Содержание к диссертации
Введение
Глава первая Лирика А.Кешокова: особенности жанровой системы 7
1.1. Стихотворения одического типа .7
1.2. Балладные стихотворения 19
1.3. Афористические стихотворения 40
Глава вторая Лирика А.Кешокова: ключевые мотивы 59
2.1. Система древесных мотивов 62
2.2. Мотив «коня» в лирике А.Кешокова 80
Глава третья Поэтика лирики А.Кешокова 100
3.1. Лермонтовские традиции в лирике А.Кешокова 101
3.2. Особенности метрической системы 118
3.3. Специфика рифмовки в лирике А.Кешокова 138
Заключение 152
Библиография 162
- Стихотворения одического типа
- Балладные стихотворения
- Система древесных мотивов
- Лермонтовские традиции в лирике А.Кешокова
Введение к работе
Актуальность темы исследования. Лирика классика кабардинской литературы Алима Пшемаховича Кешокова (1914-2001), характеризующаяся богатой стилевой палитрой, уже давно стала предметом изучения историков и теоретиков литературы. А.Кешоков — один из самых талантливых северокавказских авторов, творчество которого привлекало особое внимание со стороны российских переводчиков, литературоведов, поэтов, писателей на протяжении многих лет.
Актуальность диссертационной работы состоит в том, что в ней впервые предпринята попытка системного исследования лирики А.Кешокова в ее жанровом своеобразии, проблематике, поэтике, а также специфике метрической системы и рифмовочного комплекса.
Имя Алима Кешокова как самобытного поэта давно и прочно вошло в курсы по литературной истории народов Российской Федерации. Многие из ведущих исследователей национальных литератур не раз констатировали факт о жанрово-стилевой многотипности лирики А.Кешокова. Однако до сих пор ни в кабардинском, ни в общероссийском литературоведении не было работы, целиком посвященной жанровым модификациям кешоковской лирики, рассмотренной в тесной связи с мотивными полями и ключевыми поэтологическими категориями. Заявленная тема актуализирована недостаточной разработанностью жанровых проблем как в поэзии А.Кешокова, так и в современной кабардинской лирике.
Цель и задачи исследования. Целью настоящей диссертационной работы является исследование жанрово-стилевой картины лирики А.Кешокова в ее тесной соотнесенности с микропоэтикой, под которой подразумевается сложившийся авторский каталог устойчивых мотивов, образов, способов развертывания темы, технических приемов стихосложения, рифмовочных комплексов. В соответствии с поставленной целью представляется необходимым решение следующих задач:
- исследовать истоки поэтического творчества А.Кешокова;
- выявить и описать типологические вариации малой лирической
формы в жанровой системе А.Кешокова;
- определить ведущие мотивы в лирике Кешокова-поэта;
- выявить уровень влияния лермонтовских традиций на поэтику
Кешокова-лирика;
- исследовать специфику кешоковского стихосложения с выявлением
доминирующих стихотворных размеров;
проследить эволюционный процесс рифмовки в технике стихосложения А.Кешокова.
Научная новизна исследования состоит в том, что в нем впервые предпринят системный подход к изучению лирики классика кабардинской поэзии А.Кешокова, включающий в себя вопросы жанровой модификации, совокупности ключевых мотивов, техники стихосложения, а также способов рифмовки. В диссертационное исследование в качестве сопутствующей проблемы нами включен вопрос лермонтовских традиций с учетом выраженного влияния русского классика на формирование индивидуальной поэтики А.Кешокова. На наш взгляд, комплексное решение этих проблем позволяет достичь целостного и нового, научно обоснованного представления о лирике кабардинского поэта А.Кешокова.
Объект исследования. В качестве объекта исследования выбраны лирические произведения А.Кешокова в оригинале и в переводах В.Потапова, Н.Гребнева, Н.Коржавина, М.Петровых, Я.Козловского, С.Липкина, В.Звягинцевой; в отдельных случаях автор использует собственный подстрочный перевод.
Степень научной разработанности темы. Исследования, посвященные лирике А.Кешокова, на сегодняшний день исчисляются десятками. Но это не означает исчерпанности предмета исследования. Многие из работ приурочены к выходу новых поэтических сборников автора и представляют собой малоконцептуальный «презентационный» текст с
5 общей положительной оценкой стихотворений. Для большинства работ советского периода характерно перенесение акцентов исследования на социально-политическую и идеологическую проблематику.
В кешоковедении выделяется ряд работ, отличающихся тонким и глубоким пониманием художественного мира поэта. Основополагающее значение имеют монографии М.Сокурова «Лирика Алима Кешокова» (1969) и В.Дементьева «Со временем в ладу» (1985). В последнее время появились работы молодых кабардинских исследователей, среди которых можно отметить труды Хежевой Л.Х., посвященные национальным истокам лирики А.П.Кешокова. Опора на указанные работы, а также на исследовательский опыт Х.И.Бакова, Л.А.Бекизовой, А.М.Гутова, Х.Х.Кажарова, А.Х.Мусукаевой, З.М.Налоева, К.К.Султанова, Ю.М.Тхагазитова, А.Х.Хакуашева, М.А.Хакуашевой, К.Г.Шаззо позволила нам приступить к решению новых проблем, связанных с анализом жанровой и метрической природы лирики А.П.Кешокова.
Современный этап исследования лирики А.П.Кешокова требует обращения к изначальным основам его поэтики, включающим в себя жанрово-стилевую идентификацию и классификацию лирических текстов, а также всесторонний и углубленный анализ ключевых мотивов, метрической и рифменной техники художника. На наш взгляд, такое комплексное исследование поэтики А.П.Кешокова способствует более глубокому постижению его творчества как целостной художественной системы.
Методологическая основа исследования. Целостное исследование лирики А.П.Кешокова с выявлением ее жанрово-стилевых особенностей проведено на методологической основе сравнительно-типологического изучения поэтических текстов. Этот научный метод в наибольшей степени отвечает задачам исследования. В выработке научной концепции мы опирались на труды таких ведущих отечественных специалистов по теории лирических жанров и общей поэтики, как: М.М.Бахтина, Ю.Б.Борева, А.Н.Веселовского, В.В.Виноградова, ЛЛ.Гинзбург, Ю.М.Тынянова,
В.Е.Хализева, В.К.Чумаченко. При изучении вопросов, касающихся техники стихосложения А.П.Кешокова, мы опирались на труды А.Х.Хакуашева, А.З.Пшиготыжева, Т.Н.Чамокова, П.К.Чекалова, Ш.Е.Шаззо, К.М.Шикова и других ученых.
Теоретическая значимость работ. Основные положения исследования поэтики А.П.Кешокова могут быть использованы в аспекте сравнительного изучения литератур народов России, а также в вопросе выявления общих закономерностей формирования лирических жанров, что создает базу для дальнейших разработок по теории национальной поэтики и индивидуального художественного почерка.
Практическая значимость исследования обусловлена возможностью использования его результатов при создании трудов, предусматривающих обращение к личности и творчеству А.П.Кешокова, при написании истории кабардинской литературы, в практике вузовского и школьного преподавания курса кабардинской литературы, при разработке спецкурсов по творчеству А.П.Кешокова, при изучении жанровой системы кабардинской поэзии. Результаты диссертации могут быть полезны также в практике художественного перевода поэтических текстов с кабардинского на русский язык.
Структура диссертации. Работа состоит из введения, трех глав, заключения и списка использованной литературы.
Стихотворения одического типа
Проблема жанровой типологии лирической поэзии, по мнению многих литературоведов, относится к разряду спорных и чреватых полемикой. Это связано с несколькими факторами. Прежде всего, дело в том, что терминологическая наполненность многих классических жанровых форм, утвержденных еще античной теорией, претерпела существенное изменение. Другая сложность связана с эклектизмом в научных концепциях ученых, которые, пытаясь выстроить типологию, объединяют в некое единство неоднопорядковые по своей природе явления. В качестве яркого примера эклектической типологии можно привести литературоведческий опыт В.Д.Овсянико-Куликовского, который подразделяет лирику на религиозную, военную, патриотическую, торжественную, хвалебную, любовную (эротическую), лирику созерцательную [92:29-32]. В приведенной классификации очевидна произвольность автора, смешивающего собственно жанры с лирическими мотивами, к тому же дублирующимися с синонимическими определениями.
Заметный вклад в изучение типологии современных лирических форм внес Г.Н.Поспелов, разделяющий лирические тексты на следующие разновидности: медитативные, медитативно-изобразительные и изобразительные [99:63-64]. При этом критерием выступает родовая черта текста, определяющая его внутреннюю приверженность к эпосу или к лирике.
В 1964г. вышел в свет трехтомный труд «Теория литературы. Основные проблемы в историческом освещении. Роды и жанры литературы». Авторы данного академического издания с большой долей осторожности подошли к проблеме жанровой системности лирики, высказав мнение о том, что «жанр» как литературоведческая категория в современной лирической поэзии трудно различим. [115:205-209].
Однако данная позиция означает вовсе не капитуляцию ученых в разрешении поставленной проблемы, а признание ее повышенной сложности, требующей особого методологического подхода и тонко разработанного аналитического инструментария.
Новый уровень осмысления вопросов, связанных с жанровой дифференциацией лирики, предложил кубанский литературовед В.К.Чумаченко, автор монографии «Русская поэзия второй половины XX столетия» (Краснодар, 2005). Называя науку о литературе «движущейся эстетикой», ученый предлагает не ограничиваться классикой, а «создавать оригинальные гипотетические теории современной и будущих литератур, соответствующих живой практике нового времени» [154:10].
После скрупулезного анализа российского поэтического процесса второй половины двадцатого столетия (1956-2001) В.К.Чумаченко приходит к выводу о том, что «жанровую систему в современной русской лирике составляют четыре тесно взаимосвязанных и взаимообусловленных звена — лирика одического, элегического, песенного и балладного типов, связанные друг с другом отношениями преемственности, жанрово-стилевым переходом» [154:150].
Наше обращение к монографии В.К.Чумаченко продиктовано тем, что в ней представлена исследовательская модель, позволяющая изучить жанровую типологию лирики «изнутри» без прикладывания к ней неких апробированных классических схем. Нам также импонирует мысль ученого о «движущейся эстетике», изначально нацеленной на научное осмысление нового художественного материала, не умещающегося в рамки догматических теоретических положений.
С этой точки зрения, представляет большой интерес поэтический мир классика кабардинской литературы А.Кешокова. Сразу можно предположить, что жанровый состав его многогранной лирики складывается по неким «магнитным полям», в формировании которых не последнюю роль играют адыгский фольклор, влияние русской поэзии, а также ближневосточный «культурный канал».
По своим хронологическим рамкам лирика А.Кешокова занимает почти шесть десятилетий, в которых находит отражение историческое движение ее жанровой поэтики. В этом плане можно сделать гипотетическое предположение о том, что жанровая картина лирики А.Кешокова - это не застывшее статичное явление, а динамичное, развивающееся внутри себя структурное единство, претерпевающее определенные изменения по ходу времени.
Многие стихотворения раннего А.Кешокова можно по их поэтологическим характеристикам отнести к стихам одического типа. Согласно одному из определений, данных оде в «Литературной энциклопедии терминов и понятий» (М., 2003), это «ведущий жанр высокого стиля с каноническими темами: прославление Бога, отечества, национальных героев, жизненной мудрости и пр.» [74:685].
Разумеется, многие жанровые приметы оды к началу 20 века оказались размытыми, но некая сердцевина осталась. По мнению В.К. Чумаченко, «одический тип стиха выступает в современной системе лирических жанров как один из главных локальных центров жанрового тяготения, являясь одновременно наследником и представителем группы родственных историко-типологических образований» [154:53]. Обосновывая употребление термина «одический тип стиха» вместо «оды», ученый отмечает, что «различия между одой классицизма и современным одическим стихом огромны. В процессе исторического движения усложнялась жанровая структура, совершенствовались «формы» и «формулы» лирического переживания в оде» [154:64]. Другими словами, в «чистом», нескрещенном виде ода в лирике поэтов двадцатого столетия почти не встречается, однако самой эпохой оказалась порождена разновидность гражданской лирики, сохранившая в своей основе жанрово-стилевые черты оды. Именно поэтому современные литературоведы употребляют термин «одический тип стиха», тем самым существенно расширяя «рабочее пространство» жанра.
Балладные стихотворения
Многие исследователи поэтического творчества А.Кешокова обращают внимание на приверженность автора к изображению факта, события, отдельного эпизода из человеческой жизни, где за бытовым уровнем приоткрываются философские закономерности бытия. Известный кабардинский литературовед М.Сокуров пишет: «Вообще для Кешокова характерен интерес к «случаю», к законченному эпизоду из человеческой жизни или к обобщенному изложению событий» [109: 39]. Это же качество в лирике А.Кешокова подмечает В.Дементьев, подчеркивающий, что «уже в предвоенные годы мы видели начатки предметности и конкретности деталей, свойственных поэзии Алима Кешокова» [49: 91-92].
На сюжетность как на жанрово-стилевой признак лирики А.Кешокова обращает внимание кабардинский критик и литературовед З.М.Налоев, который отмечает: «Одним из излюбленных жанров послевоенной кешоковской поэзии стала новелла-миниатюра с начатками объективного сюжета, с персонажем, играющим подчиненную роль, и — уже в отличие от старой лирики — с подробными образными деталями, сквозь которые сильно проступает авторское субъективное мироощущение и мировосприятие, как, например, в «Новом доме», «Девушке-шофере», «Плакате» и других стихах. Поэт работал в этом жанре и в ранний период своего творчества, достиг больших успехов в годы Великой Отечественной войны. Однако сейчас мы имеем дело с большим видовым разнообразием данного жанра, чем прежде: строгая реалистическая зарисовка — этюд, юмористический рассказ, развернутая аллегорическая баллада» [89: 55].
Таким образом, следует отдать должное З.М. Налоеву, который первым сделал попытку дать жанровое определение сюжетным стихотворениям А.Кешокова, применив термин «аллегорическая баллада».
Согласно «Литературной энциклопедии терминов и понятий» (М., 2003), баллада как художественное явление исторически восходит к французскому Средневековью и первоначально представляет собой «танцевальную песню» от провансальского «ballar» - плясать [74:69]. Наибольшее распространение баллада получила в англо-шотландской поэзии в XIV-XVI вв., оформившись в лиро-эпический жанр со своими особыми художественными законами, среди которых следует отметить утрату плясового элемента, а также усиление качественных характеристик, связанных с сюжетностью и внутренним, часто психологическим драматизмом.
Западно-европейские и русские романтики, в том числе, В.А.Жуковский, А.С.Пушкин, М.Ю.Лермонтов, проявили большой интерес к художественным возможностям баллады, позволяющим, благодаря принципу двоемирия, увидеть за повседневным фактом универсальное, вечное, многомасштабное явление философского порядка.
По наблюдению многих исследователей литературы, всплеск жанра баллады приходится на драматические отрезки истории, требующие пересмотра или художественного утверждения каких-то важных устоев бытия. В частности, это касается революционного периода, периода гражданской войны, героики Великой Отечественной войны, трудовых и
В.К.Чумаченко, специально исследовавший генезис жанра баллады, обозначает три русла, по которым шло его развитие. Помимо рассмотренной нами общеевропейской традиции, ученый отмечает в качестве источника «славянскую обрядовую поэзию, о чем свидетельствуют содержащиеся в ней перипетии синкретизма: нерасчлененность эпического, лирического и драматического начал» [154:129].Третий творческий импульс, определивший жанровые особенности баллады, по мнению В.К.Чумаченко, «следует искать примерно в середине XIX столетия, когда поэзия нового времени впервые ощутила на себе последствия мощного взаимодействия с прозой, ставшего впоследствии периодическим» [154:129].
Далее, перечисляя основные признаки современного балладного типа стиха, В.К.Чумаченко называет «повествовательный лирический сюжет, особую сжатость, концентрированность действия, стремительность, динамичность развертывания событий, сосредоточенность на отдельных, чаще всего, наиболее напряженных моментах сюжетного действия» [154:131].
Тут следует сказать о том, насколько осторожны современные литературоведы, избегающие термина «баллада», заменив его на более свободную форму «балладный тип стиха». Думаем, что в этом есть научная оправданность, если учесть, что «чистая», классическая форма баллады, написанная по всем канонам с соблюдением всех требований стихотворной техники и включением плясового рефрена, осталась в прошлом. Как показывает художественный опыт поэтов двадцатого столетия, баллада значительно трансформировалась внешне, однако ее основная содержательная доминанта осталась в виде выраженной сюжетности. В литературоведческих работах о балладном типе стиха можно встретить возражения относительно произвольного обозначения многими авторами «балладой» своих стихотворений. Е.Аксёнова по этому поводу пишет: «В поэзии последних лет склонность к жанру баллады наблюдается у таких поэтов, как Е.Евтушенко («Баллада спасения» и др.) и А.Вознесенский («Параболическая баллада», «Баллада работы», «Лобная баллада», «Баллада точки» и др.), хотя некоторые стихотворения названы балладой весьма произвольно» [105:25].
Система древесных мотивов
Если составить таблицу частотности мотивных групп, то, безусловно, в поэзии А.Кешокова одно из ведущих мест займет мотив дерева. О том, насколько образ дерева оказался значим для художественного сознания поэта, говорит тот факт, что даже день его рождения был определен с помощью дерева. Вот как об этом А.Кешоков пишет в автобиографических заметках 1957г.: «Родился я в крестьянской семье. Хотя мой отец входил в число полутора процентов грамотных среди кабардинцев до Великой Октябрьской социалистической революции, он не счел возможным сделать какие-либо заметки относительно даты моего появления на свет, и поэтому спор о моем дне рождения до сих пор мать считает нерешенным. Однако без помощи науки эта дата предельно точно восстановлена и даже занесена в паспорт. По тому, насколько зрелы были вишни в нашем саду накануне этого малозначительного дня, и на основании того, что в период своего выздоровления после родов мать питалась молодой картошкой, было решено, что я родился в июле месяце» [221: 3].
Здесь автором оказался уяснен некий природный закон соотнесенности жизни человека с жизнью дерева, с которым впоследствии поэт постоянно будет связывать свою концепцию мира и человека. В тех же автобиографических заметках обращает на себя внимание еще один отрывок, показывающий, что нравственное чувство человека поэт напрямую связывает с любовью к живой природе, в особенности к деревьям. «В 1941 году в городском парке я застал человека, который захотел срубить дерево, и ценой больших усилий мне удалось сопроводить его до первого милиционера. Моя настойчивость объяснялась особенно тем, что в этот день я получил партийный билет и считал своим долгом не допускать того, чтобы на моих глазах наносился ущерб общественному достоянию» [221: 4].
В кабардинской поэзии образ дерева занимает исключительно важное место, обусловленное природными факторами, языческими традициями, развитой земледельческой культурой. Многие иностранные путешественники, этнографы запечатлели в своих заметках, очерках свидетельство о почитании адыгами священных деревьев и рощ.
Видный французский ученый, дипломат и политический деятель К.Пейсонель (1727-1790), много лет служивший на Кавказе, в своих заметках отмечает: «В центре Черкесии имеется замечательное дерево, к которому черкесы имеют большое почитание, идущее вплоть до идолопоклонства» [4:201]. Сходные сведения запечатлены в этнографических трудах И.Ф.Бламберга, Дж. Белла, Дж. Лукка, Т. де Мариньи и многих других кавказоведов.
По свидетельству видного кабардинского историка К.Х. Унежева, «...леса в экономике западных адыгов играли большую роль. В них были «священные», или «божьи деревья» (тхьэжыг). Чаще всего такими были дубы, но были и чинар, ольха, граб, сосна, каштан, волошский орех, груша, акация, липа. Вокруг этих деревьев можно было встретить старинные могилы. До сравнительно недавнего времени там оставляли жертвенные вещи: лоскутки материи, пули, оружие, бараньи рога и.т.д. Перед военными набегами молились под «священными» деревьями, прося удачи, и обещали им принести в жертву часть будущей добычи» [134: 43].
Современный кабардинский фольклорист и литературовед З.Ж.Кудаева, исследовавшая вопросы, связанные с космологической функцией дерева в адыгской картине мира, отмечает: «Дендрологические представления в этнокультурной традиции адыгов составляют систему воззрений, отмеченных понятием «сакрального» священного. Как высший природный символ динамического роста, сезонного умирания и регенерации, дерево в системе адыгских мифологических воззрений занимает одно из важных мест. Священные деревья и рощи («Тхьзщіагь мэз» — «Лес подножия Тха», «Тхьзщіагь жыг» - «Дерево подножия Тха») служили обозначением священного сакрального пространства и понятия Центра космоса, связующей оси между различными космическими уровнями: нижним, срединным и верхним мирами» [68: 122].
Широко известна старинная кабардинская народная поэма «Песня дерева», написанная безымянным автором в форме исповеди. В тексте песни приводится перечень всех добродетелей дерева, которая «в пору бескормиц питает человека», «служит топливом в печке, «плавит железо», дарит «мальчику — люльку, кормчему — лодку, хозяйкам — корыто, сито, скамейку, охотнику - дугу для лука» [72:149]. Перечисляется огромное количество сельскохозяйственного инвентаря, кухонной утвари, музыкальных инструментов, изготовленных из дерева.
В истории кабардинской литературы запечатлен целый пласт поэтических произведений, посвященных качественно новой общественной формации, вызванной к жизни Октябрьской революцией. Эти стихи характеризуются противопоставлением прошлого и настоящего, поэтизацией социальных перемен, нигилистическим отношением к старине. Их формальные признаки — декларативность, риторическая напыщенность, лозунговая стилистика, схематизм. Нельзя сказать, что ранняя лирика А.Кешокова совершенно лишена перечисленных качественных характеристик. Поэт активно разрабатывает тему новой действительности с использованием композиционно-стилистического приема «двоемирия». Однако в отличие от многих других кабардинских литераторов 30-х годов А.Кешоков стремится к образному, иносказательному выражению своих философских идей относительно коренных преобразований в социальной жизни людей.
Лермонтовские традиции в лирике А.Кешокова
Художественная традиция - не только «один из элементов преемственной связи между различными стадиями развития культуры» [14:16], но и жизненно важное условие существования самой культуры. Здесь имеет место историческая связь между новой, нарождающейся эстетической системой и старой, фундаментальной основой. С этой точки зрения, «культура» обозначает собственно феномен, а «традиция» - механизм формирования, функционирования.
Под традицией мы понимаем систему связей настоящего с прошлым, причем при помощи этого связующего звена совершается определенный отбор, стереотипизация опыта и передача стереотипов, которые затем воспроизводятся на качественно новом уровне [58:23]. Художественный опыт на уровне архетипических моделей реконструируется в эстетической системе каждого нового поколения в этническом и индивидуальном преломлении.
Ни одна национальная литература не развивается в изоляции. Анализируя процесс формирования и становления национальной литературы в XX веке, следует постоянно помнить, что «возникновение национальной литературы, как правило, связано с процессом активного общения с инонациональным и общезначимым художественным опытом. В ходе взаимодействия литератур разных уровней и этапов развития решаются проблемы их ориентации» [9: 4].
Главное - формирование и развитие самих национальных литератур во іісем их богатстве, традициях, художественном освоении мира, открывающем пути в будущее. Для адыгских литератур процесс восприятия традиций усложняется и обогащается за счет многих источников. Однако, как мы полагаем, в этом процессе первостепенное место занимает восприятие русского литературного художественного опыта.
Классические традиции вместе с поэзией XX века и народнопоэтическим искусством стали основой творческого роста многих кабардинских поэтов. Учась у старших, творчески продолжая и развивая достижения А.С. Пушкина, М.Ю. Лермонтова, В.В. Маяковского, А.А. Блока,
С.А. Есенина, поэты несут уважение к высоким нравственным идеалам, традициям национальной культуры.
Конечно, процесс освоения традиций — процесс достаточно сложный и противоречивый. Не только разные поколения, но и поэты-современники весьма различно воспринимают предшественников. При рассмотрении вопросов, имеющих отношение к традиции и новаторстству, следует учитывать бытование в культуре трансисторических реалий, к которым обращается каждое литературное поколение, выражающее свою систему ценностей. В частности, к кинжалу, как образу-символу, обращались многие русские и северокавказские поэты. Например, А.С. Пушкин в стихотворении «Кинжал» как бы воспроизводит «историю» величия и падения кинжала, упоминая языческий пантеон божеств, Зевса, Рим и пр. [319:129]. Пушкинский кинжал сковал Бог и он должен быть в руках «бессмертной Немезиды», объективного и справедливого правосудия, которое должно стоять на страже правопорядка и законности. В пушкинской трактовке кинжал большей частью символизирует некую верховную инстанцию силы, стоящую на страже порядка, гармонии, добра и света. Великий русский поэт подчеркнул через символику кинжала идею божественного единоначала законов бытия, имеющих универсальный характер.
Соединение в одной строке эпитетов «светлый и холодный», имеющих разное эмоционально-оценочное значение, показывает двойственное отношение героя к этому предмету. Дальше поэт говорит о том, что кинжал подарен ему в знак памяти, в минуту расставанья:
И в первый раз не кровь вдоль по тебе текла, Но светлая слеза-жемчужина страданья. [318: 69] Здесь мы вновь видим диалектическое восприятие героем кинжала, с. которым могут ассоциироваться абсолютно разнородные чувства: кровь и слезы состраданья. В интерпретации М.Ю.Лермонтова, кинжал — многозначный образ, вмещающий в себя множество разнородных смысловых комплексов. Среди них важное место занимает проблема свободы в искусстве. Чувства и мысли М.Ю.Лермонтова на стороне свободного поэта. Его он сравнивает с кинжалом, «мощь которого равна постоянству»:
Да, я не изменюсь и буду тверд душой, Как ты, как ты, мой друг железный. [318:69] Это сравнение М.Ю.Лермонтов повторяет и в другом стихотворении «Поэт». По его мнению, истинный художник должен быть подобен кинжалу, который не по одной «груди провел страшный след и не одну пробил кольчугу». Через образ кинжала поэт подчеркивает значимость словесного искусства, имеющего большую проникающую силу. Искусство не имеет временных и пространственных преград, оно оставляет свои отметины в душах людей — эта философская мысль поэта обретает особую отчетливость, будучи выражена через образ кинжала.
Вслед за А.С. Пушкиным шли северокавказские поэты в видении и в философском осмыслении жизни, иногда творчески переосмысливая его традиции. В заданный талантом русского поэта академический канон они вносили не только национальный колорит, но и свое личное, обусловленное творческой индивидуальностью художника.
Как мы отметили выше, образ кинжала для многих поэтов и прозаиков стал ключевым образом-символом этнокультурного самовыражения, для обозначения собственной системы ценностей. По-своему осмысливает и трактует этот национальный символ горцев А.Кешоков, который также, как и его литературные предтечи, в подтекст произведения вмещает неисчислимое количество художественно-философских мыслей. Прежде всего, бросается в глаза «бинарная оптика» автора, который подмечает негативное и позитивное начало образа.
В зависимости от замыслов его обладателя кинжал может стать источником позора или заслуги, добродетели или греха, душевного величия или падения души. Символическим знаком такого диалектического мироотношения поэта служат два равнозначных лезвия кинжала, сливающиеся в единое острие, обозначающее саму жизнь. В подтексте стихотворения заявлена мысль о значимости человеческого сознания, разума, способного и обязанного поворачивать кинжал только гуманной, доброй стороной. Данная моральная сентенция в полный голос озвучивается лирическим героем в конце произведения.
