Содержание к диссертации
Введение
Глава I. Русская природа как воплощение национальной духовности в отечественной литературе и художественное своеобразие ее осмысления в «деревенской прозе» 40-х начала 60-х годов 19
ГЛАВА II. «Деревенская проза» 60-90-х годов как феномен духовного и нравственного возрождения личности и общества и как явление отечественного художественного мышления (традиции русской пейзажной классики в творческих исканиях современных писателей) 78
ГЛАВА III. Художественно-философские концепты русской «деревенской прозы» и публицистики и своеобразие их творческого осмысления в соответствующих жанрово-стилевых ориентирах адыгейской литературы 60-90-х годов 107
Заключение 141
Библиография
- Русская природа как воплощение национальной духовности в отечественной литературе и художественное своеобразие ее осмысления в «деревенской прозе» 40-х начала 60-х годов
- «Деревенская проза» 60-90-х годов как феномен духовного и нравственного возрождения личности и общества и как явление отечественного художественного мышления (традиции русской пейзажной классики в творческих исканиях современных писателей)
- Художественно-философские концепты русской «деревенской прозы» и публицистики и своеобразие их творческого осмысления в соответствующих жанрово-стилевых ориентирах адыгейской литературы 60-90-х годов
Введение к работе
Давно, еще до наступления трагической ситуации в экологии природы с тревогой писал академик В.И. Вернадский: «Человек становится геологической силой, способной изменить лик Земли». И, к сожалению, не в сторону позитивной эволюции. С тех пор прошло немало времени, позади остались целые эпохи в социальной, экономической истории мира и России, но положение, которое вызвало столь печальное суждение у великого ученого-провидца, не только не улучшилось, наоборот, дозрело до высшей точки, до взрыва важнейших экологических проблем. Известно, что литература в России никогда не была забавой для «скучающих», она была и есть «совесть народа». И в наше непростое (сперва социалистическое, затем постсоветское) время именно писатели (и ученые, но более всего писатели) подняли свой голос в защиту российской земли от ее (буквально выражаясь) беспощадного разрушения и уничтожения: «Потери, исчисляемые в тех или иных единицах измерения, в гектарах затопленных или подвергшихся эрозии земель, в тоннах, кубометрах и кубокилометрах загрязненных вод и отработанных газов, выброшенных в атмосферу, в реки, озера, - все это может быть подсчитано и определено. А потери духовные? Их ни одна из наук не определит, и, пожалуй, только литература способна о них сказать» -пишет С. Залыгин [1, с. 261].
По данным ученых, ежегодно в атмосферу поступает около 26 миллиардов тонн оксидов углерода, 190 миллиардов тонн оксидов серы и так по каждому из используемых человеком элементов химии. Цифры эти изменяются с каждым годом, но не в сторону уменьшения, а, наоборот, в сторону увеличения. Из материалов Интернета: «Неуправляемое влияние на климат в совокупности с нерациональным ведением сельского хозяйства (внесение избыточного количества удобрений или средств защиты растений, неправильное ведение севооборота) способны привести к значительному
снижению плодородия почв, большим колебаниям урожайности культур. По данным экспертов ООН, в последние годы колебания продукции сельского хозяйства превышали 1%. А ведь уменьшение производства продовольствия даже на 1% может привести к гибели от голода десятков миллионов человек.
Катастрофически сокращаются леса на нашей планете. Нерациональные вырубки лесов и пожары привели к тому, что во многих местах, некогда сплошь покрытых лесами, к настоящему времени они сохранились лишь на 10-30% территории. Площадь тропических лесов Африки уменьшилась на 70%, Южной Америки - на 60%, в Китае лишь 8% территории покрыто лесом».
Из этих и множества других материалов автор упомянутых слов делает совсем неутешительное умозаключение: «Из-за увеличения масштабов антропогенного воздействия (хозяйственной деятельности человека), особенно в последнее столетие, нарушается равновесие в биосфере, что может привести к необратимым процессам и поставить вопрос о возможности жизни на планете. Это связано с развитием промышленности, энергетики, транспорта, сельского хозяйства и других видов деятельности человека без учета возможностей биосферы Земли. Уже сейчас перед человечеством встали серьезные экологические проблемы, требующие незамедлительного решения». Данных подобного рода привести можно огромное количество - итоги Чернобыльской аварии составили более 2-х миллионов гектаров пораженного леса. То есть хозяйственная деятельность человека приводит к тому, что в скором времени в мире не останется ни одно «место непуганных» зверей и птиц, то есть, человек лишит себя своего места в иерархии природной системы, оставляя за собой пустыни и выжженные степи. С одной стороны, человек как природно-биологическая организация пользуется (как все живое на земле существо) дарами природы, с другой же, как биосоциальное существо стремится во что бы то ни стало заполучить от
природы как можно больше желаемых для его блага продуктов - ресурсов, не думая о том, что они далеко небесконечны. Животные, закончив корм на одном месте, перекочевывают на другое, а за это время прежнее место восстанавливает свои ресурсы. Человек рвется туда, где можно легко и обильно «поживиться».
Наши газеты и TV часто «кричат», что китайцы всеми правдами и неправдами грабят сибирскую тайгу. То же самое происходит и в Южной Америке, и в Африке, и в Канаде - везде; то есть человек сознательно «рубит сук, на котором сидит». Видимо, все-таки поговорка верна: «После нас хоть трава не расти».
В этих условиях роль духовной деятельности общества чрезвычайно важна: а она сфера, в первую очередь, литературы и искусства. На сегодня тщетны убеждения некоторых, что человек как существо разумное все-таки когда-то образумится, когда-то прекратит атаку природы, займется ее воспроизведением, возрождением себя как ее неотъемлемой части, потому что очень сильна идея: пусть это делает другой, а не я; а потомкам ничего не останется, кроме как развести руками, обвинить предков в неразумности и продолжать делать то же самое, в чем они обвиняли предков.
«Человек - это социализированное природное существо, способное к активно-творческой, созидательной деятельности, имеющей конкретно-исторические общественные формы и связанной с динамикой все большего утверждения справедливого, прекрасного, любви. Причем любовь связывается с первейшей и острейшей потребностью человека в утверждении своего существования, в его неповторимой индивидуальности, в свободном волеизъявлении и в то же время как утверждение существования неповторимости другого и необходимости познания его сущности» [2, с. 16]. Айтматов (он - автор этих строк) как великий гуманист XX и XXI веков надеется на природную сущность человека, на его энергию к возрождению
через творческое отношение к природе, но никто другой, а сам Айтматов, показал невозможность этого возрождения, то есть возвращения человека к природному своему началу; во всяком случае, тягчайшие трагедии, связанные с этим духовным процессом (дед Момун, например). На подобное возрождение человека думающие авторы надеялись во все времена. Вот что писал философ П.Д. Юркевич в далеком 1861-м году: «Эгоистические стремления не суть душевных стремлений: человек все же остается человеком, он находит человечество первее всего в себе... в своих понятиях... в своей судьбе, которая слишком тесно связала его с другими, с родом; потому с какой-нибудь стороны в нем всегда остается психическая возможность любви, сострадания, участия, уважения к другим и т.д.» [3, с. 52-53].
Человек в своей природной сущности изменяется, видимо, очень медленно, или вовсе и не меняется; в этом смысле между человеком, скажем, 2000-ней давности и современным человеком почти разницы нет (особенно в биолого-психологическом их строе). Другое дело, что возможности человека, его сила возросли во много крат, и высочайшие достижения его ума, к сожалению, направлены на уничтожение природы - того дома, в котором он родился и живет.
Однако, это объективная ситуация (возникла в результате мировых процессов) не дает нам основания не заниматься в дальнейшем духовным воспитанием, совершенствованием человека, умножением и укреплением тех нравственных и моральных кодексов, которые выработаны человечеством в результате его многовековой деятельности. Для отечественной литературы, начиная со «Слова о полку Игореве» (а в устном эпосе еще раньше), тема духовно-нравственного отношения человека к природе была чуть ли не одной из самых главных: «Кто знает Лувр, Прадо, Нью-Йорский музей шедевров, тот отметит, что нигде нет такого богатства пейзажей, как в
«Третьяковке». Нигде в Европе так любовно и проникновенно не изображался живописцами лик Природы, как в России» [1, с. 265]. Пейзажными зарисовками обильно усеяны произведения древних авторов (житии, другие), писателей 18 века (Ломоносова, Тредиаковского, Кантемира, Державина). Пейзаж становится одним из важнейших компонентов социальной характеристики жизни русского крестьянина в творчестве Радищева. XXI век сделал пейзаж важнейшим звеном духовных исканий писателей и их героев - в особенности у Льва Толстого. Прекрасны пейзажи И.С. Тургенева, Аксакова, Н. Лескова, раннее - Пушкина, Гоголя, Лермонтова. Но, тем не менее, в творчестве русских классиков природа как некая вечная данность, как неисчерпаемый родник духовного наследия или как опосредованное объяснение поведения и психологии человека. Незабываемое: «Как хороши, как свежи были розы...». Блистательные пейзажи созданы им в знаменитых «Записках охотника», в романах «Дворянское гнездо», «Рудин», «Вешние воды». В них сохранены богатство и прелесть русской природы. Традиции Тургенева были развиты в личностном осмыслении в произведениях поздних отечественных классиков - В. Короленко, И. Бунина, А.И Куприна, А. Толстого, Б. Зайцева, многих других. Тургеневская традиция перешла от них к Михаилу Пришвину, к Константину Паустовскому и другим. Но все это, главным образом, -«интимный и глубоко личный, если так можно выразиться, рассказ отдохновения» [1, с. 253]. А в наше время пейзаж приобрел смысл остросоциальный, наполнившись «чувством тревожным по отношению к природе и тем смыслом, который заключает в себе современная экология» [1, с. 253]. Речь идет о той отечественной литературе, которая появилась уже в наше время, которая идею защиты национальной природы, сделала одной из своих главных проблем, а, может быть, и самой главной. Ибо охрана природы родины приобрела статус высокой нравственности, сохранение ее
стало символом сохранения и развития самой нации, ее великой России. Положение, сложившееся в новой русской истории, продиктовывало необходимость резкой активизации деятельности человека по освоению природных ресурсов («Мы не можем ждать милости от природы» -мичуринский лозунг, он превратился в социальный и экономический закон в XX веке). До этого был еще один золотой период, совпадающий со временем жизни и творчества М.М. Пришвина, который «среди тех, кто одним из первых заговорил в советской литературе о новом мышлении» [4, с. 9]. Речь идет о «произведениях классики (и отечественной, и мировой) и не понятых, недооцененных в свое время критикой художников, в которых содержались ответы на многие сегодняшние вопросы. И ответы эти были не только философски глубоки, диалектичны, многомерны, но и художественно неповторимы» [4, с. 9] в решении трудных проблем нравственности и духовности - и на материале, связанном с русской природой, с «родными просторами».
В труднейшие 20-30-е годы прошедшего столетия, в эпоху невиданных социальных и экономических потрясений в России лучшие из писателей думали об умножении природных богатств страны, разумном их хозяйственном освоении, думали как художники (тот же М. Пришвин, К. Паустовский, А. Грин, М. Булгаков, М. Шолохов, Л. Леонов). Традиции М. Пришвина обогащены и широко были продолжены К. Паустовским («Мещерская сторона», «Бросок на юг», все его произведения, без исключения).
Школа М. Пришвина, К. Паустовского после войны пополнилась выдающимися художниками - пейзажистами Ю. Казаковым, Ю. Гончаровым, С. Залыгиным, В. Песковым, В. Распутиным, В. Беловым, В. Астафьевым, Вл. Куприным, Вл. Личутиным. Даже в войну думалось о русской природе (блистательные картины катастрофически разрушаемой
русской, белорусской, украинской природы нарисованы в произведениях Ю. Бондарева, Г. Бакланова, В. Быкова, К. Симонова, Вл. Богомолова, Б. Окуджавы, К. Воробьева, многих других, опубликованных в первое послевоенное десятилетие. Раздавливаемая, разрываемая на куски российская земля глубокой болью отзывается в сердцах писателей М. Годенко, А. Ананьева, А. Адамовича, Д. Гранина, В. Быкова и их героев. Глубокое философское исследование духовно-нравственных и художественно-экономических проблем, связанных с судьбой России, проведено Л. Леоновым в романе «Русский лес». Вслед за «Русским лесом» появилась целая, большая и умная литература о деревне (правда, и о городе потом) - сперва очерки - статьи В. Овечкина «С фронтовым приветом», «Районные будни», Ефима Дороша «Деревенский дневник», - вскоре очерки-статьи выросли в сборники рассказов, в повести и романы Вл. Солоухина, В. Белова, Г. Троепольского, В. Белова, В. Астафьева, Ф. Абрамова, С. Залыгина, П. Проскурина, А. Иванова, Е. Носова, В. Шукшина, Вл. Крупина, В. Распутина, десятков других мастеров. В эти годы (1959) М. Шолохов написал и вторую книгу «Поднятой целины». А в национальных литературах появились сотни и сотни так называемых «колхозных романов». Такие процессы шли и в поэзии, и в драматургии.
То есть деревенская литература была вызвана к жизни необходимостью разговора о важнейших проблемах будущего России; проза занимала в этом процессе ведущие позиции: «О достоинствах этой прозы можно говорить и вне ее социально-исторического контекста, но весьма существенно само по себе то, что после многолетнего безраздельного господства в жизни и литературе классовой морали она заговорила о вечных ценностях общечеловеческой, христианской морали и нравственности, создала героев, мыслящих и действующих исключительно в координатах этой - враждебной человеку эпохи «нарастания классовой борьбы» и чудной для «застойного»
человека - морали» [5, с. 10]. Художественная, эстетическая бесспорность этой прозы признается критиком безоговорочно, но прозы 60-70-х годов (в лице В. Белова, В. Распутина), которая была наполнена «смыслом и содержанием» [5, с. 12].
Разрушенная войной деревня (особенно в среднерусской и северной полосах) фактически пошла на окончательную гибель: экономическая разруха, отсутствие работоспособного населения (большинство людей мужского пола погибло, вернувшаяся часть состояла в основном из инвалидов), плюс неустойчивость экономических отношений, бросившая общество вновь в кабалу, особенно крестьянство, продолжающийся карательный режим сталинского руководства, который вытолкнул его из деревни в город, где тоже была нехватка рабочей силы - там что-то платили, в деревне - одни трудодни, главным образом, пустые, экономически не обеспеченные. Остро встал вопрос, с которым связано будущее страны -воссоздание русской деревни.
Был брошен лозунг: выиграли войну с фашизмом, выиграем и другую войну - с разрухой. И главным героем деревенской прозы становится бывший фронтовик - герой войны, «Кавалер Золотой звезды» (по одноименному роману Семена Бабаевского). Этот клич, затем и роман вызвали огромную литературу на тему возрождения деревни. Бывший фронтовик Тутуринов («Кавалер Золотой звезды») преодолел все и выиграл битву за обновленную деревню. Стихия облегченного решения деревенских проблем, запущенная С. Бабаевским, породила массу однотипных произведений (и в национальных литературах) в прозе, а вслед за нею, и теоретически обоснованную методу изображения жизни вне ее противоречий, то есть сформировалась «теория бесконфликтности» творчества - уже не только в области прозы, а во всей литературе, во всем советском поствоенном искусстве. Что касается литературы о деревне, она
фактически разделилась на два взаимоисключающих духовно-эстетических и нравственно-идеологических потока:
литература нравственного отступничества, литература, облегченно изображающая сложнейшие процессы в послевоенной деревне (Семен Бабаевский и другие);
литература, которая создавалась немногими (из писателей -деревенщиков, термин появился позднее), а именно Вал. Овечкиным («С фронтовым приветом», «Районные будни»), Ефимом Дорошем («Деревенский дневник»), Г. Баклановым («В Снегирях»), романы, повести, очерки созданные Г. Троепольским, Е. Мальцевым, др. Писатели стремились познать, исследовать процессы, которые происходят в деревне, осмыслить их в фактах, конкретных явлениях, в конкретных районах, колхозах, с конкретными людьми; здесь картина открывалась совсем иная - труд крестьянина по-прежнему оставался рабским, и если что-то восстанавливалось и возрождалось, то через оскорбительный, рабский труд миллионов инвалидов войны и миллионов вдов; этого-то и драматизма «сельских дел» не хотели видеть ни партия, ни государство, а вместе с ними и обслуживающая их литература.
События 1956 года (обнародование культа личности Сталина) сделали возможным некоторое освобождение художников от партийной идеологии (период, так называемой «хрущевской оттепели»), и появилась большая, серьезная, в каких-то пределах правдивая литература о войне. Вместе с нею проза о деревне, продолжившая и обогатившая поиск В. Овечкина, Е. Дороша и других: вышло большое количество повестей, рассказов, романов В. Солоухина, В. Белова, В. Шукшина, Е. Носова, В Астафьева. Ф. Абрамова, В. Распутина, С. Залыгина, Вл. Куприна. Вместе с этими произведениями стали весьма своевременными и популярными очерки, публицистические
книги С. Залыгина, Ю. Черниченко, И. Васильева, В. Распутина, В. Астафьева, десятка других авторов. Их много.
Однако, оценка успехов «деревенской прозы» с течением времени стала различной: одни критики (И. Дедков, Вс. Сурганов, Л. Теракопян, Д. Стариков, Ю. Суровцев, В. Курбатов и др.) рассматривали позитивные идеи прозы о деревне как многообещающие, как значительный шаг в духовном осмыслении народом нравственных программ и поисков в оздоровлении жизни «провинции», в духовном сохранении национального, русского менталитета, как серьезная дума о будущем всей России; другие, наоборот, (М. Левина, В. Литвинов, и др.), не отрицая художественно-эстетическую самостоятельность в целом деревенской прозы (начального ее этапа), считают, что она исчерпала свои ресурсы, что теперь занимается ни чем иным, кроме как звать народ к исходному, патриархальному (особенно В. Белов, В. Распутин), соборно-коллективному в угоду нивелирования активно действующей личности, то есть к разрушению демократии и т.д. Вполне очевидны цели и задачи апологетов идеи о якобы «несостоявшейся большой русской деревенской прозе», которые и стремятся к тому, чтобы объявить поиски русских писателей в этом направлении не только не позитивными, но, наоборот, вредными.
Как видите, проблем у русской прозы (как чисто экологических, так и духовно-нравственных) по сей день множество, хотя и не сказать, что они не исследовались, не изучались нашей наукой и критикой. В новое время, не менее сложное и драматическое, чем поствоенное, эти проблемы оказались чрезвычайно актуальными. Тем более, что они почти не осмыслены в контексте современной художественно-экологической публицистики (С. Залыгин, В. Распутин, В. Астафьев). Плюс к этому, мало изучено влияние этой большой художественной и публицистической прозы на творчество национальных писателей, в том числе и на известных писателей Северного
Кавказа и Дагестана. Этими обстоятельствами обусловлена актуальность избранной нами для диссертационного исследования проблематики.
С этими проблемами и с обстоятельствами, вновь возникшими в критике, анализирующей процессы в «деревенской прозе», и в связи с тем, что по-прежнему имеется острая необходимость художественного осмысления экологических проблем России как проблем нравственных и судьбоносных, мы ставили своей целью обобщить опыт «деревенской прозы» на всем пути ее развития в контексте нравственных идей русского возрождения и в аспекте ее взаимодействия с национальными литературами Северного Кавказа. На основе этого нами сформулированы задачи исследования:
осмыслить художественно-эстетический опыт русской «деревенской» классики (Л. Толстой, И. Тургенев, И. Бунин и др.) и ее влияние на современную русскую «деревенскую» прозу через (и непосредственно) творчество М. Пришвина, К. Паустовского, других;
проанализировать обстоятельства возникновения и «триумфального» шествия послевоенной прозы по «весям» России и СССР (на материале «Кавалера Золотой звезды» С. Бабаевского и «колхозного романа») в контексте «теории бесконфликтности» творчества; характер развития национальной прозы тех лет;
обозначить и осмыслить «новую» прозу, исследование ею актуальных проблем деревни послевоенных десятилетий (В. Овечкин, Г. Троепольский, Е. Дорош и др.);
«деревенская проза» 60-70-х годов в контексте нравственно-духовных исканий российского общества;
- проанализировать роль художественной публицистики в
формировании общественного мнения по вопросам состояния экологической
ситуации в России и судеб деревни (С. Залыгин, В. Распутин, В. Белов, В. Астафьев и др.);
- определить характерные особенности национальной (северокавказской)
прозы (преимущественно адыгейской) 60-80-х годов в контексте духовно-
нравственных исканий русской литературы советского периода (А. Евтых, X.
Ашинов, П. Кошубаев, С. Панеш, Ю. Чуяко и др.).
Анализ этих проблем позволил нам сформулировать новые научные подходы в изучении художественно-эстетической и нравственно-общественной идеологии русской «деревенской прозы» в ее благотворном взаимодействии с национальными литературами Северного Кавказа (преимущественно с адыгейской):
- впервые конкретно анализируются вопросы современного
общественно-эстетического и духовно-национального смысла русской
«деревенской прозы»;
проблемы художественного своеобразия русской «деревенской прозы» просматриваются через философские идеи о роли личности и соборного начала в русской, деревенской действительности;
в работе исследуется роль христианско-православной идеологии в нравственных и духовных исканиях современного русского общества, особенно деревенского;
проблемы экологии природы осмысливаются в контексте идей экологии духовного состояния общества;
впервые русская «деревенская проза» исследуется в сравнительно-типологических параметрах, выходящих к характеристическим особенностям национальной художественной литературы и публицистики;
исследовать своеобразие русской художественной публицистики о русском селе в ее отношениях к публицистическим исканиям национальной литературы (преимущественно адыгейской);
- обосновывается идея о том, что русская деревенская проза (вместе с военной) выполнила миссию нового возрождения национальной духовности и русского менталитета, став важнейших художественно-эстетическим феноменом в условиях господства соцреалистических догм, и на этом уровне повлияла на национальную литературу народов Северного Кавказа (не только)!.
Объектом исследования являются особенности формирования новой художественно-эстетической системы в послевоенном русском литературном процессе и факторы его влияния на национальные литературы Северного Кавказа (преимущественно на адыгейскую).
Предметом исследования стали произведения русской «деревенской прозы» 50-80-х годов в их связи с художественными и духовными традициями национальной классики, их жанрово-стилистическая система, достижения публицистики в решении экологических и художественных проблем, повести, рассказы, романы северо-кавказских писателей, их статьи и очерки по вопросам защиты природы и исследования духовно-нравственного состояния горского общества в условиях глобализации.
Методология исследования сформулирована на анализе современной критики, занимающейся проблемами «деревенской прозы» и в опоре на труды философов и филологов Н. Бердяева, В. Вернадского, А. Герцена, В. Кожинова, Г. Гамзатова, С. Булгакова, Д. Лихачева, Л. Тимофеева, П. Палиевского, С. Залыгина, многих других, на исследования М. Бахтина, В. Агеносова, А. Бочарова, И. Мотяшова, В. Курбатова, 3. Кедриной, В. Пискунова. Нам оказали существенную помощь статьи и исследования X. Хапсирокова, Л. Бекизовой, М. Сокурова, Ю. Тхагазитова, А. Схаляхо, Р. Мамия, К. Шаззо, У. Панеша, Р. Унарокова, Н. Байрамуковой и др.
Практическое значение работы состоит в том, что ее результаты могут быть использованы в преподавании русской и отечественной национальной
литературы в вузе, средней школе, при создании обобщающих трудов о «деревенской прозе», написании учебников и учебных пособий. Положения, выносимые на защиту:
в русской литературе духовное и нравственное состояние личности, русского человека нередко осмысливалось в его многосложном отношении к родной природе; при этом четко просматриваются ее широтные и долготные различия, которые влияют на психологию и менталитет героев произведений (от древнерусских художественных текстов до образцов сегодняшней прозы, поэзии, драматургии, публицистики); это свидетельствует о древности традиции и ее позитивном влиянии на современный духовный процесс;
пейзаж, родная русская природа как неотъемлемая часть духовно-нравственного потенциала личности в русской прозе (А. Пушкин, М. Лермонтов, И. Тургенев, Л. Толстой, и др.);
- традиции русской пейзажной эстетики (классической) в
художественно-интеллектуальных и духовных исканиях в русской прозе
нового исторического времени (М. Пришвин, А. Грин, К. Паустовский и др.);
- новая проза о русской деревне как художественно-эстетический и.
нравственно-национальный духовный феномен: обстоятельства, которые
возникли в послевоенном российском литературном (в целом -
художественном) процессе, формирование «теории бесконфликтности»
творчества, требующей изображения жизни вне ее противоречий; появление
и развитие «колхозного» романа, его типологические и национальные
особенности; новые пути развития русской прозы о деревне, очерки и
художественные произведения начала 50-х годов, их аналитическая,
исследовательская направленность, скрытая ее борьба с тенденцией
«бесконфликтного творчества», проблемы метода и методологии
художественного исследования деревенской действительности;
XX съезд КПСС и поворот литературы и искусства к правде жизни, к личности человека, к его судьбе («Судьба человека» М. Шолохова); художественное исследование жизни современного села в так называемой «деревенской прозе»: деревенская действительность как объект осмысления национально-ментального своеобразия русского человека; идея личности и идея соборности как важнейшая парадигма в обосновании национального своеобразия психологии и кодексов поведения русского человека; разрушение его личности как результат разрушения его национально-особенной ментальности в процессе радикальных изменений в судьбах русской деревни и русской природы; русская «деревенская проза» обозначенного периода есть смелая и решительная попытка выдающихся писателей России возродить христианско-православную духовность, русскую ментальность как необходимое условие и опора в развитии и упрочении судьбоносных национальных идей, в сохранении своей «русскости», национальной «особенности».
художественная публицистика (или «экологическая литература») как важнейшая часть новой «деревенской прозы», ее эстетическое своеобразие, нравственные и духовные основания ее стремительного, динамического и драматического развития: роль Л. Леонова в формировании идеологии «русского леса» в послевоенной прозе, публицистический аспект прозы писателя и его роль в возникновении и развитии новой художественности и новой («боевой») публицистичности русской прозы;
всеобъемлющий, активно-влиятельный характер русской «деревенской прозы» и особенности развития ее тенденций в национальной литературе (преимущественно адыгейской); жанровое и стилевое многообразие национальной деревенской («пейзажной») прозы, ее ментальные и психологические качества, отображение в ней своеобразия «горского деревенского» восприятия окружающего мира; национальный характер и
пейзаж, менталитет народа в контексте его природно-климатического окружения; проблемы экологии природы и экологии духа, нравственный аспект художественного исследования личности в прозе Северного Кавказа (особенно адыгейской);
- единство духовно-нравственных ориентиров русской и национальной (северокавказских) литератур (в данном случае - прозы) как залог дальнейшего возрождения и развития вековечных духовных и эстетических ценностей народов России.
Структура диссертации продиктована характером и объемом исследуемого в ней материала и особенностями ее проблематики. Она состоит из введения, трех глав, заключения и библиографии.
Работа прошла апробацию на ежегодных конференциях по вопросам культуры и литературы в АГУ, МГТУ и АРИГИ в 2003 - 2007 годах.
Русская природа как воплощение национальной духовности в отечественной литературе и художественное своеобразие ее осмысления в «деревенской прозе» 40-х начала 60-х годов
Так называемые «выдающиеся произведения соц. реализма», как подтвердила история, не выдержали испытания временем. Видимо, необходимо было, чтобы народ прошел очередное истязание, чтобы он и его искусство вернулись к первородным истокам православно-христианской духовности и философии. Почерпнем из благородной книги о возвращении святых вождей в Россию, из предисловия к повести Евгения Поселянина, написанного Валерием Ганичевым: «Большой путь предстоит одолеть русскому человеку, чтобы, собрав на пепелищах своей истории осколки Духа, Знания, Истины, воссоединить их, как делали это год за годом после войны реставраторы Новгорода, в чудесную голубую, белую, золотистую, красную мозаику - картину Святой Руси. И тогда одухотворится жизнь их, тогда, сеющий хлеб, будет знать, что сеет он его не для дани иноземцу, но для продления жизни соотечественников, а воин Российской Земли будет уверен, что охраняет он Отечество свое, а не Кощеево злато, а правитель Руси будет знать, что высокий удел предназначен русскому народу. Прежде вожди русского народа отдавали на это служение все свои силы, выше любви к Родине ставя только любовь к Богу... тогда как на Западе отношения народа и правителей представляли собой постоянную борьбу...» [7, с. 61].
С горькой и отчаянной думой пишет Ганичев: «целые поколения людей выросли без памяти ...», повторяет не раз: «Всего-то одного качества, кажется, и не хватает - ПАМЯТИ» [7 с. 61]. Эта мысль стала сквозной в нравственных и философских раздумьях автора повести «Сказание о святых вождях земли русской» Евгения Поселянина [8, с. 64]; главная мысль которой в следующем: «Дай Бог, чтобы сказания эти могли укрепить в читателе добрые чувства к родине, потому, что стоит любить Русь за ее прошлое - великое и святое. А не любить ее нельзя, если сколько-нибудь знаешь ее» [8, с. 65].
Этой любовью и стремлением лучших писателей России к духовному возрождению своей страны и своего народа была вызвана к жизни так называемая «деревенская проза» в русской литературе конца 50-х, 60-80 годов, с которой связаны имена выдающихся отечественных художников. Ее появлению предшествовали драматические процессы в отечественной духовно-эстетической деятельности в течение всего XX века, особенно его первой половины. Эстетические доктрины, основателями которых стали в «новое время» Г. Плеханов, А. Богданов, Вл. Ульянов, А. Луначарский, Н. Бухарин, Л. Троцкий и др., заложили тот прочный, несокрушаемый фундамент, что стал почвой для проявления и развития вульгарного социологизма. А он в свою очередь с помощью «неистовых ревнителей» (название книги СИ. Шешукова), «напостовских теоретиков» социалистического искусства (во главе с Леопольдом Авербахом) и на основе произведений революционной литературы (Горького, Маяковского, целого ряда других) сформулирована новая теория художественного творчества с единственным его методом - социалистически реализмом. А главная заповедь этого «революционного» метода состояла в том, чтобы писатель, живописец, композитор, архитектор хорошо знали жизнь, но изображали бы ее «в революционном развитии». То есть не то, что есть в жизни, а то, что хотелось бы в ней чтобы было. Был съезд писателей, на нем был принят Устав союза писателей СССР - первый в практике мировой литературы устав о том, как следует писать писателю свои книги.
Писать о жизни означало, в первую очередь, писать о ней правду, а правда состояла из множества социальных, нравственных, психологических и прочих противоречий; устав же писателей требовал ориентиров на революционное развитие действительности. Таким образом, в основе нового художественного метода оказалось громадное противоречие - показывать жизнь не такую, какая она есть сегодня, а ту, которая мыслится в будущем, и основная масса новых произведений во всех жанрах превратилась в лжеромантическую утопию, герой которой не должен был быть личностью со всеми личностными данными, а личностью, которая воплотила бы в себе «революционные» коллективистские качества. Метаморфозу личности, проделанную апологетами нового искусства, глубоко и оригинально раскрыл Евгений Замятин в романе «Мы». Деревня была одним из главных объектов русской литературы на всем протяжении ее развития и как хранительница нравственного и духовного наследия нации и как основа ее православно-христианской памяти и идеологии. И в древние века литература русская (она была в основном о деревне, хотя массы людей собирались вокруг городов - Киева, Новгорода, Чернигова и т.д.) составляла художественное явление высокого профессионального уровня, как отмечает Д. Лихачев, в котором «мы сталкиваемся» с удивительным разнообразием словаря, со сложными литературными традициями, иногда с образами и идеями народной поэзии, с местными особенностями стиля и языка, которые тем не менее образуют «единство русской культуры» (Лихачев). Деревня определила одно из основных направлений развития русской классической литературы, в том числе и творчество А. Пушкина, М. Лермонтова, И. Тургенева, Л. Толстого; вряд ли найдется в русской литературе «исключительно городской писатель». И каждый из классиков обращался к деревне, к людям ее, к природе, в которой она пребывает, в основном, экзотико-элегически, но и для того, чтобы понять душу и нрав русского человека. Для Тургенева деревня, ее природа были тем методом, где складывались и исчезали «дворянские гнезда», а мужик занимал в нем положение «обслуживающего» персонала («на счет Федора распорядитесь» - «Записки охотника»), но еще и тем материалом, освоение которого духовно и нравственно радовало писателя, читателя, воспитывало в духе православно-христианской покорности, верности родной земле. Сложные философские думы героев часто объяснял Лев Толстой обращением к мудрости и могуществу русской природы. По мысли С. Залыгина, «...стиль, будучи производным от образа жизни людей, отражает еще и отношение их (писателей - автор, дисс.) к природе. Посмотрите, какое оно разное, это отношение с миром, а значит и с природой у Толстого и у Гоголя, у Чехова и Тургенева? Все эти писатели жили как будто в мирах, обладавших разными красками, разными звуками, разными восходами и закатами солнца. Каждый из них создавал свой собственный вариант мира и природы, ее красок, звуков и настроений» [9, с. 384-385]. Но многое и сближает их, как подчеркивает автор: «Общее же у наших классиков, пожалуй, только одно: отсутствие опасений за природу, за дальнейшее ее существование, за ее само собою разумеющуюся вечность и уже, во всяком случае, - за ее практическую неисчислимую долговечность» [9, с. 385]. Герои нашей классики в минуты суетного непокоя, душевной неустроенности, в пору крушения внутренней гармонии уходят в природу, чтобы вновь обрести равновесие, без постороннего взгляда подумать о житие-бытие - на этой думе возникли знаменитые усадьбы Аксакова, Юсупова, других, «...пейзажи Тургенева, Гончарова, да и Пушкина, и Лермонтова - это великое мастерство, - восклицает С. Залыгин,- но вот нынче - то, когда я их читаю, мне все-таки хочется сказать: «Нам бы ваши заботы!».
«Деревенская проза» 60-90-х годов как феномен духовного и нравственного возрождения личности и общества и как явление отечественного художественного мышления (традиции русской пейзажной классики в творческих исканиях современных писателей)
В суровое, идеологически сложное время «деревенская проза» в русской литературе (затем и во всех других национальных литературных системах 60-80-х годов; (вплоть до 90-х) стала (наряду с военной) настоящим духовно-эстетическим и нравственным откровением в истерзанном противоречиями советском обществе. Трудному процессу радикального поворота общественного сознания в сторону спокойно-аналитического осмысления происходящих в отечественном селе (следовательно и России в целом) явлений, переполненных драматическими событиями, опасностью полной деградации исконно национальных начал, способствовали первые очерки, рассказы, статьи, повести Вал. Овечкина, Еф. Дороша, некоторых других. Кроме собственно художественных задач, которые решались писателями блистательно, они ставили конкретные, практические вопросы: что нужно сделать для того, чтобы после сталинской вандалистской реформы деревни, чудовищно разрушительной коллективизации сельского хозяйства по-настоящему возродить отечественную деревню к созидательной жизни, чтобы вернуть крестьянина к земле, к творчеству вместе с нею? А возродить было почти не из чего: хозяйства разрушены, техника исчерпала свои ресурсы, трудоспособное население, состоящее из инвалидов войны и вдов, потеряло надежду на справедливое отношение к их труду: нечеловеческий, с утра до ночи и с ночи до утра бесплатный, физически неимоверно тяжелый труд превратил их в настоящих рабов XX века. Ответ писателей был один: в деревне создалась невиданная до сих пор ситуация, катастрофически разрушающая извечный, плодотворный союз крестьянина и земли, и необходимы решительные - на общегосударственном, на национально-отечественном уровне - перемены, способные разрубить гордиев узел противоречий, порожденных пресловутой коллективизацией сельского хозяйства. Вал. Овечкин, Еф. Дорош пока что ставили через художественное слово практические вопросы, духовные, нравственные были на этом этапе глубоко запрятаны или еще не выходили на первый план. К сожалению, не до духовных дел было ориентировано общественное сознание - в первую очередь требовалось хлеба, много хлеба и мануфактуры, а не было ни того, ни другого.
Такое положение деревни не могло не вызвать у честных русских писателей глубокой заинтересованной озабоченности. Теория «Кавалера Золотой звезды» и литературная практика, с нею связанная, не оправдали себя, наоборот, в них народ увидел фальш, лицемерие, продолжающуюся травлю духовного сознания общества. Тогда и появилась так называемая «лирическая проза», которая открыла в себе духовно богатую, нравственно обеспеченную личность, которая выразила в себе важнейшие идеи и формы поиска новых ориентиров в социальном, психологическом и морально-этическом поведении: «... начало 60-х годов стало временем наиболее полного расцвета лирической прозы с присущей ей исповедальностью, автобиографизмом, открытостью авторской позиции. Наряду с тонкими проникновениями в суть природы человеческой души, ее психики, здесь обозначены проблемы социального, политического и философского характера» [46, с. 6]. В продолжение и поддержку этой идеи звучат слова Антошина М.: «...обращение писателей к теме деревни в начале 60-х годов вызвано углублением философских исканий советской литературы, все более острой постановкой о духовных ценностях, связанных с понятиями - родная земля, трудовая память, совесть, традиции. Задача представлялась тем более важной, что ценности эти утрачивались в результате долговременного «социалистического эксперимента», в корне изменившего лицо деревни» [47, с. 16].
Сначала лирическая проза в новое время заняла определенные позиции по отношению к официальной советско-большевистской эстетике в «области военной тематики» (Ю. Бондарев, Вл. Богомолов, Г. Бакланов, Б. Окуджава, В. Росляков, В. Быков, др.), затем она развернулась вширь в творческих исканиях Вл. Солоухина, Ф. Абрамова, В. Астафьева, В. Белова, В. Распутина, десятка других первоклассных мастеров бывшей советской прозы (Ч. Айтматова, И. Мележа, М. Стельмаха, М. Алексеева, С. Крутилина, Г. Матевосяна, Ч. Гусейнова, др.) То есть «деревенская проза» стала своего рода «совестью народа», совестью страны, воплощением национальной (русской) идеи. Может, об этом меньше и думалось русским писателям, когда они в отчаяньи от на глазах «умирающей русской деревни» взялись за перо с целью воссоздания этой печальной картины - возможно, чтобы обратить на это внимание властей, возможно, чтобы вызвать гнев общества, а, может быть, оттого, что другого и выхода не было у них, кроме как в слове выразить эту воочию происходящую трагедию.
Владимир Солоухин одним из первых увидел эту трагедию, хотя она была уже обозначена Вал. Овечкиным и другими в самом начале 50-х годов. Но увидел он ее очень странным образом («люблю отчизну я, но странною любовью»). Поначалу это, видимо, было желание посмотреть «крупным планом» на «детские впечатления» уже в годы взрослой жизни - так возникли «Владимирские проселки», «Капля росы», потом уж множество повестей, рассказов, романов, в которых дорога увела его в поиск самых главных идей, привела в музей - хранилище древности и, может быть, самой главной национальной идеи. Поиск завершился письмами с русского парижского кладбища «Сент-Женевьев-де-Буа», которое можно и упростить для русского выговора: «Святая Женевьева, лесная». Или еще проще: «Святая Женевьева». «Он похоронен у Святой Женевьевы» [48, с. 13].
Удивительно логична писательская судьба Вл. Солоухина - он всколыхнул своими первыми повестями и рассказами всю Россию, показал соотечественникам картины громадных нарушений национальной цельности, катастроф русской духовности и нравственности, вскрыл гниющие язвы неблагополучия «на Святой Руси» и завершил свое трагическое путешествие горькими раздумьями на русском кладбище в Париже в повести «Чаша», где похоронены тысячи, десятки тысяч великих русских умов, талантов. По Далю: «Пить горькую чашу - мыкать горе, бедовать», а по Дельвигу: «Когда еще я не пил слез из чаши бытия, зачем тогда в венке из рос к теням не отбыл я», а из Моленья: «Да минует Меня чаша сия» [48, с. 4]. Вл. Солоухин сделал эпиграфом к сочинению эти слова, тем самым подтвердив, что «духи, на сие кладбище захороненные», отведали самую, может быть, горькую чашу жизни. Так от, казалось бы, мелких сельских проблем Владимировки, то есть села Алепино, где родился и вырос будущий писатель, Вл. Солоухин прошел «по всей Руси великой» и вскрыл корни национальной трагедии, которая стремительно «шествовала» в 60-80-х годах по всем «полям и весям» некогда благодатной державы. Сам Леонид Леонов, так много сделавший для сохранения и укрепления в национальном сознании русской идеи, влюблено и тревожно писал о Вл. Солоухине: «Нам глубоко по душе в книгах В. Солоухина его пристальная сыновняя и художническая преданность ненаглядной красе русской земли, нашей суровой и щедрой природе. Обладая способностью видеть пленительное своеобразие, он заставляет и читателя видеть и запоминать каждый куст, каждую травинку, каждого путника, встреченного по дороге, подкупает и убежденная солоухинская вера в свою Родину как вечный источник любого сырья, из которого творятся все виды человеческого счастья» [49, с. 4].
Художественно-философские концепты русской «деревенской прозы» и публицистики и своеобразие их творческого осмысления в соответствующих жанрово-стилевых ориентирах адыгейской литературы 60-90-х годов
Русская «деревенская проза» и связанная с нею, являющаяся органической частью ее художественно-философского и жанрово-стилевого арсенала публицистика существенно повлияли на выбор плодотворных ориентиров северокавказскими писателями 60-90-х годов, в том числе и адыгскими авторами, анализу произведений которых будет отведено большее внимание в данной главе. Русская духовно-творческая, особенно литературная атмосфера (со времен Пушкина и Некрасова) благотворно влияла на кавказскую художественно-эстетическую ситуацию и весьма активно на литературный процесс в республиках Северного Кавказа. В XIX веке это выразилось в том, что десятки представителей народов Северного Кавказа учились в русских учебных заведениях, среди которых осетин Коста Хетагуров, адыги Хан-Гирей, Казы-Гирей, Берсей Умар, Шора Ногмов, деятельность и творческая работа которых оставили значительный след в русской и национальной культуре. Влияние русской литературной атмосферы 20-30-х годов XX века на обозначенный литературный регион не всегда было позитивным, ибо наряду с прямым творческим воздействием на новописьменную литературу (вновь зарождающуюся) литературу на нее оказывал громадное давление идеологический пресс большевистской идеологической политики: с одной стороны, литература, искусство (культура вообще) активно развивались (что весьма положительно), с другой - они всецело подчинялись идеологическому диктату «новых хозяев», и создание подлинных, духовно и художественно ценных произведений было явлением редким (исключения, конечно, были). Пожалуй, самое результативное, прогрессивно-созидательное воздействие русского духовно-эстетического опыта на «молодые» художественные литературы падает на период 60-90-х годов XX века - эпоха стремительного развития русской духовной мысли, связанной с исторической, военной и в особенности «деревенской» литературой. Этот опыт оказался чрезвычайно мобильным для всех северокавказских литератур, в том числе и для адыгских писателей.
Но сначала вспомним еще одного русского писателя, тоже уже классика - Владимира Крупина. Он очень хорошо выразил то, чем болели и болеют знаменитые «деревенщики», - мысль об их неоплатном долгу перед Россией, родной землей: «Ты вырастила меня, ты дала мне язык, дала мне отца и мать, братьев и сестер, подарила первую любовь. Все это упало с неба, ни за что, ни за какие мои заслуги, чем отблагодарить тебя, родина?» [59, с. 3]. Тем не менее автор благодарен еще больше своей вятской земле, «что Вятка - одно из последних мест в России, где наиболее сохранились добросердечие и сострадание людей друг к другу» [59, с. 3]; - вот о каких « достояниях души народной говорит писатель как о самых ценных и дорогих. Но есть и большая, мучительно грустная мысль у писателя: «... много-много v гоняла меня судьба и по стране, и по загранице, и уже есть что с чем сравнивать. Конечно, и грусти много в мыслях о родине, ибо и ее не могли не коснуться всяческие перемены, ибо доселе живет она под чужим именем, ибо появилась в ней порода людей, которых можно назвать бывшими русскими, бывшими вятскими, людей, которые обладают «желудочным» мышлением и считают, что экономика всесильна. Нет, полнота жизни только в душе. Только в душе сыщется покой и смирение. А тело спасти невозможно, можно спасти только душу» [59, с. 3]. Это из предисловия к книге, это - исповедь больного телом, но здорового и сильного душой. И как резюме, скажет: «если мы не сохраним родину, мы погибнем раньше смерти». Реквием по тем, которые ушли в города, оставив родную землю, реквием об убиенных душах, «обитателях дымных эстрад», «спортсменах с каменными мышцами», преступниках, которые «у нас уже и герои» - вот что «страшно». Этой здоровой, за душу берущей публицистикой полны и художественные творения Влад. Крупина (блистательная повесть «Живая вода», книги «Вербное воскресенье», «До вечерней звезды», «Во всю Ивановскую», «Дорога домой», др.). Он написал замечательные статьи (хочу сказать, тоже художественно одаренные) немало статей о писателях - В. Распутине, С. Залыгине, В. Астафьеве, В. Белове, и в каждой из них образ трагического певца земли родной, гражданина, мужественного воина, готового защитить ее. Одна из них - «Расскажите нам о нем» («Советская литература», 1987, 14 марта) - она о Распутине, о его трудных и бесстрашных войнах с властями, которые на глазах «расстреливают» родную страну с ее богатейшей культурой, ресурсами. К кому обратиться простому люду, чтобы остановить злодеяния властей? К ним же?; Нет, они не помогут. Обращаются к писателям, к Распутину, который только «может помочь, на него вся . надежда, ибо... И тут огромное количество вариантов: гибнут уникальные фрески, ценную библиотеку растаскивают, пропадает собрание старинных & музыкальных инструментов, и так до бесконечности (речь о звонках простых людей писателю), и крик души: «Но вы же знаете, сколько делает Распутин для Сибири, для Байкала, а борьба, пятилетняя борьба с проектом поворота северных рек?» [60, с. 6].
Все это вызвало и продолжает вызывать у писателей Северного Кавказа отчаянное стремление поддержать своих русских товарищей по их тревожным делам, которые касаются не только Сибири, Волги, но и отражают «состояние дел» в регионах, в том числе в кавказском. Критик и писатель К. Шаззо на выездном пленуме союза писателей России, состоявшемся в 1987 году в Майкопе, выступил с речью: «А что завтра?». В ней он говорил: «Неужели нынешний ЦК, неужели даже такой смелый и умница - Михаил Сергеевич Горбачев - не может справиться с Министерством водного хозяйства? Ведь это же Министерство всем известно, не только писателям, всему народу. Я воспринимаю его как своего личного врага - Министерство водного хозяйства СССР. Потому, что, действительно, это Министерство превратилось в раковое образование страны. Неужели это не видно для них? Это же должно быть понятно, что немедленно, сию минуту, через час или через день, или хотя бы на этом съезде советов должна быть прекращена деятельность этого Министерства. Разрушение экологии, разрушение природы - это разрушение всех нас» [61, с. 48-49]. К.Г. Шаззо построил свое выступление в русле тех проблем, которые уже не один десяток лет решали русские писатели, речь живая, насыщенная фактами, анализом, выводами, именами: «Представитель Минводхоза Васильев приезжает в Краснодар и выделяет народный миллиард для того, чтобы спасать Кубанское море, которое уже погибло, оно грязное, не годится ни для купания, ни для питья, ни для чего оно не годится, зато было погублено жемчужное Азовское море, жемчужные кубанские реки для того, что мы сотворили море, которым бы похвалялись высокопоставленные люди» [61, с. 50]. Критик рассматривает разрушение природы, нерачительное, беззаботное отношение к российской ниве как разрушение духовного сознания, памяти, как вандализм и по отношению к культуре: «Товарищи - русские писатели, я к вам обращаюсь, я Вас очень уважаю, Сергей Владимирович (о Михалкове речь - авт. дисс), Егор Исаев, Михаил Годенко - один из зачинателей новой прозы о войне, это блестящий писатель, и многие, многие другие. Я с глубоким чувством уважения отношусь к большим русским писателям - Белову и другим, но разрушение России идет и по этой линии (духовной, культурной, литературной - авт. дисс). Как мы могли допустить, чтобы «такой выдающийся писатель нашего времени, как Ю.В. Бондарев оказался под такой критикой, не нужной, грязной? ... если мы сегодня будем бить Бондарева, завтра Егора Исаева, послезавтра Михалкова,... опустеет нива русской культуры, а то, что происходит у вас в Москве, очень больно отзывается на жизнь нашей литературы» на местах [61, с. 51].
К Кубанскому морю, к проблемам экологии мы еще вернемся, сейчас продолжим разговор о влиянии русской «деревенской прозы» - и публицистики на определение ориентиров северокавказской литературы и публицистики (преимущественно адыгской) и их развитие в обозначенный период.
