Содержание к диссертации
Введение
Глава I. Теоретические основы исследования национальной специфики тематических групп в языковом сознании этноса с. 10
1.1. Проблема «язык и национальное сознание» в историческом аспекте с. 10
1.2. Языковое сознание как форма национального сознания с. 13
1.3. Языковое сознание и картина мира с. 20
1.4. Основные подходы к изучению национальной специфики картины мира с. 28
1.5. Системные семантические отношения в лексике. Тематическая группа как вид лексической группировки с. 38
1.6. Метафора как феномен языкового сознания и средство репрезентации картины мира с. 41
1.6.1. Типология метафоры в современной лингвистике с. 41
1.6.2. Семантические аспекты изучения метафоры. Процесс метафоризации с. 49
1.7. Фразеологизмы в системе национального языка с. 54
Выводы с. 55
Глава II. Лексемы, называющие элементы ландшафта в русском и немецком языках с. 58
2.1. Лексические единицы, называющие рельеф местности и русском и немецком языках с/60
2.1.1. Лексические единицы, называющие углубления в русском и немецком языках с. 60
2.1.2. Лексические единицы, называющие возвышения в русском и немецком языках с. 91
2.1.3. Лексемы, называющие плоскость в русском и немецком языках с. 106
2.2. Лексические единицы группы «почва» в русском и немецком языках с. 117
2.3. Лексические единицы, называющие растение в русском и немецком языках с. 125
Выводы с. 157
Заключение с. 164
Список использованной литературы с. 166
- Языковое сознание как форма национального сознания
- Основные подходы к изучению национальной специфики картины мира
- Лексические единицы, называющие возвышения в русском и немецком языках
- Лексические единицы, называющие растение в русском и немецком языках
Языковое сознание как форма национального сознания
На современном этапе развития лингвистики большое внимание уделяется антропоцентрическому аспекту — отражению человека в системе языка. Безусловно, язык — продукт человека: его мысли, его деятельности, его многовекового опыта, и то, что он отражает мир человека, естественно и логично: «Вне опыта нет языка. Это положение есть частичная модификация того общего положения, что не может быть языка вне человека и независимо от человека. Все естественные человеческие языки представляют собой структурно организованную классификацию человеческого опыта, и содержанием деятельности общения с помощью языка в конечном счете всегда является опыт» (Звегинцев 2001 : 131)1
Наиболее ярко антропоцентричность языка проявляет себя в лексическом составе: он в определенной мере показывает степень освоения Вселенной - название получает то, что обнаружено, что замечено, что поддается изучению, или хотя бы то, о чем человек догадывается. Таким образом, лексика становится вместилищем культурных и нравственных ценностей его носителя. Так, каждый естественный язык отражает менталитет определенной нации, и лингвистические исследования способствуют изучению национальных особенностей: «Задача познания национальных особенностей трояко важна: и практически, для взаимопонимания народов при контактах; для самопознания народа: что есть «я» в отличие от «другого»; наконец, теоретически: что есть «мы», человек вообще, по истине и существу, и что ему подлинно нужно, то есть через варианты - познать Инвариант. Он не дан нам в прямом опыте, а даны конкретные народы, так что добираться до него приходится косвенным путем» (Гачев 1995 : 31). Проблема «язык и национальное сознание» выросла из осмысления проблем «язык и общество», «язык и мышление».
Взаимосвязь и взаимозависимость языка и говорящего на нем общества волнует лингвистов на протяжении последних двух столетий. Тот факт, что языки различаются не только звуковыми, материальными оболочками смыслов и даже не этими смыслами (то есть значениями лексем и граммем), но самим способом выделения значений, самим способом восприятия и осмысления мира, по-видимому, впервые был осознан В. Гумбольдтом. Согласно его учению, различные языки являются различными мировидениями, и специфику каждого конкретного языка обусловливает «языковое сознание народа», на нем говорящего (Гумбольдт 1985, 2000).
О связи истории и культуры народа с его языком размышляли в ХТХ столетии Ф.Ф. Фортунатов, Г. Шухардт, позднее А.А. Шахматов, К. Фосслер, А. Мартине, У. Вайнрайх, Ш. Балли, В. Матезиус, В. И. Абаев, Б.А. Серебренников и многие другие. В трудах этих ученых убедительно показано, что разные явления из истории народа запечатлеваются в его памяти и находят свое языковое закрепление. Особенности культуры народа, его поверья, обряды, праздники также получают свое языковое отражение. Язык становится «живым свидетельством о народах» (Я. Гримм).
Обсуждению проблемы «язык и народ» способствовала гипотеза Э. Сепира и Б. Уорфа о подверженности человека влиянию своего языка. Чем больше появлялось исследований национальных языков в аспекте их связи с национальным сознанием, тем в большей степени становилось понятным, что воздействие языка на человека имеет вторичный и частный характер, а первичный характер имеет воздействие на язык народа национального сознания, национальной картины мира (Сепир 2001). Однако механизм этого воздействия не сразу стал понятен ученым. В.
Гумбольдт интуитивно уловил существование «внутренней формы языка», «народного-духа». Но туманность этих категорий не давала сколько-нибудь прочной теоретической базы для лингвистических исследований. А.А. Потебня перевел обсуждение проблемы в рамки изучения связи между языком и мыслью. И всё же понимание того, что связь между историей и культурой народа и его языком устанавливается в мышлении народа, пришло только в последние десятилетия XX века, после появления когнитивной лингвистики. Именно когнитивная лингвистика ввела в научный обиход такие категории, как концептосфера, семантическое пространство языка и другие, с помощью которых стало возможным говорить о процессе усвоения и обработки информации с помощью языковых знаков.
В лингвистике XX века идеи Гумбольдта были развиты и уточнены. Особенности членения мира тем или иным языком были продемонстрированы на огромном фактическом материале. Во-первых, в ходе описания так называемых экзотических языков (индейских, австралийских, австронезийских) было выявлено удивительное различие в способах концептуализации, присущих этим языкам, с одной стороны, и индоевропейским языкам, с их привычными для исследователя категориями, - с другой (работы Э. Сепира, Б. Уорфа, X. Хойера, А. Вежбицкой и многие другие). Во-вторых, результатом интенсивного развития семантики явились описания целых семантических полей, а по существу — фрагментов языковой картины мира, представленных в литературных европейских языках, в частности - в русском, а также сравнение этих полей в разных языках (труды Ю.Д. Апресяна, в- том числе созданный под его руководством «Новый синонимический словарь русского языка» (НОСС), где каждая словарная статья представляет описание «кусочка» языковой картины мира; исследования А. Вежбицкой (Вежбицка 1997), В.Г. Гака (Гак 1972, 1977а, 1984, 1988а, 19886, 1989), В.З. Санникова (Санников 1999), Е. С. Яковлевой (Яковлева 1994) и многие другие работы). Следовательно, изучение лексики существенно не только с собственно лингвистической точки зрения, но и с точки зрения исследования этнических особенностей, нашедших отражения в языке, ведь, как отмечает В.М. Шаклеин, «называя предмет или явление, представители этноса делают их объектом этнической мысли, которая оперирует ими как уже национально интегрированными предметами и явлениями» (Шаклеин 1999 : 64). Всё сказанное ярко свидетельствует о том, что язык является важной формой самовыражения народа, что наиболее ярко проявляется в лексике.
Основные подходы к изучению национальной специфики картины мира
Актуальность исследования национально-культурной специфики картины мира признана в последнее время мировой наукой и практикой, что хорошо согласуется с общей тенденцией разных наук помещать культуру в центр теоретических построений, так или иначе связанных с изучением человека. В качестве примеров представляется достаточным назвать книги по культурно-исторической психологии как науке будущего (Коул, 1997) и семиотическому анализу культур (Danesi & Perron, 1999). Проблемы межкультурного и межнационального общения включены в перечень приоритетных направлений исследований недавно созданной Российской коммуникативной ассоциации, сотрудничающей с американской Национальной Коммуникативной Ассоциацией. Этническому самосознанию и этнической идентичности, «национальному характеру», влиянию фактора культуры на познавательные процессы (в том числе на восприятие, категоризацию, память) и на вербальное и невербальное общение и т.д. посвящаются специальные монографии и учебные пособия, см., например, (Российский менталитет 1997; Лебедева, 1999).
А. А. Залевская указывает на то, что возникают новые направления исследований, обозначаемые терминами типа «этническая конфликтология» (Сорокин, 1994), «этническая библиопсихология» и «этническая психолингвистика» (Сорокин, 1998а: 19), «этнография общения» (Базылев, 2000), «этнотранслятология» (Филология и культура, 1999: 86), «этногерменевтика», «этнориторика», «этноконнотация», «когнитивная этнопсихолингвистика» (Когнитивная лингвистика 1998: 25, 30, 38), становится популярным выделение тематических разделов типа «Языковой знак и этническое сознание» (Реальность, 1999), «Культурные концепты: проблема ценностей / проблема обозначения / проблема понимания» (Языковая личность, 1996). Также можно сказать, что высказывание М. М. Копыленко о том, что предмет этнолингвистики нередко сужается до так называемой «этнокультурной» лексики и фразеологии, в которых этнос отображается наиболее ярко, в то время как на самом деле «он включает все то, в чем находит отражение идиоэтничностъ..., в том числе народный менталитет», мозісно считать справедливым (Копыленко, 1995: 19). Можно согласится с тем, что четко определилась тенденция расширения предмета этнолингвистики в указанном М.М. Копьтленко направлении (в том числе через исследование так называемого «языкового сознания.
Следует, прежде всего, отметить, что к рассмотрению национально-культурной специфики тех или иных аспектов или фрагментов картины мира исследователи подходят с разных позиций: одни берут за исходное язык, анализируют установленные факты межъязыкового сходства или расхождений через призму языковой системности и говорят о языковой картине мира; для других исходной является культура, языковое сознание членов определенной лингвокультурной общности, а в центре внимания оказывается образ мира. Нередки случаи, когда принципиальные различия между этими двумя подходами попросту не замечаются или когда декларируемое исследование образа мира фактически подменяется описанием языковой картины мира с позиций системы языка.
А. А. Залевская замечает, что нельзя не признать, что постепенно происходит осознание необходимости решительной переориентации подобных исследований с сопоставительного анализа языковых систем на изучение национально-культурной специфики реального функционирования языка и увязываемых с ним культурных ценностей, языкового сознания, языковой/лингвокультурной компетенции и т.п.
Так, В.Н. Телия определяет предмет лингвокультурологии как изучение и описание культурной семантики языковых знаков (номинативного инвентаря и текстов) в их живом, синхронно действующем употреблении, отображающем культурно-национальную ментальность носителей языка (Телия, 1999: 14). При этом указывается, что интерактивные процессы взаимодействия двух семиотических систем (языка и культуры) исследуются с позиций культурно-языковой компетенции говорящего/слушающего; экспликация когнитивных процедур, осуществляемых субъектом при интерпретации культурно значимой референции языковых знаков, проводится на материале живого функционирования языка в дискурсах разных типов с целью изучения «культурного самосознания, или менталъности, как отдельного субъекта, так и -сообщества в его полифонического цельности» (Телия, 1999: 15).
Нетрудно заметить, что подобный ракурс— весьма современный и актуальный— останется пустой декларацией при попытках оставаться в рамках лингвистики или даже этнолингвистики, поскольку реализация поставленных В.Н. Телия задач требует комплексного подхода к исследуемым фактам с позиций семиотики, лингвистики, психолингвистики, психологии, социологии, культурологии и т.д. с применением специально разработанных методов. Ближе всего к такому подходу стоит этнопсихолингвистика.
" А.А. Леонтьев определяет этнопсихолингвистику как область психолингвистики, изучающую национально-культурную вариантность в речевых операциях, речевых действиях и целостных актах речевой деятельности, в языковом сознании (под которым он понимает когнитивное использование языка и функционально эквивалентных ему других знаковых систем), а также во внешней и внутренней организации процессов речевого общения (Леонтьев, 1997: 192).
А. А. Залевская говорит о том, что, во-первых, сфера интересов этнопсихолингвистики оказывается весьма широкой, во-вторых, для решения стоящих перед этой наукой задач становится неотложным обсуждение многих теоретических проблем, по меньшей мере часть которых остается неразрешимой в рамках лингвистики, психолингвистики, культурологии и т.п., взятых самих по себе, в качестве отдельных наук, замыкающихся в
Лексические единицы, называющие возвышения в русском и немецком языках
Wasserfall, т. — (водопад) Водные массы реки, падающие вниз- по отвесной стене через одну или несколько ступеней. О wie ein Wasserfall reden - говорить без устали. Образование фразеологизма происходит на основе актуализации признака «интенсивность движения».
Болото - Топкое место, часто со стоячей- водой. Торфяное болото. Осушение болот. Выходя из березняка, он увидал болото, салюе настоящее болото с мелкими кочками, поросшими остро пахнущей осокой. Вс. Иванов, Плодородие. И перен.: чего или какое. Все, что характеризуется косностью, застоем, отсутствием живой деятельности и инициативы. Бюрократическое болото. Обывательское болото, и (Дудукин) Господа, я предлагаю выпить за здоровье артистки, которая оживила заглохшее стоячее болото нашей захолустной жизни. А. Островский, Без вины виноватые. Провинциальным болотом и злой сплетней повеяло на Ромашова от этого безграмотного и бестолкового письма. Куприн, Поединок. О Было бы болото, а черти найдутся (поел.). Иди ты в болото (грубое требование уйти). Ну тебя (его, её, их) в болото (прост.) - выражение пренебрежения, нежелания видеть,
Перенос ЛЕ болото осуществляется по признаку «неподвижность, застой» и носит негативную коннотацию. Направление переноса: «натурфакт — социальная сфера».
Озеро - Замкнутый в берегах большой естественный водоём. Горное озеро. Глаза как озёра у кого-нибудь (большие и глубокие).
Актуализируются признаки «глубина, размер». Bucht, f. — (бухта, заводь, залив) (дугообразно) вдающаяся в сушу часть моря либо внутренних вод. eine kleine Bucht. 2. (с/х) небольшой загон, хлев (особенно для свиней).
Переосмысление лексемы происходит по признаку «ограниченное пространство». Направление переноса «натурфакт — артефакт».
Hafen, т. — (гавань) природное или искусственно созданное место для стоянки кораблей, используемое для посадки пассажиров и загрузки груза. О den Hafen der Ehe ansteuern - (иронич.) намереваться жениться, in den Hafen der Ehe einlaufen; im Hafen der Ehe landen (иронич.) - после бурно проведенной молодости заключать брак (употребляется особенно в отношении мужчин).
При образовании фразеологизмов используется признак «остановить движение». Углубления незаполненные водой. Данная группа насчитывает: в русском 5 единиц с метафорическим и 2 с фразеологическим значением и в немецком языке - 7 с метафорическим и 1 с фразеологическим значением.
Бездна — 1. Пропасть, кажущаяся бездонной. Мне стало страшно: на краю Грозящей бездны я лежал, Где выл, крутясь, сердитый вал; Туда вели ступени скал. Лермонтов, Мцыри. И чего или какая. Беспредельная глубина (моря, неба). Морская бездна. Было так хорошо глядеть в небо, в солнечную пыль, наполнившую всю эту синюю бездну, что не хотелось ни думать, ни шевелиться. А. Н. Толстой, Сестры. 2. кого-чего. Разг. Огромное количество, множество. — В июле мы будем ездить на остров, чай пить. Там бездна цветов. И. Гончаров, Обрыв. Народу сбежалось бездна, все кричали, все говорили. Л. Толстой, Поликушка. О Бездна премудрости {обычно шутл., ирон) — об обширных, глубоких познаниях.
Во 2 значении, как и в выражении «бездна премудрости», признаком метафорического переноса является «большое количество». Перенос происходит по направлениям: «натурфакт — артефакт, человек, натурфакт».
Провал -2. Провалившееся- место, углубление. Моховые озера были некогда глубокими- лесными круглыми провалами. С. Аксаков, Семейная хроника. Через провал на месте стены и ворот непривычно далеко был виден двор порта. Конецкий, Повесть, о радисте Камушкине. И Впалое место, впадина1. ЕЕ лицо с чуть намеченным провалом щек было полно раскрывшейся женской прелести. Каверин, Перед зеркалом 3 . Полная неудача в каком-либо деле. Занавес закрылся при гробовом молчании Значит — провал? Ни звука, ни хлопка. Телешов, Записки писателя. Бригада девчат отставала - - - Репортер газеты как нарочно- стоял у них над душой, ухмылялся, молчал и злорадно отмечал в блокнотике их позорный провал. Гладков,4 Энергия. И Обнаружение, раскрытие (подпольной организации, подпольщиков). Оставаться в Костроме значило подвергать опасности провала и себя и организации. Караваев, В дооктябрьские годы. И Разг. Получение неудовлетворительной оценки на экзамене, зачете (Экзамены) пройти для меня, не так гладко, особенно по математике, но и без провалов. Рыленков, Мне четырнадцать лет. 4. перен. Состояние сознания; при котором отсутствует ясное восприятие- окружающего (при некоторых болезнях, опьянениях и т.п.). В сознании Ромашова уже давно появились черные сонные провалы. Куприн, Поединок. —Я многого не могу припомнить... В памяти — провалы. А. Н. Толстой. Эмигранты.
В 3 значении метафоризация происходит по признаку «движение вниз», с комплексом- ассоциаций: «упастьвниз — оказаться внизу — оказаться в плохом положении - потерпеть неудачу». Данная метафора образуется по направлению «натурфакт — социальная сфера», а в 4 значении метафора образуется на основе ассоциации с исчезновением слоя земли и появлением на зтом месте пустого, ничем не заполненного пространства по признаку «исчезновение основы». Перенос осуществляется, по направлению «натурфакт — психическая сфера».
Лексические единицы, называющие растение в русском и немецком языках
Природная особенность реакции данного растения на прикосновение дала основу для фразеологизации данной лексемы. Признак переноса можно сформулировать как «не терпящий прикосновений».
Орех - 1. Плод некоторых деревьев или кустарников со съедобным ядром в скорлупе. Лесные орехи. Кокосовый орех. Кедровые орехи. Колоть, щёлкать орехи. Калёные орехи. 2. Дерево, приносящее такие плоды, а также твёрдая древесина его, идущая на столярные изделия. Мебель из ореха. Шкаф под орех. Под орех разделать или отделать (разг.) - 1) кого-нибудь сильно поругать; 2) сделать что-либо очень хорошо. На орехи досталось или"будет, попало кому (разг. шутл.) - о выговоре, наказании. II умелый, орешек, -шка, м. (к 1 знач.). Твёрдый (трудный, крепкий) орешек, (перен.: о чём-н. с трудом разрешимом, а также о человеке, у которого трудно выведать тайну, к которому трудно найти подход).
В выражении «разделать под орех» актуализируется природное свойство растения, а именно его красивая древесина. Основа переноса: «эстетичный, красивый». В выражении «твёрдый (трудный, крепкий) орешек» - «прочность, твердость» Осина - Лиственное дерево, родственное тополю. О На язык родных осин (перевести) что - либо (шутл.) - сказать просто и понятно о чём-нибудь сложном. Поскольку дерево «осина» у русского человека ассоциируется с чем-то понятным, привычным, то и фразеологизация лексемы осуществляется по признаку «то, что близко и привычно».
Пальма - Дерево южных стран, обычно с прямым не ветвистым стволом и с очень крупными вечнозелёными перистыми или веерообразными листьями. Кокосовая, финиковая, масличная пальма. О Пальма первенства (книжн.) - превосходство, преимущество в чём-н. (от обычая в Древней Греции награждать победителя в состязаниях ветвью пальмы). II прил. пальмовый, -ая, -ое. Пальмовая ветвь (также перен.: символ мира; высок.). Семейство пальмовых (сущ).
Выражение «пальмовая ветвь» в своей основе имеет признак «спокойствие, затишье», т.к. в античные времена, во время олимпиад, на которых победителей награждали пальмовыми ветвями, прекращались все войны и достигалось перемирие.
Персик - Южное фруктовое дерево семейства розоцветных, дающее сочные мясистые плоды с пушистой кожицей и крупной косточкой, а также самый плод его. Щёки как персики (румяные, с пушком).
Признак переноса данной лексемы - «качество поверхности». Смоковница - То же, что инжир. О Бесплодная смоковница (устар. неодобр.) - бездетная женщина. Признак переноса — «неспособность к воспроизводству». Сосна - Вечнозелёное хвойное дерево (реже - стелющийся кустарник) с длинными иглами и округлыми шишками. Сибирская сосна (то же, что сибирский кедр). О В трёх соснах заблудиться (разг. неодобр.) - не суметь найти выхода в простом, несложном положении. В основу данного фразеологизма легла ирония. Известно, что ствол сосны не массивен, и если взять три сосны, то заблудиться в них в принципе не возможно. Подобное противоречие с природным объектом и ситуацией, описанной во фразеологизме, дает фразеологизацию ЛЕ по признаку «неспособность к элементарным действиям». 137 Терн - Терновник, а также плод его. II прил. терновый, -ая, -ое. О Терновый венец (высок.) - символ мученичества, страдания (первонач. венок из шипов тёрна, надетый на голову Иисуса Христа в час его казни).
Фразеологизация лексемы произошла по признаку «приносящий боль, мучения». Ветви данного растения имеют тонкие шипы, которые, при соприкосновении с кожей, приносят болевые ощущения, а раны, нанесенные шипами, кровоточат.
Черемуха - Дерево или кустарник семейства розоцветных с белыми душистыми цветками, собранными в кисти, а также чёрные, терпкого вкуса ягоды» этого дерева. Букет черёмухи. Пирог с черёмухой. О Любовь без черёмухи (перен.: без лирики, без нежности; разг.).
Черемуха в России ассоциируется с чем-то чистым, нежным, добрым из-за своих белых цветков (белый цвет - символ чистоты, сияния). Признаком фразеологизации данной лексемы может служить «отсутствие эстетики, романтики».
Байт, т. (дерево)- 1. древесное растение с прочным стволом, из которого произрастают ветви, разделяющиеся на отдельные сучья. О Ванте ausreissen (konnen) - свернуть деревья на1 своем пути; es ist, ит aufdie Байте zu klettern - это сомнительно; vom Байт der Erkenntnis essen - быть сведущим в какой-либо области благодаря своему опыту. 2. сокращение к новогодней елке.
Дерево прочно держится корнями за землю, и его очень трудно убрать с территории, где оно растёт, данный факт актуализируется во многих фразеосочетаниях, как например, в выражении die Байте ausreisen konnen. В выражении es ist, ит auf die Байте zu klettern — подчеркивается неуверенность в возможности забраться на дерево, возможно из-за его формы или размера.
