико-материалистической теории.
Научная новизна исследования:
-
-
-
-
Проанализированы основные подходы к анализу природы диалектического противоречия — гносеологический, онтологический, полифонический, гносеологически-силлогистический — и выявлены преимущества и ограничения в отношении понимания ими структуры объективного диалектического противоречия.
-
Обосновано, что задача вывести чисто логические формы диалектического противоречия справедлива в основном в рамках метода восхождения от абстрактного к конкретному.
-
Установлено, что подход к анализу диалектического противоречия сквозь призму категорий «вещь», «свойство», «отношение», — делающий акцент на процессуальной природе образующих отношение сторон и приводящий в итоге к пониманию противоречивости всякого объективного отношения, — ведет к переосмыслению того содержания
понятия «структура диалектического противоречия», которое получило распространение в различных вариантах советской философии.
-
-
-
-
Доказано, что структуру диалектического противоречия некорректно сводить к системно организованному бытию вещи, обусловленному диалектическим единством генетических и функциональных отношений.
-
Обосновано, что элементы новой конкретно-исторической формы существования материалистической диалектики в текущем столетии представлены в теории самоорганизации, которая требует в этой связи дополнительного философского осмысления.
-
Предложено авторское определение понятия «структура диалектического противоречия».
Теоретическая и практическая значимость исследования состоит в том, что критически анализируется, осмысливается и обобщается накопленный в предшествующие годы большой материал в области исследования структуры диалектического противоречия и философско- экономического содержания основных работ К. Маркса и закладываются теоретико-методологические основы для последующих исследований.
Ключевые положения и выводы диссертационного исследования могут быть использованы для дальнейшего развития диалектико- материалистической теории противоречия и для решения актуальных научно-философских проблем, связанных, в частности, с анализом нелинейно развивающихся систем.
Основные положения диссертации целесообразно использовать в преподавании философских дисциплин, таких как «Онтология и теория познания», «История диалектики», «Философия и методология науки» и др.
Методологическая основа исследования. В работе используются философские, экономические и политико-публицистические произведения классиков марксистской философии, а также работы советских и современных отечественных и зарубежных философов и ученых, прямо и косвенно касающихся в своих трудах вопроса о природе материалистически трактуемого диалектического противоречия и философско-экономической проблематики в «Капитале» К. Маркса.
Диссертант руководствовался принципами диалектико- материалистического миропонимания (принципом всеобщей связи для признания объективной всеобщей взаимосвязи вещей; принципом детерминизма для отображения того, что всякое последующее состояние рассматриваемого процесса объективно обусловлено и обосновано; принципом системности для анализа самоорганизации бытия сущего; принципом развития для более конкретного выражения процессуальной природы вещей; принципом единства исторического и логического; принципом субординации для выведения одних категорий из других); интегрирующим диалектическим методом восхождения от абстрактного к конкретному для теоретического изложения сущности предмета; общенаучными методами анализа и синтеза, индукции и дедукции; сравнительно-историческим методом для выявления общего и особенного в исторических явлениях; аналитико-интерпретативным методом для анализа существующих трактовок изучаемого явления и представления собственной авторской позиции.
Положения, выносимые на защиту:
1. Задача, поставленная представителями гносеологического подхода в процессе анализа «Капитала» К. Маркса, и состоящая в том, чтобы вывести из его содержания чисто логические формы диалектического противоречия, справедлива в основном в рамках метода восхождения от абстрактного к конкретному, который имеет определенные границы
и не исчерпывает всего потенциала диалектического подхода к анализу действительности.
-
-
-
-
-
Онтологический подход к анализу диалектического противоречия, делающий акцент на рассмотрении процессуальной природы образующих отношение сторон сквозь призму категорий «вещь», «свойство», «отношение» и приходящий в итоге к выводу о противоречивости всякого отношения, близко подошел к переосмыслению понятия «структура диалектического противоречия», однако искусственно прерванная в годы перестройки дискуссия по этому вопросу помешала философам довести дело до логического завершения.
-
Вывод о противоречивости всякого отношения приводит к некорректности понятия «структура диалектического противоречия» и свидетельствует о том, что системным характером, связанным с единством генетических и функциональных отношений, обладает не противоречие, но бытие конкретной вещи, а диалектическое противоречие есть структурообразующий источник; структура противоречия суть отношение двух взаимодействующих различных и не обязательно противоположных сторон. Иное понимание структуры диалектического противоречия редуцирует противоречие к системному бытию вещи или «отрывает» вещи от их отношений.
-
Некорректность попыток в рамках полифонического подхода к анализу диалектического противоречия трактовать противоречие как отношение многих сторон или многих противоположностей связана с тем, что в данном случае недостаточно акцентируется внимание на анализе процессуальной природы сторон, образующих противоречивое отношение.
-
Сведение структуры диалектического противоречия к структуре аристотелевского силлогизма в рамках гносеологически- силлогистического подхода неоправданно, что объясняется
некорректным приписыванием Аристотелю анализа логических форм мышления, в то время как Аристотель анализирует лишь те внешние схемы, в которых логические действия выступают в речи.
6. Адекватная современным природным и общественным реалиям конкретно-историческая форма теории материалистической диалектики еще не сформирована. Теория самоорганизации и некоторые современные позитивистски ориентированные философские направления, редуцирующие действительные проблемы к проблемам семиотическим, имеют ряд ограничений для философского анализа объективной реальности. В связи с этим диссертант предлагает авторскую концепцию, в основе которой лежит понимание диалектического противоречия как структурообразующего источника, а структуры диалектического противоречия — как структуры всякого отношения взаимодействующих вещей, системно организованных благодаря конкретно-историческому единству генетических и функциональных отношений. Эта концепция, по мнению автора настоящей работы, позволяет корректно анализировать нелинейный характер современных общественных и природных процессов.
Апробация работы. Основные идеи и положения диссертационного исследования нашли свое отражение в ряде публикаций, а также в тезисах, представленных на Ш Международной научно-практической конференции «Марксизм и современность: советская философия — вчера, сегодня, завтра» (Киев, 15 декабря 2011 г.).
Материалы диссертации были апробированы в рамках курсов «Онтология и теория познания», «Вещь, свойство, отношение» и «История диалектики» для студентов направления 030100.62 «Философия» Гуманитарного института ФГАОУ ВПО «Сибирский федеральный университет». Материал диссертационного исследования обсуждался на кафедре философии Гуманитарного института Сибирского федерального университета, на методологическом семинаре Красноярского философского общества и на аспирантском семинаре Сибирского федерального университета.
Структура диссертации обусловлена логикой исследования, направленной на достижение поставленной цели и решение задач. Работа состоит из введения, основной части, содержащей три главы, заключения и библиографического списка, включающего 172 наименования.
Анализ структуры диалектического противоречия в работах К. Маркса, предшествовавших выходу «Капитала»
Следующий этап исследования требует разъяснения того, насколько рассмотренные выше современные взгляды на структуру диалектического противоречия соотносятся с мыслью К. Маркса в его главном экономическо-философском произведении. Однако прежде, поскольку одно из важнейших правил исследователя («если хочешь понять что-либо, узнай, как оно возникло») никто не отменял, необходимо проследить, как впервые возникло и как развивалось у К. Маркса представление о материалистически истолкованном диалектическом противоречии, прежде чем оно нашло свое определенное выражение в краеугольном камне его философии — в содержании «Капитала». Тем более что специальный анализ большинства его ранних работ сквозь призму структуры диалектического противоречия в современной литературе фактически отсутствует. Между тем без этого анализа невозможно адекватно понять взгляды зрелого К. Маркса на структуру диалектического противоречия.
Структура диалектического противоречия в работах К. Маркса 1841 1844 гг.
Как известно, мировоззрение молодого К. Маркса характеризуется чертами гегелевского идеализма, и, следовательно, в нем преобладает понимание отношения всеобщего, единичного и особенного, сущности и явления под углом зрения гегелевской умозрительной философии. Гегелевское спекулятивное мышление заключается в том, что оно «ищет и находит в противостоящей ему действительности самое себя, т.е. мышление, разум как объективную сущность всего существующего» [126, с. 75]. Одни из наиболее ранних суждений К. Маркса о диалектике, несущие на себе отпечаток гегелевской философии, обнаруживаются в подготовительных материалах к его докторской диссертации. К. Маркс пишет здесь, что «диалектика есть внутренний простой свет, проникновенный взор любви, внутренняя душа, не подавляемая телесным материальным раздроблением, сокровенное местопребывание духа» и что она «есть также бурный поток, сокрушающий вещи в их множественности и ограниченности, ниспровергающий самостоятельные формы, погружающий все в единое море вечности» [118, с. 116-117]. В этих поэтичных строках угадываются две ключевые черты гегелевской диалектики: с одной стороны, примирение противоположностей, с другой — противоречие, отрицание, борьба. В своей первой публицистической статье «Заметки о новейшей прусской цензурной инструкции» (1842 г.) К. Маркс дает пример критически-диалектического анализа противоречия между сущностью и явлением, между субъективной формой и объективным содержанием (следует, правда, отметить, что уже Г. В. Ф. Гегель, идя вразрез с основными положениями своей умозрительной философии, во многих случаях учитывал влияние явления на сущность, а также единичного и особенного на всеобщее). К. Маркс анализирует новейшую прусскую цензурную инструкцию, принятую 24 декабря 1841 г. Эта инструкция, сохраняя за правительством полный контроль над прессой, создавала видимость, будто она выступает за свободу печати. Следуя гегелевской философии, рассматривающей вопросы права, морали и нравственности при помощи категории объективного духа, К. Маркс начинает с заявления, что «сущность духа — это исключительно истина сама по себе» [103, с. 6-7], а дух есть «высший интерес граждан государства» [103, с. 4] (нужно отметить, однако, что, с одной стороны, К. Маркс выходит здесь за пределы гегелевской философии, считая, что дух зависит от граждан и способен познаваться ими, и тем самым рассматривая дух как проявление общественного сознания; с другой стороны, К. Маркс отказывает гражданам в изменении духа («истина... владеет мною, а не я ею» [103, с. 6]), и в этом смысле всеобщность духа понимается им именно по-гегелевски: как независимость от каждого отдельного индивида). В этом случае главная задача общества заключается в познании духа, истины самой по себе, всеобщей истины. А значит, свободное обсуждение всех вопросов, полная свобода печати — важнейшие необходимые условия жизни духа граждан, осуществление их высшего интереса. Однако инструкция, о которой идет речь, осуждая на словах излишние цензурные стеснения, фактически требовала от лиц, занимающихся литературной деятельностью, скромности и серьезности в отношении к предмету (к тому же неопределенность этих требований на деле предоставляла простор произволу цензуры). Так К. Маркс выходит на проблему неразумия действительности (которая в гегелевском представлении разумна), на проблему несоответствия государства своему понятию — короче говоря, формулирует противоречие между сущностью и явлением. Печать — вопреки закону о цензуре 1819 г. — до сих пор была подвержена неуместным ограничениям.
К. Маркс начинает критику с констатации противоречия, говоря языком гегелевской философии, в сфере бытия, т. е. непосредственно данного: с одной стороны, закон 1819 г. не отменен, и если он осуществляется, то о «неуместных ограничениях» печати не может быть и речи; с другой стороны, согласно утверждениям составителей инструкции, «неуместные ограничения» печати налицо. Получается, закон не отменен и по самой своей природе требует исполнения, между тем в течение двух десятков лет он не исполняется.
Далее К. Маркс стремится выяснить, чем порождается это противоречие. Он последовательно ищет основу противоречия сначала в законе как таковом, а затем в его осуществлении. Сомневаясь в том, что основа противоречия лежит в осуществлении закона теми или иными индивидами, К. Маркс приходит к мысли о противоречивости самого закона вне зависимости от особенностей тех или иных лиц. Иначе говоря, непосредственно данные стороны противоречия (закон и его неосуществление) суть единые противоположные стороны сущности одного и того же. У К. Маркса получается, что «сущность не может не быть действительной, проявляющейся сущностью; внутреннее не может не быть внутренним, не воплощающимся внешне. Нельзя приписывать длительное неосуществление, непроявление сущности, необходимости только внешнему, случайному, а следует искать противоречие в самой этой сущности, необходимости, внутреннем» [36, с. 89]. Это значит, что противоречие между сущностью и ее неосуществлением в явлении нужно искать не в явлении, а в природе самой сущности. Опираясь на этот вывод, К. Маркс анализирует далее закон о цензуре с точки зрения выяснения противоречивости самой сущности существующего — института цензуры как такового.
Как можно видеть, К. Маркс сознательно стремится к выведению различных сторон противоречия из сущности и к обнаружению существенно противоречивого единства. Однако в другом месте статьи К. Маркс выводит различие из сущности иначе: одна сторона различного соответствует природе сущности, а другая, соответствующая не-сущности, — отрицает сущность. Причем отрицание сущности здесь не движет и не развивает: напротив, положительная природа сущности (свобода) и соответствующая ей сторона проявления сущности (свободная печать) есть отрицание, движущее развитие, а отрицание сущности (ограничение свободы печати) обнаруживается в проявлении как нечто, тормозящее развитие. Другими словами, то, что на поверхности есть утверждение, сдерживающее развитие (ограничение свободы печати тормозит развитие), в сущности предстает лишь как отрицание сущности (ограничение свободы печати есть отрицание по отношению к сущности, т.е. к свободе). И наоборот: то, что видится на поверхности отрицанием (установление свободы печати на поверхности есть разрушение ее ограничений), в сущности есть положительная природа сущности (установление свободы печати как утверждение положительного существования свободы печати).
Зафиксировав противоречие, К. Маркс пытается решить его: «Действительным, радикальным излечением цензуры было бы ее уничтожение, ибо негодным является само это учреждение, а ведь учреждения более могущественны, чем люди» [103, с. 27]. Как можно видеть, данный подход К. Маркса уже отличен здесь от идеалистического подхода Г. В. Ф. Гегеля. Представитель немецкой классической философии не разрешает антиномию, а превращает ее в другую, в которой антиномичность менее заметна. Так, например, Г. В. Ф. Гегель сказал бы, что разрешение поставленной К. Марксом антиномии состоит в постепенном усовершенствовании законодательства и что государственный строй развивается в поступательном движении правительственных дел. Законодательная же власть, постепенно и незаметно изменяя государственный строй, «не замечает», что, будучи установленной на базе этого государственного строя, она имеет его законы и не может изменять его. В итоге антиномия не разрешается, а сохраняется и просто сводится к неявной форме, становится невидимой. Позднее в работе «К критике гегелевской философии права» (1843 г.) К. Маркс скажет об этом так: «...государственный строй есть с точки зрения закона (в иллюзии), но в действительности (поистине) он становится. По своему назначению он неизменен, но в действительности он изменяется, только это изменение совершается бессознательно, оно не имеет формы изменения. Видимость противоречит сущности» [105, с. 282].
Решение вопроса в рамках гносеологической школы материалистической диалектики
Представления о структуре диалектического противоречия у представителей данного направления тесно связаны с трактовкой диалектики преимущественно как логики и теории познания, т. е. как метода теоретического исследования. Объективную диалектику здесь фактически обходили вниманием, а упоминания о ней носили весьма поверхностный характер.
Так, Г. С. Батищев, рассматривая диалектическое противоречие, признавал, что оно есть «сущностное отношение противоположных моментов внутри системы... которое делает систему самодвижущимся... целым» [15, с. 404], однако подчеркивал, что «всеобщая диалектика познаваемого схватывается не иначе как через диалектику познания» [16, с. 8]. Высказывался о любом объекте как о «живом противоречии» и Э. В. Ильенков, наиболее яркий представитель гносеологического направления. Но в то же время Э. В. Ильенков настаивал на том, что объективная диалектика является — и всегда должна являться — предметом конкретных наук о природе и обществе, а субъективная диалектика, связанная с вопросами познания и мышления, только и может составлять предмет философии марксизма [72, с. 70].
Причин, по которым философы примыкали к гносеологической школе, достаточно много. Огромную роль здесь сыграли не только уже упомянутые в 1.1 высказывания Ф. Энгельса о конце прежней философии, тяготевшей к натурфилософии и стремившейся во что бы то ни стало превратиться в «теорию всего», в «мировую схематику», и отдельные замечания В. И. Ленина по вопросам диалектики, но и, конечно, понимание К. Марксом диалектики главным образом как метода теоретического исследования. Кроме того, гносеологизм, по-видимому, стал реакцией на так называемый «философский сталинизм» — вульгарный, позитивистский вариант марксизма, господствовавший в СССР с момента выхода в свет статьи И. В. Сталина «О диалектическом и историческом материализме», которая сначала была опубликована в 1938 г. в газете «Правда», а затем твердо закрепилась в качестве IV главы «Краткого курса истории ВКП(б)» (1939 г.). После этой работы И. В. Сталина в советской философии упрочилась, в частности, точка зрения, что в марксизме нет гносеологии как самостоятельной дисциплины [135, с. 594]. Нельзя также не упомянуть и о знаменитой философской дискуссии 1947 г., на которой впервые во всеуслышание было объявлено [65, с. 13], что, во-первых, марксизм не является наукой наук, а служит лишь инструментом, пронизывающим общественные и естественные науки, и что, во-вторых, пора бы уже начать наконец разработку диалектической логики, на важность создания которой указывал в свое время еще В. И. Ленин.
Все это кристаллизировалось в итоге в оригинальной марксистской трактовке тождества (взаимопроникновения) бытия и мышления, которое понималось здесь как совпадение, согласование форм деятельности человека, выступающих идеально, с формами вещей [69, с. 49; 16, с. 9-10]. Поэтому категории следовало понимать не просто как ступени познания, а как результат отражения форм бытия природы в формах предметно-практической деятельности. Такая точка зрения фактически шла вразрез с весьма распространенным как в то время, так и сейчас вульгарным представлением о «специфике» мышления, которое, существуя наряду с предметом познания, якобы искажает реальную картину действительности. Таким образом, наиболее яркие представители гносеологической школы отчетливо понимали, что мышление, как показал еще Г. В. Ф. Гегель, воплощается не только в языке (как считали те, кто выступал за «специфику» мышления), но и в практической деятельности человека и ее опредмеченных результатах. Э. В. Ильенков специально подчеркивал, что мышление в самом общем виде есть не что иное, как «способность обращаться с любым другим телом, находящимся вне своего собственного тела, сообразно с формой, расположением и значением его в составе окружающего мира» [74, с. 95], поэтому «логику мышления можно понять до, вне и независимо от исследования логики языка» [74, с. 96].
Вот почему развитие марксистской философии представлялось гносеологистам в качестве разработки строгой системы диалектической логики как понимания форм и закономерностей развития мышления. Иначе говоря, здесь ставился вопрос об отношении научно-теоретического развития и действительного исторического развития объекта познания.
Чтобы осуществить намеченное — построить диалектическую систему категорий, — следовало для начала «строго определить те принципы, которые должны быть положены в основу этой системы» [87, с. 101]. Основными принципами здесь стали принцип совпадения диалектики, логики и теории познания, принцип единства исторического и логического и принцип субординации категорий, главной из которых должна была стать категория противоречия. «Последовательность в системе категорий, — отмечал П. В. Копнин в полном соответствии с пониманием диалектики только как логики познавательного процесса, — может носить логический характер, она может выражать последовательность развития нашего знания о явлениях внешнего мира, но не развитие самих этих явлений. Например, нельзя ставить вопрос, что в мире возникло вначале — качество или количество, — но правомерна постановка вопроса, как развивалось наше знание о наиболее общих закономерностях развития внешнего мира и его отражения в сознании людей» [87, с. 103]. Это означало, что методом построения диалектики как системы должен быть выбран адекватный метод познания. Выбор пал на разработанный Г. В. Ф. Гегелем и материалистически переработанный К. Марксом метод восхождения от абстрактного к конкретному, как на такой метод, который «адекватно отражает реальный процесс поступательного развития как восхождения от низшего к высшему, от простого к сложному, от неразвитого, зародышевого состояния к развитому, раскрывающему все заложенные в изучаемом предмете качества и определения» [83, с. 7]. А поскольку непревзойденным образцом сознательного применения этого метода к исследованию конкретных фактов действительности являлся «Капитал», решено было строить систему категорий диалектической логики по образцу главного экономически-философского труда основоположника марксизма. Э. В. Ильенков в этой связи настоятельно подчеркивал, что со стороны примененного в нем метода и логики мышления «Капитал» «представляет собой не вчерашний, а сегодняшний и даже завтрашний день науки» [70, с. 13].
Главная проблема заключалась в том, что К. Маркс не оставил после себя сколько-нибудь ясно изложенной теории материалистической диалектики. Эту теорию предстояло разглядеть в политэкономическом содержании «Капитала» и извлечь из текста «выводы, имеющие непосредственно всеобщее — логическое — значение» [73, с. 186]. При этом, однако, отмечалось, что «читать "Капитал" глазами логика — значит рассматривать изложенную в нем теорию как одно из возможных применений общелогической концепции, — и ни в коем случае не как единственное основание для выяснения логических идей Маркса» [73, с. 188].
Правда, в связи с этим стоит заметить, что изначальный замысел гносеологистов, тон которым задавал Э. В. Ильенков, нашел поддержку далеко не у всех руководителей Института философии АН СССР. По видимому, те из них, которые более всего тяготели к теоретическим вопросам естествознания, где приоритет отдавался частнонаучной методологии и вообще были в ходу многие принципы позитивизма, считали, что извлеченной из «Капитала» диалектике абстрактного и конкретного нет места в научно-теоретическом мышлении вообще, где вполне достаточно позитивистски понимаемой индукции, дедукции, анализа, синтеза и принципов набиравшей в то время обороты математически нагруженной общей теории систем. Диалектика абстрактного и конкретного, по мнению официальной философский «элиты» страны, не должна была выходить за рамки общественно-экономической науки, а возможно, даже за рамки «Капитала». Именно по этим причинам, как отмечает С. Н. Мареев [102, с. 94], первый серьезный труд Э. В. Ильенкова «Диалектика абстрактного и конкретного в научно-теоретическом мышлении» (1956 г., опубл. в 1997 г.) пришлось выпустить с опозданием в четыре года и в сильно урезанном виде под иным заголовком: «Диалектика абстрактного и конкретного в "Капитале" К. Маркса» (1960 г.).
Решение вопроса в рамках гносеологически-силлогистического направления в материалистической диалектике
Наиболее ярким представителем данного направления, условно названного гносеологически-силлогистическим, является отечественный философ-марксист Д. В. Джохадзе, один из крупнейших специалистов по домарксистской диалектике и основатель философского антиковедения как самостоятельного междисциплинарного теоретического течения.
Оригинальные соображения Д. В. Джохадзе по вопросу о структуре диалектического противоречия в «Капитале» К. Маркса содержатся главным образом в его монографии «История диалектики: эпоха античности» (2005 г.), написанной в соавторстве с Н. И. Джохадзе. В этой работе представлена попытка перекинуть мостик от диалектических взглядов Аристотеля к диалектическим взглядам К. Маркса через интерпретацию аристотелевского учения о силлогизмах в философской системе Г. В. Ф. Гегеля. Стоит отметить, что основные идеи, получившие развитие в указанной монографии, были намечены Д. В. Джохадзе еще в период подготовки им докторской диссертации, лейтмотив которой составил затем содержание книги «Диалектика Аристотеля» (1971 г.).
И хотя внимательный читатель не найдет в указанных работах понятия «структура диалектического противоречия», не приходится сомневаться в том, что имплицитно все теоретические усилия Д. В. Джохадзе, когда он рассматривает диалектическое противоречие, направлены именно на выявление указанной структуры.
Уже в книге «Диалектика Аристотеля» Д. В. Джохадзе, опираясь на высказывание В. И. Ленина о том, что Аристотель «на каждом шагу ставит вопрос именно о диалектике» [94, с. 326], приходит к выводу, что древнегреческий философ первым пытался показать, как диалектическая структура мышления определяется диалектической структурой самого бытия, и «именно в этом отношении свое логическое продолжение философия Аристотеля нашла в философии Гегеля» [62, с. 7]. Диалектика, отмечает Д. В. Джохадзе, предстает у Аристотеля учением, задача которого — определить, «с каких общих положений следует вести научное исследование в области вероятных и правдоподобных знаний» [62, с. 12], чтобы в итоге получить истину. Другими словами, диалектика служит Аристотелю методом, при помощи которого из знания вероятностного можно получить знание достоверное, истинное. Это говорит, во-первых, о том, что у Аристотеля преобладает методологическое понимание диалектики, а во-вторых, о том, что диалектика, трактуемая как путь к истине, фактически совпадает с самим процессом научного исследования.
Аристотель, по мнению Д. В. Джохадзе, «первым дал систематическое изложение логических и диалектических форм мышления» [62, с. 27], поэтому силлогистическое умозаключение у Аристотеля «есть одна из форм логического и, следовательно, диалектического мышления» [63, с. 128]. Вопрос о том, насколько правомерно приписывать Аристотелю анализ именно логических форм, требует специального рассмотрения; кратко отметим, однако, что, по мнению некоторых авторов, онтологическое толкование форм мышления у Аристотеля «смешивается с формально-синтаксическим и даже грамматическим их пониманием», поэтому основным принципом учения Аристотеля о силлогизмах выступает «принцип соответствия речи вещам», а чистые схемы связи терминов в силлогизмах имеют для древнегреческого мыслителя «значение лишь риторических фигур» [72, с. 15].
Начиная с Г. В. Ф. Гегеля принято считать, что сформулированные Аристотелем три основных закона классической логики — закон тождества, закон противоречия и закон исключенного третьего — непримиримы с основными принципами диалектики, материалистической в частности. Д. В. Джохадзе выступает решительно против такой интерпретации классических законов логики, считая что, к примеру, закон тождества (А = А), который обыкновенно истолковывают не более как тавтологию («Иван есть Иван»), является, однако, «необходимой существенной ступенью в развитии диалектики» [62, с. 35], поскольку, как отмечает В. А. Лекторский, «признание относительной устойчивости, относительного постоянства вещей, ситуаций, процессов отнюдь не противоречит точке зрения диалектики» [91, с. 221].
Рассмотрим классический закон тождества. Д. В. Джохадзе считает, что аристотелевское положение о тождестве содержит в себе диалектическую мысль о различии в тождестве, хотя в то же время и признает, что Аристотель «был далек от истинно диалектического понимания тождества как единства тождества и различия» [62, с. 36]. Так, например, в силлогизме «М есть Р, S есть М, следовательно, S есть Р» (первая фигура), по мнению Д. В. Джохадзе, можно видеть реализацию закона тождества, предполагающего момент различия: «S есть Р» необходимо рассматривать не только как тождество, но и как различие, на основе которого возникло данное тождество; поэтому всякий силлогистический вывод суть единство тождественного и различного. Более того, силлогизм Аристотеля, подчеркивает Д. В. Джохадзе, есть к тому же суждение, выражающее единство общего и единичного (общее выступает как тождество, а единичное — как различное).
Закон тождества, указывает далее Д. В. Джохадзе, нуждается в качестве своего продолжения в законе противоречия, поскольку «для логической завершенности и обоснованности закон тождества необходимо требует его исследования с отрицательной (негативной) стороны» [62, с. 43]. Этот закон, настаивает отечественный философ, вводился Аристотелем для того, чтобы установить различие между устойчивой сущностью и случайными, преходящими свойствами предметов, поэтому неправильно считать его несовместимым с основными положениями диалектики. И уж тем более ошибочно переносить этот закон из области логики на область бытия, как поступили, по выражению Д. В. Джохадзе, более поздние метафизики [62, с. 54].
Что касается закона исключенного третьего, то в нем, по мнению отечественного философа, появляется необходимость постольку, поскольку закон противоречия, «подчеркивая факт безусловной ложности двух логически взаимоотрицающих моментов, не затрагивает вопроса о том, какое же из двух противоречащих друг другу положений истинно» [62, с. 64]; а проблема истины логически взаимоисключающих одно другое положений как раз и составляет содержание закона исключенного третьего. Этот закон явился для Аристотеля своеобразной попыткой преградить путь таким философским направлениям, отрицающим всякий критерий истины, как софистика, релятивизм и скептицизм.
Выступив с апологией классических логических законов, Д. В. Джохадзе переходит к аристотелевской теории умозаключений. Прежде всего он обращается к структуре наиболее типичного для логики Аристотеля умозаключения — категорического силлогизма. «Оно состоит, — пишет Д. В. Джохадзе, — из трех взаимосвязанных между собой суждений, или, как Аристотель предпочитает говорить, терминов, — двух крайних и среднего» [63, с. 126]. Умозаключение, таким образом, есть необходимое единство трех терминов, характер связи между которыми описывается Аристотелем следующим образом: «...если три термина так относятся между собой, что последний термин целиком содержится в среднем, а средний целиком содержится в первом или вовсе не содержится в нем, то для этих крайних терминов необходимо имеется совершенный силлогизм. Средним термином я называю тот, который сам содержится в одном, в то время как в нем самом содержится другой, и который по положению оказывается средним» [5, с. 123].
Возьмем, к примеру, в качестве меньшего термина слово «Цезарь», в качестве большего — «смертность», а в качестве среднего — «человек». Если составить из этого умозаключение и выразить его структуру при помощи буквенной системы, получится: «М — Р; S — М; значит, S — Р» («все люди смертны; Цезарь — человек; значит, Цезарь смертен»). Это первая фигура силлогистического умозаключения, которую, кстати говоря, сам Аристотель считал наиболее совершенной формой силлогистического умозаключения [5, с. 126]. В рассмотренном нами примере субъект («Цезарь») как единичное связывается с какой-нибудь общей определенностью («человеком») через некоторую качественную определенность (через «смертность»). Получается, что единичное здесь суть общее, но не напрямую, а через особенную качественную определенность. Поэтому, замечает Д. В. Джохадзе, аристотелевский силлогизм основан на взаимоотношении единичного, особенного и общего, где роль особенного берет на себя средний термин.
Преодоление недостатков современных научно-философских попыток осмысления нелинейности природных и общественных процессов
Посмотрим теперь, какое теоретико-методологическое значение может иметь обоснованная в настоящей работе концепция диалектического противоречия.
Современные науки, как известно, стоят перед необходимостью выработки адекватной методологии для осмысления нелинейности природных и общественных процессов. С некоторых пор на роль универсального, междисциплинарного и метанаучного подхода претендует синергетика как теория о самоорганизующихся системах.
Основным источником развития той или иной системы синергетика считает хаотическое, неравновесное ее состояние. В основу развития, кроме того, кладутся такие характеристики системы, как случайность, необратимость и неустойчивость. Поскольку синергетика возникла в свое время в лоне комплекса физических, химических и математических дисциплин, ее научный аппарат, что очень важно отметить, предельно математизирован. Иногда этот математический аппарат, описывающий поведение нелинейных динамических систем, детерминированных хаотическим, неустойчивым состоянием, называют теорией хаоса.
Нельзя не признать, что философы и ученые, работающие в рамках синергетического подхода, нащупывают правильную дорогу к диалектическому взгляду на природу. Это просматривается хотя бы в том, что «для некоторых ученых хаос скорее наука переходных процессов, чем теория неизменных состояний, учение о становлении, а не о существовании» [53, с. 12]. В рассуждениях сторонников данного подхода нельзя не увидеть и определенные аналогии с диалектическим законом перехода количественных изменений в качественные, поскольку они считают, например, что «сложная динамическая система имеет точки неустойчивости — критические моменты, в которые слабый толчок может привести к огромным последствиям, как это происходит с мячиком, балансирующим на вершине холма» [53, с. 28-29].
Удивительно, что массовое обращение ученых к изучению нелинейных процессов произошло относительно недавно: всего несколько десятилетий назад. По-видимому, это как раз тот случай, когда наука слишком долго и напрасно мирилась с отсутствием у нее адекватных философских оснований и равноценной им методологии, ведь еще в 70-х гг. XIX века Ф. Энгельс выражал надежду на то, что революция в современном ему состоянии естественных наук «должна даже самого упрямого эмпирика все более и более подводить к осознанию диалектического характера процессов природы» [162, с. 13]. Немецкий философ, как можно видеть, поспешил в своих оценках, и осознание повсеместного диалектического характера природных процессов началось лишь в последней трети XX столетия.
Пока еще рано говорить о том, что синергетика, равно как и теория хаоса, достигла своей диалектической зрелости. Об этом свидетельствует хотя бы имеющаяся в некоторых кругах приверженцев этой междисциплинарной теории полемика о статусе случайности. Так, например, Дж. Глейк цитирует Дж. Форда, который, объявив себя проповедником теории хаоса, утверждает, что хаос есть не что иное, как «системы, каждую динамическую возможность которых теперь можно свободно рассматривать» [53, с. 385]. Иные формулировки, обращенные учеными к хаотическим системам, также апеллируют в основном к их случайному характеру. Лучшее определение хаоса в этом смысле, по мнению А. Вудса и Т. Гранта [172, р. 375], принадлежит Р. В. Дженсену. Этот физик-теоретик из Йельского университета предложил называть хаосом «иррегулярное и непредсказуемое поведение детерминистских нелинейных динамических систем» [53, с. 385]. Однако, вместо того чтобы возводить случайность в статус абсолютного принципа природы, как это представлялось Дж. Форду, современная наука поступает противоположным образом: она убедительно показывает, что процессы, которые на первый взгляд кажутся нам случайными, обусловлены, однако, лежащим в их основе детерминизмом, причем детерминизм этот не грубый и механистический, характерный для науки XVIII века, а самый что ни на есть диалектический.
Одна из главных проблем теории самоорганизации заключается в том, что, акцентируя внимание на нелинейности, спонтанности, неравновесности тех или иных явлений в неживой природе, она весьма неохотно обращается к анализу общественных процессов. Так, Дж Глейк в своем фундаментальном труде, посвященном теории хаоса, практически не рассматривает применение этой теории в области политики и экономики, подчеркивая, что «экономисты пытались распознать странные аттракторы в трендах фондовой биржи, но пока безуспешно» [53, с. 386]. В то же время А. Вудс и Т. Грант, разбирая приведенное в той же книге Дж. Глейка описание совершенного однажды Б. Мандельбротом компьютерного анализа статистики изменений цен на хлопок, которые фиксировались на Нью-Йоркской товарной бирже за столетний период, задают вполне резонный вопрос о том, «каким образом, имея перед собой статистику изменения цен за последнее столетие, Б. Мандельброт получил картину изменений только за шестидесятилетний период» [172, р. 371]. Сам Б. Мандельброт это никак не комментирует.
Нежелание сторонников теории самоорганизации углубляться в изучение общественных процессов объясняется, по-видимому, предельной математизацией указанной теории. Некоторые ученые, по мнению автора настоящей работы, путают математизацию эмпирического материала с теоретической культурой мышления, часто отождествляя всех математиков с подлинными теоретиками. Доходит даже до того, что некоторые действительно выдающиеся ученые заявляют поспешно и необдуманно, что якобы «с математической теоремой не очень поспоришь» [159, с. 50]. Между тем не стоит забывать, что далеко не всегда математическая обработка эмпирического материала позволяет выявить закономерности, являющиеся предметом тех или иных наук. Математика часто навязывается отдельным наукам, игнорируя предметное содержание последних. Тем не менее это не означает, что отдельные науки должны полностью отказаться от использования математики; они могут это делать самостоятельно, когда это действительно потребуется. Но, прежде чем применять математику, следует, конечно, теоретически осмыслить эмпирический материал в рамках той или иной науки.
Кроме того, как отмечают некоторые исследователи, синергетический подход, навязанный общественным и психологическим наукам, превращается в некий новый фатализм, поскольку становится не совсем понятно, какую роль играют в тех же общественных процессах сознание и воля человека, учитывая, что согласно теории самоорганизации в этих процессах периодически возникают состояния неопределенности, хаоса, в результате чего блуждание в лабиринтах этого хаоса происходит якобы вслепую [168]. И тогда возникает иллюзия, что «все само достроится, организуется, проявится, напишется и т. д.» [85, с. 112].
Следовательно, теорию самоорганизации нельзя рассматривать в качестве философского основания наук, как, вероятно, хотелось бы очень многим позитивистски настроенным ученым. То, что эта теория претендует на междисциплинарный характер, говорит вовсе не о том, что она тем самым принимает на себя роль философии, а всего лишь о том, что постепенно сбывается высказанный К. Марксом еще в «Экономическо-философских рукописях 1844 года» прогноз об интеграции наук, о единой науке будущего [121, с. 124].
Реагируют на принципиальные изменения, происходящие в современном мире, и некоторые философские направления.
Взять хотя бы известное интеллектуальное течение, получившее в последние десятилетия широкое распространение и захватившее в свою орбиту многие сферы человеческой культуры, в том числе и философию. Это течение в немецкой культурно-философской традиции чаще всего называют постмодернизмом, во французской постструктуралистской традиции — постметафизикой, а в отечественной современной философии с некоторых пор его позволяют себе именовать просто постнеклассической философией [48, с. 10-11].
Центральной проблемой постмодернизма ставится осмысление текста. Вся человеческая культура понимается здесь как текст. Критиковать какое-либо культурное явление — значит критиковать текст. Здесь налицо продолжение той традиции, которую можно было наблюдать уже в неопозитивизме и прочих философских направлениях, выводящих на первую роль в философии изучение языка, а не реального, действительного мира, и обусловивших тем самым в культуре XX столетия так называемый «лингвистический поворот». Решение реальных проблем здесь сводится к решению проблем семиотических.
Похожие диссертации на Структура диалектического противоречия в материалистической диалектике
-
-
-
-
-
-
-
-
-
-
-
-
-
-
