Содержание к диссертации
Введение
Раздел I Наказания в виде лишения и ограничения свободы и их исполнение в период до создания Московского государства (K-XIV вв.)
Глава 1. Общее понятие о наказаниях, связанных с лишением и ограничением свободы в древнерусском обществе. Источники первоначального уголовного и пенитенциарного законодательства Руси с
1. Периодизация истории русского права и проблемы освещения первоначального периода формирования и развития законодательства о наказаниях, связанных с лишением и ограничением свободы в литературе с
2. Лишение и ограничение свободы как наказания в византийском праве с
3. Учение о наказаниях, связанных с лишением и ограничением свободы в каноническом праве церкви с
4. Уголовно-правовые воззрения на наказания, связанные с лишением и ограничением свободы в обычном праве Древней Руси... с
Глава 2. Проблема рецепции в древнерусском уголовном праве с
1. Теоретические аспекты проблемы рецепции в литературе по уголовному праву Древней Руси с
2. Рецепция норм иностранного права русским уголовным правом в IX-XIVBB с
Глава 3. Наказания в виде лишения и ограничения свободы в Древней РусиХ-ХР/вв с
1. Формирование законодательства о наказаниях, связанных с ограничением и лишением свободы: параллелизм законодательной практики с
2. Ограничение свободы, его виды и реализация с
3. Лишение свободы, его виды и практика исполнения с
Раздел II. Наказания в виде лишения и ограничения свободы в период создания Русского централизованного государства (XV-XVII вв.)
Глава 4. Законодательство о лишении и ограничении свободы и практика его исполнения в период судебников (XV-XVI вв.) с. 255
I. Уголовно-правовые воззрения на наказание и их законодательное отражение в русском праве периода формирования Московского государства с. 255
2. Виды заключения и его исполнение:
Глава 5. Наказания, связанные с ограничением и лишением свободы в период Соборного Уложения 1649 г с. 319
1. Социально-правовые предпосылки формирования системы наказаний по Соборному Уложению 1649 г с. 319
2. Влияние византийского права на уголовные законы Соборного Уложения и Новоуказные статьи с. 338
3. Лишение свободы по законодательству периода Соборного Уложения с. 371
4. Законодательство о ссылке и практика ее исполнения с. 397
Заключение с. 416
Список использованных источников и литературы с. 425
- Общее понятие о наказаниях, связанных с лишением и ограничением свободы в древнерусском обществе. Источники первоначального уголовного и пенитенциарного законодательства Руси
- Проблема рецепции в древнерусском уголовном праве
- Законодательство о лишении и ограничении свободы и практика его исполнения в период судебников (XV-XVI вв.)
- Наказания, связанные с ограничением и лишением свободы в период Соборного Уложения 1649 г
Введение к работе
Актуальность темы исследования. Проблемы, связанные с историей развития уголовного и пенитенциарного права России, достаточно часто становились предметом анализа в научной литературе. Одно из важнейших мест занимало исследование уголовного наказания как концентрированного проявления карательной деятельности государства".
Традиционно пристальное внимание исследователей привлекают наказания, связанные с лишением и ограничением свободы, в том числе тюремное заключение и ссылка в различных формах ее проявления. Этот интерес отчетливо обозначился в юридической науке со второй половины XIX в. и был обусловлен, во-первых, преобразованиями тюремного ведомства конца 1870-х гг., во-вторых, зарождением самостоятельной отрасли правовой науки — тюрьмоведения, ставшей предтечей оформившегося после октябрьской революции 1917 г. исправительно-трудового (уголовно-исполнительного) права и, наконец, в-третьих, тем, что, начиная с XVIII в. и до начала 1970-х гг. эти два вида наказания были превалирующими в уголовном праве России, можно сказать своеобразными «альфой» и «омегой» русской пенитенциарной системы. В литературе обоснованно признается, например, что тюремное заключение, как разновидность лишения свободы, стало занимать приоритетное место в системе уголовных наказаний уже к середине XIX в.1 Справедливым, в этом отношении, нам представляется и замечание П.Л. Казаряна, отметившего, в частности, в отношении ссылки, что последняя «была не отдельным проявлением, а одной из несущих конструкций всей карательной системы России».2 Даже исключение ссылки из перечня наказаний в 1993 г. не стало фактором, способствовавшим исчезновению научного интереса к ней. Свидетельством тому является появление в новейших научных изданиях предложений о «незамедлительном возвращении» ссылки и высылки в систему наказаний, поскольку их поспеш-
1 См.: Соцкий Ю.Ф. Правовое регулирование исполнения уголовного наказания в
виде лишения свободы в дореволюционной России: Дисс. канд.юрид.наук. - Ря
зань, 1998.-С. 104.
2 Казарян П.Л. Генезис политической ссылки в России: (Конец XV - начало
XIX в.). - Владивосток: Изд. Якутского ун-та, 1999. - С. 3.
ное изъятие из арсенала уголовно-правовых мер без адекватной замены, породило для России трудноразрешимую проблему пресечения межрегиональных преступных связей и миграции профессиональных преступников.1 Литература же по различным проблемам практики лишения свободы столь многообразна и разнопланова, что одно только перечисление работ займет не один десяток печатных листов. Однако, несмотря на столь внушительный объем литературы, состояние изученности вопросов генезиса наказаний (особенно раннего периода IX-XVII вв.) в виде лишения и ограничения свободы в настоящее время нельзя признать удовлетворительным. Нет ни одной работы, в которой интересующий нас предмет рассматривался бы в хронологически законченном виде. Как в дореволюционной литературе, так в советской и современной не создано последовательной, исторически ясной картины развития уголовных наказаний, связанных с лишением и ограничением свободы на доабсолютистском этапе развития Российского государства.
Нельзя не отметить, что «советский период» развития науки уголовного и пенитенциарного права наряду с несомненным вкладом в этой области фундаментальных трудов М.Н. Гернета, И.А. Исаева, М.М. Исаева, И.И. Карпеца, С.С. Остроумова, СВ. Познышева, М.Д. Шар городского, Б.С. Утевского и других ученых, оставил современным исследователям много нерешенных вопросов в исследовании раннего периода генезиса наказания, в том числе лишения и ограничения свободы. Кроме того, видимо в силу причин идеологического характера, в этот период отошли в тень (а если и рассматривались, то крайне фрагментарно, и только с позиций скептицизма и неприятия) вопросы взаимодействия светской и духовной властей в области права, судопроизводства и законотворчества, в том числе, и в области уголовного и пенитенциарного права, серьезно изучавшиеся до 1917 г.
Значительным упущением, в свете вышеизложенного, видится нам отсутствие на протяжении многих десятилетий должного внимания науки к памятникам светско-канонического права (как заимствованным из Византии,
1 См.: Старков О.В., Милюков С.Ф. Наказание: уголовно-правовой и криминопе-нологический анализ. - Спб.: Юридический центр Пресс, 2001, - С. 16-17; Имамов М.М. Виды наказаний и принципы формирования их системы: Дисс. канд.юрид.наук. — Казань, 2004. — С. 9.
так и являющихся собственными разработками русских юристов), представляющим собой основополагающий источник по истории развития уголовного и пенитенциарного права раннефеодальной Руси. С нашей точки зрения, отправной точкой аналитических изысканий в сфере истории древней уголовной и пенитенциарной практики России является не столько конкретно-историческое событие, сколько проблема соотношения и взаимодействия таких общефилософских, обществоведческих понятий, как «церковь» и «государство», «религия» и «право», «наказание» и «покаяние». Идеология советского периода наложила свой отпечаток на использование этих понятий при освещении вопросов применения наказания в эпоху средневековья, вынуждая авторов механически экстраполировать на всю историю церковно-государственных взаимоотношений теорию абсолютной подчиненности церкви интересам российского государства. Подобная однолинейность научного подхода к сложной проблеме сотрудничества государства и церкви в сфере права создала ситуацию, когда целый комплекс проблем выпал из поля зрения исследователей на многие годы. Отсюда проистекает то, что в современных работах, посвященных историческим аспектам наказания почти не предпринимаются поиски новых подходов, не затрагивается связь идеологии с проблемами уголовного права, отсутствует изучение юридической психологии средневековья.
Проведение в Российской Федерации на рубеже XX-XXI вв. правовой реформы, в том числе реформы законодательства, регулирующего назначение и исполнение наказаний, кардинальные изменения в уголовно-исполнительной системе, активизация поиска путей ее эффективности, вновь возродили интерес к историческому опыту законодательного регулирования уголовно-правовых и уголовно-исполнительных правоотношений. В этот период отдельные аспекты истории развития различных наказаний рассматриваются в работах О.В. Андрусенко,П.А. Бондарева, А.В. Борисова, Г.В. Вериной, В.И. Власова, Н.Ф. Гончарова, М.Л. Грекова, М.Г. Деткова, В.К. Дуюнова, СВ. Жильцова, А.И. Зубкова, В.П. Коняхина, К.К. Кораблина, А.В. Малько, А.Я. Малыгина, А.Ф. Марукова, А.С. Михлина, Р.С. Мулу-каева, В.Ф. Некрасова, Д.П. Остапенко, Н.И. Петренко, П.Г. Пономарева, Л.В. Рассказова, В.А. Рогова, А.Е. Скрипи лева, Ю.Ф. Соцкого, Р. Л. Хачатурова, И.В. Упорова, СО. Шаляпина и др.
Однако и эти работы, на наш взгляд, есть только первые шаги в новом понимании и оценке истории законодательства Древней Руси о наказаниях. Тем более авторы, хотя и уделяют внимание этим вопросам в период до XV в., однако основной акцент делают на периоде более позднем. Кроме того, за пределами их исследований остался довольно значительный пласт памятников права IX-XIV столетий. На диссертационном уровне, как правило, авторы вообще стараются избегать вопросов, затрагивающих период развития наказаний в виде лишения и ограничения свободы до XVI в. В обоснование этого подхода высказываются различные аргументы, от радикальных: «история тюремного законодательства по существу начинается лишь с XIX века»1, до традиционных ссылок на авторитет Н.Д. Сергеевского, ограничившегося XVII веком ввиду отсутствия необходимого количества актовых источников. Вместе с тем исследователи совершенно не учитывают материал русских летописей. А ведь именно летописные данные являются одним из основных источников по истории лишения и ограничения свободы до середины XVI в. Ни в дореволюционной, ни в советской литературе летописи системно и последовательно применительно к уголовному и пенитенциарному праву не изучались.
Кроме того, при изучении законодательного материала периода до XVI века существенное значение имеют источники т.н. канонического права и переводные памятники, активно использовавшиеся в древнерусском государстве. Однако они до сих пор остаются без должного внимания у авторов исследований.
Анализ исторического развития наказания с традиционных позиций отечественной науки последних десятилетий, опирающийся на работы Н.Д. Сергеевского, СВ. По-знышева и М.Н. Гернета и экстраполяция их выводов, относящихся к периоду абсолютизма и даже более позднему - буржуазному, на период раннего средневековья, привел к некоторым ошибочным положениям в его оценке.
Всестороннее и полное познание закономерностей становления и развития тех или иных институтов права возможно осуществить путем сравнительного анализа эко-
См.: Пирогов П.П. Тюремная система Российской Империи и ее кадровое обеспечение в XIX - начале XX вв.: Автореф. канд.юрид.наук. - Спб., 2000. -С. 11.
номических, культурных и других групп источников. Но поскольку мы, прежде всего, ставим задачу изучения рассматриваемых явлений с точки зрения уголовного и пенитенциарного права, постольку наш интерес главным образом сосредоточен именно на актах, имеющих отношение к этим сторонам жизни древнерусского общества, т.е. на памятниках права, имеющих уголовно-правовой характер.
Вместе с тем следует отметить, что вопросы развития русского уголовного и пенитенциарного права необходимо рассматривать во взаимосвязи с социально-политическими условиями жизни государства, с уголовной (карательной) политикой, с идеологией государства на разных этапах развития, с религиозными христианскими воззрениями. В самом широком плане, как мы считаем, следует рассматривать соотношения и различия конкретных понятий и норм, регулирующих применение наказания с нормами морали, идеологии и нравственности. Ибо политика в этой сфере во многом зависит от нравственного состояния общества, от уровня его правового сознания. Такой комплексный подход позволяет совершенно по-новому взглянуть на наказания, связанные с лишением и ограничением свободы в истории дореволюционной России и прийти к принципиально новым концептуальным оценкам их развития на различных исторических этапах.
Цели и задачи исследования. Целью диссертационного исследования является разработка теоретических основ и обоснование концепции системы параллельного законодательства Русского государства IX-XVII вв., регулировавшего назначение и исполнение наказаний, связанных с лишением и ограничением свободы. Такая постановка проблемы обусловила необходимость решения следующих задач:
привлечь в принципиально новом ключе положения специфических памятников светско-канонического права, нарративных памятников как источников рассматриваемой проблемы и увязать их с законодательством Русского государства IX-XVII вв.;
- показать зависимость наказаний от идеологии и
правосознания эпохи;
- проследить возникновение и основные этапы разви
тия феномена параллелизма законодательства о лишении
и ограничении свободы в русском праве;
- выявить закономерности формирования и внутренне
го строения системы параллельного законодательства Рус
ского государства IX-XVII вв.;
- установить и описать круг нормативных источников двух законодательных систем русского права о наказаниях, связанных с лишением и ограничением свободы;
- проанализировать и классифицировать элементарный
состав в этих системах, выявить проблемы коллизионности
и эффективности применения отдельных элементов систем
в практике назначения и исполнения наказаний, связанных
с лишением и ограничением свободы периода IX-XVII вв.;
- критически осмыслить имеющиеся в теории кон
цепции развития наказаний, связанных с лишением и ог
раничением свободы, в первую очередь на ранних этапах
их формирования;
изложить и обосновать авторскую трактовку проблемы разграничения институтов лишения и ограничения свободы в русском праве IX-XVII вв.;
изучить отличительные черты и механизмы реализации правовых норм и предписаний, регламентирующих назначение и исполнение наказаний, связанных с лишением и ограничением свободы в национальном законодательстве Руси и системе заимствованного светско-канонического права;
определить социальные, правовые и канонические основания первоначальной пенитенциарной практики, выявить ее истоки в христианской и византийской традициях;
на основе исторического опыта обосновать предложения по совершенствованию правового регулирования наказания в российском уголовном праве, в частности его видов, связанных с лишением и ограничением свободы.
Объект и предмет исследования. Объектом диссертационного исследования является система общественных отношений, связанных с законодательным регулированием и применением наказаний в виде лишения и ограничения свободы в историческом аспекте.
17редмет исследования составляет совокупность законов, иных нормативных актов и предписаний уголовно-правового, уголовно-исполнительного, канонического характера, регламентирующих установление и реализацию наказаний, связанных с лишением и ограничением свободы в Русском государстве IX-XVII вв. и зарубежных госу-
дарствах, а также деятельность правоприменительных органов и должностных лиц по реализации предусмотренных актами положений.
Источниковуго базу диссертации составляют международно-правовые акты Древнерусского государства (договоры Руси с Греками 907, 911, 945, 972 гг.; Договор Новгорода с Готским берегом и с немецкими городами 1189-1199 гг., Договор Смоленска с Ригою и Готским берегом 1229 г., Соглашение Смоленска с Ригою и Готским берегом 1230- 1270 гг.); законодательные акты Древней Руси (Русская Правда, княжеские указы, уставы и уставные грамоты: Псковская судная грамота, Двинская уставная грамота, Белозерская уставная грамота; губные грамоты и иной актовый материал XIV-XVII вв.; Судебники 1497, 1550, 1589, 1606-1607 гг.; Соборное Уложение 1649 г., Новоуказные статьи 1669 г.); заимствованные иностранные правовые акты светско-канонического характера (Codex Iustiniani, Digesta Ivstiniani, Novellae leges Justiniani, Institutiones Justiniani, Codex Theodosianus, Basilicorum libri LX, Lex Salica, Leges Alamannorum, Lex Baivariorum, Номоканоны Фотия, И. Постника, И. Схоластика; Эклога, Прохирон, Закон Судный людем, Книги законные, Земледельческий закон, покаянные номоканоны (пенитенциалы и канонарии), Синтагма Матфея Вла-старя, Литовский Статут 1529, 1588 гг.); составленные на их основе древнерусские уставы и правовые сборники X -XVII вв. (Устав Владимира, Устав Ярослава, Правосудие митрополичье, покаянные номоканоны Русской Православной церкви, Кормчие в различных редакциях, Мерило праведное), Уголовный и Уголовно-исполнительный кодексы Российской Федерации, а также практика их применения.
Эмпирическую основу диссертации составили материалы фондов Российской государственной библиотеки, Государственной публичной исторической библиотеки, библиотеки МГУ им. М.В. Ломоносова, Научной библиотеки им. Н.И. Лобачевского Казанского государственного университета; фондов библиотек "Centre for Studies on the Classical Tradition in Poland and East Central Europe" (OBTA) (Варшавский университет), "East-Central European School in the Humanities" (MSH) Artes Liberates Institute (г. Варшава), а также материалы, предоставленные ординарным профессором Римского университета "La Sa-pienza" Р, Catalano (г. Рим, Италия) и профессором "Sec-
onda Universita degli Studi di Napoli" O. Sacchi (г. Неаполь, Италия).
Методологической базой исследования являются общенаучный диалектический метод познания, предполагающий изучение правовых явлений и понятий в их развитии и взаимообусловленности, и частно-научные методы: исторический, системно-структурный, логико-юридический (догматический), сравнительный и др.
Теоретической базой исследования послужили концептуальные положения общей теории права, отечественного уголовного и уголовно-исполнительного права; труды по уголовному праву и истории права досоветского периода Е. Анучина, Д.И. Багалея, С. Баршева, И.Д. Беляева, А.Ф. Бернера, А. Богдановского, С. Буд-зинского, С.Н. Викторского, М.Ф. Владимирского-Буданова, Н. Генкина, В.М. Грибовского, Ф. Деппа, И.И. Дитятина, Н. Дювернуа, В.В. Есипова, Н.Д. Иванишева, К.Д. Кавелина, Н.В, Калачова, П.Д. Калмыкова, И.И. Карпеца, А.Ф. Кистяковского, М.А. Колчина, А.П. Куницына, В. К у с -терского, Н. Ланге, В.Н. Латкина, Ф. Леонтовича, В.Н. Леш-кова, А.В. Лохвицкого, М.М. Михайлова, К.А. Неволина, И.Е, Неймана, Н. Неклюдова, В.Н. Никитина, М.А. Оболенского, А. Палюмбецкого, СВ. Познышева, А. Попова, А. Рейца, Д. Семеновского, Д.Я. Самоквасова, В.И. Сергеевича, Н.Д. Сергеевского, И. Снегирева, И.М. Собести-анского, В. Сокольского, И.И. Срезневского, В. Строева, Н.А, Стручкова, А.А. Сухова, Н.С. Таганцева, Д.Г. Таль-берга, Г.Г. Тельберга, Н.И. Тиктина, Ю.М. Ткачевского, Г. Успенского, И.Я. Фойницкого, Б.Н. Чичерина, М.П. Чубинского, Ф. Шулина, Ф.Г. Эверса, Th. Mommsen'a, W. Macie-jowsk'oro, J. L e 1 e w e 1' я и др. Использованы также фундаментальные труды по истории России Н.М. Карамзина, В.О. Ключевского, Н.И. Костомарова, СМ. Соловьева, В.Н. Татищева, М.П. Погодина.
С учетом рассматриваемых вопросов в диссертации использованы основополагающие труды по каноническому и переводному византийскому праву М. Бенеманского, И.С Бердникова, П.В. Верховского, М.И. Горчакова, Н. Заозерского, Н. Ильинского, епископа Иоанна, иеромонаха Каллиста, В.Ф. Кипарисова, Н.П. Кондакова, М.Е. Крас-ножена, П. Лашкарева, А.П. Лебедева, И. Милованова, В.А. Нарбекова, епископа Никодима, иеромонаха Николая (Ярушевича), священника А. Николина, М.А. Остроумова,
А.С. Павлова, Н.Г. Попова, Г.А. Розенкампфа, СИ. Смирнова, Н. Соколова, Н.С. Суворова, И.П. Хрущова.
В своих выводах диссертант опирался также на труды советского и современного периодов Р. Амирова, В. Андрюлиса, А.В. Арциховского, П.Н. Астапенко, В.И. Власова, Н.Ф. Гончарова, М.Н. Гернета, А.И. Гурова, М.Г. Дет-кова, В.К. Дуюнова, А.А. Зимина, А.И. Зубкова, В.И. Зуб-ковой, И.А. Исаева, П.Л. Казаряна, К.К. Кораблина, Л.Л. Кофанова, А.В. Малько, А.Ф. Марукова, СВ. Жильцова, П.П. Епифанова, А.Г. Манькова, Л.В. Милова, С.Ф. Милюкова, М.Г. Миненка, А.С Михлина, А.В. Наумова, Д.П. Остапенко, С.С Остроумова, В.И. Пичеты, Р.Г. Пихои, П.Г. Пономарева, Л.П. Рассказова, В.А. Рогова, А.Д. Рудокваса, М.Б. Свердлова, П.П. Смирнова, А.С Смыкалина, К.А. Софроненко, Ю.Ф. Соцкого, И.Г. Спасского, О.В. Старкова, Ф.Р. Сунду-рова, М.Н. Тихомирова, Г.А. Туманова, Р.Л. Хачатурова, И.В. Упорова, Б.С Утевского, В.А. Уткина, Г.Г. Фруменко-ва, В.М. Чернова, СО. Шаляпина, М.Д. Шаргородского, И.П. Шаскольского, Я.Н. Щапова, А.В. Щеголева, СВ. Юшкова, В.Л. Янина и др.
В работе использованы труды по философии, социологии права, лингвистике.
Научная новизна диссертационного исследования со
стоит в том, что в нем, впервые вводятся в научный обо
рот ранее неисследованные источники светско-
канонического права Древнего Рима, Византии, Европы
раннего средневековья и Древней Руси для углубления по
нимания истоков современного уголовного и уголовно-
исполнительного законодательства.
На этой основе выработана концепция генезиса и последующего развития наказаний в виде лишения и ограничения свободы в русском уголовном праве IX-XVTI вв. В частности сформулированы положения об основных этапах развития феномена параллелизма законодательства о лишении и ограничении свободы в праве Древней Руси, а также выявлены закономерности формирования и внутреннего строения системы параллельного законодательства.
Впервые на монографическом уровне, проанализирована рецепция в русском уголовном праве норм иностранного права применительно к наказаниям, связанным с лишением и ограничением свободы за период IX-XVII вв.
Обоснована трактовка проблемы разграничения наказаний, связанных с лишением и ограничением свободы в древнерусском праве.
На основе исторического опыта применения уголовно-правовых и пенитенциарных норм обоснованы научные рекомендации по совершенствованию законодательного регулирования и применения наказания.
а_ защит_х__в_ыносятся следующие положения, являющиеся результ_а^т_ом_диссертационного исследования: " 1) Периодизация феодальной истории развития институтов лишения и ограничения свободы в Русском государстве включает в себя два основных этапа: IX-XIV вв. и XV-XVII вв., разделение на два временных отрезка обусловлено спецификой формирования механизма реализации уголовных кар в древнерусском праве.
2) Положения, относящиеся к источникам становления законодательства Руси IX-XIV вв. о наказаниях, связанных с лишением и ограничением свободы:
- византийское уголовное право, как источник древ
нерусского законодательства, формировалось под влия
нием двух глобальных начал в истории мировой цивили
зации: римского права и христианства - отсюда отсутст
вие точно установившихся границ между юрисдикцией
духовной и светской власти в вопросах назначения и ис
полнения наказаний. Параллельное использование госу
дарственной властью Византии в уголовном праве как
светских, так и церковных законов впоследствии было
воспринято Русским государством. Именно заложенные в
юстиниановых кодексах правовые традиции оказали ре
шающее влияние на формировании в последующем пени
тенциарной практики, как на Западе, так и на Востоке (в
Русском государстве). Наказание здесь рассматривается в
большей степени не как страдание, а как смирение, нрав
ственное очищение и удовлетворение, отсюда лишение
свободы в древнерусском праве представлялось видом
особенного церковного смирения, не столько карающим
преступника, сколько возвышающим и очищающим его
душу. Приговор преступника к тюремному заключению
рассматривался делом душеспасительным;
- лишение свободы в специфической форме мона
стырского заключения находит свое воплощение в Визан
тии. Эту новую форму приносит с собой христианская
церковь, первоначально как один из видов церковного
наказания, позднее, активно использовавшуюся светской
властью Русского государства. Уже к XII в. в учении
христианской церкви о наказаниях формируется понятие
о двух его видах и, соответственно, о двух его целях: а)
исправлении, выражающемся в стремлении возбудить в преступнике чувство раскаяния и решимости удерживаться в будущем от деяний, которые привели его в данный момент на суд церкви и, б) возмездии за совершившееся преступление;
на первоначальном этапе развития славянского общества наказание являлось частной мерой реагирования племени на поведение, противоречащее нормам обычного права, а не властным актом государства. Поэтому древнерусское общество не нуждалось в специальных органах, исполнявших наказания даже в период становления и функционирования государства. Обычному праву древних славян, как и окружавших их соседних племен, было чуждо наказание в виде лишения свободы. Сдерживающим фактором к распространению наказаний, связанных с лишением свободы, являлись традиционные нормативные установки древних славян в части отношения к статусу свободного члена племени;
установления Эклоги были использованы древнерусскими юристами при создании уголовных предписаний Древнейшей Правды;
с конца X в. в Русском государстве возникает система новых нравственно-религиозных преступлений и наказаний, переданных ведомству и суду церкви по правилам Номоканона и княжеским уставам о церковных судах, а в понятиях о светских преступлениях, под воздействием византийского права, на первый план выдвигается публичный вред преступления, как нарушения порядка общежития, установленного и охраняемого государственной властью. Формируется «церковное уголовное право», в рамках которого, начинают распространяться наказания, связанные с лишением или ограничением свободы, применявшиеся в сфере охраны новых семейно-брачных отношений, охраны православной религии и церкви в новом для нее обществе;
с периода XIII-XIV вв. русская юридическая догма значительно приближается к византийской, даже в тех пунктах, в которых прежде существовало между ними принципиальное различие. Это, прежде всего, касается такой цели наказания как устрашение;
3. Положения, относящиеся к истории формирования и развития наказаний, связанных с лишением и ограничением свободы на Руси IX-XIV вв.;
- к наказаниям, связанным с ограничением свободы
относятся: изгнание (поточение), ссылка (высылка). К на-
казаниям, связанным с изоляцией (лишением свободы) -заточение в дыбу, в погреб, в железа; заточение в тюрьме, в монастыре, некоторые виды епитимий, предполагавшие «отдачу в монастырь» и арест при церковном доме. Главным критерием такого разграничения для этого архаичного периода развития права о наказаниях является степень ограничения свободы передвижения;
к XIV в. под влиянием рецепции канонического права, византийской и собственно русской правовых традиций, в практике использования монастырей как мест заключения оформились несколько основных направлений, получивших свое развитие в последующие столетия: а) насильственный постриг, в целях избежания наказания по суду (а позже и внесудебных преследований со стороны власти, т.н. «опалы») и в целях устранения с политической арены противников действующей власти или вообще нежелательных для государства лиц; б) монастырское «подначальство»; в) монастырское «смирение»;
первоначальные формы, в которых протекало монастырское заключение, были максимально приближены к требованиям христианских канонов. Процесс обмирщения и огосударствления монастырского заключения через вмешательство светской власти в практику его применения и через заимствование самой церковью светских юридических норм и форм наказания, присущих средневековому государству, начался уже в удельную эпоху, что создавало определенную правовую почву для дальнейшего расширения практики использования монастырского заключения в церковной и государственной наказующей деятельности в связи с укреплением карательной системы Московского государства и усилением давления светской власти на административно-правовые институты церкви;
4. Положения, относящиеся к истории формирования и развития наказаний, связанных с лишением и ограничением свободы в Русском государстве XV- XVII вв.:
с XV в. в карательной доктрине Русского государства, по мере укрепления великокняжеской власти и формирования абсолютизма, на место духовно нравственных начал в сфере применения наказания приходят прагматические соображения в виде нейтрализации противников власти, получения материальной выгоды;
на протяжении XV-XVI вв. институт лишения свободы развивается в русской правовой практике в двух основных формах: тюремного и монастырского заключения. Во-
дораздел между двумя формами лежит не во внешних атрибутах этих наказаний, таких как изоляция заключенного от внешнего мира, наличие охраны и т.п., а в философии церковных покаянно-епитимийных действий,(где объективно в центре наказующей деятельности стоит личность), еще не подменной к тому времени идеями о карательном характере наказаний;
используемая в законодательных актах XVI-XVII вв. формулировка «до государева указу» оставляла возможность содержать преступника в тюрьме до подлинного исправления, что соответствовало принятой карательной доктрине. Источником подобного взгляда на тюремное заключение как на меру покаяния и исправления преступника, является каноническое право;
с утверждением крепостнического права в период после издания Соборного Уложения 1649 г., формируются представления о безжалостном искоренении преступности, а наказание рассматривается сугубо с карательных позиций. Снижение социальной роли имущественных наказаний было обусловлено отказом от подхода к наказанию как к частноправовому явлению. Государство узурпировало право не только наказывать преступников, но и получать удовлетворение в плане компенсации причиненного вреда и расходов, связанных с привлечением к уголовной ответственности;
Соборное Уложение произвело унификацию всех правовых систем (собственно русской и византийской), действовавших на русской почве до середины XVII в. Институты церковного и светского права Византии, касающиеся непосредственно наказаний, отныне перестали быть сферой применения византийского права — вся эта обширная область была инкорпорирована в единый комплекс социальных отношений, регулируемых заново созданным общегосударственным сводом законов;
применение лишения свободы в XVII в. показывает, что оно строго развивалось по двум направлениям: по отношению к профессиональной и непрофессиональной преступности. Доминирующее значение приобретают краткие сроки заключения;
быстрое развитие института ссылки в XVII в. обусловливается наибольшей приспособленностью этого наказания для задач и целей государственного управления в период существенного прироста территории. Именно на примере ссылки впервые наиболее явно проявляется, но-
вая цель наказания «использовать принудительный труд преступников для нужд государства»;
- в русском праве XV- XVII вв. формируется прообраз
системы наказаний: перечень видов наказаний не являлся
беспорядочным, складываются определенные элементы
системы (виды наказаний и их группы: а) наказания, не
связанные с лишением и ограничением свободы и б) нака
зания, имеющие свои объектом свободу передвижения и
выбора места пребывания и жительства) и, наконец, на
блюдаются элементы взаимодействия системы наказаний с
другими системами, в частности с системой покаянно-
наказующей (пенитенциарной) деятельности церкви, яв
лявшейся предтечей некоторых мер уголовно-правового
характера (направление преступника в монастырь на по
каяние, взамен реального уголовного наказания, можно
расценивать как сочетание принудительной меры воспита
тельного воздействия с принудительной мерой психолого-
медицинского характера - «исцеление души»);
5. Положения, относящиеся к использованию исторического опыта по совершенствованию института наказания в российском уголовном праве:
- ужесточение карательной политики государства объ
ективно приводит к отчуждению от общества преступных
элементов, снижению нравственного порога в обществен
ном сознании. При подходе к наказанию как сугубо кара
тельному, репрессивному средству борьбы с преступно
стью, общество оказывается в порочном круге;
наиболее перспективным направлением повышения социального эффекта наказания представляется усиление в нем духовно-нравственных начал. Восприятие наказания как нравственного императива общественным сознанием и личностью самого преступника позволит выполнять созидательную, а не сугубо репрессивную роль в плане исправления осужденного и предупреждения новых преступлений;
современный законодатель не уделил должного внимания цели исправления осужденного в УК РФ, наполняющей социальную сущность наказания созидательным началом. Это проявляется при регламентации освобождения от уголовной ответственности, условно-досрочного освобождения и ряда других институтов, и приводит к выхолащиванию социальной сущности наказания в ее современном понимании, к отказу от единственно перспективного направления его развития в плане насыщения ресо-
циализационными и предупредительными ресурсами. Отказ от цели исправления осужденного, к чему призывают некоторые авторы, означает возврат к взглядам на наказание как акт возмездия. В центре уголовно-правового и пенитенциарного воздействия должна быть личность;
в механизме исправительного воздействия на лиц, совершивших преступление, главенствующее положение должно занимать нравственное воздействие на личность осужденного. Исполнение любого вида наказания должно в большей или меньшей степени, дополняться интенсивным воспитательным воздействием на осужденных, в том числе путем возложения на них дополнительных обреме-ний морально-воспитательного характера;
повышение ресоциализационного эффекта наказания можно обеспечить с помощью введения уголовно-правовых мер, сопряженных с нравственно-психологическим воздействием на осужденного — доведение приговора до публичного сведения, временное лишение политических, гражданских, семейных прав и др.;
в центре законодательной регламентации наказания должен находиться концептуальный подход, направленный на повышение его ресоциализационного и предупредительного ресурса путем включения в систему наказаний и иных средств уголовно-правового характера, направленных на психолого-нравственное воздействие на осужденных, дополнения исполнения отдельных видов наказаний целенаправленным исправительным воздействием на осужденных, активным использованием институтов гражданского общества (в том числе и церкви) в работе с осужденными и осуществлении контроля за их поведением.
Научная и практическая значимость диссертации заключается в том, что сформулированные в ней научные положения и выводы могут быть использованы при дальнейшем теоретическом исследовании вопросов генезиса и развития институтов лишения и ограничения свободы и их функционирования в рамках уголовного и уголовно-исполнительном права.
Диссертация восполняет пробел в науках уголовного, уголовно-исполнительного права, истории права и государства.
Материалы диссертации могут быть реализованы в учебном процессе при преподавании уголовного права, уголовно-исполнительного права, истории права и госу-
дарства, а также и различных спецкурсов в юридических учебных заведениях.
Апробация результатов диссертационного исследования. По различным аспектам темы исследования соискателем опубликовано более 2 0 научных работ, в том числе две монографии (28,56 п.л.), учебники и учебные пособия (30 п.л.), иные научные публикации (5 п.л.), в том числе пять публикаций в периодических научных изданиях, рекомендованных ВАК.
Результаты проведенного исследования докладывались и обсуждались на научных семинарах кафедр: уголовного права КГУ, публичного права России и зарубежных стран Мар-ГУ, уголовно-правовых дисциплин МФ МОСУ; на ежегодных научных конференциях МарГУ и МФ МОСУ; на международных, региональных и межвузовских научно-практических конференциях, в том числе: Двадцатая Всероссийская заочная научная конференция «Смутное время. История и современность» (2000 г. СПб.), «Международная научно-практическая конференция «Состояние и перспективы научного обеспечения организации воспитательной работы с осужденными» (2001 г. Вологда: Министерство юстиции РФ, ГУИН Минюста РФ, ВИПЭ Минюста России), Научно-практическая конференция «Роль органов юстиции в становлении и укреплении институтов государственной власти» (2002 г. Казань), Научно-практическая конференция «Проблемы социально-криминологической и правовой профилактики безнадзорности и правонарушений несовершеннолетних в современных условиях» (2002 г. Йошкар-Ола: Генеральная Прокуратура РФ, Прокуратура РМЭ, Правительство РМЭ), II научно-практическая конференция «Вопросы современной социальной политики: региональный аспект (2002 г. Ярославль: ЯрГУ им. П.Г. Демидова: РАГС: МГИ-МО), III международная конференция «Римское частное и публичное право: многовековой опыт развития европейского права» (2003 г. Ярославль-Москва: АН РФ, МГУ им. М.В. Ломоносова, ЯрГУ им. П.Г. Демидова, CRI-Italia), а так же в период стажировки в МГУ им. М.В. Ломоносова (2002 г.) и в ходе работы III и IV сессии «Scuola Intern azionale di Diritto Romano» (2003 и 2004 г. Варшава, Варшавский университет) и др.
Материалы диссертационного исследования используются в процессе преподавания в МарГУ, МФ МОСУ, Чебоксарском филиале Нижегородской академии МВД РФ, Северо-Кавказском ГТУ курсов уголовного права, уголовно-
исполнительного права, истории отечественного государства и права, спецкурса «Институт наказания в российском уголовном праве»; при проведении занятий по служебной подготовке с личным составом УИН Минюста РФ по Республике Марий Эл.
Общее понятие о наказаниях, связанных с лишением и ограничением свободы в древнерусском обществе. Источники первоначального уголовного и пенитенциарного законодательства Руси
Профессор В.И. Сергеевич в официальном оппонировании 3 февраля 1870 г. на докторское сочинение С. Шпилевского «О семейных властях у древних славян и германцев» отметил, что труд научный, значительно выигрывает в целостности изображения, если автор ограничился каким-либо определенным периодом времени, представляющим единство юридической жизни.1 Соответственно, приступая к своему исследованию, мы должны были вычленить такой период в истории русского права, обладающий, с одной стороны, внутренним единством, с другой стороны, явления которого еще не стали объектом пристального изучения предшествующих исследователей. На наш взгляд, таким требованиям в истории развития институтов лишения и ограничения свободы отвечает период IX в. - до начала XVIII в. Безусловно, отдельные периоды истории этих институтов изучались и нашли отражение в статьях и научных трудах российских историков и правоведов. Однако комплексное монографическое исследование развития права о наказании посредством лишения и ограничения свободы в период средневековой истории России (до XVTII в.) отсутствует.
В принципе, более общее подразделение истории не только права, но и вообще истории развития Русского государства на так называемый период допетровской Руси и период со времени правления Петра I (период новой истории России) это несомненный факт, признанный как в исторической, так и в юридической научной литературе, а потому, на наш взгляд, не имеет смысла еще раз «открывать Америку», исследуя заново обоснованность подобной периодизации. Добавим лишь, что с точки зрения правовой составляющей периода, ставшего объектом нашего изучения, нам интересно было в первую очередь проследить явление параллелизма законодательства о лишении и ограничении свободы, когда наряду с национальным законодательством о наказаниях, представленным Русской Правдой, Псковской судной грамотой, судебниками и другими общеизвестными памятниками права, активно сосуществовало и законодательство иностранное (в первую очередь переводные памятники права Византии), каноническое право, сыгравшие не последнюю роль в формировании этих институтов в России. Это явление параллелизма прослеживается именно в первом — древнем периоде развития русского права.
Среди историков права можно, для примера, назвать Ф. Леонтовича, подразделявшего всю историю русского права на древнюю и новую , К.А. Неволи-на, также считавшего концом древнего периода петровское время: «Петр внес в народную жизнь новое движущее начало и этим положил твердую границу меж-ду старым и новым миром» и др. Несколько больший временной отрезок включает в первоначальный период развития карательной деятельности государства СВ. Познышев: «В развитии карательной деятельности государства... можно отметить два периода. Первый тянется с возникновения этой деятельности до конца XVIII века...».3 В качестве критерия подобного разделения он избрал внешнюю составляющую сущностного содержания законодательства о наказаниях - стремление к мести и устрашению, характерные, по его мнению, именно для первого периода истории развития русского государства. Однако, на наш взгляд, такой критерий не может быть универсальным средством для оценки законодательства на всем протяжении первых XVIII столетий истории русского государства и вовсе не годится для характеристики русского законодательства о лишении и ограничении свободы до середины XVI в.
Непосредственно сам первый период истории развития права подразделяют в литературе на несколько этапов, основываясь на различных критериях такого разделения.1 Деление периодов по различию источников права (на период обычного права Русской Правды, период частных законов и период общих или московских законов) проведено в работах Ф. Леонтовича, Н. Никольского и А. Чебышева-Дмитриева.
В современных исследованиях, как правило, древний период разделен на две части: IX-XV вв. - истоки уголовного права (период формирования государственности), XV-XVII вв. - период, где ясно обнаружились тенденции к образованию централизованного государства и созданию абсолютной монархии (или период московский). Иногда нижняя граница второй части отодвигается до XIV в.3 Исследователи идут здесь вслед за мнениями Л.В. Черепнина и A.M. Сахарова, предложивших такую периодизацию в своих фундаментальных трудах, посвященных вопросам образования Русского централизованного государства.1
Подобное разделение, на наш взгляд, вполне обосновано исторической наукой и основывается на социально-экономических и политических факторах в истории Российского государства. Что касается правовых составляющих процесса развития законодательства о наказаниях, связанных с лишением и ограничением свободы, то мы выделяем первый этап — EX-XTV вв. как время складывания концепции уголовных кар в Древнерусском государстве, основанной на отношении к личности христианской идеологии, когда лишение и ограничение свободы регулировалось нормами, содержащимися в переводных и канонических памятниках права, когда происходил процесс «вживления» этих норм в правовую систему Руси.
Для второго этапа (XV-XVII вв.) характерным становится усиление роли государства в карательной доктрине, что определялось вполне конкретной причиной — борьбой за суверенитет и национальную независимость. Национальная идея играет в исследуемой области права решающее значение. Государство становится гарантом этой идеи и до середины XVI в. максимально учитывает нор-мы морали, религии, традиции, вытекающие из нее. Однако со времен Ивана Грозного, когда сословно-классовые коллизии в государстве, материальное неблагополучие народа, бремя материальных взысканий привели к истощению духовых сил сословий и соответственно к разрушению национального единства и национальной идеи, государство как гарант, обязанный следовать традициям карательной доктрины, «подменяется» личностью монарха. В XVII в. гипертрофированный статус власти уже вполне реален: уголовное право защищает личность самого монарха, а не национальную власть.
Проблема рецепции в древнерусском уголовном праве
С точки зрения внутренней структуры своей содержательной сущности право представляет собою чрезвычайно сложное явление. Новаторство и традиционализм, самостоятельность и заимствование, оригинальность и подражание -эти черты, кажущиеся на первый взгляд несовместимыми, антагонистическими и даже взаимоисключающими, в реальной жизни составляют непременные атрибуты того противоречивого единства, каковым является правовая система данного общества. При этом, как совершенно справедливо отмечает В.В. Кучма, заимствование и подражание сообщают правовой системе отнюдь не больший элемент ущербности, чем привносят достоинств в ее самостоятельность и оригинальность.1 «Ибо когда человек или народ что-нибудь берет, заимствует у другого, он не перестает быть тем, чем был прежде».2 Сложность данной проблемы состоит еще и в том, что со времен создания Правды Ярослава древнерусские юристы «отказались от буквального копирования чужеземных законов и правил. Теперь они ими лишь руководствовались, вырабатывая свои, местные законы и установления, сохраняя невидимое влияние чужеземных сводов на общие принципы выбора объектов юридической проработки, структуры местных юридических сводов и лишь в некоторых случаях прибегали к параллельному дублированию юридических казусов».
Найти следы столь умной и творческой работы, разумеется, не столь легко. Может быть, поэтому, исследователи прошлого, ориентируясь обычно на тривиальные текстовые и смысловые совпадения, никогда не проявляли единодушия в поисках того или иного иностранного влияния. Часть из них, придерживаясь общих концепций и опираясь на те или иные конкретные аналогии, признавали скандинавское и германское влияние на правовую систему Руси (Струбе де Пирмонт, Н.М. Карамзин, Ф.Л. Морошкин, МЛ. Погодин, L.K. Goetz, Е.Н. Щепкин, Е.Ф. Карский, А.Е. Пресняков и др.). Так, Н. Иванишев говорил о безусловном влиянии на древнерусское право германского элемента.1 №Н: Погодин, вслед за Ф.Г. Эверсом, решительно высказался за то, что первоначальное русское законодательство в полном его составе, есть заимствование норманского права, а такие институты, как месть, вира, испытание железом и проч. имеют своим источником германское право.2 Данной теории придерживался и Ф. Депп, считавший, что первоначальное право периода Русской Правды есть заимствование германского законодательства.3 «Долгое время считали, - писал по этому поводу К.Д. Кавелин, - что не было таких отношений древне-русской жизни, в которых бы не видели влияния или простого заимствования у немцев». Это объяснялось, по его мнению, тем обстоятельством, что первые исследователи русской истории были иностранцы, главным образом - немцы. «Ближе знакомые с немецким правом, - продолжает К.Д. Кавелин, - они вместе с тем придали огромное значение германскому элементу, заметному в первоначальной нашей истории. Там, где оба элемента (германский и славянский) были только сходны, почти тождественны, там увидели заимствование».1 Этой же точки зрения придерживались И.И. Дитятин, Н.И. Костомаров и В.И. Сергеевич, указывавшие, что сходство законов и учреждений у германцев и у славян представляется недостаточным основанием для вывода о заимствовании последними у первых этих законов и учреждений, ибо сходство свидетельствует не о заимствовании, а об аналогичном правообразовании при одинаковых условиях у народов, стоящих на одинаковых ступенях развития.
С указанными авторами полемизировал Н.С. Суворов, приводя в пример значительные межгосударственные связи с варягами во времена Ярослава и его сыновей. «Таким образом, - писал он, - вопрос о влиянии германского права на памятники древнего русского законодательства должен быть рассматриваем и разрешаем так или иначе, при предположении полной исторической возможности такого влияния».3 Подобные рассуждения нельзя признать необоснованными. Действительно некоторые нарративные источники указывают на достаточное наличие варяжского элемента в русских землях времен сыновей Ярослава. Так, в своем «Слове о вере крестьянской и о латынской» преподобный Феодосии Печерский скорбит о том, что вся русская земля «исполнилась» варягов. Вместе с тем, мы не можем с уверенностью говорить на основании данного фрагмента о каком-либо существенном прямом влиянии на становлении института наказания в уголовном праве Древней Руси варяжского или германского элементов. Един- ственным достоверным свидетельством заимствования терминологии из германского уголовного права является на Руси тюремное заключение от немецкого «thurm» - башня, где устраивались подземные тюрьмы. В свое время это предположение сделал М.Ф. Владимирский-Буданов, да и то, он соотносит это заимствование со «сведениями более поздней эпохи».1 Другое дело, если мы будем говорить об опосредованном влиянии, причем влиянии, в первую очередь, не чисто германского или норманского уголовного права, а права канонического западной церкви. И здесь Н.С. Суворов был, безусловно, прав, признавая такое влияние на формирование доктрины русского уголовного права как в целом, так и в частности, касательно вопроса о формировании системы наказаний, первоначально в рамках церковно-уголовных наказаний. Подтверждением его гипотезы может служить широкое распространение и применение в Древнерусском государстве такого сборника, как «Заповеди святых отец», являвшегося, как доказал Н.С. Суворов, переводом одного из латинских пенитенциалов, т.е. тех сборников, в которых содержались правила о покаянии и епитимиях за разные грехи,2 Это влияние прослеживается и в некоторых статьях «Закона Судного», о чем более подробно будет сказано в следующем параграфе нашей работы.
Законодательство о лишении и ограничении свободы и практика его исполнения в период судебников (XV-XVI вв.)
Рассматриваемый период XV-XVI вв. был временем создания и укрепления централизованного Русского государства и единого русского права. Эти процессы были закономерными и неизбежными явлениями на определенном этапе феодального общества. Активизация законодательной деятельности государственной власти, наблюдавшаяся уже с XV в., сопровождалась стремлением к централизации, объединению начал права, действовавшего на Руси в эпоху удельных государств.1 Следствием отмеченных процессов в развитии русского права было дальнейшее совершенствование приемов и навыков, способов формулирования юридических норм, обработки законодательного материала. Характеризуя эволюцию русского права в XV-XVI вв., А. Станиславский писал, что «при таком состоянии источников права задача законоведцев стала гораздо труднее: частию потому, что материал, подлежащий их изучению, был теперь гораздо обильнее прежнего; частию и в особенности потому, что в практике приходилось часто сличать разнородные постановления законодательной власти как между собою, так и с льготными грамотами и обычаями местными; частию, наконец, потому, что обнародование законов, состоявшее преимущественно в прокликаний на торгах, было весьма недостаточно для доставления знакомства с их содержанием».2 Вместе с тем, несмотря на изменения русского права, происходившие на протяжении всего предшествующего периода до XV в., сохранялась его характерная черта, «отличавшая юридический язык Руси от западноевропейских стран, где юридический язык - совокупность понятий, терминов, которыми выражаются правовые нормы, - был понятен лишь специалистам. В России язык права не был столь отвлеченным, узкоспециальным, а по существу совпадал с обыденным, народным языком».1 Во всяком случае, процесс формирования отвлеченных, абстрактных правовых категорий, подобных тем, которыми оперировали западноевропейские юристы, в России шел крайне медленно. Правосознание только вступало на путь осознания новых культурно-юридических ценностей. Объяснение этому кроется, на наш взгляд, в первую очередь в замедленности темпов развития гражданского оборота, товарно-денежных отношений (как последствие монгольского владычества), вследствие чего не возникало большой потребности в такого рода правовых категориях. Оценочная сторона юридических понятий привносилась государством из правоприменительной практики.
Важнейшим фактором ускоренного формирования в праве западноевропейских стран специализированного категориального аппарата была рецепция римского права. Сходное воздействие оказал на развитие русского права византийский вариант римского права. По словам С. Шпилевского, «влияние византийского права выражается не только в отношении материальном, но и формальном. Кормчая расширяла кругозор юридических понятий, приучила возводить факты в понятия; являются новые технические юридические выражения».2 Однако это влияние долгое время не могло иметь того эффекта, которое имело влияние римского права на западноевропейскую юриспруденцию. Во-первых, византийское право уступало классическому римскому праву именно с точки зрения формально-юридической: его понятия, терминология были сравнительно неопределенны, расплывчаты, носили более конкурентный характер. Данное различие усугубилось в средние века. Римское право в Западной Европе было подвергнуто научной разработке в университетах, тогда как византийское право в России подобной разработке не повергалось, поскольку основным проводником его была православная церковь, не приветствующая существенный «отход от канонов». Во-вторых, как справедливо отмечал Н.П. Загоскин, несмотря на то, что в правовом развитии Русь испытывала сильное влияние «византизма», в русском обществе постоянно проходила борьба государственно-религиозного элемента с «естественными основами славянской нации».1 Под влиянием государственной политики складывались и национальные черты отношения к наказаниям, связанным с лишением и ограничением свободы. Кроме того, «военно-фискальная» ценность личности в период ордынского ига меньше всего обусловливала применение таких наказаний в качестве карательных мер, т.к. государственная идеология выступала за социально-активную личность в борьбе за укрепление национальной власти. Но начиная с XV в., по мнению ряда исследователей, почва для восприятия византийских государственных понятий была готова на Руси. Более развитое право Византии, по их утверждениям, без сомнения с этого времени оказывает на русскую правовую систему сильнейшее влияние, «видоизменяя, совершенствуя понятия и учреждения, выработанные народным правом».
Наказания, связанные с ограничением и лишением свободы в период Соборного Уложения 1649 г
Закон и право - взаимосвязанные и вместе с тем обособленные явления. Употребляя философские понятия, можно трактовать закон и право как форму и содержание, как явление и сущность. В этом смысле закон является источником права.1 Однако фактическим источником права, перефразируя А.Г. Манькова, служат реальные социальные отношения, юридическим выражением которых и является право.2 В связи с рассматриваемыми в работе вопросами будет справедливым и замечание Ф.Р. Сунду-рова, что система наказаний так же обусловлена социально-экономическими, полити-ческими и духовными условиями жизни общества.
Для периода, исследуемого в работе, можно отметить одну характерную черту, присущую праву и, в определенной мере, согласиться с доводами А.И. Косарева, считавшего, что право, в отличие от философии и искусства, прямо и непосредственно служит регулированию и развитию общественных отношений, обеспечивая конкретно-экономические интересы господствующего класса. Степень точности отражения в правовой системе государства экономических и иных отношений связана с периодом подъема формации, когда объективные процессы развития общества более или менее совпадают с субъективными устремлениями господствующего класса, В таком случае право и закон способствуют поступательному развитию общества. Имеет место своего рода диалектическое взаимодействие. Законы, обусловленные ходом экономического и социального подъема общества, зачастую в свою очередь положительно воздействуют на его развитие, на базис общества. Вместе с тем, доминирующая воля господствующей социальной группы «не является единственно воплощенной в системе законов государства», поскольку в праве могут закрепляться и притязания, отражающие в какой-то степени интересы ее противников, а сама «воля в праве может быть результатом компромисса между классами». В таких условиях законотворческая деятельность государственной власти простирается «от простого санкционирования правил поведения, сложившихся вне и независимо от государственной власти, до прямого целенаправленного нормотворчества».
Наиболее целенаправленной законодательная деятельность государства становится в периоды социальных конфликтов. На начальных стадиях развития русского общества большую роль играли обычное и прецедентное право судебной практики. Они выходили за рамки закона и выступали в роли предпосылок законодательства. Данные обстоятельства имели место и на стадии развитого феодального общества в России ХУЛ в. К этому времени относится продолжение процесса становления права и его высшей законодательной формы—закона Однако казус, прецедент и обычное право продолжали играть важную роль в становлении норм законодательства.
К XVII в. уже окончательно изменяется политическая структура Русского государства. С ростом экономических связей между его отдельными областями постепенно исчезала феодальная раздробленность, и укреплялся авторитет центрального правительства на местах. В свою очередь, укрепление политического единства Русского государства настоятельно требовало кодификации феодального права, действию которого была бы подчинена вся социальная группа землевладельцев. С другой стороны, развитие производительных сил и общее усложнение экономической жиз- ни требовали законодательного регулирования отдельных сторон частноправовой деятельности господствующего сословия. Общий экономический подъем в Русском государстве сопровождался значительной мобилизацией земельной собственности. Покупка и продажа имений, отдача их в залог, право наследования недвижимого имущества и право завещаний, организация суда и судебного процесса, юридическое оформление классовых привилегий боярства, дворянства и духовенства требовали точного юридического определения. В кодификации феодального права в особенности были заинтересованы среднепоместные и мелкопоместные прослойки дворянства, стремившегося обеспечить себя от произвола феодальной аристократии, получившего особенное развитие в период Смуты начала XVTI в. Прежде всего законодательного оформления требовали феодально-крепостнические отношения. Дворянство было особенно заинтересовано в этом, чтобы не допустить ухода крепостных крестьян к крупным землевладельцам, чтобы не лишиться рабочих рук. Интересы дворянства сыграли важную роль в формировании многих законов не только гражданского, но и уголовного права России XVII в. Еще В.О. Ключевский отметил, что, например, в Уложении 1649 г. «главное внимание обращено на дворянство как на господствующий военно-служилый и землевладельческий класс: без малого половина всех статей Уложения прямо или косвенно касается его интересов и отношений».
С другой стороны, усиление крепостнических тенденций, обострение социальных противоречий как последствия периода Смуты — все это послужило толчком для появления многочисленных крестьянских отрядов, занимавшихся нападением на вотчины феодалов. «Из Усольского уезду, с Обвы и с Исквы... и из разных поморских городов... многие тяглые крестьяне, покиня свои тяглые жеребья, с женами и детьми, бегут в Сибирь..., и те беглые крестьяне, и их крестьянские дети, и с ними гулящие люди... приходят для воровства, и многих крестьян разбивают, и бьют, и мучат, и на огне жгут, и животы грабят...».2 Неспокойно было даже на улицах Москвы. «Ныне на Москве ездят по улицам воры, всяких чинов люди и боярские холопи, в санях и пеши ходят многолюдством с ружьем, и с бердыши, и с рогатины, и с топорками, и с большими ножами, и воруют, людей бьют и грабят и до смерти побивают, и всякое воровство от тех воров чинится».1 По этому поводу АХ, Поляк указывал, что борьба с разбойными посягательствами на феодальный общественный строй и феодальную собственность составляет неотъемлемую часть русского феодального уголовного права.2 В связи с эпохой крестьянских войн постепенно развиваются принципы равнозначности и эквивалентности наказаний, ставшие основными принци-пами уголовной политики ХУЛ в. По справедливому замечанию СВ. Познышева, в этот период чисто религиозные правовые воззрения уже не находят «твердых точек опоры для построения теологической уголовной теории».4 Отсюда традиционно, определяющим фактором, оказавшим влияние на развитие в этот период системы устрашающих наказаний, исследователи считают резкое обострение социальных противоречий в российском обществе первой половины XVII в.
