Эволюция внешней политики Российской Федерации в центральной Азии в 1991-2012 гг. Мещеряков Константин Евгеньевич

Содержание к диссертации

Введение

ГЛАВА 1. Источники и историография внешней политики российской федерации в центральной азии 14

1.1. Источники 14

1.2. Историография 26

1.2.1. Классификации исследований по внешней политике России в Центральной Азии 26

1.2.2. Этап становления историографии внешней политики Российской Федерации в Центральной Азии (1992-1995 гг.) 29

1.2.3. Развитие историографии внешней политики Российской Федерации в Центральной Азии в 1996-2001 гг 37

1.2.4. Современный этап развития историографии внешней политики Российской Федерации в Центральной Азии (с 2002 г.) 71

ГЛАВА 2. Формирование внешней политики россии в центральной Азии 207

2.1. Оценка цеитральноазиатского региона в источниках по внешней политике России 207

2.2. Механизм формирования внешнеполитического курса России в Центральной Азии 213

2.3. Периодизация отношений Российской Федерации с государствами Центральной Азии 220

ГЛАВА 3. Россртйско-казахские отношения 226

3.1. Влияние исторического наследия на особенности российско-казахских отношений 226

3.2. Российско-казахские отношения в 1991-1997 гг.: развитие стратегического партнерства 232

3.3. Расширение союзнического взаимодействия между Россией и Казахстаном в 1998-2012 гг 248

ГЛАВА 4. Российско-киргизские отношения 290

4.1. Влияние исторического наследия на особенности российско-киргизских отношений 290

4.2. Российско-киргизские отношения в 1991-1999 гг.: стратегический характер сотрудничества 297

4.3. Российско-киргизские отношения в 2000-2012 гг.: расширение асимметричного союзнического взаимодействия на фоне усиливающихся противоречий 309

ГЛАВА 5. Российско-таджикские отношения 348

5.1. Влияние исторического наследия на особенности российско-таджикских отношений 348

5.2. Российско-таджикские отношения накануне и во время гражданской

войны в Таджикистане (конец 1991 г. — первая половина 1997 г.) 356

5.3. Российско-таджикские отношения во второй половине 1997 г. —

середине 2005 г.: поиск новых принципов взаимодействия 385

5.4. Российско-таджикские отношения в конце 2005 г. — начале 2012 г.:

углубление противоречий и попытки их преодоления 404

ГЛАВА 6. Российско-туркменские отношения 439

6.1. Влияние исторического наследия на особенности российско-туркменских отношений 439

6.2. Взаимодействие России и Туркмении в 1991-1995 гг.: от взаимной антипатии к ограниченному сотрудничеству 447

6.3. Российско-туркменские отношения в 1996-2005 гг.: на грани замерзания 461

6.4. Взаимодействие России и Туркмении в 2006-2012 гг.: на пути к стратегическому партнерству 481

ГЛАВА 7. Российско-узбекские отношения 512

7.1. Влияние исторического наследия на особенности российско-узбекских отношений 512

7.2. Российско-узбекские отношения в конце 1991 г. — середине 1995 г.: адаптация к изменившимся реалиям 521

7.3. Взаимодействие Москвы и Ташкента под воздействием фактора «внешней угрозы» (конец 1995 г. — конец 1998 г.) 535

7.4. Российско-узбекские отношения в период разнонаправленного развития (конец 1998 г.—начало 2003 г.) 544

7.5. Российско-узбекские отношения в середине 2003 г. — начале 2008 г.: выход на уровень стратегического партнерства и союзнического взаимодействия 555

7.6. Российско-узбекские отношения в 2008-2012 гг.: уменьшение темпов развития 573

Заключение 596

Список использованных источников и литературы

• Этап становления историографии внешней политики Российской Федерации в Центральной Азии (1992-1995 гг.)
• Периодизация отношений Российской Федерации с государствами Центральной Азии
• Российско-казахские отношения в 1991-1997 гг.: развитие стратегического партнерства
• Российско-киргизские отношения в 1991-1999 гг.: стратегический характер сотрудничества

Этап становления историографии внешней политики Российской Федерации в Центральной Азии (1992-1995 гг.)

В 1992-1995 гг. работы по внешней политике России в Центральной Азии были весьма немногочисленными. В это время отечественная дипломатия переживала трудный период становления; ее характеризовал сильный прозападный уклон, что определило интерес отечественных и зарубежных авторов к ее европейскому и американскому направлениям, тогда как взаимодействию Москвы с центральноази-атскими республиками не уделялось должного внимания. Среди исследований рассматриваемого периода, выявляющих общие особенности внешней политики России в изучаемом регионе, наиболее интересными представляются статьи отечественных востоковедов В. Я. Белокреницкого и О. Маклая и индийского политолога А. И. Сингх.

В. Я. Белокреницкий справедливо отмечает, что в начале 1990-х гг. российское руководство воспринимало Центральную Азию как экономически отсталый регион, приверженный чуждым ему ценностям и являющийся для Москвы бременем, от которого ей следовало скорее избавиться. По мнению автора, подобный подход сформировался в умах «российских демократов» еще в годы Перестройки и свидетельствовал об инерционности их мышления. Развитие событий в Таджикистане в 1992 г. вынудило Москву вернуться к прежнему пониманию своей роли в цен-тралыюазиатских делах, после чего главной составляющей ее отношений с государствами региона стало взаимодействие в сфере безопасности. Выводы В. Я. Белокреницкого представляются нам убедительными: он предрекает неизбежное возвращение России в Центральную Азию и утверждает, что чем большую активность будут проявлять ее конкуренты, тем последовательнее и конструктивнее будет ее собственная дипломатия в данном регионе84.

О. Маклай полагает, что независимость застала центральноазиатские режимы врасплох, поэтому во всех своих неудачах они стали обвинять Б. 1-І. Ельцина и оставшееся здесь после распада СССР русское население. Это вызвало в России рост ксенофобии, в результате чего ее отношения со странами Центральной Азии в начале 1990-х гг. не получили должного развития85. Подобные оценки мы считаем не вполне корректными: в действительности пассивность российской дипломатии А. И. Сингх воспринимает Россию не европейским, а евразийским государством, неразрывно связанным с Центральной Азией. По ее мнению, главной проблемой Москвы в изучаемом регионе является не угроза исламского фундаментализма, а внутренняя нестабильность расположенных здесь государств86. Вышеозначенные выводы представляются нам вполне достоверными и уникальными для своего времени, несколько опередившими развитие мировой политической мысли.

Среди работ рассматриваемого периода по вопросам двустороннего взаимодействия России и стран Центральной Азии, следует упомянуть статью отечественного историка Г. 10. Ситнянского, посвященную проблемам российско-киргизского сотрудничества. Автор анализирует процесс обретения Киргизией независимости и отмечает, что наибольшую цену за это заплатило русскоязычное население республики. Констатируя, что русская община Киргизии сыграла важную роль в ее историческом развитии, эксперт делает обоснованный прогноз, что отток русскоязычного населения угрожает республике катастрофой, поскольку автохтоны не смогут обеспечивать рост ее экономики87.

В начале 1990-х гг. появились первые публикации ио проблемам международных отношений в Центральной Азии. Главными вопросами, рассматриваемыми в данных работах, были политика внешних акторов в изучаемом регионе и их борьба за влияние на расположенные здесь государства.

Российский историк Г. И. Старченков отмечает, что распад СССР имел катастрофические последствия для стран Центральной Азии, где идеологический вакуум и борьба местных элит с Союзным центром привели к небывалому росту националистических настроений. Этим активно воспользовалась Турция, предложившая центральноазиатским республикам создать «союз тюркских государств» с целью скорейшего вытеснения из региона России. По мнению автора, данная инициатива нашла понимание в Казахстане, Узбекистане и Туркмении, разочарованных в прозападном курсе Москвы и вынужденных искать альтернативных ей партнеров. Обвиняя российское руководство в бездействии и призывая его взять на себя ответствен. Данные тезисы вызывают у нас полное понимание.

Американский политолог Р. Уолш выявляет особенности центральноазиат-ской политики Китая в первые годы после распада СССР. Он отмечает, что крушение Советского Союза было воспринято Пекином с тревогой, и своей приоритетной задачей он видел урегулирование территориальных споров с республиками, возникшими на обломках СССР. При этом автор справедливо утверждает, что политика Китая в Центральной Азии выстраивалась на твердом понимании ведущей роли России в изучаемом регионе89.

Наибольший интерес в рассматриваемый период отечественные и зарубежные исследователи проявляли к внешней политике централыюазиатских республик. Среди работ, предлагающих общий обзор российского направления их дипломатии, особо примечательными являются следующие.

Книга российских историков 10. Г. Кульчика, А. В. Фадина и В. М. Сергеева стала первым монографическим исследованием по проблемам внешней политики стран Центральной Азии после обретения ими независимости. Авторы подчеркивают, что СНГ не удовлетворило ожиданий государств региона, в связи с чем они взяли курс на дистанцирование от России и поиск альтернативных партнеров. В то же время, ни одна из держав, претендовавших на особую роль в централыюазиатских делах, не смогла занять место Москвы: пределы влияния Турции ограничивались ее скромными экономическими возможностями; к финансовой слабости Ирана добавлялась неприязнь лидеров нентральноазиатских республик к продвигаемой им модели государственного строительства; отношения стран региона с Китаем омрачались наличием между ними территориальных споров и страхом местного населения перед китайской экспансией. В итоге авторы делают верный вывод, что развитие отношений с Москвой еще долгое время будет оставаться приоритетной задачей центральноазиатских государств. Весьма интересным разделом монографии представляются оценки положения русскоязычного населения в странах Центральной Азии. Своих соотечественников авторы называют «сиротами рухнувшей империи», не имеющими моральных лидеров и не способными оказывать воздействие на политику местных властей. Вместе с тем, их социально-экономические позиции представляются экспертам довольно сильными: их высокий образовательный уровень, занятость в современных отраслях хозяйства, наличие широких связей с внешним миром дают им серьезные преимущества в адаптации к новым условиям проживания. По мнению экспертов, центральноазиатские этнократические элиты не были заинтересованы в массовом оттоке русского населения как по причине очевидного ущерба своим экономикам, так и в связи с тем, что оно воспринималось ими как противовес растущему давлению со стороны исламских радикалов90. Данные тезисы представляются нам оригинальными, но небесспорными.

Не менее дискуссионный характер имеют выводы узбекских ученых А. В. Арапова и Я. С. Уманского, изучающих феномен «азийства» во внешней политике стран Центральной Азии. Авторы утверждают, что «азийство» предполагает наличие «восточного уклона» в дипломатии соответствующих государств. В подобных обстоятельствах развитие отношений с западными партнерами, в том числе с духовно чуждой им Россией, не может являться их истинным приоритетом. Данное обстоятельство делает практически невозможным создание экономического или военного союза, объединяющего Россию с центральноазиатскими республиками, и любой подобный альянс будет существовать только на бумаге. Главной задачей Москвы авторы видят поиск стратегического партнера в Центральной Азии, каковым может стать либо Казахстан, либо Узбекистан. При этом наиболее сильным региональным игроком, проводящим прагматичную и самостоятельную внешнюю политику, они называют Ташкент91.

Периодизация отношений Российской Федерации с государствами Центральной Азии

Еще больший интерес к российско-киргизским отношениям демонстрировали в рассматриваемый период зарубежные авторы.

В работах киргизских исследователей В. С. Власова и Э. Усубалиева, статьях их чешского коллеги С. Хорака, американских исследователей С. Блэнка и Р. Вейца выявляются общие особенности двустороннего сотрудничества.

В кандидатской диссертации политолога В. С. Власова предлагаются довольно высокие оценки взаимодействия Москвы и Бишкека. Автор разрабатывает своеобразную периодизацию развития двусторонних отношений: 1992-1995 гг. он характеризует как «этап сотрудничества» между Россией и Киргизией, 1996-1999 гг. — «этап содружества», 2003-2012 гг. — «этап стратегического партнерства» между нашими странами. При этом он упускает из виду период с 2000 по 2002 гг., когда Москва и Бишкек переходили на новые принципы взаимодействия, и не поясняет, в чем состоят юридические различия между «сотрудничеством», «содружеством» и «стратегическим партнерством» сторон как разными стадиями эволюции их отношений. По мнению эксперта, в 2012 г. российско-киргизское сотрудничество должно было вступить в новую фазу — «этап союзничества», связанный с включением Бишкека в Таможенный союз России, Белоруссии и Казахстана293. Как предложенная автором хронология, так и его попытки связать союзнический статус российско-киргизских отношений с вхождением Кыргызстана в Таможенный союз представляются нам весьма дискуссионными.

Аналитик Э. Е. Усубалиев критикует политику Москвы в отношении Бишкека. Он обвиняет Россию в стремлении унизить Киргизию, неспособности воспринимать ее в качестве равного партнера, нежелании учитывать ее внутренние проблемы. В данной связи он призывает Бишкек отказаться от ориентации на развитие сотрудничества с Москвой. Министерству иностранных дел Кыргызстана он предлагает вывести республику из состава ОДКБ, не уделять внимания интеграционным процессам в рамках ЕврАзЭС, закрыть военные базы России на территории Киргизии, прекратить воспринимать Москву как союзника и продолжить диверсификацию своей внешней политики294. На наш взгляд, перечисленные тезисы имеют необъективный и конфронтационный характер. Они свидетельствуют о том, что автор испытывает неприязнь к России и не признает за ней права отказаться от дотирования киргизской экономики на принципах, утвердившихся в 1990-е гг. При этом очевидно, что реализация предложенных им мер обернется для Киргизии катастрофой, поскольку, несмотря на все сложности в отношениях между нашими странами, Москва традиционно является единственным реальным союзником Бишкека.

Политолог С. Хорак полагает, что на протяжении 1990-2000-х гг. России удавалось удерживать Киргизию в орбите своего влияния, поскольку этому способствовали исторический, политический, военный, экономический и психологический факторы. Внешнеполитический курс Бишкека в отношении Москвы автор называет весьма лояльным. Вместе с тем, он предупреждает, что России следует уделять взаимодействию с Киргизией большее внимание, в противном случае на ее место придут другие «глобальные державы» — США и Китай295. Данные оценки представляются нам взвешенными и логичными.

С. Блэнк и Р. Вейц изучают взаимодействие между Москвой и Бишкеком в контексте «Народной революции» в Киргизии.

С. Блэнк заявляет, что революция 2010 г. была срежиссирована Россией: она перестала выполнять свои обязательства по финансированию киргизской экономики, заморозила инвестиции в энергетику республики, развязала кампанию по дискредитации режима К. С. Бакиева в своих средствах массовой информации, через институты ЕврАзЭС и ОДКБ стала ограничивать внешние связи Бишкека, наладила контакты с киргизской оппозицией. В результате к власти в республике пришло правительство, придерживающееся радикально пророссийских взглядов и способное, по мнению автора, свернуть диалог с США, отказавшись от принципа многовектор-ности в своей дипломатии296. На наш взгляд, выводы С. Бланка являются недостоверными, а его тезис о пророссийской ориентации правительства Р. И. Отумбаевой и вовсе не соответствует действительности.

Политолог Р. Вейц задается вопросом, почему Москва не оказала помощи Бишкеку в пресечении антиузбекских погромов в Ошской области, случившихся летом 2010 г. По итогам проведенного исследования он приходит к выводу, что в дей ствительности она не имела на это полномочий: межнациональный конфликт в Киргизии являлся внутренним делом данной республики, а, следовательно, не подпадал под юрисдикцию ОДКБ; его урегулирование могло быть передано ОБСЕ, председательство в которой в то время осуществлял Казахстан, но последний предпочел не вмешиваться в происходящее. По мнению автора, поведение России было воспринято многими странами как проявление слабости и безынициативности, хотя на самом деле она не желала повторения событий августа 2008 г., когда ввод ее войск на территорию Грузии вызвал в ее адрес массовые обвинения в агрессии297. Данные доводы представляются нам вполне убедительными.

В статьях американских экспертов У. Д. О Мэлли и Р. II. Мак-Дермотта анализируются вопросы военно-политического сотрудничества между Россией и Киргизией. Авторы полагают, что Бишкек является важным стратегическим партнером Москвы в Центральной Азии и союзником, которого она использует для сдерживания экспансии США на постсоветском пространстве. По мнению исследователей, ключевым моментом в двусторонних отношениях стало открытие Россией авиабазы в Канте. При этом они полагают, что заинтересованность в пребывании российских войск на своей территории проявлял в первую очередь Бишкек, стремившийся заручиться у Москвы дополнительными гарантиями своей безопасности в условиях, когда главный союзник Вашингтона по антиталибской коалиции, Ташкент, усилил на него политическое давление. Соответственно, эксперты отрицают тезис о том, что в начале 2000-х гг. Россия обратилась к политике империализма в Центральной Азии и стала принуждать страны региона к возвращению в свою сферу влияния298. Подобный подход вызывает у нас полное понимание.

Российско-казахские отношения в 1991-1997 гг.: развитие стратегического партнерства

А. В. Малашенко констатирует, что отношение различных внерегиональных акторов к интеграционным процессам в Центральной Азии было неодинаковым. Например, США выступали против сближения централыюазиатских республик, страны ЕС активно поддерживали их центростремительные тенденции, а Китай воспринимал их со сдержанным оптимизмом. Россия, по мнению ученого, после вступления в ОЦАС была разочарована ее неэффективностью, что определило последующую ликвидацию данной структуры путем ее поглощения ЕврАзЭС448.

Политолог О. А. Бирюкова полагает, что главной причиной пробуксовывания интеграционных процессов в Центральной Азии являлось недостаточное внимание к ним со стороны Москвы. В результате в ЦАЭС и ОЦАС возникли те же кризисные тенденции, которые наблюдались в СНГ4 19.

Востоковед В. С. Фроленков изучает проблемы экономического сотрудничества в рамках ШОС. Он полагает, что для России данный аспект многостороннего взаимодействия является важным потому, что он предоставляет ей возможность подкреплять свой авторитет в Центральной Азии материально, не уступая права считаться главным экономическим партнером стран региона соседнему Китаю450.

На наш взгляд, перечисленные выводы являются довольно дискуссионными. И. И. Климин несколько преувеличивает эффективность ОЦАС и ее возможность оказывать позитивное воздействие па динамику российско-централыюазиатского сотрудничества. А. В. Малашенко завышает ожидания Москвы от участия в работе данной организации, а О. А. Бирюкова — влияние России на интеграционные процессы в Центральной Азии. В. С. Фроленков с излишним оптимизмом относится к деятельности ШОС.

Монография И. Д. Звягельской представляет собой оригинальную попытку анализа внутренней и внешней политики централыюазиатских республик глазами местных жителей. Именно в таком ключе она характеризует деятельность России в изучаемом регионе в 1990-2000-е гг. По мнению автора, роспуск СССР являлся не исторически обусловленным фактом, а фатальной ошибкой, совершенной командой Б. Н. Ельцина. Отношение Москвы к Центральной Азии в начале 1990-х гг. автор трактует как безразлично-пренебрежительное, полагая, что оно начало меняться лишь под воздействием гражданской войны в Таджикистане, создавшей угрозу безопасности России. Попытки Москвы вернуться в данный регион, предпринимаемые в 1993-1999 гг., исследователь считает безрезультатными, поскольку расположенные здесь государства утратили к ней доверие. Постепенная нормализация россий-ско-централыюазиатских отношений началась лишь после отставки Б. Н. Ельцина, однако, по мнению эксперта, их состояние до конца 2000-х гг. оставалось далеким от идеального. Наиболее благополучными автор считает отношения России с Казахстаном, тогда как Туркмения сошла с орбиты ее влияния еще в начале 1990-х гг., а Киргизия, Таджикистан и Узбекистан выстраивали взаимодействие с ней исключительно на эгоистических принципах 51. Несмотря на всю пессимистичность подобных оценок, они представляются нам вполне объективными.

В 2000-2010-е гг. немало работ по указанной проблематике было подготовлено зарубежными авторами.

Казахский политолог Ж. Зардыхан утверждает, что развитие интеграционных процессов в Центральной Азии отвечает интересам большинства государств региона, однако в силу существующих между ними противоречий ни одна из созданных ими группировок не продемонстрировала особой эффективности. Главной причиной образования и сравнительно успешного развития ЦАС и ЦАЭС автор видит стремление цеитралыюазиатских республик объединяться во имя сохранения независимости от России. Как только данная задача утратила свою актуальность, субрегиональная интеграция полностью застопорилась452. Указанные тезисы представляются нам оригинальными и соответствующими действительности.

Другой казахский исследователь, А. Е. Чеботарев, и его британская коллега А. Бёр изучают влияние России на борьбу Казахстана и Узбекистана за региональное лидерство в Центральной Азии.

А. Е. Чеботарев полагает, что в 2000-е гг. выход Казахстана на позиции регионального лидера сдерживался не только непризнанием за ним данного статуса его южными соседями, но и негативным отношением к этому со стороны Москвы. В частности, Россия начала демонстративное сближение с Узбекистаном, который для оказания давления на Казахстан вступил в ЕврАзЭС и ОДКБ, а также пошел на роспуск ОЦАС, где он по всем параметрам заметно уступал Астане. С приходом к власти Д. А. Медведева российско-узбекские отношения охладели, вследствие чего Ташкент стал больше считаться с интересами Астаны, превратившейся в главного союзника Москвы в Центральной Азии. Одновременно Узбекистан стал искать новых покровителей в борьбе за право считаться ведущим государством региона453.

А. Бёр утверждает, что главной причиной торможения интеграционных процессов в Центральной Азии являлся страх, испытываемый перед Узбекистаном всеми его соседями, включая крупнейшее государство региона — Казахстан. В результате они стремились к более тесному взаимодействию с Россией, что обуславливало их заинтересованность в работе СНГ и ОДКБ, а не структур, патронируемых Ташкентом, — ЦАЭС и ОЦАС454.

В другой своей статье А. Бёр отмечает, что приход в Центральную Азию США предоставил странам региона уникальную возможность выйти из односторонней зависимости от России. В наибольшей степени ею воспользовался Узбекистан, решивший при поддержке Вашингтона реализовать свои гегемонистские амбиции в Центральной Азии. В подобных обстоятельствах геополитическая ось «Астана — Ташкент», лежавшая в основании всех региональных интеграционных объединений, прекратила свое существование. Этим умело воспользовалась Москва, сформировавшая с Астаной новую геополитическую ось, что способствовало подключению России ко всем региональным процессам и смещению географического центра региона далеко на север. Таким образом, Москва не позволила Ташкенту добиться своей цели, и борьба за лидерство в Центральной Азии вышла на новый круг

Российско-киргизские отношения в 1991-1999 гг.: стратегический характер сотрудничества

4 апреля 2006 г. 1-І. А. Назарбаев принял участие в церемонии открытия памятника Абаю в Москве666. В ходе проведенных консультаций президенты двух стран договорились, что Каспийский нефтепровод, ведущий из Казахстана в Россию и загруженный менее чем наполовину, будет наполняться нефтью, добываемой на совместно разрабатываемых месторождениях «Курмангазы», «Центральное» и «Хвалынское». Также стороны обсудили проекты транспортировки российской нефти из Западной Сибири в Китай по территории Казахстана и создания единой энергосистемы двух государств667. Данные инициативы имели несомненную новизну и способствовали дальнейшему углублению экономического сотрудничества между Россией и Казахстаном.