Содержание к диссертации
Введение
Раздел 1. Языковая картина мира в области называния цвета: универсалии и национально-культурные особенности 10
Теория Берлина-Кея 10
Гипотеза Сепира-Уорфа 20
Раздел 2. Методический аппарат исследования 31
Проблема отбора лексического материала 31
Образцы цвета и определение денотативного значения 34
Оценка «близости» слов по значению 36
Раздел 3. Наблюдения за развитием лексики цветообозначения в современном русском языке 44
Каталог названий цвета 45
Изменения в составе группы основных цветонаименований ..50
Термины, имеющие культурно-историческую специфку 53
Изменение относительной употребительности различных категорий цветообозначений 55
Раздел 4. Прикладные исследования 57
Цветонаименования как характеристика языка писателя 57
Определение эквивалентов при переводе названий цвета 6 1
Понятия «теплый цвет», «холодный цвет» в сознании наивного носителя языга 68
Топонимы в составе цветонаименований 71
Цвет и фигура человека 78
Проблема использования названий цвета в рекламе 81
Заключение 86
Список опубликованых работ по теме исследования 87
Литература 90
- Теория Берлина-Кея
- Проблема отбора лексического материала
- Изменения в составе группы основных цветонаименований
- Цветонаименования как характеристика языка писателя
Введение к работе
«Цветовое пространство», «цветовой континуум», «цветовой спектр» и т.д. - так принято называть то многообразие цветов, которое воспринимается нашей зрительной системой. По некоторым данным человеческий глаз способен различить до 2 млн. оттенков, но в природе их гораздо больше. Тем не менее, на практике физиологические возможности глаза остаются по существу невостребованными. Восприятие человеком цветового пространства устроено так, что непрерывный континуум цвета делится на категории, объединяющие большое число близких цветовых оттенков, и каждой такой категории соответствует одно или несколько слов, цветонаименований, которые, собственно, и являются предметом настоящего исследования.
Группу слов-цветообозначений без преувеличения можно считать беспрецедентно популярной для специалистов самых разных областей знаний - психологов и филологов, психо- и этнолин-гвистов, этнографов и антропологов, историков и даже физиологов. Число ежегодных публикаций по перечисленным направлениям исчисляется сотнями.
Чем же объясняется неослабевающее внимание к столь небольшой и специфической группе слов, какой являются цветонаи-менования? Попробуем ответить на этот вопрос.
Начнем с того, что изучение процессов отражения цветовых ощущений в языке (а эта проблема поднимается еще в древнегреческой философии) - естественное следствие значимости цветового зрения, которое, в свою очередь, рассматривается разными науками о человеке. Но, разумеется, интерес к этой группе слов со стороны лингвистов вызван и другими, более специфическими причинами.
Как писала Р.М.Фрумкина, интересно описывать те лексические группы, которые представимы как системы (Фрумкина 1984, с. 18.). При достаточно строгом подходе к определению самого понятия «системно организованное множество объектов» по-настоящему структурированной оказывается лишь незначительная часть лексики - как правило, множества слов и словосочетаний, выделенные по «семантическому» принципу, точнее, по тому куску действительности, который они призваны описывать. Наиболее типичным примером такого множества, наряду с терминами родства, как раз и является система цветообозначений. Цветообозначения самым активным образом привлекались в качестве материала для решения таких совершенно разных задач, как отработка методов выделения семантических полей (Kelly & Judd 1976; Bidu-Vranceanu 1976; Фрумкина 1979; 1984); этимология и история языка (ср.: Бахилина 1975; Бородина, Гак 1971; Грановская 1964; Krieg 1979 и др.1); проблемы языка и мышления (Шемякин 1960; 1967; Rosch 1972; 1977; Bornstein 1973; Hardin, Maffi 1998; Saunders 2001), проблемы детской речи (Истомина 1960; Johnson 1977) и даже проблема доминантности полушарий мозга (Николаенко 1985; Ротенберг 1987). Весьма продуктивно используется материал цветонаименований при анализе художественных средств языка писателя (Соколова 1971; Галкина, Цапни-кова 1974; Почхуа 1977; Adamson 1979 и десятки других исследований). Не менее перспективна и другая сфера применения цветонаименований в качестве материала исследования. Мы имеем в виду работы по символике цвета, начатые еще И. Гёте.2 Конечно, у этого направления и ныне есть свои горячие сторонники, особенно из числа тех, кто занимается цветом с этнографической точки зрения (ср.: Titchener 1916; Beck 1969; Berlin 1970; Bornstein 1973; Буланова 1983; Тернер 1983; Gage 1993; Самарина 1996), но есть ученые, относящиеся к нему более сдержанно (ср. Степанов 1985). Так или иначе, исследования здесь еще далеко не исчерпаны.
Перечень направлений исследований на материале цветонаименований можно было бы продолжить, остановившись, например, на многочисленных исследованиях антропологов и филологов, изучающих проблемы использования цвета, цветовой символики и происхождения терминов цвета в древности (Rivers 1901; Мелетинский 1972; Неклюдов 1972; Серов 1990; 1995). Наконец, нельзя оставить без внимания и работы по разнообразным прикладным аспектам: психологии и психодиагностике (Liischer 1949; Bornstein 1973; Liberman 1986), использовании цвета в рекламе (Дубина 2002)3, архитектуре (Алексеев и др. 1934), переводоведе Можно было бы перечислить еще огромное множество работ, посвященных анализу отдельных цветонаименований (Иссерлин 1951; Суровцева 1964; Попович 1992; Иви 1996; Яворьска 2001; см. также наши работы Василевич, Мищенко 2003; Vasilevich, Mikhailova (в печати) и т.д.
Однако есть область, которая заслуживает отдельного обсуждения, учитывая основные цели настоящего цикла исследований. Речь пойдет о теории лингвистической относительности.
Основоположником этой теории можно считать В. фон Гумбольдта, хотя Ю. С.Степанов небезосновательно отводит эту роль Спинозе (Степанов 1985, с. 104). В современной науке это направление связывается, прежде всего, с именами Э.Сепира и Б.Уорфа (Sapir 1944; Whorf 1956; Звегинцев 1960). Для сторонников теории Сепира-Уорфа цветовое пространство является, пожалуй, основным источником аргументов. Этому способствует целый ряд обстоятельств. Во-первых, это область, допускающая «другое измерение» (оттенки цвета можно выразить через длину волны). Во-вторых, в экспериментах соответствующие стимулы можно предъявлять в невербальной форме, что очень важно для сопоставительных исследований по разным языкам: ведь физическая природа цвета одна и та же для всех культур (чего не скажешь, например, об объектах, производимых человеком). В-третьих, этнолингвисты уисе давно зафиксировали существенные межъязыковые различия в лексике цветоназывания, и практически любое исследование какого-нибудь экзотического языка обречено на получение новых интересных фактов.4
Следует подчеркнуть, что наличие огромного числа работ в этой области отнюдь не предопределяет исчерпанность этой темы. И дело здесь не только в том, что исследованы еще далеко не все языки. В литературе неоднократно критиковались различные аспекты методики исследований сторонников гипотезы Сепира-Уорфа (ср.: Блэк 1960; Брутян 1962; Сорокин и др. 1982; Кау, Kempton 1984; Saunders 1995; Яворьска 1999). Здесь нам особенно хотелось бы выделить три аспекта.
Во-первых, мы считали целесообразным взглянуть на проблему лингвистической относительности и членимости действи Сопоставлспие цветонаименований в разных языках - одно из наиболее популярных направлений исследования. Общие закономерности часто выводятся из сравнения данных по хорошо известным языкам (Wijk 1959; Корсунская и др. 1963; Кульпина2001; Alliot 1974; Shields 1979; Krieg 1979; наши работы - см. Список публикаций), но еще чаще для сопоставительного анализа привлекаются языки экзотические (Rivers 1901; Bartlett 1929; Beaglehole 1939; Conklin 1955; Шемякин 1960; Heinrich 1972). тельности с позиций психолингвистики, которая рассматривает язык как феномен психической деятельности человека. Соответственно отношения между словами-цветонаименованиями и их «смыслами» следует исследовать постольку, поскольку они существуют в сознании носителей языка. Лингвистические, семиотические и другие традиционные построения исследователя-языковеда (сколько бы искусными они ни были) замыкаются на индивидуальный речевой опыт и, как нам представляется, не совсем пригодны в исследованиях сопоставительного плана. Как писал М. Идеи, по-видимому, было бы разумно стремиться к тому, чтобы любая объективная схема классификации... как можно лучше согласовывалась с интуицией человека-наблюдателя, поскольку классификации и систематизации подлежат предметы, созданные интуицией человека-творца.5 (Идеи 1970, с. 274).
Во-вторых, практически во всех случаях, проводя сопоставительный анализ лексики цветообозначёния, исследователи ограничиваются так называемыми «основными цветонаименованиями» (basic color terms). Принципы выделения этой группы слов в разных языках были сформулированы в работе (Berlin, Kay 1969), но эти принципы местами весьма размыты и носят порой весьма субъективный характер; к тому же они не выдерживаются последовательно для всех рассматриваемых языков. Как можно представить себе полную картину отражения в языке действительности (в данном случае - цветового пространства), игнорируя большую часть его лексического состава, относящейся к данной области (например, не учитывая таких русских слов, как алый, бурый, малиновый и т. п., не входящих в состав «основных цветонаименова-ний»)?
В-третьих, утверждая, что исследуются различия в членении Действительности, авторы на самом деле оперируют лексикой, отражающей эту действительность, причем о характере отражения они, в сущности, судят сами в меру своего знания сравниваемых языков. Нам представляется, что в данном контексте единственно приемлемым является подход, при котором исследуются одновременно объекты действительности (у нас это оттенки цвета) и обо 3 М.Иден. Другие задачи распознавания образов и некоторые обобщения. II Распознавание образов. Исследование живых и автоматических распознающих систем. М., Мир, 1970, с. 274. значающие их слова, т. е. анализируется денотативное значение цветонаименований. Этот подход убедительно отстаивается в работе Р. М. Фрумкиной (1984), а на практике впервые (хотя и с некоторыми методическими издержками) был применен на материале имен цвета Э. Леннебергом и Дж. Робертсом (Lenneberg, Roberts 1956).
В настоящем исследовании сопоставительный анализ лексики цветообозначения был проведен с привлечением всех сколько-нибудь употребительных цветонаименований сравниваемых языков, а основным инструментом исследования был психолингвистический эксперимент. Разработанный нами экспериментальный подход осуществлен на достаточно обширном языковом материале: мы рассмотрели лексику цветонаименований 15 разных языков, в том числе и тех, которые принято считать «экзотическими» (ср. язык бамана). В большинстве случаев данные о цветонаи-менованиях в соответствующих языках получены впервые.
Актуальность работы обусловлена тем, что на современном этапе развития мировая наука достигла такого уровня понимания речевой деятельности человека, когда на первый план выходит рассмотрение проблем, связанных с пониманием реальных процессов использования языка. Исследование лексики цветообозначения может пролить свет на универсальные свойства языковой способности человека и на роль слова в ее организации и функционировании. Назрела необходимость теоретического обоснования имеющихся противоречивых экспериментальных данных относительно функционирования этой лексической группы.
Научная новизна проведенного исследования состоит в следующем. Впервые на обширном материале русского языка проверяются две ведущие теории в области цветоназывания - концепция Берлина-Кея и гипотеза Сепира-Уорфа. Предлагается ряд дополнений к обеим теориям, среди них идея прогноза развития цве-гообозначений и новый подход к выделению цветовых категорий, позволяющий более тонко описывать языковую картину мира. Также впервые в столь полной форме представлены данные по лексическому составу и семантике цветообозначений в 15 языках мира. Наибольшее внимание уделено русскому языку, для которого подготовлен Каталог названий цвета, включающий более 2 тыс. слов современного языка и, что особенно ценно, цветовые карты, на которых для нескольких сотен слов приведены цветообразцы.
Впервые в практике описания цветонаименований подготовлен тезаурусный вариант представления материала.
Теоретическая значимость работы состоит в решении задач соотношения языка и мышления, в частности, связанных с описанием языковой картины мира. Автор выдвигает и экспериментально подкрепляет дополнения к теории Берлина-Кея об эво-люцонном развитии базовой лексики цвета с одной стороны и гипотезе Сепира-Уорфа - с другой. Разработка теории, освещающей функционирование цветонаименований, выходит далеко за рамки собственно лингвистики или психолингвистики. Одно лишь перечисление областей, в которых названия цвета привлекаются в качестве материала, займет немало места.
Практическая значимость результатов проведенного исследования реализуется, прежде всего, в обилии полученного нами справочного материала. Для русского языка материал представлен в виде опубликованного Каталога названий цвета, который, который кроме чисто познавательного значения, имеет большой спрос у специалистов (колористов, дизайнеров, имиджмейкеров, производителей рекламы и т.д.). Для других языков - это обширный фактический материал, который может быть использован как при описании лексики соответствующих языков, так и в сопоставительных исследованиях. Некоторые результаты исследований уже реально применялись на практике: при разработке прогнозов модной цветовой гаммы, при создания цветового атласа фурнитурных изделий; рекомендации, полученные в ходе исследований, успешно применяются в разработке коллекций косметических изделий, цветового решения костюма спасателей и т.д. Отметим также подготовленный нами четырехъязычный словарь терминов цвета практическое пособие для переводчиков специальной и художественной литературы.
Некоторые наши материалы могут быть включены в учебные курсы по психолингвистике, основам языкознания, лексикологии, а также использованы в качестве теоретической основы для написания студенческих курсовых и дипломных работ.
Как видно из прилагаемого списка публикаций, за 15 лет работы в этой области, мы так или иначе заіронули множество тем и проблем, но в данном обзоре хотелось бы остановиться на четырех основных направлениях, которые будут рассмотрены в соответствующих разделах: 1) языковая картина мира и общая теория возникновения и развития системы цветообозначений;
2) методы проведения и обработки психолингвистического эксперимента;
3) описание современного состояния цветовой лексики в русском языке;
4) прикладные исследования.
В Заключение вынесено сжатое изложение основных результатов, которые мы получили в ходе своего цикла исследований.
В конце доклада приводится Список наших публикаций в данной области. Он включает несколько монографий и около 40 статей. Основными работами мы считаем монографии:
Васшевач А.П. Исследование лексики в психолингвистическом эксперименте. На материале цветообозначения в языках разных систем. М., 1987;
Василевич А.П. и др. Каталог названий цвета в русском языке. М., 2002.
Учитывая, что по ходу изложения мы будем на них неоднократно ссылаться, мы для краткости обозначим их как «Василевич 1987» и «Каталог».
Теория Берлина-Кея
Проведенный нами цикл исследований концентрируется вокруг двух известных теорий - теории Берлина и Кея об универсальном характере эволюции цветонаименований и гипотезы Се-пира-Уорфа о лингвистической относительности. Хотя на первый взгляд теории как будто противоречат друг другу, на самом деле они взаимодополнимы, и именно их сочетание позволяет ставить и решать более глубокие задачи соотношения языка и мышления, в частности, связанные с проблемами языковой картины мира.
Теория Берлина-Кея Классическая работа Б.Берлина и П. Кея (Berlin & Kay, 1969) посвящена поиску универсальных закономерностей в эволюции терминов цвета. По количеству авторов, которые так или иначе обращаются к ней, она может претендовать на место в книге Гинесса. Вскоре после ее публикации был принят специальный проект World Color Survey, который объединил десятки исследователей, намеревающихся изучить более сотни языков в рамках подхода Берлина-Кея.6 Условимся далее называть его «теория БК», или просто БК.
Как бы ни сложилась дальнейшая судьба теории БК (см. об этом ниже), в одном ей отказать нельзя: она являет собой образец (один из первых, если не единственный) систематического описания лексической группы слов - единообразного для целого ряда языков.
Номенклатура названий цвета, во всяком случае, в европейских языках, может быть описана с помощью трех компонент: цветовой тон (главная компонента), яркость и насыщенность. Термины тон, яркость, насыщенность пришли в лингвистическую литературу из психологической, а в психологическую - из цвето-ведения.
Как известно, в природе нет цвета как такового, есть лишь световые волны. В цветоведении разработана система описания, позволяющая охарактеризовать любое цветоощущение с помощью набора значений этих трех переменных. То, что принято называть цветом в обыденной речи, ближе всего к тому, что в цветоведении называется тоном, но тоже далеко не всегда.
Как бы то ни было, центральное место в БК занимает не психофизиологические понятия, а понятие «основное цветонаи-менование» (basic color term). Именно выделение ограниченного числа «основных» слов для нескольких десятков языков и их сопоставление позволили сделать ряд нетривиальных выводов.
БК впервые четко формулирует условия, необходимые для включения слова в группу «основных цветонаименований»: 1) слово должно быть непроизводным и не относиться к сложным словам; 2) его значение не должно быть уже значения другого на звания цвета, указывающего на какой-либо близкий оттенок; 3) слово должно обладать широкой сочетаемостью; 4) слово должно быть «психологически выделенным», зна чимым для носителей данного языка. Сформулированы и основания отнесения слова к числу «психологически выделенных»: а) они появляются в начале списка в эксперименте, где информантов просят перечислить известные им цвета; б) они обладают устойчивым денотативным значением, т.е. их денотаты для разных носителей языка и в разных контекстах совпадают; в) они присутствуют во всех идиолектах данного языка. Критерий 1 исключает из числа "основных" слова типа сине-зеленый, голубоватый, а критерий 3 исключает из рассмотрения слова типа седой, вороной, что ограничивает объем рассматриваемой номенклатуры довольно разумным образом и потому не вызывает возражений.
Критерий 2 нацелен на то, чтобы считать "не основными" ИЦ типа малиновый или англ. crimson на том основании, что они являются оттенками красного (red) и в этом смысле как бы «включены» в красный по значению. Впрочем, никаких дополнительных доводов в пользу разумности критерия 2 авторы не приводят, и для нас здесь остается элемент неопределенности. Критерий 4 кажется нам наиболее важным, и мы сами активно использовали его при отборе своего экспериментального материала7
Первый существенный результат, полученный в БК - практически полное совпадение состава группы основных терминов цвета во всех современных индоевропейских языках: помимо наименований ахроматических цветов (черный, белый, серый), это еще красный, синий, оранжевый, желтый, зеленый, фиолетовый, розовый и коричневый - всего 11. В некоторых славянских к ним добавляется еще голубой.
Выделив группу «основных» цветонаименований, БК переходит к описанию эволюции их развития. До появления БК изложение истории появления и развития слов-цветообозначений носило чисто описательный характер и выглядело примерно так.
Проблема отбора лексического материала
Как мы говорили, восприятие цветового пространства во многом определяется сложившейся в данном обществе языковой и культурной традицией и изучать его следует не с помощью измерения световых волн, а обращаясь непосредственно к носителю языка. В силу этого практически все работы нашего цикла исследований носили экспериментальный характер, и проблемы методики всегда оставались для нас центральными. В большинстве случаев мы либо модифицировали методы, предложенные до нас, либо предлагали собственные решения. Некоторые наши работы были специально посвящены разработке того или иного методического подхода или приема. При этом мы старались описывать применяемые процедуры так, чтобы их можно было легко воспроизвести. В настоящем разделе мы остановимся на наиболее важных из них. Дополнительное представление об этой стороне наших исследований можно получить также в разделе 4, где приводится ряд конкретных результатов, включая примеры разного рода индексов и коэффициентов. Проблема отбора лексического материала Любое лексико семантическое исследование, а тем более сопоставительное, не может быть успешным, если мы не располагаем соответствующим лексическим материалом. Что такое «хороший» материал в нашем случае?
Следует отметить, что в известной нам литературе авторы практически не уделяли этому вопросу должного внимания. Описание процедуры отбора материала сводится чаще всего к замечаниям типа: «Для исследования были отобраны глаголы... .. .были рассмотрены названия домашних животных в английском языке» и т. п. Очевидно, что в большинстве случаев авторы полагаются на собственную интуицию, считая себя достаточно компетентными, чтобы решить, сколько именно и каких слов надо изучить.
Как отмечалось выше в разделе 1, мы не умаляем значения группы «основных» цветонаименований, но решительно не согласны ограничиваться ею при сопоставлении данных по разным языкам. Адекватное представление о языковой картине мира в области цвета можно получить только на основе анализа всех лексических средств цветообозначения, накопленных в коллективном языковом сознании. Как можно добиться достаточной полноты материала? Мы возвращались к этому вопросу неоднократно, в том числе посвятив ему отдельную статью.15
Из трех возможных источников (словари, тексты и опрос информантов) наиболее эффективным показал себя последний. Несомненным достоинством словарей является их нормативность, а главные недостатки - ограниченность объема (для примера: самый большой словарь русского языка содержит всего J 20 слов со значением цвета, в то время как в текстах и в эксперименте можно отобрать многие и многие сотни) и субъективность толкования значений (см. об этом ниже).
Указанных недостатков вроде бы можно было избежать, обратившись к анализу достаточно объемного корпуса текстов (здесь и относительно высокая нормативность, и многообразие мнений - авторов текстов очень много). Однако этот путь чрезвычайно трудоемок. Как показала наша практика, в среднем на 10 тыс. слов текста приходится всего 30-40 случаев появления названий цвета. Чтобы набрать достаточную статистику примеров, необходимо просмотреть колоссальный массив текстов. Непосредственное обращение к носителям языка организовать гораздо проще, а эффективность анализа будет ничуть не меньше.
Наиболее естественным способом проведения опроса носителей языка нам представлялся эксперимент со свободными ассоциациями. Говоря об ассоциативном эксперименте, обычно подразумевают ситуацию, когда испытуемому (в данном случае - носителю языка) предъявляется некоторый стимул, в ответ на который он должен назвать одно или несколько слов. В качестве стимулов в нашем случае можно использовать, например, цветные картинки или наборы цветообразцоз: испытуемые при этом должны «назвать словами» цвета, которые ассоциируются у них с тем, что они видят. Очевидно, что в описанной ситуации хотим мы этого или нет, получаемое множество ответов оказывается слишком связанным с тем множеством стимулов, которое задается экспериментатором .
Другой вариант методики состоит в том, что инструкция ориентирует испытуемого на умозрительные операции, в результате которых у него возникают те или иные цветовые ощущения. Его задача - выразить эти цветоощущения словами. Например, можно попросить назвать цвета, приходящие в голову при воспоминании о прогулке в лесу или о цвете автомобилей, которые встречались испытуемому в последнее время. Очевидно, при этом способе (назовем его экспериментом по порождению) свобода выбора у испытуемых гораздо больше, причем одна и та же ситуация может вызывать у разных испытуемых совершенно различные ассоциации, что соответственно приводит и к большему разнообразию словесных реакций.
Именно эксперимент по порождению и был избран в качестве экспериментальной процедуры получения множества цвето-наименований.
Как мы только что сказали, роль стимулов в эксперименте по порождению выполняют умозрительные ситуации, а инструкция ориентирует испытуемых на воспроизведение цветонаимено-ваний, описывающих заданные ситуации. Мы стремились к тому, чтобы число порождаемых испытуемыми слов было максимально велико. Соответственно ситуации, задаваемые испытуемым, должны были удовлетворять двум требованиям. Во-первых, они должны были достаточно хорошо ассоциироваться с цветом, быть «красочными», во-вторых, они должны были охватывать полный цветовой спектр - с тем, чтобы испытуемые (хотя бы теоретически) имели возможность употребить как можно больше цветонаимено-ваний из числа тех, которые они знают. Учитывая, что общее число ситуаций, задаваемых в эксперименте, не могло быть слишком большим, мы решили ограничиться ситуациями описания природы (закат солнца, берег моря и т.д.) и описания одежды (информантов просят представить себя на демонстрации мод женского платья). В инструкции говорилось:
Изменения в составе группы основных цветонаименований
Анализ наиболее вероятных новых «членов клуба» основных цветонаименовании показывает, что в четырех случаях из шести - это светлые оттенки существующих основных цветов (са-лшиовьш=светло-зеленый, (5е,жевьш=светло-коричневый, сирене-вьш=светло-фиолетовый, лгшонньш=светло-желтый) и всего два представляют собой пограничные цвета {бордовый, малиновый стоят где-то между красным и фиолетовым). Последнее обстоятельство было для нас неожиданным. Мы предполагали, что промежуточные цвета (оливковый или болотный на стыке зеленого и желтого, морская волна на стыке синего и зеленого, бирюзовый на стыке голубого и зеленого и т.д.) окажутся гораздо более продуктивными. Является ли найденный факт спецификой русского языка пока не ясно.
Термины, имеющие культурно-историческую специфику Мы уже отмечали, что лингвисты на материале большого числа языков выявили целый ряд универсальных черт в развитии систем цвето-обозначения. Однако наряду с универсалиями, обнаруживаются и специфические особенности функционирования терминов цвета, связанные с национально-культурными и историческими традициями. Два примера таких особенностей рассматриваются в настоящем разделе. В частности, приводятся данные, позволяющие объяснить национально-культурные особенности функционирования терминов голубой и пурпурный в русском языке.
Русский язык - практически единственный, где для обозначения синих оттенков цвета существует два термина - «синий» и «голубой». По нашему мнению, объяснить это можно, исходя из того факта, что синий цвет традиционно связывался в русском национальном сознании с водой местом обитания темных сил, враждебных человеку. Черт в русском языке эвфемистически обозначался как синец. Отрицательная коннотация слова синий не могла не сказаться и на его употребительности: оно было в определенной мере табуировано.
Однако сказанное относится именно к синему, точнее, темно-синему цвету. Светлый оттенок синего цвета (а это ведь цвет неба!), напротив, имел самые положительные ассоциации и был весьма распространен, в том числе чаще других использовался в праздничной простонародной одежде (наряду с красным). Потребность в назывании светло-синего оттенка словом, не связанным напрямую с термином синий, становилась очевидной. Ответом на этот вызов реальности и стали слова, выражающие голубые оттенки. Первоначально функцию обозначения голубого цвета выполняли слова лазоревый, лазурный. Однако примерно в XV-XVI вв. у этих слов появляется сильный «конкурент» - слово голубой. С XIX в. лазоревый постепенно переходит в разряд поэтических, стилистически окрашенных эпитетов и практически перестает появляться в обыкновенной речи, полностью уступив место голубому.
Характерно, что частота слов «темно-синего ряда» {синий, таусинный) была всегда существенно меньше, чем частота слов «светло-синего ряда» {лазоревый, голубой). Даже сейчас, когда изначальный символизм цветов в сознании носителей языка существенно стерся и слово синий стало играть роль основного термина для данной части спектра, частота употребления слова голубой лишь немногим уступает частоте слова синий, причем голубой по-прежнему остается эмоционально-отмеченным.
Только полным пренебрежением культурно-исторических знаний можно объяснить тот факт, что синяя полоса посередине российского государственного триколора встречается на практике с той же частотой, что и голубая,
Своеобразным является и русское слово пурпурный. Лат. purpura вошло во многие индоевропейские языки и, кроме соответствующего оттенка цвета (а это цвет крови одноименных моллюсков, добываемых в Средиземном море), имело не менее важное второе значение: относящийся к королевской или другой высшей власти (ср. англ. to be born in the purple королевских кровей ). В настоящее время это слово в европейских языках все больше теряет свое эмоциональное значение, становится нейтральным, а иногда вообще переходит в группу основных цветонаименований (англ. purple).
Цветонаименования как характеристика языка писателя
При анализе языка того или иного писателя довольно часто рассматриваются особенности употребления им цветонаименований. Подобный анализ обычно ведется в одном из трех направлений: 1) исследуется «цветовая палитра» писателя и констатируется ее «богатство» или (реже) «бедность»29; 2) выделяются цветонаименования, особенно часто встречаемые у исследуемого писателя («Некрасов - черно-белый поэт», «Бунин любит лиловый цвет» и т.п.); 3) выделяются какие-то особые средства выражения цвета, употребляемые только данным писателем.
Перечисленные виды анализа предполагают наличие некой «нормы», «стандарта», с которым в явной (а чаще - в неявной) форме сопоставляются тексты данного писателя. Цель настоящего исследования как раз и состояла в том, чтобы описать стандарт употребления цветонаименований в русской литературной речи, т.е. получить словник цветонаименований и данные об их употребительности по выборке достаточно большого объема. В целях экономии места мы опишем полученные результаты в самом общем виде, а затем проиллюстрируем возможности анализа языка писателя с использованием этого «стандарта».
Объем рассмотренной выборки составил 2 млн. 100 тыс. словоупотреблений, что обеспечивает достаточную надежность основных статистических данных. Разнообразие выборки достигалось за счет включения в нее большого числа (около 50) различных текстов прозы и поэзии - от классиков (Толстой, Бунин, Горький, Блок) до современных авторов (Абрамов, Астафьев, Шукшин, Прокофьев) и произведений развлекательного жанра (научной фантастики и детективов).
Всего в обследованной выборке встретилось 8642 случая употребления цветообозначений, в том числе 579 разных слов. Одновременно мы получили данные об употребительности всех цветонаименований. Так, наиболее частыми словами оказались черный (встретилось 1137 раз), белый (1124), красный (758), зеленый (531), синий (521), серый (484), желтый (447), голубой (334), розовый (314), золотой (157), рыжий (145), седой (139) и т.д.
Для описания стандарта полезно различать «частые» и «редкие» слова. Применительно к простым цветонаименованиям мы считали «частыми» слова, встретившиеся в выборке не менее 30 раз (таких слов оказалось ровно 30). К числу «редких» были отнесены слова с частотой от 1 до 8.
Таким образом, говоря о стандарте в употреблении цветонаименований в кодифицированном русском языке, мы имеем в виду, во-первых, словник терминов, а во-вторых, данные об употребительности слов (и, соответственно, выделение «частых» и «редких»).
Перейдем теперь к рассмотрению примеров использования стандарта. Для иллюстрации мы проанализировали 20 выборок из текстов различных авторов и жанров.
Говоря о «богатстве» цветового языка писателя, мы, естественно, должны оценить степень насыщенности его текста цвето-наименованиями. Самая простая мера - число случаев появления термина цвета на 10 тыс. слов текста. В результате подсчетов мы получили, что наиболее насыщенными являются поэтические тексты (Белый - 196 цветонаименований на каждые 10 тыс. слов текста, Гумилев - 122, Прокофьев - 107, Блок - 89, Окуджава - 85). Из прозаиков резко выделяется Бунин - 87, далее идут Олеша - 66, Паустовский - 65, Белый - 47... Катаев - 13 и Шукшин - 10.
Итак, сопоставляя разных писателей, мы имеем возможность оценить, кто из них чаще прибегает к использованию цветонаименований (в пределах выбранной группы авторов), но никак не можем высказывать суждения наподобие процитированного выше высказывания Ю.Олеши относительно Бунина. Нужна точка отсчета. В данном случае - оценка степени насыщенности текста в среднем по всей выборке. Приняв ее за стандарт, сравним с ним показатели наших писателей, для чего вычислим простое отношение 11: С, где П - насыщенность текста данного писателя, а С -стандарт, насыщенность текста по данным всей выборки (у нас С = 45,7 слова на 10 тыс. слов текста.). Полученная величина (назовем ее ИН, индекс насыщенности) для каждого автора представлена в графе 2 табл. 4.
Если считать верным мнение Олеши о «чрезмерности» употребления цветонаименований у Бунина, то для прозы она составляет примерно двукратное превышение стандарта (индекс Бунина - 1,9). Интересно, что сам Олеша имеет индекс порядка - 1,5, а вообще к числу прозаиков, чей индекс превышает 1,0, относятся, еще Паустовский и Белый; сюда же можно добавить Горького ("Сказки об Италии"), не включенного нами в рассматриваемый здесь список; его индекс - 1,54. Зато все поэтические тексты существенно превосходят стандарт, в том числе стихи Белого - более чем в 4 раза.
Говоря о разной степени насыщенности текста цветонаи-менованиями, мы избегали слов «богатство» / «бедность» цветового языка. Конечно, у «живописного» (позволим себе такой термин) писателя текст должен быть достаточно насыщен цветонаимено-ваниями. Однако, следуя установившейся традиции, мы склонны связывать богатство языка автора еще и с оценкой употребительности в его тексте редких слов. В нашем случае мы предлагаем считать писателя «живописным», если наряду с высоким индексом насыщенности он характеризуется еще и тем, что употребляет относительно редкие («нестандартные») средства выражения цвета. Для того чтобы численно оценить этот последний показатель, мы предлагаем два дополнительных параметра: индекс лексической оригинальности (ИЛО) и индекс морфологической оригинальности (ИМО).
Для вычисления ИЛО воспользуемся делением всех простых цветонаименований на «частые» и «редкие» (напомним, что вне этих групп остается некоторое количество «средних по частоте»). Естественно, что «оригинальный» автор должен использовать как можно больше редких слов и как молено меньше частых. В таком случае достаточно вычислить отношение числа редких к числу частых слов, и полученное число принять за показатель оригинальности. Как и в случае с индексом насыщенности, мы вычислили средний показатель по всей выборке (стандарт лексической оригинальности).
