Содержание к диссертации
Введение
ГЛАВА I. ЛИТЕРАТУРНАЯ СИТУАЦИЯ И НАТУРИЗМ 27
ПРИМЕЧАНИЯ 55
ГЛАВА II. СЛОВАЦКАЯ КРИТИКА О НАТУРИЗМЕ 58
ПРИМЕЧАНИЯ 84
ГЛАВА III. ФИЛОСОФСКИЕ ИСТОКИ НАТУРИЗМА 87
ПРИМЕЧАНИЯ 121
1. Поэма Людо Ондрейова «Мартин Ноциар Якубовие» и «Так говорил Заратустра» Фридриха Ницше 123
ПРИМЕЧАНИЯ 135
2. Повесть Доброслава Хробака «Дракон возвращается» сквозь призму «философии жизни» 136
ПРИМЕЧАНИЯ 145
3. Отражение идей Артура Шопенгауэра в творчестве Франтишека Швантнера 146
ПРИМЕЧАНИЯ 156
ГЛАВА IV. ВЛИЯНИЕ ЕВРОПЕЙСКИХ ЛИТЕРАТУР 157
ПРИМЕЧАНИЯ 164
1. Творчество Доброслава Хробака в свете дискуссии о плагиате 165
ПРИМЕЧАНИЯ 188
2. Франтишек Швантнер и Кнут Гамсун 190
ПРИМЕЧАНИЯ 197
3. Соотношение реального и фантастического в новелле Франтишека Швантнера «Пиарги» и повести Шарля-Фердинанда Рамю «Дерборанс» 197
ПРИМЕЧАНИЯ 209
ГЛАВА V. ОСОБЕННОСТИ ПОЭТИКИ 211
1. Эволюция поэтики трилогии Людо Ондрейова «Солнце взошло над горами» 211
ПРИМЕЧАНИЯ 235
2. Творчество Маргиты Фигули 30-40-х годов и библейский текст...236
ПРИМЕЧАНИЯ 262
3. «Игра с пространством» в рассказах Доброслава Хробака 263
ПРИМЕЧАНИЯ 277
4. Разрушение поэтики натуризма (на примере произведений Франтишека Швантнера и Йозефа Горака) 278
ПРИМЕЧАНИЯ 288
ЗАКЛЮЧЕНИЕ 289
Библиография 294
- ЛИТЕРАТУРНАЯ СИТУАЦИЯ И НАТУРИЗМ
- СЛОВАЦКАЯ КРИТИКА О НАТУРИЗМЕ
- Поэма Людо Ондрейова «Мартин Ноциар Якубовие» и «Так говорил Заратустра» Фридриха Ницше
Введение к работе
Практика изучения словацкой литературы в России складывалась на протяжении последних полутора столетий. Сначала это были обзоры словацкой литературы, включенные в книги по истории славянских, а также зарубежных литератур. Первые шаги на этом пути сделал славист А. Н. Пыпин («Обзор истории славянских литератур А. Н. Пыпина и В. Д. Спасовича», 1865; «История славянских литератур», т. 1-2, 1879-1881), который представил краткое обозрение словацкой литературы, составившее часть чешского раздела. В XIX веке подобные разделы по словацкой литературе были включены в «Историю всемирной литературы» (1881) и «Всеобщую историю литературы» (вып. 16, под редакцией П. О. Морозова, 1885). В числе тех, кто внес значительный вклад в изучение литературы словацкого народа, установление личных контактов со словацкими писателями были известные русские слависты И. И. Срезневский, В. Григорович, А. Сиротин и др.
Принципиально новый подход к изучению словацкой литературы отличает издание, подготовленное Институтом славяноведения АН СССР («История словацкой литературы», 1970, под редакцией Ю.В.Богданова, С.В.Никольского, С. А. Шерлаимовой), в котором воссоздан многовековой процесс развития словацкой литературы, начиная с древних времен и заканчивая периодом Второй мировой войны. Значительная часть книги написана словакистами Ю. В. Богдановым и И. А. Богдановой, отдельные главы - богемистами Л. Н. Будаговой, С. А. Шерлаимовой, Л. Н. Кишкиным, А. П. Соловьевой, А. А. Зайцевой и др. И хотя работа над ней велась в сложной политической ситуации 60-х годов, фактический материал, который она содержит, имеет непреходящее значение. Развитием проекта по созданию истории литератур отдельных славянских народов стало пятитомное издание «История литератур западных и южных славян» (1 т. - 1997, 2 т. - 1997, 3 т. - 2001; ответственные редакторы Л. Н. Будагова, С. В. Никольский, А. В. Липатов) и «История литератур
Восточной Европы после Второй мировой войны» (1 т. - 1995, 2 т. - 2001; ответственный редактор В. А. Хорев). Главы по словацкой литературе написаны Л. С. Кишкиным, Н. В. Шведовой, Ю. В. Богдановым, Л. Ф. Широковой.
В последние годы в России сложилась практика создания книг по истории словацкой литературы совместными усилиями российских и словацких ученых. Примером тому могут служить издания, подготовленные кафедрой славянской филологии филологического факультета МГУ: «Словацкая литература 1945-1985 гг. Проза» (1987, авторы А.Г.Машкова, Я. Штевчек, В.Петрик, И. Сулик); «Словацкая литература. От истоков до конца XIX века» (1997, под редакцией А. Г. Машковой и С. С. Скорвида; авторы с российской стороны - А. Г. Машкова и Н. В. Шведова); «Словацкая литература. XX век» (2003, научный редактор А. Г. Машкова; в издании участвовали российские слависты -Ю. В. Богданов, С. В. Каськова, А. Г. Машкова, Р. Л. Филипчикова, С. В. Шведова, Л. Ф. Широкова).
Наряду с участием в подготовке книг по истории литературы Словакии российские исследователи большое внимание уделяют разработке частных проблем, касающихся отдельных периодов ее развития (романтизм -Н. В. Шведова, межвоенная литература - Ю. В. Богданов, Л. Н. Будагова, А. Г. Машкова, литература после Второй мировой войны - Ю. В. Богданов, А. Г. Машкова, Л. Ф. Широкова). Весьма плодотворным оказалось и изучение ими литературных направлений, течений, школ (Словацкая Модерна - Л. Н. Будагова, Н. В. Шведова, реализм, соцреализм, постмодернизм - Ю. В. Богданов, натуризм - А. Г. Машкова, постмодернизм - Л. Ф. Широкова). Традиции российских славистов XIX века (М. Н. Касторский, В. Григорович, И. И. Срезневский, В. А. Францев, П. Заболоцкий и др.) в плане анализа словацко-русских литературных контактов продолжены Л. С. Кишкиным, И. М. Порочкиной, А. Г. Машковой, Н. К. Жаковой, Л. П. Голиковой и др.
Несмотря на значительное количество опубликованных работ, многие проблемы и поныне остаются вне сферы внимания специалистов. Например, изучение одного из самых ярких периодов в истории литературы - 20-40-х го-
дов XX века - в силу сложившейся во второй половине столетия в России общественно-политической и научной ситуации - преимущественно было сведено к классическому реализму, пролетарской литературе и литературе соцреализма, которая уже нуждается в новом осмыслении. Что же касается таких явлений, как экспрессионизм, сюрреализм (надреализм), Католическая Модерна, то они основательно до сих пор не исследованы - ни в России, ни в Словакии.
К явлениям, требующим более пристального и всестороннего изучения, относится течение натуризма, достижения которого могут быть поставлены в один ряд с лучшими образцами мировой литературы и которое является предметом нашего рассмотрения.
Натуризм и творчество писателей, которые его представляют, российскими словакистами практически не исследовано. Исключение составляет работа И. А. Андрияки, а также предисловия и послесловия к изданиям произведений отдельных писателей натуристов, написанные Ю. В. Богдановым и А. Г. Машковой и содержащие лишь общие сведения об авторах и конкретных произведениях. Что касается работы И. А. Андрияки1, то в ней проанализировано творчество одного из представителей натуристической прозы - Людо Он-дрейова. Однако многие положения исследователя, как и сама терминология, представляются весьма спорными (периодизация «лиризованной прозы», характер ее взаимодействия с европейскими литературами, соотнесенность с лирической прозой и др.).
Заслуживает внимание упоминание о натуризме Ю. В. Богданова в коллективном труде «История литератур западных и южных славян. Т. III. М., 2001). Выделяя данное явление из общего потока «лиризованной прозы», ученый отмечает в нем «контуры целостной, системной поэтики, названной впо-следствии исследователями (О. Чепан, Я. Штевчек и др.) "натуризмом"» . В указанной работе обозначены некоторые проблемы, связанные с натуризмом, которые могут представить интерес для исследователей.
Словацкие исследователи изучали течение натуризма на протяжении нескольких десятилетий, начиная со времени издания первых произведений.
Десятки рецензий, статей, несколько монографий - таков плод многолетних усилий словацких ученых, критиков, пытавшихся разгадать «тайну» этого явления (их аналитический обзор представлен нами в специальной главе).
Все работы, опубликованные в Словакии, можно разграничить на две основные категории: 1. исследования общего характера, в которых предпринята попытка проанализировать натуристическую прозу как целостное явление (Я. Штевчек, О. Чепан, И. Феликс, М. Томчик, В. Петрик, М. Шутовец и др.); 2. работы, посвященные творчеству отдельных писателей (Й. Феликс, А. Мраз, А. Матушка, И. Кусы, И. Боб, Я. Поляк, А. Фишерова-Шебестова и др.).
Несмотря на большое количество публикаций о натуризме в Словакии, многие аспекты все еще остаются дискуссионными (проблема терминологии, характер взаимодействия с зарубежными литературами и др.), либо до конца не изученными (типологические признаки натуризма, его истоки, эволюция, взаимодействие с другими художественными системами, поэтика анализ структуры текстов и др.); часть из них лишь едва обозначена (значение натуризма для последующего развития словацкой прозы, его место в контексте национальной и западноевропейских литератур и др.). Ввиду того, что большинство исследований было проведено в послевоенной Чехословакии (конец 40-х - 80-ые годы), некоторые из них несут на себе печать времени, в них нашла отражение специфика общественно-политической и литературной ситуации тех лет и связанная с ней некоторая идеологическая предвзятость в прочтении и оценках.
Таким образом, актуальность темы диссертации определяется значимостью течения натуризма в словацком литературном контексте, а с другой стороны, - его недостаточной изученностью или дискуссионностью многих аспектов. Кроме того, его исследование важно и с точки зрения последующего развития словацкой прозы, на которую он оказал определенное влияние. Обращение к данному явлению представляет интерес также в плане уточнения общей истории развития словацкой литературы.
Основной целью нашей работы является исследование натуризма и творчества отдельных его представителей в контексте литературного процесса
Словакии 20-40-х годов. Иначе говоря, основная задача диссертации определяется рассмотрением натуризма как целостной художественной системы, как типологической модели с заключенной в ней устойчивой для определенной группы писателей и произведений концепцией мира и человека.
Для реализации поставленной цели, предполагается решение следующих задач:
прежде всего - определение специфики литературного процесса в Словакии 20-40-х годов, выявление причин - как общественно-политического, так и эстетического характера - возникновения натуризма и его места в литературе;
рассмотрение натуризма как целостной художественной системы с инвариантной концепцией мира и человека в динамике ее развития, обусловленной воздействием иных художественных систем и связанной с общественной ситуацией и духовной атмосферой в исследуемый период;
уточненение термина «натуризм» и его соотношения с понятием «ли-ризованная проза»;
анализ литературно-критического изучения натуризма и динамика этого процесса;
выявление философских истоков натуризма, влияния на него «философии жизни», идей Шопенгауэра, Ницше, Бергсона, а также их практической реализации отдельными писателями;
осмысление воздействия на словацкий натуризм западноевропейских литератур, рассмотрение основных типов межнационального (межрегионального) художественного взаимодействия словацких и западноевропейских авторов;
исследование наиболее значимых особенностей поэтики конкретных писателей посредством анализа структуры отдельных произведений, а также сопоставления различных вариантов рукописей, подтверждающих типологию слагаемых натуризма.
Собранный нами материал, на основании которого проводилось исследование, подразделяется на несколько категорий:
произведения писателей натуристов, созданные в 30-40-ые годы (трилогия Л. Ондрейова «Солнце взошло над горами» и его лиро-эпическая поэма «Мартин Ноциар Якубовие»; новеллы, повесть «Тройка гнедых» и роман «Вавилон» М. Фигули; новеллы и повесть «Дракон возвращается» Д. Хробака; новеллы и романы «Невеста горных лугов», «Жизнь без конца» Ф. Швантнера; роман «Горы молчат» И. Горака);
в связи с изучением проблемы влияния европейских литератур на творчество натуристов мы обратились к текстам Ш.-Ф. Рамю (повесть «Дербо-ране»), Г. И. Банга (новеллы), Л. Франка (новелла «Карл и Анна»), К. Гамсуна (романы «Голод», «Мистерии», «Пан»), Ф. Ницше («Так говорил Заратустра»);
для уяснения философских истоков натуризма нами использованы некоторые работы «философов жизни» (А. Шопенгауэр, Ф. Ницше, А. Бергсон), а также Н. А. Бердяева.
при исследовании как философских, так и эстетических особенностей натуристической прозы мы обращались к Библии;
Вспомогательные функции в нашем исследовании выполняли:
статьи и монографии российских и зарубежных ученых по проблемам теории литературы;
литературно-критические статьи, а также монографии словацких исследователей, посвященные проблемам словацкой литературы первой половины XX века и натуризму;
статьи и монографии российских и зарубежных ученых, касающиеся проблем «философии жизни»;
словацкая периодика первой половины XX века;
архивы писателей, их дневники, интервью (в том числе с автором диссертации).
Большая часть материала была собрана в библиотеках университета Я. А. Коменского (Братислава, Словацкая республика), Института словацкой литературы САН (Братислава, Словацкая республика), в Литературном архиве Матицы Словацкой (г. Мартин, Словацкая республика).
При проведении исследования, выполнении поставленных задач мы руководствовались положениями о необходимости использования различных методологий, множественности литературоведческих методов, на чем настаивали еще такие ученые, как А. Н. Веселовский, А. М. Евлахов, В. Н. Пе-ретц, М. М. Бахтин, и позицию которых разделяют многие современные теоретики. Мы опирались на достижения представителей разных российских и зарубежных литературоведческих школ и направлений (историческое литературоведение, сравнительное литературоведение, герменевтика). Рассматривая литературные произведения как основополагающий материал, мы исследовали их содержательную сторону, художественную структуру. В этом смысле нам близка позиция Д. С. Лихачева, который считает основным стержнем литературоведения - интерпретацию, опирающуюся на анализ.
Наш анализ включал в себя эмоционально-оценивающие моменты, то есть субъективный подход к интерпретации текста, и его аналитическое толкование с помощью теоретического инструментария. В связи с актуализацией в современном литературоведении проблемы художественных ценностей, особое внимание было уделено аксиологическому подходу к анализу произведений, при котором оценочное отношение к изучаемому материалу находится в зависимости от решения задач исследовательского характера. Пользуясь терминологией представителей «школы интерпретаторов» (Э. Штайгер и др.), а еще ранее предварившего их А. П. Скафтымова, процесс исследования сочетал в себе «герменевтическое понимание» и «аналитическое разъяснение», «вчувствова-ние» с «отчуждением» (по М. М. Бахтину - с «вненахождаемостью»). Ибо, как справедливо утверждает В. Е. Хализев, «рациональные и интуитивные начала в равной мере необходимы в понимании литературных произведений» . Проявляя максимум внимания к произведениям, их имманентным свойствам, мы учитывали и так называемый «авторский контекст» - литературные факторы, в том числе влияния, заимствования, реминисценции, а также жизненные реалии, которые воплощаются в темах, идеях. Особое внимание нами было уделено сравнительно-историческому методу изучения литературы, который помог пока-
зать «развернутость» натуризма к европейским литературам и одновременно прояснить некоторые проблемы традиций и новаторства в литературном процессе исследуемой эпохи, и прежде всего, - натуризма. В этом нашло свое подтверждение положение И. Г. Неупокоевой о том, что «чем шире вовлекаемый в сравнительное изучение материал (т. е. чем шире круги его сопоставления), тем органичнее сливаются синхронный и диахронный аспекты сравнительного анализа»4. Попытка генетического рассмотрения натуризма, выявления его философских истоков, связи с процессом исторического развития общества обусловили междисциплинарный характер исследования, подтвердив открытость литературоведения другим наукам, и в первую очередь - философии.
* *
*
В ходе работы над темой диссертации возникла необходимость уточнения некоторых проблем теоретического характера, в первую очередь таких, как «направление», «течение», которые помогают объяснить характер и сущность литературного процесса, сделать обобщения в масштабе национальной и европейской литературы. Вместе с тем они имеют важное значение при изучении конкретных произведений, постижение сути которых возможно только в ряду близких типологических групп. Инструментально-методологическая значимость категорий «направление», «течение» особо подчеркивается в коллективном труде по теории литературы (в 4-х томах), подготовленном ИМЛИ РАН (2001).
Как литературоведческая категория понятие «направление» вошло в обиход в России в XIX столетии. Тогда же предпринимались первые попытки его определения как и определения понятия «течение», впервые употребленное Д. С. Мережковским. Однако сделать это не удалось. Не пришла к единому мнению по этому поводу литературоведческая наука и в XX веке, когда проблемы, связанные с категориями «направление», «течение» особенно усложнились. «Возросшая дифференциация литературного процесса, - отмечает Л. Н. Будагова, - породила, с одной стороны, новые течения, а с другой - массу
сложных, переходных явлений, совмещающих разностадиальные художественные тенденции. Это особенно характерно для литератур «ускоренного типа развития» (среди которых были болгарская, югославянские, словацкая, отчасти чешская литературы)»5.
Если в начале столетия понятия «направление», «течение» отождествлялись с понятием «стиль» (И. А. Виноградов, В. М. Фриче и др.), то в советские времена ученые связывают их с такими категориями, как творческий (художественный) метод (Л. И. Тимофеев, А. Н. Соколов, Е. Н. Куприянова и др.), художественная система (И. Ф. Волков), пафос (И. Ф. Волков), стиль (Л. И. Тимофеев) и т. п. В этой связи В. Е. Хализев справедливо предостерегает: данными понятиями следует оперировать крайне осторожно, ибо «это не "отмычка" к закономерностям литературного процесса, а лишь очень приблизительная его схематизация»6.
Обратимся к «Словарю литературоведческих терминов» (1974). Разделы «направление», «течение» в нем отсутствуют: данные категории рассматриваются в главе «Метод художественный». Отождествляя понятия «художественный (творческий) метод» и «направление», Л. И. Тимофеев характеризует их как «тип подхода писателей к действительности», как «устойчивый и повторяющийся в том или ином периоде исторического развития литературы целостный и органически связанный круг основных особенностей литературного творчества, выражающийся как в характере отбора явлений действительности, так и в отвечающих ему принципах выбора средств художественного изображения у ряда писателей»7. При этом речь идет о двух типах (подходах) изображения действительности: объективном (реалистическом) и субъективном (идеалистическом), которые и определяют существование двух основных направлений - реалистического и романтического. Что же касается понятия «течение», то его Л. И. Тимофеев рассматривает как разновидность направления в одном ряду с понятиями «школа», «группа». Иначе говоря, по Л. И. Тимофееву, «течение», «школа» - это группа писателей, объединенная общим художест-
венным методом, это «интеграция наиболее общих принципиальных сторон стиля»8.
Определение Л. И. Тимофеевым понятий «направление» и «течение» представляется весьма не убедительным. Если в отношении таких явлений, как романтизм, реализм допустимо соотнесение (но не отождествление) понятий «метод» и «направление», то применительно, например, к импрессионизму, символизму, экспрессионизму, сюрреализму, словацкому натуризму и т. п. подобный подход «не срабатывает».
Аналогичная позиция характерна и для Е. Н. Куприяновой, которая также отождествляет понятия «творческий метод» и «направление». Говоря о соотнесенности литературного процесса, его стадиальности с направлением, она пытается увязать их с понятиями «общественно-историческая» и «общественно-экономическая» формации. Отсутствием общего для всех направлений критерия, «общего основания» (в отличие от общественно-экономической формации, которая, с точки зрения Е. Н. Куприяновой, имеет это общее основание) автор объясняет невозможность построения типологии литературного направления, а тем самым и «периодизации литературного процесса по принципу идеологической общности писателей и произведений», что в свою очередь, по ее мнению, компенсируется понятием литературное течение. «Под словом "течение", - утверждает Е. Н. Куприянова, - разумеется та или иная разновидность романтического и реалистического направления, отличающаяся от других его разновидностей по своей идеологической структуре»9. Позиция Е. Н. Куприяновой представляется весьма ортодоксальной. Подобный подход не только не раскрывает понятий «направление», «течение», но и дает искаженное представление о них.
Более убедительной видится нам точка зрения Г. Н. Поспелова, который не только «развел» (С. И. Кормилов) понятия «направление» и «течение», но и, полемизируя с А. А. Шаховым, принимавшим во внимание при определении данных категорий лишь эстетические особенности, выделил «содержательный» момент, не умаляя при этом и момента художественного. Что касается разгра-
ничения понятий «направление» и «течение», то в качестве непременного условия существования направления Г. Н. Поспелов выдвинул наличие программы творчества. Ученый, в частности, пишет: «Литературное направление возникает тогда, когда группа писателей той или иной страны и эпохи объединяется на основе какой-то определенной творческой программы и создает свои произведения, ориентируясь на ее положения. Но не программные принципы, которые провозглашает какая-то группа писателей, определяют особенности их творчества, а, наоборот, - идейно-художественная общность творчества объединяет писателей и вдохновляет их на осознание и провозглашение соответствующих программных принципов»10.
Если сам фактор наличия программы при определении направления трудно подвергнуть сомнению, то положение о ее вторичности не очень часто соответствует художественной практике. Примером тому могут служить словацкий романтизм и словацкий реализм конца XIX века. В первом случае сначала была сформулирована программа романтизма ее теоретиком Л. Штуром («Лекции о поэзии славянской»), а потом уже ее принципы были реализованы единомышленниками ученого. Аналогичную картину мы имеем и в случае с реализмом, программа которого была сформулирована вначале в литературной критике (прежде всего - «Критические письма» С. Гурбана-Ваянского и И. Шкультеты) и лишь постепенно воплощены в художественном творчестве писателей. Кстати, и сам Г. Н. Поспелов в более поздних работах пересматривает свою позицию по этому вопросу. Он подчеркивает, что группа писателей, создавших определенную творческую программу, «так или иначе, следует в своих произведениях ее положениям»11. Примечательно, что различие между понятиями «направление» и «течение» Г. Н. Поспелов усматривает именно в наличии или отсутствии программы творчества. «Целесообразно было бы, видимо, - пишет он, - сохранить термин «литературное направление» только для обозначения творчества тех групп писателей той или иной страны и эпохи, каждая из которых объединена признанием единой литературной программы, а
творчество тех групп писателей, которые обладают только идейно-художест-венной общностью, называть литературным течением» .
Следует отметить, что трактовка Г. Н. Поспеловым понятия «направление» предполагает рассмотрение данного явления как фактора национальной общности, ибо каждая конкретная программа актуальна лишь для данной литературы. Однако направления, как и течения, могут существовать и как факторы общности межнациональной. В этом случае более правомерным представляется их рассмотрение как «художественной системы» (И. Ф. Волков), которая не имеет ограничений национальными и хронологическими рамками. Во многом разделяя взгляды Г. Н. Поспелова (к примеру, относительно значимости при определении понятия «направление» идейно-эмоциональной направленности, пафоса художественного произведения), И. Ф. Волков, однако, не акцентирует внимание на наличии программы. Идя вслед за М. С. Каганом и А. Н. Соколовым, которые именовали «формы размежевания» внутри направления течениями, И. В. Волков фактически отождествляет понятия «художественная система» и «течение». При этом он подчеркивает, что художники одного течения могут быть отнесены к разным направлениям. В частности, в романтизме как художественной системе (или течении) он выделяет два направления - консервативное и прогрессивное. Он пишет: «Наряду с течениями, то есть объединениями художников по социально-идеологическому признаку внутри художественной системы складываются и другого рода объединения, которые вернее всего, на наш взгляд, обозначить термином «художественное направление» . Таким образом, различия между понятиями «направление» и «течение» он усматривает в преобладании либо фактора идеологического, либо эстетического, что, на наш взгляд, являет собой упрощенный подход к обозначенной проблеме.
Наиболее убедительным представляется толкование понятий «направление», «течение», содержащееся в труде «Теория литературы. Литературный процесс» (ИМЛИ РАН, т. 4, 2001), на которое мы опирались в своей работе. В частности, «направление» авторами книги характеризуется как «система художественных произведений, построенных по единой типологической модели с
инвариантной (единой, устойчивой) концепцией мира» . Считая модернизм (и его подэтап - неомодернизм), согласно данной трактовке, направлением, мы рассматриваем натуризм как один из его вариантов, т. е. как течение.
В тесной связи с категориями «направление», «течение» находится категория «школа», которая трактуется учеными по-разному. Так, С. И. Кормилов определяет ее как «небольшое объединение литераторов на основе единых художественных принципов, более или менее четко сформулированных творчески»15. Более точная характеристика, на наш взгляд, дается Ю. Б. Боревым: школа - «художественное направление, теоретически осознавшее себя, очертившее свои границы и выделившееся из художественного процесса в самостоятельно организационно оформленное образование, оформившее свой состав (членство), имеющее свою теоретическую платформу (манифест, программу, принципы)»16. Приведенные определения необходимо дополнить тем, что непременным фактором существования школы является, на наш взгляд, наличие идеолога, который, по существу, и формулирует ее манифест или программу (так называемая «штуровская школа» в словацкой литературе и ее идеолог и теоретик Л. Штур; «натуральная школа» в русской литературе и ее идеолог В. Г. Белинский, наполнивший термин Ф. В. Булгарина позитивным теоретическим содержанием и др.).
В ходе исследования нами использовались понятия «типология», «типологический», которые являются производными от категории «типологический подход» и которые следует рассматривать в одном ряду с такими понятиями, как: «тип», «типологизация», «типологический метод», «типизация». На интуитивном уровне типологический подход как способ организации научных знаний сопровождал развитие науки в течение всего времени ее существования. Фактически он стал активно использоваться во второй половине XIX века, по мере осознания ограниченности эвристических возможностей классификации со свойственной ей строгой детерминированностью готовыми знаниями, умозрительностью построений. Нередко понятия «классификация» и «типологизация» отождествляются. Это препятствует выявлению сущности каждого из них, а
также установлению связи между ними. Хотя использование классификации, аналитического деления как научных методов было и остается вполне оправданным, однако для выполнения более сложных задач возникает необходимость в использовании новых методов, в частности - типологического. «Современный философский словарь» (2004) предлагает следующее определение основной задачи типологического подхода: «...аналитическое расчленение формальной целостности знания и последующий концептуальный синтез его наиболее устойчивых составных частей и внутренних связей в единство нового рода, говоря точнее, в содержательную целостность»17.
Если мы представим себе литературный процесс на определенной стадии его развития как гетерогенную зону, среду, систему, то для выявления ее составляющих (ее разнообразия) с помощью типологического метода можно провести необходимое разграничение (например, на направления, течения, школы, роды, систему жанров и т. п.). По мере проведения такого разграничения внутри исходного объекта, используя типологический метод, можно выявить новые, автономные образования (гомогенные зоны). При этом последовательно уменьшается объем исходного объекта и одновременно происходит увеличение содержательной наполненности новых образований (гомогенных зон), активизация родственных связей внутри них, их внешнее и внутреннее упорядочение, гармонизация (совокупность признаков для отдельных направлений, течений -в том числе для течения натуризма -, жанровых форм и т. п.). Таким образом, типологизация «...представляет собой логико-методологическую процедуру поиска и обнаружения того минимума существенных признаков, без которых исследуемое сложное явление не способно ни существовать, ни множиться». В свою очередь «типология» «есть результат типологизации, взятый вместе с процессом, ведущим к нему»18.
Упомянутые выше понятия довольно активно использовались российскими литературоведами на протяжении длительного времени19. Однако сейчас многие считают данные категории устаревшими в силу суженного их понимания. В этой связи словацкий исследователь Д. Дюришин призывает к преодоле-
нию методологической путаницы в трактовке названных категорий, которая ведет, по его мнению, к «девальвации», размыванию понятий, связанных с типологией, помогающих постичь закономерности литературного процесса. Многие ученые не отказались от их использования, вкладывая в них гораздо более широкий смысл, нежели было принято ранее, а именно: наряду с разграничением -обобщение, объединение, группировка признаков, что вполне согласуется с определением, которое дается в «Современном философском словаре», а также в «Словаре иностранных слов» (1994) (типологический - «относящийся к типологии, основанной на установлении общности признаков каких-либо явлений, предметов»20.
В частности Ю. Б. Борев, оперируя терминами «типологическая общность», «типологическая группа», «типологическая модель», «типологическая конструкция» и др., использует их при определении категории «направление», которое он считает одной из «...центральных проблем эстетики, точкой схождения теории и истории художественного процесса. Направление, - пишет он, -воплощает в себе типологические общности, объединяющие многообразные художественные произведения» . Обращая внимание на «межнациональную типологичность» направления, ученый вместе с тем рассматривает его национальную специфику как итог взаимодействия традиций и новаторства. Как и Г. Н. Поспелов, при определении направления он подчеркивает значимость программного манифеста, который он сравнивает с каркасом конструкции, образующей типологическую модель. Отдельные виды этой конструкции, по Ю. Б. Бореву, варьируются в разных течениях. При этом сам каркас остается неизменным (например, соотнесенность модернизма и течений, относящихся к нему).
Важнейшей особенностью литературного процесса XX в. является альтернативный характер его развития. Рядом с классическим, традиционным реализмом в литературе минувшего столетия существует и активно взаимодействует с ним иное направление, иная литературная общность - модернизм, прошедший несколько стадий в своей эволюции и заявивший о себе в целом ряде
ряде течений, художественных образований. Вместе с тем в модернизме довольно отчетливо вырисовываются две основные тенденции, по утверждению В. Е. Хализева, «тесно между собой соприкасающиеся, но в то же время разнонаправленные»22 - авангардизм и неотрадиционализм. В этой связи В. И. Тюпа пишет: «Могущественное противостояние этих духовных сил создает то продуктивное напряжение творческой рефлексии, то поле тяготения, в котором, так или иначе, располагаются все более или менее значительные явления искусства XX века. Такое напряжение нередко обнаруживается внутри самих произведений, поэтому провести однозначную демаркационную линию между авангардистами и неотрадиционалистами едва ли возможно. Суть художественной парадигмы нашего века, по всей видимости, в неслиянности и нераздельности образующих это противостояние моментов»23.
В одной из последних работ противостояние авангардизма и неотрадиционализма В. И. Тюпа дополняет еще и их антиподом - соцреализмом. В этой связи он констатирует, что неотрадиционализм «...обретает типологическую определенность (выделено нами. — А. М.) в тройственном противостоянии с перманентно мимикрирующим авангардом и монументально инертным соцреализмом»24. Исследуя неотрадиционализм в его противодействии с авангардизмом и соцреализмом, В. И. Тюпа выделяет некоторые свойства неотрадиционализма, часть из которых представляются весьма важными при определении системных признаков натуризма, подтверждающих его принадлежность именно к литературной общности неотрадиционализма («реабилитация художественности», совмещение традиций и новаторства, специфика временной категории - наличие понятия «большого времени» и в этой связи активность прошлого времени, - значимость внутренних - нравственных - изменений в характерах персонажей и взаимоотношений личности и коллектива и др.).
Данные положения, обозначенные В. И. Тюпой применительно к неотрадиционализму, находят свое конкретное подтверждение в натуризме, что мы и попытаемся показать в ходе нашего исследования.
Чрезвычайно актуальным для нашей работы явился сравнительный метод изучения литератур. Некоторые его принципы были использованы в диссертации при исследовании взаимодействия словацкого натуризма с западноевропейскими литературами. Остановимся на некоторых, которые представляются наиболее значимыми для нашей работы.
Научный интерес к сопоставительному изучению литератур был и остается на протяжении длительного времени в сфере внимания как российских, так и зарубежных, в том числе словацких, ученых. Значительный вклад в разработку данной сферы изучения литературного процесса внесли А. Н. Веселовский, В. М. Жирмунский, В. Г. Реизов, И. Г. Неупокоева, А. С. Бушмин, Б. Л. Сучков, Н. И. Кравцов, Д. Ф. Марков и др. По мере возрастания интереса к проблемам методологии и методики данной сферы литературоведения они становятся предметом обсуждения на Международных съездах славистов (IV Международный съезд славистов, Москва, 1958; V Международный съезд славистов, София, 1963), многих научных форумах. Детально разработана теория сравнительного изучения литератур в других странах (работы Я. Мукаржовского, М. Бакоша, А. Флакера, Д. Дюришина, П. Петруса, С. Вольмана, Э. Геориева, Л. Рихтера, М. Йенихена и др.)
Особый интерес для нас представляют труды словацкого ученого Диони-за Дюришина (1929-1997), основанные на материале мировой, в том числе словацкой литературы.
Свою творческую деятельность Д. Дюришин начал с написания учебников по русской литературе для высших и средних учебных заведений Словакии («Избранные главы по русской литературе», 1954-1955). Несколько позже интерес ученого привлекли проблемы сравнительного изучения литератур. Сначала он разрабатывал их на материале словацкой и русской литературы. Особенно много внимания он уделял проблеме воздействия творчества русских писателей XIX в. (Лермонтов, Гоголь, Тургенев, Л. Толстой и др.) на словацкую литературу.
Своеобразная черта под данным этапом его исследования была проведена в монографиях «Словацкий реалистический рассказ и Н. В. Гоголь» (1966) и «Проблемы литературной компаративистики» (1967). В первой речь идет о влиянии творчества Гоголя на словацкую литературу второй половины XIX -начала XX столетия. Хорошо зная и чувствуя Гоголя, Д. Дюришин стремился раскрыть секрет его популярности в Словакии. При этом он рассматривает творчество русского писателя в аспекте как синхронных, так и диахронных связей. Монография «Проблемы литературной компаративистики» - итог всей предшествующей работы и одновременно начало нового этапа в творческой биографии ученого. Обозначив основные проблемы сравнительного изучения литератур, Дюришин впервые приступил к разработке теории компаративистики как «логически упорядоченной составной части литературоведения».
Впоследствии эти изыскания были продолжены в монографических трудах «Из истории и теории литературной компаративистики» (1971), «Теория литературной компаративистики» (1975), «О литературных связях...» (1976), «История словацкой литературной компаративистики» (1979).
Постепенно имя Диониза Дюришина получает мировую известность. Его работы переводятся на многие языки мира (русский, английский, немецкий, китайский, японский, венгерский, македонский и др.). О большой теоретической значимости его исследований во многих странах свидетельствует популярность книги «Теория литературной компаративистики» (на русском языке она была опубликована под названием «Теория сравнительного изучения литературы», 1979). Дюришин активно сотрудничал с российскими учеными - сотрудниками Института мировой литературы РАН, Института славяноведения РАН, Института востоковедения РАН, филологического факультета МГУ. Итогом этих контактов стала серия трудов (на словацком и французском языках) «Особые межлитературные общности» под его редакцией и «Проблемы особых межлитературных общностей» под редакцией Д. Дюришина и Е. П. Челышева.
Одновременно, опираясь на коллективные исследования и на собственные творческие изыскания, Дюришин создает концепцию мировой литературы
(«Что есть мировая литература?», 1992). Исходя из достижений и специфики национальных литератур, ученый попытался взглянуть на них с точки зрения более «высоких» историко-литературных категорий, в контексте мировой литературы как высшей и конечной модели межлитературного процесса. Он не только дает ответ на вопрос о смысле и содержании феномена «мировая литература», но и намечает пути дальнейшего исследования и теоретического осмысления проблемы межлитературных общностей.
В настоящее время, во многом благодаря научным изысканиям Д. Дюри-шина, уже можно говорить о существовании словацкой школы компаративистики, воспринявшей плодотворные импульсы наследия А. Н. Веселовского, В. М. Жирмунского, И. Г. Неупокоевой, русской «формальной школы», чешского и словацкого структурализма, которые и сегодня продолжают «работать».
Значительный интерес для нас представляют размышления Дюришина относительно глубинных связей и взаимной обусловленности межлитературного (межнационального) и национально-литературного (внутринационального) процессов. При этом, говоря о межнациональных связях, он констатирует, что «изучение контактной, или генетической, и типологической сущности литературного явления должно иметь в виду, с одной стороны, контекст национальной литературы, с другой стороны, контекст так называемого наднационального порядка, восходящий в конечном счете к истории мировой литературы». Обосновав особый ракурс изучения национальных литератур с помощью критериев «высшего порядка», Дюришин подчеркивает, что подобный способ «...предоставляет возможность глубже и всестороннее охватить те явления в национальных литературах, которые в контексте развития одной литературы выглядят сугубо специфическими или в том же контексте лишены каких-либо определенных признаков»25. Вместе с тем он отмечает, что постижение мирового литературного процесса возможно лишь по мере освоения бинарных, двусторонних связей, а также конкретных межлитературных общностей.
Обозначив основные типы межлитературных художественных взаимодействий (или, по Ю. Б. Бореву, «типологию художественных взаимодейст-
вий»), - контактно-генетические связи и типологические схождения, которые отражают основное системное разграничение форм межлитературного общения, - ученый обращает внимание на наличие двух сфер в процессе литературного взаимодействия - «воспринимающей» и «воспринимаемой», соответствующих акту «принимания» и акту «претворения». С точки зрения соблюдения «субординации» сопоставляемых явлений предлагается терминологическое разграничение при определении их бинарной противоположности на «внешнее» и «внутреннее». В этой связи Дюришин отмечает: «Если мы рассматриваем конкретные литературные отношения как одно из наиболее характерных проявлений межлитературной взаимности, то тем более обоснованно отличать контакты без видимого прямого воздействия на сам литературный процесс от контактов, при которых взаимность национальных литератур находит прямое
художественное отражение» .
Первое включает в себя начальную стадию отбора материала, его первичную систематизацию (фактически это - предпосылка для исследования литературной проблематики связей). Данная форма связей может носить как прямой, так и опосредствованный характер и включать в себя всевозможные публикации, сообщения, упоминания, переводы и т. п. Опосредствованная форма связей была весьма актуальна для литературного процесса в Словакии 20-40-х годов XX столетия и, в частности, для течения натуризма, сформировавшегося под воздействие/европейских литератур, сведения о которых Словакия довольно часто получала через Прагу. При этом упомянутая форма связей имела там не случайный, а вполне объяснимый характер: она не только вписывалась в специфику литературной ситуации, но и органически ложилась на философские и эстетические взгляды писателей. Одновременно созревали предпосылки и для глубокого внутреннего восприятия творчества европейских авторов. Таким образом, в истории словацкого натуризма можно проследить переход от опосредствованных связей к внутренним контактам, то есть освоению конкретных литературных проблем (произведение, автор, средства художественной изобразительности и т. п.). Исследование обеих форм взаимодействия имеет большое
значение при сопоставительном анализе натуристической прозы и произведений зарубежной литературы.
Строя свою классификацию, касающуюся форм рецепции (от пассивных до наиболее активных) на принципе функциональности, Дюришин придает большое значение воспринимающему субъекту, отстаивает его определяющую роль в процессе взаимосвязей. Он пишет: «В литературной компаративистике момент известной "гегемонии" более развитых и "зависимости" менее дифференцированных литератур весьма актуален и при изучении резонанса, в частности, немецкого, английского, французского литературного развития, фиксируемого в других, не столько крупных национальных литературах. В конкретной исследовательской практике надо исходить поэтому из факта решающей роли воспринимающей литературы, из ее предпосылок, ее готовности к межлитера-
9*7
турной коммуникации» . Именно это наблюдаем мы в словацкой литературе исследуемого периода, когда в ней отчетливо проявилась способность и готовность к коммуникации с творчеством западноевропейских авторов. Подобный подход позволяет выявить не просто приобщение конкретных явлений (в нашем случае словацкого натуризма) к иной литературной среде, но и их самоценность и историческую значимость.
Вместе с тем утверждение Дюришина о неправомерности употребления таких понятий, как «влияние», «взаимодействие», которые якобы сужают границы сравнительного изучения литератур, ограничивают сферу его действия, представляется нам неубедительным. Процесс влияния, как правило, предполагает творческое осмысление воспринимаемого и отнюдь не умаляет значимости воспринимающего субъекта, а художественное воздействие может проявиться в довольно неожиданном виде. В частности, это подтверждает приведенный Дю-ришиным пример о воздействии романа Ж. Жионо «Один из Болеюня» через его адаптацию писателем натуристом Д. Хробаком на М. Фигули и Ф. Швант-нера, которые, восприняв метод Жионо, а отчасти и Хробака, использовали его в соответствии с законами собственного творчества. Аналогичный пример можно привести и в случае Л. Франк - Д. Хробак - Ф. Швантнер. о чем пойдет
речь в главе IV нашей работы. Однако трудно не согласиться с исследователем по поводу того, что фактор «влияния» следует учитывать на начальной, «рабочей» стадии сравнительного анализа, которую нельзя считать конечной целью исследования.
С понятием «влияние» непосредственно связано понятие «заимствование», которое с точки зрения Дюришина, имеет «незначительную ценность», ибо предполагает «определенную форму зависимости» от воспринимаемого объекта. В этом плане более убедительным представляется позиция Ю. Б. Борева, подчеркивающего наличие момента творчества в этом процессе, ибо «заимствованные элементы сплавляются с новым колоритом, с неуловимо измененным художественным ритмом, с иной трактовкой образов» . Кстати, сам Дюришин, как бы противореча себе, в той же работе также отмечает присутствие момента творчества в процессе заимствования: «По названию этой формы может сложиться представление о пассивном, нетворческом восприятии инородных литературных ценностей. Однако очень часто под этим понятием кроется и активное развитие, своеобразное и многогранное преодоление воспринимаемого»29.
Оба типа художественных взаимодействий («влияние» и «заимствование»), а также в отдельных случаях - «цитации», «реминисценции» «аллюзии» используют словацкие натуристы в ходе освоения достижений зарубежных литератур.
Важное методологическое значение для нашей работы имеет положение Д. Дюришина о взаимной обусловленности контактных и типологических факторов при изучении литературных связей, о двух сторонах (контактной и типологической) литературных схождений. Аналогичную точку зрения высказывают эстонский компаративист Н. Бассель, чешский ученый К. Крейчи, словацкие исследователи А. Попович и П. Петрус и др. В этом смысле важным представляется следующее положение К. Крейчи: «Ни в одном типологическом схождении, особенно в рамках европейских литератур, нельзя с полной уверенностью исключить участие прямого или опосредствованного контакта, а с дру-
гой стороны, любая аналогия генетического происхождения, если только на ее долю выпадает активная роль в литературном процессе, одновременно является и типологической, ибо для того, чтобы иноземное новшество могло укорениться, ему требуется несколько подготовленная почва»30.
В этой связи Дюришин, наряду с типологическим и контактным подходом к сравнительному исследованию литератур, вводит еще два вспомогательных - «контактно-типологический» и «типологическо-контактный» - в зависимости от исходных позиций того или другого. Именно такой подход, с нашей точки зрения, является наиболее оправданным и продуктивным при проведении сопоставительного исследования словацкого натуризма и творчества западноевропейских авторов. На примере натуризма можно проследить постепенный переход опосредствованных связей к внутренним контактам, к освоению творчества отдельных писателей и литературных проблем.
Литературная ситуация и натуризм
Историческая судьба пятимиллионного словацкого народа, проживающего в «сердце» Европы, весьма трагична. На протяжении десяти столетий словаки практически были лишены собственной государственности. После прекращения существования Великой Моравии (907 г.) словацкие земли, завоеванные мадьярами, вошли в состав Венгерского королевства, а затем - Австрийской империи, Австро-Венгрии, Чехословацкой Республики. И только в 1993 г. после распада Чехословакии Словакия обрела государственную независимость.
Отсутствие политической свободы, естественно, не могло не сказаться на состоянии культуры и литературы. Вплоть до конца XVIII в. словацкий народ был вынужден использовать в качестве литературного языка - латынь, венгерский, немецкий, чешский языки. Начало процесса кодификации словацкого литературного языка относится к концу XVIII в., а современный литературный язык был узаконен лишь в 1843 г. в результате реформы JI. Штура. Подобная языковая ситуация не способствовала развитию литературного творчества, которое, тем не менее, и в этих сложных условиях отмечено немалыми достижениями.
Новая страница в истории словацкой литературы была открыта в XIX столетии, в эпоху Национального Возрождения, когда представители словацкой интеллигенции - «будители» - предприняли активные шаги в направлении формирования национального самосознания народа. Важнейшим фактором на этом пути стало обращение к истокам национальной культуры, к национальному фольклору, который был провозглашен «фундаментом» всей литературы. Именно активное обращение к народному творчеству стало определяющей особенностью произведений словацких романтиков. Этой точки зрения придерживались и писатели реалисты рубежа XIX-XX веков. Однако многие из них, все же, осознав ограниченность данной концепции, выступали против, как тогда говорилось, «герметичности» художественного творчества, его замкнутости только на национальных традициях.
XX век в жизни словацкого народа, как и других народов Центральной Европы, отмечен не только бурными политическими событиями, о чем свидетельствуют многочисленные войны, революции, перевороты, кризисы, но и значительными новациями в сфере культуры, включая литературу. Это, в частности, очевидно при сопоставлении ее с относительно спокойным течением литературного процесса XIX в., когда стилевые формации, пройдя через различные стадии своего развития, плавно переходили в новые идейно-эстетические образования.
Словакия, будучи частью Австро-Венгрии, после ее поражения в Первой мировой войне вошла в состав Чехословацкой Республики, провозглашенной 28 октября 1918 г. Основанное на системе парламентской демократии новое государство во главе с президентом Т. Г. Масариком строилось на принципах централизма. Как отмечает российский историк Е. Ф. Фирсов, «в официальной трактовке ЧСР возникло как "чехословацкое" государство, в котором две "ветви" единого целого - чехи и словаки - составляли "чехословацкий народ" как национально-политическую категорию. По расчетам творцов теории "чехосло-вакизма" в будущем на ее основе должно было сформироваться "этническое единство". Исходя из языковой близости двух народов, они упускали из вида различия их истории и культурных традиций»1. Стремясь к созданию унитарного государства, чешские политики усматривали в желании словаков образовать собственную автономию опасный прецедент.
Движение, направленное на создание в рамках Чехословацкой Республики автономии, заметно активизировалось в конце 30-х годов, когда, воспользовавшись ситуацией, сложившейся в стране после Мюнхенского договора, ее лидерами при поддержке фашистской Германии 6 октября 1938 г. в рамках Че-хо-Словакии была провозглашена Словацкая автономия, что вызвало негативную реакцию пражских властей. Обострившиеся отношения между Прагой и Братиславой использовала в своих целях Германия, которая потребовала от премьера словацкого правительства И. Тисо немедленного провозглашения независимого Словацкого государства. Так, в марте 1939 г., когда немцы вошли в Прагу, на карте Европы появилось новое государственное образование - Словацкая республика. По мере нарастания кризиса клерикального режима стало очевидно, что ее независимость была лишь кажущейся. Страна попала в вассальную зависимость от Третьего Рейха. Ответом со стороны прогрессивных сил на фашизацию общества и войну стало антифашистское Словацкое Национальное восстание (август 1944 г.). Новый этап в истории Словакии начинается после освобождения страны в 1945 г. с создания второй Чехословацкой Республики.
Несмотря на сложность исторического пути, пройденного словаками за три десятилетия (20-40-ые годы), избавление от многовекового гнета, возможность участвовать в управлении страной существенным образом изменили духовный климат в обществе, послужили благоприятной почвой для развития культуры. Вслед за изменением языковой ситуации, ростом сети учебных заведений, в том числе открытием в 1919 г. университета Я. А. Коменского в Братиславе, последовали активизация деятельности вновь возродившейся в 1919 г. культурно-просветительской организации - Матицы Словацкой (1863-1875), открытие профессиональных театров. Значительными успехами отмечено словацкое музыкальное искусство той поры, давшее миру таких талантов, как А. Мойзес, Э. Сухонь, Я. Циккер. А появление целого поколения одаренных художников-импрессионистов (М. Бенка, Я. Алекси, М. Базовский, Л. Фулла, М. Галанда и др.) стало ярким подтверждением европейского уровня словацкого искусства.
Словацкая критика о натуризме
Течение натуризма привлекало внимание критики не только на протяжении всей истории существования этого явления, но и в последующие десятилетия. Жанровый спектр исследований весьма разнообразен: заметки, рецензии, статьи, монографии, в которых авторы пытались осмыслить различные аспекты натуристической прозы. При этом их суждения нередко носили весьма противоречивый характер, а по некоторым вопросам взаимно исключали друг друга. Отношение исследователей к творчеству писателей натуристов, как правило, отражало литературную ситуацию конкретного периода времени; его динамика была обусловлена динамикой литературного процесса. Попытаемся проанализировать критическую литературу, посвященную натуризму, некоторым аспектам творчества отдельных его представителей.
Критический материал подсказал наиболее целесообразный путь его классификации - по периодам, которые являются одновременно этапами в истории словацкой литературы и литературной критики: 30-40-ые годы, десятилетие 50-ых годов, 60-80-ые и 90-ые годы XX в. Для каждого из обозначенных периодов характерна своя методологическая ориентация, обусловленная спецификой общественно-политической и литературной ситуации в стране. Если в 30-40-ые годы исследования велись преимущественно в русле традиций словацкого литературоведения и критики предшествующих десятилетий, что способствовало объективному подходу к изучаемому материалу, то в 50-ые годы, когда критики придерживались марксистско-ленинской методологии, в их оценках возобладал принцип политической целесообразности художественного творчества, его подчиненности определенным идеологическим догмам и схемам. По мере «оздоровления» общества в 60-ые и последующие годы в литературоведении и критике постепенно возрождается значимость эстетических критериев; изучение прозы натуризма носит многоплановый характер, а разброс мнений и суждений оказывается весьма значительным. И хотя рецидивы эпохи социологизации художественного творчества и схематизма давали о себе знать вплоть до конца XX столетия, однако существенного воздействия на общее состояние литературной критики, а значит, оценки прозы натуризма, они не оказали.
Первые попытки осмыслить произведения, которые вошли в историю литературы как предтеча натуризма, прослеживаются одновременно с дебютами основных его представителей - Людо Ондрейова, Маргиты Фигули, Добро-слава Хробака, Франтишека Швантнера. Это были небольшие заметки, рецензии, написанные сразу после выхода в свет первых книг писателей. Поскольку философская и эстетическая платформа натуризма в то время представлялась еще весьма туманной, а стремления обозначить его типологические признаки критика до определенного времени не проявляла, произведения рассматривались в потоке литературы 30-х годов, без вычленения из него данного явления. При этом критерии оценок были весьма расплывчаты, мнения высказывались довольно единообразные. Основное, из чего исходили критики , - эстетическая ценность произведений.
На страницах журналов «Словенске погляды», «Элан», «Пруды», «Твор-ба» и др. в середине 30-х годов публикуют свои рецензии ставшие впоследствии известными критики: М. Хорват, А. Мраз, А. Матушка, М. Бакош, М. Поважай, Й. Феликс, Р. Бртань и др. Анализируя произведения отдельных авторов, они особое внимание обращают на одно из самых типичных признаков их поэтики - слияние лирического и эпического начал, проникновение элементов поэзии в прозу.
Так, М. Хорват, который был в числе первых, кто откликнулся на дебюты Ондрейова, Хробака и Фигули, главное достоинство их произведений увидел в лиризме, которым, по его словам, эти литераторы значительно обогатили прозу. В частности, в рецензии 1937 года он писал: «Лиризм играет в современной прозе очень важную роль: он как бы аккумулирует в себе все возможности изобразительных средств. Одновременно он формирует почву для появления новых тем, а также эпических циклов, которые вытеснят старые эпические схемы, смотрящиеся сегодня уж слишком банально. Я считаю, - продолжал Хорват, -что лиризм произведений молодых авторов свидетельствует о том, что они открыли богатейший кладезь для своего творчества»1.
Поэма Людо Ондрейова «Мартин Ноциар Якубовие» и «Так говорил Заратустра» Фридриха Ницше
В условиях социально-политических и экономических потрясений, имевших место в Словакии в 30-ые годы и воспринимавшихся некоторыми писателями как закономерное проявление цивилизации, обращение к ницшеанским мотивам стало своего рода одной из форм протеста, выражением бунтарского начала, активно проявившегося в прозе натуризма. Примером тому может служить творчество Людо Ондрейова.
Впервые на этот факт обратил внимание критик Ш. Крчмеры в своей рецензии (1948) на лиро-эпическую поэму Ондрейова «Мартин Ноциар Якубовие». В частности, в ондрейовской концепции мира и человека Крчмеры увидел «нечто нечеловеческое или сверхчеловеческое, по крайней мере драконовское, что подтверждает и сам стиль заратустровскии»1. Впоследствии об этом писали и другие исследователи (Я. Штевчек, Я. Поляк, 3. Клатик, А. Благова-Шикулова). Однако никто из них специально данной проблемой не занимался. Вместе с тем она представляется весьма интересной, ибо позволяет выявить не только восприятие некоторых идей Ницше словацким писателем, но и эволюцию его творческой концепции, которая находит свое завершение в трилогии «Солнце взошло над горами» (1937, 1939, 1950).
Свою работу над поэмой, которая представляет собой своеобразный «мост» от ранней поэзии - к прозе, к трилогии, Ондрейов закончил в 1931 г. Однако рукопись была отвергнута издателем под предлогом того, что она «сво-им философским содержанием не подходит редакции» . Год спустя писатель издал ее на собственные средства.
Многие мотивы, звучавшие в его лирике, получают свое развитие в поэме, а затем переходят в прозу. Прежде всего - это воспевание свободы человека, его стремления к познанию мира и через мир - к познанию сущности человеческой натуры, в том числе и самого себя; это выражение естественных чувств - любви к родному дому, матери, природе. Лучезарный мир детства и жестокость окружающей действительности, мечта человека о совершенстве и угроза разрушения традиционных ценностей - на этих контрастах строятся практически все произведения словацкого писателя.
За внешней простотой формы поэмы «Мартин Ноциар Якубовие», доступностью ее содержания скрывается глубокий философский смысл, стремление проникнуть в суть вещей, показать их неоднородность. Отсюда - ассоциативность образов, метафоричность стиля, тенденция к мифологизации. При этом философская направленность произведения сочетается с реальностью образов, их заземленностью, нацинальным колоритом. Ибо Ондрейов всегда руководствовался принципом, что «самые прекрасные, самые примечательные образцы (если говорить, конечно, об искуссстве) человек найдет в народном творчестве» . Это подтверждает и сам характер главного героя поэмы, во многом унаследовавшего черты народного мстителя Яношика, и обращение поэта к фольклорной образности, и жанровая структура поэмы.
Вместе с тем наряду с национальными традициями, в ондрейовской поэме отчетливо просматривается воздействие философской концепции и поэтики «ницшевской Библии»4 - «Так говорил Заратустра»5, пользовавшейся в то время большой популярностью среди определенной группы словацких литераторов, которые стремились обнаружить в ней идеи и способы выражения, созвучные времени, их собственным творческим поикам.
Об интересе Ондрейова к произведению Ницше свидетельствует уже одно из ранних стихотворений поэта - «К надгробиям идем» из сборника «Без возвращения» (1932), - ср. с главой «Надгробная песнь» из «Заратустры».
«Царство смерти откликнется мне,
жалобно степь вздохнет.
Звон подков лошадных раздастся
И сорвутся они в галоп О, Заратустра, Заратустра» .
(Переводе. М)
В поэме «Мартин Ноциар Якубовие» воздействие «Заратустры» многообразно, оно проявляется на разных уровнях (философская основа, идейно-тематический план, жанрово-стилевые особенности, отдельные мотивы, образы, текстовые совпадения).
Сформулировав новую систему ценностей, Ницше одной из основных объявил свободу. «Нужно уметь сохранять себя - сильнейшее испытание неза-висимости», - писал немецкий философ . И для Ондрейова свобода была высшей жизненной ценностью. Будучи поэтом, ратовавшим за освобождение человека от всяческих пут, словацкий писатель реализует идею свободы посредством мотива странствований, в котором отражено стремление героя разорвать сковывающие его путы обыденности. С мотивом странствований, вольности неразрывно связан и мотив природы, являющейся одним из основных средств выражения чувства внутренней неудовлетворенности персонажа окружающей действительностью. Символическое осмысление картин природы в поэме осуществляется посредством пространственно-временного континуума: с его помощью автор пытается разрушить ограничивающее героя замкнутое пространство; с природой связывает он его мечту о вольности, стремление к свободе.
