Содержание к диссертации
Введение
Часть I. Развитие положений теории языка Ф.де Соссюра
Глава I. Женевская школа: истоки научной проблематики и теоретические принципы 30
Глава II. Дихотомия языка и речи: «системоцентрический» и «текстоцентрический» подходы 85
Глава III. Развитие принципа произвольности языкового знака 153
Глава IV. Развитие принципа линейности языкового знака 209
Глава V. Проблемы внешней лингвистики 243
Выводы по части I 262
Часть II. Самостоятельные направления исследований. От Соссюра к функционализму
Глава I. Роль и соотношение в языке интеллектуального и аффективного
Глава II. Грамматическое учение Женевской школы 299
Глава III. Семиологическая концепция Л.Прието 355
Глава IV. Язык - человек - общество 386
Выводы по части II 416
Заключение
Библиография 443
- Дихотомия языка и речи: «системоцентрический» и «текстоцентрический» подходы
- Развитие принципа линейности языкового знака
- Грамматическое учение Женевской школы
- Язык - человек - общество
Введение к работе
Диссертация посвящена историографическому анализу с позиций современной лингвистики научной концепции Женевской школы - одного из ведущих направлений языкознания XX века, оказавшему значительное влияние на развитие науки о языке и не утратившему свою значимость.
Задача истории науки состоит в том, чтобы восстановить и сохранить преемственность научных идей и положений, воздать должное предшественникам, установить научные приоритеты и, главное, обосновать с позиций современной науки актуальность и перспективность выдвигавшихся идей и положений. Исторический подход к научному знанию свидетельствует о непрерывности его развития: каждое данное состояние в развитии научных знаний представляет собой фазу поступательного движения. Нельзя не согласиться с основоположником методологии исследований истории науки В.И.Вернадским в том, что «Каждое поколение научных исследователей ищет и находит в истории отражение научных теорий своего времени. Двигаясь вперед, наука не только создает новое, но неизбежно переоценивает старое, пережитое» [Вернадский 1922: 112].
Обращение к истории науки свидетельствует о ее зрелости, усложнении решаемых ею задач, требующих систематизации и осмысления накопленных знаний, закономерностей их получения.
Исследования по истории науки имеют не только познавательную ценность, они служат прежде всего современной науке ориентирами не только в ее настоящем состоянии, но и в будущем. В.И.Вернадский, один из пионеров историографии науки, писал в этой связи: «Научное изучение прошлого, в том числе и научной мысли, всегда приводит к введению в человеческое сознание нового» [Вернадский 1981: 243].
Задача истории науки, таким образом, - обратить внимание на идеи, оставшиеся по разным причинам незамеченными и недооцененными современниками исследуемых школ и направлений, а иногда и последующими поколениями, и являющиеся перспективными и плодотворными с точки зрения современной науки. Ценность и значимость истории науки в ее возможности прогнозировать научные знания. Она обращена не только в прошлое, настоящее, но и в будущее, охватывая три временных измерения.
Исторический подход к научным школам и направлениям позволяет представить их на широком культурном фоне, понимая под культурой совокупность достижений в разных областях знаний. Это дает возможность зачастую по-новому воспринимать известные, привычные факты. Научно-исторический факт, по нашему мнению, следует рассматривать с двух сторон: во-первых, как одно из явлений соответствующей науки, и во-вторых, как принадлежность культуры в широком смысле.
При изучении истории науки нередко выясняется, что некоторые современные идеи и представления формулировались и обсуждались ранее под другими названиями и в другой связи.
При изучении истории науки обнаруживаются не только несомненные достижения, открывающие новые пути, но и ошибки и заблуждения. В последнем случае задача исследователя - установить источники этих ошибок и заблуждений, чтобы избежать их в будущем.
В задачу истории науки входит также установление традиций и преемственности между отдельными учеными, школами и направлениями, их роли во взаимном обогащении новыми идеями. При этом некоторые идеи были восприняты современниками и утвердились в науке, другие были забыты на долгие годы, несмотря на их истинность и значимость.
Сказанное в полной мере имеет отношение и к истории языкознания, изучение которого не только имеет историко-познавательное значение, но является нередко источником постановки новых проблем в современной лингвистике.
Интерес к истории языкознания как научной дисциплине возник во Франции в конце XVIII века, когда французские грамматисты Ф.Тюро и Д.Тьебо предприняли попытку создания общей концепции развития лингвистики. Методологические основы построения истории науки о языке были за ложены в период с середины XIX в. до начала XX в. в трудах таких видных языковедов, как Г.Штейнталь, Т.Бенфей, Б.Дельбрюк, В.Томсен, Х.Педерсен, С.К.Булич.
Однако как самостоятельная отрасль современной лингвистики история языкознания сформировалась во второй половине XX века в трудах В.А.Звегинцева, М.Леруа, М.Ивича, Р.Робинса, Ж.Мунена. Этому в значительной мере способствовали специальные периодические издания (Histo-riographia linguistica), международные конференции по истории языкознания. История науки о языке стала постоянной темой и на международных лингвистических конгрессах.
История языкознания, так же как и другие науки, имеет собственную проблематику, которая включает:
- предмет и объект исследования,
- цели и задачи исследования,
- методы исследования,
- основные понятия истории языкознания,
- периодизацию истории языкознания,
- теоретическую и практическую значимость истории языкознания,
- место истории языкознания в системе научных знаний. Итальянский лингвист, специалист по истории языкознания, Р.Симоне
считает важным для эпистемологии лингвистики восходящее к Ф.де Соссюру различение предмета (matiere) и объекта (objet) лингвистики (Simone 1975). Объект моделируется в зависимости от уровня разработанности науки о языке и смежных наук в данный момент.
Предмет и объект соотносятся как данное, материал исследования и как интерпретация этого данного исследователем. Объект формируется объективно-субъективным подходом историка науки. Объективный подход обусловлен состоянием лингвистической науки и смежных наук, субъективной принадлежностью исследователя к определенной школе или направлению, культурной традиции, совпадением или расхождением его научных
взглядов с анализируемыми концепциями. Примером может служить существенные различия в оценке положений учения Соссюра Б.А.Будаговым в 1954 г. [Будагов 1954] и Н.А.Слюсаревой в 1969 г. [Слюсарева 1969], с разницей всего лишь в 14 лет.
Различение предмета и объекта исследования связано с философским вопросом об абсолютной и относительной истине. Научные истины являются относительными, поскольку обусловлены уровнем науки и не дают полного исчерпывающего знания о предмете (абсолютная истина) и содержат элементы, которые в процессе развития научного знания будут изменяться, углубляться, уточняться.
Историю науки Симоне понимал как эволюцию тесно связанных между собой эпистемических и неэпистемических факторов. К эпистемическим факторам он относил: 1) состояние лингвистики, 2) состояние смежных наук, 3) место, отводимое лингвистике среди других наук. Среди неэпистемических факторов он выделял: 1) факторы, влияющие на установление признаков, вычленяемых в исследуемом объекте, 2) факторы, влияющие на разработку теории.
Рассмотрение основных моментов истории интерпретации соссюров-ской мысли свидетельствует о том, что Ф.де Соссюру приписывали всякий раз различные положения в зависимости от того, какими эпистемическими и неэпистемическими факторами историки пренебрегали. Сущность соссюров-ского учения о языке была понята только тогда, когда обратились к области признаков объекта исследования, которые были положены в основу построения его теории. Подход к анализу концепции Соссюра в историко-эпистемологическом плане позволил установить взаимосвязь отдельных сторон его учения.
Цель и задачи истории языкознания - теоретическое осмысление развития знаний о языке, анализ теорий и концепций генезиса лингвистической мысли в целом и в ее отдельных аспектах - традициях, течениях, направлениях и школах.
В настоящее время на повестке дня стоит задача разработки методологических основ истории языкознания. Речь идет прежде всего о методах исследования и понятийном аппарате. История языкознания должна быть не просто описательной наукой, фиксирующей последовательность имен, событий, положений1, а объяснять суть изменений, претерпеваемых наукой, выявлять их движущие силы. Результаты и выводы истории языкознания позволяют соотносить современное состояние науки о языке с опытом ее предшествующего развития. В этом состоит первый комплекс методологических проблем истории языкознания.
Изучение прошлого науки должно исходить не из отдельных фактов, а из научной ситуации соответствующей эпохи в целом. Каждый этап развития знания о языке должен исследоваться как целостное явление, обладающее определенными внутренними закономерностями. Данные истории языкознания свидетельствуют о неоднократном обращении к одним и тем же фактам и явлениям, и каждый раз они предстают в новом ракурсе в связи с новой ориентацией исследования и новыми методами.
Для установления исторической перспективы развития научного знания важен целостный, системный подход к науке прошлого, рассмотрение отдельного этапа развития как фазы общего развития науки.
Одной из ключевых задач изучения истории языкознания является проблема развития, прогресса научного знания. Прогресс как неотъемлемая характеристика науки не является атрибутом каждого факта ее развития. История развития науки не подобна прямой линии, это «сложный процесс, полный противоречий, спадов, подъемов, возвращений на новом уровне к старым, давно оставленным и забытым взглядам, борьбы различных мнений, гипотез, теорий, редко выходящих из этой борьбы в своем первоначальном виде, но почти всегда незаметно меняющихся, впитывающих в себя новые элементы» [Микулинский 1981: 28]. Тот факт, что развитие науки не исключает предыдущие исторические этапы, подтверждается примерами возвращения науки к уже, казалось бы, «преодоленному» прошлому. Так, Ф.де Сос-сюр, разрабатывая проблемы языкового знака и синхронической лингвистики, обращался к традициям XVII-XVIII веков и утверждал, что научная база грамматики того времени «менее подвержена критике, а ее предмет лучше определен, чем у той лингвистики, которую основал Бопп» [Соссюр 1977: 115]. Таким образом, проблема прогресса лингвистического знания должна решаться не на уровне отдельных научных фактов, а на уровне научного знания как целого с учетом прежде всего успешности и продуктивности применения полученных результатов для решения поставленных задач.
История и современное состояние языкознания соотносятся как историческое познание предмета и его результат, в котором последовательно складывавшиеся в ходе исторического развития связи достигли определенного состояния. Соотношение и взаимосвязь различных сторон развития целого отражает историю становления этого целого, историю познания его разных сторон в их взаимосвязи. Таким образом, между историей и теорией предмета существует диалектическая связь, и та и другая - развивающиеся и изменяющиеся во времени категории. Современное состояние предмета воспринимается как определенное и сформировавшееся, при этом не принимаются во внимание, за исключением историков науки, зигзаги его развития, а также второстепенные, не являющиеся релевантными, с точки зрения его настоящего восприятия, факты. Отсюда вытекает различие в отображении предмета исследования в историческом и современном состоянии. Другими словами, для современного исследователя предмет исследования предстает в большей мере в статике, и только исторический подход позволяет представить предмет в динамике.
Именно потому, что в самой действительности процесс и результат развития не совпадают, хотя и находятся в единстве, неизбежно различие по содержанию исторического и неисторического способов исследования. Зада чей исторического исследования является раскрытие конкретных условий и форм развития тех или иных факторов и явлений, последовательность и внутренняя логика их перехода от одних исторических стадий к другим. Задача неисторического теоретического исследования - раскрытие роли, которую отдельные элементы предмета изучения играют в его составе как целого. Исторический подход позволяет восстановить динамику становления фактов и явлений, внутреннюю связь составляющих их элементов. Так, современное понимание противоречивых отношений между формой и содержанием в языке нередко основывается на теории асимметричного дуализма лингвистического знака С.Карцевского, восходящей, в свою очередь, к учению Ф.де Сос-сюра о произвольности знака. «С.Карцевский, - писал В.Г.Гак, - был, пожалуй, первым, кто в своей статье «Об асимметричном дуализме лингвистического знака» (1929) воспользовался терминами симметрия и асимметрия в применении к языку. ... Но если пятьдесят лет тому назад применение термина «асимметрия» к фактам языка могло казаться метафорой, то развитие языкознания за прошедшие полстолетия не только характеризуется все более широким использованием терминологической пары симметрия/асимметрия, но и осознанием этих категорий как отражения фундаментальных черт строения и функционирования языка» [Гак 1998: 106]. Тем самым история языкознания позволяет восстановить логические связи между последовательными стадиями становления и развития современных научных понятий и методов.
Как справедливо отмечает П.Сьюрен, «современная лингвистика, к сожалению, привыкла жить без собственной истории. Это обстоятельство печально не только потому, что ведет к суживанию горизонта ... но еще и потому, что создает риск постоянного изобретения заново колеса». В результате многие важные вопросы, привлекавшие внимание наших предшественников, «выпали из поля зрения современной лингвистики, отчего она многое потеряла» [Seuren 1998:11].
Глобальную задачу перед историей языкознания поставил Р.Симоне: разработать своего рода типологию открытий, к который привели соответствующие исследовательские процедуры [Simone 1975]. Другими словами, речь идет о методологии научных открытий в отличие от логики изложения научных данных и их обоснования. На наш взгляд, эти два подхода взаимосвязаны, поскольку установлению закономерностей появления новых знаний предшествуют эмпирические обобщения количественных данных, приведших к качественным изменениям.
Опора на современные знания позволяет оценить значимость выдвигавшихся идей и положений для развития современной мысли, тем самым воздать должное деятелям прошлого, установить национальные и индивидуальные приоритеты. С другой стороны, прямолинейное перенесение современных представлений о научных фактах на научную деятельность прошлого без учета специфики состояния лингвистики и смежных наук в определенный период может привести к искажению исторической перспективы.
История языкознания, так же как и других наук, процесс не равномерный в плане появления качественно новых направлений и методов исследования. Развитие научного знания не может быть представлено как плавное и равномерное, периоды относительно спокойной и равномерной деятельности сменяются периодами перестройки научной деятельности, когда пересматриваются основополагающие представления, вырабатываются новые установки, приводящие к расширению проблематики исследования, становлению новых методов, формированию новых направлений исследования.
В то же время качественные скачки в развитии языкознания, например, под воздействием теории Соссюра в XX веке не означало разрыва с предшествующими традициями. В.И.Вернадский подчеркивал, что периоды качественных преобразований в науке носят «яркий созидательный, а не разрушительный характер. Строится и создается новое; оно для своего создания часто использует, перерабатывая до конца, старое» [Вернадский 1981: 232]. Иллюстрацией этого положения может служить творческое использование
Ш.Балли в своей теории высказывания понятий французской рациональной грамматики XVIII в., а также социально ориентированной традиции французской лингвистики, ее тесной связи с общественной языковой практикой. Таким образом, наука на каждом этапе своего развития сохраняет в творчески переработанном виде опыт прошлого.
Новое в науке, как правило, возникает во взаимодействии со старым, даже если это взаимодействие носит характер полемики. Для дальнейшего развития знания имеет значение не только положительный, но и отрицательный опыт прошлого. В то же время то, что заимствуется у предшественников не остается неизменным. Элементы предыдущих фаз развития продолжают существование в преобразованном виде в результате критического пересмотра в свете новых достижений и вовлекаются в новые условия и взаимосвязи. Как указывает Е.Кёрнер, лингвистике XIX века не были чужды понятия «система» и «структура», а в XX веке они были не просто введены в научный оборот, но и существенно переосмыслены» [Koerner 1975]. С.Ору замечает, что минимальные пары были известны ученым уже в XVIII веке, а оппозиции фонетических признаков использовались фонетистами XIX века, но действительное применение и то и другое нашло только в фонологии XX века [Aurouxl980:12].
Ускоряющим фактором развития лингвистики выступают значительные сдвиги в развитии смежных наук, прежде всего, философии, психологии, социологии, логики, педагогики. В качестве примера можно привести значительное влияние на концепцию Женевской школы бурного развития в начале XX в. во Франции и Швейцарии психологии, в том числе детской, и педагогики. На развитие лингвистики оказывают влияние не только школы и направления смежных наук, но и отдельные ученые - представители этих направлений. Однако не всегда подобное влияние принимается во внимание в исследованиях по истории языкознания. Так, Дж.Лепски справедливо указывает, что в работах по истории языкознания XIX - начала XX в. обычно даже не упоминают таких известных в свое время ученых, как женевский психолог
Г.Флурнуа, между тем его эксперименты с медиумами, говорящими на неизвестных языках, вызывали живой интерес Ф.де Соссюра [Lepsky 1982: 30].
Поскольку история языкознания не выработала собственной модели развития своей науки, она обратилась к опыту науковедения. В англоязычных странах и в ряде стран Западной Европы в описании процесса развития науки о языке применяется понятие «парадигмы науки», разработанное для истории естествознания американским ученым Т.Куном [Кун 1975]. Согласно Куну, наука, достигшая определенной зрелости, развивается циклически: периоды планомерной деятельности сменяются резкими скачками (научными революциями), в результате которых полностью меняются установки, определяющие деятельность ученых. В результате научной революции происходит смена старой парадигмы на новую [Кун 1975: 68]. Заслуга Куна в том, что он поставил вопрос объяснения механизма смены представлений в науке, т.е. вопрос прогресса научного знания, а также включил в понятие парадигмы совокупность исследовательских методов и приемов.
В то же время концепция Куна вызвала критику как за рубежом, так и в нашей стране. Так, Ю.С.Степанов считает, что она мало применима к истории языкознания: «история лингвистики не дает никаких оснований согласиться с концепцией релятивистских скачкообразно сменяющих друг друга научных парадигм Т.Куна. Сам термин «парадигма» - пожалуй, единственное, что можно из нее безоговорочно сохранить» [Степанов 1980: 112].
В концепции Куна не учитывается принцип историзма. Он не принимает во внимание тот факт, что коренные сдвиги, происходящие во время научной революции, назревают и подготавливаются в течение всего предшествующего периода. Авторы послесловия к русскому переводу работы Т.Куна С.Р.Микулинский и Л.А.Маркова справедливо пишут, что «между периодами спокойного, эволюционного развития и научной революцией существует прямая внутренняя связь. Они не независимы друг от друга, а вырастают друг из друга» [Кун 1975: 288].
Куна можно также упрекнуть в том, что он исходит из замкнутости науки и представления о том, что все происходящее в науке обусловлено внутренними факторами ее развития. Между тем практика свидетельствует, что развитие науки тесно связано и с внешними, социальными факторами и потребностями. Так, интенсивно проводившаяся в 20-30-х гг. прошлого века в отечественном языкознании большая практическая работа в связи с необходимостью создания письменности для бесписменных языков и разработки литературных норм вызвала к жизни новое направление научных исследований, получившее название языкового строительства.
Наряду с термином «парадигма», закрепившимся в истории языкознания, приемлемым и продуктивным, на наш взгляд, может быть использование терминов «этап, фаза». Примером может служить концепция Ф.де Сос-сюра о трех последовательных фазах развития лингвистики: «Грамматическая» фаза, когда преимущественное внимание уделялось нормативному описанию языков; «филологическая» фаза, когда внимание ученых было сосредоточено на толковании и комментировании текстов; фаза сравнительно-исторического языкознания. К этим фазам следует, очевидно, добавить структурализм, многие направления которого восходят к учению Соссюра, и современную фазу - функционализм, сформировавшийся в значительной степени под влиянием Пражской и Женевской школ [Кузнецов 2004: 200-201]. В современной лингвистике функционализм все чаще рассматривается как метапарадигма, объединяющая разные школы и направления. Он характеризует и когнитивную, и коммуникативную парадигму лингвистических исследований.
Более продуктивным для истории языкознания является понятие научного сообщества Т.Куна, введение им в историографию науки представления о роли человеческого фактора. В его представлении ученый «может быть понят как ученый только по его принадлежности к научному сообществу, все члены которого придерживаются определенной парадигмы» [Кун 1975: 68].
Понимание Куном научного сообщества, как он сам отмечает, близко понятию научной школы.
Понятия школы, направления, течения, традиции, являющиеся центральными в понятийном аппарате историографии языкознании, как справедливо отмечает С.А.Ромашко, «крайне слабо разработаны» [Ромашко 1985: 25].
Школа в истории языкознания может быть интерпретирована как группа ученых, объединенных прежде всего, общностью научной концепции, возникшей на основе общего источника (как правило, таким источником является глава школы) и в дальнейшем развиваемой ими в рамках научного сообщества, ограниченного территориальной и культурной исторической принадлежностью. Школа обычно живет и развивается в рамках какого-либо большего объединения: направления, течения, традиции. Такое понятие школы применимо, например, к Пражской (если рассматривать ее как фонологическую школу) и к Копенгагенской школам.
Вообще строгое определение школы с натяжкой применимо ко многим школам, название которых закрепилось в истории языкознания. Так, в случае Пражской школы затруднительно назвать ее главу. Ведущую роль в ее основании сыграл Я.Мукаржовский, а наиболее видными представителями являются Н.Трубецкой и Р.Якобсон. Причем Н.Трубецкой жил и работал с 1922 г. и до конца жизни в Вене. Тем самым не соблюдается до конца еще и принцип территориально-географического отграничивания школы.
В отличие от школы основным объединяющим принципом в направлении выступает не глава, учитель, а единство взглядов на язык как предмет исследования, общность исходных методологических установок и принципов исследования. Направление объединяет несколько школ, течений и отдельных концепций. Примером может служить французская социологическая лингвистика, наиболее видными представителями которой являются А.Мейе, Ж.Вандрисс, Э.Бенвенист, Ф.Брюно, М.Граммон. Объединяющее начало этого направления - рассмотрение языка как социального факта, общественного продукта, который должен изучаться в связи с другими фактами и явлениями. Теоретические принципы этого направления очень близки установкам Женевской школы, не случайно Й.Йордан включает лингвистов Женевской школы в это направление [Йордан 1971. Гл.ГУ].
Термин «течение» употребляется в истории языкознания довольно редко. В целом под течением понимается более тесная группировка в пределах направления. Так, можно говорить о нео-позитивистском течении в структурализме.
«Этапы в развитии языкознания не зависят от национальных границ, но протекают в определенных национальных рамках. Те или иные национальные границы, в которых развивается наука о языке, принято называть лингвистическими традициями» [Амирова, Ольховиков, Рождественский 1975: 24]. Примером может служить французская традиция изучения языка в тесной связи с его носителем - человеком, оказавшая существенное влияние на формирование научной концепции Женевской школы.
Задача истории языкознания состоит также в определении места науки о языке в общем ходе познавательной деятельности, являющейся составной частью процессов, обеспечивающих функционирование и развитие общества, что вытекает из тесной связи лингвистики с общественной языковой практикой и важнейшей ролью языка в жизни общества. Для решения этой задачи требуется изучение: 1) социальной практики и общественных потребностей, решаемых языкознанием, 2) состояния общественного сознания, значимого для науки о языке, 3) основных тенденций развития науки в целом. Поэтому история языкознания не может не учитывать в своих исследованиях связи развития языкознания с различными потребностями общественной языковой практики. Спектр этих потребностей чрезвычайно широк: совершенствование письменности, вопросы культуры речи и нормирования, перевод и преподавание языков, изучение древних текстов и др. Общественная языковая практика в значительной степени обусловила проблематику и направление исследований представителей Женевской школы. Научное познание, подчер кивает С.Ору, никогда не является понятием незаинтересованным, потому что наука представляет собой социальную практику [Auroux 1980: 10].
История науки не является чем-то законченным, устанавливающим непреложные научные истины. Как и любое научное знание оно эволюционирует. Это касается даже отдельных ученых, научное творчество которых достаточно хорошо изучено. Примером может служить теория Ф. де Соссюра, которой посвящено большое количество исследований, даже сложилось самостоятельное направление исследований - «соссюрология». Публикуются все новые и новые работы, комментирующие, уточняющие, а нередко и проливающие новый свет на отдельные аспекты его доктрины. Известно, что даже хорошо изученные исторические факты при повторном обращении к ним предстают в ином свете и квалифицируются как имеющие научную ценность благодаря появлению новых документов и анализу их с позиций современной науки. Этому способствует также рассмотрение идей и положений на широком культурно-историческом фоне.
Перед исследователем творчества ученых стоит задача последовательного представления их концепции как взаимосвязанного, логически организованного целого. Иногда сами ученые излагают свои взгляды фрагментарно и разрозненно.
Известно, что взгляды ученых, в том числе и лингвистов, формируются на основе их предшественников, которыми могут быть как учителя, так и целые школы и даже направления. Задача историка науки состоит в том, чтобы установить генезис взглядов и идей ученых, логику развития их мировоззрения.
В истории языкознания недостаточно исследованной остается Женевская лингвистическая школа. Название «Женевская школа» употребляется применительно к ученикам и последователям Ф. де Соссюра по Женевскому университету. Она представлена непосредственными учениками Соссюра, основателями школы - Ш.Балли (1865-1947), А.Сеше (1870-1946), С.Карцевским (1884-1955) и их учениками и последователями - А.Бюрже (1896-1985), А.Фреем (1899-1980), Э.Сольберже (1928-1989), Р.Годелем (1902-1984), Л.Прието (1936-1996), Ф.Каном (род. в 1929 г.), Р.Энглером (1930-2004), Р.Амакером (род. в 1942 г.).
В основу научной деятельности Женевской школы были положены и получили дальнейшее развитие следующие положения теории Соссюра: учение о языке и речи, разграничение синхронии и диахронии, понимание языка как системы знаков, принцип произвольности и линейности лингвистического знака, различение внутренней и внешней лингвистики. В то же время в рамках Женевской школы были выдвинуты и получили развитие вопросы теории языка, обусловленные индивидуальными научными интересами ее представителей. Они неоднократно заявляли, что учение Соссюра не является для них догмой, и их научная деятельность является ярким тому подтверждением.
Как справедливо отмечает Ж.Редар [Redard 1982], в работах по истории языкознания (Робен, Мунен, Мальмберг, Леруа и др.) либо вообще не уделяется внимания Женевской школе, либо она занимает незаслуженно мало места. Как в зарубежной, так и в отечественной историографии науки о языке нет систематических исследований, посвященных цельному разбору теории языка Женевской школы, в которых лингвистические воззрения представителей этой школы анализировались бы во взаимосвязи и в сравнении с общелингвистическими взглядами Соссюра и с другими современными им школами. Применительно к Женевской школе изучению подвергались лишь отдельные, преимущественно частные концепции некоторых ее представителей [Будагов 1954, Илия 1970, Поспелов 1957, Введенский 1965, Слюсарева 1969 и др.]. Целый ряд положений Женевской школы получают противоречивое толкование.
Таким образом, выбор темы обусловлен тем, что Женевская школа недостаточно представлена в отечественных и зарубежных трудах по истории языкознания, хотя она является одним из ведущих направлений лингвистики XX в. Исследовались лишь отдельные аспекты ее лингвистической теории да и то фрагментарно, схематично, не принимая во внимание широкий культурно-исторический фон.
В диссертации изучение и оценка научного наследия Женевской школы ограничены проблематикой общего языкознания, получившей развитие в рамках этой школы. Научное наследие Женевской школы включает также исследования по индоевропеистике, классическим языкам, романскому языкознанию и филологии, по языкам неиндоевропейской семьи. Эта составляющая научного наследия Женевской школы могла бы стать предметом отдельного исследования.
Актуальность диссертации обусловлена тем, что научное наследие Женевской школы требует осмысления с позиций современной лингвистики в связи со значительным возрастанием к ней интереса в последнее время (переиздание и переводы работ ее основных представителей в России, публикации в Швейцарии материалов их научных фондов, био- и биографических материалов, переписки). Интерес к этой школе обусловлен ее лидирующим положением в языкознании 1-й половины XX в., заметным воздействием на развитие лингвистических исследований, перспективности ее научных идей. Женевскую школу отличает постановка и разработка наиболее сложных, продолжающих оставаться актуальными, вопросов теории языка.
Однако ни в отечественной, ни в зарубежной историографии не проводились комплексные исследования, в которых концепция Женевской школы рассматривалась бы с учетом достижений «соссюрологии», на широком культурно-историческом фоне, в сравнении с современными ей школами и направлениями, оценки ее научного наследия в свете современной лингвистики.
В настоящее время быстро возрастает поток информации, и для того, чтобы отделить новые достижения от повторения прошлых разработок и результатов, необходимо проведение широких историографических исследований. Понятие новизны в истории науки должно рассматриваться в двух ас пектах: применительно к исследуемой и современной эпохе. В последнем случае к новизне добавляется актуальность.
Цель исследования: проанализировать положения научной концепции Женевской школы, установить обусловленность свойственной ей общеязыковедческой проблематики влиянием учения Ф. де Соссюра, одной стороны, и ходом развития науки о языке, - с другой. Оценить с позиции современной лингвистики значимость научного наследия этой школы.
Основные задачи исследования: анализ вклада представителей Женевской школы в теорию языка: развитие дихотомий языка и речи, синхронии и диахронии, произвольного и линейного характера языкового знака, методов выделения языковых единиц, теории грамматики и функциональной семантики, соотношение в языке интеллектуального и аффективного, создание новой лингвистической дисциплины - стилистики, разработка вопросов внешней лингвистики; обоснование их ведущей роли в становлении и развитии функционализма в лингвистике.
Научная новизна диссертации заключается в том, что:
- диссертация является первой всеобъемлющей работой в отечественной и зарубежной историографии языкознания, посвященной изучению научного наследия Женевской школы с позиций современной лингвистики;
- впервые дается всесторонняя оценка наследия Женевской школы, выделяются его составные части, не утратившие своей значимости для современной лингвистики, но не привлекавшие внимание историков языкознания;
- концепция Женевской школы анализируется не только на основе канонического текста «Курса общей лингвистики» Ф.де Соссюра, но и с широким привлечением его рукописных источников, архивных материалов, документальных источников;
- историографическое описание концепции Женевской школы основано на изучении лингвистических взглядов ее представителей и установлении движущих факторов развития их идей. Впервые выделены объединяющие
начала, общие черты и положения, дающие основание объединить женевских лингвистов в рамках одной научной школы;
- диссертация построена не по именному-хронологическому, а по тематическому принципу: выделяется ряд ключевых проблем теории языка, получивших развитие в Женевской школе и не утративших своей актуальности.
Теоретическая значимость диссертации заключается в том, что она вносит вклад в теорию языка, историографию языкознания и ее методологию. Представленные в диссертации новые направления лингвистических исследований, получившие развитие в рамках Женевской школы, разработанные ее представителями методы и приемы лингвистического анализа могут быть использованы в разработке вопросов теоретической лингвистики.
Значимость диссертации как теоретического историографического исследования в том, что она представляет собой целостное описание и оценку с позиций современной лингвистики научного наследия Женевской школы.
Вклад диссертации в методологию истории языкознания обусловлен дальнейшей разработкой проблематики этой науки как самостоятельного раздела современной лингвистики и, прежде всего, ее понятийного аппарата. Предлагается решение основного вопроса историографии: каковы движущие факторы развития науки и предпосылки возникновения нового знания. Обосновывается целостный системный подход к развитию научного знания как фазы общего развития науки и дается определение малоразработанных ключевых понятий истории языкознания - школы, направления, течения, традиции в их взаимосвязи. Пробированные в диссертации методы и приемы историографических исследований могут быть использованы для изучения теоретических концепций других школ, направлений и отдельных ученых.
Практическая значимость диссертации заключается в возможности представления в работах по истории и теории языкознания цельной концепции Женевской школы и значение ее научного наследия для современной лингвистики.
История языкознания, - учебный предмет, необходимый для формирования научного лингвистического мировоззрения. Женевская школа, являющаяся составным звеном истории языкознания, должна занять заслуженное место в учебниках и учебных пособиях. В существующих пособиях она часто представлена фрагментарно и бессистемно.
Материал диссертации может быть включен в курсы лекций и учебные пособия по общему языкознанию и истории лингвистических учений. А представленное в диссертации учение Соссюра в свете результатов «соссю-рологии» позволяет преодолеть нередко встречающуюся стереотипность изложения положений его теории, ограниченное каноническим текстом «Курса», в пособиях по истории языкознания для студентов филологических специальностей.
Ввиду широты проблематики Женевской школы результаты проведенного исследования могут быть использованы специалистами по разным разделам науки о языке: теории и истории языкознания, грамматике и стилистике, лингвистике текста, прагмалингвистике и когнитивной лингвистике.
Еще одна практическая значимость исследований подобного рода, которую нередко упускают из вида, - важность систематического представления теории языка, в данном случае Женевской лингвистической школы, для адекватного, качественного перевода работ ее представителей. В опубликованных переводах встречаются неточности и даже искажения. Причина в недостаточно глубоком знакомстве переводчиков с концепциями отдельных ученых и школы в целом, что приводит к тому, что ускользают важные тонкости и детали. Ведь чем лучше переводчик владеет содержанием, тем качественнее перевод. Таким образом, для качественного перевода важно знание концепции ученого в целом, что необходимо для создания и овладения двуязычной, по выражению Л.М.Скрелиной, «эквивалентной концептуально-терминологической системы» [Гийом 1992: 6].
Примером может служить текст перевода на русский язык «Курса общей лингвистики» Соссюра А.А.Сухотиным, подвергшийся значительным исправлениям в издании под редакцией А.А.Холодовича. Тем не менее и в нем встречаются концептуальные неточности, которые устранены в переводе под редакцией Н.А.Слюсаревой, крупнейшим знатоком в нашей стране теории и научного творчества Соссюра.
Достоверность и обоснованность полученных результатов, сделанных выводов обеспечивается комплексным характером методики исследования, изучением научных трудов представителей Женевской школы в оригинале, привлечением био- и библиографических материалов, публикаций их научного фонда, хранящегося в Женевском университете, использованием переписки ученых (переписка Ш.Балли с Ф.де Соссюром, А.Мейе, Ж.Ронжа и А.Сеше) , архива С.Карцевского в Институте русского языка РАН, отечественных и зарубежных историографических работ. Библиография диссертации включает более 450 работ на русском и иностранных европейских языках. Ряд статей лингвистов Женевской школы переведен автором диссертации на русский язык и опубликован.
Методы и приемы исследования: общенаучный индуктивно-дедуктивный, разработанный В.И.Вернадским историко-научный метод, системный подход, метод экстраполяции.
В истории науки индуктивно-дедуктивный метод носит своего рода прогрессивно-ступенчатый характер: последовательно исследуются во временной перспективе взгляды и идеи отдельных ученых с целью представления их концепции, а затем в той же последовательности устанавливаются концепции школы или направления в целом.
Широкий культурно-исторический фон позволил, в частности, установить истоки проблематики Женевской школы. «Язык - человек - общество. Связь теории языка с общественной языковой практикой». Эта проблематика обусловлена, с одной стороны, традициями французского языкознания с его интересом к истинно человеческому аспекту языка, а с другой, - социально-культурным климатом в Швейцарии начала XX века, когда она была центром бурного развития педагогики. В этом смысле к истории языкознания приме нимы слова А.Сеше: «недостаточно установить факты, необходимо также их объяснить и найти их причину». В.И.Вернадский был первым, кто разработал и применил на практике историко-научный метод. Он предложил оценивать процесс развития науки как процесс ее самопознания.
Историк науки должен быть готов к тому, что она является областью, где возможны неожиданности: незаслуженно забытые научные достижения, которые могут обрести свое истинное значение только с изменением самого научного мировоззрения, так как история науки является по своей сути «одной из форм выяснения научной истины» [Вернадский 1981: 218]. Историю науки необходимо критически пересматривать каждому новому поколению не только потому, что появляются вновь открытые документы, но и потому, что многое, казавшееся ранее неважным, приобретает большое значение.
Исторический метод позволяет внести ясность в лингвистическую концепцию, установить системную и логическую взаимосвязь ее положений, что важно для современности. Ярким примером может служить теория Соссюра, многие принципы которой предстали в ином свете благодаря исследованиям в рамках «соссюрологии» - оригинального направления Женевской школы.
Важным методом исторического исследования является системный подход. Положения отдельных ученых должны рассматриваться в системе их взглядов и концепции школы или направления. Представление научной теории как системы, а не как суммы отдельных положений и принципов, позволяет обнаружить новые свойства этой теории, ее положений, эксплицитно не представленные.
Для установления преемственности теоретических принципов Женевской школы с учением Соссюра и преемственности внутри данной школы важно рассматривать и сравнивать это учение и эти принципы в целом, а не по отдельным частям и фрагментарно.
История науки - это не только история идей, но и история ученых, школ и направлений. Поэтому в исторических исследованиях используются не только труды, но и био-биографические материалы, переписка ученых, мемуарная литература, сведения о научных учреждениях, архивы, полемика с другими научными объединениями, рецензии, выступления на международных конгрессах, протоколы заседаний научных обществ.
Метод экстраполяции - распространение выводов, полученных из наблюдений над одной частью явления, на другую его часть с целью выведения следствий или гипотез. Например, в рамках явления социального и индивидуального в языке выводы, сделанные А.Сеше в его учении о «дограммати-ческом» и «грамматическом», могут быть распространены на оппозицию социального и индивидуального.
Важный прием историографии науки - ретроспекция и проспекция -связь научных идей и положений с современными им идеями. При этом нужно не просто излагать, комментировать факты, а объяснять их с позиций современной науки.
Использовался такой прием исследования, как изучение творческих биографий ученых, их переписки с коллегами, научные контакты, воспоминания современников, рецензии на их работы. Это также позволяет установить источники их взглядов и идей, логику их развития.
Приемом исследования является также параллельное рассмотрение взглядов разных ученых по одному и тому же вопросу. Тщательная хронология различных высказываний, подходов, полемика, изменение мнений с течением времени, дает возможность в определенной мере воссоздать «дух» эпохи, создать «эффект присутствия».
На защиту выносятся следующие положения:
I. Хотя Женевская школа не является научной школой в строгом определении этого термина, тем не менее существует инвариант идей, объединяющих начал, общих черт и положений, позволяющих сохранить за ней закрепившееся в истории языкознания название школы.
Положения учения Соссюра, не только сформулированные в «Курсе общей лингвистики», но и содержащиеся в рукописных источниках и личных заметках, послужили стимулом научных исследований и получили дальнейшее развитие в Женевской школе. Основные идеи Соссюра были восприняты Ш.Балли, и особенно А.Сеше, из личного общения с учителем. В рамках Женевской школы получило развитие оригинальное направление исследований - «соссюрология», результатом которого стало изменение стереотипного понимания многих положений теории Соссюра.
П. Научная концепция Женевской школы сформировалась под воздействием трех факторов: 1) стремление развить положения теории Ф. де Соссюра, особенно те, которые не получили окончательного оформления, 2) влияние современных ей направлений в лингвистике, философии, логике, психологии, социологии, педагогике и методике преподавания языков, 3) влияние взглядов основателей этой школы и ее ведущих представителей -Ш.Балли, А.Сеше и С.Карцевского.
Дихотомии Соссюра служили методологической основой собственных исследований женевских лингвистов, проблематика которых нередко отличалась от соссюровской. Имелись различия научных интересов и в рамках самой школы. В то же время эти интересы часто находились в отношении взаимной дополнительности, освещая разные стороны исследуемого явления. Это служит дополнительным аргументом в пользу объединения женевских лингвистов в одну школу.
III. Научное наследие Женевской школы представлено, с одной стороны, развитием положений учения Ф.де Соссюра, а с другой, - исследованиями, обусловленными индивидуальными научными интересами. В рамках этой школы получили творческое развитие все основные положения теории Соссюра: дихотомии языка и речи, синхронии и диахронии, свойства произвольности и линейности языкового знака, определение языка как системы значимостей, вопросы внешней лингвистики. Характерное для Женевской школы пристальное внимание к функционированию языка привело к развитию лингвистики речи, намеченной, но не разработанной Соссюром. В отли чиє от сложившихся представлений синхрония Женевской школы носит динамический характер.
Важная часть научного наследия Женевской школы разработанные ее представителями синтаксические теории, учение об интеллектуальном и аффективном факторах в языке, создание новой лингвистической дисциплины -стилистики, разработка функциональной теории означаемого, вопросов связи теории языка с общественной языковой практикой.
IV. Отличительная черта Женевской школы - совмещение интереса к функционированию языка как системы знаков с его экстралингвистическими функциями. Особенность функционализма этой школы - изучение механизма использования языка - семиотической системы - в практике человеческого общения, в тесной связи с его носителем - человеком.
Женевская школа является одним из направлений функционализма в лингвистике 1-ой половины XX в.
V. Женевские лингвисты являются предтечами таких новых направлений лингвистических исследований, как стилистика, прагматика, лингвистика текста и дискурса, фразеология, изучение разговорной речи, синтагматический, парадигматический и семантический синтаксис, функциональная семантика, синхроническая и диахроническая типология, функциональная лингвистика.
Женевская школа имеет научные приоритеты: в ее рамках впервые были сформулированы современные научные понятия фонемы, монемы, актуализации, высказывания, синтагмы, транспозиции, дискурса, функционального стиля.
VI. Место Женевской школы в истории языкознания определяется следующими моментами: введением в научный оборот «Курса общей лингвистики» Соссюра, приведший к смене научных парадигм, формированием присущего только этой школе особого направления исследований - «соссюроло- гии», имеющую целью придать когерентность теории Соссюра, установить ее преломление в различных направлениях современной лингвистики, разви тием намеченной им проблематики и разработкой собственного функционального подхода к языку как системе знаков и социального явления. Актуальность для современной лингвистики вопросов теории языка, получивших развитие в этой школе, - дихотомии языка и речи, синхронии и диахронии, проблема произвольности и линейности знака, соотношение в языке семи-ологического и лингвистического, социального и индивидуального, виртуального и актуального, статического и динамического, объективного и субъективного, интеллектуального и аффективного, грамматическое учение, знаковая теория высказывания, вопросы внешней лингвистики.
Структура диссертации обусловлена выносимыми на защиту положениями. Она состоит из введения, двух частей, делящихся на главы с подразделением на параграфы, заключения и библиографии.
Дихотомия языка и речи: «системоцентрический» и «текстоцентрический» подходы
Впервые в теоретическом языкознании вопрос о различении языка и речи как различных предметов исследования и их соотношении был поставлен В.Гумбольдтом. Мысли о необходимости разграничения социального и индивидуального в области человеческой речи можно обнаружить в работах таких языковедов, как Г.Пауль и И.А.Бодуэн де Куртенэ. Однако лишь у Ф. де Соссюра это разграничение приобрело законченный вид и стало в центр общей теории языка.
В Женевской школе, представители которой развивают учение о языке и речи Соссюра, связь языка и речи рассматривается как двусторонняя: в цикле связи языка и речи, наряду с актуализацией виртуальных знаков языка в речи, имеет место постоянно действующий процесс - виртуализация речевых фактов. Схематически это можно представить так: язык -» речь. Такое понимание связи между языком и речью обусловило два подхода к изучению этой проблемы: от речи к языку («системоцентрический» подход) и от языка к речи («текстоцентрический» подход). Механизм цикла «речь — язык» изучал А.Сеше. Учение об актуализации языка (язык-продукт — речь) получило развитие в работах Ш.Балли и С.Карцевского.
Соссюр относил противопоставление языка и речи к основе своей теории: «это есть первая система», писал он в своих заметках [Godel 1957: 130], «первое разветвление путей», первый главный выбор. Противопоставление языка и речи принято считать основным тезисом, исходным пунктом учения Соссюра, из которого, по словам Л.Ельмслева, логически выводится «вся остальная теория» [Ельмслев 1965: 111]. Приоритет этой дихотомии подчеркивался и последователями Соссюра, его учениками. Уже в статье «Проблемы языка в свете новой теории», написанной всего лишь через год после публикации «Курса общей лингвистики» и посвященной популяризации этого труда, Сеше начинает представление концепции своего учителя с анализа его учения о языке и речи [Seche-haye 1917].
В то же время позднее представители младшего поколения Женевской школы, исследователи творчества Соссюра, Р.Годель и Р.Амакер высказали иную точку зрения, согласно которой за исходный пункт теории Соссюра может быть принято семиологическое понятие знака, его произвольный характер. Это мнение было поддержано другим известным исследователем научного наследия Соссюра итальянским лингвистом Туллио де Мауро. «Произвольность знака ... это - фундамент, на котором основано представление языка как формы, оно - ведущее правило любой системной организации. Различие языка как формы и речи как значимой и звуко-акустической реализации - первая система, к которой мы приходим, как только признаем абсолютно произвольный характер знака» [De Mauro 1972: 421] (Подробнее см. гл.111).
Такой же точки зрения придерживается Ж.Мунен: «если бы Соссюр прожил дольше, нельзя исключить, что его теория знака стала бы отправным пунктом организации всей его доктрины» [Mounin 1968: 51].
Р.Годель, ссылаясь на рукописное введение ко 2-му курсу лекций Сос-сюра, считает, что семиология должна занять первое место в главном труде Соссюра [Godel 1981а: 30]. Издатели же «Курса» поместили семиологию в последний главы III «Объект лингвистики» Введения, следуя расположению материала в 3-м курсе, в котором Соссюр уделил семиологии незначительное место.
В уроках соссюровской лингвистики, которые А.Фрей проводил в Женевском университете, после обзора истории лингвистики он сразу переходил к теме «лингвистика и семиология». Книга Р.Амакера «Соссюровская лингвистика» [Amacker 1975а] разделена на две равные части, первая из которых озаглавлена «Семиологическая перспектива и теория знака».
Р.Годель считал, что «общая теория знаков является необходимым исходным пунктом любой теории языка» [Godel 1981а: 30]. Логика учения Соссюра и анализ рукописных источников «Курса» свидетельствуют в пользу того, что его исходным пунктом является семиологическое понятие знака, тождество которого выявляется через его последовательные реализации. «Вопрос тождеств является первым и самым общим, поскольку, с одной стороны, это проблема знака (природа знака, характер языковых значимостей) и семиологии в целом. Он возникает, как только мы начинаем размышлять над отношением тождества, в соответствии с которым в различных и следующих друг за другом высказываниях мы различаем одно и то же слово, одну и ту же значимую единицу. С другой стороны, неясность самого отношения тождества во времени свидетельствует, что наука о языке не должна ограничиваться изучением форм и предписывает лингвисту, наряду с различением фактов двух порядков, принять различие двух лингвистик» [Godel 1957: 138].
Развитие принципа линейности языкового знака
Два основных свойства языкового знака - произвольность и линейность, которые Соссюр наделял одинаковой важностью, получили окончательное определение в третьем курсе лекций по общей лингвистике. Если первый принцип носит семиологический характер, то второй присущ только знакам естественного языка и придает ему особую структуру. Когда Соссюр определял язык как «систему дифференцированных знаков, соответствующих дифференцированным понятиям» [Соссюр 1977: 49], он не проводил различия между лингвистикой и семиологией. Он указывал на признак, отличающий язык от других семиологических систем, и в предыдущих курсах лекций: однопространственный характер языкового знака. Таким образом, линейный характер знака обусловлен прежде всего синтагматическим объединением.
Между двумя фундаментальными свойствами языкового знака существует органическая взаимообусловленная связь через посредство явления ограничения произвольности, имеющей место, как было показано выше, прежде всего, в синтагматике. Р.Годель справедливо отметил, что свойство линейности проявляется, в первую очередь, в речи [Godel 1957: 206]. Язык, служащий для выражения содержания посредством условных сигналов, которыми обмениваются говорящие субъекты, является семиоло-гическим механизмом, знаки которого произвольны и двухсторонни. В качестве знаковой системы естественный язык отличается от других семиологи-ческих инструментов не только произвольным, но и линейным характером знаков.
Второй принцип языкового знака - линейность означающего - занимает в «Курсе общей лингвистики» Соссюра меньше места, чем первый - произвольность, и является менее разработанным. Линейное свойство знака обусловлено тем, что его материальная сторона - означающее - развертывается и реализуется во времени и, соответственно, характеризуется двумя признаками - пространственным и временным: 1) протяженностью и 2) линейным характером этой протяженности. Линейный характер языкового знака является столь очевидным, что его «сплошь и рядом не упоминают вовсе ...» [Там же: 103]. Не случайно в отличие от принципа произвольности, вызвавшего бурную полемику, принцип линейности был принят лингвистами без особых возражений.
Э.Бюиссенс подметил, что Соссюр использовал понятие времени в двух совершенно различных смыслах в зависимости от рассмотрения диахронической или синхронической перспективы. В первом случае время является действующим фактором, точнее необходимым условием изменения, во втором - организует пространство дискурса [Buyssens 1942].
Свойство языкового знака делиться в процессе развертывания во времени Соссюр называл в своих рукописных заметках «меризмом». «Следует уделять большее внимание «меризму» (делению во времени) частей слов. Именно подобное деление звуковой цепи, вероятно, в большей степени, чем разнообразие звуков, создает иллюзию органических групп».
Соссюр придавал второму принципу знака не меньшее значение, чем первому, поскольку «это весьма существенный принцип и последствия его неисчислимы» [Соссюр 1977: 103]. «Линейность, - писал он в одной из своих заметок, - первостепенная гарантия того, что порядок следования всегда будет присутствовать в слове и вообще в любом сложном знаке, включая предложение». Линейность - одна из особых черт, самая существенная, которая отличает естественный язык от других семиотических систем. Так, в отличие от означающих, воспринимаемых на слух как последовательность элементов, а на письме их последовательность во времени представлена графемами в пространстве, морские сигналы, сигналы регулировщика могут комбинироваться одновременно в нескольких измерениях. Таким образом, линейность - одна из особых черт, самая существенная, которая выделяет естественный язык среди других семиологических систем.
Следует обратить внимание на противоречие между свойством линейности языкового знака и его определением Соссюром. Не ясно, каким образом акустический образ, не являющийся материальным звуком, а его психическим отпечатком, может развертываться во времени.
«Очевидно, - писал П.Наерт, - что этот тезис [линейность означающего] не выдерживает критики» [Naert 1943: 16]. Только шум можно рассматривать во временном измерении и как зависящий от условий протяженности; означающее же является психическим по своей природе, признание его как наделенного значимостью ведет к выведению за границы времени. Наерт считает, что Соссюр не понял бергсоновское противопоставление длительности и времени. Сходная точка зрения высказывалась А.Анри: «только в процессе актуализации мы имеем дело со временем», что касается акустического образа, имеет место «цельная апперцепция» [Henry 1970: 89]. Как Наерт, так и Анри считают, что Соссюр смешивал язык и речь, говоря необоснованно о «последовательности звуков», в то время как следовало бы говорить об «акустическом образе»1. Даже на уровне речи, считал Анри, принцип линейности является иллюзорным. Дискурсивное высказывание Sa conduite est scan- daleuse с экспрессивным ударением двухлинейно, не говоря об игре слов, этимологических фигурах и т.д.
Возражая Наерту, Энглер подчеркивал, что «именно линейность языка позволяет слушающему различать и следить за развертыванием конкретного дискурса в пространстве одновременному с реализацией речи» [Engler 1974: 116]. Что касается замечания Наерта о проекции длительности, имеющей качественную природу на другой, временной план, обладающий количественными свойствами, то это совпадает с понимаем Соссюра языка как системы значимостей. Даже из «Курса» можно заключить, что качественное представление времени не было чуждо Соссюру [Соссюр 1977: 76-77]. А неопубликованные заметки Соссюра «О психологизации голосовых знаков» позволяют сделать важное уточнение: оно имплицитно содержит представление о внутренней речи, которая по природе характеризуется временным фактором.
Соссюр, как бы предвидя возражения против строгой реализации принципа линейности, приводил случаи, когда линейное развертывание звуковой цепи представляется не столь очевидным. Например, когда делают ударение на определенном слоге, то это может восприниматься как одновременное аккумулирование различных значимых элементов. «Но это иллюзия: слог и его ударение составляют один акт фонации» [Соссюр 1977: 103].
Имплицитной критикой принципа линейности Соссюра можно считать представление Р.Якобсоном минимальной единицы означающего - фонемы -как одновременно сосуществующих артикуляционных и акустических элементов - дифференциальных признаков, сопоставимых с аккордом в музыке и, как будто, противоречащих принципу линейности. В то же время, как справедливо отмечал А.Анри, «Соссюр не считал фонему означающим и, таким образом, вопрос о линейном характере фонемы не ставился» [Henry 1970: 89].
Грамматическое учение Женевской школы
Эта теория изложена наиболее полно в его фундаментальной работе «Очерк логической структуры предложения» (1926) и представляет исторический и научный интерес в трех отношениях. Во-первых, Сеше явился пионером синтаксических исследований в синхронии. Во-вторых, это был первый опыт изучения синтаксических отношений в синтагматическом и парадигматическом плане на основе соссюровской дихотомии языка и речи. В-третьих, говоря современным языком, был намечен когнитивный подход к представлению синтаксических категорий и связей, рассмотрению грамматических категорий как мыслительных коррелятов.
Название книги Сеше может создать иллюзию, что в центре его внимания находилась проблематика логики и грамматики. Но это - не так. Как справедливо отметил известный современный французский грамматист Ж.-К.Шевалье: «Главным намерением Сеше было осуществить лингвистическое исследование: логика и психология выступают не в качестве основы, а как предметы ссылок» [Chevalier 1995: 236].
Проблема соотношения логических и грамматических категорий, составляющая часть более общей проблемы соотношения языка и мышления, сложна и многообразна. Она включает в себя рассмотрение таких вопросов, как соотношение понятия и слова, суждения и предложения, умозаключения и способ его выражения в языке, словосочетания и типов, проявляющихся в них логических связей, логической абстракции и абстракции грамматической, частей речи и категорий мышления в связи с различными ступенями абстрагирующей деятельности нашего мышления, и ряд других вопросов.
В истории языкознания выделяются три основных направления в решении проблемы соотношения логики и грамматики. Для логического направления логика и грамматика - это равноприродные явления, согласно психологическому направлению - предмет логики отличен от предмета изучения грамматики; существует и третья точка зрения, согласно которой логика мышления простого человека часто расходится с так называемой научной логикой.
Логическое направление прочно держалось в языкознании и особенно в школьных грамматиках вплоть до середины XIX века. В логическом направлении получили свое окончательное оформление и развитие идеи, характерные для грамматики Пор-Рояль, восходящие в конечном счете к Аристотелю. Проблема логики и грамматики решалась представителями этого направления (К.Беккер, Ф.Буслаев и др.) в плане отношения их как органического единства, тождественного внутри себя.
На смену логицизму пришло психологическое направление. Возникновение нового направления в языкознании объясняется, с одной стороны, бурным развитием психологии и, с другой, отрицательной реакцией лингвистов на логицизм, оказавшийся неспособным разрешить многие вопросы развивающейся науки о языке. Представители одной разновидности психологической школы вообще отвергали саму проблему отношения логики и грамматики (Штейнталь и др.), а представители другой разновидности этой школы превратили данную проблему в проблему противоречия логики и грамматики (Дейчбейн и др.). И в том, и в другом случае проблема отношения логики и грамматики оказалась повернутой в сторону доказательства несовпадения, противоречия логических и грамматических категорий.
Некоторые представители языковедческой науки (Есперсен и др.) пытались преодолеть тот раскол в теории, который был вызван противостоящи ми направлениями - логическим и психологическим. Их усилия подчас приводили к механическому объединению двух противоположных концепций.
Такие лингвисты, как М.Дейчбейн [Deutschbein 1919] стремились примирить психологию и логику с грамматикой. Развитие мышления и языка, по мнению Дейчбейна, идет по трем ступеням - психологической, логической и грамматической. Трем ступеням развития соответствует три слоя предложения - грамматический, психологический и логический.
Психологический синтаксис далеко не всегда существовал, так сказать, в чистом виде. В ряде концепций психологического синтаксиса (В.Вундт и др.) имел место возврат к логике для объяснения субстрата синтаксических явлений, но чаще всего уже не в старых формально-логических рамках, а в духе апперцептивной психологии, которая, хотя и являлась психологией представлений, заключала в себе некоторые элементы структурного понимания психических явлений, характерного для психологии мышления. В таком случае психологический синтаксис становился, по сути дела, логико-психологическим. Для него была характерна более динамическая, чем в формально-логической грамматике связь логических и языковых категорий, позволяющая учитывать конкретные преломления устанавливаемых грамматических категорий, функциональный подход к языковым явлениям.
Период во французской грамматике первых десятилетий XX века -время написания работы А.Сеше «Очерк логической структуры предложения» - характеризовался решительным преобладанием интересов к проблемам современного языка, в чем можно видеть влияние учения Ф.де Соссюра. Женевские лингвисты выступали против внесения историзма в синхроническое рассмотрение грамматических явлений [Bally, Sechehaye 1928].
Язык - человек - общество
Постановка и развитие данной темы в Женевской школе обусловлено такими отчетливыми и глубокими традициями французского языкознания, как интерес к истинно человеческому аспекту языка, к его социальной и психологической сущности, а также культурно-языковому строительству, начало которому было положено еще в 30-80-х годах XVI века известными деятелями Плеяды - Ж.Дюбелле, П.Ронсаром, Р.Этьеном и др. Подход, который женевские лингвисты развивали к этой теме, воплощает социологическую концепцию языка и вытекает из их пристального внимания к функционированию языка в обществе и стремления поставить достижения лингвистической науки на службу практики. Представители Женевской школы успешно сочетали теоретические исследования с преподавательской практикой. Уместно напомнить, что сам Ф.де Соссюр был замечательным педагогом1.
А.Сеше проявлял живой интерес к деятельности швейцарского педагога А.Ферьера - одного из лидеров так называемого нового воспитания1, выступавшего за подготовку в общеобразовательной школе всестороннее развитых людей. Подчеркивая, что язык, являясь материальной формой выражения сознания, в равной мере необходим для духовной и практической деятельности людей, лингвисты Женевской школы считали умственное развитие и поднятие общей культуры учащихся одной из основных задач преподавания родного и иностранного языков. В своих работах представители Женевской школы Ш.Балли, А.Сеше и С.Карцевский развивали мысль, что причины и общие закономерности языкового развития тесно связаны с процессом всей жизни того или иного человеческого коллектива.
Одной из движущий сил языкового развития Сеше считал противоречие между формой и содержанием. «Будучи не в состоянии окончательно приспособиться к требованиям жизни, которая непрерывно развивается и обновляется, он (язык. - В.К.) все время находится в конфликте со спонтанной психологией речи и все время преобразует и перестраивает какую-либо из своих частей» [Sechehaye 1926: 216]. Это высказывание содержит правильную мысль, что «само развитие и совершенствование языка в значительной степени определяется развитием и совершенствованием нашей мысли» [Бу-дагов 1954: 9]. Еще в своей первой работе Сеше связывал прогресс языка с закреплением в нем результатов познавательной деятельности человека: «прогресс языка становится необходимым условием дальнейшего интеллектуального прогресса. Без прогресса языка все приходилось бы постоянно начинать сначала, и эта эволюция была бы напрочь лишена преемственности» [Сеше 2003а: 207].
Среди причин языковых изменений Сеше выделял антиномию говорящего и слушающего: «всякий раз, когда человек говорит, чтобы сообщить нечто, или пытается понять сказанное, всегда есть возможность хотя бы для минимальных инноваций. Говорящий может больше или меньше отступать от принятых норм, а слушающий может интуитивно воспринять обновленное средство выражения» [Сеше 1965: 62]. Еще В.Гумбольдт писал, что мысль в уме говорящего и слушающего не может быть вполне тождественной. Отечественный лингвист В.А.Богородицкий придавал этой антиномии столь важное значение, что видел в ней «едва ли не основной фактор прогресса языка». Главный фактор этого мощного развития языка заключается в стремлении говорящего к тому, чтобы в уме слушающего как можно полнее отразилась та же мысль» [Богородицкий 1964: 297].
С.Карцевский вслед за Ф.де Соссюром1 трактовал проблему изменяемости языка как сдвиг между означаемым и означающим: «Именно благодаря этому асимметричному дуализму структуры знаков лингвистическая система может эволюционировать: «адекватная» позиция знака постоянно перемещается вследствие приспособления к требованиям конкретной ситуации» [Карцевский 1965: 90]. Карцевский обратил особое внимание на то, что в период таких сдвигов необходимо наличие тождественных моментов либо в семантической, либо в формальной стороне знака (соответственно): - «призванный приспособиться к конкретной ситуации, знак может измениться только частично, и нужно, чтобы благодаря неподвижности другой своей части знак оставался тождественным самому себе» [Там же: 85]. Смещения в структуре языковых планов возникают как неизбежное следствие того, что языковые знаки лишены возможности самостоятельного развития, а эволюционируют только в речи, в рамках высказывания как актуализованной (соотнесенной с ситуацией) единицы языка, в которой синтагматические отношения между означающими и означаемыми автономны и независимы друг от друга.
Внимание Карцевского привлекала и роль внешних факторов в развитии языка. В работе «Язык, война и революция» [Карцевский 1923а] он прослеживает влияние социально-политических событий на процессы, происходившие в лексике русского языка в первой четверти XX века. Он приходит к выводу, что влияние этих событий следует рассматривать не как революцию в языке, а как значительное ускорение обычных языковых процессов.
В статье «Халтура» [Карцевский 1922] он пишет о том, как язык реагирует на изменения в мировоззрении людей. Так, язык отреагировал словом «халтура» на «переосмысление», «шельмование» по всей России высокого понятия «труд». Это слово получило широкое распространение еще и потому, что оно привлекало русского обывателя не только своим значением, но и своей экспрессивностью, которую он связывал со звучанием слова.
Важным фактором языковых изменений женевские лингвисты считали конфликт между социальным и индивидуальным, «...в процессе говорения индивидуум неизбежно отклоняется от языковой «нормы», так как язык есть создание всех и признан служить для всех... Поскольку эти отклонения совпадают у разных индивидуумов, постольку накапливаясь во времени, они смещают и «норму». Язык эволюционирует» [Карцевский С. Рец. на: Charles Bally. Le langage et la vie II Карцевский 2000: 320].
Противопоставление аффективного интеллектуальному проявилось во взглядах Балли на роль этих двух факторов в развитии языка. Он признавал, что под действием интеллектуального фактора язык упрощается, схематизируется и унифицируется1. В статье «Язык унаследованный и язык приобретенный» (1921) Балли под влиянием идей А.Мейе о развитии всех языков в направлении все большей унификации высказывает мысль, что «языки широкого общения развиваются в направлении общего и абстрактного выражения и происходит это в ущерб экспрессивности». «... мы являемся свидетелями большого количества конвергентных фактов, под влиянием которых структура языка упрощается, приобретает все более регулярный и линейный характер...» [Bally 1935: 172, 173].
«Первое условие, которое логика ставит перед языком, - писал Балли, -это быть ясным и избегать двусмысленности; для этого необходимо, чтобы каждый знак, насколько это возможно, имел только одно значение, и каждое значение было представлено одним знаком; слово, например, имело бы один смысл, и каждое понятие выражалось бы отдельным словом; префиксы и суффиксы каждый имели единственную и живую функцию; то же самое относится к грамматическим знакам, окончаниям, местоимениям, частицам и т.д. В этом заключается принцип моносемии. Кроме того, лексические знаки, выражающие понятия, должны быть отличны от грамматических знаков, которые их связывают между собой» [Bally 1935: 63].
