Содержание к диссертации
Введение
Глава I. Поэтика стилей и жанров русской литературы конца XX века (теоретический аспект) 13
1.1. Метод - стиль — жанр как структурообразующие категории современного литературного процесса. 13
1.2. Жанрово-стилевая парадигма современной русской прозы 22
Глава II. Модернистские тенденции в современной русскоязычной прозе Кабардино-Балкарии: метафизика романа К.Елевтерова «Выныривающий» 57
II.1 Метаморфозы сознания: сюрреалистическая традиция в романе 64
II.2. Метаморфозы формы: поэтика «Выныривающего» 75
II.3. Метаморфозы содержания: проблематика «Выныривающего» 84
Глава III. Постмодернистские тенденции в современной русскоязычной прозе Кабардино-Балкарии: поэтика интертекста .91
III.1. Аллюзии и реминисценции в прозе В. Мамишева 97
III.2. Жанровая синестезия: лирика прозы Б. Чипчикова 110
III.3. Игра в текст и с текстом в прозе А.Макоева 127
Заключение 138
Библиография 142
- Метод - стиль — жанр как структурообразующие категории современного литературного процесса.
- Метаморфозы сознания: сюрреалистическая традиция в романе
- Метаморфозы содержания: проблематика «Выныривающего»
- Аллюзии и реминисценции в прозе В. Мамишева
Введение к работе
ХХ-ХХІ века ознаменовали собой существенный перелом в истории человечества и формах его культурной деятельности. Это эпоха глобального разрыва с предшествующими культурными традициями, период художественных экспериментов в разных областях и видах искусства. Наиболее ярко эта особенность современной культуры проявилась в искусстве слова. Литература пробует новые изобразительно-выразительные средства, разрушает канонические формы и ритмы: наряду с традиционными формами широко используется фантастическое, поэтика сна, абсурд, деформация, сочетание ранее несовместимых приемов. Расширяется диапазон концепции человека, на которую существенно повлияли открытия в области психологии Зигмунда Фрейда, экзистенциализм, философия Ницше и т.д. Темы войн, экологических и социально-политических катастроф, кризис гуманистических идеалов и трагедия личности, подвергаемой гонению и насилию, проблемы веры и безверия, соотношения личного и коллективного, духовного и этического, нравственности и политики - основные в мировой литературе XX века - в русской прозе 1980-90-х годов приобретают особую актуальность и импульс для развития.
Вместе с тем в русской литературе наблюдаются специфические процессы и явления. После 1991 года происходит дифференциация русской прозы. Она разделилась не на два идеологически противопоставленных потока, как это было в советский период, а на множество стилевых течений, жанровых образований, большая часть которых существует вне идеологии, как эстетическое явление.
«В условиях социокультурной энтропии, когда прежние ценностные регуляторы социальной жизни уже исчезли, а новые еще не сложились
или не начали полноценно действовать, когда резко понизился уровень социальной интегрированности и значение коллективных интересов, литература не могла существовать как монологичная система» [67:10]. Конец 1980-х - начало 1990-х годов в развитии русской литературы можно охарактеризовать как период культурного промежутка, в котором в новой ситуации осуществлялось функционирование и диалог самых разных (традиционных и вновь формирующихся) феноменов, отражающих как этико-эстетические установки, выработанные предшествующим временем, так и рождение новых. При этом происходила системная трансформация, в прозе ярче всего выраженная стилевой и жанровой динамикой.
Это привело к тому, что русская литература конца XX века на первый взгляд кажется хаотичным смешением стилей, жанров, форм, которые существуют одновременно и возникают вдруг, вне традиций и преемственности. Однако при исследовании современного литературного і процесса в нем обнаруживаются и определенные закономерности, и генетические и типологические связи, и взаимодействие его»' составляющих. Тогда русская литература 1980-1990-х годов представляется динамичной системой, находящейся в состоянии обновления и изменения.
Актуальность исследования. Немаловажной составляющей современной отечественной литературы является литература Кабардино-Балкарии.
На протяжении предшествующих десятилетий развития национальных литератур республики имело место весьма существенное различие между русской художественной традицией и традицией Кабардино-Балкарии. Литература республики представляла собой явление закрытого типа: в ней доминировал один метод - реалистический,
5.
определявший жанровую парадигму, набор художественно-изобразительных средств и проблематику произведений. Среди факторов, влиявших на поэтику как прозы, так и поэзии и драматургии, самым существенным был фольклор народов Кабардино-Балкарии. Среди особенностей литературы республики важнейшими константами долгие годы оставались мифо-эпическая основа и художественный этнографизм. Региональный аспект, местный колорит были чертами превалирующими, доминантными, определяющими специфику национальных литератур республики, их отличие от литературы метрополии.
Однако в последние годы литературный процесс республики перестал быть явлением сугубо локальным, что дало ему возможность более глубокого взаимодействия с русским и мировым литературным процессом. На этой волне новый импульс к развитию в 1990-е - 2000-е годы получила русскоязычная проза Кабардино-Балкарии, определившая качественно новый уровень литературного процесса республики. Необходимость адекватного анализа и научного исследования данного феномена определяет актуальность нашего исследования.
Цели и задачи исследования. Цель работы состоит в попытке систематизировать и эстетически адекватно представить русскоязычную литературу Кабардино-Балкарии 1990-х - 2000-х годов, учесть сущностные аспекты литературного процесса республики, представить ее современную русскоязычную прозу в контексте и в связи с целостным отечественным литературным процессом.
В соответствии с обозначенной целью представляется необходимым решение следующего ряда задач:
определение основных особенностей мирового и отечественного литературного процесса конца XX века, оказавших непосредственное влияние на поэтику и проблематику литературы Кабардино-Балкарии;
установление жанрово-стилевой парадигмы современного русского литературного процесса;
выявление специфики преломления традиций современной отечественной литературы в прозе республики;
исследование русскоязычной прозы Кабардино-Балкарии в динамике художественных направлений, стилевых течений;
определение основной жанровой парадигмы русскоязычной прозы республики;
анализ поэтики прозаических жанров;
установление генезиса художественного творчества отдельных авторов;
выявление основной проблематики современной русскоязычной прозы Кабардино-Балкарии.
Нашей задачей является показать, как в русскоязычной прозе Кабардино-Балкарии происходит осмысление основных категорий и элементов постмодернистского, модернистского и реалистического дискурсов, определить возможные точки соприкосновения и пересечения основных онтологических и эстетических моделей, определяющих специфику современной русской прозы и русскоязычной прозы Кабардино-Балкарии.
Научная новизна работы. В диссертации впервые предпринимается попытка монографического исследования поэтики и проблематики русскоязычной прозы Кабардино-Балкарии 1990-х - 2000-х годов.
В определенной степени новым, отличным от традиционного для северокавказского литературоведения, является и сам подход к исследованию поставленной проблемы: литературная ситуация рассматривается не через призму сугубо специфических, определяемых национальными особенностями, черт и традиций, а привязывается к
общему художественному процессу отечественной литературы, органической частью которого она является и в русле которого формируется.
Объект исследования. В качестве объекта исследования выбраны прозаические произведения современных русскоязычных авторов Кабардино-Балкарии: К.Елевтерова, А.Макоева, В.Мамишева, Б.Чипчикова.
В работе рассматриваются произведения различной стилистической
и жанровой принадлежности. Жанровая палитра, анализируемая в
диссертации, определена конкретными художественными
произведениями: нами исследуются малая, средняя и большая эпическая формы, представленные соответственно рассказами В.Мамишева, Б.Чипчикова, повестями А.Макоева, В.Мамишева, романом К.Елевтерова «Выныривающий».
Отбор имен обусловлен максимальной привязкой творчества обозначенных писателей к отечественному литературному процессу конца XX века, возможностью на их примере проанализировать специфику поэтики и особенности проблематики современной русскоязычной прозы Кабардино-Балкарии.
Степень научной разработанности темы. При достаточно обширной изученности национальных литератур Кабардино-Балкарии в современном северокавказском литературоведении имеется значительный пробел - русскоязычная литература республики в целом остается явлением малоизученным. До сих пор не существует специальных монографических исследований по теме диссертации, нет серьезных работ в периодических изданиях - исключение составляет несколько отдельных небольших статей и рецензий, среди которых выделяются отклики на роман К.Елевтерова «Выныривающий»: статьи В.Курицина «Медленно,
иногда внимательно» («Октябрь», 1997, № 4) и И.Борисовой «Заприте меня от вас» («Первое сентября», 1997).
Очевиден подъем современной науки о литературе в Кабардино-Балкарии: в последнее время появляется все больше теоретических исследований литературоведов республики и диссертационных работ молодых ученых. Обозначенная тема не освещалась ни в одной из них. Данное диссертационное исследование является первой серьезной попыткой литературоведческого анализа современной русскоязычной прозы Кабардино-Балкарии.
Методологической основой исследования стала ориентация на целостное восприятие литературного процесса России, его структурности, идею взаимных зависимостей между составляющими структуры современной русской литературы, частью которой является литература Кабардино-Балкарии. Исследуя закономерности развития русскоязычной литературы республики, мы опирались на труды зарубежных и отечественных авторов, изучавших проблемы современного литературного процесса: вопросы поэтики стилей и жанров, особенностей проблематики и т.д.
Базисными для нашего исследования стали работы Р.Барта, О.В.Богдановой, А.Гениса, Н.Б.Ивановой, И.П.Ильина, В.В.Кожинова, В.Курицына, Н.Л.Лейдермана, М.Н.Липовецкого, Н.Маньковской, Г.Л.Нефагиной, И.С.Скоропановой, М.Эпштейна и др.
При анализе теоретических основ литературного процесса мы обращались к трудам классиков отечественного литературоведения: М.М.Бахтина, Л.Я.Гинзбург, Д.В.Затонского, Е.М.Мелетинского, Г.Н.Поспелова, П.С.Ульяшова, В.Б.Шкловского и др.
Важную роль в формировании научной концепции нашей работы сыграли труды и взгляды северокавказских ученых-литературоведов: Т.Б.Гуртуевой, Н.Н.Забары, З.А.Кучуковой, Н.А.Смирновой.
Помимо монографических трудов серьезный материал по проблемам литературного процесса конца XX века представлен за последнее десятилетие в периодических изданиях (журналы «Вопросы литературы», «Звезда», «Знамя», «Новое литературное обозрение», «Октябрь» и др.) и в электронных библиотеках Интернета.
Теоретическая значимость диссертационной работы состоит в разработке одной из актуальных проблем современного литературоведения - поэтики и проблематики современной русскоязычной прозы Кабардино-Балкарии, - а также в возможности комплексного изучения литератур Кабардино-Балкарии для-" создания целостной картины современного литературного процесса республики, выявления общих закономерностей и специфических черт. Результаты исследования могут способствовать дальнейшему изучению феномена русскоязычных литератур в национальных республиках.
Практическая значимость исследования обусловлена
возможностью использования данных, полученных в ходе нашей работы, при изучении в школе и в вузе дисциплин, ориентированных на современный литературный процесс и на исследование творчества отдельных его представителей, в данном случае - творчества русскоязычных авторов Кабардино-Балкарии.
Материал, собранный и систематизированный в работе, может войти в дисциплину «Литература народов РФ», а также стать составной частью программ специальных курсов по проблемам литератур народов Кабардино-Балкарии.
Апробация результатов исследования. Основные положения и выводы диссертации были изложены в докладах и обсуждены на научно-практических конференциях: «У.Б.Алиев - ученый, поэт, педагог. Региональная научная конференция, посвященная 90-летию со дня рождения проф. У.Б.Алиева» (Карачаево-Черкесский государственный педагогический университет, г. Черкесск, 2001), «Синтез в русской и мировой художественной культуре. Вторая научно-практическая конференция, посвященная памяти А.Ф.Лосева» (Московский педагогический государственный университет, Москва, 2002), «Перспектива-2003. Всероссийская научная конференция студентов, аспирантов и молодых ученых» (Кабардино-Балкарский государственный университет, Нальчик, 2003), - а также опубликованы в ряде научных статей.
Диссертация также была обсуждена на заседании научного семинара «Актуальные проблемы литератур Северного Кавказа» и на расширенном заседании кафедры русской литературы Кабардино-Балкарского государственного университета.
Структура диссертации. Структура диссертационного исследования определена его основными целями и задачами. Работа состоит из введения, трех глав, заключения и библиографии.
Во введении обосновывается актуальность исследуемой темы, отражается объект исследования, определяются цели и задачи работы, ее научная новизна, теоретическая и практическая значимость, излагаются методологические принципы исследования.
Первая глава — «Поэтика стилей и жанров русской литературы конца XX века (теоретический аспект)» — имеет теоретический характер. Мы попытались воссоздать историко-типологическую картину отечественного литературного процесса конца XX — начала XXI веков.
Обращение к современному русскому литературному процессу обусловлено тем, что литература Кабардино-Балкарии является частью огромного по своим масштабам и значимости явления - литературы России. Этим определяется тот факт, что литература республики характеризуется не только специфическими национальными чертами, но и особенностями мирового и отечественного литературного процесса, следовательно, поэтика стилей и жанров русскоязычной прозы Кабардино-Балкарии не может рассматриваться вне контекста современного русского литературного процесса.
В главе рассматриваются характерологические признаки русской литературы конца XX — начала XXI веков. Мы берем за основу дифференциацию современного литературного процесса на различные направления и стилевые течения, разработанную в трудах Н.Б.Ивановой, Н.Л.Лейдермана и М.Н.Липовецкого, а в дальнейшем в работах Г.Л.Нефагиной и др. Основываясь на ней, излагаются принципы и приемы художественной поэтики, формирующие специфический «рисунок» прозаических полотен конца XX - начала XXI веков.
Во второй главе - «Модернистские тенденции в современной русскоязычной прозе Кабардино-Балкарии: метафизика романа К.Елевтерова "Выныривающий"» - исследуется большая эпическая форма русскоязычной прозы Кабардино-Балкарии, представленная романом Константина Елевтерова «Выныривающий».
Это сложная, крайне концентрированная проза, ставшая одним из важных культурных явлений не только в масштабах Кабардино-Балкарии, но и всей русской литературы. Литературоведческий анализ романа затрагивает следующие аспекты: исследуются особенности художественной формы и поэтики произведения, устанавливается влияние на него традиций сюрреализма, а также «потока сознания». Проводится
анализ текстуальных особенностей произведения, его синтаксиса, пунктуации и семантики. Особое внимание уделено композиции -важнейшего смысло- и формообразующего элемента романа. В главе также затрагиваются вопросы проблематики, определяются основные темы и мотивы романа.
В третьей главе — «Постмодернистские тенденции в современной русскоязычной прозе Кабардино-Балкарии: поэтика интертекста» - малая и средняя эпические формы, представленные жанрами рассказа и повести, рассматриваются в контексте постмодернистских тенденций. Исследуется влияние постмодернизма, в частности, интертекстуальности как одного из основных элементов его поэтики, на русскоязычную прозу Кабардино-Балкарии. В главе анализируются рассказы и повести А.Макоева, В.Мамишева, Б.Чипчикова. Каждый из представленных авторов создает свое индивидуальное интертекстуальное пространство, расширяет рамки привычной национальной художественной поэтики. Их творчество в большей степени связано с современными постмодернистскими тенденциями русской литературы, дает представление о возможных путях последующего развития литературы республики.
Помимо выявления специфики интертекстуального поля названных прозаиков нами исследуется генезис их творчества, устанавливаются связи с предшествующей культурной и литературной традицией.
В заключении обобщаются результаты и подводятся итоги диссертационного исследования, излагаются выводы и основные положения.
Библиография отражает список литературы, послужившей методологической, теоретической и практической основой нашего исследования.
Метод - стиль — жанр как структурообразующие категории современного литературного процесса.
Конец XX века был отмечен бурными и противоречивыми процессами во всех сферах человеческой жизни - экономике, политике, искусстве. Одним из заметных явлений конца тысячелетия стало изменение характера русской литературы. Во второй половине 1980-х годов происходят кардинальные изменения мировоззренческих и эстетических координат, которые повлекли изменения в структуре русской литературы: ее поэтике, проблематике, стилистике - другими словами, на всех уровнях художественной литературной системы.
Особенностью современного литературного процесса, является одновременное и равноправное существование постмодернистских, модернистских и реалистических стилевых течений, причем границы подвижны и проницаемы не только между стилевыми течениями внутри постмодернизма, модернизма и реализма, но и между самими этими художественными системами, что вовсе не отменяет закономерностей «замкнутости» и локальности систем.
В определенности границ между постмодернизмом, модернизмом и реализмом и вместе с тем в их проницаемости заключается основное свойство системы современной литературы, характеризующее вообще всякую систему, а именно — взаимосвязь и динамическое взаимодействие составляющих ее элементов. Это взаимодействие, выступающее как необходимое условие имманентного развития литературы, происходит в подсистемах, каковыми являются стилевые течения и жанры.
В жанре реализуется, обретает «конструкцию» концепция мира и человека, т.е. воплощаются определенные принципы метода. Наиболее яркая и непосредственная материализация метода в жанре происходит в реализме, где тип отношений между характером и обстоятельствами соответствующим образом организует жанр произведения.
Долгое время существовало мнение, что история литературы - это история ее жанров, и что, познав закономерности развития жанров, можно во многом познать и законы развития литературы, так как «жанр - и наиболее всеобщая, универсальная, и в то же время вполне конкретная категория литературы. Универсальная - потому что в ней отражаются черты самых разнообразных художественных методов, школ и направлений литературы. Конкретная - потому что именно в жанрах литература получает свое непосредственное выражение» [90:3].
Жанровый принцип, положенный в основу изучения литературного процесса, тех или иных художественных явлений, в силу синтетической сущности понятия жанр дает возможность изучать предмет в органическом единстве эстетического и социально-исторического аспектов. Кроме того, огромное значение исследование принципов жанровой дифференциации и жанровой типологии имеет для развития сравнительного изучения национальных литератур, для выявления общих закономерностей развития мировой литературы.
Традиция изучения и теоретического осмысления жанровых проблем берет начало с «Поэтики Аристотеля», теории жанров Гегеля и продолжается вплоть до современного этапа развития литературоведения. В свое время вопросами типологии прозаических (эпических) жанров занимались такие видные литературоведы и критики как М.М. Бахтин, Е.М.Мелетинский, Г.Н.Поспелов, К.К.Султанов, Л.И.Тимофеев, П.С.Ульяшов, Н.П.Утехин, М.Б.Храпченко и многие другие. Они разрабатывали проблемы исторического и типологического изучения литературных жанров, определяли характерные признаки романа, повести, рассказа, новеллы и т.д.
Тем не менее, существует ряд препятствий к установлению объективных критериев жанровой классификации литературы в целом и ее родов. Каждый новый этап развития литературы вносит свои коррективы в жанровую систему, что затрудняет однозначное определение «качественных» признаков различия повествовательных форм. В различные эпохи наиболее востребованными, актуальными становятся и интенсивно развиваются одни жанры, отодвигая в тень жанры иные. Современный же литературный процесс характеризуется развитием тенденций к стиранию жанровых дефиниций. Вторая половина XX века -время активного взаимодействия, взаимопроникновения и взаимовлияния жанров, более того - родов литературы, что приводит к зыбкости, подвижности жанровых границ, появлению новых повествовательных форм. Все это заставляет ученых и литературоведов снова и снова обращаться к проблеме, насчитывающей уже более двух тысяч лет, но так и не утратившей своей актуальности - проблеме типологии жанров.
Прозаические жанры получили в отечественном литературоведении довольно серьезное изучение, хотя существует определенная неравномерность в исследовании отдельных жанровых форм. Так, если в системе эпоса природа рассказа, очерка и в особенности романа была в основном всесторонне осмыслена, то повести было уделено гораздо меньше внимания. Одну из существенных причин того, что жанровые особенности повести трудно уловимы для оформления в научных категориях, Утехин Н.П. усматривает в том, что «повесть, .. .занимая срединное место между романом и рассказом, как бы растворяет свои приметы в их художественных структурах» [90:21]. Некоторое значение, вероятно, имеет и тот факт, что в западных литературах повесть вообще не выделяется как самостоятельный жанр и в определении его отечественные исследователи лишены возможности сравнительного изучения, как это было при разработке вопросов теории других повествовательных жанров.
В современной литературе все более динамичным, размытым, дифференцированным на различные модификации и виды становится любой жанр ив прозе, и в драматургии, и в поэзии. «В конце XX века усилилась роль личностного начала, субъективность художественного сознания. Оно меньше подчиняется диктату жанровых норм, хотя полностью их значение не утратилось: жанр хранит память традиции, создает условия для художественного развития, при том, что воздействие жанровых матриц в современной литературе более тонко, опосредованно, отличается большей степенью свободы» [67:33].
Одни и те же жанры бытуют в разных стилевых течениях и разных художественных системах, хотя в разных художественных системах доминируют не одни и те же жанры. Жанр, даже доминирующий в той или иной художественной системе, не дает возможности полностью адекватно воссоздать картину литературного развития какого-то периода.
Жанр как модель воплощения концепции мира - явление достаточно стабильное, имеющее четкие границы и координаты. Но индивидуальная жанровая форма произведения, в которой реализуется жанровая модель и которая и представительствует в стиле, находится в тесных отношениях с литературной действительностью и реагирует на многие моменты литературного процесса, как существенные, содержащие в себе тенденцию, так и случайные, обусловленные даже внелитературными факторами, например, социокультурной ситуацией, массовыми потребностями и т.д. «Каждая новая эпоха, каждый значительный период в истории литературы отмечен новым содержанием жанров, перераспределением их роли в литературном процессе, художественными завоеваниями одних, угасанием или просто отходом на второй план других» [141:111].
Анализ жанровых форм при исследовании и систематизации литературного процесса конца XX века (как и любого другого периода) позволяет уловить его динамику, эволюцию. Тем более что в динамичной системе литературы конца XX века происходит не только чисто жанровая или стилевая интерференция, но и постоянное взаимопроникновение жанра и стиля, т.е. жанрово-стилевая диффузия.
Метаморфозы сознания: сюрреалистическая традиция в романе
«Выныривающий» был задуман в 1988 году как небольшая автобиографическая повесть. Главным ее символом виделся ребенок, бегущий в солнечном дворе. Со временем замысел трижды менялся. Последний вариант рукописи был завершен в конце 1992 года.
Роман К.Елевтерова «Выныривающий» хронологически создавался в эпоху постмодернизма. Тем не менее, по своему стилю, по формальным признакам и по внутреннему содержанию он отличается от постмодернистских произведений, практически не обладает характерными для постмодернизма признаками (психологической легкостью, незнанием целостности и новизны и т.д.) [21:10].
Скорее, этот роман - роман модернистский, соотносимый в большей степени с сюрреалистической традицией. Если согласиться с положением об определенном влиянии сюрреализма на прозу К.Елевтерова, становятся более понятными некоторые её особенности. Сюрреализм, как известно, является явным и непосредственным детищем психоанализа, отсюда его обращение к сновидению, к бессознательному, к технике свободных ассоциаций. «Все заставляет нас видеть, что существует некая точка духа, в которой жизнь и смерть, реальное и воображаемое, высокое и низкое уже не воспринимаются как противоречия. И напрасно было бы искать для сюрреалистической деятельности иной побудительный мотив, помимо надежды определить такую точку» (Бретон А.).
Для поэтики сюрреализма характерен чистый психический автоматизм, имеющий целью выразить реальное функционирование мысли, космическое пространство, безвременье, коллаж. Исходя из этого, автор романа осуществляет коммуникацию, воздействуя не только и не столько на сознание, сколько на подсознательные импульсы, часто через грезы, сны как важную сторону психической активности: «...и раньше помнит похожие сны. Не содержанием, это в деталях повторить невозможно, как не может быть двух одинаковых дней в жизни или долгих шахматных партий, но качеством, многослойностью. Когда он в шестнадцать лет долго метался и вздыхал, бил тарелки, крутил головой, строил домики из карт, но всё же сел и, как в воду, начал записывать себя в черную общую тетрадь, и это не выглядело нормальным юношеским дневником с первого же листа, имело сразу взвизгивающую форму, не фотография, но экспрессионистский портрет, сны в этой тетради забрали чуть не половину места и подчинили. Иногда он ловил себя за руку, чувствуя, что хочет быстрее разделаться с явью, с её людьми, перемещениями, фразами, философией, чтобы восстановить нелепый шестисекундный сон ...» [153:9-10].
Сон, сновидение имеет большое значение в поэтике сюрреализма. Он является промежуточным состоянием между жизнью и смертью. Заторможенное во сне сознание открывает дорогу бессознательному. Сон позволяет раскрыть внутренние бездны в душе человека, показать, что жизнь гораздо сложнее видимого на поверхности. Сон - это код, транспонирующий земное в вечное. Сон рассматривается как «встреча реальных индивидуальных впечатлений дня с архетипами коллективного бессознательного... Одновременно происходит встреча настоящего с прошлым и личного с общим» [123:192]. Сон - это «балансирование на границе, на стыке: сознательного и бессознательного, живого и мертвого, формы и аморфного, постоянное стремление проникнуть в другой мир -передвинуть границы так называемой реальности» [123:191].
История изучения проблемы сновидения насчитывает не одно столетие. Ученые, философы в разные времена пытались понять и объяснить это так и не разгаданное явление. Литература не осталась в стороне, сделав сон, сновидение одним из постоянных и важнейших элементов художественной поэтики. «Сновидения и художественное творчество являются узаконенными и действенными каналами связи с информационным полем Вселенной, «мостиком» между сознательным и бессознательным. При этом сон - это чистая информация, своеобразная «голограмма», которой во многом «питается» литература» [128:45].
Художественное снотворчество может проявлять себя на самых разных уровнях. Это может быть рассказ о сновидении, сновидение как фрагмент художественного текста, онейрическая мифологема, ойнеромотив и т.д. В любом случае внедрение мотива сна значительно расширяет «сознание» текста, поскольку «персонажи общаются в своих снах с другими измерениями, заглядывают за край собственной рассудочности, блуждают по бесчисленным сновидческим «лестницам» и «коридорам», переходят с одного уровня восприятия на другой» [цит. по: 128:45].
Мотив сна стал одной из составляющих поэтики еще в эпоху романтизма, в художественной системе которого он занял чрезвычайно важное место как средство реализации принципа романтического двоемирия. Широкое использование в романтическом дискурсе «метафор, символов, языка сна проистекает из потребности адекватно выразить духовное пространство героя» [128:46]. Художественное снотворчество приобретает для романтиков большое значение, «ибо оно выражает собой способность человеческого сознания созидать из самого себя мир, отличный от действительности и подчиненный собственной воле и фантазии художника» [цит. по: 128:46]. Сложный аллегоризм, элементы мистики и фантастики, присущие романтизму, органично вписываются в парадигму сновидений, предоставляющую в этом плане большие художественные возможности.
В последующем сон, сновидение становится одним из ключевых понятий в художественной парадигме модернистских течений и направлений рубежа XIX-XX веков. Литература XX века на всем пути своего развития проявляет стойкий и целенаправленный интерес к онтологическим и "гносеологическим проблемам, используя все возможные художественные средства на пути их решения. Среди прочих средств немаловажное значение принадлежит поэтике сна, снотворчеству как действенному инструментарию познания мира., «Литераторы словно окончательно убедились в невозможности определения Высшего с помощью рациональных методов познания, поэтому нередко... «реальный контакт современного человека с космически священным осуществляется через бессознательное». Вслед за романтиками писатели двадцатого столетия помещают своего героя в онейросферу, позволяя ему, оказавшемуся вне времени и пространства, совершить скачок от осязаемого к непостижимому, не поддающемуся «плоскому» интеллекту» [128:48].
Метаморфозы содержания: проблематика «Выныривающего»
«Выныривающий» К.Елевтерова объединяет в себе одном множество романов. История духовного становления героя, история детства, история любви, история дома, двора, улицы заточены в сложную композиционную схему.
Действие в романе развивается от витка к витку, от периода к периоду, растет вширь и вглубь. «Витки, виражи, периоды закидываются-автором далеко и прихотливо, так что то и дело теряешь ориентацию, на каком витке ты находишься, и вернешься ли в плоскость ткани, и надолго: ли удержишься в ней, унесенный новым виражом. Эта многоярусная карусель, кружащаяся в меняющихся подвижных плоскостях, создает некий морок, но этот морок воспроизводит стихию детства как стихию творчества, бурной самообороны, защиты плодоносящего хаоса против власти линейного воспитания» [110:8].
Многое в этом романе - вопль одинокой души, рано созревшей, рано понявшей бессмысленность почти всего. И с тем большей силой хватается герой за детство - единственное, что истинно, хотя бы потому, что вопросами истины не задается. А еще это - основа всей дальнейшей жизни и основа любого творчества, детство само по себе есть творчество — по определению, по первоначальному, изначальному замыслу природы. И дело здесь не в личной одаренности автобиографического героя К.Елевтерова. Автор защищает любое детство, детство любого. «Большая правда в том, что ничего, кроме шелухи, не приобретается после детства, что нельзя главную детскую истину, что мир этот сделан для одного тебя, что ты его повелитель и тебе нет предела, заменить лучшей истиной без того, чтобы не потерять и не замусорить страшно много... Недетское имеет классическую вторую свежесть. Мальчик нескромен и без меры нескромен потому, что хочет не потеряться, спастись. Пронести в бассейне свечу».
Повествование вытекает из первых рук, автор пишет о том, что знает, но собственное незнание и уверенность в нем занимают его лишь постольку, поскольку позволяют нырять, уходя в глубины юной души как бы независимо от опыта жизни на её поверхности, от опыта реальных вех реальной биографии. Событийный ряд существует лишь постольку, поскольку позволяет существовать вне реального бытия, отряхиваясь от него, когда, вынырнув, озираешься на окружающие горизонты.
Этот мальчик обижен необходимостью жить в реальности. Она ему не нужна. Во всяком случае, не нужна в том виде, в котором ему знакома. Отсюда - постоянная потребность контакта с иными мирами,, надреальными, стремление прорыва в них, что становится возможным через сны, путем погружения в себя, в глубины своего подсознания, прислушивания к Голосу, реализованному через сны-медитации.
«Мальчик с чистым большеглазым лицом. Последний ребенок в семье. Племянник или двоюродный брат для целой толпы эмоциональных и небедных людей, живущих, как мухи, по всему Кавказу...». Родные обожают его, а для него это обожание обозначает безнаказанность («резал мебель отверткой... бросал губную помаду в борщ» и т.п.), детскую жестокость. В нем доброты — ни на грамм, ни капли. С раннего детства — брезгливость, равнодушие, ирония. Иногда герой с долей теплоты отзывается о дедах-соседях, и неизменно жестко и неприязненно старухах. Но при этом: «Сохрани боже улицу, рыжих женщин и несмышленых детей».
С годами вырастает беспредельная самость героя и постоянная страсть к её утверждению. Но в определенный момент происходит переход, перераспределение между средствами и целями. Продолжая «купаться» в лучах безоглядной любви родственников, даже озаренный светом первой любви, герой говорит: «...на Тебе его мир не кончается... даже любовь... и все остальное... подчинены тому, чтобы фиксировать и записывать». Все подчинено этому. Все и смысл-то приобретает только в связи с творчеством, в моменты экстатического состояния творческого акта.
Творческому субъекту нужен был объект приложения высших душевых сил за пределами себя, но для возбуждения этих сил в себе же. Соломенноволосая как бы специально ему дана, материализована. Быть может, во многом он создал ее сам. «Я не знаю, чья Ты. Никогда покровьи студентки в джинсах не выдерживали сияния Твоего». И нелюбовь к читателю. Единственная, кого видит и жаждет с книгой в руках - Она.
Проза К.Елевтерова - откровение глубин человеческой души, человеческого подсознания. Откровение о частной, единичной человеческой жизни. А ещё это - новое мифотворчество, создание мифа детства. Воссоздание мира детства. И создание в детстве целых миров: рисованный спорт, футбол, чемпионаты с сотней сборных из ручек и карандашей. И в этом - зачаток будущего создания грандиозного полотна романного мира. А ведь степень серьезности отношения ребенка к этим выдуманным им же самим мирам возводит игру в ранг высшего мистического действа, когда миром (пусть даже карандашным) правит Человек-Творец.
И нежелание взрослеть: «Тебе известно, что биология детских лет не имеет основной разницы с любым иным возрастом, исключая края. Рождение и обратно. Детские игры и чистейшая радость, без пятнышка, восторг, шарики, игрушки и смех очень строго уравновешиваются детской же беспредельной скукой и детским горем, тебе ли не помнить. Всегда были законы равновесия и всякая радость оплачивалась с обратным знаком. Так же как не умел светлые эмоции придавливать иронией, так же и черные не обросли еще хитростью, опытом и усталостью и нельзя было ничего сделать с каждодневной, это первое, скукой, ты не забываешь эту детскую скуку, она неповторима, заставлявшая бегать, орать, дрожать, ходить на голове и сбрасывать энергию и рождавшая ужас, крушение устоев, когда от взрослого мира исходило в ответ предощущение насилия. И что такое взрослеть? Не ощущение ли того, что эмоции с обеих половинок, сладкой и горькой, начинают стекать в пасть разума. И что цель? Совершенствовать разум и платить за уменьшение горя, как: золотом, ослаблением радости».
Аллюзии и реминисценции в прозе В. Мамишева
Основными жанрами прозы Владимира Мамишева являются рассказ и небольшая повесть, представленные в сборнике «Человеческое общежитие» [157]. Произведения сборника связаны между собой, но не единым персонажем или сквозным сюжетом - они образуют тематическое единство: описываемая среда, люди и круг их проблем сходен для всех произведений «Человеческого общежития».
Первое, что бросается в глаза при знакомстве с прозой В Мамишева - ее внешняя простота и реалистичность. Ситуации В.Мамишева узнаваемы. Коллизии обычны. Повествования линейны. Его герой - не только «простой человек», но такой, как все. Автор, как правило, не дает себе даже труда изменить подлинные имена персонажей. Его тексты отличает ощущение полной достоверности, фотографичности, документальности, они воспринимаются как «куски жизни». Эти и некоторые другие черты связывают прозу В.Мамишева с традицией русской литературы 1980-1990-х годов.
Проза В.Мамишева генетически связана с так называемой «другой прозой», которая привнесла в литературный процесс 1960-1980-х годов представление о герое «никаком», «ни то ни се», герое амбивалентном, и которую Л.Анненский называл литературой «общей серединности», литературой «взаимоусредненной массы», «поколением коммуналки», «прозой промежутка», «барачным реализмом». Далее генезис мамишевской прозы связан с прозой постмодернизма, который как раз и подхватил открытия литературы 1960-1980-х годов, продолжил разработку образа героя-«негероя» или героя-«антигероя», обозначившегося в творчестве писателей-семидесятников. Опорные в художественном произведении образы автора и героя в постмодернисткой прозе теряют свой классический «героический» ареол. По наблюдениям С.Чупринина, мир этой прозы «населен почти исключительно людьми жалкими, незадачливыми, ущербными бесспорно» [цит. по: 9:14]. Герои — люди толпы, люди из захолустья, обитатели задворок и помоек, представители низовых, деклассированных слоев общества. Их личности деформированы, черты аморфны, характеры анормальны. Их, по определению Е.Шкловского, «одичалые» души, «тусклые и выпотрошенные» страдают «хронической нравственной недостаточностью». Такие люди становятся и героями прозы В.Мамишева. В целом продолжая вышеозначенную традицию, проза В.Мамишева ориентируется, в основном, на С.Довлатова, в чьем творчестве возникла мысль о том, что лучше алкоголик, дегенерат, преступник, чем антидуховный средний человек Эта идея актуальна и в конце XX века. Герои прозы В.Мамишева - преступники, алкоголики, сумасшедшие. При этом его герои являют пример несоответствия человека себе самому, проживание в их душе и доброго и злого начала, извечный дуализм: отсюда интеллектуальные сумасшедшие и философствующие пьяницы в повести «Хроника "хроника"».
Одна из основных тем повести - условия существования человека в несвободном мире. Герой существует в жестких условиях наркологического диспансера, а затем и в тюрьме. Но обнаруживается поразительное сходство между больницей, тюрьмой и свободой: где бы он ни находился, вокруг существует все тот же единый абсурдный мир. В этом мире герои взаимозаменяемы. Почти любой больной годится на роль санитара, а санитар все по тому же абсурдному, нелогичному закону жизни занимает место на больничной койке. Так, санитар наркологического диспансера (РНД) Джафар, бывший хронический алкоголик, в свое время «завязавший», вновь «срывается» и становится пациентом своего же отделения. С другой стороны, заключенные выполняют роль врачей, помогая справится с приступом эпилепсии своему сокамернику.
В.Мамишев обнаруживает, что мир в диспансере, а затем и в камере не бездушный, а разноликий, многокрасочный, многоплановый. Читатель становится свидетелем самого странного и невообразимого на обоих нравственных полюсах: с одной стороны, - «условно-рефлексо-терапия», в просторечье «рыгаловка», и выработка спирта из сапожного крема, а с другой - алкоголик, носящий звучное имя Рафаэль, рисующий снежные вершины и мечтающий стать великим художником, и хроники, ночующие у койки больного вместо медсестры. Это мир людей, давно утративших человеческий облик, но не утративших человеческой души.
Художественный мир повести «Хроника "хроника"» организован двумя полярными понятиями - «нормы» и «абсурда», связанного с болезнью, нарко- или алкогольной зависимостью, наконец, безумием. С. Довлатов говорил в одном из своих интервью о том, что «одним из... серьезнейших ощущений, связанных с нашим временем, стало ощущение надвигающегося абсурда, когда безумие становится более или менее нормальным явлением.... абсурд и безумие становятся чем-то совершенно естественным, а норма, то есть поведение нормальное, естественное, доброжелательное, спокойное, сдержанное, интеллигентное, - становится все более из ряда вон выходящим событием» [цит. по: 9:26].
В художественном мире В.Мамишева «норма» и «абсурд» жизни взаимопроникаемы, часто взаимозаменяемы. В его прозе, как в прозе С.
Довлатова, вряд ли можно выделить остро обнаженный конфликт или противостояние. На внешне-событийном уровне проза В.Мамишева бесконфликтна в привычном понимании: даже при наличии некоего конфликта - чаще семейного, бытового, в меньшей степени социального или общественного, - он никогда не обострен, не развит в столкновение, не претендует на главенствующее положение в повествовании. Герой В.Мамишева принимает окружающую его действительность спокойно, часто бесстрастно и даже с юмором: «Знаешь, мне иногда кажется, что и жизнь вокруг меня ненастоящая, спектакль какой-то, затянувшийся... сериал - я извиняюсь - на наш отечественный образец, то есть полный абсурд...» [157:157]. Ужасное В.Мамишевым не нагнетается, а можно сказать просветляется. Терпимость к самым невероятным человеческим слабостям дает возможность прощения. Мастерство писателя позволяет извлечь из тотального абсурда динамичный стержень тотального существования.
