Содержание к диссертации
Введение
Глава 1. Религиозно-философские особенности художественной системы Ж. Расина 21
1.1 Биографическая связь Расина с Пор-Руайялем. Духовная школа 21
1.2 Ранняя лирика Расина 36
1.3 Структура образа в трагедиях Расина 47
1.4 Концепция истории Ж. Расина и его «Cantiques spirituels» 68
Глава 2. Традиции Ж. Расина в творчестве Ф. Мориака 77
2.1 Биографические и литературные составляющие рецепции Ф. Мориаком Ж. Расина 77
2.2 Становление религиозных воззрений Ф. Мориака 91
Глава 3. Диалог Ф. Мориака и Ж. Расина 108
3.1 Лирика Ф. Мориака 108
3.2 Романное творчество Ф. Мориака - цикл о «Терезе Дескейру» 129
3.3 Влияние Расина на творчество Мориака - драматурга 149
Заключение 168
Библиографический список 171
- Биографическая связь Расина с Пор-Руайялем. Духовная школа
- Биографические и литературные составляющие рецепции Ф. Мориаком Ж. Расина
- Лирика Ф. Мориака
Введение к работе
Жан Расин (Racine 1639 - 1699), один из главных авторов французского классицизма XVII века, вошел в историю мировой литературы как создатель особого жанра трагедии. В центре религиозно-философских проблем, поставленных Ж.Расином, находится не только конфликт долга и страсти, но и греха и благодати, преступления и христианского самопожертвования. Основным предметом внимания Расина становится характер «внутреннего человека» и его точное вербальное выражение, что позволяет говорить о драматурге как о виртуозном художнике слова.
Наиболее ощутимо влияние Ж. Расина именно во Франции. К психологическим образам, созданным Расином-драматургом, обращались Ж. Ж. Руссо, М. де Сталь, Ф. Р. де Шатобриан, А. де Мюссе, Г. Флобер, М. Пруст.
Этот ряд можно далеко продолжить, выделив как особый случай наследие католического писателя-моралиста, нобелевского лауреата Ф. Мориака (F. Mauriac 1885 - 1970). Жану Расину Ф. Мориак посвятил специальную книгу «Жизнь Жана Расина» («La vie de Jean Racine», 1928). К его творчеству, и особенно к трагедии «Федра», он обращается постоянно на протяжении десятилетий. Это обращение можно определить как рецепцию. Определение рецепции как диалога применительно к системе «литература», использованное и в данной работе, было заложено трудами отечественных исследователей, принадлежащих к сравнительно- исторической школе, а также представителями компаративного подхода. Схожее понятие литературного «взаимодействия» нашло свое отражение и в исследованиях отечественных компаративистов. Рецепция является одной из ключевых категорий компаративистики, основные положения которой содержатся в трудах В. фон Гумбольдта, французских компаративистов, в эстетике И. В. Гете и Г. Гегеля. В русской литературной традиции проблеме рецепции были посвящены теоретические труды А. А. Потебни, А. Н. Веселовского и
его последователя В. М. Жирмунского, а также М. П. Алексеева, И. Г. Неупокоевой, Д. Дюришина, М. М. Бахтина, А. Ф. Лосева.
Изначальное в советской традиции определение рецепции как «литературного влияния», «воздействия», «творческого ученичества» было поставлено под сомнение В. М. Жирмунским, следующим за мыслью А. Н. Веселовского о «встречных течениях - «роли и границе предания в процессе личного творчества»1. Термин влияния-ученичества в трактовке В. М. Жирмунского приобретает иное значение, основанное на равноценности механизмов «воздействия» и «восприятия», их взаимовлиянии и неотделимости. Схема «воздействующий воспринимающий» превращается в единство «воздействия - восприятия», возможное благодаря наличию прямых и обратных связей, обеспечивающих обогащение и изменение «воспринимающего» и открытие и новую трактовку «отправителя» .
Выявление сущности рецепции как механизма прямых и обратных связей соответствует определению диалога как «воздействия - восприятия» как минимум двух «голосов» (М. М. Бахтин), их «согласия» независимо от временной-пространственной дистанции . Для этого требуются необходимые условия, возможные благодаря наличию «встречных течений» как необходимой почвы для восприятия, обусловливающей «влияние чужого элемента его согласием с уровнем той среды, с которой он взаимодействует». Автор «воспринимает» из чужого элемента лишь то, что ему созвучно, к чему он подготовлен условиями «своей» среды. Сущность восприятия заключается не в механическом воспроизведении, а творческом приспособлении к «индивидуальному своеобразию заимствующего поэта или к художественным потребностям его века».
Воспринятый элемент чужого внедряется автором посредством сочетания конструктивных принципов «пересоздания» и «воссоздания».
1 Веселовский А.Н. Историческая поэтика. -М., 1962.- С 307.
2 Жирмунский В.М. Байрон и Пушкин. -Л.: Наука, 1968. - С.15.
J Бахтин М.М. Эстетика словесного творчества - М.: Искусство, 1979. — С. 323.
Процесс пересоздания максимально сближает автора с «чужим» элементом, позволяя вторжение на «чужую» культурную почву, «новое творчество из старых материалов».
«Воссоздание» ограничивает возможности воспринимающего сознания, создавая дистанцию между «своим» и «чужим».
В процессе рецепции, «своем» диалоге с элементами внешнего, «чужого» культурного наследия, воспринимаемого-отторгаемого автором возникает собственное художественное творчество, подготавливается импульс к дальнейшему развитию сюжета, образа, идеи т.д.
В середине XX столетия к идее диалога обратились представители «рецептивной» эстетики Г. Р. Яусс и В. Изер, основываясь на философии герменевтики - науки о понимании и истолковании текстов, виднейшими представителями которой были Ф. Шлейермахер, В. Дильтей, X. Г. Гадамер. Основным открытием герменевтики становится усовершенствованное X. Г. Гадамером понятие «герменевтического круга» как «взаимодействия двух движений - традиции и истолкования», при котором истолкователь (интерпретатор) является частью традиции. Достижения герменевтики были применены к изучению литературного процесса Г. Р. Яуссом и В. Изером, рассматривавшим систему литература как диалог произведения и читателя-интерпретатора, основанный на литературной традиции, а также автора и читателя.
Именно такие отношения можно видеть в диалоге Мориака и Расина. Творчество Ж. Расина и Ф. Мориака на продолжении десятилетий является предметом внимания отечественных и зарубежных исследователей. Расину посвящали свои труды В. Р. Гриб («Избранные работы» 1940), С. С. Мокульский («Расин», 1956), Д. Д. Обломиевский («Французский классицизм», 1968), В. С. Кадышев («Расин», 1979).
Несмотря на то значительное влияние, которое оказало наследие французского классицизма на последующие эпохи, в особенности, психологический роман XIX - XX веков, это направление долгое время
считалось консервативным, лишенным эстетического своеобразия и художественной ценности. Пришедшие на смену классикам писатели-романтики вступили в жесткую полемику с эстетическими нормами классицизма, выраженными, в первую очередь, в требовании «трех единств». Догматические требования теоретиков классицизма (Н. Буало) помешали в полной мере раскрыться таланту Ж. Расина, П. Корнеля, Ж.-Б. Мольера. В трактатах романтиков классическая драма предстает как стесненное рамкой трех единств действие, не отражающее подлинного течения жизни и игры страстей и «интересное прадедам» (В. Гюго «Предисловие к Кромвелю», Ф. Стендаль «Расин и Шекспир»). Однако, в отличие от критики догматической поэтики классицизма, отношение к отдельным его представителям не было столь единодушным у авторов-романтиков. Трактаты Ф. Стендаля, Ф. Р. де Шатобриана, М. де Сталь, русских романтиков, возглавляемых А. С. Пушкиным, А. И. Герценом, были посвящены сравнению классической и романтической поэтики. При этом трагедии Расина были представлены как самый яркий пример классицистического искусства, не лишенный при этом индивидуального своеобразия.
Так, называл Расина автором собственной драматической системы, противоположной системе Шекспира, Ф. Стендаль («Расин и Шекспир»). А. С. Пушкин («Марфа-посадница», «О ничтожестве литературы русской») отмечал великолепие расиновского слога, «величие» Расина-драматурга, равное по силе изображения человеческих характеров наследию Шекспира.
Ж. де Сталь (предисловие к трактату «О Любви») видела в драматурге поэта любви-страсти лучшего для своего времени, уступающего, тем не менее, Вольтеру из-за того, что «передает движения души в вычурных выражениях, в которых можно упрекнуть лишь его век».
Ф. Р. де Шатобриан («О Федре») выделял трагедии Расина-создателя «христианского образа» Федры из классического наследия, увидев в
оппозиции «страсти-долга», общей для трагедии классицизма, не просто конфликт между разумом и чувством, но между грехом и спасением, «яростным воплем страсти» и милосердием.
Впоследствии особенности наследия Расина-драматурга, «впервые осмелящегося заглянуть в лицо страсти» , художника слова, проникшего в самою глубину человеческого характера с его противоречиями и, более того, христианского поэта найдут свой отклик и станут частью художественного мира Ф. М. Достоевского, Л. Н. Толстого, русских футуристов, Ф. Мориака, М. Пруста...
Наряду с этим произведения Корнеля, Расина, Мольера, Лафонтена нередко ставились в один ряд как творения великие, но «время которых прошло». По мнению некоторых теоретиков европейского и русского романтизма классическое искусство осталось «закрепленным» за эпохой абсолютизма, поэтика которого исчерпала себя вместе с XVII столетием. Трагедии Корнеля и Расина объявлялись «скованными законами искусства», ориентированными на давно ушедшего в прошлое театрального зрителя и изображающими драматические характеры, требующие пересмотрения (Г. Гейне, А. Гиро, В. Гюго, в России - в трактатах В. Г. Белинского).
Именно эта точка зрения в большей мере отразилась в русской и французской критической школах конца XIX - начала XX столетия.
Представители культурно-исторической (Н.И. Стороженко, П.С. Коган) и вульгарно-социологической школы (Г. В. Плеханов, В. М. Фриче), а также позитивизма во Франции (И. Тэн) не только ставили под сомнение эстетическую ценность классицизма, представляя его чисто идеологическим направлением, «прикрепленным» к абсолютистскому или буржуазному обществу. Помимо того, что классицизм объявлялся застывшим и мертвым
1 Мориак Ф. Жизнь Жана Расина. - М.: Книга, 1988. - С. 3.
искусством, было поставлено под сомнение и само существование термина, замененное на «ложноклассицизм».
Реабилитация классицизма и вызванный с этим интерес к его представителям (Корнелю, Мольеру, Расину), происходит лишь к 30-40-м годам XX столетия и выражается в работах Б. Ю. Виппера, В. Р. Гриба, С. С. Мокульского, В. Д. Кадышева, Д. Д. Обломиевского, Н. М. Сигал. В зарубежной традиции — в трудах Л. Гольдмана «Бог сокровенный», Г. Лансона «История французской литературы», Ф. Ельжендинжера «Федра» Расина», Л. Леметра «Жан Расин», Р. Пикара «Карьера Жана Расина», П. Крузе «Расин и Пор-Руайяль».
В отечественной традиции мысль о Расине-мастере создания характеров и постепенной эволюции его трагедий, новаторство драматурга в контексте XVII столетия, а также определение века классицизма как этически и исторически неоднородной эпохи находит свое продолжение в работе Д. Д. Обломиевского «Французский классицизм» (1968). В монографии прослеживается динамика творчества Расина, эволюция его образов, появление «отрицательных» или «положительных» героев.
Само направление французского классицизма получает новую, расширенную и углубленную характеристику. В частности, Д. Д. Обломиевский определяет следующие особенности классицизма как литературного направления:
1. Сочетание категорий «трагического» и «героического» и их
взаимопереход, изменение характера поэтики, подвижность, текучесть
классицизма внутри себя самого.
2. Расширение границ классицизма почти на два столетия, выход за
рамки XVII столетия и влияние на последующие эпохи. По мнению автора
монографии, «следы» классицизма можно обнаружить в творчестве таких
виднейших представителей русской и французской психологической прозы,
как Л. Н. Толстой и Ф. М. Достоевский, М. Пруст.
Таким образом, впервые в отечественном литературоведении возникает тезис о возможности «диалога» авторов-классиков (в частности, Ж. Расина) с последующими эпохами, способности классической школы существовать во взаимодействии с другими литературными направлениями.
Эта мысль находит продолжение в работах В.Д. Кадышева («Расин» 1988), Н. А. Жирмунской («Трагедии Ж.Расина» 1977).
В исследовании Н. А. Жирмунской находит полное выражение тезис о противоречивом сочетании античных, христианских и барочных традиций в трагедиях Расина. Автор обращает внимание не только на психологическую эволюцию характера от «Александра Великого» до последней трагедии «Гофолия», но рассматривает основных персонажей в преломлении традиций янсенизма и барокко. Отсюда автор выделяет одну из главных особенностей поэтики Расина, в которой образ человека представлен во многом алогичным, насыщенным парадоксами пораженного сознания, но вместе с тем не освобожденным от ответственности перед самим собой и высшими силами.
Н. А. Жирмунская подробно анализирует психологическое поведение героинь Расина, выделяя причинно-следственные связи между поступками, или, как говорит сам автор, «шагами». Каждый шаг (как, например, в трагедии «Федра» - от рокового признания до мести) оказывается связан с последующим сложной комбинацией причинно-следственных связей, как правило, не совпадающих друг с другом. Сочетание слова-молчания, разработка понятия «тайны» находит продолжение в психологической литературе.
Изучение характера функционирования причинно-следственных связей является не менее важным для понимания расиновской трагедии. Разрывы причинно-следственных связей проявляются, в первую очередь, в речевой характеристике персонажей. Обращение Расина к психологическим коллизиям и парадоксам определяет место драматурга в истории поэтики психологической прозы, о чем свидетельствуют отдельные фрагменты
монографий Л. Я. Гинзбург «О психологической прозе», «О литературном герое» и Е. Г. Эткинда «Внутренний человек и внешняя речь».
В зарубежной традиции, помимо пристального изучения особенностей психологизма трагедий Расина, а также творчества Расина-эллиниста, отдельно представлен вопрос о соотношении драматургии Расина с религиозной философией Пор-Руайяля. Эта проблема нашла свое отражение в трудах Л. Гольдмана, С. Газо, П. Крузе, Ф. Ельжендинжера. Наиболее сложным вопросом является определение поэтики Расина как сложного синтеза античных и барочных традиций, а также христианского мировоззрения, выраженного в художественном творчестве Расина -воспитанника Пор-Руайяля в преломлении янсенистской / августинианской доктрины о предопределении, грехе и благодати. Особенно исследователи выделяют сложность проблемы «слияния» категории античного «рока», «страсти», «трагической вины» с определяющими позициями доктрины св. Августина - предопределении, осознании греха, свободной воли.
Непосредственную связь мира Расина с религиозной эстетикой Пор-Руайяля отмечают в своих исследованиях Г. Лансон «История французской литературы»(1922) / «L'histoire de la litterature francaise» и Ж. Леметр «Расин»(1912) / "Racine". Оба исследователя отмечали природу конфликта человека с самим собой в своем внутреннем мире, в отличие от трагедии внешних обстоятельств Корнеля как определяющую основу мира Расина. Страсть, охватившая героев, способна диктовать не только жизнь человека, но и все законы бытия, что связывает психологию расиновской трагедии с янсенистским мировоззрением.
Разработка темы греховности, пагубности страстей в трактовке сурового учения св. Августина о грехе и благодати, слабости человека перед охватившем его чувством, неспособности противостоять ему в дальнейшем была продолжена в трудах целого ряда зарубежных исследователей. Так, особенности поэтики трагедий Расина в сочетании с эстетикой янсенизма рассматривали в своих работах Л. Гольдман «Расин - драматург» (1956),
Р. Пикар «Карьера Жана Расина» (1956), М. Делкруа «Священное в мирских трагедиях Расина» (1970). Отдельным вопросом в зарубежном литературоведении представляется биографическая связь Расина с Пор-Руайялем, а также то влияние, которое монастырь оказал на раннее творчество драматурга (лирические циклы, посвященные Пор-Руайялю — «Пейзажи, или прогулки по Пор-Руайялю» (1655-1656) и его исторические произведения - «Краткая история Пор-Руайяля» (1697), «Исторические эссе»).
Влияние Пор-Руайяля на лирику Расина рассматривает, в частности, Ж. П. Лемер в предисловии к сборнику стихотворений драматурга «Духовные песнопения и другие произведения» (1999). Лирическое наследие Расина, начиная от ранних произведений, заканчивая сборником «Духовные песнопения», впитывает в себя образы Бога и человека, одаренного божественной благодатью, понятия «тишины», «благодати», духовного «покоя», царствующих в стенах монастыря. Эти образы и мотивы станут в дальнейшем определяющими для всего творчества драматурга. Ж. П. Лемер говорит о «поэтике взгляда» Расина, обладающего уникальной чувствительностью к окружающему его миру, способностью точно и необычайно лирично его воспроизводить. В то же время ранняя поэзия Расина лишена глубокого погружения во внутренний мир, трагичности, в отличие от поздних сборников и, более того, исторических произведений, созданных в последние годы жизни драматурга.
Своеобразие творчества Расина - христианского историка, наиболее ярко выраженное в «Краткой истории Пор-Руайяля», рассмотрел в одной из своих монографий Л. Марен - «Расин и Пор-Руайяль - склеп трагического мироощущения». Л. Марен рассматривает «Краткую историю» как единственный в своем роде документ, самобытность которого заключается в нетрадиционном для XVII столетия представлении истории как сочетания «фактов» - причинно-следственных связей и Божественной воли. Изменчивый и противоречивый ход истории, представленной таким образом,
создает новую картину времени. Время становится не просто течением событий, но в большей степени внутренним состоянием человека -христианина, которому провидение посылает испытания.
Духовный образ Пор-Руайяля становится во многом определяющим не только для жизни и творчества Ж.Расина, но и особенным социокультурным и политическим явлением XVII века. Влияние Пор-Руайяля, его духовная история, не ограничивается только эпохой классицизма. В частности, Пор-Руайяль в его связи с творчеством Ж. Расина и философией Б. Паскаля становится одним из важнейших связующих звеньев между Мориаком и Расином.
Примечательно, что и для Ж. Расина, и для Ф. Мориака Пор-Руайяль становится не просто географическим обозначением, не только одним из памятников XVII столетия. С Пор-Руайялем связаны жизнь и творчество самого любимого автора Ф. Мориака Б. Паскаля («Каждый год я читаю и перечитываю Паскаля»). Философия Пор-Руайяля оказала существенное влияние на религиозные взгляды и основные параметры художественного мира Ф. Мориака.
Вопросы религиозной эстетики Ф. Мориака были рассмотрены в трудах «Общества друзей Франсуа Мориака», возглавляемого А. Сеайем. Это исследования Ж. Ф. Дюрана, Б. Кокюла, Ж. Тузо, М. Делкруа.
Менее изучена проблема рецепции, творческого диалога между Ж. Расином и Ф. Мориаком. В рецепцию Мориаком наследия Расина входят как биографические, так и литературные составляющие. Французский драматург становится одним из «наставников» Мориака «... Паскаль, Расин - среди писателей-классиков у меня не было других учителей» еще со времен его отрочества в Бордо. Став известным писателем, лауреатом Нобелевской премии, Мориак обращался к наследию Расина в течение всей жизни. Не оставлял он без внимания и сам образ Расина-человека, драматурга и христианина, описав его в эссе «Жизнь Жана Расина» (1928). Мориак-автор далек от идеализации образа своего любимого учителя. В этом эссе он анализирует причины успехов и неудач драматурга, суть его поступков от
великих до «самых гнусных». Образ Расина, тем не менее, близок и симпатичен Мориаку, как личности, схожей по духу, испытавшей сомнения в вере и мучительный поиск себя.
Дань признательности Мориак отдает и Расину-драматургу, представляя его творчество в двух ракурсах - «внешнем» и «внутреннем». Внешний фон представляет собой биографическое обрамление творчества Расина, он заполнен описанием событий, датами, именами исторических лиц. Большее внимание уделяет Мориак анализу «внутренней истории» творческого пути Расина. Здесь Расин предстает как личность, познавшая все перипетии любви-страсти, и это отразилось в созданных им художественных образах. Эти же образы, в особенности, Федра, становятся необходимы для Расина на пути к Богу и раскаянию.
Личность Жана Расина и созданные им образы становятся неотъемлемой частью мира Мориака-публициста и историка в «Bloc -Notes». Поставленную Расином проблематику ответственности человека за свои поступки Мориак связывал не только с религией, но и политическими проблемами своего времени.
Мориак неоднократно обращался к Расину и в своих автобиографических произведениях, в частности, «Внутренних мемуарах» (1959) и «Новых внутренних мемуарах» (1965). Говоря о творчестве Расина -драматурга как о «национальном достоянии», Мориак-христианин особенно выделял образ Федры, раскрывающий «тайну единения человеческой души с Богом». Тема страсти и совести, необузданных желаний и смирения, мотивы греха и искупления находят свое выражение в эссе и высказываниях Ф. Мориака, посвященных Ж. Расину («Жизнь Ж. Расина», 1928), Б. Паскалю («Б. Паскаль и его сестра Жаклин», 1931), Ж. Ж. Руссо. Мориак относится с симпатией к страстной, познавшей гордыню и обретшей себя в христианском смирении личности Ж. Расина.
Но наиболее сложно и глубоко образ Федры раскрывается в художественном мире Мориака-романиста и драматурга. По заявлению самого Ф. Мориака на конференции, посвященной театральному искусству, этот образ «филигранно присутствует во всех моих произведениях» , в особенности, цикле о «Терезе Дескейру» (1927 - 1935).
1 Mauriac F. Conference sur le theatre. II Mauriac F. Oeuvres completes T. 4 - P.: Gallimard. - P. 929.
Образ «Федры» становится для Мориака не только эталоном поэтического стиля, но и выражением религиозно-философской проблематики, заявленной в традициях Пор-Руайяля и воплощенной Ж. Раси ном в драматических образах. Наследие Расина находит широкое выражение в лирике, романистике и драматургии Ф. Мориака. Рецепция Ф. Мориаком Ж. Расина проходит несколько этапов. Мориак повторяет творческий путь Расина, начиная, как и его предшественник, от поэтических сборников, заканчивая изложением истории в «Bloc-Notes».
Творческое наследие Ф. Мориака обширно и неоднородно. Зарубежные исследователи выделяют поэзию, прозу и драматургию как последовательные этапы становления Мориака-писателя. В каждом из этих этапов наследие Расина занимает свое место.
Ф. Мориак знакомится с творчеством Расина еще в юношеские годы, во время обучения в колледже братьев-маристов. Расин становится близок Мориаку не только как автор образцовой трагедии, создатель бессмертных образов, первый поэт, открывший страсть для Мориака-школьника, но и своим отношением к религии и Богу. Благодаря духовному и религиозно-философскому посредничеству Ж. Расина и Б. Паскаля XVII столетие становится «современным» для Ф. Мориака. Именно в творческом наследии Расина Мориак находит «трагическое видение» / «une vision tragique»1 человека и истории. Поэтическое искусство Мориака - первая ступень его творчества, было основано, прежде всего, на его провинциальном детстве, на том «чем обладает человек — самом секретном и менее всего располагающим к коммуникации - на одиночестве» / «се que l'homme possede de plus secret et de moins communicable — sa solitude»". Именно «вкус одиночества», с детских лет знакомый Мориаку, становится ключом к его поэзии. Лирическая поэзия, в свою очередь, становится способом выражения глубинных чувств писателя. Его лирическое «я» будет присутствовать на протяжении всего творческого
1 Durand J.F. Preface II Mauriac - Pascal, Poeuuvre en dialogue - P., 1997.-P. 5.
2 Alyn M. Mauriac. - P., 1960. - P. 73.
пути, находить свое выражение не только в авторском слове, но и чувствах героев. Не случайно Б. Руссель в своей монографии, посвященной творчеству Мориака «Грех и благодать» (1964), наряду с определением «классических» истоков мира писателя (роман-трагедия), отмечает также и необычайный лиризм его прозы, выраженный в «романе - поэме, а после - и в театральном искусстве.
Судьба Мориака-поэта становится не менее сложной, чем его предшественника. Ж. Расин, начав свой творческий путь с поэзии (Promenades sur Port-Royal), возвращается к ней лишь в последние годы жизни, став автором «Духовных песнопений» / «Cantiques spirituels » и нескольких эпитафий, посвященных печальной участи Пор-Руайяля. Поэзия Мориака также обращается к Богу и несчастию человека, оставшегося без помощи создателя. Об этом говорит как само название первого поэтического сборника - «Руки, сложенные для молитвы» (1909), так и последующие поэтические опыты, наиболее известные из которых - «Грозы» / «Les Orages» (1925) и поэма «Атис и Кибела» / «Atys et Су belle» (1940).
В работах зарубежных исследователей, посвященных, в частности, творчеству Мориака-поэта (Б. Руссель «Грех и Благодать», М. Алин «Франсуа Мориак», А. Сеай «Франсуа Мориак», С. Авезу), неоднократно отмечалась неоднородность лирического наследия Мориака. Если первые сборники были написаны под большим влиянием поэтов-романтиков А. Ламартина, А. де Виньи, а более поздний сборник «Грозы» - поэтов-символистов (главным образом, Ш. Бодлера), то поэма «Атис и Кибела» стала уникальным синтезом романтического, классического и символического направлений. Несмотря на разнообразные предпочтения Мориака - лирического поэта, классическое наследие, представленное, прежде всего Ж. Расином и Б. Паскалем, занимало в его художественном мире особое место. Уже первый поэтический сборник повторяет темы, заявленные лирикой Расина. Тема плоти и благодати, греха и искупления получает в поэзии Мориака трагическое выражение вследствие сочетания
традиций классического наследия и «воспитания», полученного от учителей-классиков с романтической школой и творчеством поэтов-символистов.
Вторым «этапом» творческого пути Мориака становится романное творчество писателя. Исследования по данному вопросу посвящены, прежде всего, религиозным воззрениям Мориака - католического писателя, в основе которых находятся идеи Б. Паскаля и художественные образы Ж. Расина. Так, в цикле о Терезе Дескеиру основными темами становятся преступление и раскаяние, мучительная рефлексия и попытка исповеди. Цикл о Терезе Дескеиру включает в себя четыре произведения: «Тереза Дескеиру» (1929) / «Therese Desqueyroux», «Тереза у врача» (1932) / "Therese chez le docteur", «Тереза в отеле» (1933) / "Therese a l'hotel", «Конец ночи» (1935) / "La fin de la nuit" . К истокам образа Терезы, в частности, к одному из самых важных -Федре Расина неоднократно обращались в своих работах иссследователи творчества писателя. В оценке зарубежных критиков, в частности Ж. Тузо «Планета Мориака» (1985), А. Сеайя (Мориак) (1977), С. Ривьера «Тейяр, Мориак, Клодель» (1967), Ф. Мориак представлен не только наследником образа Федры, но и основных тем творчества Расина - соотношения греха и благодати, преступления и раскаяния, падения и возвышения.
При постоянстве главных тем цикла образ Терезы постоянно варьируется. В «Терезе Дескеиру» героиня находится в самом начале духовного пути, мучительно пытаясь понять истоки своего преступления. В романе «Конец ночи» Тереза завершает этот путь.
Отдельным вопросом в отечественном и зарубежном мориаковедении остается сочетание в творчестве Мориака-романиста французской и русской школы психологического романа. Этому вопросу посвящены исследования А. Сеайя, М. Алена, И. Фавра. Внутренний хаос, путаность мыслей Терезы, свойственный школе русского психологического романа (Ф.М. Достоевский.), в сочетании с точным анализом поступков и желаний, заимствованный у Расина, позволяет говорить о сочетании двух традиций в творчестве писателя. В новеллах «Тереза у врача», «Тереза в отеле»
страдания героини усугубляются не только осознанием когда-то совершенного преступления, но и силой безответной страсти, которую Тереза познает в Париже (Ж. Азеведо и Фили).
Новеллы являются ярким образцом классического стиля: страсть говорит в них словами и репликами, заложенными Ж. Расином (flamme funeste, crime, demons и т.д.) Наконец, в заключительном романе цикла Тереза познает истинную любовь и идет на христианское самопожертвование ради счастья «другого» - своей дочери. В своем падении и искуплении Тереза повторяет путь расиновской Федры, но, в отличие от «дочери Миноса и Пасифаи», в конце познает Божественную любовь.
Помимо религиозной проблематики мотивы совершения преступления и «механизм страсти» Мориак также заимствует у Расина, представляя закономерности душевной жизни с ее «движением и изменениями» через скрупулезный психологический анализ. Романное творчество Мориака -психологическая проза.
Третий этап — творчество Мориака-драматурга - также рассматривается в сочетании традиций французского классического театра и русской драматической школы, представленной, в первую очередь, творчеством А.П. Чехова. Об этом говорят отдельные статьи и монографии, посвященные Мориаку - драматургу (Б. Руссель, Ф. Наркирьер, Д. Мийе -Жерар, А. Милески, М. Мокье).
Драматургия А. П. Чехова, лишенная внешних коллизий, была близка Ф. Мориаку способностью показать «трагизм повседневного» и ужас провинциальной жизни. (Б. Руссель «Три великих драматурга до Мориака -Расин, Мольер, Чехов») Это мир, где господствуют убийственная скука и сводящая с ума мерзость, где уходят в небытие надежда и любовь. Русская глубинка Чехова получила универсальный смысл в восприятии Мориака, нашла отклик в его воспоминаниях о «провинциальных детстве и отрочестве».
В пьесах Мориака, уже в его первом театральном опыте «Асмодей» (1937), влияние Чехова можно заметить в воссоздании образа человека, живущего в атмосфере «удушливой» провинциальной скуки (Марсель де Бартас). Следуя за драмой погубленной жизни («Дядя Ваня»), Мориак обращается к «трагедии утраченного призвания» человека, который «мог бы быть священником», а стал ловцом человеческих душ (господин Кутюр).
Помимо провинциального фона особенно важен для Ф. Мориака чеховский скрупулезный анализ внутреннего мира героев. Привлекал французского автора и глубокий психологический подтекст, достигаемый за счет сочетания художественной детали и своеобразной структуры диалогов, складывающихся из «оборванных» реплик, прерываемых паузами (М. Сюффран «Мориак - потенциальный драматург»).
Драматизм Чехова, построенный на расхождении внешнего и внутреннего, на разрывах причинно-следственных связей, был не единственным и далеко не первым источником психологического театра Ф.Мориака, ориентированного на традицию французского XVII века и, в особенности, на опыт расиновской «Федры». Постоянное обращение Мориака к творчеству Расина не только не исключило его внимания к русскому драматургу, но и позволило связать в художественном мире русскую и французскую традиции.
Помимо этого, в художественном мире Мориака нашла свое отражение и концепция времени, заявленная в «Краткой истории Пор - Руайяля» (1697). История, представленная Расином как сочетание акта, выполняемого человеком, и Божественной воли получила свое выражение в субъективно-объективном подходе Мориака к историческому процессу, прежде всего как к христианской истории. Опираясь на доктрину св. Августина, а также на концепцию истории, изложенную в трактатах Боссюэ, Мориак представляет исторический процесс как сочетание общественного (макромир) и личностного начал (микромир). Тайна зла становится, таким образом, как сугубо личным, так и социальным, и историческим явлением.
Актуальность исследования связана с постановкой проблемы рецепции Ф.Мориаком творческого наследия Ж. Расина.
Предметом исследования является рецепиирование Ф. Мориаком эстетики Ж. Расина.
Объектом исследования послужили произведения Мориака о Расине и художественное наследие нобелевского лауреата, в особенности цикл о Терезе Дескейру и пьеса «Асмодей»; также корпус наследия Ж.Расина, включающий обширную переписку драматурга, лирические стихотворения и оды разных лет, переводы, историческую прозу, трагедии Расина, в особенности, «Федра», к которой Мориак обращался постоянно.
Новизна исследования заключается в постановке проблемы рецепции применительно к наследию Ж. Расина и Ф. Мориака.
Цель диссертации: рассмотрение особенностей восприятия наследия Расина в творчестве Ф. Мориака как одной из существенных опор художественного мира писателя.
Для реализации цели исследования оказалось необходимым:
выявить особенности поэтики Ж. Расина в связи с его биографическими и духовными отношениями с Пор-Руайялем;
определить особенности художественного мира Ф. Мориака, в частности, отношений Мориака к философским идеям Б. Паскаля и религиозной доктрине Пор-Руайяля;
сопоставить структуру идейно-художественных образов Ж. Расина и Ф. Мориака.
Поставленные задачи определяют методологию исследования. Работа написана на базе биографического, сравнительно-исторического методов, а также способа стилистического анализа текстов (техника «пристального чтения»).
Теоретико-методологической основой работы служат исследования отечественных и зарубежных авторов, в которых рассматривается необходимое для диссертации понятие рецепции (в работах представителей сравнительно исторического метода - А. А. Потебни, А. Н. Веселовского, В. М. Жирмунского, М. М. Бахтина, М. П. Алексеева, И. Г. Неупокоевой, А. Ф. Лосева, Б. В. Томашевского). Понятие рецепции как диалога
рассматривается в работе также с опорой на исследования зарубежных и отечественных представителей рецептивной эстетики - Г. Яусса, В. Изера. Положения, выносимые на защиту:
Художественные системы Ф. Мориака и Ж. Расина связаны как на религиозно-идеологическом, так и на поэтическом уровнях.
Рецепция Ф. Мориаком Ж. Расина проходит несколько этапов. Мориак повторяет творческий путь Расина, начиная, как и его предшественник, от поэтических сборников, заканчивая изложением истории.
Ф. Мориак является наследником литературных приемов Ж. Расина.
4. Своеобразие драматургии Мориака основывается на сочетании
наследия Расина с русской драматической традицией, представленной,
прежде всего, творчеством А.П. Чехова, а также некоторыми мотивами
романов «провинциальной жизни» И.С. Тургенева.
Структура работы: диссертация состоит из введения, трех глав, заключения и библиографического списка, насчитывающего 148 наименований на русском и французском языках.
Первая глава исследования «Религиозно - философские особенности художественной системы Ж. Расина» посвящена анализу поэтики французского драматурга XVII столетия Ж. Расина через призму его духовных и биографических связей с монастырем Пор-Руайяль. Католическая доктрина Пор-Руайяля, основанная на учении св. Августина о благодати и предопределении, оказала определяющее влияние на формирование основной идеи творчества Расина - драматических отношений человека и Божественной воли. Эта идея проходит через все наследие Расина, проявляясь и модифицируясь в различных литературных жанрах: письмах, переводах, лирике, исторической прозе.
Во второй главе «Традиции Ж. Расина в творчестве Ф. Мориака» рассматривается религиозно-философское и поэтическое «общение» авторов, разделенных почти тремя столетиями.
В третьей главе «Диалог Мориака и Расина» анализируется влияние Расина на художественный мир Ф. Мориака, начиная от ранних лирических циклов. Особое внимание уделяется сочетанию в творчестве Мориака классического наследия с традициями русского психологизма, представленного, прежде всего, драматургией (А. П. Чехов).
Биографическая связь Расина с Пор-Руайялем. Духовная школа
В биографии гениального французского драматурга Ж. Расина монастырь Пор-Руайяль занимает особое место. Исследователи творчества Расина говорят о нем преимущественно как об авторе особого типа трагедии, оказавшей влияние на европейскую литературу XVII столетия и последующих веков1. В исследовании творчества Расина-драматурга не обойдено вниманием и то влияние, которое оказала на него католическая доктрина Пор-Руайяля, а также, в первую очередь, биографическая связь Расина с обителью, определившая жизненный и творческий путь драматурга.
А) Влияние Пор-Руайяля на жизненный и творческий путь Ж. Расина
Факты биографии Расина широко известны. Родившись в декабре 1639 года в провинциальном городке Ферте-Мелоне в семье провинциального судейского чиновника, Расин рано потерял мать (1641), а потом и отца (1643), и остался на попечении бабки с отцовской стороны. Мари Демулен поместила его в 1649 году в школу Гранж, находящуюся под эгидой Пор-Руайяля. Такой выбор не был случайным. Школы Пор-Руайяля считались одним из лучших образовательных центров Франции XVII столетия. Более того, Пор-Руайяль оказал определяющее влияние на судьбу самой Мари Демулен и трех ее дочерей. Старшая из них, Агнес (в монашестве - Агнес де Сен-Текль), стала послушницей монастыря сразу после смерти матери Расина (1642), а впоследствии - матерью-настоятельницей (1691). Похоронив в 1649 году мужа (Жана Расина), посвятила себя обители и сама Мари Демулен. Обращение к религиозной жизни родственников Расина было не случайным и не единичным примером духовного влияния Пор-Руайяля в XVII столетии.
Пор-Руайяль стал одним из самых неоднозначных явлений культурной, политической, религиозной жизни Франции XVII столетия. Влияние и основные принципы духовной школы Пор-Руайяля, основанной на правиле Св. Бенедикта и суровом учении Св. Августина, послужили началом религиозной реформы во Франции. Однако эти же духовные традиции стали роковыми для монастыря, обвиненного в «янсенистской ереси» и искажении учения Св. Августина.
Известность Пор-Руайялю принесла не только религиозная деятельность, но и образовавшееся вокруг монастыря социокультурное общество, состоящее из высокопоставленных юристов (семья Арно / «La famille Arnauld») и высшей знати. Антуан Арно-отец достиг наибольших высот в своей профессии, став главным адвокатом королевы-матери. Столь высокое положение позволяло Арно-старшему не только выполнять роль советника «в финансовых, юридических, даже политических вопросах»1, но и обзавестись связями с высшей знатью той эпохи и создать вокруг Пор-Руайяля особое общество, где «тон задавался союзом ... с некоторыми представителями самых знатных фамилий» . В числе друзей и покровителей Пор-Руайяля можно назвать герцогов де Гонзаг, Монморанси, де Лианкур, де Лонгвиль и т.д.
Биографические и литературные составляющие рецепции Ф. Мориаком Ж. Расина
Влияние Расина далеко перешагнуло пределы и своего времени, и национальной литературы. Наиболее ощутимо влияние Расина именно во Франции. К психологическим образам, созданным Расином-драматургом, обращались Ж.Ж. Руссо, М. де Сталь, Ф. Р. де Шатобриан, А. де Мюссе, Г. Флобер, М. Пруст. Этот ряд можно далеко продолжить, выделив как особый случай наследие католического писателя-моралиста, нобелевского лауреата Ф. Мориака (F. Mauriac 1885 - 1970).
Жан Расин становится одним из самых цитируемых, комментируемых и любимых авторов Ф. Мориака. С творчеством Расина, наряду с наследием Б. Паскаля, Г. Флобера, Ш. Бодлера, Ф.М. Достоевского, Мориак знакомится еще в годы обучения в колледже братьев - Маристов. С юношеских лет «трагедии Расина становятся для него великим открытием » / «une grande revelation est donnee... par les tragedies de Racine»1. Сам Мориак неоднократно подтверждал влияние Расина в течение всей его жизни: «И в годы юности, и в осень жизни». / Мы видели в мечтах запретную любовь царицы Федры». / «Des le college et sous les platanes d automne I Phedre nous fait songer aux amours defendues» .
Благодаря духовному и религиозно-философскому посредничеству Ж. Расина и Б. Паскаля XVII столетие становится «современным» для Ф. Мориака. Именно в творческом наследии Расина Мориак находит «трагическое видение» / «une vision tragique» человека и истории, перешагнувших оптимистическую и героическую концепцию представителей эпохи Просвещения и романтизма.
Расин становится близок Мориаку не только как автор образцовой трагедии и создатель бессмертных образов, но и своим отношением к религии и Богу. Как часто повторял сам Мориак в своих эссе «Вырванный кляп» / «Le Baillon denoue», «Сын человеческий», / «Le Fils de l homme» в современной ему действительности царствуют жестокость и ощущение безнадежности поколения, жившего «между двумя войнами» / «entre deux guerres»1.
Бог снова скрылся / «Dieu se cache», человека окутывает тьма /«1е visage de l homme s obscursit». XX век, как никогда ранее становится примером «молчания» Бога. / «le silence de Dieu»". В поисках Бога, высшего смысла Мориак обращается к своим учителям - Б.Паскалю и Ж. Расину.
Расину Ф. Мориак посвятил специальную книгу «Жизнь Жана Расина» («La vie d е J ean R acine», 1928). К его творчеству и особенно к трагедии «Федра» он обращается постоянно на протяжении десятилетий. Обращение Мориака к Расину прослеживается в дневниках писателя и, наиболее сложно и глубоко - в его художественном мире.
Расин привлекает Мориака не только как личность, близкая по духу, со схожей судьбой, религиозным воспитанием, сомнениями и поиском себя Мориак восхищается Расином как неповторимым художником слова, с «молчанием» которого, наступившим после создания «Федры», из французской литературы исчезает целый «жанр»3. Мориак позиционирует Расина как своего учителя, «мэтра», сравнивая его произведения с «симфонией», некоторые тона которой ему, ученику, не дано познать . Мотивы обращения Мориака к Расину кроются и в общности религиозных истоков при всем различии янсенистской доктрины Расина и католицизма Мориака, заявленного в «Нобелевской речи». Особую роль играет для Мориака образ расиновской Федры.
В блокнотах Ф. Мориак называет Б. Паскаля и Ж. Расина своими единственными учителями-классиками, с которыми он познакомился еще во время своей провинциальной юности в Бордо.
Действительно, творческий путь Ф. Мориака можно проследить и сравнить с жизнью и личностью Ж. Расина, описанной им в литературно -критическом эссе «Жизнь Жана Расина » / «La vie de Jean Racine». Выбор Ф. Мориака не случаен. По его собственному свидетельству «.... Писатель избирает себе одного героя из тысячи потому что чувствует свое с ним родство: наилучший путь к познанию человека, живущего несколько веков назад, проходит чрез нашу собственную душу» / «... un auteur ne se decide a ecrire une biographie entre mille autres... pour tenter Papproche d un homme disparu depuis de siecles, la route la meilleure passe par nous-memes»1.
Мориак, подчеркивая мысль о близости ему Расина прежде всего по духу, то подчеркивает, то, наоборот, расширяет временную дистанцию между собой и своим великим предшественником. Так, в самом начале своего повествования, Мориак отказывается «романизировать» биографию Расина, использовав реальные факты, описывать события жизни человека, «появившегося на свет без его помощи, перед человеком, которого сотворил не он, а Господь» / «...un heros qu il n a pas mis au monde, avec une creature qui n est pas sienne et qu il emprunte au createur»". Временами «отдаляясь» от Ж. Расина, Мориак в отдельных фрагментах повествования приближается к нему. Оставив между собой и драматургом почти трехвековую дистанцию, Мориак не отказывается от возможности увидеть своего предшественника «вблизи», словно заглядывая в окно: «Вот он просыпается в одиночестве, вдали от любимых учителей. За стеной слышны голоса дев, которых он называет смертными ангелами. Сердце его открывается грозной вере ...» / "Cejeuneetre s eveille dans une solitude" . Такое «приближение - удаление» повествователя и героя будет прослеживаться на протяжении всего повествования. Не приближаясь к одному из своих учителей, Мориак, тем не менее, чувствует духовную и биографическую близость к нему.
В частности, временная дистанция не препятствует восприятию Ф. Мориаком Ж. Расина как страстной, непостоянной натуры. Будучи воспитанником суровых аскетов Пор-Руайяля, Расин, в представлении Мориака, остается «чувствительным к сиюминутному». Строгий устав Пор-Руайяля и суровое учение св. Августина, «проповедующее презрение к плоти, ненависть к сиюминутному миру, любовь к вещам неосязаемым» не могло победить природную чувственность юноши, находящегося в возрасте, в душе которого дремлет « страсть, сила которой еще неведома ему самому»" / «la passion dont la puissance n est pas montree a lui-meme».
Лирика Ф. Мориака
Лирика Ф. Мориака мало изучена отечественными исследователями. Остается открытым вопрос, не является ли поэтический стиль Мориака и его видение мира частью эссе и последующего публицистического и художественного творчества писателя. Начав свою карьеру, прежде всего как поэт, в чем неоднократно признавался в своих многочисленных воспоминаниях, Мориак нередко «жертвует» поэзией ради ремесла романиста и драматурга. Два наиболее известных поэтических сборника Ф. Мориака «Руки, сложенные для молитвы» (1909), «Грозы» (1925) и поэму, ставшую вершиной его поэтического творчества «Кровь Атиса» разделяют многолетние периоды «молчания» Мориака-поэта.
Свое призвание к поэтическому искусству Ф. Мориак объясняет сам в своих многочисленных мемуарах. Первые поэтические опыты будущего писателя относятся к его провинциальным детству и отрочеству, когда Мориак испытывал настоящий «вкус» к творчеству» . Тем не менее, поэзия играет особую роль для Мориака, становится «.. единственной частью творчества, которая воистину дорога, которая была самым искренним вдохновением» / «la seule partie de ... l oeuvre qui soit vraiment chere... ce qui auraete ... inspiration 1 a plus vraie». Мориак-прозаик навсегда сохранит «ностальгию о поэзии» / «... nostalgie poetique», десятки раз выраженную в мемуарах, дневниках, автобиографической прозе.
Поэтическое искусство Мориака, первая ступень его творчества, было основано, прежде всего, на том «чем обладает человек - самом секретном и менее всего располагающим к коммуникации - на одиночестве» / «се que l homme possede de plus secret et de moins communicable - sa solitude». Именно «вкус одиночества», с детских лет знакомый Мориаку, становится ключом к его поэзии. Лирическая поэзия, в свою очередь, становится способом выражения глубинных чувств писателя. Его лирическое «я» будет присутствовать на протяжении всего творческого пути, находить свое выражение не только в авторском слове, но и в чувствах героев. Не напрасно исследователи творчества писателя, наряду с определением «классических» истоков в его творчества (роман - трагедия), будут говорить и необычайном лиризме его прозы, а после - и театра, в «романе-поэме» / «roman-poeme», выражающем «духовную реальность через поэзию» / «1а realite spirituelle exprimee par des voix poetiques»1.
Мориак отходит от поэзии, как и Ж. Расин, который, начав свой творческий путь с поэзии (Promenades sur Port-Royal), возвращается к ней лишь в последние годы жизни, став автором «Духовных песнопений» / «Cantiques spirituels» и нескольких эпитафий, посвященных печальной участи Пор-Руайяля. Поэзия Мориака также обращается к Богу и несчастию человека, оставшегося без помощи создателя. Об этом говорит и само название первого поэтического сборника Мориака, появившегося в 1909 г «Руки, сложенные для молитвы» / «Les mains jointes». Сборник никому до этого неизвестного поэта из провинции имел успех. Его оценка нашла наиболее яркое выражение в статье М. Барреса, ставшего одним из первых, кто оценил талант молодого поэта. Баррес отметил поэзию Мориака как стихи «умного, деликатного, хорошо воспитанного юноши, от которого ничто не загораживает свет, слишком чувствительного, с ... обманчивой ноткой сластолюбия» / «un garcon... sage, delicat, bien eleve, dont rien n a terni la lumiere, trop sensible, avec une note folle de volupte»1. Вместе тем Баррес-прозорливый критик заметил и некоторую шероховатость стиля и те строки, которые « рождались с трудом» / «de force de l avenir»". Первый поэтический сборник Мориака был воспринят как произведение юноши-сына « счастливых семей» / «les families heureuses». Тема человека и Бога становится определяющей этого пока еще юношеского сборника, как и всего творчества Ф. Мориака. Лирический «плач» Мориака - отголосок его провинциального детства. Источником поэзии Мориака становятся «религия, поэзия, дружба» / «religion, poesie, amitie»3. Именно эти чувства являются определяющими и в первом сборнике, стихи которого, на первый взгляд, соответствуют простоте данных им заглавий: «Друг детства» / «L ami d enfance», «Каникулы» / «les Vacanves», «Грешница» / «La pecheresse». По мнению большинства исследователей, стихотворения Мориака звучат как первый опыт отражения окружающего мира. Юный поэт (так же, как в свое время Расин) описывает окружающие его реалии и свое отношение к ним. Он словно пока еще боится «погружения» в сущность этих явлений, «молчание этих внутренних пространств пугает его» / «le silence de ses especes interieurs l affraie»4. Ту же самую описательная поверхностность исследователи замечали и в стихах Расина, видящего явления окружающего мира со «своей» точки зрения, отдающего приоритет видимости над сущностью.
