Содержание к диссертации
Введение
Общая теория перформативности 15
Современные тенденции гуманитарных исследований: о смене парадигмы «Text-Modell» на «Performance-Modell» 15
Пер формативная гипотеза в теории речевых актов 36
Лингвофилософские основы современной перформативной теории 44
Перформативность текста как его конститутивный признак . 56
Игровой аспект перформативности: онтология игры в аналитическом аспекте 61
Теория перформативности в современном научном дискурсе... 80
Перформативный метод в исторической прагматике 94
«Знание языка» и «исполнение языка»: движение исследовательской парадигмы от логической семантики к исторической прагматике 94
Историческая и этническая относительность прагматики 105
Прагматическая сфера традиционного общества: перформативный анализ 129
3. Перформативньш характер средневекового правового дискурса 157
3.1. Дискурсивный подход в изучении средневековых текстов 157
3.2. Особенности средневекового правового дискурса (на материале правовых документов средневековой Руси XIV-XVIBB.) 163
3.3. Понятийная сфера средневекового правового дискурса 173
3.4. Способы вербализации прагматических интенций в средневековом правовом дискурсе 183
4. Перформативность как конститутивный признак культуры 187
4.1. Перформативность эпохи позднего Средневековья и раннего Нового времени: культурологический анализ 187
4.2. Перформативность культуры смеха раннего Нового времени... 205
4.3. Перформативность эпического творчества 214
5. Перформативность современных коммуникативных пространств 240
5.1. Игровая природа молодежной субкультуры в аспекте перформативной гипотезы 240
5.2. Перформативность современного медийного дискурса 254
Заключение 264
Библиографический список 270
- Современные тенденции гуманитарных исследований: о смене парадигмы «Text-Modell» на «Performance-Modell»
- «Знание языка» и «исполнение языка»: движение исследовательской парадигмы от логической семантики к исторической прагматике
- Особенности средневекового правового дискурса (на материале правовых документов средневековой Руси XIV-XVIBB.)
- Перформативность эпохи позднего Средневековья и раннего Нового времени: культурологический анализ
Введение к работе
Представленная диссертация посвящена кругу проблем, связанных с
понятием «перформативность»: являясь классическим понятием
лингвистической науки, перформативность в последнее время все чаще
оказывается в фокусе исследовательского интереса самых разных научных
направлений - лингвистики, социологии, литературоведения,
этнологических и медийных дисциплин. Это имело своим следствием тот
факт, что в современном интеллектуальном дискурсе разброс значений
этого понятия достаточно велик: под перформативностьго понимается и
различие между «констативными» и «перформативными»
высказываниями теории речевых актов, и понятие перформативности системы Ж.-Ф. Лиотара (в смысле измеряемой эффективности затраченных на достижение чего-либо усилий), перформативность современных тендерных и социальных теорий. Можно констатировать, что в понятийном аспекте перформативность соотносится теперь уже не только с исполнением отвечающих определенным условиям речевых актов, но и с исполнением театральных или ритуальных действий, материальным воплощением посланий в «акте письма» (в том числе компьютерного), а также процессом интерпретации - «построением» своего представления в акте чтения и т.д.
Выражение «перформатив», как известно, было введено Дж. Остином. В то время как констативные высказывания описывают существующее состояние дел или утверждают факты и, как следствие, являются истинными или ложными, перформативные высказывания сами влекут за собой действия, которые они называют. Согласно его концепции, перформативные речевые акты осуществляют действия, создают факты и устанавливают сущности. В этом смысле они не могут быть истинными или ложными, но только успешными или неуспешными.
Понимание перформативности коренным образом меняется в постструктурализме: решающим моментом здесь теперь является различение между перформансом (performance) и перформативностью. В то время как перформанс, понимаемый как исполнение, осуществление действия, предполагает наличие действующего субъекта, «перформативность» как раз оспаривает ведущую роль независимого, интенционально действующего субъекта. Перформативность высказывания подчеркивает, что силу и значимость это высказывание получает, прежде всего, в речевом акте и через него. Делается акцент на цитатность и итеративность (прецедентность) перформативного высказывания. Чтобы перформативное высказывание могло успешно осуществиться, в зависимости от того, идет ли речь о знаковой или культурно-теоретической перспективе, оно должно быть узнано и обладать репродуктивностью в системе общественно признанных условностей и норм либо как «цитата», либо как ритуал.
С течением времени перформативность входит в понятийный аппарат текстологических исследований: по отношению к тексту термин «перформативность» означает, что текст не столько говорит о чем-то, сколько показывает нечто, сопровождает говоримое его исполнением, подтверждая тем самым подлинность говоримого.
Одним из самых ярких примеров перформативного текста можно считать «Слово как действие» Дж. Остина - курс лекций, в процессе прочтения которых он одновременно выдвинул и пересмотрел свою перформативную теорию (Felman 1983), а также «Логико-философский трактат» Л. Витгенштейна (Витгенштейн 1958). Можно сказать, что перформативность вообще характеризует стиль позднего Витгенштейна: вопросы, которые остаются без ответа, парадоксальные параболы, неожиданные метафоры, характерная притчеобразность, другими словами,
«языковая игра» в непосредственном исполнении. Так называемая «Голубая книга», по мнению В. Руднева, является чем-то средним между устной речью и письменной: «Витгенштейн буквально думал вслух» (Руднев 1999, с. 3).
Понятие перформативности в последние годы приобретает все большее значение для культурологических и социальных дисциплин. Представители различных европейских научных школ едины во мнении, что перформативность имеет потенциал связать воедино различные дисциплинарные подходы к проблемам социальной действительности. Вопрос о перформативном характере социальных действий, как и вопрос о перформативной заданности общественно создаваемых символов и знаний, имеет большое значение не только для культурологических исследований, но и приобретает практический характер как руководство к действию различных общественных практик.
Актуальным данное положение оказывается также при исследовании современной коммуникации, непосредственной составляющей которой является театральность - перформанс. Например, социологическая концепция Дебора основывается на определении современного общества как «общества спектакля». По его мнению, социум характеризуется тем, что истина, подлинность и реальность в нем более не существуют, а вместо них господствует шоу-политика и шоу-правосудие. Его основной тезис гласит: «зрелище - это капитал в той стадии накопления, когда он становится образом» (Debord 1967).
Можно также утверждать, что перформативность стала частью современного понятийного аппарата этнокультурных дисциплин, в частности теории ритуала. Так, некоторые социологические исследования ставят вопрос, в каком отношении друг к другу стоят понятия ритуальный
перформанс и конституирование социальной, культурной и личной идентичности.
Помимо лингвистических, культурологических, социальных и ритуальных теорий понятие «перформативность» органически входит в исследование современной цифровой культуры. Эксплицируя новые подходы к анализу культурной динамики информационного общества, ученые включают термин «перформативность» в один ряд с такими понятиями, как эксплицитность, интерактивность и виртуальность. В последние годы в Европе публикуется большое количество работ, в которых языковые, мыслительные, культурные и социальные процессы рассматриваются сквозь призму перформативной гипотезы. Перформативность все чаще становится центральной темой международных проектов и конференций, в рамках которых обсуждаются, к примеру, проблемы соотношения восприятия и перформативности, перформативность ритуала, театрального действия и т.д.
Предметом представленного диссертационного исследования является перформативность, понимаемая прежде всего как процесс, посредством которого осуществляется культурное событие ситуационно и неповторимо, и рассматриваемая в качестве одного из конститутивных признаков культуры. В работе обосновывается концептуальное переосмысление и развитие понятия «перформативность», в результате которого предложенное Дж. Остином универсально-прагматическое использование перформативной гипотезы трансформируется в универсально-культурную концепцию. Говоря о перформативности, мы имеем в виду процесс конституирования социокультурной идентичности, «власть дискурса» производить то, что он называет. Акцент в исследовании делается на рассмотрение акциональной сущности перформативных практик, эксплицирующейся в том, как знак разворачивается в действие.
Несмотря на значительное число работ и исследовательских направлений, посвященных перформативности, перформативным практикам, феномену перформативности вообще, приходится констатировать неопределенность и терминологические расхождения в трактовке данного понятия. Это обусловливает актуальность предлагаемого исследования, которое, по нашему мнению, может способствовать упорядочиванию имеющихся в данной области концепций. Заявленное в работе понимание перформативности имеет потенциал объединить разные частные подходы к исследуемой проблеме в рамках общей теории перформативности как конститутивного признака культуры.
Предлагаемый в данной работе подход к проблеме перформативности опирается в методологическом плане на теорию речевых актов Дж. Остина и Дж. Серля; исследования аналитической философии (К.-О. Апель, Ю. Хабермас); концепцию игры как одной из первичных форм творческой активности Л. Витгенштейна, Й. Хейзинги, М. Бахтина, а также эстетические концепции игры У. Эко и Г. Гессе. Большое влияние на становление представленной в нашей работе теории перформативности оказала концепция перформативных дискурсивных практик М. Фуко, а также постмодернистская концепция текста, в основе которой лежит отказ от презумпции стабильности текстового значения и смысла (Ж. Деррида, Р. Барт, П. де Ман, Ч. Пирс).
В соответствии с обозначенными выше методологическими предпосылками исследования, его основная цель - через анализ перформативного в смысле «говорение как действие» исследовать деятельностный аспект языка, эксплицировать лингвокультурные механизмы, лежащие в основе формирования социокультурной идентичности.
Поставленная цель предполагает решение следующих задач:
- обосновать с лингвистической и философской точек зрения
концептуальное переосмысление понятия «перформативность», в
результате которого прагматическое использование перформативной
гипотезы трансформируется в универсально-культурную концепцию;
- определить сущностные свойства перформативности как
конститутивного признака культуры;
- на материале разных социокультурных пространств выявить
историческую и этническую относительность перформативных форм и
практик;
переосмыслить понятие «перформативность» в отношении к тексту: эксплицировать в тексте оппозицию «текстуальность -перформативность», а также обозначить исторические тенденции в развитии данной оппозиции;
представить перформативный метод как один из возможных способов «погружения в дискурс» - анализа дискурсивных пространств, в которых знаки разворачиваются в действия.
В качестве объекта исследования выступают перформативные практики различных социокультурных пространств: средневековой массовой (традиционной) культуры, средневекового правового дискурса, перформативные формы различных этнических пространств, современной молодежной субкультуры, а также перформативные элементы некоторых литературных и медийного дискурсов.
Научная новизна исследования заключается в том, что предложенная в нем концепция перформативности преодолевает границы классической теории речевых актов, находит выход в междисциплинарную область исследования, где перформативность становится общей категорией для философии, культурологии, социологии, а также литературоведения,
этнологических и медийных дисциплин, что открывает новые перспективы для гуманитарных исследований.
Научная значимость исследования состоит в смене исследовательской парадигмы от текстовой модели к перформативной: переместив в фокус исследования категорию перформативности, понимаемую как процесс, посредством которого осуществляется культурное событие, исследовательский интерес поворачивается к разным видам деятельности -производству, общению, «исполнению». Таким образом, предметом исследования оказываются уже не столько тексты, сколько процессы их порождения и изменения, т.е. динамика культурных событий.
Практическая значимость полученных результатов исследования состоит в возможности их использования в прикладных сферах -политологии и социологии, медийных отраслях, а также в семиотике, лингвистике и литературоведении, при анализе текстов, дискурсов и коммуникативных процессов. В дидактических целях результаты исследования могут найти применение в рамках учебных курсов «История языка», «Анализ текста», а также «Культурология» и «Лингвострановедение».
В работе использовались следующие методы исследования: сопоставительный метод, метод исторического анализа, метод сплошной выборки, использованный при анализе средневековой юридической терминологии, метод этимологической реконструкции лексического значения, дискурсивный анализ, а также заявленный нами метод «перформативного погружения», с помощью которого делалась попытка эксплицировать акциональную сущность перформативных практик.
Материалом исследования послужили памятники германской и славянской традиционной культуры XI-XVII вв., среди которых: тексты заговоров, молитв, оберегов, гаданий, апокрифические сочинения и т.д.;
этнографические описания русских и немецких традиций; юридические памятники Древней Руси XIII-XIV вв., а также «Саксонское зерцало» -памятник истории, права, общественно-политической мысли Германии XIII в.; фольклорные материалы - русский, южнославянский, скандинавский и германский эпос; этнолингвистические и этимологические словари, а также словари молодежного сленга и компьютерной терминологии современного русского и немецкого языков, современные периодические издания на русском и немецком языках, Интернет-издания.
На защиту выносятся следующие положения:
Для современного состояния научного знания актуальным становится перемещение интереса с лингвофилософских условий успешности речевых актов к дискурсивным условиям их «исполнения». Понимая перформативность как акт воплощения и выдвигая в центр исследовательского интереса вопрос о материальности знака как феномене, пер формативная теория оказывается на пересечении проблем означивания - сигнификации и репликации, т.е. одновременно прагматической проблемой порождения и трансляции смыслов.
Проблема семантичности - асемантичности текста трансформируется в оппозицию текстуальность - перформативность, понимаемую как соотношение в тексте текстуального и перформативного - собственно «текста» и «действия». В разных этнических и социокультурных пространствах соотношение в культурном контексте перформативного и текстуального компонентов различается. Особенно перспективным исследование данной оппозиции оказывается для тех исторических периодов, когда наблюдается определенный перелом в «коммуникативных
отношениях», влекущий за собой изменение материальной и медийной основ коммуникации.
3. Для современной исследовательской парадигмы актуальным становится
определенный перенос акцентов: наряду с подходом к коммуникации как
обмену текстовыми сообщениями возникает все более отчетливая
тенденция вовлечения в сферу исследования также презентационного,
перформативного аспекта. В результате этого в фокусе гуманитарных
исследований оказывается перформативность, понимаемая как
акциональныи процесс исполнения, посредством которого осуществляется
культурное событие ситуационно и неповторимо.
4. Эксплицитные перформативы, являясь частью универсально-
культурного процесса инсценирования, вовлекают понятие
перформативности в «игровое пространство» общее как для
перформативов, так и для процесса инсценирования. В таком ракурсе в
современную перформативную теорию вовлекается отношение между
итеративностью и театральностью. Концепт итеративности имплицирует
форму театральности, применимую как в сценических, так и в обыденных
постановках.
5. Вовлечение гуманитарными дисциплинами в свою понятийную сферу, в
исследовательские механизмы понятия «перформативность» имеет
следующие тенденции: театрал изирование перформативного,
оказывающегося теперь в точке пересечения исполнения и постановки
(игровой аспект); сближение понятия перформативность с понятием
итеративность и индексикальность, посредством чего в фокус научного
интереса перемещается проблема цитирования, знаковый аспект, а
главное, проблема условий непосредственного исполнения - перформанса,
ведущая к медиализированию перформативного (медийный аспект).
6. Существенная характеристика перформативного действия
относительность его прагматических смыслов, которая может
определяться как этническим, так и культурно-историческим контекстом.
Исходя из этого положения, сравнительное изучение различных
проявлений прагматических интенций неотделимо от сравнительного
изучения, с одной стороны, коллективных представлений различных
этносов (культурный аспект), с другой - оно требует погружения в
исторические контексты той или иной культуры, изучения конкретных
дискурсивных условий осуществления перформативных действий
(исторический аспект).
Для анализа и адекватной интерпретации различных этнических и исторических лингвокультурных контекстов, где особенно ярко проявляется относительность прагматических правил и интенций, необходим метод, который мы обозначили как метод «перформативного погружения». Такой подход акцентирует внимание на непосредственном исполнении выражающих действий, эксплицирует их социокультурную и лингвистическую обусловленность, соотносит эти действия с возможными моделями сознания, раскрывая тем самым процесс конституирования культурной или этнической идентичности.
Медийные свойства перформативности как конститутивного признака культуры выражаются не только в разнообразных условиях языковых воплощений, но в них отражаются также процессы технической репродуцируемости, архивируемости и транслируемости языковых значений. Современный «перформативный переворот» культурологических и медийных дисциплин, таким образом, имплицирует концепт медиаперформативной индексикальности.
Апробация работы проходила в виде докладов и выступлений на трех международных, четырех всероссийских и одной межвузовской
конференциях: международной конференции, посвященной памяти О.И. Москальской «Германистика: состояние и перспективы развития», Москва, 2004; международной конференции «Dialog der Kulturen im Spiegel der Sprache», Краснодар, 2004; 6-ой международной научно-методической конференции «Проектирование инновационных процессов в социокультурной и образовательной сферах», Сочи, 2003; всероссийской конференции «Социальное управление, коммуникация и социально-проектные технологии (приуроченной к 75-ю со дня рождения Т.М. Дридзе)», институт социологии РАН, Москва, 2005; XI всероссийской научно-методической конференции «Телематика 2004», Санкт-Петербург, 2004; всероссийской научно-практической конференции «Русский язык и активные процессы в современной речи», Ставрополь, 2003; всероссийской научно-практической конференции «Лингвистическое образование: профессия, миссия, карьера», Ставрополь, 2003; 2-ой межвузовской научно-методической конференции «Теория и практика преподавания иностранных языков», Краснодар, 2002.
Основные положения диссертации отражены в 23 работах, в том числе одной монографии, общий объем которых составляет 21 п.л.
Работа состоит из пяти глав, введения, заключения и библиографического списка.
Современные тенденции гуманитарных исследований: о смене парадигмы «Text-Modell» на «Performance-Modell»
Предметом настоящего исследования является перформативность, понимаемая прежде всего как процесс, посредством которого осуществляется культурное событие ситуационно и неповторимо, и рассматриваемая нами в качестве одного из конститутивных признаков культуры. Такая постановка проблемы кажется оправданной, поскольку она соответствует общей тенденции современной гуманитарной мысли, для которой актуальна трансформация остиновского понятия «перформативность» в понятие performance, приведшая к всеохватывающему расширению понятия «перформативность». Новейшие гуманитарные исследования позволяют констатировать «открытие перформативного», суть которого в том, что любое высказывание можно рассматривать как инсценирование, т.е. перформанс1. В контексте современной культурно-научной дискуссии «перформативность» все больше отделяется от речевого акта, вместо этого на передний план выступает сама динамика языкового процесса, а в фокусе внимания оказываются не тексты как артефакты культуры, а процессы их порождения и интерпретации, то движение, посредством которого знак разворачивается в действие. Большое влияние на «открытие перформативного» современной наукой оказала аналитическая философия, а также постмодернистская концепция текста, в основе которой лежит отказ от презумпции стабильности текстового значения и смысла. Ю. Хабермас определил перформативность применительно к тексту как «заинтересованную саморепрезентацию», саморепрезентативное действие, в котором главное - исполнение, перформанс, а интерпретация того, что было представлено текстом, - дело участников коммуникативного процесса. Перформативность прежде всего нацелена на инициацию коммуникации: она открывает для участников интеракции возможность самоидентификации, исключая тем самым возможность несоучастия. Так перформативность оказывается в поле игры, задает ее правила, не претендуя на установление истины, она создает возможность «рассеивания смысла» - интерпретаций и самовыражения.
Для постмодернизма перформативность становится синонимом нереференциальности и десемантизации художественного дискурса, когда значение мыслится не как нечто заданное, а как чисто процессуальный феномен - соединение в перформансе означаемого и означающего. Итеративность (Деррида) и индексикальность (Пирс) перформативности, ее медийная сущность открывают пространство игры для лингвистики, культурологии, социологии и других наук.
Современные научные направления, предметом которых стала перформативность, идут по пути создания предложенной Деррида дифференцированной типологии итеративных форм. В качестве примера можно привести некоторые исследовательские направления, возникшие в Европе за последние 20 лет: «Восприятие и перформативность»; «Дискурс перформативного»; «Медиальность и перформативность»; «Перформативность ритуала»; «Перформативность и театральность» и т.д. (См.: Paragrana 2001; 2004). Предваряя наше исследование перформативности, считаем необходимым обозначить тот факт, что вовлечение гуманитарными дисциплинами в свою понятийную сферу, в исследовательские механизмы понятия «перформативность» имеет следующие тенденции: театрализирование перформативного, оказывающегося теперь в точке пересечения исполнения и постановки (игровой аспект); сближение понятия перформативность с понятием итеративность и индексикальность, посредством чего в фокус научного интереса перемещается проблема цитирования, знаковый аспект, а главное, проблема условий непосредственного исполнения - перформанса, ведущая к медиализированию перформативного (медийный аспект).
Современное знание характеризуется тем, что классическое определение границ различных научных полей подвергается пересмотру: дисциплины исчезают, на границах наук происходят незаконные захваты и таким образом на свет появляются новые территории (Лиотар 1998, с. 96). То же можно сказать и о перформативнои теории: универсально-прагматическое использование перформативнои гипотезы трансформируется современной гуманитарной мыслью в универсально-культурную концепцию: говоря о перформативности, современный научный дискурс прежде всего имеет в виду процесс конституирования социокультурной идентичности, а также «власть дискурса» производить то, что он называет.
Контекстом значительных изменений в современном интеллектуальном дискурсе является, по мнению многих исследователей, перформативный переворот в культуре 1990-х гг., которому в свою очередь предшествовал поворот лингвистический, давший продуктивный толчок многим гуманитарным наукам (Ср.: Andreas Hetzel 2004; Erika Fischer Lichte 2000; Christoph Wulf, Michael Gohlich, Jorg Zirfas 2001; Jens Kertscher, Dieter Mersch 2003 и т.д.).
Несмотря на то что перформативность весьма устойчиво вошла в современное «игровое пространство» научного знания, разброс значений этого понятия достаточно велик: говоря о перформативности, мы вспоминаем и предложенное еще Дж. Остином различие между «конотативними» и «перформативными» высказываниями, и понятие перформативности системы Ж.-Ф. Лиотара, перформативность современных тендерных и социальных теорий, перформанс современного искусства и т.д.
«Знание языка» и «исполнение языка»: движение исследовательской парадигмы от логической семантики к исторической прагматике
Для современного состояния научного знания вопрос о границах и предмете прагматического исследования уже не является «яблоком раздора». Скорей, наоборот, существующее многообразие направлений лингвистической прагматики позволило ей стать в настоящее время междисциплинарной проблемной областью, в которой «коммуницируют» разнообразные лингвистические, логико-философские, социологические, психологические, этнографические и другие направления. Уже давно в языкознании созрело убеждение в необходимости преодоления монографизма и развития полигональности исследования: не взирать на предмет все время из одного и того же окна, а вглядываться в него каждый раз из нового... (Тадеуш Котарбинский).
Как известно, становление лингвистической прагматики и приобретение ею «экологической валидности» непосредственным образом были связаны с изменениями общей ориентации языкознания 1970-х гг., которые характеризовались переходом от изучения языка как формальной системы, абстрагированной от условий его использования, к рассмотрению языка как средства коммуникативного взаимодействия, осуществляющегося в социальном контексте (Безменова, Герасимов 1984, с. 6).
Как любое знание, лингвистическая прагматика построена на определенном историческом фундаменте. В исторической ретроспективе прагматика наиболее близка риторике, поскольку эти дисциплины изучают отношение знака к потребителю. В семиотическом понимании прагматика, как и риторика, представляет собой область теории языка, описывающую правила функционирования языка в отношении к участникам коммуникации, «в контексте» (Ван Дейк). Интересно, что основные идеи, используемые Оксфордской школой, а также теория речевого имплицирования Х,П. Грайса (одно из важнейших направлений прагмалингвистики) могут с большой долей уверенности рассматриваться как приложение правил классической риторики к современной коммуникации. Несмотря на совпадение основных концептов прагматики и риторики, эти две дисциплины имеют и различительные черты, определяющие их как самостоятельные науки: риторика является искусством речи, тогда как лингвистическая прагматика представляет собой в самом широком смысле науку о речевой деятельности.
Долгое время содержание прагматики было весьма неопределенно и представляло собой область лингвистических исследований без каких-либо четких границ. Прагматика конца XX в. представлена значительным числом разнообразных и нередко существенно различающихся направлений. В качестве иллюстрации можно привести такие определения прагматики как науки: «наука об употреблении языка», «наука о языке в контексте, или иначе наука о контексту ал ьности языка как явления», «исследование языка (или любой другой системы коммуникации) с точки зрения преследуемых целей, различных способов их достижения и условий, при которых эти цели достигаются», «теория интерпретации высказывания», «изучение языковых средств, служащих для обозначения различных аспектов интеракционального контекста, в котором выражается пропозиция» и т.д. (Безменова, Герасимов 1984, с. 7).
В 1980-е гг. значительные усилия лингвистов направлены на разграничение семантики и прагматики: исследуя прагматический компонент в языке, многие указывали на тот факт, что соотношение собственно семантического и прагматически обусловленного содержания различно для разных типов слов и высказываний. Там, где перевешивает прагматическое содержание, необходимо не только понимание значения полученного сообщения, но и его интерпретация, расшифровка. В то время как понимание обеспечивается знанием значений слов и предложений (семантической компетенцией), интерпретация возможна лишь благодаря знанию механизмов употребления языка (прагматической компетенции). «Объект понимания - величина постоянная. Интерпретация направлена на переменный смысл слов в высказывании и самих высказываний» (Арутюнова 1988, с. 62).
Р. Познер считает, что разграничение семантики и прагматики в лингвистическом описании должно основываться на разграничении значения и употребления слов в речевой коммуникации. Значение и употребление слова - не просто две стороны одного и того же объекта, они должны систематически разграничиваться (Posner 1980, р. 198-199). По мнению Д. Вундерлиха, в то время как семантика изучает буквальное значение, прагматика занимается интерпретацией предложений в обогащенном контексте (Wunderlich 1980, р. 304). Дж. Лич выдвигает свои критерии для разграничения семантики и прагматики (Leech 1981).
В качестве иллюстрации проблемы сошлемся на Н.Д. Арутюнову, которая косвенно указывает на границу между семантикой и прагматикой, различая дескриптивные и недескриптивные слова. Интерпретировать последние без обращения к контексту невозможно. К ним она относит логические связки, дейктические слова, личные местоимения, наречия, глаголы пропозиционального отношения и т.д. Нельзя понять значение этих слов, не прибегая к анализу внешних по отношению к высказыванию факторам: референтам, участникам коммуникации, времени, месту и т.д. В то время как значение дескриптивных слов может получить контекстно независимое определение, раскрытие недескриптивных значений неотделимо от их употребления в высказываниях.
При всей неоспоримости этих положений они иллюстрируют «минималистский» подход к прагматике, одну из многих сфер ее приложимости, имеющую неоспоримое значение для исследования семантики, но никак не языка, понимаемого как деятельность. В реальном процессе речетворчества в игру вступает совсем иная «прагматическая компетенция». Здесь уместно вспомнить известную гипотезу Х.П. Грайса о существовании смысла, «буквально» выраженного в высказывании, и смысла, «реально» сообщенного в процессе высказывания. Например, высказывание «Можешь передать мне соль?» в буквальном смысле, по Грайсу, - это вопрос, на самом же деле - это просьба (Grice 1975).
Г.В. Колшанский указывает, к примеру, на факт многоплановости высказывания в отношении интенции говорящего и объективности информации для восприятия слушающего. Является ли объект информации всегда идентичным замыслу высказывания - вопрос, который, по его мнению, подлежит обсуждению не только в плане чисто лингвистическом, но и в плане логико-психологическом, например, в случае расхождения содержания высказывания и интенции говорящего. «Элементарным примером такой двуплановости может служить риторический вопрос. "Какой может быть разговор?" По интенции говорящего в этой фразе не мыслится никакого запроса, а сообщается определенное мнение абсолютно позитивного характера, значение интенции передается приблизительно как "Это, безусловно, так"; "Я совершенно согласен" (Колшанский 1975, с. 153).
Особенности средневекового правового дискурса (на материале правовых документов средневековой Руси XIV-XVIBB.)
Объектом настоящего исследования, в частности, являются средневековые юридические тексты, представляющие собой обширный источник для изучения правового дискурса Средневековья, приемов кодификации и вербализации средневековым мышлением правовых норм и понятий. Основным материалом исследования была выбрана Псковская судная грамота (XIV-XV вв.), являющаяся связующим звеном между древнерусским правом домонгольского времени и правом возрожденной Руси, уже сплотившейся вокруг своей новой столицы.
Важная особенность этого документа - его многослойность: складываясь на протяжении длительного времени, Грамота отражает прагматическую сферу ментального пространства той эпохи не в статике, применительно к какому-то одному историческому моменту, а в динамике, позволяя тем самым проследить тенденции развития отношений в средневековой правовой сфере. Отталкиваясь от Русской Правды, важнейшего памятника Древней Руси, Псковская судная грамота видоизменяет и дополняет нормы раннего средневекового общества нормами более позднего общинного государства средневековой Руси, основанном (по концепции И.Я. Фроянова) не на антагонизме, а на определенном единстве княжеских и общинных институтов в форме княжеско-вечевоЙ власти в городских волостях или городах-государствах.
Дискурсивный подход к изучению правовых текстов в русле перформативной парадигмы позволяет эксплицировать особенности правового мышления того ментального пространства, в частности, увидеть несостоятельность многих привычных идеологически обусловленных оценок этого периода развития русского государства. Сюда можно, к примеру, отнести преувеличение значения классовой борьбы как основного фактора исторического процесса, упрощенное толкование феодальной формации как времени безраздельного господства крепостнических отношений, одностороннее представление о роли и значении государства как орудия господствующего класса, недооценку самостоятельного значения прагматического и нравственного факторов в развитии общества.
Общий исторический контекст, на котором возникает Псковская судная грамота, - переход от свободной общины к феодальной вотчине, проявившийся в новых прагматических категориях, эксплицированных в этом документе. Изучение текста Грамоты показывает, что изменения в прагматической сфере затронули все области духовной жизни средневекового человека - социальные, межличностные отношения, личностное мироощущение, его познавательную деятельность.
Прагматика социального общения претерпевает в рассматриваемый исторический период качественные сдвиги, выражающиеся прежде всего в том, что «природио-определенные» связи между людьми (тотемные, кровно-родственные, территориальные и др.) приобретают характер межличностных отношений. Развитие торговли, денежных отношений приводит к образованию международных хозяйственно-торговых систем и становлению городов.
Прагматическая сфера средневекового ментального пространства во многом определяется формированием новых отношений, пронизывающих все сферы средневековой жизни: отношения между членами семьи (в том числе отношения к собственности), хозяйственные отношения, взаимоотношения между церковной и светской властью, отношения между феодалами и крупными городами приобретают договорной характер1. Этот процесс сопровождается выработкой новых правовых норм и как обязательное и необходимое условие при этом - кодификация нового права и образование нового понятийного аппарата.
В новгородско-княжеских докончаниях исследователи выделяют четыре тематические группы, связанные, во-первых, с судом и управлением (грамот не посужати; вольного ряду не посужать; без посадников волостей не раздавать; ни грамот не давать; без вины .чужа волости не лишать и т.д.); во-вторых, со статьями, защищающими новгородское землевладение и землевладельцев (сел и закладней не держать; слобод не ставить; людей не выводить; холопа, должника и поручника выдавать и т.д.); в-третьих, со статьями о княжеских людях и доходах (дворянам ходить по пошлине, с указанием размера «погона»; новгородцам княжих пошлин не таити и т.д.; в-четвертых, со статьями, отражающими специфические интересы новгородского купечества (о размерах торговых пошлин, о немецком дворе, о невзимании повоза с купцов кроме ратной вести и т.д.).
Историческая прагматика должна учитывать тот факт, что право как реальность может существовать независимо от своей кодификации. Без сомнения, основные правовые нормы Средневековья, отражая реальные общественные отношения, складывались на протяжении веков и существовали до своей кодификации в том или ином виде. Очевидно, что древнерусские юридические памятники отразили в своих текстах только часть реально существовавшего и действовавшего права. Если по мере дальнейшего развития феодального общества и его права указы государственной власти и судебные решения по отдельным вопросам могли фиксироваться сразу, то множество других правовых норм, уходящих корнями в традиционные отношения, связанные с повседневными, хорошо всем известными реалиями, могли в течение длительного времени вовсе не записываться, а подразумеваться как бы сами собой. Таким образом, запись нормы в средневековом праве, насыщенном стариной и традицией, далеко не равнозначна появлению самой нормы. Но тем и интересно изучение средневековых юридических памятников, что оно дает возможность исследовать действительно новые, возникающие нормы, носящие характер законов.
Перформативность эпохи позднего Средневековья и раннего Нового времени: культурологический анализ
Декларируемый в настоящем исследовании подход к изучению культуры основывается на рассмотрении ее как структурной целостности, все звенья которой взаимосвязаны и взаимообусловлены. Характер этих связей определяется типологическими особенностями соответствующего культурного пространства. Подобный подход позволяет эксплицировать модель культуры, свойственную ей картину мира - сокращенное и упрощенное отображение соответствующих «культурных механизмов», взятых в их системном и акциональном аспектах.
Основной «культурный механизм» эпохи Средневековья перформативность, почти исключительно конституирующая все культурное пространство того общества. Образование и медицина, искусство и религия, политика и юриспруденция - все эти стороны жизни христианского мира эпохи Средневековья носят ярко выраженный перформативный характер.
Перформативность основывается на устном характере средневековой культуры, в которой традиция является важнейшим каналом передачи знаний и социального опыта, что обусловливает преобладание мифологического типа мышления с его логической диффузностью, метафоричностью, неотделенностью от сферы эмоционального. В то время как наука стремится установить причины и связи между событиями и явлениями, мифологическое мышление заменяет причинно-следственные связи прецедентом, смешивает происхождение предмета или явление с их сущностью, а познает - в непосредственном, до-рефлексивном, перформативном переживании1.
Перформативность средневекового ментального пространства можно рассматривать как моделирующую систему, программирующую определенные виды практик - ритуалы, традиции, запреты, которые в свою очередь являются практическим воплощением мифологической картины мира. В архаических культурах внешний мир мыслится потенциально враждебным человеку, а нарушение равновесия «своего» и «чужого» миров расценивается как действие деструктивных сил из мира «чужого». Своим «неправильным» поведением человек может спровоцировать эту агрессию. В обществе, где поведение строго кодифицировано, любое нарушение принятых норм и образцов поведения, пренебрежение в исполнении обрядов (например, погребального) или аморальный поступок (клятвопреступление, разрыв родственных связей) чреваты последствиями для всего коллектива, так как открывают «границу» между «своим» и «чужим» мирами, вносят хаос в их отношения и, значит, делают мир людей уязвимым для враждебных сил (Байбурин 1991; Гуревич 1984).
Поэтому для средневекового общества так важно все, что связано с исполнением (performance/ Auffuhrung) ритуалов, норм, традиций, внешним выражением веры; жизнь как бы разыгрывается, исполняется на сцене, а перформативность конституирует этот процесс.
При доминирующем устном способе трансляции культуры, артикулируемой в обрядовых и фольклорных текстах, ее постоянный перформанс является также основной формой коллективной памяти, главным каналом передачи социального опыта. Таким образом, перформативность служит цели моделирования определенных жизненных ситуаций, отношений коллектива и отдельного человека с внешним миром и определяется различными аспектами жизнедеятельности этого коллектива.
Рассматривая прагматическую сферу традиционного общества, мы уже указывали, что его функционирование подчинялось целому кодексу бытовых, запретов и предписаний (Ср.: Andree 1901, Grimm 1978 и др.). В этом социокультурном пространстве запреты даны человеку как бы свыше: он усваивает их, не сообразуясь с собственным опытом, а как некую данность. Гарантом существования этой данности, как и всего мира, выступает идея нравственного, идея следования установленному порядку вещей - традиции, которая лежит в основе устной традиционной культуры. Отказ от нравственности как системы представлений о правильном поведении, нарушение запретов ведут к выпадению человека из структуры общества, делают его уязвимым для воздействия враждебных сил внешнего мира (Арнаутова 2004, с. 103).
Теория коммуникативной природы магии рассматривает ее как способ общения человека с внешним миром и, следовательно, как целенаправленную прагматическую деятельность по производству текстов, направленную не на объект, «мистически сопряженный с категорией сверхъестественного» (Л. Леви-Брюль), а на получателя сообщения, который структурирует свое поведение по предложенной ему текстом обряда программе (Новик 1984).
Языком такого общения может быть не только язык естественный, но и вся сфера ритуализованного поведения - магический обряд, мантика, жертвоприношение, церковные обряды - все они могут быть рассмотрены как языки культуры, моделирующие мир системы, хранящие и передающие информацию об устройстве мира и регулирующие социальное поведение в нем (Байбурин, Левинтон 1984). Устный характер западноевропейской культуры язычества и народной культуры христианского Средневековья обусловил их гиперсемиотическое отношение к миру, когда любые единицы плана выражения в одной области становятся планом содержания в другой и могут рассматриваться как сообщения, имеющие своего «отправителя» во внешнем мире, а человеку остается только правильно расшифровать эти сообщения (Новик 1984, с. 114).
О коммуникативной природе магии свидетельствует восприятие ритуальных предметов, рассматриваемых не как пассивный фетиш, а как средство, обеспечивающее посредничество между его владельцем и той сферой деятельности, успех в которой он призван обеспечить. Действительное назначение амулета, к примеру, состоит в выполнении медиативной функции. Амулет как бы находится на границе двух миров -«своего» и «чужого», он осуществляет контакт, открывая границу между двумя мирами. Универсальный медийный характер амулета позволил ему быть интегрированным и в христианскую культуру под видом миниатюрных евангелий, ладанок, медальонов, капсул с останками святых и, наконец, креста (Franz 1960, S. 505).
Медийной функцией, обеспечивающей связь с «тем» миром, обладают практически все обрядовые действия: гадания, толкования примет, «вещие» сны и прорицания в состоянии транса оставались основным способом познания скрытого даже много веков спустя после распространения в Европе христианства. В традиционной культуре все эти формы поведения осмысляются как перформанс, акциональное действие, создающее желаемое коммуникативное пространство, внутри которого можно вступить в контакт со сферой «иного» мира и получить оттуда необходимую информацию.
