Содержание к диссертации
Введение
Глава I. Проблема адаптации субстратных топонимов в концептосфере языка-приемника
1.1. Интерпретация понятий «концепт», «концептосфера» в современной лингвистике 12
1.2. Топонимические концепты в структуре национальной концептосферы 21
1.3. Особенности содержания топонимических концептов 32
1.4. Проблема концептуальной адаптации субстратных топонимов
1.4.1. Понятие субстрата в топонимике 43
1.4.2. Особенности концептуального содержания субстратных географических имен 47
1.4.3. Методы и стратегия моделирования концептуального пространства субстратных топонимов 50
Выводы 58
Глава II. Экспериментальное исследование адаптации региональных субстратных ойконимов в концептосфере русского языка
2.1. Характеристика ойконимической системы Амурской области 61
2.2. Язык и культура эвенков - основа своеобразия субстратной топонимии Амурской области 67
2.3. Экспериментальное моделирование концептуального пространства региональных субстратных топонимов 79
2.4. Деривационные и асс'оциативные связи субстратных ойконимов в региональном ономастическом пространстве 89
2.5. Особенности адаптации субстратных географических имен в концептосфере русского языка 93
2.6. Прикладной (словообразовательный) аспект адаптации региональных субстратных ойконимов 98
Выводы 103
Заключение 106
Список использованных источников литературы 110
Приложение 1. Количественная характеристика ассоциативных полей
субстратных ойконимов 135
Приложение 2. Полевая стратификация топонимических концептов 179
Приложение 3. Материалы к «Словарю топонимов и оттопонимической лексики
Амурской области» 223
Список сокращений 239
- Интерпретация понятий «концепт», «концептосфера» в современной лингвистике
- Методы и стратегия моделирования концептуального пространства субстратных топонимов
- Язык и культура эвенков - основа своеобразия субстратной топонимии Амурской области
- Особенности адаптации субстратных географических имен в концептосфере русского языка
Введение к работе
Актуальность исследования. Развитие лингвистики на рубеже XX -XXI веков ознаменовалось сменой научных парадигм и распространением антропоцентрической модели изучения языка, находящейся в тесной связи с мышлением, сознанием и духовно-практическими интересами людей.
В русле современной, методологии перед топонимической наукой открываются новые перспективы исследования. Становится очевидной необходимость изучения топонимии в концептуально-коммуникативном аспекте, который предполагает выявление связи географических имен с элементами языкового и неязыкового сознания, с прагматическими установками носителей языка. Представленная работа является попыткой решения данных проблем через обращение к моделированию топонимических концептов как части национальной концептосферы. Актуальность исследования определяется также необходимостью комплексного изучения ' ^концептуального пространства топонимии отдельных территорий с учетом информации о географии, истории региона, языковой среде, в которой возникают и употребляются географические названия.
Проблемное поле исследования комплексно: теория ассоциативных полей, исследовательские и моделирующие возможности ассоциативного эксперимента, концептуальные исследования, теория лакун, региональное ономастическое пространство, оттопонимическая деривация в коммуникативной практике региональных носителей языка.
Объект исследования'- концептуальное пространство географических имен как часть национальной концептосферы.
Предметом исследования являются особенности адаптации субстратных топонимов в концептосфере принимающего языка.
Цель работы — проанализировать специфику адаптации субстратных топонимов в системе национальных концептов языка-приемника.
5 Достижение поставленной цели предполагает решение следующих задач:
1) представить теоретическое обоснование проблемы концептуального
содержания субстратных географических имен как фрагмента национальной
концептосферы;
2) с помощью свободного ассоциативного эксперимента
реконструировать ассоциативные поля региональных субстратных
ойконимов;
3) выявить деривационные и ассоциативные связи субстратных
ойконимов с элементами регионального ономастического пространства;
4) на основе качественно-количественного анализа структуры
ассоциативных полей смоделировать концептуальное пространство
субстратных ойконимов;
5) в рамках контрастивного описания выявить особенности адаптации
субстратных ойконимов в концептосфере принимающего языка;
6) в качестве прикладной задачи проанализировать явление
вариативности отоиконимических дериватов как механизм адаптации
субстратных топонимов в региональном ономастическом пространстве.
Нами выдвигается гипотеза: особенности концептуального
пространства географических имен детерминированы своеобразием национальной концептосферы.
Гипотеза будет проверяться сравнительным анализом концептуального пространства субстратных топонимов в условиях концептосферы языка-донора и языка-приемника.
Методы исследования. Выбор методов носит комплексный характер и обусловлен целью работы, а также спецификой анализируемого материала. Основной метод сбора материала - свободный ассоциативный эксперимент, проведенный среди жителей области, которые отбирались по территориальному и социально-возрастному критериям. Кроме того, в исследовании применялись общенаучные методы моделирования
ассоциативных полей и концептов, а также приемы контрастивного межъязыкового описания.
В прикладной части исследования для выявления вариантов оттопонимических производных использовалось широкомасштабное анкетирование населения.
Теоретической базой проведенного исследования послужили труды отечественных и зарубежных ученых по проблемам когнитивной лингвистики, лингвокультурологии, психолингвистики, языковой семантики, а также по общим вопросам языкознания и лингвофилософии (Ю.Д. Апресян, Н.Д. Арутюнова, Н.Н. Болдырев, Т.В. Булыгина, Е.М. Верещагин, В. фон Гумбольдт, В.И. Карасик, Ю.Н. Караулов, Е.С.' Кубрякова, Р. Лангакер, Д. Лакофф, Д.С. Лихачев, С.Х. Ляпин, В.А. Маслова, З.Д. Попова, А.А. ПотебняТЗ. Рош, Э. Сепир, Ю.С. Степанов, И.А. Стернин, В.И. Убийко, А.Д. Шмелев и др.).
Обращение топонимистов к проблемам функционирования
географических названий в речи и сознании носителей языка связано с
исследованиями В.Д. Беленькой, Е.Л. Березович, М.В. Голомидовой,
Л.М. Дмитриевой, М.Э. Рут, Т.В. Чернышевой и др. Антропоцентрический
подход не исключает преемственности в отношении фундаментальных
топонимических принципов, разработанных И.А. Воробьёвой,
А.П. Дульзоном, А.К. Матвеевым, В.А. Никоновым, Н.В. Подольской, А.И. Поповым, Е.М. Поспеловым, В.Н. Топоровым, А.В. Суперанской и др.
Проблематика нашего исследования также предполагает использование в качестве теоретической базы работ в области русского словообразования (В.В. Виноградов, Г.О. Винокур, Е.А. Земская, Е.А. Левашов, И.С. Улуханов и др.), тунгусоведения (Т.Е. Андреева, Е.Ф. Афонасьева, Д.М. Берелтуева, Б.В. Болдырев, Н.Я. Булатова, Г.М. Василевич, Г. И. Варламова, А. Н. Мыреева и др.), литературы, содержащей региональные топонимические и историко-культурные данные
7 (Г.М. Василевич, B.C. Евдокимов, Е.В. Захарова, Г.С. Новиков-Даурский, О.Б. Пылаева, Е.В. Сутурин, Н.К. Шульман и др.).
Комплексность теоретической и практической базы исследования предопределена лингвистической междисциплинарностью объекта.
Материал и источники. Работа выполнена на материале субстратной тунгусо-маньчжурской ойконимии Амурской области. Источниками фактического материала послужили сведения об этимологии субстратных топонимов, собранные в ходе семи экспедиций в места компактного проживания амурских эвенков, данные топонимической картотеки Благовещенского государственного педагогического университета, словари эвенкийского языка, справочники, географические карты, работы историков и географов, изучавших Амурскую область. Базовыми данными послужили также результаты свободного ассоциативного эксперимента, проводившегося в течение ряда лет среди жителей четырех районов области, данные социолингвистического опроса по проблемам отойконимического словообразования.
Научная новизна исследования обусловлена сочетанием в нём, во-
первых, представлений о топонимических концептах как части национальной
концептосферы, во-вторых, анализом общих закономерностей
концептуальной адаптации субстратных топонимов, и, в-третьих,
описанием концептуального пространства субстратных топонимов
определённого региона. В современной лингвистической парадигме впервые
проанализировано системно-языковое, функциональное, этнокультурное и
концептуально-ассоциативное содержание субстратных топонимов
Амурской области.
В основу данного исследования положен принципиально новый подход к анализу топонимических языковых знаков, реализованный в моделировании концептуального топонимического пространства посредством обращения к индивидуальному и коллективному сознанию носителей языка. Предложен и осуществлен комплексный подход к
8 топонимической лексике: к одному и тому же материалу применены лингвистические, психолингвистические и социолингвистические методики.
Теоретическая значимость исследования. Изучение концептуального пространства географических имён как части национальной концептосферы имеет прямой выход в социолингвистическую, психолингвистическую и лингво-культурологическую проблематику. Кроме того, познание закономерностей содержания и динамики развития топонимических концептов является, на наш взгляд, важным моментом для познания языка в целом. На современном этапе развития науки о языке накопленный эмпирический топонимический материал нуждается в осмыслении с точки зрения психо-, социо-, этно-, прагмалингвистики и других аспектов теории речевого общения.
Теоретическая значимость определяется также тем, что материал
исследования и его результаты будут способствовать дальнейшему развитию
топонимики в русле антропоцентризма. Сравнительный анализ
концептуального пространства субстратных топонимов позволит глубже изучить мировидение отдельных народов (эвенков и русских), а также особенности человеческого мышления в целом.
Практическая значимость настоящего исследования состоит в том, что собранный и систематизированный материал, а также результаты исследования расширяют информационный потенциал прикладной топонимики. Имеющийся фактический материал и его интерпретация являются резервом для топонимической лексикографии. Собранные автором материалы могут быть использованы при разработке комплексного словаря региональной топонимической лексики.
Результаты исследования целесообразно использовать при разработке учебно-методических пособий и программ, в преподавании лекционных курсов по топонимике, когнитивной лингвистике, лексической мотивологии, культуре речи, как дополнительный материал в реализации регионального компонента преподавания русского и эвенкийского языков.
Особо следует отметить, значимость представленного исследования для описания и сохранения находящегося на грани исчезновения культурного наследия коренного народа Приамурья - эвенков. На базе научно-методического Центра лингвистики и коммуникации Благовещенского государственного педагогического университета реализуется долгосрочная программа «Возрождение и развитие традиционной культуры и языка эвенков Амурской области», частью которой стало данное диссертационное исследование. Результатом проделанной работы явилось этимологическое описание и теоретическое осмысление сотен эвенкийских топонимов, что позволяет сохранить данный лексический пласт эвенкийского языка для последующих поколений.
На защиту выносятся следующие положения:
Топонимические языковые знаки, помимо основной функции -обозначать географический объект, обладают уникальным свойством накопления и сохранения культурной информации. На этом основании концептуальное пространство топонимов является важной частью национальной концептосферы.
Структура топонимического концепта представляет собой многоуровневое образование, ядром которого является представление о географическом объекте, а дополнительными слоями - исторические, прагматические, личностно-оценочные признаки содержания и внутренняя форма имени.
При переходе в новую языковую и культурную среду субстратные топонимы претерпевают изменения всех слоев концептуального содержания. В процессе адаптации концептуальное пространство географических имен «вбирает» в себя реалии новой культуры и языка, что наглядно выявляется в результате концептуального моделирования.
4. Вариативность отойконимических дериватов, являющаяся
актуальной коммуникативной проблемой для жителей области, служит
10 механизмом словообразовательной адаптации субстратных топонимов в региональном ономастическом пространстве.
Апробация результатов исследования. Основные научные результаты, полученные в процессе исследования, были изложены и обсуждены на заседаниях кафедры русского языка и методики его преподавания Благовещенского государственного педагогического университета имени М.И. Калинина, на научно-практических конференциях преподавателей и студентов БГПУ (Благовещенск, 2004-2008 г.г.), на межвузовских научно-практических конференциях «Молодежь XXI века: шаг в будущее» (Благовещенск, 2004, 2005 г.г.), на международной научно-практической конференции «Актуальные проблемы лингвистики и лингводидактики: теоретические и методологические аспекты» (Благовещенск, 2007 г.).
По теме диссертации опубликовано 9 работ, общим объемом 2 печатных листа.
Структура работы: диссертация состоит из введения, двух глав, заключения, списка использованных источников литературы, списка сокращений и трех приложений.
Во введении представлены содержательные и структурные характеристики исследования, определены его цель и задачи, сформулированы основные методологические установки работы, научная новизна, актуальность, теоретическое и практическое значение работы, гипотеза, а также положения, выносимые на защиту.
В первой главе рассматривается интерпретация понятий «концепт» и
«концептосфера» в современной лингвистике, на основе теоретических
предпосылок выявляется национально-культурная специфика
географических названий, особенности выделения топонимического субстрата, исследуется проблема содержания топонимических концептов как части национальной концептосферы, приводится теоретическое обоснование проблемы концептуальной адаптации субстратных топонимов, излагается
методика и стратегия моделирования концептуального пространства субстратных географических имен.
Во второй главе приводится характеристика ойконимической системы Амурской области, рассматривается национально-культурное своеобразие субстратной тунгусо-маньчжурской топонимии, на основе результатов свободного ассоциативного эксперимента моделируется концептуальное пространство региональных субстратных ойконимов, посредством контрастивного анализа выявляются особенности адаптации тунгусо-маньчжурских ойконимов Амурской области в концептосфере русского языка. Прикладной аспект второй главы посвящен словообразовательной адаптации субстратных ойконимов в региональном ономастическом пространстве.
В заключении обобщаются полученные результаты и излагаются основные выводы.
Первое приложение содержит количественную характеристику ассоциативных полей субстратных ойконимов, во втором приложении представлена полевая стратификация топонимических концептов, в третьем приложении даются материалы к «Словарю топонимов и оттопонимической лексики Амурской области».
Интерпретация понятий «концепт», «концептосфера» в современной лингвистике
Человек, существуя в контексте реальных общественных связей и отношений, обладает уникальной способностью абстрактного мышления: за бесконечным многообразием чувственного опыта он видит скрытые сущности, связи, аналогии вещей и процессов. Различные модели знания репрезентируются знаковыми системами, среди которых основное место занимает язык. Языковые единицы закономерно соотносятся с определенными концептами, обобщающими свойства и отношения данных объектов с другими элементами идеального и реального мира. Несмотря на то, что термин концепт прочно утвердился в современной когнитивной лингвистике, определение этого понятия научными школами и отдельными лингвистами весьма различается, так как несет следы философских, психологических, логических и культурологических интерпретаций.
Достаточно распространенной является точка зрения, согласно которой концепт формируется всеми значениями того или иного слова. В определении Л.А. Антипенко, концепт - это «каркас, стягивающий многочисленные смыслы в целостное, дискретное образование, обеспечивающее определенную тождественность восприятия материальной оболочки имени» [Антипенко, 1997, с. 7]. По мнению Л.О. Чернейко, концепт «охватывает все содержание слова — и денотативное, и коннотативное, отражающее представления носителей данной культуры о характере явления, стоящего за словом, взятым в многообразии его ассоциативных связей» [Чернейко, 1995, с. 75].
Академик Д.С. Лихачев придерживается иной точки зрения: концепт не возникает непосредственно из значения слова, а «является результатом столкновения словарного значения слова с личным или народным опытом человека» [Лихачев, 1997, с. 281]. Соответственно, концепт предстает как объемная мыслительная единица, являющаяся посредником между словом и р еальностью и содержащая обобщенную интерпретацию явлений действительности. Содержание концепта зависит от образования, личного и социального опыта носителя языка.
Определение концепта А.А. Залевской основывается на психолингвистическом подходе. По мнению исследовательницы, через слово или другой знак происходит доступ к нейронным ансамблям различных участков мозга, и, таким образом, активизируется концепт, под которым понимается «существующее в сознании человека перцептивно-когнитивно-аффективное образование динамического характера в отличие от понятий и значений как продуктов научного описания (конструктов)» [Залевская, 2001, с. 39].
В рамках подхода к языку как к биологической когнитивной системе А.В. Кравченко рассматривает концепты в качестве бинарных ментальных структур, являющихся оперативными единицами сознания в усвоении и представлении опыта и содержащих каузальные связи между объектами языковой и неязыковой природы [Кравченко, 2001, с. 128 ].
С позиций психолингвистики текста под концептом понимается «глубинный смысл, свернутая смысловая структура текста, являющаяся воплощением интенции и — через нее - мотива деятельности автора, приведших к порождению текста». Концепт является отправной точкой при порождении текста и конечной целью при восприятии [Красных, 1998, с. 55-57]. В понимании ученого концепт может быть только единицей высокой степени абстракции, с выраженной национально-культурной спецификой, имеющей словесную репрезентацию и круг ассоциаций [Красных, 2003, с. 268-272].
Ряд иностранных ученых - Дж. МакКлелланд, Д. Румельхарт, X. Андерсон и др., в интерпретации концепта воплощают идеи коннекционизма - направления, связанного с появлением новых моделей деятельности мозга. Коннекционистские модели воспроизводят нейронную структуру головного мозга, в которой нейроны тесно между собой связаны и способны взаимодействовать (передавать возбуждение и формировать пакеты информации). Работа модели ведется не пошагово, а параллельно, т.е. с одновременным возбуждением разных участков нейронной сетки. Каждая единица несет информацию досимволического порядка, поэтому, ее именуют субсимволом. Информация в этой сети не хранится конвенциональным способом, а существует в виде модели связи между единицами [Кубрякова, 1996, с. 87]. Согласно данной теории ситуационно зависимые ментальные репрезентации рассматриваются как коннекционизм, а концепты - как сущности, являющиеся не репрезентационными, а обобщенными способами реакции на мир [Robinson, 1997, с. 259-260]. В представлении Л.В. Барсалоу, концепты также не стабильны, а относительны по отношению к контексту системы и целям: «Так как люди постоянно познают новые вещи в этом мире и поскольку мир постоянно меняется, человеческое знание должно иметь форму, быстро приспосабливаемую к этим изменениям» [Цит. по: Кубрякова, 1996, с. 91].
Некоторые исследователи делают акцент на культурной специфике концепта. В определении Ю.С. Степанова, концепт - это «сгусток культуры в сознании человека; то, в виде чего культура входит в ментальный мир человека», с другой стороны, посредством концепта «рядовой, обычный человек, не «творец культурных ценностей» - сам входит в культуру, а в некоторых случаях и влияет на нее» [Степанов, 2001, с. 43]. С точки зрения С.Х. Ляпина, концепты - это своеобразные культурные гены,, входящие в генотип культуры, самоорганизующиеся интегративные функционально-системные многомерные (как минимум трехмерные) идеализированные формообразования, опирающиеся на понятийный или псевдопонятийный базис [Ляпин, 1977, с. 16-18].
Однако не все ученые считают культурную маркированность, наличие ценностного или духовного компонентов обязательными признаками концепта. З.Д. Попова и И.А. Стернин отмечают, что многие концепты не связаны с высшими духовными сущностями и носят эмпирический характер, например, бежать, красный, окно, рука, нога, голова и под. Не обязательна и этнокультурная специфика для концепта - есть множество концептов, у которых или нет никакой этнокультурной специфики (например, многие бытовые концепты), или она исчезающе мала. Не все концепты также имеют и ценностную составляющую, к примеру, пространственные и временные концепты не имеют ценностной составляющей, да и во многих других случаях ценностную составляющую приходится искать «с пристрастием» [Попова, Стернин, 2007, с. 21].
Авторы теории лакунарности И.А. Стернин и Г.В. Быкова считают, что «лексическая объективация по отношению к выражаемому концепту - вещь вовсе не обязательная...». [Стернин, Быкова, 1998, с. 56-58]. Таким образом, они отрицают идею обязательной вербальной объективации концепта, выдвигаемую А.П. Бабушкиным («концепт... дискретная содержательная единица коллективного сознания, отражающая предмет реального или идеального мира и хранимая в национальной памяти носителей языка в вербально обозначенном виде... нельзя говорить о существовании концепта... при отсутствии надлежащей лексической объективации» [Бабушкин, 1996, с. 72].)
Методы и стратегия моделирования концептуального пространства субстратных топонимов
Выявить особенности адаптации субстратных имен в концептосфере языка-приемника возможно с помощью комплексного подхода, который предусматривает использование ассоциативного эксперимента, методики люделирования концептов, приемов сравнительного контрастивного анализа. В рамках данного исследования используется свободный ассогщативный эксперимент, являющийся доступным и весьма эффективным исследовательским инструментом. В силу своей простоты и высокой информативности он прекрасно зарекомендовал себя для решения теоретических и практических задач в психологии, лингвистике, психиатрии и других науках. С учетом того, что речемыслительная деятельность человека имеет ассоциативный характер, ассоциативность признается в качестве важнейшего коммуникативного свойства слова. Ассоциация как установление связи между двумя элементами, по свидетельству психологов и философов, имеет психофизическую основу - условный рефлекс, обеспечивающий при появлении одного члена ассоциативной пары непременную актуализацию другого. Ассоциативные связи трактуются А.Р. Лурия, как продукты длинной цепи процессов, «обеспечивающих сложнейший анализ получаемой информации, всестороннее отражение свойств воспринимаемого предмета, выделение его существенных признаков и включение его в соответствующую систему категорий. Только такой длинный путь, который наряду с активной деятельностью органов чувств включает и активные действия человека, его прежний опыт, и решающе важное участие языка... составляет процесс активного, творческого восприятия внешней действительности» [Лурия, 1977, с. 5-6].
Несмотря на искусственность ситуации эксперимента, испытуемый обладает достаточной свободой в ответах. В самой формулировке задания свободного ассоциативного эксперимента - «ответить на предъявляемое слов первым пришедшим в голову словом» — нет установки ни на общение с экспериментатором, ни на решение познавательной задачи. В этом состоит несомненное достоинство данной методики, т. к. чем сложнее и искусственнее экспериментальная ситуация, тем менее информативными оказываются полученные данные.
Особого следует остановиться на вопросе отбора испытуемых для проведения свободного ассоциативного эксперимента. В основном ассоциативные нормы «отбираются» от студенческой аудитории, если перед экспериментатором не стоит какая-либо узко специальная цель (например, собрать данные онтогенеза и т.п.). Считается, что к 17-21 году формирование языковой способности уже в основном завершается. В свою очередь содержательное наполнение языковой способности (словарный запас, иерархическая структура ценностей, прагматические установки) и её формально-комбинаторные возможности у большинства людей остаются относительно стабильными на протяжении всей жизни [Караулов, 1994, с. 192-193]. Это дает возможность представить с запасом на десятилетие вперед ядро общественного языкового сознания.
Однако при исследовании ассоциативного восприятия субстратной топонимии на первое место выходит территориальный фактор отбора испытуемых. Выявление ассоциаций, вызываемых тем или иным названием, возможно только при обращении к сознанию жителей того региона, в котором субстратные географические названия активно функционируют. Необходимо учитывать, что на характер ассоциирования влияют также половозрастная принадлежность информанта, условия его жизни, уровень образования, профессия.
На основе материалов свободных ассоциативных экспериментов моделируют структуру ассоциативного поля. Каждое слово, отражаясь в сознании носителя языка, приобретает многомерные связи с другими словами, реализующиеся в семантических и формальных отношениях. Совокупность ассоциативных цепочек образует сеть вербальных ассоциаций слова - сложную, многочленную, ветвящуюся структуру [Норман, 1994, с. 71-72]. Подобную совокупность ассоциативных цепочек также называют ассоциативным полем. В определении А.Р. Лурия, ассоциативное поле - это отражение в сознании индивидуума «сложной системы связей, которая является центром целой семантической сети, актуализирует определенные семантические поля и характеризует важный аспект психологической структуры слова» [Лурия, 1988]. Качественные параметры ассоциативных полей определяют путем типологической классификации полученных реакций. Типология ассоциаций основывается на анализе отношений, которыми значения слов связаны между собой. Ассоциации между словами-стимулами и словами-реакциями могут возникать по следующим основным направлениям: а) семантические оппозиции (антонимы, синонимы); б) гипонимические сочетания (согласование, управление, примыкание); в) устойчивые сочетания (фразеологизмы, клише); г) паронимизация (ассоциации по звуковому сходству); д) системные отношения денотатов слов-стимулов и слов-реакций. Варианты классификации ассоциаций находим в работах Г.А. Мартинович, Л.А. Климковой, Е.И. Горошко. Н.В. Крушевского, А.П. Клименко. Г.А. Мартинович выделяет ассоциации по смежности и ассоциации по сходству [Мартинович, 1990, с. 143-144]. Л.А. Климкова рассматривает пять типов ассоциаций: структурные, структурно-словообразовательные; семантические; фонетические; синкретичные [Климкова, 1991, с. 49-50]. Классификация Е.И. Горошко представляет собой схему, в которой выделены следующие типы ассоциаций: 1) отказы в разных формах; 2) реакции, семантически не связанные со стимулом; 3) реакции, семантически связанные со стимулом [Горошко, 2000, с. 189]. Н.В. Крушевский разграничивает ассоциации непосредственные, прямые (между представлением о слове и представлением о вещи: по типу «слово -представление - слово» и «слово - слово») и опосредованные, косвенные (между словами и представлением о словах: по типу цепочки ассоциаций «слово 1 - слово 2 - слово 3») [Крушевский, 1998].
Язык и культура эвенков - основа своеобразия субстратной топонимии Амурской области
При изучении любого языка необходимо иметь представление о народе, говорящем на этом языке, его занятиях, культуре. Национальная культура является частью общечеловеческой культуры, но имеет и свои отличительные черты. Культурная самобытность обусловливается окружающей действительностью, то есть природно-климатическими и конкретно-историческими условиями и факторами жизни этноса.
Эвенкийский язык, выполняющий роль языка-донора в передаче субстратной топонимии русскому языку, относится к группе тунгу со-маньчжурских языков алтайской языковой семьи. Он распространен на территории Восточной Сибири, на Севере Китая и в Монголии, в Амурской области - в Селемджинском, Зейском, Тындинском, районах. Имеет северные, восточные и южные наречия с большим количеством диалектов и говоров. В Амурской области существуют верхнеалданско-зейский диалект, объединяющий верхне-алданский, верхнеамурский, зейский; гилюйско-тындинский, хинганский говоры; учурско-зейский диалект, объединяющий учурский, бомнакский и селемджинский говоры. По фонетическим признакам выделяются «хакающие», «секающие», «шекающие» диалекты. По грамматическому строю эвенкийский язык относится к языкам суффиксально-агглютинативного типа, обладает развитой системой падежей, видовых, залоговых форм глагола, деепричастий. Лексика отражает следы тесных контактов с якутским, бурятским, русским языками [Амурская область, 1989, с. 408].
Эвенки исконно проживают в условиях, максимально приближенных к естественным и находятся в постоянной зависимости от природы. Отличное знание местности, выносливость, наблюдательность, смелость, изумительная ориентация в условиях тайги - все эти качества, по свидетельствам исследователей Дальнего Востока XVII-XIX веков, присущи эвенкам. Традиционными занятиями эвенков были и по-прежнему остаются охота и оленеводство, определяющие их образ жизни, быт, культуру. У эвенков оленьи стада, как правило, не превышают 30-50 голов, и животные используются, главным образом, как транспорт, хотя от них получают прекрасное мясо, кожу и прочую продукцию. Олени обеспечивают быстрое продвижение по местности и, несмотря на то, что охота раньше была главным занятием, благосостояние эвенков в значительной степени определялось наличием у них оленей. Гибель оленей рассматривалась как большое несчастье, так как охотники вынуждены были переходить на оседлый образ жизни и влачить жалкое существование.
Для эвенков характерен маршрутный способ охоты, при котором перемещения осуществляются в зависимости от степени опромышления угодий, мест концентрации дичи и состояния оленьих пастбищ. Охота осуществляется чаще активными способами с использованием охотничьих собак. С появлением огнестрельного оружия сократилась роль самоловов в охотпромысле, и возросло значение ружейной охоты [Проект охот экономического обследования..., 1980]. Основным объектом охотничьего промысла являются лось, северный олень, медведь, кабарга, реже косуля, изюбр, снежный баран. Из пушных видов - белка, соболь, горностай. Добывается и боровая дичь - рябчик, каменный глухарь. В небольших масштабах эвенки занимаются собирательством. Различные травы, ягоды (брусника, голубика, клюква), орехи и коренья служат подспорьем в питании, лечебным средством и используются для дубления кож.
Из продукции охотничьего промысла и оленеводства эвенки изготавливают разнообразные изделия - обувь, одежду, головные уборы, коврики, необходимый инвентарь. Этим в основном занимаются женщины. Национальные изделия отличаются рационализмом, удобством, прочностью и особым, присущим каждой мастерице дизайном, соответствующим своему роду. В соответствии с укладом жизни у эвенков сформировалось множество различных примет, обычаев, верований, выработанных на протяжении длительного пути исторического развития этого таежного народа.
Постоянная зависимость от природы породила систему обрядов и верований, главным образом связанных с основами жизнеобеспечения эвенков: охотой и оленеводством. А.И. Мазин отмечал, что многие верования связаны с уподоблением животных человеку (анимизм) в силу их, якобы, «родства». За животными признавалось понимание человеческого языка и адекватное восприятие окружающего мира. Другие обрядовые действия связаны с представлением о возрождении добытых промысловых животных, что объяснялось стремлением человека обеспечить себя и впредь пищей. Эти древние представления эвенков сформировались в культовые отношения к лосю, оленю и медведю, игравших важную роль в повседневной жизни северян как источники получения пищи, тепла, лекарства [Мазин, 1984].
Приход русских в Приамурье привел к существенным изменениям в жизни аборигенов, прежде всего в сфере хозяйственной деятельности. Русские осваивали все новые земли, прокладывали дороги, что привело к значительному сокращению естественной, привычной среды проживания коренного населения. Большой знаток эвенков Г. И. Сухомиров, отмечает, что начатые в первые годы советской власти прогрессивные мероприятия в развитии экономики и культуры эвенкийского населения вскоре были отброшены. У руководства становились люди, которые плохо знали особенности быта и хозяйствования аборигенов, руководствовались другой культурой, другим воспитанием и были убеждены, что центру лучше известно, как сделать периферию счастливой. При переводе эвенков на оседлый образ жизни не учитывалась самобытность их культуры, специфика хозяйствования, выработанная на протяжении веков [Сухомиров, 2000, с. 44]. Подобная политика в отношении коренного народа привела к его постепенному угасанию: сокращению численности населения, утрате исконной национальной культуры, языка.
На сегодняшний день в Амурской области эвенки компактными группами проживают в трех северных районах - Тындинском (ранее Джелтулакском), Зейском и Селемджинском. В Тындинском районе эвенки проживают в следующих населенных пунктах: в селе Первомайское, в поселке Усть-Уркима и Усть-Нююка, в Зейском районе - в поселке Бомнак, в Селемджинском - в селе Ивановское.
Особенности адаптации субстратных географических имен в концептосфере русского языка
Топонимикой современного русского языка прошёл длительный путь становления и по естественным историческим причинам содержит не только исконно русские слова, но и лексические единицы, заимствованные из других языков, в том числе в результате усвоения языкового субстрата. При вхождении в систему русского языка субстратные топонимы подвергаются фонетико-графической, грамматической, семантической ассимиляции. Адаптация иноязычных названий происходит и на уровне концептуального содержания. В результате адаптации понятийный слой концепта остается неизменным в своей базовой части, связанной с образом «место» (как части макроконцепта «пространство»). Однако конкретное наполнение данного общего представления может меняться при метонимических переносах названия с одного географического объекта на другой. Так, в концептосфере эвенкийского языка концепт, репрезентируемый топонимом Кутыкан, связывался с понятием «болото», а в русской концептосфере связывается с понятием «населенный пункт». Подобные сдвиги также выявлены в понятийном содержании других исследованных топонимов: Дюгабуль -летнее стойбище (эвенкийский концепт) - населенный пункт: поселок, ж.-д. станция (русский концепт); Зея — река (эвенкийский концепт) - река, населенный пункт: город (русский концепт); Иса — река (эвенкийский концепт) - населенный пункт: поселок и ж.-д. станция (русский концепт); Кимакиляк — ключ (эвенкийский концепт) — населенный пункт: село (русский концепт); Кувыкта — тундра, равнина (эвенкийский концепт) -населенный пункт: поселок, ж.-д. станция (русский концепт); Ларба -река (эвенкийский концепт) — река, населенный пункт: поселок, ж.-д. станция (русский концепт); Муртыгит — место, где съели последнюю лошадь, место стоянки (эвенкийский концепт) — населенный пункт: поселок, ж.-д. станция (русский концепт); Тында —река, место стоянки (эвенкийский концепт) -река, населенный пункт: город (русский концепт); Хани — протока, река (эвенкийский концепт) — река, населенный пункт: ж.-д. станция (русский концепт) и др..
Понятие «место» в зависимости от личностного опыта и энциклопедических познаний испытуемых может конкретизироваться в виде достаточно общих признаков: деревня, город, село, поселок, статут, либо детализированных признаков, представляющих интерпретацию уже известных сведений: маленький город, отдаленное место, поселение, где живут нерусские жители, глухое место, высокое место, нерусский поселок, далекое поселение, запрятанное место в лесу и т.п.. Например, Коболдо 95 поселок, станция, поселок с большими домами, населенный пункт, на возвышенности , Кувыкта — станция, деревня, забытое место; Могоктак — поселок, река, нерусский поселок; Муртыгит — поселок, нерусский поселок, далекое поселение, запрятанное в лесу место.
Отсутствие у носителя языка связи «топоним - объект» свидетельствует об отсутствии соответствующего концепта в его сознании. В ходе эксперимента в ответ на ойконим-стимул были зафиксированы единичные реакции типа: «А что это?», «Не знаю что это такое», «Не представляю что это», сопровождающие дальнейшим отказом отвечать. Таким образом, отсутствие в сознании человека интегрированной ментальной структуры «место», репрезентируемой топонимом, приводит к опустошению ядерного концептуального слоя и отсутствию концепта как такового.
В концептуальном пространстве исследованных ойконимов когнитивные признаки, связанные с энциклопедической информацией, с личным реально существующим опытом опрашиваемых, распределяются неравномерно. Наибольшая частотность, повторяемость и разнообразие интерпретационных когнитивных признаков отмечена в составе концептов, репрезентируемых широко известными в пределах области названиями. В целом же, данные признаки находятся на периферии концептуального пространства большинства ойконимов. Это объясняется, прежде всего, территориальным фактором: лишь небольшой круг респондентов, проживающих непосредственно вблизи того или иного небольшого населенного пункта (или в нем), имеет дополнительные, сверх минимально необходимых, представления об объекте.
Закономерно, что интерпретационный концептуальный слой одного и того же топонима в концептосфере языка-донора и языка-приемника имеет значительные отличия, т.к. связан с дополнительной историко-культурной информацией. С большой точностью реконструировать данную часть концептуального пространства топонима в ее исходном варианте (в эвенкийской концептосферб) на сегодняшний момент не представляется возможным: осталось мало носителей эвенкийского языка, воспринимающих данные названия вне контекста русской культуры, также нет письменных памятников, где бы фигурировали подобные имена. Однако с учетом внутренней формы названий, исходя из имеющихся сведений о культуре эвенков, можно с большой вероятностью утверждать, что значительная часть интерпретационного историко-культурного слоя была связана с природными и бытовыми реалиями: особенностями ландшафта, климата, природными явлениями, охотой, рыболовством, собирательством, оленеводством, традиционными обрядами и верованиями.
В результате адаптации указанный концептуальный слой кардинально изменился, т.к. «впитал» в себя реалии русской этнокультурной среды, что отразилось в характере ассоциирования. Приведем наиболее характерные примеры (в скобках указывается количество зафиксированных в ходе эксперимента реакций): Бысса — лечение (32), дикий курорт (16), здоровье (.15), отдых (15), тайга (12); Зея — ГЭС (225), водохранилище (48), плотина (36), электростанция (45), золото (31), прииск (26), золотопромышленность (12), набережная (2), энергетика (2); Тында - БАМ (110), север (105).
В результате соотношения определенного звукового комплекса, образующего субстратное географическое имя, с реально существующим в трехмерной физической реальности объектом формируется ядерная часть топонимического микроконцепта и осуществляет его интегрирование в структуру представлений, связанных с физическим пространством. Наличие дополнительных когнитивных признаков, основанных на историко-культурной информации, прагматических аспектах функционирования географических объектов, свидетельствует о культурном освоении субстратных имен.
