Содержание к диссертации
Введение
ГЛАВА 1. Теоретические предпосылки изучения функционально-семантической категории самости 14
1.1. Я человека как самость 14
1.2. Философско-психологическая трактовка понятия самости 16
1.3. Теории по проблеме самости 24
1.4. Самость: эгоцентрическая категория в языке 35
1.5. Функционально-семантическая категория и ее структура 39
1.6. Функционально-семантическая категория самости, средства ее
выражения в языке и ее структурная организация 45
Выводы по главе 1 57
ГЛАВА 2. Ядерные компоненты функционально-семантической категории самости 59
2.1. Семантика личного местоимения первого лица 59
2.2. Семантика возвратного местоимения 72
2.3. Семантика слова сам 91
2.3.1. Собственно эмфатическое сам 99
2.3.2. Адвербиальное сам 102
2.3.3. Контрастивное сам 105
2.3.4. Сам иерархической интродукции 106
2.3.5. Сам инклюзивное 108
2.3.6. Сам возврата темы 111
2.3.7. Сам говорящего 112
2.3.8. Сам в сравнительных конструкциях 113
2.3.9. Сам деонтическое 114
2.3.10. Сам в составном рефлексиве сам себя 115
2.4. Семантика имени лица в предложении 116
2.5. Семантика возвратных конструкций 122
2.5.1. Конструкции, в которых между анафорой и антецедентным словом существуют отношения референциальной идентичности 136
2.5.2. Возвратные конструкции с глаголами физического действия 139
2.5.3. Возвратные конструкции с глаголами духовной деятельности 146
2.5.4. Возвратные конструкции с глаголами чувственного восприятия 149
2.5.5. Возвратные конструкции с глаголами, при которых возвратная анафора относится к нескольким антецедентным семам имени лица 152
Выводы по главе 2 155
ГЛАВА 3. Периферия функционально-семантической категории самости 158
3.1. Морфологические средства выражения самости 158
3.2. Семантика слова Эго 173
3.3. Лексемы, характеризующие множественную природу человеческого Я 182
3.4. Семантика слов, обозначающих человека и его природу 184
Выводы по главе 3 195
Заключение 197
- Философско-психологическая трактовка понятия самости
- Семантика возвратного местоимения
- Возвратные конструкции с глаголами физического действия
- Морфологические средства выражения самости
Введение к работе
На современном этапе развития лингвистики особое внимание уделяется коммуникативной стороне языка, что вполне закономерно: потребность постичь сущность языка и его динамику через те его элементы, которые связаны с его многочисленными особенностями, функциями, проявляющимися в речевом взаимодействии. Такие объяснения языку лингвисты пытаются найти «в сущностных характеристиках его носителя - человека» (Кубрякова Е.С. Эволюция лингвистических идей во второй половине XX века // Актуальные проблемы современной лингвистики. М.: Флинта: Наука, 2009. С. 54).
Путь к осознанию того, что антропоцентризм языка требует антропоцентрически ориентированной лингвистики, был достаточно долгим и сложным. Одним из первых, кто в системоцентричное описание языка, в котором все объяснялось особенностями самой языковой системы, ввел автора и адресата в качестве необходимых компонентов, был французский ученый Э. Бенвенист. Одну из частей своего фундаментального труда «Общая лингвистка» он назвал «Человек в языке» (М.: Прогресс, 1974. С. 259-328).
Антропоцентрическая сущность феномена самости, Я человека, рассматривается в настоящей работе, посвященной функционально-семантической категории (далее — ФСК) самости и ее языковой репрезентации в современном английском и русском языках.
Категория самости связана с категорией возвратности, или рефлексивности. Рефлексивность представляет собой один из способов выражения в языке субъектно-объектных отношений. Субъект в данном типе конструкций (возвратные, или рефлексивные конструкции), выраженный именным элементом, является источником такого действия, которое вовлекает его в ситуацию в качестве объекта, производя над ним, а точнее — над самим собой, какие-либо преобразования. Таким образом, с одной стороны, сохраняется собственно мыслящее или активное субъектное начало, а с
другой — выделяется его пассивная объектная копия, на которую и указывает возвратное местоимение {oneself), то есть самость (Берестнев Г.И. Проблема самосознания с языковой точки зрения: когнитивные основания возвратного местоимения себя // Филологические науки. 2000. № 1. С. 51). Немаловажно, что рефлексив неоднократно подвергался анализу с различных точек зрения и подходов, привлекая ученых своей уникальностью и своеобразием в выражении человеческого Я.
Кроме того, категория самости пересекается с категорией персональности в семантике и структуре: наблюдается сходство ядерных признаков данных категорий (личное местоимение Д /), а также периферийных элементов (например, возвратное местоимение себя, oneself): периферия ФСК персональности, в частности, возвратное местоимение себя является центральным признаком ФСК самости (о семантике и структуре ФСК персональности см.: Бондарко А. В. Полевые структуры в системе функциональной грамматики // Проблемы функциональной грамматики. СПб.: Наука, 2005. С. 25-28; о когнитивно-коммуникативной категории персональности см.: Недобух С.А. Когнитивно-коммуникативная категория персональности. Тверь, 2002).
Категория самости - Я, центр суммативной личности, который является основой для взаимодействия с разного рода эгоцентрическими понятийными категориями, такими как желание, воля, долг, любовь, неискренность и т.п., поскольку при рассмотрении всех этих категорий исследователи отталкивались от самого дорогого и важного в жизни каждого человека — Я, то есть его самости (Плотникова С.Н. Неискренность: категория или стратегия? // Языковая онтология семантически малых и объемных форм: Вестник ИГЛУ Сер. Лингвистика. Иркутск: ИГЛУ, 2001. Вып. 1.; Малинович Ю.М. Семантика эгоцентрических категорий: воля, ее модусы и языковая онтология // Языковая онтология семантически малых и объемных форм: вестник ИГЛУ Сер. Лингвистика. Иркутск: ИГЛУ, 2001. Вып. 1.; Малинович Ю.М.,
Малинович М.В. Семиосфера культуры в антропологической лигвистике // Номинация. Предикация. Коммуникация. Иркутск: Изд-во ИГЭА, 2002; Малинович Ю.М., Малинович М.В. Антропологическая лингвистика как интегральная наука // Антропологическая лингвистика: Концепты. Категории. М., Иркутск: Институт Языкознания РАН - ИГЛУ, 2003; Малинович Ю.М. Семиосфера внутреннего мира человека // Внутренний мир человека: Семантические константы. Иркутск: ИГЛУ, 2007; Конакова Е. И. Категория желания и способы ее выражения в современном английском языке. Одесса, 1990; Танков Е.В. Эгоцентрические категории: Wunsch, его модусы и их актуализация в немецком языковом сознании. Иркутск, 2004; Гурин В.В. Категория «Воля» в современном английском языке. Иркутск, 2009; Елохова Г.В. Семантика эгоцентрических категорий: Pflicht и ее актуализация в современном немецком языке. Абакан: ХГУ, 2006; Борисова И.В. Семантика эгоцентрических категорий: Liebe, Hass и их актуализация в немецком языковом сознании. Иркутск, 2004).
Таким образом, категория самости затрагивает широкий спектр вопросов и представляет собой одну из наиболее актуальных тем современного языкознания. Данная проблема нашла свое воплощение в многочисленных научных работах, однако, была рассмотрена только в определенных ракурсах, ограничившись рассмотрением некоторых аспектов, в той или иной степени являющихся компонентами категории самости.
Предметом нашего исследования является ФСК самости и ее языковая репрезентация в современном английском и русском языках, под которой понимается репрезентация человеком самого себя как мыслящего, чувствующего и деятельного субъекта. Полистатусность данной категории связана с ее способностью репрезентировать самость человека в статусе разноуровневых единиц языка (в рамках слова, предложения, текста).
Объект изучения - высказывания, содержащие языковые единицы, репрезентирующие данную категорию в английском и русском языках.
Актуальность реферируемого исследования состоит в том, что функционирование данной категории изучается с учетом интересов современной лингвистики к проблемам языкового представления антропоцентрических, эгоцентрических категорий, являющимися важными составляющими внутреннего мира человека, и основывается на выборе в качестве научной парадигмы антропологического подхода, поскольку самость «относится к миру человека» (Арутюнова Н.Д. Язык и мир человека. М.: Школа «Языки русской культуры», 1999. С. 814). Категория самости в лингвистических работах не изучалась в системном плане, более того, ее лингвистический статус до сих пор не определен. Нам представляется важным при изучении категории самости поиск взаимообусловленного единства трех характеристик языковых явлений: формы, функции и значения.
В силу своей многогранности и многоаспектности категория самости остается научно значимой и актуальной. Остаются неосвещенными, нуждающимися в уточнениях такие вопросы, как: 1) лингвистический статус объекта исследования; 2) функциональные особенности данной категории; 3) вопрос о ее роли в процессе коммуникации.
Целью исследования является выявление систематики языковых средств актуализации категории самости.
Цель и актуальность данной работы определяют постановку и решение следующих задач:
1) изучить феномен самости с позиций философии, психологии, лингвистики;
2) проанализировать категориальное значение самости по
лексикографическим источникам современного английского и русского
языков;
3) выявить языковые средства разноуровневой принадлежности, репрезентирующие категорию самости и кодирующие ее категориальный смысл; 4) выявить центральные и периферийные средства реализации ФСК самости.
Для решения конкретных задач, поставленных в настоящем диссертационном исследовании, нами использованы следующие методы исследования:
ономасиологический анализ (от семантики к средствам ее выражения), основная роль которого обусловлена его значимостью для речевой деятельности говорящего (Даниленко В.П. Ономасиологическое направление в грамматике. Иркутск: ИГУ, 1990);
метод компонентного анализа единиц языка, репрезентирующих категорию самости, направленного на экспликацию их семантической структуры;
метод функционально-семантического поля (Бондарко А.В. Функциональная грамматика. Л.: Наука, 1984; Бондарко А.В. Полевые структуры в системе языковой категоризации // Теория, история, типология языков. М.: РАН, Ин-т Языкознания, 2003; Бондарко А.В. Языковая интерпретация семантических категорий в сфере грамматики // Язык. Личность. Текст. М.: Языки славянских культур, 2005);
4) контекстуальный анализ, позволяющий рассматривать непосредственное
лексическое окружение слова;
метод интерпретации и лингвистического моделирования;
общенаучные методы сравнения и обобщения.
Необходимо подчеркнуть, что при описании языкового материала используется подход «от семантики к ее формальному выражению» (то есть от функций к средствам) как ведущий, определяющий построение грамматики. Но в рамках этой основной позиции, на разных этапах анализа осуществляется разнонаправленное движение от семантики к формам и от форм к семантике (то есть от функций к средствам и от средств к функциям). Таким образом, мы наблюдаем синтез обоих направлений при основной роли направления «от семантики к средствам ее выражения» (Теория функциональной грамматики: Введение. Аспектуальность. Модальность. Л.: Наука, 1987. С. 6-7).
Данные методы и приемы научного исследования дают возможность показать связь категории самости с другими категориями эгоцентрической природы, раскрыть ее понятие и языковое содержание, выделить категориальные признаки, определить ядро и периферийные свойства ее репрезентации в современных английском и русском языках.
Теоретической и методологической основой диссертационного исследования послужили фундаментальные труды отечественных и зарубежных философов и психологов по проблемам Я человека и его самости (И. Кант, С.Л. Рубинштейн, П. Флоренский, А. Лосев, К.Г. Юнг, М. Хайдеггер, И.С. Кон, J.E. Seigel, W. James, U. Neisser и др.); положения функциональной лингвистики, базирующейся на понятии ФСК, функционально-семантического поля, категориальной ситуации (А.В. Бондарко); работы, посвященные исследованию эгоцентрических категорий, а также положения антропологической лингвистики, основополагающим фактором которой является учёт роли человека в процессах поведения, актах языкового употребления (Н.Д. Арутюнова, Е.С. Кубрякова, Ю.С. Степанов, Ю.М. Малинович и др.). Данное положение находит своё отражение в том, что только индивид может осуществлять сознательное регулирование своих действий, поступков, анализируя себя и свое Я, а также способен преодолевать как внутреннее, так и внешнее Я, то есть является самостью.
Научная новизна состоит в том, что на материале английского и русского языков впервые проведено специальное исследование ФСК самости. Ее системный анализ в русле антропоцентрического подхода к изучению языковых явлений позволил рассмотреть специфику Я человека, в его различных проявлениях. Более того, очерчена структура категории самости, средством репрезентации которой в английском и русском языках является функционально-семантическое поле. Таким образом, в настоящем исследовании впервые самость рассматривается как лингвистическая
категория, а именно как ФСК, изучаемая нами на эмпирическом материале английского и русского языков в русле антропоцентрической парадигмы.
Выбор данной категории в качестве объекта исследования неслучаен и обусловлен тем, что комплексный анализ категории самости с позиции функционально-семантического подхода до сих пор не был предметом специального рассмотрения на материале английского и русского языков. Перспективность данного исследования очевидна, поскольку теоретические постулаты функциональной лингвистики (Бондарко А.В. Принципы функциональной грамматики и вопросы аспектологии. Л.: Наука, 1983) позволяют изучить систему разноуровневых средств выражения данной категории. Специфика функционально-семантического подхода в описании различных языковых явлений, в том числе языковых явлений рассматриваемой нами категории самости, заключается в том, что объект исследования изучается с точки зрения его функций, закономерностей его функционирования, его связей с окружающей средой.
На защиту выносятся следующие теоретические положения.
1. Категория самости, являясь сложным, многогранным феноменом
языка, получает наиболее адекватный способ своего представления в виде
ФСК с характерной полевой структурой.
2. Ядро ФСК самости гетерогенно и полицентрично, включает в себя
элементы различных языковых уровней: морфологического, лексического,
синтаксического.
3. Центральными средствами реализации ФСК самости являются личное
местоимение я (I, Self), возвратные местоимения сам, себе/себя {oneself), а
также синтаксические средства выражаемого категориального значения —
возвратные конструкции, которые являются основным структурирующим
признаком исследуемой категории.
4. ФСК самости пересекается с ФСК персональности и ФСК
возвратности в ядерной области. Общность данных категорий выражается при
помощи личного местоимения я, 1, себя, себе, oneself, а также возвратными конструкциями.
5. Периферия ФСК самости представлена элементами морфологического и лексического уровней языка, включающими:
а) префиксы сам-/само-, авто-, self-, auto-, а также постфиксы -ся, -съ,
образующие разнообразные лексические единицы, выражающие самость
человека и самостоятельность деятельности;
б) лексемы Эго, Ego;
в) лексемы, характеризующие множественную природу Я человека {part,
variant, side, version of oneself, часть, сторона и т.п.);
г) лексемы, обозначающие Я человека и его природу (человек, особь,
создание, существо, натура, характер, индивидуальность, индивидуум,
сущность, темперамент и т.п.).
Материалом исследования послужили 5200 примеров, извлечённых из произведений англоязычных и русскоязычных авторов, общим объёмом 10567 страниц. Привлекались фактологические данные толковых словарей, словарей синонимов, энциклопедических источников, а также данные корпуса примеров русского и английского языков.
Теоретическая значимость работы заключается в том, что она вносит определённый вклад в дальнейшее развитие актуальных для современной лингвистической науки проблем категоризации знаний о человеке, мире, его явлениях, в изучение проблем антропологической лингвистики, в создание теоретической модели исследования семантически многомерных категорий.
Практическая ценность состоит в том, что результаты проведённого исследования могут быть использованы в курсе общего и частного языкознания, в теоретических курсах: грамматики английского и русского языков, лексикологии, психолингвистики; в спецкурсах по теории межкультурной коммуникации, в практическом курсе современного английского и русского языков, в научно-исследовательской работе студентов
при написании курсовых и дипломных проектов.
Апробация работы. Результаты диссертационного исследования обсуждались на 9-м Региональном научном семинаре по проблемам концептуальной систематики языка и речевой деятельности (ИГЛУ, 13 октября 2006 г.), международной научно-практической конференции преподавателей, аспирантов и студентов «Новые возможности общения: достижения лингвистики, переводоведения и технологии преподавания языков» (ИрГТУ, 22 июня 2007 г., 16 июня 2009 г.), 2-й и 3-й Всероссийских конференциях по проблемам концептуальной систематики языка, речи и речевой деятельности (ИГЛУ, 13-14 октября 2008 г., 15-16 октября, 2009 г.), на заседаниях кафедры перевода, переводоведения и межкультурной коммуникации ИГЛУ (2008 -2009 гг.). Основные положения работы нашли отражение в 10 публикациях (общим объёмом 5,3 печ. л.), в том числе в 2-х публикациях в ведущих рецензируемых научных изданиях (1,8 печ.л.).
Структура и объём работы. Диссертация состоит из введения, трех глав, заключения, списка литературы, включающего 218 наименований, из них 42 на иностранных языках, списка использованных словарей (51 наименование), источников примеров (95 наименований). Общий объём работы 231 страница печатного текста.
Во введении обосновывается выбор темы, определяется актуальность исследования, его цель, задачи, объект, методы исследования, отмечается научная новизна, теоретическая значимость и практическая ценность работы, формулируются положения, выносимые на защиту.
В первой главе «Теоретические предпосылки изучения функционально-семантической категории самости» излагаются основные теоретические и методологические постулаты, положенные в основу проводимого нами исследования, обосновывается лингвистический статус изучаемого феномена, проводится анализ теоретических работ, посвященных проблематике
исследования, обосновывается выбор теоретической модели функционально-семантического поля для описания эгоцентрической категории самости.
Во второй главе «Ядерные компоненты функционально-семантической категории самости» определяются ядерные единицы категории самости, выделяются лексико-грамматические и синтаксические средства актуализации данной категории, выявляются наиболее релевантные категориальные признаки. Лексемы-репрезентанты самости являются предметом комплексного изучения.
В третьей главе «Периферия функционально-семантической категории самости» определяются периферийные единицы категории самости, выделяются лексико-грамматические и синтаксические средства актуализации данной категории, выявляются наиболее релевантные категориальные признаки. Лексемы-репрезентанты самости являются предметом комплексного изучения.
В заключении обобщаются результаты проведённого исследования и намечаются перспективы дальнейшей работы.
Философско-психологическая трактовка понятия самости
В настоящее время термин самость используется в русскоязычной психологической литературе не только в том значении, которое ему было первоначально придано русскими христианскими философами, но и для перевода английского термина self и немецкого selbst, встречающегося в трудах многих видных психологов, использовавших этот термин в различных контекстах и значениях. Перейдем к изложению концепций самости в различных теориях.
В философии П. Флоренского и А. Лосева самость — это искра божия в человеке, центр духа, источник сознательной, целеустремленной активности, деятельности человека (Флоренский П. А. Сочинения. М.: Мысль, 1994. Т. 2. ; Лосев А.Ф. Самое само: сочинения. М.: ЭКСМО-пресс, 1999). С. Франк пишет: «Личность есть самость, как она стоит перед лицом высших, духовных, объективно-значимых сил и вместе с тем проникнута ими и их представляет, — начало сверхприродного, сверхъестественного бытия, как оно обнаруживается в самом непосредственном самобытии» (Франк С.Л. Реальность и человек. М.: Республика, 1997. С. 408-409).
Классик американской философии и психологии У. Джеймс считал самостью то постоянство личности, которое каждый из нас обнаруживает каждый раз, когда просыпается. Он выделяет три «уровня» самости. 1) Материальный — это то, что мы отождествляем с собой, включая не только тело, но и дом, семью, друзей. «В самом широчайшем смысле самость человека — это все, что он может назвать своим, не только его тело и психические способности, но и одежда, дом, книги, жена и дети, его предки и друзья, его репутация и работа, земли и лошади, яхта и счет в банке. Все эти вещи приносят ему сходные эмоции. Если все это увеличивается, растет и процветает, человек чувствует себя удовлетворенным и даже радостным, ликующим. Если все это приходит в упадок и убывает, он печалится и чувствует себя поверженным; Не обязательно в равной мере по отношению к каждой вещи, но похожим образом по отношению ко всему этому» (Фэйдимен Д. Теория и практика личностно-ориентированной психологии. М.: Три Л, 1996. С.210). 2) Социальный — «это то признание, которое человек получает от окружающих». Это любая роль, которую вольно или невольно принимает человек. Понятие «социальная самость» Джеймс связывает с конкретной социальной ролью и теми элементами, которые вокруг этой роли кристаллизуются. Поэтому самостей социального уровня у каждого человека может быть больше одной. И если это произошло, то наилучшая для такого человека стратегия заключается в том, чтобы попытаться оставить только одну и вокруг нее организовать свою жизнь. У) Духовная самость — это внутренне субъективное бытие человека. Это активный элемент в сознании: «Это вместилище интереса — не приятное или болезненное, не удовольствие или боль как таковые, а то в нас, к чему обращаются удовольствие или боль, приятное и болезненное. Это источник усилия и внимания, место, откуда исходят решения воли» (Фэйдимен Д. Теория и практика личностно-ориентированной психологии. М.: Три Л, 1996. С.211). У. Джеймс не проводит четких границ между разными уровнями самости, например, духовная самость — это не чисто духовный феномен, но «все наше чувство духовной активности, включая ощущение телесной активности, природу которой большинство людей не замечает». Нет и четких границ между феноменом личности и «космическим сознанием»: «Из моего опыта... догматически вытекает определенное заключение... существует континуум космического сознания, в котором наша индивидуальность лишь создает случайные заграждения, и в котором наши отдельные умы растворяются как в материнском ...» (там же). Личность, по У. Джеймсу, возникает как результат взаимодействия инстинктивных и привычных граней сознания, а также личных волевых аспектов. Патологии, персональные различия, стадии развития, тенденции к росту и все остальное — это реорганизация основных «строительных блоков», предоставленных природой и обрабатываемых эволюцией и собственными усилиями (Suls J. William James, the self, and the selective industry of the mind II Personality and Social Psychology Bulletin. 1990. 16(4). pp. 688-698).
Понятие самость введено в оборот Карлом Густавом Юнгом, но ни в его работах, ни в трудах его последователей оно не получило однозначного определения. В аналитической психологии К. Г. Юнга самость — архетип, являющий собой центр суммативной целостности сознательного и бессознательного психологического бытия. Самость порой интерпретировалась как исходное состояние интегрированного организма, образ сверхординарного объединяющего принципа, архетипическое стремление к координации напряжения противоположностей, архетипический образ человеческого потенциала и единства личности как целого, как суммативность личности.
Развитие личности в процессе индивидуализации идет от сознания к личностному бессознательному, а от него — к коллективному бессознательному, центром которого и является самость. В мифах, сказках, сновидениях символами самости часто выступают мудрый старец, божественное дитя, однако столь же часто самость предстает как крест, кольцо, круг (мандала), квадрат и т.п. символы целостности. Эмпирически самость не обнаруживается. Идея самости является в аналитической психологии К.Г. Юнга пограничным понятием, поскольку служит организации эмпирического познания психических процессов. Архетип самости сопоставляется Юнгом с Атманом Упанишад, с христианским «Бог внутри нас», с учением о духе гностиков и алхимиков (Юнг К. Г. Аналитическая психология. Спб.: МЦНК и Т «Кентавр», Институт Личности ЧЧП «Палантир», 1994; Философия. Энциклопедический словарь. М.: Гардарики, 2004. С.747).
Самость (Self) становится центром структуры личности, когда все противоборствующие силы внутри нее интегрируются в процессе индивидуализации. Самость высшая — по Р. Ассаджоли, своего рода «внутренний Бог». Самость сознательная - по Р. Ассаджоли, Я - точка ясного осознания (Новейший психологический словарь. Р/н Д.: Изд-во «Феникс», 2005. С.559; Словарь практического психолога. Минск Харвест, 1997. С. 586).
«Самость» - центр целостности человека, его средоточие. «Самость» -Бог внутри нас, это одновременно синтез и гармоническое сочетание сознательного и бессознательного, личного и коллективного, внешнего и внутреннего, единство противоборствующих сил, встречающихся и. противоборствующих в психической реальности. «Самость» — это и есть тот источник света, преобразующий энергию бессознательного в свет сознания (Словарь-справочник по социальной психологии. СПб: Питер, 2003. С. 14).
Семантика возвратного местоимения
Семантика возвратного местоимения Возвратное местоимение уже само по себе может быть принято в качестве основания для типологических обобщений относительно видения носителями соответствующего языка своего Я. Существует большое число языков, в которых собственно возвратные местоимения отсутствуют, и их функцию выполняют служебные слова, этимологически восходящие к существительным со значением человека, его тела или наиболее важных реальных или идеальных органов - головы, лица, души (Берестнев Г.И. Самосознание личности в аспекте языка // Вопросы языкознания. 2001. №1. С.60-84; Храковский B.C. Проблемы теории грамматического залога. Л.: Наука, 1978. С. 50-60). Интересны в этом смысле примеры замены возвратного местоимения существительным в креольских языках французского ареала, приведенные Б. Потье: гаитянский: chauffer corps И «греться» — буквально «греть свое тело» {se chauffer); мартиниканский: lave ко mwe «мыться» — буквально «мыть мое тело» {se layer) (Pottier, В. Semantique generale. Paris: Presses Universitaires de France, 1992). Кроме того, даже при наличии возвратного местоимения его функционирование в тех или иных языках может различаться, что также позволяет делать выводы относительно образа Я, который видится говорящему при его употреблении (ср. рус. вернуться к себе «вернуться в свое жилище или рабочее помещение» и невозможность этой модели, скажем, для английского языка). Обстоятельства такого рода показывают, что свою функцию возвратные местоимения вообще осуществляют не в отношении некой «точки» в референтной сфере, а в отношении «области» (Ковалева Л.М. Английская грамматика: от предложения к слову. Часть 1. Пропозиция. Иркутск, 2006. С. 107-125).
Необходимо отметить, что возвратные местоимения в английском языке могут сами по себе, без глагола, функционировать в предложении. Таким образом, их можно выделить как особое средство самообозначения. В словаре Macmillan English Dictionary for Advanced Learners (UK: Bloomsbury Publishing, 2002. pp. 446, 990-1288) отражены следующие употребления возвратного местоимения oneself: 1) местоимение oneself является объектом в безличных предложениях, в которых субъект не конкретизируется, а также в предложениях с местоимением one, выполняющим функцию субъекта предложения и обладающим значением «себе, себя», как в следующих примерах: (23) It s essential not to let oneself be frightened; (24) One should be careful not to hurt oneself (Ibid); 2) местоимение oneself употребляется в тех случаях, когда необходимо показать, что люди вообще, включая говорящего, испытывают воздействие от результатов своей деятельности, вовлекаются в нее и вынуждены подумать о самих себе: (25) One has to think of oneself in these matters (Ibid); 3) местоимение oneself используется для усиления, выделения того, что именно данный человек выполняет сам определенное действие, то есть мы говорим в данном случае об эмфатической функции местоимения oneself: (26) It s important to complete the application forms oneself"(Ibid); 4) местоимение oneself употребляется в устойчивых словосочетаниях типа (all) by oneself в значении «сам, без посторонней помощи»: (27) It s more satisfying to do the job by oneself(Ibid). В современном английском языке существует тенденция опускать возвратное местоимение в тех случаях, когда смысл высказывания этим не нарушается, при особых глаголах, таких как: dress, shave, wash (Иванова И.П. и др. Теоретическая грамматика современного английского языка. М.: Высшая школа, 1981. С.36): (28) In the morning I wash (myself), dress (myself) and have my breakfast.
Наряду с глаголами, способными функционировать как с дополнением, так и без, существуют глаголы, обязательно требующие дополнения. В этих случаях и употребление возвратного местоимения обязательно, оно указывает на то, что действие замыкается на его агенсе, например: to amuse oneself, to enjoy oneself to collect oneself: (29) It was only when the fourth glass of wine was in his hands that Big Joe relaxed and began to enjoy himself (Steinbeck J. Tortilla Flat. СПб.: Антология, КАРО, 2005. С. 127).
Важно заметить, что существует небольшая группа глаголов, которые вообще не употребляются без возвратного местоимения, а именно: to absent oneself, to busy oneself, to pride oneself (on), to avail oneself of.
Возвратные местоимения помогают создавать многочисленные выражения, употребляются также в составе пословиц и поговорок как, например, keep oneself to oneself (замкнуться в себе), scratch for oneself (заботиться о себе), make one s own life (самостоятельно строить свою жизнь) и другие. На взгляд Э. Ш. Генюшене, однозначного определения статуса для всех сочетаний дать нельзя: часть сочетаний (типа respect oneself- уважать себя) следует, видимо, считать свободными сочетаниями, другие, (типа throw oneself— броситься) - рефлексивными глаголами, третьи (типа bring oneself home — опомниться) — фразеологическими единицами, или семантически необратимыми рефлексивами (Рефлексивные глаголы в балтийских языках и типология рефлексивов. Вильнюс, 1983).
Возвратные конструкции с глаголами физического действия
Возвратные конструкции с глаголами физического действия Анализ конструкций с глаголами физического действия сложен потому, что во многих случаях по самой онтологической сущности действия оно совершается по отношению не ко всему человеку (или его телу), а только к какой-то его части. Об идентичности анафоры и антецедентной семы «тело» можно говорить в конструкциях: с глаголами изменения формы тела, например, человек может убаюкивать себя на диване, раскачивая свое тело из стороны в сторону (rocked himself back and forth) или же растянуться на полу, испытывая BocTopr(stretchedhimself): (131) Until long after midnight a changing crowd lapped up against the front of the garage, while George Wilson rocked himself back and forth on the couch inside (Fitzgerald F.S. The Great Gatsby. M.: Vyssaja Skola, 1984. P. 113); (132) Dick stretched himself on the floor, wild with delight at the sounds and the smells (Kipling R. The Light That Failed. M.: Progress Publishers, 1975. P. 239). с глаголами пространственного ограничения местоположения Субъекта {wrapped herself lock yourself) или освобождения от этого ограничения: (133) Maisie wrapped herself in the soft marten skins, turning the grey kangaroo fur to the outside (Kipling R. The Light That Failed. M.: Progress Publishers, 1975. P. 101). В примере (133) сема «тело» имплицируется в значении глагола wrap oneself поскольку Мейзи закуталась в мягкую пгубу из куницы {wrapped herself in the soft marten skins), тем самым ограничила свое пространство. Примечательно, что ограничить свое местоположение можно не только при помощи материальных вещей, предметов. Человек способен оградить себя от окружающего мира «пеленой» произнесенных слов {wrapped himself in a mist of words), то есть сущностью своего Я: (134) The doctor wrapped himself in a mist of words (Kipling R. The Light That Failed. M.: Progress Publishers, 1975. P. 156); или же ограничить свое пространство, нарушая личное пространство другого человека {lock yourself in a room with him) для достижения своей конкретной цели: (135) "Come off it, dear. My advice to you is, get him a hit tight and then lock yourself in a room with him and tell him you won t let him out till he s made a dishonest woman of you "(Maugham W.S. Theatre. M.: Vyssaja Skola, 1985. P.44). Интерпретация oneself в конструкциях с глаголами перемещения и изменения положения тела в пространстве уже представляет затруднения. Меняется положение всего тела в пространстве, между антецедентом (семой "тело") и анафорой существуют отношения референциальной идентичности. Так, в следующем примере герой тащился, волочился, тянулся, медленно двигался {dragged himself) вверх по ступеням лестницы. Все его тело было задействовано в данном медленном движении {he lingered for a long time), a ноги его неохотно передвигались {unwillingly to carry him): 141 (136) He dragged himself up the stairs; his feet seemed unwillingly to carry him; and outside the door he lingered for a long time, trying to summon up courage to go in (Maugham W.S. The Moon and Sixpence. M.: Prosviczenie, 1986. P. 68); (137) "Dick s blind!" said Maisie, taking her breath quickly as she steadied herself against a chair-back. "My Dick blind!" (Kipling R. The Light That Failed. M.: Progress Publishers, 1975. P. 189). В вышеприведенном примере Мейзи придала устойчивости всему своєму телу, облокотившись на спинку стула {steadied herself against a chair-back). Не менее очевидно, что при перемещении и изменении положения тела в пространстве части тела играют, так сказать, разную роль, что отражается в наличии дополнений, выраженных сочетанием предлогов с именем, обозначающим часть тела {down on his knees): (138) He threw himself down on his knees and took her in his arms (Maugham W.S. Theatre. M.: Vyssaja Skola, 1985. P. 114). Очевидно, что анафора имеет здесь референцию ко всему телу, за исключением какой-то его части (колена, локтя, руки, пальцев и т.д.), осуществляющей манипуляцию над остальной частью тела. Неполная референциальная идентичность анафорического возвратного элемента и антецедентного слова в английском языке встречается в конструкциях с глаголами, которые принято называть посессивными рефлексивами. В них действие относится обычно не ко всему телу, а лишь к какой-то его части. Сюда относятся прежде всего конструкции с глаголами самообслуживания: (139) "I can t dress myself" (Kipling R. The Light That Failed. M.: Progress Publishers, 1975. P. 172); (140) Meanwhile Tess had hastily dressed herself; and the twain, lighting a lantern, went out to the stable (Hardy Th. Tess of The d Urbervilles. Hertfordshire: Wordsworth Classics, 1994. P. 21). Однако в ряде случаев имеет место нейтрализация, и oneself может относится как к части, так и целому: (141) Next, I bathed myself with a soapy cloth in the appropriate hygienic order (Howard G. Wheelbarrow across the Sahara. Gloucester: Alan Sutton Publishing Ltd, 1990. -URL: http://www.natcorp.ox.ac.uk (дата обращения: 04.09.2008). В примере (141) человек вымылся {bathed myself) в соответствующей гигиенической последовательности {in the appropriate hygienic order), то есть по частям вымыл все свое тело. В следующем примере Пилон завернулся в большую полоску ковра {wrapped himself). В данном случае мы не можем утверждать, что действие совершено по отношению к какой-то части тела, поскольку Пилон мог завернуться в ковер целиком: (142) Pilon wrapped himself in a big strip of carpet (Steinbeck J. Tortilla Flat. СПб.: Антология, КАРО, 2005. С. 160).
Морфологические средства выражения самости
В русском языке на морфологическом уровне можно выделить языковые средства, характеризующие категорию самости. Мы наблюдаем возвратную форму под которой понимается любая глагольная форма, оканчивающаяся на -ся/-съ. Как указывается в книге (Янко-Триницкая Н.А. Возвратные глаголы в современном русском языке. М.: Изд-во Ан СССР, 1962. С. 3-5), из области глаголов на —ся /-съ в качестве возвратных выделялись только глаголы типа мыться (М.В. Ломоносов, А.Х. Востоков, Ф.И. Буслаев), только глаголы без соотносительных невозвратных (Ф.Ф.Фортунатов), только сопоставимые с переходными. Иногда возвратными называют только нестрадательные глаголы на -ся/-съ (Зализняк А.А. Грамматический словарь русского языка. Словоизменение. М.: Русский язык, 1977. С. 6-7), или только нестрадательные и небезличные одновременно (Касаткин Л.Л. Краткий справочник по современному русскому языку. М.: Высшая школа, 1995. С. 197-198). Вслед за A.M. Пешковским, Н.А. Янко-Триницкая (Возвратные глаголы в современном русском языке. М.: Изд-во Ан СССР, 1962. С. 4), исходя из краткости и гибкости термина «возвратные глаголы», пользуется им «применительно ко всем без исключения глаголам, имеющим в своем морфологическом составе аффикс -ся.» (Перцов Н.В. Возвратные страдательные формы русского глагола в связи с проблемой существования в морфологии // Вопросы языкознания. 2003. №4. С. 43-71).
Владислав Велын исходит из положения о том, что «в русском языке существует два омонимичных элемента -СЯ(СЬ) — окончание и суффикс. Окончание употребляется для образования формы страдательного залога тех лексем, которые обладают противопоставлением по залогам. Суффикс употребляется для образования новых лексем. Такие глагольные лексемы называются возвратными, у этих глаголов нет противопоставлений по залогам внутри парадигмы, все их словоформы действительного залога» (Белошапкова В.А. Современный русский язык. М.: Высшая школа, 1989. С. 482). Если присоединиться к точке зрения М.В. Панова и считать все рефлексивные формы глагольной лексемы отдельными словами, и соответственно считать рефлексивный формант -ся словообразовательным суффиксом, то речь не может идти о каком-либо залоговом противопоставлении (Велын В. Моделирование системы русских рефлексивных глаголов в зеркале языкового сознания носителей немецкого языка. М., 1996. С.8).
В русском языке первая часть сложных слов само- может иметь следующие основные значения: направленность чего-нибудь на себя, исхождение от себя или осуществление для себя {самоконтроль, самовыражение, самовыявление), обращенность к самому себе, в самого себя или направленность на самого себя {самонаблюдение, самообладание, самопознание, самоуважение, самоутверждение, самочувствие), совершение чего-нибудь без посторонней помощи: без постороннего участия {самодеятельность).
Средства, обслуживающие категорию самости, довольно разнообразны и относятся к различным уровням языка: морфологическому, лексическому и синтаксическому. Лингвисты обратили внимание на существование между ними взаимосвязи, в частности, указание на синонимию некоторых сочетаний, возможность использования одних средств для толкования смысла других. Так, глаголы, относящиеся к группе собственно возвратных, определяются как синонимичные сочетанию производящий невозвратный глагол + себя (Янко-Триницкая Н.А. Возвратные глаголы в современном русском языке. М.: Изд-во Ан СССР, 1962; Норман Б.Ю. Переходность, залог, возвратность. Минск: Изд-во Белорусского Гос. Ун-та, 1972). С помощью синтаксических конструкций с местоимениями сам и себя раскрываются значения некоторых сложных слов с инкорпорированным сам и selbst (Кибрик А.Е., Богданова Е.А. САМ как оператор коррекции ожиданий адресата // Вопросы языкознания. 1995; Stotzel G. Ausdrucksseite und Inhaltsseite der Sprache. Methodenkritische Studien am Beispiel der deutschen Reflexiwerben. Miinchen, 1970). Глаголы, обозначающие воздействие человека на части своего тела, могут в определенном контексте заменяться конструкциями с дательным принадлежности: Он причесывается — Он причесывает себе волосы — Он причесывает свои волосы. Как считает Е.В. Корнева, наличие семантических связей между средствами выражения возвратности, а, следовательно, самости, дает нам основание рассматривать данную категорию как полевую структуру (Возвратность как семантическая категория. Воронеж, 1999. С. 81-94).
В немецком языке существительное Selbst используется в значении «Я», «собственная личность». В этом случае mein besseres Selbst переводится как «мое лучшее Я», a mein denkendes Selbst — как «мой разум (интеллект)». В качестве определительного местоимения или части сложных слов Selbst переводится как «сам», «само», «сами» и, как и в других языках, подчеркивает совпадение субъекта и объекта действия. Так, словосочетание zu sich selbst коттеп перводится как «прийти в себя, очнуться» или как «обрести себя» в зависимости от контекста (Большой немецко-русский словарь. М.: Русский язык, 2002. Т.1. С. 728).
Значение возвратности, самости субъекта, может выражаться в переделах одного сложного слова в немецком языке. Г. Штетцель отмечает в немецком языке группу слов типа Selbstachtung (самоуважение), Selbstaufopferung (самопожертвование), Selbstbeobachtung (самонаблюдение), которые могут быть подведены под понятие возвратности (рефлексивности). По смыслу они соответствуют сочетанию глагол + возвратное местоимение: Selbstmord begehen {statt sich toteri) (вместо убить себя), Selbstachtung haben (statt sich (selbst) achteri) (вместо уважать самого себя). В этих словах монема selbst-является дистрибутивным вариантом внутри средств выражения категории возвратности вместе с коммутирующим sich (возвратным местоимением sich как самостоятельной лексемой) (Stotzel G. Ausdrucksseite und Inhaltsseite der Sprache. Methodenkritische Studien am Beispiel der deutschen Reflexiwerben. Munchen, 1970. S. 163-164). Слова подобного типа достаточно широко представлены в русском языке - это лексемы с компонентами само- и себя(е)-: самоанализ (анализировать себя), самобичевание (обвинять себя в совершенных ошибках, проступках), себялюбие (любить себя) и др. Они возникают в результате рефлексивной деривации и восходят к конструкциям типа X (самого себя), X (сам себя), (X сам) себя с различными значениями лексемы сам. Например: самовнушение — когда внушающий внушает самому себе; самообучение — когда учащийся сам себя учит; самозащита — когда защищающийся сам защищает себя (Кибрик А.Е., Богданова Е.А. САМ как оператор коррекции ожиданий адресата // Вопросы языкознания. 1995. С. 44-45).
Похожие диссертации на Языковая реализация функционально-семантической категории самости
