Содержание к диссертации
Введение
Глава I. Обоснование применения контекстуального подхода к понятию истины 19
1. Прагматический аргумент в теории истины 19
2. Проблемы теории корреспонденции 59
3. Определение понятия истина 81
Глава II. Концептуальные следствия из применения контекстуального подхода в теории истины 109
1. Аналитическая истина: истина в силу значения 109
2. Истина и рациональность 143
Заключение 161
Библиография 164
- Прагматический аргумент в теории истины
- Проблемы теории корреспонденции
- Аналитическая истина: истина в силу значения
- Истина и рациональность
Введение к работе
Актуальность темы исследования
Существует достаточно распространенное мнение, что философия – это область человеческого знания, в вдении которой находится изучение «вечных вопросов». Стандартная интерпретация характера «вечности» этих вопросов указывает на их особое содержание, которое препятствует получению строго однозначных ответов. Такая позиция зачастую имеет своим следствием скептическое и пренебрежительное отношение – как к любой попытке решения этих вопросов, так и к самой философии, формулирующей бесполезные вопросы, на которые невозможно найти ответы. Однако на проблему «вечности» философских вопросов можно взглянуть и иначе – не со стороны их неоднозначной интерпретации, а со стороны их непреходящей важности и актуальности для человечества и для каждого из нас в отдельности. В этой перспективе «вечность» этих вопросов означает их неизбежную включенность в жизненный поток человеческих решений, без ответа на которые не может реализоваться любое более или менее важное действие. В этом отношении невозможность получить единственный ответ проистекает не из-за неоднозначности, которая присутствует в интерпретации вопроса, а из-за постоянного повторения в решении одного и того же вопроса, который при каждой новой встрече с ним требует нового решения и нового осмысления. Таким образом, привычный скепсис, который присутствовал при попытке ответить на эти вопросы, возможно заменить на более конструктивный подход и серьезное отношение к решению философских проблем.
Одним из таких вечных вопросов является вопрос «Что есть истина?». Мы обратимся к нему в рамках аналитического дискурса. Внимание к этому вопросу и связанной с ним проблематике в XX веке не утрачивалось и сегодня вспыхивает с новой силой. Классическая контроверза, восходит к различению позиций между платоновским – онтологическим – и аристотелевским – лингвистическим и эпистемологическим пониманием истины. Она приобретает новую актуальность в результате усиления эмпирических тенденций в современной философии. Эмпиризм лишает истину специфического содержания и значения, на котором настаивала классическая эпистемология. Субстанциональность истины отрицается. В современном эмпиризме признается, что у истины отсутствует скрытая сущность, которая подлежит выявлению и исследованию. Таким образом, рушится представление об истине как цели познания, которое служило основным методологическим правилом для эпистемологии при анализе процесса научного исследования. Отрицание этого правила приводит к тому, что истина лишается своего экспланаторного статуса и не может больше выступать в качестве цели познания.
Развивая и продолжая аристотелевскую традицию, следует сохранить свойственный ей реализм в отношении понятия истины, но без гипостазирования и превращения его в реально существующее свойство вещного мира. Руководствуясь классическими представлениями, восходящими к Аристотелю, о том, что истина не применима к предикату высказывания, а применима к его субъекту, возникает потребность в процедуре индексации истинных высказываний по времени. Она состоит в функции полагания субъекта в логической структуре высказывания. Однако понимание времени как абстракции от изменения (вслед за Д. Юмом) ставит под сомнение возможность нахождения в мире «твердых» эталонов истины (факторов истинности), т.е. ее соотнесения с субъектом высказывания.
Вопрос, который в связи с этим возникает – могут ли сами принципы разума, принципы, которые направляют процесс исследования, быть истинными и действительно отражать этот процесс? Может ли нормативность принципов познания и методологических правил зависеть от времени? Могут ли эти правила изменяться с течением времени так, чтобы не утрачивать свою нормативность, – и, таким образом, оставаться действительными причинами, которые конституируют познание. Появляется опасность, связанная с возможностью рациональным способом обосновывать принятие знания: если принципы разума не отражают реально происходящие процессы в познании, то что тогда служит основанием для протекания этих процессов, за счет каких процедур конституируется легитимность процесса познания и его результат.
Степень разработанности проблемы
Понятие истины всегда находилось в центре внимания философских дискуссий, начиная с античных времен и заканчивая философией наших дней. Именно в античности происходит формирование классических представлений об истине как о соответствии знания реальности. Теория корреспонденции заявляет о себе как концепция, утверждающая истинность в результате существования определенных объектов, положений дел, фактов или реальности, с которыми ее носители входят в отношения, которые мыслятся через метафоры наложения, отображения и корреспонденции. Эти представления зарождаются в сочинениях Платона и Аристотеля. Платон впервые связывает понятие истины с термином соответствия: истина должна устанавливать степень соответствия знания подлинному бытию. В трудах Аристотеля оформляются основные эвристические принципы теории корреспонденции, которые являются одним из концептуальных базисов этой теории. Аристотель утверждает, что истина не существует в вещах, а является продуктом мысли, который возникает при связывании субъекта и предиката в высказываниях. Признание высказывания истинным, по Аристотелю, постулирует существование вещей, о которых в нем говорится. Развивая дальше положения аристотелевской концепции истины, Фома Аквинский приходит к постулированию трансцендентности истины по отношению к миру вещей и ее неизменности и вечности. Он формулирует определение истины, которое стало ассоциироваться со всей теорией корреспонденции в целом, гласящее, что «Veritas est adaequatio rei et intellectus» («истина есть соответствие вещи и интеллекта»). В философии Нового Времени, в сочинениях Р. Декарта, Дж. Локка, Г. Лейбница формируется категориальный аппарат теории корреспонденции и ее основные концептуальные положения. Истина понимается как объективное свойство предложений, независящее от человеческого мышления и процесса познания, которое это свойство открывает и которое не изменяется и не исчезает с течением времени. Утверждается принципиальная трансцендентность этого понятия по отношению к человеческому и временному фактору. В философии новейшего времени этой концепции придерживались К. Поппер, Л.Витгенштейн, Дж. Остин, Б. Рассел, У. Элстон, Х. Филд, Дж. Серл и Д. Армстронг. Общими для этих мыслителей являются представления об атомарном и замкнутом характере носителей истины, теоретический лингвоцентризм, фактуально-эмпирическая направленность в постулировании факторов истинности. Стандартный вариант истолкования критерия истины в теории корреспонденции предполагает соответствие этих высказываний фактам, положению дел, событиям и определенным ситуациям.
В отечественной философской традиции до недавнего времени господствовала специфическая версия теории корреспонденции – теория отражения («ленинская» теория отражения). Ее основное отличие от стандартных вариантов теории корреспонденции заключалось в том, что отражение признавалось не определенным отношением, которое возникало между знанием и познаваемым миром, а свойством материи, присущим всем ее уровням. В теории отражения категория отражения онтологизировалась (В.И. Ленин, А.М. Коршунов, Б.С. Украинцев, А.Д. Урсул). Это положение ставит теорию отражения ближе к платонистическому пониманию истины, чем к аристотелевскому. Основным условием существования истины в теории отражении признавался принцип конкретности истины, который устанавливался на практике. Однако было бы ошибкой понимать конкретность истины как ее чувственную наглядность или эмпиричность («не скатываясь в субъективный идеализм»). Конкретность – это «диалектическая абстрактность», которая соединяет в себе единичное и всеобщее (Т. Павлов, Т.К. Никольская).
Как возможный ответ на теоретическую закоснелость корреспондентских теорий истины и игнорирование в этих концепциях временного параметра формируются прагматические теории истины. Эпистемологические предпосылки для возникновения прагматических теорий истины формируются в философии Нового времени в трудах Дж. Беркли, Д. Юма, И. Канта. Дж. Беркли, отрицавший существование общих идей, вместе с этим поставил под сомнение существование «вещественности» внешнего мира, сделав его существование зависимым от восприятий субъекта. В философии Дж. Беркли рушится принципиальная независимость внешнего мира от субъекта, которая служила основанием для теоретико-корреспондентской концепции познания. Д. Юм и И. Кант указывают на то, что знание о вещах не отражает их действительные характеристики, а является продуктом, с помощью которого субъект упорядочивает свои восприятия. Это положение создает непреодолимые трудности для теории корреспонденции и заставляет переосмыслить основания процесса познания и достижения истины.
Прагматические теории истины представляют собой комплекс родственных концепций, объединенных положением об огромной важности человеческого фактора в организации процессов познания, об их динамическом характере и отказом от теоретико-корреспондентской концепции познания.
Прагматико-интерсубъективные концепции истины лишают истину ее субстанционального содержания и трансцендентного статуса. Вынесение истинных оценок теперь не может иметь своим источником индивидуальное постижение критериев истины, которые имели бы независимое существование от процесса познания и людей, их признающих. В соединении с эпистемологическим холизмом и отрицанием значимости индивидуальных компонентов в процессе познания, это приводит философов, отстаивающих эти взгляды, к пониманию того, что источником истинного знания являются решения сообщества или общественная практика. В этой концепции выделяются сциентистские направления Ч. Пирса и У. Куайна, соответственно, признающие приоритет за научным сообществом в признании чего-либо истинным, и анти-сциентистские Р. Рорти, которые берут все общество в качестве гаранта истины. Критерием истины в этих концепциях признавались решения сообщества. Однако возможность наличия разных сообществ приводило к утверждению интерсубъективного релятивизма и признанию того, что не существует какого-либо идеального сообщества (иногда постулируется лишь его возможность), которое могло бы завершить процесс поиска истины.
Прагматико-верификационистиские концепции, где истина приравнивается к идеальным условиям проверки, к процедуре верификации, принципиально зависящей от временных параметров. Истинность в этом отношении мыслится не как свойство предложений и высказываний, уже содержащееся в них и требующее своего обнаружения в процессе верификации, а, наоборот, как результат процесса этой верификации, без проведения которого невозможно было бы наличие истины (Дж. Дьюи, Х. Патнэм, М. Даммит). Критерием истины в этих концепциях являлся результат верификации определенного высказывания, который мог изменяться в результате последующих верификаций и не являлся раз и навсегда данным.
Прагматико-когерентные концепции утверждают истинность в когерентности знания, эпистемический вариант указывает критерий истины в согласованности нового знания со старым (У. Джеймс) или в возможности перевода новых убеждений (речь идет и о недавно приобретенных убеждениях, и об интерпретации убеждений другого лица) относительно имеющихся у индивида на данный момент (Д. Дэвидсон), а логический вариант в применение закона противоречия и эффективности научного приложения (Н. Решер). Когерентные теории истины имеют своим концептуальным источником представления об эпистемологической ограниченности людей в процессе достижения истинного знания о реальности. В этом отношении упор делается на перцептивную ограниченность в восприятии реальности, на невозможности людей обладать нейтральным непропозициональным знанием о мире и на зависимости познания от уже имеющихся эпистемических предпосылок.
В прагматико-аналитических концепциях происходит синтез дефляционизма с принципами контекстуальности и принятие ослабленных форм реализма в отношение понятия истины (Д. Дэвидсон, У. Куайн, Г. фон Вригт, Т. Хоган). Анализ условий истинности высказываний или предложений в этой концепции происходит за счет синтеза 3-х составляющих: контекста высказывания (время и место), самого высказывающегося и высказывания. Таким образом, одним из основных условий истинности высказывания признается его временной индекс, который устанавливает связь высказывания с определенной ситуацией, в которой оно высказывалось, и которая должна была служить критерием его истинности.
С другой стороны, как реакция на метафизический реализм в отношении понятия истины возникают дефляционистские концепции истины, где истинность приравнивается к утвердительной силе высказывания и утверждается метафизическая избыточность этого понятия (Г. Фреге, Ф. Рамсей, П. Стросон, А. Айер, Р. Рорти). Эти теории утверждают отсутствие эмпирического содержания у понятия истины, что ведет к представлению о невозможности выявления у нее какой-либо сущности и невозможности идентификации каких-либо критериев ее наличия.
Как модификация перформативной теории П. Стросона и теории избыточности Ф. Рамсея возникает просентенциализм (Н. Белнап, Д. Гровер, Дж. Кэмп, позднее Р. Брэндом). Истина, согласно просентенциализму, не является предикатом, а функционирует в качестве синкатегорематического оператора подобно местоимению в предложениях так называемое «местопредложение».
Соединение дефляционистских теорий с положениями «Семантической концепцией истины» А. Тарского и теорией «семантического восхождения» У. Куайна порождает волну логических теорий истины, где фундаментальным инструментом, описывающим природу этого понятия, становится Т-схема А. Тарского. Она заменяет общие критерии истины, которые должны были выявлять истинность высказываний. Понятие истины в этих теориях используется в качестве средства обобщения или увеличения выразительности языка, т.е. понятие истины признается определенным логическим свойством. Одним из наиболее влиятельных течений в этом направлении является минимализм П. Хорвича. В той или иной степени теоретиками логических теорий истины можно назвать С. Лидса, А. Гупта, Х. Филда, Д. Мартина, Дж. Додда, М. Девитт, Э. Соса, А. Бавэ.
В отечественной философской традиции прагматизм и элементы прагматических теорий истины исследовались Б.Э. Быховским, А.С. Богомоловым, Ю.К. Мельвилем, Б.И. Липским, В.В. Целищевым, А.Ф. Грязновым, И.Д. Джохадзе, Н.С. Юлиной, И.В. Стекловой, М.В. Лебедевым, С.В. Никоненко Е.И. Беляевым, С.И. Труневым, В.А. Ладовым. Ю.К. Мельвилю принадлежит заслуга в разделении прагматических теорий истин на несколько видов.
Проблемы, связанные с концепцией аналитической теории истины анализировались в работах Е.Д. Смирновой, Э.М. Чудинова, Е.Е. Ледникова, В.В. Целищева, С.Ф. Мартыновича, В.С. Швырева, Е.И. Беляева, В.А. Суровцева. Семантическая теория истины и дефляционистские теории истины рассматривались В.В. Целищевым, В.В.Петровым, А.В. Бессоновым, М.В. Лебедевым, А.З.Черняком, Е.И. Беляевым, В.Н. Даниловым, О.Э. Вертинской, Л.Д. Ламберовым, Н.А. Тарабановым, А.В. Хлебалиным.
Объект исследования – истина как фундаментальное понятие эпистемологии и философии науки.
Предмет исследования – критерии истины в рамках контекстуального подхода в теории истины.
Основная цель исследования и задачи
Основная цель исследования состоит в обосновании применения контекстуального подхода к пониманию истины.
Реализация цели исследования предполагает решение следующих задач:
-
Проанализировать и выявить характеристики прагматических теорий истины.
-
Выявить эссенциальные свойства, признаки и характеристики, присущие истине, через поиски ее критериев в процессе индексации истинных высказываний по времени.
-
Выяснить возможности существования аналитической истины, то есть истины, не зависящей от реальности, фактов и действительности, а имеющей свое обоснование только в человеческом разуме и его продуктах.
-
Рассмотреть роль индексации истинных высказываний по времени в формировании контекстуальных условий в процессе генезиса пропозиционального знания.
-
Проанализировать взаимоотношения, существующие между понятиями истины и рациональности.
Методологические основания исследования
Общефилософская позиция, которая будет выступать регулятивным принципом исследования – это номиналистическое учение. Номинализм означает, что единственные вещи, которые допускаются в универсуме – это так называемые сингулярности, или единичности. Наиболее полно принципы номинализма в приближении к проблеме исследования понятия истины выражены в концепциях «эпистемологического бихевиоризма», «реизма», «радикального эмпиризма» и в методологических установках контекстуализма, натурализма и экстернализма. Данные теории и установки выступают метафизическим принципом построения философских систем и концепций. Этот философский подход связан, прежде всего, с именами У. Оккама, Т.Котарбиньского, позднего Витгенштейна и Р. Рорти. В логике – с именами Н. Гудмена, У. Куайна, А. Тарского. В математике номиналистических позиций придерживались Л.А. Рвачев, П. Бенацерраф, Х. Филд. Номинализм тесно соприкасается с другим философским течением – инструментализмом, основатель которого Д. Дьюи находился под сильным влиянием естествознания и предлагал внести методы естествознания в философию; также многие прагматисты (инструменталисты) были одновременно номиналистами и бихевиористами (У. Куайн и Р. Рорти).
В исследовании также используются исторический и логический методы и метод философской компаративистики.
Научная новизна исследования
Научная новизна исследования заключается в синтезе прагматических теорий истины с дефляционистскими, результатом этого синтеза стала выработка ригидной («твердой») версии дефляционизма, которая может быть обозначена как контекстуальный подход в теории истины. Результаты, отображающие новизну проделанного исследования, заключаются в следующем:
1. Выявлены характеристики прагматических теорий истины, определяющие истину как несубстанциональную.
2. Установлено, что в прагматической теории критерии истины лишены объяснительной и прогностической функций в отношении высказывания, за которым признается истинность.
3. Обосновано, что отрицание критериев истины подрывает основы дихотомии аналитическое/синтетическое.
4. Уточнены контекстуальные условия в генезисе пропозиционального знания.
5. Определено, что нормативность рациональности не имеет существенной методологической связи с понятием истины в прагматической теории истины вследствие отсутствия каких-либо эталонов в процедуре обоснования истинных высказываний.
Положения, выносимые на защиту
1. Прагматическое понимание истины характеризуется отказом от теоретико-корреспондентской концепции познания. В рамках прагматизма такие его характеристики как интерсубъективность и верификационизм выступают признаками несубстанциональной трактовки истины. Несубстациональность истины является главной причиной отказа от использования неопрагматическими философскими концепциями самого понятия истины.
2. Дефляционистский тезис относительно содержания понятия истины заключается в том, что понятие истины ничего не добавляет к смысловому значению предложения. Отсюда делается вывод, что у истины нет особой, скрытой в ней сущности, обладание которой представляло бы исчерпывающее понимание природы этого понятия. Отсутствие сущности у понятия истины и возможность ее замены утвердительной силой высказывания (в некоторых случаях) указывает на совершенно особое содержание этого понятия, которое не поддается исчерпывающему определению и какой-либо полной идентификации с помощью критериев. Однако невозможность обладать критерием истины как всеобщим признаком истинных высказываний, не указывает на отрицание понятия истины, так как истинность некоторого высказывания зависит от специфических и уникальных черт, присущих только этому высказыванию, которые не могут быть эксплицированы за счет каких-либо общих свойств и признаков.
3. Зависимость понятия истины от времени предполагает возможность пересмотра любого предложения и отрицание существования необходимых и безусловных истин, то есть тех характеристик, которыми аналитическая истина наделяет своих носителей. С другой стороны, отказ от эссенциализма и теории корреспонденции подрывает философские основы теории аналитичности и делают существование аналитической истины не интеллигибельной.
4. Контекстуальный подход к пониманию природы истины предполагает фундаментальную зависимость истины от времени. Эта зависимость выражается в формировании контекстуальных условий, которые позволяют высказываниям обладать значением истины. Следовательно, хотя мы и не можем зафиксировать постоянное существование неизменных факторов истинности, действовавших на момент высказывания, но можем обладать знанием условий, при выполнении которых высказывания могут называться истинными или ложными. Таким образом, контекстуальность истинностного высказывания есть индексация, корреляция, семантическая соотнесенность высказывания по времени с ситуацией высказывания.
5. Контекстуальный взгляд на истину указывает на невозможность называть нормы эпистемологической рациональности истинными. Для эпистемологии это означает переход к некоторому виду методологического релятивизма, который указывает на прецедентный характер зарождения норм эпистемологической рациональности. Обоснование применения этих норм имеет своим источником не внешние факторы (такие как реальность, действительность или фактическое положение), а внутреннюю логику исследования.
Теоретическое и практическое значение исследования
Теоретическая значимость данного исследования обусловливается новизной подхода и тем методологическим синтезом, которые оно привносит в проблемное поле теории истины и эпистемологии. Полученные результаты исследования позволяют сформулировать взгляд, объясняющий функционирование процессов познания, учитывая их темпоральные характеристики, в отношении понятия истины. Разработанные в данном диссертационном исследовании теоретические наработки могут служить в качестве концептуального базиса (как категориального, так и методологического) для проведения исследований в других областях эпистемологии (теория значения, философия сознания), в логике и в философии науки и в других смежных областях философского знания.
Материалы диссертационного исследования могут быть использованы в дальнейшей преподавательской и научно-исследовательской деятельности, особенно при разработке учебных курсов и программ по теории познания и логике, философии языка и сознания.
Структура работы
Диссертационное исследование состоит из введения, двух глав, пяти параграфов, заключения и библиографического списка.
Апробация диссертационного исследования
Основное содержание, выводы и результаты исследования докладывались на заседании кафедры теоретической и социальной философии СГУ, на методологическом семинаре аспирантов, на научных конференциях различного уровня:
Региональной научно-теоретической конференции молодых ученых «Общество риска: цивилизационный вызов и ответы человечества» (Саратов, декабрь 2005); Регтональной научно-теоретической конференции молодых ученых «Ценностный мир человека в современном обществе» (Саратов, декабрь 2006); Региональной научно-теоретической конференции молодых ученых «Жизнь: бытийственный, ценностный и антропологический аспекты» (Саратов, декабрь 2007); Межрегиональной научно-практической конференции молодых ученых «Культура, наука, человек в постсовременном обществе» (Саратов, декабрь 2008); Всероссийской научной конференция молодых ученых «Философия XX-й век: проблемы, тенденции, перспективы» (Екатеринбург, 12-14 марта 2009); Всероссийской научной конференции молодых ученых «Актуальные проблемы социально-гуманитарных наук» (Саратов, апрель 2009); Международной конференции «Парадигмы современной науки» (Караганда, май 2009); Второй международной конференции «Рациональные реконструкции истории науки» (Санкт-Петербург, 22-23 июня 2009); V Всероссийском научном конгрессе «Наука. Философия. Общество» (Новосибирск, 25-28 августа 2009); XII Международной научной аспирантской конференции «Актуальные проблемы философии, социологии, политологии и психологии» (Пермь, 15-16 октября 2009); Пятых Всероссийских Аскинских чтениях (Саратов, 20 октября 2009); Международной научной конференции «Философия сознания: аналитическая традиция. Третьи Грязновские чтения» (Москва, 6-7 ноября 2009); III Всероссийской конференции студентов, аспирантов и молодых учёных «Искусственный интеллект: философия, методология, инновации» (Москва, 11-13 ноября 2009); VII Всероссийских Пименовских чтениях «Православная культура: ценности классической науки, образования и искусства» (Саратов, 11-12 декабря 2009).
Прагматический аргумент в теории истины
В философии Нового Времени происходят процессы и тенденции, позволяющие впоследствии возникать концепциям, которые оспаривают первенство теории корреспонденции в ее праве определять критерий истины. Первая тенденция - это антисубстанционализм, которая, прежде всего, связана с именем Дж. Беркли. Эта тенденция ставит под сомнение теоретико-корреспондентскую концепцию познания (и истины), со стороны критики того элемента в теориях корреспонденции, который должен выступать объектом познания и гарантом истинности, а именно со стороны реальности. Критика Дж. Беркли существования общих понятий ведет к отрицанию представления о постоянном и неизменчивом характере реальности. Эта критика затрагивает и понятие материи как понятия, предоставляющего наиболее общие характеристики реальности, благодаря которым вещи остаются постоянными и неизменными при любом их восприятии, т.е. существующими, потому что изменение в постоянстве восприятия вещи ведет к представлению об ее уничтожении или модификации ее в нечто другое: «Без протяжения не может быть мыслима вещественность; поэтому, если доказано, что протяжение не может существовать ...то же самое справедливо и о вещественности»"5. В соответствии с этим возникает вопрос, как реальность может служить гарантом истинности знаний, если она не может гарантировать субстанциональное существование вещей, т.е. дать эталон, при сравнении с которым мы могли бы заключать об истинности некоего знания. Сам Дж. Беркли нашел выход в замене понятия реальности понятием субъекта, восприятия субъекта служат гарантом существования, — а не соответствие реальности: «...из сказанного выше ясно вытекает, что протяжение и движение суть лишь идеи, существующие в духе, что идея не может быть сходна ни с чем, кроме идеи, и что, следовательно, ни она сама, ни ее первообраз не могут существовать в невоспринимающей субстанции»" \ Другой возможный выход состоит в принятии интерсубъективизма, им впоследствии воспользуются прагматические теории истины" , эти концепции обосновывают веру в существование объектов и истинность знания за счет решений сообщества.
Другая тенденция - это эпистемологический субъектоцентризм. Эта тенденция указывает на то, что тот способ, которым вещи связываются или даются в опыте, не отражает действительные характеристики самой реальности, а является инструментом, которым субъект упорядочивает свой опыт. Д. Юм" формулирует это положение для объяснения процесса ассоциации, а И. Кант расширяет это положение на всю сферу познания, утверждая, что мы никогда не сможем узнать, каковы вещи сами по себе. Эта тенденция имеет прямой негативный результат для корреспондентских теорий познания и истины. Если мы никогда не сможем познать вещи так, как они есть, тогда как возможна истина (знание) как соответствие реальности? Из развития этой тенденции возникают когерентные теории познания и истины, которые утверждают критерий истины в согласованности знания29. И. Кант так и определял науку как систему знания, связанную единым принципом или идеей30.
Последняя тенденция - это усиление влияния эмпиризма31, которое выражалось или в утверждении, что все наше знание имеет своим источником опыт, или в положении, что понятия бессмысленны, если им не соответствует какой-либо опыт. Эта тенденция вместе с положениями эпистемологического субъектоцентризма приводит к радикальному верификационизму в новейшей философии. По отношению к понятию истины она проявляется в отрицании представления о том, что у понятия истины есть какое-либо особое содержание или критерий идентификации. Более того, эта тенденция может обнаружиться уже у самого И. Канта, который хотя и принимал номинальное определение истины, которое заключается в том, что истина состоит в соответствии знания реальности, но доказывал его практическую нереализуемость, указывая на то, что всеобщий критерий истины не может быть дан: «совершенно невозможно и нелепо спрашивать о признаке истинности...всеобщий признак истинности не может быть дан».32
Антисубстанционализм, кроме того, служит основой как для радикального верификационизма, так и для эпистемологического субъектоцентризма. Отсутствие неизменности во внешнем мире, которое проистекает из принятия антисубстанционализма, заставляет постоянно подвергать наши убеждения проверкам на предмет их истинности или ложности и соотносить их с текущими моментами опыта, которые, несомненно, подвергаются изменению, что, в свою очередь, будет требовать новых процессов проверки. Этот процесс и приводит к радикальному верификационизму. С другой стороны, зазор, который имеется между представлениями об общем характере знания и непостоянством внешнего мира, который находится в непрерывном становлении, говорит о том, что внешний мир не может служить основой такой общности, им служит что-то другое33. Возможный выход, коюрый состоит на этом пути, заключается в признании субъекта источником общности знания. Субъект с помощью определенных свойств и способностей упорядочивает опыт таким образом, что тот становится знанием, претендующим на некоторую степень общности. Естественно, эта общность не имеет своего соответствия в реальности, а следовательно, и его истинность не заключается в соответствии к ней.
Проблемы теории корреспонденции
Распространенное представление о прагматизме как о теории, утверждающей, что истина - это польза или выгода, как и всякое поверхностное представление, получившее популярность (а именно такие мнения и представления, к сожалению, в большинстве случаев и становятся популярны), страдает двумя недостатками (уже кроме того, что оно само по себе ложно): во-первых, оно вводит в заблуждение людей относительно предмета своего повествования, пытаясь претендовать на роль адекватного знания о нем, не являясь таковым; а, во-вторых, тот «прагматизм», о котором оно повествует, совершенно не имеет никакого отношения к философскому течению прагматизма (о котором здесь пойдет речь) - просто слова одинаковые (омонимы). Одним из философских кредо прагматизма является его уверенность в принципиальной ошибочности классических философских представлений о реальности, познании, мышлении и о понятии истины. Не вдаваясь в причины такого неприятия - была ли это законная реакция на «метафизические спекуляции» предыдущих, существующих и, возможно, будущих философов, или личная философская неприязнь, или что-то еще - мы хотим остановиться на видимых или читаемых философских утверждениях, повествующих о недостатках понимания истины как отражения (или соответствия) знаний (убеждений) его предмету или реальности. Общая для всех философов-прагматистов установка на отрицание говорения о чем-либо в терминах соответствия нашла свое законное выражение и в непринятии корреспондентской теории истины .
Сложно охарактеризовать какое-либо течение по тем принципам, которые составляют его суть, ведь то, что называлось или называется прагматизмом - это совокупность взглядов философов, чьи мнения и теории на протяжении их творческой деятельности неоднократно подвергались изменениям и пересмотру, не говоря уже о той неоднородности взглядов, которая выявляется при сопоставлении их концепций между собой, но все же это возможно сделать. Несмотря на то, что любая теория или концепция - это творение «рук человеческих», то есть индивидуально-неповторимый, творческий элемент играет здесь существенную роль, все же эти творения понятны и воспроизводимы другими людьми, а значит, возможно перечислить все основные тезисы, которые составляют их «суть» (основную тему). Единственное, что остается сделать, - это на некоторое время стать самим прагматистом, т.е. уяснить для себя и принять прагматизм, чтобы затем его описать.
Прагматизм в отношении истины характеризуется следующими тезисами: 1. Это отказ от теоретико-корреспондентской концепции познания, которая утверждает, что наше знание является продуктом отражения реальности. 2. Особое предпочтение научному методу в установлении того, что может быть названо истинным 5, отсюда упор на интерсубъективный характер истины, которая понимается как нечто такое, что достигается коллективным исследованием и согласием. 3. Из интерсубъективного и коммунитаристского аспекта вытекает практический момент, характеризующий истину как то, что поддается проверке, или «проверено», верифицируемо, как то, что «работает» - достигает поставленных целей, помогает адаптироваться, или приспосабливаться. Нужно отметить, что то распространенное мнение, которое мы подвергли критике, приравнивающее истину к пользе, возможно, имеет свое происхождение из 3-его тезиса, точнее, из второй его половины. Однако правильная интерпретация этого тезиса возможна, только если берутся в расчет первые два предшествующих ему положения, из которых и выводится интересующий нас тезис, что, соответственно, еще раз указывает на контекстуальную неадекватность понимания прагматической теории истины как теории, приравнивающей истину только к пользе.
Так же необходимо выделить специальную версию прагматизма - ко-герентную теорию истины . Кроме всех тезисов, которые мы отметили, к когерентной теории истины добавляется еще одно положение, утверждающее или указывающее на зависимость понятия истины от той теории в терминах, которой она формулируется или если речь идет о процессе верификации или проверки, о невозможности «честной» или «объективной» проверки, результат принятия которой не зависел бы от уже имеющегося у нас знания; любая проверка происходит в свете имеющегося знания, а так как уровень знания постоянно изменяется и не является полноценным относительно существующего мира, то отсюда делают вывод о невозможности говорить об истине в терминах соответствия реальности, все, что мы можем иметь, — это согласованность нового знания со старым .
Большое влияние на прагматизм оказали логика, психология и биология, если быть точным, — эволюционное учение Дарвина. Союз логики и психологии с прагматизмом ведет свой отсчет с начала возникновения прагматизма как самостоятельного философского течения. Влияние эволюционного учения и психологии на прагматизм в отношении понятия истины просматривается в отказе от поиска идеальных оснований, скрытых за понятием истины, обращение к которым давало бы нам гарантию и уверенность в том, что наши текущие убеждения истинны, и главное, что они не будут пересмотрены в будущем, то есть не будут объявлены частично или полностью ложными. Прагматизм, таким образом, постулирует бесконечное и никогда не перекрывающееся движение в сторону поиска истины. Несложно усмотреть в этом тезисе отголоски эволюционного учения. Отказ от идеальных оснований вместе с этим предполагает бесконечный переход от менее обоснованных (проверенных, работающих, истинных) суждений к более обоснованным суждениям (конечно, никто не может гарантировать, что не будет происходить как раз наоборот), и это движение полностью укладывается в эволюционную схему .
С другой стороны проявление «минималистских» тенденций в прагматизме связано с близким соседством с логикой. Отказ от идеальных оснований и субстанциональной трактовки понятия истины заставляет нас искать новое объяснение применению этого термина. И ответ находится примерно следующий: «Предикат истины есть приспособление для раскачивания. Мы можем утверждать отдельное предложение одним его произнесением, лишенным помощи со стороны... предиката истины; но если мы хотим утверждать бесконечную серию предложений... тогда начинает использоваться предикат истины. Он нужен нам, чтобы выразить результат объективной референции, когда ради некоторого обобщения мы прибегаем к семантическо-му восхождению» . Приведенная цитата из Куайна — это результат влияния на него лично и на весь прагматизм (речь здесь идет, конечно же, о логическом или аналитическом прагматизме) «Семантической концепции истины» А. Тарского, а в частности, так называемой «Т-конвенции», призванной устанавливать, по Тарскому, «материальную адекватность» использования предиката истина. Когда у истины не обнаруживается никакой «субстанциональной природы» или «сущности» и нам не известны условия ее верификации, то все, что нам остается сделать, так это утверждать, что ««снег бел», если и только если снег бел» (это пример Т-конвенции, где закавыченное выражение снег бел является именем предложения, а само предложение во второй части этого положения являет собой объективное положение дел).
Кратко охарактеризовав основные прагматические положения, касающиеся истины, перейдем к основному вопросу, затрагивающему данное исследование и составляющему одну из главных проблем прагматической теории истины, — к поиску критерия истины.
Аналитическая истина: истина в силу значения
Методологические причины, по которым исследование понятия значения должно начинаться с прояснения взглядов относительно природы понятия истины, заключаются в самом теоретическом характере семантики как дисциплины, изучающей связи, возникающие между знаками и объектами, которые они обозначают. Результатом существования семантических связей, возникающих между знаками и миром, является феномен осмысленности этих знаков. Понятие истины служит в семантике для фиксации этих связей, и без него не обойтись. Поэтому удовлетворительная теория значения должна начинаться с выяснения вопроса о том «Что есть истина?» .
Обычно под формулировками «Какое значение имеет данное предложение?» или поисками его критериев скрывается наше желание обладать приемом или методом, который позволял бы среди огромного потока знания и информации выделить ту его часть, на которую нам следует обратить внимание и которая помогла бы в реализации практических нужд, предоставляя необходимые предпосылки для действий. Потребность в таком критерии возникает как стремление сэкономить время, требующееся для ознакомления со всей информацией (что в принципе и невозможно сделать). Нужно выбирать. И лучше бы выбор осуществлялся на основании определенных критериев, чем без них. Вопрос, который при этом возникает, — это насколько рационально произведена выборка необходимого знания и насколько истинен и обоснован тот критерий, с помощью которого производилась выборка. Здесь первый раз и проявляется связь, которая существует между значением и истиной. Критерий значения задается его определением: предложение формы «значение - это...» должно давать нам знание о том, какую же часть информации нам надо считать обладающей значением, а какую нет. Что нам остается сделать, так это только установить эвристическую ценность имеющегося у нас определения. Самый естественный способ сделать это - задаться вопросом о его истинности, ложные определения (а вместе с этим и критерии) нас не интересуют. Это и есть тот «технический момент», о котором мы писали выше во взаимоотношении истины и значения, где условия истинности выступают пробным камнем любого определения значения.
Далее, так как значение было бы глупо определять через само себя или ряд слов синонимов, таких как смысл, интенция, интенсионал или содержание, то на вопрос о том «Когда или при каких обстоятельствах предложения обладают значением?» обычно отвечают, что когда оно истинно или можно сформулировать условия его истинности или когда известны случаи его правильного и рационального использования. Данная стратегия ответа предполагает две различные версии: «сильную» версию и «контекстуальную». Сильная версия предполагает прямое определение понятия значения через истину. Первым, кто предложил определить значение как истинностное зна-чение, был Готтлоб Фреге. Вклад Фреге в развитие и создание того, что теперь принято называть теоретической или логической семантикой, трудно переоценить, еще тяжелее будет найти человека, который с такой же степенью обоснованности мог бы претендовать на роль создателя этой дисциплины. Интерес Фреге к понятию значения возник в связи с его логическими исследованиями и построением им пропозиционального исчисления, а также дальнейшей потребностью в теоретическом обосновании этого исчисления. Для Фреге был характерен классический взгляд на научное познание как на поиск истины, и несомненно, что логика, как часть науки, тоже стремилась к истине, однако логику интересовала не столько истина сама по себе, сколько выявление «законов бытия истины». Поэтому для Фреге было неоспоримо, что вопрос об истинности возникал только в связи с научным знанием, и, чтобы отделить предложения науки от остальных, он наделяет последние значениями, обладание которыми делает возможным наличие истинностного значения у предложений. Хорошей иллюстрацией вышеизложенного послужит симптоматичный для Фреге пример с поэзией и мифологией, в которых предложения признаются осмысленными, однако не имеющими значений, - а значит, не могущими быть истинными, т.е. претендовать на статус научных. Подход Фреге был продолжен и развит прежде всего в сочинениях Р. Карна-па и в «Логико-философском трактате» Л. Витгенштейна. Несколько видоизменяя фрегианскую версию и придавая ей, в некотором роде, контекстуальный оттенок, эти философы уже не утверждали напрямую, что значение предложения - это значение истины. Теперь говорилось, что истинность предложения является достаточным условием для обладания им значением.
Условия истинности предложения задавали его значение: «Смысл предложено ния лежит в его критерии истинности».
Достойным преемником этой традиции в современности является Д. Дэвидсон.19 Ссылаясь на Куайна, он полагал, что понимание или осмысление слов осуществляется за счет изучения контекстов, в которые они входят; в свою очередь, эти контексты являются случаями употребления слов, которые детерминированы условиями истинности. Подход Куайна, поддержанный Дэвидсоном, помогает выявить еще несколько моментов во взаимоотношении истины и значения. Одной из процедур установления значений у слов и терминов является их определение (мы не будем касаться некоторых тонкостей относительно специфики наделения значений терминов с помощью дефиниций). Эти определения задают устойчивые случаи употребления слов и являются привилегированными контекстами вхождения этих терминов, с которыми должны согласовываться остальные случаи (по-другому их называют «семантическими правилами» или «правилами значения»). Относительно этих определений всегда возникал вопрос о характере привилегированного статуса: этот привилегированный статус, которым обладали определения, был возможен только в результате наделения этих предложений аналитической истинностью. Однако если существование такой отрицалось, то отрицалась и эпистемологическая привилегированность определений, то есть та черта, которая и делала их определениями. Следовательно, вопрос о существовании определений и аналитической истины напрямую зависел от решения проблемных моментов в теории истины и во взаимоотношении истины и значения.
Истина и рациональность
Цель философского анализа или понимания заключается не просто в правильном пересказе и корректной констатации определенных положений или позиций и не в написании грамотных комментариев по поводу определенного текста, хотя, конечно и в этом тоже, но, выражаясь метафизическим языком, — в выяснении причин, побудивших этот текст появиться. Под «выяснением причин» мы не имеем в виду экспликацию «скрытых» или «неявных» смыслов, которые в этом тексте содержались, но требовали своего открытия или привнесения. А в возможности по определенному отрывку или кусочку текста восстановить его весь во всей целокупности, и в этой перспективе философский анализ становится средством продолжения разговора, его тематическим расширением, выяснением возможных взаимоотношений и связей, возникающих между различными его частями. Та картина, которая при этом появляется, помогает установить цель или определенный практический момент, который сопутствовал этому разговору как в отношении его возникновения, так и в отношении временного интервала, последовавшего за его окончанием. Такое выяснение контекстов взаимопроникновения и продолжения тем дает философу в руки более мощное оружие как для обоснования действительной важности этого разговора, так и для его критики. Наличие определенного текста и его буквальное прочтение дает возможность только технической критики, которая имеет своей целью логическую безупречность выражения текста — концептуальную чистоту и понятийное совершенство, которое может считаться формальным требованием и исполнени которого может стать лишь делом времени, иногда слишком долгим и утомительным. Концептуальное прочтение текста дает возможность его практического приложения, и отсюда извлечения за и против его использования. Критика же философская не имеет напрямую дело с самим текстом, она ставит под сомнение его цель и контекст его возникновения, тем самым лишая текст какого-либо основания, а значит, делая его неинтерпретируемым, т.е. полностью бессмысленным — отрицая его как текст, превращая его в риторику, заставляя, в конце концов, умолкнуть его автора, иронично соглашаясь со всем, потому что это не имеет никакого значения, кроме как желания не выдать собеседнику своей скуки и равнодушия.
Таким образом, философский анализ концепции аналитической истины прежде всего должен указывать на место этой концепции в философском проекте, обозначая его историко-философские контуры и концептуальные рамки, т.е. обозначая контекст возникновения и основную цель.
И. Кант впервые эксплицитно сформулировал разделение истин на синтетические и аналитические, опирался в этом разделении еще на одну дихотомию понятий: на разделение знания на априорное и апостериорное. В философии нововведение И. Канта не особенно прижилось, и понятия аналитичности и априорности, соответственно апостериорности и синтетичности, не особенно различались и мыслились как синонимы, хотя и у И. Канта не было строгого разделения между аналитичностью и априорностью, потому что все аналитические суждения сводились или к закону тождества - или противоречия, т.е. к двум логическим истинам, априорный характер которых не вызывает сомнений. Отсюда можно было бы сделать вывод, что аналитические суждения являлись частным видом априорных истин. И в этой перспективе обращение к предпосылкам априорного знания носит более фундаментальный характер, чем к предпосылкам аналитического. Тот вопрос, который нас интересует в связи с этим, - это вопрос о том, что побудило И. Канта постулировать особую сферу человеческого знания, независимую от любого опыта, 92 и что являлось эпистемологическим основанием этого проекта. Начнем поиск ответов со второго вопроса, т.к. эпистемологические основания дают возможность понять предпосылки, формировавшие эту концепцию. Ответ, который мы можем получить в тексте у И. Канта, достаточно красноречив. То, что, по И. Канту, дает основания для априорного знания — это возможность опыта . Возможность опыта сама по себе служит гарантом обладания знанием, от него не зависящим194. Таким образом, сам И. Кант дает мотивы считать априорное знание неким видом предрасположенности (диспозиции) к познанию, тем, что конституирует познание и делает его возможным. Вопрос, который при этом остается невыясненным, это то, каким образом априорное знание делает возможным наш опыт и делает возможным само себя.
Текст из «Критики чистого разума», который отвечает на этот вопрос, мы считаем нужным привести полностью: «Если бы созерцания должны были бы согласовываться со свойствами предметов, то мне непонятно, каким образом можно было бы знать что-либо a priori об этих свойствах; наоборот, если предметы (как объекты чувств) согласуются с нашей способностью к созерцанию, то я вполне представляю себе возможность априорного знания... предметы, или, что то же самое, опыт, единственно в котором их (как данные предметы) и можно познать, сообразуется с этими понятиями...»195. На вопрос, почему опыт должен согласовываться с априорными понятиями,
И. Кант отвечает так: «В самом деле, откуда же сам опыт мог заимствовать свою достоверность, если бы все правила, которым он следует, в свою очередь также были эмпирическими, стало быть, случайными, вследствие чего их вряд ли можно было бы считать первыми основоположениями»196.
Отсюда постулирование концепции априорного знания (а вместе с ней и аналитической истины) предполагает:
1. Эпистемологический реализм (по-другому этот постулат можно было бы назвать постулатом возможности теоретизирования) как возможность согласия или соответствия предметов с нашими познавательными способностями или нашими понятиями о них (то, что предметы должны согласовываться с нашими познавательными способностями, а не наоборот, говорит о том, что между знанием и его предметом существует строго взаимнооднозначное соответствие, потому что отрицание этого соответствия ведет и к отрицанию согласованности опыта с познавательными способностями (и, что немаловажно, к отрицанию априорности тоже), это в свою очередь допускает возможность наличия множества альтернативных способов описания по причине того, что не существует одного-единственного верного описания (которое ле-гимитизировалось бы за счет сведения его к априорным принципам познания), что подрывает реалистическую точку зрения, которая утверждает исчерпывающее отражение предметов опыта в нашем знании).
