Содержание к диссертации
Введение
Первая глава. Сибирские храмы петровского времени 19
Вторая глава. Храмы Западной Сибири сер. — втор. пол. XVIII в.
А. Архитектура второй трети XVIII в. 55
Б. Архитектура последней трети XVIII в. 78
Третья глава. Храмы Центральной Сибири сер. — втор. пол. XVIII в.
А. Архитектура второй трети XVIII в. 114
Б. Архитектура последней трети XVIII в. 129
Четвёртая глава. Храмы Восточной Сибири сер. — втор. пол. XVIII в.
А. Архитектура сер. — третьей четв. XVIII в. 148
Б. Архитектура поел. четв. XVIII в. 179
Заключение 201
Библиография 211
Приложения:
- Архитектура второй трети XVIII в.
- Архитектура второй трети XVIII в.
- Архитектура последней трети XVIII в.
- Архитектура сер. — третьей четв. XVIII в.
Введение к работе
А в искусстве нужно местное, живое... В искусстве нужен собственный запах...
В. Б. Шкловский
XVIII век стал временем расцвета региональных школ в русской архитектуре. В это время традиционный способ строительства храмов «по образцу» настолько распространился вширь, что образцами, обладающими особым авторитетом в глазах заказчика, становятся не только столичные, но и местные постройки. Строительные артели, к которым обращался заказчик, воспроизводили выбранный им образец исходя из обусловленного местным опытом понимания его форм, сообразно своему умению и вкусу, создавая каждый раз новое и одновременно традиционное произведение. В связи с огромным — по сравнению с XVII веком — размахом храмостроения внутри крупных региональных школ выделяются локальные, имеющие свои собственные образцы и свой стилистический почерк.
Конечно, предложенная выше схема никогда не осуществлялась в чистом виде, поскольку региональные школы не были полностью изолированы ни от соседних, ни от столичных влияний. В наибольшей степени от них было свободно зодчество Северо-восточной России (Устюжского региона, Вятки, Урала и тесно связанной с ними Сибири), где сформировалась мощная и жизнеспособная местная традиция. Едва ли не дольше всех она просуществовала в Сибири, рассмотрение архитектуры которой под предложенным углом зрения и составляет предмет данной работы. В диссертации предпринята попытка ответить на главный вопрос, встающий перед любым исследователем каменного сибирского зодчества XVIII в.: представляет ли оно собой единое явление, или совокупность региональных школ, сливающихся в единое целое лишь при взгляде из-за
Урала? Ответить на него можно лишь через выявление образцов каждого конкретного храма и определение его стилистики, что позволило бы определить географические границы, хронологические этапы и стилистические особенности сибирского зодчества (или его отдельных школ).
Необходимо отметить, что каменные храмам Сибири XVIII в. посвящена сравнительно обширная литература. На большей части Сибири каменной архитектуры старше XVIII в. нет, и потому внимание исследователей было привлечено к тем памятникам, которые в центральной России оставались (и остаются) незаслуженно забытыми — на фоне произведений древнерусского зодчества. Храмы Тобольска и Иркутска были замечены уже историками архитектуры начала XX в. Говоря об иркутской Крестовской церкви, И. Э. Грабарь писал, что древнерусские традиции, стремление «приукрасить» оказались здесь очень живучими: «наивное сочетание отголосков Москвы и Украины причудливо сплелось в густой узорчатый ковёр, с своеобразным привкусом соседнего Востока».1 Г. К. Лукомский причисляет тот же храм к произведениям «раннего московского барокко», чьи «приёмы и вкусы» дали вдали от центра России «причудливые и особенные формы»; он сравнивает его с храмами Сольвычегодска и Соликамска.2 Б. П. Денике в своей журнальной статье вводит термин «тобольское барокко»; к сожалению, никаких подробностей его позиции не известно.3
Грабарь И. Э. История русского искусства. История архитектуры. Т. 2. Допетровская эпоха. (Москва и Украина.) М., [1911]. С. 137 и ел.
Лукомский Г. И. Памятники старинной архитектуры России в типах художественного строительства. Ч. 1. Русская провинция. Пг., 1915. С. 92-93.
Статья (или книга) Б. П. Денике известна исследователям сибирской архитектуры исключительно по упоминанию в статье Д. А. Болдырева-Казарина; согласно устному омскому преданию, её экземпляр некогда хранился в Омске, где она вышла в 1919 г., но
Своеобразным итогом учёных размышлений начала прошлого века о сибирских храмах XVIII столетия стала небольшая, но очень содержательная статья Д. А. Болдырева-Казарина о народном искусстве Сибири.4 По его мнению, «зодчество всегда было народным искусством par excellence». Выходцы из северных российских губерний, составлявшие основное население Сибири, сохранили свои художественные навыки и позволили им расцвести в азиатской России «новым, пышным махровым цветом». Как главное свойство народного искусства Д. А. Болдырев-Казарин отмечает стремление к декоративности; особенностью Сибири он считает приложение декора только к оконным проёмам и карнизам. Безусловно, он имеет в виду всё ту же Крестовскую церковь, когда пишет, что только иногда, «и то под влиянием соседей», мастера «доходили в обработке стен до оргиастических безумств, разливая поток узорочья во всё многосаженное поле». Среди «соседских влияний» он выделяет «остяцкие, татарские и бухарские» для Западной Сибири и «буддийское» для Восточной, когда «некоторые детали монгольской и китайской архитектуры принимают знакомые формы кокошников». Отмечает исследователь и «большую и ценную работу украинцев»: по его словам, их постройки «растворились» в Сибири, но «старые архитектурные формы церквей» восприняли при этом «украинский принцип ярусности», а «в орнаментике стен появилось более чисто украинских кокетливых мотивов». Д. А. Болдырев-Казарин первым из исследователей предлагает периодизацию сибирской церковной архитектуры. Он считает, что вся она «укладывается» в период барокко, поскольку «классицизм не отметил себя в Сибири сооружениями в чистом стиле». Полагаю, что подобно В. В.
затем был списан и уничтожен из-за ветхости. В библиотеках Москвы, Санкт-Петербурга, Тюмени и Иркутска она отсутствует.
4 Болдырев-Казарин Д. Л. Народное искусство Сибири // Сибирская живая старина. Сб.2. Иркутск, 1924. С. 5-19.
Згуре5, Д. А. Болдырев-Казарин относит к барокко и русскую архитектуру XVII в. «В первый период истории церковного зодчества Сибири эпохи барокко <...> оно мало чем отличалось от барочного зодчества российского севера. Теперь же, со времени усвоения и переработки украинских мотивов, начинается второй период его истории.» Таким образом, начало XVIII в. практически совпадает с началом второго периода по Д. А. Болдыреву-Казарину — первые украинские постройки появляются в Сибири в конце 1700-х гг., — а под первый период подпадает архитектура XVII в. (тобольская София и храмы её круга) и первые соборы нарышкинского стиля (Верхотурье, Тюмень и др.). «Ещё позднее, — продолжает исследователь — под воздействием достаточно сильных восточных влияний, в зодчестве вырабатывается третий стиль, ... который можно было бы, пожалуй, назвать (условно) "монгольским"». Здесь речь идёт о Крестовской церкви и памятниках её круга, но также, вероятно, и об отмеченных, как упоминалось выше, «остяцкими, татарскими и бухарскими» влияниями храмах Ишима, Ялуторовска и Тары (автор не конкретизирует, о каких именно). Д. А. Болдырев-Казарин заключает, что наличие «многих черт, полных исключительного своеобразия», и «несомненность деятельного участия сибирского населения в переработке стиля при содействии местных климатических и иных условий» являются основаниями «на выделение особого сибирского барокко». Смыслом сибирского барокко являются для него именно черты «чисто азиатской экзотики», которые некогда «пришли с Востока в Ярославль и Москву», а потом через Русский Север и Сибирь вернулись «к своей колыбели».
Сформулированная в небольшой статье, концепция Д. А. Болдырева-Казарина оказала решающее влияние на историографию сибирской
См.: Згура В. В. Проблемы и историческая схема русского барокко. // Барокко в России. Под ред. Некрасова Л. И. М. 1926. С. 13-42.
архитектуры XVIII в., возобновившуюся только в 1950-е годы. Проблема «сибирского барокко» и его специфики становится центральной, а среди особенностей сибирского зодчества на первое место выходят восточные и, в меньшей степени, украинские влияния. Попытка рассмотреть сибирское каменное зодчество XVIII в. в целом была предпринята только двумя авторами — Т. С. Проскуряковой (Москва) и С. Н. Баландиным (Новосибирск). Остальные же, достаточно многочисленные работы последних десятилетий касаются архитектуры отдельных памятников или какого-либо из сибирских городов. Восстановить общие представления каждого из исследователей о сибирской архитектуре по случайным замечаниям (чаще всего дело обстоит именно так) трудно, часто и невозможно. Все без исключения сходятся, пожалуй, только в том, что понятие «сибирского барокко» относится к архитектуре храмов; в остальном точки зрения не совпадают. Ниже рассмотрены только наиболее аргументированные из них и только те, что касаются сибирской архитектуры в целом; мнения о конкретных памятниках приводятся в соответствующих главах диссертации.
В вышедшей в 1956 г. «Истории русской архитектуры» памятники Сибири XVIII в. не упоминаются вообще.6 Во «Всеобщей истории архитектуры» 1968 г. (раздел написан П. А. Тельтевским) появляются собор в Верхотурье и Крестовская церковь в Иркутске, но термин «сибирское барокко» отсутствует.7 Б. И. Оглы в своих работах 1970-х гг. определяет «сибирское барокко» как особую группу памятников в
архитектуре Сибири, представленных Иркутском и Тобольском. Он
6 История русской архитектуры. 2-е изд. М., 1956. 616 с.
7 Всеобщая история архитектуры. Т. 6. Архитектура России, Украины и Белоруссии
XIV — перв. пол. XIX вв. М, 1968. Под ред. П. Н. Максимова.
Оглы Б. И. Развитие композиционно-планировочной структуры городов Сибири — центров расселения. Дисс. д-ра арх. Новосибирск, 1973. С. 42.
считает неполными термины «московское» или «тобольское» барокко.9 По его мнению, влияние восточного (точнее, бурятского) декора на зодчество Иркутска выделяет последнее из архитектуры остальной Восточной Сибири.10 Б. И. Оглы также говорит о декоративных влияниях Москвы, Украины и, что особенно важно, о подобии объёмно-планировочных и декоративных решений Иркутска и городов Русского Севера — Тотьмы, Устюга и Сольвычегодска11; конкретных аналогий всем упомянутым влияниям и решениям он, однако, не приводит. Авторы книги об архитектуре Енисейского региона Б. В. Гнедовский и Э. Д. Добровольская избегают термина «сибирское барокко»; они пользуются понятием «барокко», относя его к памятникам Енисейска и Красноярска только после 1778 г.12
В 1980-е гг. появляются книги С. П. Заварихина и В. В. Кириллова, посвященные памятникам архитектуры Тобольска и Тюмени, где проблема барокко в Сибири впервые затрагивается достаточно подробно.13 Из точек зрения по вопросу о русском барокко С. П. Заварихин выбирает «узкую» датировку (1730-е - 1760-е)14, но считает возможным применить термин
9 Оглы Б. И. Архитектурные памятники Иркутска. // АН, 27 (1979). С. 168.
10 Ащепкова Е. А. Оглы Б. И. Архитектурные памятники Иркутска XVIII-XIX ст. //
Вопросы научно-методичской работы над сводом памятников истории и культуры
народов Сибири. Новосибирск, 1974. С. 117.
Оглы Б. И. Особенности архитектуры городов Восточной Сибири втор. пол. XVIII — н. XIX в. // Сибирские города XVII - нач. XX в. Новосибирск, 1981. С. 201.
12 Гнедовский Б. В., Добровольская Э. Д. Вверх по Енисею. М. 1980. С. 36-37, 42-43,
45,71.
13 Заварихин С. П. Ворота в Сибирь. М. 1981; Жученко Б. А., Заварихин С. П. Тюмень
архитектурная. Свердловск, 1984; Кириллов В. В. Тобольск. М. 1984; Заварихин С. П.
В древнем центре Сибири. М. 1987.
14 Заварихин С. П. Ворота... С. 125. По мнению Б. Р. Виппера (Русская архитектура
XVII в. и её историческое место // Виппер Б. Р. Архитектура русского барокко. М. 1978.
С. 15-28.), поддержанного А. А. Ароновой (Аронова А. А. Архитектурные связи
«тобольское барокко» в отношении декора тобольской Спасской церкви (1709-1713).15 Андреевскую (1744-1759) и нижний этаж Воздвиженской (1753-1761) церкви с их «массивными и лаконичными формами» С. П. Заварихин относит к раннему этапу16; но в одновременной им Михайло-Архангельской церкви (1745-1749) «стилистика барокко проявилась гораздо отчётливее, причём именно в "тобольском варианте"»17. На время около 1750 г. приходится «самый разгар» стиля18; его эстетике («игриво-лёгкие, даже вычурные формы») «полностью соответствуют» верхний этаж и колокольня Воздвиженской (до 1761—1784), а также Захарьевская (1759-1776) церковь.19 Позже «влияние утверждающегося классицизма внесло наконец свои "успокаивающие" черты в архитектурное барокко Тобольска» , чему служит примером Петропавловская церковь (1768-
"J 1
1780) . В. В. Кириллов также видит в Спасской церкви «раннее предвосхищение местного сибирского барокко»22. Рождественская (1751— 1762), Никольская (до 1714—1743) и Богоявленская (1737-1744) церкви «ещё удерживают черты архитектуры петровского времени»,
России с Северной Европой поел. четв. XVII - пер. четв. XVIII вв. Автореф. канд. дисс. М. 1993), нарышкинский стиль представляет собой вариант т. н. «северного маньеризма» («нарышкинское» или «московское»). Эта точка зрения представляется наиболее обоснованной из всех существующих, поэтому в данной диссертации разделению понятий «нарышкинский стиль» и «барокко» будет придаваться особое значение.
15 Заварихин С. П. В древнем... С. 136.
16 Там же, с. 156-157.
17 Там же, с. 183-184.
18 Заварихин С. П. Ворота... С. 63.
19 Заварихин С. П. В древнем... С. 156-157.
20 Там же.
21 Там же, с. 132.
22 Кириллов В. В. Тобольск. М. 1984. С. 104.
Архангельская, Воздвиженская и Захарьевская «знаменуют кульминацию барокко», а Пятницкая (1754—1775) «предвещает его скорый закат».
«Сибирское барокко» стало центральной темой ряда исследований Т. С. Проскуряковой.24 Исследователь считает этот термин «достаточно условным», но тем не менее «определяющим сущностную сторону явления в художественной жизни Сибири». Для Т. С. Проскуряковой «сибирское барокко» — это сочетание «общерусских традиций, синтезирующих черты стиля, и местных художественных вкусов, отражающих влияния восточноазиатских форм и сибирских традиций» (как деревянного, так и каменного зодчества) , «связующее звено между высоким барокко и народным творчеством»28. Эта «определённая художественная
целостность» объединяла «очень разнообразные по своим образно-художественным и декоративно пластическим решениям» памятники30. «Традиционные основы русского сибирского зодчества» соединились здесь с «украинско-московскими стилевыми новациями» и «восточно-азиатскими декоративными архитектурными мотивами» . Выделяя два «субрегиональных типа» — западносибирский (Тобольск, Тюмень) и восточносибирский (Иркутск), — учёный, вслед за Д. А. Болдыревым-
^ Там же, с. 108.
Особенности «сибирского барокко». // АН, 27 (1979). С. 147-160; О традиционализме в монументальной архитектуре Сибири XVIII в. // АН, 34 (1986). С. 113-124; К характеристике монументальной архитектуры Западной Сибири XVII-XVIII вв. // АН, 35 (1988). С. 53-63; Черты своеобразия архитектуры Сибири XVIII в. // АН, 40 (1996). С. 70-74.
25 Проскурякова Т. С. Черты... С. 70.
26 Там же, с. 74.
27 Там же, с. 71.
28 Проскурякова Т. С. О традиционализме... С. 124.
29 Там же, с. 74
30 Проскурякова Т. С. Особенности... С. 158.
31 Проскурякова Т. С. Черты... С. 72.
Казариным, подчёркивает значимость иркутского зодчества, с его привнесёнными коренными народами яркими чертами: «Лишь в Крестовоздвиженской иркутской церкви сибирское барокко проявилось во всей полноте и разнообразии культурно-семантических и этно-стилистических напластований.» В качестве начальной даты «сибирского барокко» Т. С. Проскурякова предлагает 1710-е (тюменский Троицкий монастырский собор)33, 1720-е34, 1730-е35 и 1740-е - 1750-е годы36. Его «полный триумф» приходится на 1740-е - 1760-е годы , окончание — на 1790-е38 и 1820-е годы39. Стиль первой половины века отличается плоскостной трактовкой декора, второй трети — «глубокой светотеневой пластикой стен».40
Для А. Ю. Каптикова, автора многочисленных работ по каменной архитектуре XVIII в. Русского Севера, Вятки и Урала, Сибирь не была предметом специального исследования; тем не менее он высказал ряд важных соображений по проблеме «сибирского барокко». Последнее является для него одной из региональных архитектурных школ — наряду с устюжской, вятской и уральской, — сущность которых состоит в «том или ином соотношении местного варианта "московского барокко" и самобытно
32 Там же, с. 73.
Проскурякова Т. С. Особенности... С. 147.
34 Там же, с. 147; Проскурякова Т. С. Черты... С. 73.
35 Проскурякова Т. С. О традиционализме... С. 121.
Проскурякова Т. С. К характеристике... С. 53.
37 Проскурякова Т. С. Особенности... С. 147.
38 Проскурякова Т. С. К характеристике... С. 53.
39 Проскурякова Т. С. Черты... С. 73.
Там же, с. 74. Характеристики представляется хронологически сомнительными, поскольку в качестве примеров первой половины века приводятся тобольская Андреевская церковь (1744-1759) и собор Троице-Селенгинского монастыря (1785-1800, ошибочно датируется автором 1748-1756 гг.), а стиль второй трети XVIII в. определяется по памятникам, сооружённым в диапазоне между 1741 и 1807 годами.
прочтённых элементов петровской, иногда и елизаветинской архитектуры»41. Среди этих школ только сибирской свойственна «барочная переусложнённость форм»42. Черты барокко появляются в Сибири уже в 1700-е гг., к середине XVIII в. формируется «сибирское барокко» как «местный вариант барочного стиля», смесь древнерусского и украинского зодчества, а также черт восточного происхождения.43 А. Ю. Каптиков выделяет две школы — Тобольск («втянувший в свою орбиту территорию соседнего Зауралья»44) и Иркутск. Первая претерпела в 1760-е годы сильное влияние «елизаветинской» архитектуры; во второй, наряду с элементами, аналогичными устюжским и тотемским, многое «навеяно буддийской архитектурой»45.
В 1990-е годы архитектура сибирских храмов XVIII в. впервые удостаивается отдельной монографии и специального упоминания в общей истории русского зодчества. Первая, и пока единственная монография о каменных храмах Сибири XVIII в. принадлежит перу С. Н. Баландина. Это своего рода аннотированный каталог храмов, но в его заключении автором высказан ряд важных соображений общего характера. По его мнению, термин «сибирское барокко» «не отражает совершенно архитектурного содержания»46 храмового зодчества Сибири XVIII в. «Более правильно его можно было бы определить как "ретроспективный декоративизм", соотнося его с архитектурой XVII в., а не с русским барокко столиц и
Каптиков А. Ю. Каменное зодчество Русского Севера, Вятки и Урала XVIII в. Свердловск, 1990. С. 159.
4 Каптиков А. Ю. Региональное многообразие архитектуры русского барокко. МЛ986. С. 59
43 Там же, с. 43.
44 Там же, с. 31.
45 Там же, с. 46.
4 Баландин С. Н. Культовое каменное зодчество Сибири в XVIII в. Новосибирск, 1994. С. 109.
ближайшей к ним провинции» . Исследователь считает, что, несмотря на
существование «некоторых региональных особенностей в зодчестве
/ Западной и Восточной Сибири», они «не выходят за стилевой предел
общности всего культового зодчества Сибири XVIII в.» , поскольку в Сибири не было «постоянных кадров строителей и зодчих», не было и «местных школ зодчества, придерживающихся определённых традиций и профессиональных концепций».49 В новом учебнике по истории русской архитектуры (раздел написан Т. А. Славиной и В. И. Пилявским) из всех провинциальных школ барокко только сибирская заслужила описания и упоминания сразу несколько памятников. «Её самобытность позволяет говорить о сибирском барокко как о явлении оригинальном и сильном», в котором скрещиваются влияния Русского Севера, Украины, Петербурга и «восточные художественные традиции, связанные с буддизмом и ламаизмом».50 Наконец, необходимо упомянуть небольшая статью Е. И. Кириченко, где «сибирское барокко» (вместе с другими региональными школами XVIII в.) впервые осмысляется в общемировом контексте — как последний этап поствизантийской архитектуры.51
Итак, существует немало работ, так или иначе ставящих вопрос о периодизации и стилистической принадлежности сибирских храмов XVIII в.. Тем не менее, нет однозначности ни в стилистическом определении сибирской архитектуры (вся ли она барочная?), ни в её периодизации, ни в выделении местных школ (каковы границы Западной и Восточной Сибири,
Там же.
48 Там же, с. 108-109.
49 Там же, с. 109.
5 История русской архитектуры. Под ред. Ю. С. Ушакова и Т. Л. Славиной. СПб, 1994. С. 326.
51 Кириченко В. И. Является ли архитектура «сибирского барокко» действительно архитектурой барокко? К проблеме стиля в архитектуре русской провинции XVIII -пер. пол XIX века. // Барокко в России. М. 1994.С. 36-46.
больше общего или различного между ними?). Очевидно, что метод определения стиля и развития сибирского зодчества по особенностям «ключевых» памятников — среди которых Крестовская церковь с её завораживающим исследователей декором всегда значила едва ли не больше всех остальных вместе взятых, — без серьёзного внимания к точному моменту и месту создания храмов (категории «Западная — Восточная Сибирь», «начало — середина — конец века» при тысячекилометровых расстояниях и измеряемых десятками лет сроках возведения памятников слишком приблизительны) бесперспективен. К сожалению, в единственной работе, опирающейся на достаточно представительный круг памятников, — книге С. Н. Баландина — нет выводов, помимо самых общих. Поэтому анализ максимального, по возможности, числа сибирских храмов, выделение групп памятников, связанных друг с другом стилистикой (работой мастеров одной артели) и/или иконографией (ориентация на один и тот же образец), представляется насущно необходимым шагом для определения архитектурных форм, общих для всех сибирских храмов или свойственных местным группам памятников. Только на основе подобного анализа можно делать выводы о характере и периодизации рассматриваемого «фрагмента» сибирской архитектуры в целом.
В диссертации исследуется около 120 каменных храмов, построенных в течение XVIII в. или в самом начале XIX в. Большая часть — более трёх четвертей52 — дошедших да нашего времени памятников была обследована автором, труднодоступность других сделала невозможным личное ознакомление. Формы несохранившихся храмов восстанавливались по публикациям и материалам архивных и музейных фондов, а также частных коллекций (как в Сибири, так и в Москве и Санкт-Петербурге). Для городов удалось собрать достаточно полные
46 из 60.
изобразительные материалы , фотографий же большей части сельских памятников обнаружить не удалось. К счастью, в Сибири сельское строительство (за немногими исключениями) развернулось только в последней трети XVIII в., и потому об архитектуре предьщущего периода полное впечатление можно составить на основе городских храмов, тем более что именно они определяли пути развития архитектуры. Полный материал по сельским памятникам опубликован только по Иркутской епархии (Приангарье и Забайкалье); на её примере будет рассмотрена судьба традиционного сибирского каменного храмостроительства в эпоху классицизма.
Нижняя хронологическая граница диссертации — 1700 г. — совпадает с началом столетия и определяется строительством первого каменного храма Сибири в нарышкинском стиле (Благовещенского собора в Тюмени). Каменное строительство началось в Сибири в 1680-е годы, однако немногочисленные постройки XVII в.54 не оказали влияния на стилистику храмов 1700-х годов. Существенным рубежом были 1720-е годы, когда в связи с петровским указом 1714 г. в Сибири практически прекратилось каменное строительство. Его возрождение в 1730-е годы связано с постепенным расширением географии построек и совпадает с таким важным событием, как разделением основанной ещё в 1621 году Сибирской епархии на Тобольскую и Иркутскую (1727 г.). Представляется, что подобное разделение если и не предопределило, то свидетельствовало
В городах Сибири на 1800 г. существовало (действовало или строилось) около 100 храмов; удалось найти изображения 80 из них.
54 В XVII в. каменное строительство велось только в Тобольске и Абалаке. Оно началось с комплекса «Софийского дома» (митрополичьего двора), к которому примыкали Софийский собор (1681-1686) с колокольней (1683-1685). Затем были возведены храм Знамения в селе Абалак (1683-1691), Спасо-Преображенский собор Знаменского монастыря (1685-1691) и городской Троицкий собор (1691-1694), а также приходская Богоявленская церковь (1690-1691) в Тобольске.
о расхождении в путях развития сибирских регионов. Развитие сибирской архитектуры с начала столетия и до введения в действие упомянутого указа рассмотрено в первой главе (условные даты — 1700-1730). Зодчество Сибири после возобновления каменного строительства и до исчезновения форм барокко под влиянием классицизма (этот процесс начался в тогдашних сибирских столицах — Тобольске и Иркутске — ещё в 1770-е годы, но в сельской местности затянулся едва ли не до середины XIX века; условно период обозначается как 1730-1800) исследуется в следующих трёх главах, выделенных по территориальному принципу. Во второй рассматриваются храмы Западной Сибири (по Иртышу, Тоболу и их притокам), в третьей — центральный сибирские земли (по Томи и Енисею), в четвёртой — архитектура Восточной Сибири (вокруг Байкала, по Ангаре и Селенге). Особенности и наличие материала вносят, конечно, определённые коррективы. В диссертации рассматривается только архитектура русского старожильческого населения; за её пределы выводятся памятники, сооружавшиеся на вновь осваиваемых территориях — крепостях Новоишимской, Иртышской и Колыванской оборонительных линий, а также алтайских заводских поселениях — по столичным проектам, обычно под руководством инженеров или геодезистов. С другой стороны, почти не затрагиваются храмы двух наиболее отдалённых сибирских регионов — поселений в бассейнах Амура (Нерчинск) и Лены (Киренск, Якутск), — поиск материалов по которым не принёс серьёзных результатов. В заключении диссертации представлена общая картина процесса развития сибирского каменного храмостроения XVIII в., а также его периодизация. Предложены территориальные и хронологические границы региональных школ, определены их стилистические особенности и соотношение с развитием архитектуры тех регионов, которые оказали на них влияние (Тотьма, Устюг, Вятка, Урал). Специальное место уделено вопросам терминологии и, в первую очередь, понятию «сибирское барокко». В качестве приложения составлен список каменных храмов
Сибири XVIII в. (см. приложения 1 и 2), а также сибирских архиереев (приложение 3).
Предметом анализа являются объёмно-пространственные композиции и фасадные композиции, а также декор храмов. Сразу необходимо отметить, что в диссертации не приводятся и не анализируются планы; это объясняется тем, что все храмы Сибири XVIII в. (за единичными исключениями55) имеют один и тот же план — это бесстолпные сооружения с трапезной и колокольней по оси. Также приходится отказаться от анализа внутренних пространств храмов. Современная сохранность памятников такова, что во всей Сибири сохранился только один (!) интерьер, дошедший до нас от XVIII в. со всем своим убранством — это знаменитая Крестовская церковь в Иркутске. Ещё несколько храмов сохранили интерьеры отчасти, в основном в переделках XIX в. Но даже если говорить лишь о внутреннем пространстве, то и оно мало где уцелело: многие храмы лишены венчающих частей или верхних этажей целиком. Восстановление же внутренних пространств по изображениям практически невозможно, поскольку фотографии интерьеров ограничиваются почти исключительно иконостасами. О том, чтобы на основе анализа доступных нам интерьеров — в натуре или по изображениям — делать какие-либо обобщения, не может быть и речи. Добавим, что вынужденное ограничение внешними формами вообще характерно для исследований о региональных школах XVIII в.56. Итак, в центре внимания оказываются особенности объёмных построений, расположение и элементы декора фасадов. Особенно важен вопрос об
Постройки украинских мастеров начала XVIII в. — тюменский Троицкий монастырь, а также тёплый собор и два приходских храма в Тобольске. 56 См., например: Каптиков A. IO. Каменное зодчество Русского Севера, Вятки и Урала XVIII в. Свердловск, 1990; Галашевич А. А. Культовая архитектура Тверского края XVIII в. (к проблеме местных традиций зодчества). Автореф. канд. дисс. М., 1983.
образце храма, выбором которого часто объясняется применение тех или иных архитектурных форм.
Датировки ряда памятников проверены по архивным данным, многие уточнены. Осуществить архивную проверку всех дат (их не одна сотня) было невозможно практически, поэтому многие храмы датируются по литературе. В случае расхождений, предпочтение отдаётся наиболее авторитетным и основанным на архивных данных исследованиям, а также тем датам, которые подтверждаются датировками в заглавиях архивных дел. Варианты и подробности датировок даются в основном тексте диссертации, в приложениях даны только годы начала и окончания строительных работ.
В диссертации использованы материалы архива Института истории материальной культуры Российской Академии наук в Санкт-Петербурге (Архив ИИМК РАН), Государственного учреждения Тюменской области Государственного архива в г. Тобольске (ГУТО ГАТ), фототеки Государственного музея истории архитектуры им. А. И. Щусева, Отдела Свода памятников архитектуры и монументального искусства России Государственного института искусствознания, а также архива Института «Спецпроектреставрация» (Москва), центров по охране памятников в Иркутске, Нерчинске, Омске, Тюмени, Улан-Удэ и Чите, музеев Верхотурья, Екатеринбурга, Енисейска, Ишима, Нерчинска, Новосибирска, Тобольска, Томска и Тюмени. В рамках работы над диссертацией автором были обследованы и фотофиксированы памятники на территории республик Бурятия и Коми, Красноярского края, Архангельской, Вологодской, Иркутской, Кемеровской, Кировской, Костромской, Курганской, Нижегородской, Новосибирской, Омской, Пермской, Свердловской, Томской, Тюменской и Читинской областей, Агинского Бурятского автономного округа, а также в Киеве, Чернигове (Украина) и Петропавловске (Казахстан).
Архитектура второй трети XVIII в.
Отмена петровского указа 1714 г. о запрете каменного строительства вне Петербурга в 1722 г. не означала для Сибири его немедленного возобновления. Строительные работы 1720-х годов сводились к продолжению и завершению приостановленных указом 1714 г. построек — комплексов Далматова и Тюменского Троицкого монастыря, а также Никольской церкви в Тобольске. Только в следующем десятилетии закладываются новые постройки. Первой из них был собор в Троицком Кондинском монастыре на Оби (1731-1758).
Кондинский монастырь являлся одной из наиболее удалённых обителей Сибири, основанной в Кодеком городке — племенном центре кодских (кондинских) манси (вогулов) на берегу Оби примерно в 200 км выше Березова (ныне пгт. Октябрьское Березовского р-на Ханты-Мансийского автономного округа). От Троицкого собора уцелел только основной объём с апсидой; придел, трапезная и шатровая колокольня не сохранились.1 Собор, сооружённый по схеме восьмерик на четверике, с пятигранной апсидой, стоит на подклете. Его свод некогда был прикрыт кровлей украинских барочных очертаний, достаточно широкий барабан венчался куполом сходных форм. Декор собора крупномасштабный. Восьмерик украшен карнизом из кронштейнов-кубиков, барабан — сложным трёхъярусным антаблементом с поясом круглых элементов над окнами. Наличники апсиды основного храма трёхлопастные, четверика — завитковые; наличники окон придела имели полуциркульные очелья, на апсиде — «медвежьи ушки». Все выступающие элементы декора покрыты насечкой. Это, как и набор завершений наличников и городковый карниз, очень близко формам, наблюдаемым на апсидах Успенского собора Далматова монастыря (1707-1720); сложные декоративные пояса барабана близки (хотя не повторяют дословно) декор восточных ворот (1727—1728) того же монастыря. Действительно, собор строился далматовской артелью подмастерья каменных дел Иакинфа Денисова. Ещё с XVII в. монастырь имел земельные владения на Исети (т. н. Кодская заимка), обеспечивавшие хлебом монастыри и многие другие районы Березовского уезда. Видимо, именно благодаря этим связям после завершения основных работ в отдалённый монастырь отправилась артель из Далматова. Надо сказать, что по своей композиции Троицкий собор вовсе не повторяет Успенский с его сложным крещатым пятиглавием на четверике. Композиция с большим восьмериком, как отмечалось в первой главе, была использована в ряде соборов Сибири начала XVIII в. (Верхотурье, Тюмень, Енисейск, Иркутск). Что касается украинских кровель и куполов, то после возведения грандиозного митрополичьего монастыря в Тюмени они быстро распространились и в Тобольске, увенчав, в частности, тобольский Софийский собор. Представляется, что облик собора на далёкой Оби был вдохновлён тем же образцом — Троицким монастырским собором в Тюмени. Ведь его строитель митрополит Филофей Лещинский в последние годы своей жизни — всего за несколько лет до кондинского закладки собора— проповедовал именно среди кодских вогулов; новый собор стал, таким образом, памятником апостолу приобских земель и символом их приобщения к новой вере. Храмы Тобольска 1740-х — начала 1750-х годов.
Строительство в епархиальной и административной столице Тобольске оживает только во второй половине 1730-х годов, когда завершается, наконец, Никольская церковь (до 1714-1743), начинается перестройка Богоявленской (1737—1744) и закладывается Благовещенская (1735-1758). В 1740-е годы возобновляются строительные предприятия митрополичьего двора. При Антонии II Нарожницком (1742-1748) строится тёплый собор Антония и Феодосия Печерских (1743-1746) и возводятся новые стены архиерейского двора с воротами, а при его преемнике Сильвестре Гловацком (1749-1755) ведутся строительные работы в Абалаке — возводится тёплая церковь (1748-1750), перестраивается холодный Знаменский храм (1751—1752) и сооружается колокольня (1752-1759). Тогда же, по некоторым сведениям, начинается каменное строительство в небольшом пригородном Междугорском монастыре в долине речки Шанталык, где возводится соборная церковь Иоанна Предтечи (1752-1758)2. Она была разобрана за ветхостью и заменена новой уже в 1808-1812 гг. (это здание сохранилось), изображений старого храма не обнаружено. После завершения Никольской и Богоявленской церквей в Тобольске закладывается несколько новых — Андреевская (1744-1759), Христорождественская (1744-1761) и Михаило-Архангельская (1745-1754). В городе Туринске — на полпути по Туре между Верхотурьем и Тюменью — возводится первый каменный храм —
Сретенский (1744-1751). Церковь сохранилась до нашего времени не только надстроенной вторым этажом, но и в очень плохом состоянии; дореволюционные изображения этого храма не известны.4 Остатки сдержанного, почти примитивного декора первого этажа позволяют, тем не менее, сблизить её с верхотурской Покровской церковью (1744-1753) и отнести к уральской традиции.
Архитектура второй трети XVIII в.
Центральную Сибирь ни историки, ни историки искусства не рассматривают как единое целое. В данной работе термин используется как условное понятие «от противного» — как совокупность территорий, оказавшихся между более однородными Западной и Восточной Сибирью. По сути дела, в это понятие входит два региона — земли верхнего течения Оби и по её правому притоку Томи, а также по берегам Енисея. Начиная с 1726 г. эти территории входили в состав Тобольской (Томск и Кузнецк) и Енисейской (Нарым, Енисейск и Красноярск) провинций Сибирской губернии, а после 1764 г. — в Тобольскую губернию.
Каменное строительство в Центральной Сибири начиналось на заре XVIII в., и его единственным центром долгое время остаётся Енисейск. Как и в других частях Сибири, после указа 1714 г. строительство здесь постепенно заглохло и возобновилось в середине 1730-х годов. Только в 1750-е годы оно распространяется на другие города (Красноярск) и сёла (Назимово на Енисее). Переломными оказываются 1770-е годы, когда строительство сельских каменных церквей из эпизодического становится на Енисее постоянным, а также возводятся первые каменное храмы в разных частях Обско-Томского региона — Нарыме (1770), Барнауле (1771— 1774), Кузнецке (1775-1780), Томске (1776-1789) и Семипалатинске на Иртыше (1777-1793). Постоянное каменное строительство велось на протяжении в XVIII в. только в Енисейске и Томске; в остальных городах оно часто ограничивалось одной постройкой. Нужно отметить, что храмы горнозаводских центров (например, Барнауле) и крепостей оборонительных линий (например, Семипалатинске) строились по проектам военных инженеров или столичных зодчих (также, как это было в южных районах Западной Сибири), и потому рассматриваться в диссертации не будут.
Судьба храмов центральносибирских регионов сложилась хуже, чем в Западной и Восточной Сибири. Из десяти храмов Енисейска свои основные объёмы сохранили лишь три, из семи томских храмов также сохранилось три, причём два — в обезображенном состоянии. Ещё хуже сохранились сельские храмы — из двадцати пяти храмов, заложенных до конца XVIII в. в сёлах на территории будущей Енисейской губернии (образована в 1823 г.), до нашего времени сохранилось всего два; нельзя исключать, конечно, что многие просто не фигурируют ни в охранных списках, ни в литературе, но в любом случае это единичные объекты. Поскольку публикации касаются исключительно городских храмов этих регионов, а возможностей для подробных архивных изысканий не было, в диссертации представлен материал только по главным строительным центрам Центральной Сибири — Енисейску, Красноярску, Томску и Кузнецку.
Первой каменной постройкой Енисейска после перерыва в строительстве становится Спасо-Преображенский собор одноименного монастыря. Собор был заложен в 1735 и окончен в 1743 или 1745 г.1; главный престол был освящён в 1756 г. К первоначальному объёму храма типа восьмерик на четверике с двумя тёплыми приделами в трапезной позже была пристроена колокольня (впервые упоминается в 1772 г.)2, а в конце XVIII — начале XIX вв. был сооружён ещё один придел с юга и ряд пристроек с запада. В таком виде собор сохранился до наших дней.
Восьмерик Спасского собора перекрыт высокой кровлей с изломом и световым фонарём в завершении. Судя по изображению начала XIX в., апсиды главного и боковых приделов также были увенчаны главками на глухих барабанах. Апсида храма полуциркульная. Декор достаточно сдержанный, его характерной чертой являются карнизы из крупных кронштейнов-кубиков и нарышкинские завитковые наличники, среднее окно алтаря украшает наличник допетровского типа с трёхлопастным очельем. Особенностью декора собора можно считать введение дополнительных элементов в завитковый наличник — круглых и прямоугольных вставок в поле фронтонма, «надстройка» его вторым ярусом завитков, увенчание двускатной полочкой. Большая часть декора трапезной не сохранилась4, за исключением замечательного оформления её западного входа. Дверной проём заключён в многопрофильный перспективный портал, с поясами зубцов, кубышек и парных балясин. Его фланкируют две массивные трёхчетвертные колонны с базами сильного выноса, увенчанные расходящимися в стороны завитками с двускатной полочкой над ними. На карнизе, раскрепованном колоннами, установлен киот.
В целом, формы собора характерны для почерка мастеров Далматова монастыря, однако не совпадают полностью с набором форм какого-либо определённого памятника. По мнению С. С. Попадюка, трапезная и храм строились разными артелями каменщиков «или, во всяком случае, под руководством разных "подмастерий"»5. Вполне вероятно, сохранявшиеся на момент обследования автором формы северного придела могли подтолкнуть к таким выводам, хотя фотографии показывают очень плохую сохранность6; в то же время формы портала трапезной обнаруживают, на мой взгляд, тот же почерк, что и основной объём собора. Форма упомянутого портала восходит, по мнению С. С. Попадюка, к оформлению ворот кремля в Верхотурье.7 Ещё большую, почти дословную близость, она обнаруживает с воротами Николаевского монастыря в том же городе, построенными в 1752 г.: создаётся впечатление, что над ними работали одни и те же мастера; большая грубость деталей верхотурских ворот объясняется их перекладкой в 1852 г. при строительстве надвратной церкви Симеона и Анны.
Архитектура последней трети XVIII в.
Выше уже говорилось, что в 1770-е годы строительство начинает распространяться по всей территории центральной Сибири. Одновременно изменяется и стиль построек. Ключевым памятником нового этапа развития архитектуры в Енисейске становится Троицкая церковь (1772— 1776). Хотя от этого храма до наших дней дошёл лишь нижний ярус, да и то в изуродованном виде, он и сейчас поражает красотой своего убранства.
Этот одноэтажный приходской храм с двумя трапезными приделами отличался вертикализмом своих пропорций. Его объёмно-пространственное построение во многом повторяло Рождественский собор. Трёхсветный четверик храма был перекрыт крутым восьмилотковым сводом с главкой на световом барабане. По углам четверика стояли остальные главы на глухих барабанах. Постановка барабанов малых глав прямо на углы восьмерика (а не на люкарны) ни в Тобольске, где пятиглавие стало стремительно распространяться под влиянием Воскресенской церкви, ни на Урале, где оно никогда не «выходило из моды», не известна. Её можно объяснить только подражанием уникальному пятиглавию образца. Отдельными главками на восьмеричках венчались трапезные приделы и апсида, барабаны всех восьми глав имели волюты. Полуглавия были без окон, отсутствующей в тобольской традиции трёхлепестковой формы; она возникла, быть может, из окна-квадрифолия, как бы «натянувшего» на себя полуглавие, которое действительно сильно уменьшилось в диаметре. Колокольня состояла из трёх восьмериков на невысоком двухъярусном четверике. Повторяя схему иркутских колоколен, она имела уникальную особенность в её трактовке: расположение звона в высоком нижнем восьмерике и резкое убывание двух верхних. Эти убывающие восьмерики придавали колокольне пирамидальность — компромисс между требованиями архитектурной моды (ярусы восьмериков) и столь милым сердцу енисейцев шатровым завершением. Церковь сохраняет и такую архаическую черту енисейской архитектуры, как полуциркульные апсиды.
Декоративные формы храма отличаются необыкновенным богатством и одновременно упорядоченностью распределения по фасадам. Рёбра объёмов колокольни и апсиды оформлены лопатками с перехватом, трапезной и четверика главного храма — лопатками с фигурными филёнками. Окна с полуциркульной перемычкой, вытянутых пропорций, фланкированы наборными пилястрами на кронштейнах. Заглубленные проёмы окон сильно профилированы; в окнах обоих ярусов верхнего света они полностью повторяют форму окон (т. е. с полуциркульным очельем), в нижнем ярусе — со стрельчатыми завершениями. Карнизы всего здания язычковые. Большая часть форм происходит из иркутского барокко (например, иркутской Троицкой церкви), ближайшие аналоги им даёт собор Посольского монастыря на Байкале (1771—1778), построенный, кстати, енисейским ктитором. В Троицкой церкви иркутским формам дана особенно хорошая прорисовка и замечательная упорядоченность. Особенно великолепно оформлены входы. Южный портал имеет стрельчатый тимпан со вписанным в него киотом, а фланкирующие наборные пилястры завершаются эффектными завитками. Западный же портал дополнительно фланкирован двумя пузатыми трёхчетвертными колоннами. Кажется, что эти колонны поставлены сюда в подражание колоннам вокруг портала Спасского монастырского собора; в иркутской традиции они не известны.
Анализ позволяет заключить, что Троицкую церковь строили иркутские мастера, использовавшие также отдельные местные декоративные приёмы. В объёмно-пространственном построении местная традиция, напротив, оказалась решающей, поскольку в процессе качестве образца был избран енисейский храм — собор Рождественского монастыря.
По меньшей мере ещё два храма настолько похожи на Троицкую енисейскую церковь, что их можно отнести к произведениям той же иркутско-енисейской артели. Один из них — первый каменный храм обширного Томского края, собор Одигитриевской иконы Божией Матери в Кузнецке (1775—1780). Строительство собора приписывается иркутской артели Почекунина18; однако в подробном списке иркутских зодчих и мастеров, составленном И. В. Калининой на обширных архивных материалах, его имя не фигурирует.19 Это можно расценивать как косвенное свидетельство того, что в артель влилось много енисейцев, среди них, возможно, и упомянутый Почекунин; впрочем, это только догадка. Собор был обезображен пристройкой двухэтажного притвора (1870 г.), а в 1930-е годы был разрушен, несмотря на своё не только художественное, но и историческое значение — здесь венчался Ф. М. Достоевский.
Кузнецкий собор был возведён по несколько иной схеме, чем Троицкая церковь — это был двухэтажный храм кораблём. Его венчание повторяло пятиглавие Троицкой церкви, отличаясь наличием излома кровли и усложнённым очертанием полуглавия-трифолия Храм был небольшим, и потому окна на фасадах четверика расположены на двух, а не на трёх осях — очень редкая особенность. Двухъярусный четверик колокольни был выше, чем в Енисейске, поскольку был выведен на один уровень с трапезной верхнего храма. Восьмерик звона имел те же пропорции, что и в Енисейске, но его кровля следовала аркам звона (в енисейской церкви углы восьмерика между ними были доложены до уровня замков арок), а два верхних восьмерика превратились в небольшие декоративные постаменты под главкой. Представляется, что образцом для объёмного построения кузнецкого храма была Воскресенская церковь в Тобольске, в подражание которой были применены все отличающие его от Троицкой церкви формы — двухэтажность кораблём, кровля с изломом, сложный абрис полуглавия, венчание колокольни. Что касается декора храма, то он очень близок формам енисейской Троицкой, а также возводившейся одновременно иркутской Владимирской церкви (1775-1780).
Архитектура сер. — третьей четв. XVIII в.
После завершения к 1731 г. основных работ по возведению иркутского городского собора строительство в Восточной Сибири перерывается на десять лет. В 1741 г. закладывается Одигитриевский собор в Верхнеудинске, строительство которого затягивается почти полвека (до 1785 г.). Не меньшие трудности возникают при строительстве храма Михаила Архангела в Нерчинске, поскольку его строительство длится почти тридцать пять лет (1742-1776). Более чем на четверть столетия (до 1767 г.) затягивается и возведение Чудотворской церкви в Иркутске, заложенной в 1744 г. Таким образом, первым каменным храмом, построенным в епархии после перерыва, можно считать иркутскую Крестовскую церковь. Купец Ф. Щербаков подает прошение на её строительство ещё в 1740 г., но оно отклоняется архиереем, и работы начинаются только в мае 1747 г. на средства иркутского посадского Ивана Амосова. Церковь строилась на склоне Иерусалимской или Крестовской горы, где при въезде в Иркутск с Амурского тракта ещё в 1661 г. — в год закладки Иркутского острога — был установлен крест. Главный Троицкий и северный трапезный Крестовоздвиженский престолы освящаются в 1758 г., южный Сергиевский — в 1760 г. Обширный северный придел появляется в 1774-1779 гг. «Первоначально церковь называли Троице-Сергиевской, но поскольку в городе имелась ещё одна Троицкая церковь, то для удобства церковь на горе переименовали в Крестовоздвиженскую», — пишет И. В. Калинина . Кажется, что это наименование появилось по ошибке — из-за смешения названия горы и одного из приделов; тем не менее, оно прочно закрепилось за церковью. Однако и «Описание Иркутского наместничества» 1792 г., и И.Э.Грабарь, и Г. К. Лукомский называют церковь не Крестовоздвиженской, а Крестовской , что представляется более правильным.
Храм одноэтажный. Четверик перекрыт крутым восьмилотковым сводом с двумя стремительно убывающими малыми восьмериками. Апсида пятигранная, уже четверика. Трапезная, напротив, несколько шире; с обеих сторон от узкого прохода в холодный храм здесь установлено по два столба для поддержания возвышающихся над трапезной объёмов приделов. Они строятся по схеме восьмерик на четверике (большие восьмерики уже четвериков) и перекрыты крутыми восьмилотковыми сводами, на которых стоят восьмерички с главками на тоненькой шейке. Интересно, что четверики приделов завершаются с внешних сторон полуглавиями, а каждый из четырёх внешних углов оформлен половинкой полуглавия. Каждый из четвериков опирается на квадрат, образованный стеной трапезной и опирающимися на неё и столбы тремя арками. Нижний четверик шестиярусной колокольни закрыт притвором, сменившим в 1860 г. крыльцо. (Крыльцо одноэтажному храму было необходимо, поскольку он был построен на склоне горы и уровень пола алтаря не меньше, чем на полтора метра выше уровня западного входа.) Верхний четверик служит основанием для трёх восьмериков, нижний из которых низкий и глухой, а верхние открытые. Венчалась колокольня ещё одним глухим восьмериком (уже ярусов звона), перекрытым крутым восьмилотковым сводом со шпилем на тоненькой шейке. Это венчание было утрачено в 1897 г. Композиция всех объёмов по отдельности и храма в целом отличается выверенностью и стройностью.
Объёмно-пространственное построение храма не опирается на сибирскую традицию. Все предыдущие храмы Сибири имели в завершении традиционное пятиглавие или большой восьмерик. Первые храмы с малым восьмериком в венчании строятся в Сибири одновременно с Крестовской церковью — это храмы Апостола Андрея (1744-1759), Архангела Михаила (1745-1754) и Рождества Христова (1748-1761, не сохранился) в Тобольске и Одигитриевский собор в Верхнеудинске (1741—1785). Все они отличаются от иркутского храма тем, что имеют полуглавия и всего один относительно небольшой восьмерик. На Урале первым памятником с малыми восьмериками (причем двумя) в венчании становится церковь Иоанна Предтечи в селе Красном. Её нижний этаж датируется 1721—1728 гг., верхний предположительно был закончен в 1730-е годы3. Но её верхние части неоднократно «истреблялись» огнём, в 1798 г. храм даже освящался заново, так что однозначно считать его малый восьмерик первоначальным нельзя . Следующие постройки с малым восьмериком появляются на Урале только в 1750-е годы, на Вятке ещё позже5. Единственным «источником» малого восьмерика остаётся Великий Устюг, где первые памятники с подобным завершением появляются уже в 1720-е годы — церкви Иоанна Богослова (после 1715 — 1725, не сохранилась),
Николы Гостунского (холодный храм — 1720-е) и Рождества Христова (1725-1729, не сохранилась)6. Уже в 1730-е годы малый восьмерик становится господствующим типом завершения храмов устюжской школы. Восьмериковые композиции имеют самые разные пропорции. Представляется, что А. Ю. Каптиков несколько противоречит самому себе, когда пишет, что Крестовская церковь отличается от памятников северо-восточной России особенно крутой стрелой свода : в другой работе он приводит несколько примеров храмов со стремительно убывающими восьмериками на крутом своде — Сретенскую церковь Преображенского монастыря в Великом Устюге (1725—1739), церковь Покровского погоста на реке Лузе (1729-1750) и Благовещенский собор в Лальске (1732-1762)8. Есть в устюжском регионе и храмы, где, как и в иркутской церкви, вертикализм достигается без подчеркивающего его полуглавия (как у вышеупомянутых памятников); такой вариант характерен для вычегодского ареала — храмов Усть-Сысольска (ныне Сыктывкар) и Сольвычегодска. Среди наиболее ярких примеров необходимо назвать усть-сысольский Троицкий собор (1716-1753; не сохранился) и сольвычегодскую Воскресенскую церковь (1725-1749, 1767—1779; не сохранилась).
