Содержание к диссертации
Введение
Глава 1. Теоретические основы исследования вербализации концепта в институциональном дискурсе 12
1.1. Интерпретация понятия «дискурс» в современном языкознании 12
1.1.1. Дискурс как речемыслительное образование 12
1.1.2. Соотношение понятий «дискурс» и «текст» 17
1.2. Теоретические аспекты изучения концепта 20
1.2.1. Структурные, типологические и динамические характеристики концепта 20
1.2.2. Концептуальные связи как средство объективации знания 29
1.2.3. Концептуализация знания посредством когнитивной метафоры 34
1.2.4. Взаимодействие понятий «концепт» и «дискурс» 39
1.3. Вербализация концепта в институциональном дискурсе 44
1.3.1. Специфика юридического дискурса 45
1.3.2. Специфика массмедийного дискурса 49
Выводы по первой главе 54
Глава 2. Динамика языковой репрезентации концепта «терроризм» в юридическом дискурсе 57
2.1. Тенденции вербализации концепта «терроризм» в американском юридическом дискурсе 59
2.1.1. Определения понятия «терроризм» 60
2.1.2. Концептуальные связи 65
2.1.3 Лексическая сочетаемость 71
2.2. Тенденции вербализации концепта «терроризм» в российском юридическом дискурсе 80
2.2.1. Определения понятия «терроризм» 81
2.2.2. Концептуальные связи 86
2.2.3. Лексическая сочетаемость 92
Выводы по второй главе 101
Глава 3. Динамика языковой репрезентации концепта «терроризм» в массмедийном дискурсе 105
3.1. Словарные дефиниции понятия «терроризм» в английском и русском языках в диахронии 105
3.2. Тенденции вербализации концепта «терроризм» в американском массмедийном дискурсе 111
3.2.1. Концептуальные связи 112
3.2.2. Лексическая сочетаемость 120
3.2.3. Метафорическое моделирование содержания концепта 129
3.3. Тенденции вербализации концепта «терроризм» в российском массмедийном дискурсе 134
3.3.1. Концептуальные связи 135
3.3.2. Лексическая сочетаемость 143
3.3.3. Метафорическое моделирование содержания концепта 150
3.4. Национально-культурные особенности вербализации концепта «терроризм» в массмедийном дискурсе 159
Выводы по третьей главе 163
Заключение 166
Список использованной литературы 169
- Структурные, типологические и динамические характеристики концепта
- Лексическая сочетаемость
- Словарные дефиниции понятия «терроризм» в английском и русском языках в диахронии
- Метафорическое моделирование содержания концепта
Введение к работе
Актуальность работы определяется важностью для современного языкознания проблемы изменчивости содержания концепта, потребностью в определении характера связи между концептом и дискурсом, выявлении зависимости содержания и средств вербализации концепта от типа и вида дискурса.
Объектом исследования выступают языковые репрезентации концепта «терроризм» в массмедийном и юридическом дискурсах США и России.
Предмет исследования - динамические характеристики вербализации социально маркированного концепта в институциональном дискурсе.
Материал исследования представлен корпусом примеров в двух разновидностях источников и включает 1540 вербальных репрезентаций концепта «терроризм» в текстах статей, опубликованных в ведущих периодических изданиях США и России, и 982 вербальные репрезентации концепта «терроризм» в текстах нормативно-правовых актов США и России за период с 1991 по 2011 год.
Цель исследования - выявить закономерности взаимодействия концепта и дискурса, установить динамику структурирования и экспликации знания о терроризме в разных типах дискурсов.
Для достижения поставленной цели в исследовании выдвигаются следующие задачи:
Рассмотреть современные лингвистические подходы к изучению концепта и дискурса.
Установить корпус языковых единиц, вербализующих концепт «терроризм» в массмедийном и юридическом дискурсах США и России.
Проанализировать основные способы и средства вербализации концепта «терроризм» в названных институциональных дискурсах.
Выявить динамику экспликации концепта «терроризм» в массмедийном и юридическом дискурсах.
Методологическую основу исследования составили ключевые концепции современного языкознания: теория дискурса (Н.Ф. Алефиренко, О.А. Алимурадов, Н.Д. Арутюнова, Э. Бенвенист, С.Г. Воркачев, В.З. Демьянков, В.Г. Костомаров, В.В. Красных, М.Л. Макаров, Г.Н. Манаенко, Т.А. ван Дейк, П. Серио, W. Chafe, R. Jacobson), когнитивная теория языка, разработанная в трудах Н.Н. Болдырева, В.З. Демьянкова, Е.С. Кубряковой, Е.В. Рахилиной и др., а также базовые положения когнитивного терминоведения (Е.И. Голованова, СВ. Гринев, В.М. Лейчик, В.Ф. Новодранова и др.) и лингвокультурологии (В.И. Карасик, Г.Г. Слышкин, Ю.С Степанов, В.Н. Телия, Г.В. Токарев).
Наряду с общенаучными методами наблюдения, анализа, синтеза, обобщения и систематизации в исследовании применяется ряд современных лингвистических методов и приемов: метод концептуального анализа, компонентный и текстовый анализ языковых единиц, метод моделирования, элементы статистического анализа.
Научная новизна работы заключается в том, что 1) впервые последовательно изучаются особенности структурирования и репрезентации содержания концепта «терроризм» в разных типах институционального дискурса; 2) вводится в оборот новый языковой материал; 3) впервые
рассматривается проблема динамики вербализации одного из наднациональных, глобальных концептов в современном информационно-культурном поле.
На защиту выносятся следующие положения:
Рассмотрение понятий «концепт» и «дискурс» в их взаимодействии позволяет говорить о том, что дискурс выступает своеобразной матрицей, определяющей характер языковой экспликации знаний об объектах, связях и отношениях, существующих в реальной действительности.
Способ структурирования концепта (формат знания) в рамках того или иного дискурса также обусловлен спецификой последнего. Юридический дискурс, предполагающий когнитивную фокусировку на правовой стороне явления, определяет функционирование концепта «терроризм» в формате понятия. Для массмедийного дискурса, как менее консервативного, активно контактирующего с бытовым и бытийным дискурсами, наиболее предпочтителен фреймовый формат знания о терроризме. Фрейм как разновидность концепта позволяет отражать в его содержании оценки и точки зрения отдельных личностей, в результате чего обогащается набор дискурсивных репрезентаций концепта и расширяется его содержание.
Изменение структуры и содержания концепта «терроризм» связано с событиями политической жизни в мире и зависит от изменения характера и способов осуществления террористических актов. Более оперативно реагирует на подобные события массмедийный дискурс, что проявляется в резко возрастающем употреблении соответствующих лексических единиц, функционировании разнообразных метафор. В юридическом дискурсе происходит теоретическое осмысление правовых средств и методов борьбы с терроризмом, что предполагает учет всего многообразия причин, форм и целей террористических действий.
Юридический и массмедийный дискурсы, в рамках которых эксплицируется концепт «терроризм», не могут рассматриваться изолированно:
они обнаруживают тенденцию к взаимодействию и частичному заимствованию концептуального содержания друг у друга.
Теоретическая значимость исследования обусловлена его вкладом в когнитивно-дискурсивную теорию языкознания: полученные результаты позволяют углубить научные представления о динамике концептуализации знаний о том или ином фрагменте действительности, о закономерностях их репрезентации в разных типах дискурсов, уточнить характер зависимости содержания концепта от типа дискурса. Анализ вербализации концепта в двух институциональных дискурсах на материале неблизкородственных языков позволяет подойти к решению проблемы дискурсивного взаимодействия в рамках национального языка.
Практическая значимость исследования состоит в возможности применения его основных положений и результатов в вузовском преподавании курсов общего языкознания, стилистики, лингвокультурологии, спецкурсов по когнитивной лингвистике, теории концептуальной метафоры, дискурсологии, а также в лексикографической и переводческой практике.
Апробация работы. Основные положения диссертации были представлены в докладах и сообщениях на международных научных конференциях «Языки профессиональной коммуникации» (Челябинск, 2007; 2009), V Лазаревские чтения «Лики традиционной культуры» (Челябинск, 2011), «Речевая коммуникация в современной России» (Омск, 2011).
По теме исследования опубликовано девять работ общим объемом 4 п.л., в том числе две статьи в рецензируемых изданиях, рекомендованных ВАК Министерства образования и науки РФ для публикации основных научных результатов диссертаций. Ход и результаты исследования обсуждались на заседаниях межвузовского теоретического семинара по когнитивной лингвистике Челябинского отделения РАЛК (2010-2011 гг.) и кафедры теории языка Челябинского государственного университета (2011 г.).
Структура диссертации определяется ее задачами и отражает логику и основные этапы работы. Диссертация состоит из введения, трех глав, заключения и библиографического списка. Текст работы содержит 18 таблиц и две диаграммы.
Структурные, типологические и динамические характеристики концепта
Концепт выступает одним из ключевых терминов когнитивной лингвистики. При этом он широко и плодотворно используется в лингвокультурологии, современном литературоведении и других филологических и философских дисциплинах, получая различные интерпретации своего содержания.
Концепт в широком смысле трактуется как «представление, мысленное образование, которое замещает в процессе мысли неопределенное множество предметов, действий, мыслительных функций одного и того же рода» [Аскольдов-Алексеев, 1997, с. 271]; «алгебраическое выражение значения, результат столкновения усвоенного значения с личным жизненным опытом говорящего» [Лихачев, 1993, с. 5]; «ключевое слово культуры» [Вежбицкая, 2001]; знание об обозначаемом во всех его связях и отношениях [Телия, 1996, с. 100]; содержательная единица памяти, представляющая собой «квант структурированного знания» [Бабина, 2003, с. 75]; явление культуры, родственное «понятию» в логике, философии и психологии [Степанов 2007]; «ментальные образования, которые представляют собой хранящиеся в памяти человека значимые осознаваемые типизируемые фрагменты опыта» [Карасик, 2004, с. 59].
В противовес этому некоторые ученые-лингвисты определяют концепт как более узкое понятие: «семантический эмбрион» или «смысловой код» значения языкового знака [Алефиренко, 2003, с. 4]; «зерно первосмысла», сущность понятия, явленная в своих содержательных формах - в образе, понятии и в символе [Колесов, 2004, с. 19-20]; «инвариант значения лексемы» [Рахилина, 2000, с. 281].
Значимыми для рассмотрения понятия «концепт» в рамках данного исследования являются работы, относящиеся к: семантико-когнитивному направлению лингвистики, в компетенцию которого входит анализ лексической и грамматической семантики языка как ключа к пониманию содержания концепта (Н.Ф. Алефиренко, Н.Н. Болдырев, В.З. Демьянков, Е.С. Кубрякова, З.Д. Попова, И.А. Стернин, Е.В. Рахилина), лингвокулътурологии, которая подразумевает исследование концептов как элементов национальной лингвокультуры в связи с национальными ценностями и особенностями культуры (С. Г. Воркачев, В.И. Карасик, Г.Г. Слышкин, Г.В. Токарев).
Как отмечает Е. С. Кубрякова, концепт отражает представления «о тех смыслах, которыми оперирует человек в процессах мышления и которые отражают содержание опыта и знания, содержание результатов всей человеческой деятельности и процессов познания мира в виде неких квантов знания» [цит. по Кубрякова и др., 1996, с. 90]. Концепт в отличие от лексической единицы (слова) - это единица сознания, ментального лексикона. По словам Е.В. Рахилиной, «главным свойством концептов нередко считается их неизолированность, связанность с другими такими же -это определяет то, что всякий концепт погружен в домены, которые образуют структуру ... . Домены образуют тот фон, из которого выделяется концепт» [Рахилина, 2000, с. 3]. Совокупность всех существующих в национальном сознании концептов образует концептуальную систему, концептосферу.
Наличие структуры и неоднородный характер концептов стали очевидны исследователям с самого начала когнитивных исследований. Существуют различные точки зрения на основные компоненты концептуальной структуры.
Так, Ю.С. Степанов различает в содержании концепта обиходную, общеизвестную сущность, сущность, известную отдельным носителям языка, и историческую, этимологическую информацию [Степанов, 1997].
С.Г. Воркачев выделяет в концепте понятийную составляющую (признаковая и дефиниционная структура), образную составляющую (когнитивные метафоры, поддерживающие концепт в сознании) и значимостную составляющую - этимологические, ассоциативные характеристики концепта, определяющие его место в лексико-грамматической системе языка [Воркачев, 2004, с. 7].
В.И. Карасик разграничивает в структуре концепта образно-перецептивный компонент, понятийный (информационно-фактуальный) компонент и ценностную составляющую (оценка и поведенческие нормы) [Карасик, 2004, с. 118].
Г. Г. Слышкин вычленяет в структуре концепта четыре зоны - основные (интразону, экстразону) и дополнительные - квазиинтразону и квазиэкстразоиу [Слышкин, 2004, с. 6, 17-18]. Квазиинтразона и квазиэкстразона связаны с формальными ассоциациями, возникающими в результате созвучия имени концепта с другим словом, использованием эвфемизмов и др. [Слышкин, 2004].
М.В. Никитин дифференцирует в содержании концепта образ, понятие, когнитивный импликационал и прагматический импликационал [Никитин, 2004, с. 59-60].
Большинство исследователей выделяют в составе концепта образный слой, информационно-понятийное ядро и некоторые дополнительные компоненты, что позволяет говорить об известном сходстве в понимании структуры концепта в разных научных школах.
В последние десятилетия лингвистов-когнитологов интересуют принципы выделения концептов, их таксономия, иерархические отношения между концептами, обусловленные языковой категоризацией. Дж. Лакофф выдвинул гипотезу, что категории формируются под влиянием когнитивных структур, так называемых идеализированных когнитивных моделей (idealized cognitive models). Ученый выделяет четыре типа моделей: 1) пропозициональные модели, определяющие характер элементов категории, их свойства и отношения между ними; 2) образно-схематические модели, отражающие основные образные представления, формирующие категориальные классы; 3) метафорические модели, позволяющие представить некоторую абстрактную область посредством отождествления ее с другой областью, обычно конкретной и доступной эмпирическому изучению; 4) метонимические модели, действующие совместно с тремя первыми типами идеализированных когнитивных моделей и обеспечивающие перенос характеристик одного элемента множества на все множество [Lakoff 1987].
В лингвистической литературе предлагаются различные классификации концептов. Одна из таких классификаций принадлежит В.И. Карасику: «содержательно все концепты можно противопоставить как параметрические и непараметрические ментальные образования» [Карасик, 2002, с. 30]. К первым относятся те концепты, которые выступают в качестве классифицирующих категорий для сопоставления реальных характеристик объектов: пространство, время, количество, качество и др. Ко вторым относятся концепты, имеющие предметное содержание. Непараметрические концепты можно разбить на регулятивные и нерегулятивные. К первым относятся те ментальные образования, в содержании которых главное место занимает ценностный компонент [Карасик, 2002].
М.В. Пименова предлагает трехчленную классификацию концептов, образующих концептуальную систему, способом актуализации которой, в свою очередь, выступает язык. Согласно этой точке зрения, все концепты, объективированные в языке, могут быть распределены по трем понятийным (категориальным) классам:
I. Базовые концепты. К этому классу исследователь предлагает отнести те концепты, которые составляют фундамент языка и всей картины мира; среди них: 1) космические; 2) социальные; 3) психические (духовные) концепты.
И. Концепты-дескрипторы, которые квалифицируют базовые концепты; среди них: 1) дименсиональные концепты, под которыми понимаются различного рода измерения (размер, объем, глубина, высота, вес и др.); 2) квалитативные концепты, выражающие качество (тепло — холод, целостность (холистичность) - партитивность, твердость — мягкость); 3) квантитативные концепты, выражающие количество (один, много, мало, достаточно -недостаточно).
III. Концепты-релятивы, реализующие типы отношений, среди них: 1) концепты-оценки (хорошо - плохо, правильно -неправильно, вредно полезно, вкусно - невкусно); 2) концепты-позиции (против, вместе, между, впереди/позади (всех), рядом, вверху/внизу, близко/далеко, современный/несовременный); 3) концепты-привативы (свой/чужой, брать/отдавать, владеть/терять; включать/исключать) [Пименова 2006 URL]. Автор приводит также более детальную разбивку классов концептов на подклассы.
Стоит подчеркнуть, что границы между классами концептов размыты. Разные структуры одного и того же концепта, в зависимости от ракурса его рассмотрения, могут быть отнесены к разным классам. К примеру, соматические концепты (тело/плоть, голова, сердце) относятся к классу космических (биологических), которые в свою очередь являются одним из подклассов базовых концептов. При этом часть структур этих концептов представляет их в иерархии концептов внутреннего мира: сердце - реально существующий кровеносный орган, при этом сердце - воплощение характера (доброе/злое сердце), в наивной картине мира сердце - орган эмоционального переживания (сердцем веселиться/радоваться/печалиться).
Лексическая сочетаемость
Анализ сочетаемости вербализаторов концепта «терроризм» в американском юридическом дискурсе позволил выделить три группы словосочетаний:
1) субстантивные словосочетания;
2) глагольные словосочетания;
3) атрибутивные словосочетания.
Наиболее широко представлена группа субстантивных словосочетаний. В результате анализа отобранного практического материала было проведено разделение субстантивных словосочетаний с вербализаторами концепта «терроризм» на шесть семантических групп:
- террористические объединения/террористы;
- действия террористов;
- ресурсы, используемые террористами;
- меры борьбы с терроризмом;
- пострадавшие от террористической деятельности;
- уровень террористической опасности.
Единицы, входящие в каждую из указанных выше групп, представлены в таблице.
В рамках субстантивной сочетаемости наряду с достаточно ожидаемыми сочетаниями "threats of terrorism", "incidents of terrorism", "prevention of terrorism ", "acts of terrorism ", "risks of terrorism " появляются такие примеры, как "funding for bioterrorism", "resources and motivation of terrorists", "sponsors and supporters of terrorism", свидетельствующие о наличии финансирующей стороны, «спонсоров», инвестирующих средства в теракты, и важности обнаружения таких «инвесторов». Примечательно, что сочетание "victims of terrorism" встречается крайне редко, внимание намеренно концентрируется на деятельности правительства, направленной на предотвращение терроризма и обеспечение безопасности в стране, а не на потенциальных жертвах и уже пострадавших от терроризма.
Глагольные словосочетания акцентируют внимание на действии. Они используются для обозначения преступных деяний, совершаемых террористами ("to facilitate acts of terrorism", "to cause terrorist acts", "to lead to terrorism ", "to harbor terrorists ", "to assist terrorists ", "to aid terrorists ", "to comfort terrorists" etc.) и мер, принимаемых правительством для предотвращения последствий терроризма и борьбы с ним ("to counter terrorism ", "to prosecute terrorism ", "to address terrorism concerns ", "to thwart an act of terrorism", "to detect terrorism", "to identify", "to deter acts of terrorism ", "to defeat terrorism " etc.).
Особого внимания, по нашему мнению, заслуживает метафора "to orchestrate terrorism " (дословно - «дирижировать террористическим актом»), которая создает образ дирижера, руководящего «оркестром» террористов, и подчеркивает необходимость слаженности работы «музыкантов», их взаимозависимость, выполнение каждым определенной функции, а также полная зависимость от «дирижера».
Очевидно, что глагольные словосочетания с семантикой предотвращения терактов, борьбы с терроризмом, а также устранения последствий террористической деятельности представлены более широко, нежели семантическая группа «действие террористов/содействие террористам». Несмотря на то, что важным является обозначить круг преступлений, попадающих под определение «терроризм», приоритет отдается действиям правительства, направленным на борьбу с проблемой терроризма.
Переходим к наименее широко представленной группе - атрибутивным словосочетаниям с вербализаторами концепта «терроризм». В результате анализа нами был выделен ряд семантических групп:
- разновидности терроризма;
- другие характеристики террористической деятельности;
- осознание угрозы терроризма;
- подверженность террористическому нападению.
В период с 1991 по 2001 год в ряду атрибутивных словосочетаний с вербализаторами концепта «терроризм» четко выделяются две семантические группы: «разновидности терроризма» ("global terrorism", "domestic terrorism", "international terrorism") и «другие характеристики террористической деятельности» {"potential terrorist attack", "imminent act of terrorism", "violent act of terrorism"). Последняя акцентирует внимание на вероятности или неизбежности террористического акта, а также жестокости действий террористов. Сочетание "dormant terrorist activity" подчеркивает скрытый, дремлющий характер террористической деятельности: она то затихает, входит в латентную стадию, то вновь разгорается.
После 2001 года в данной группе словосочетаний с вербализаторами концепта «терроризм» наблюдается значительное расширение, в частности, очевидна активизация употребления ряда сочетаний со значениями осознания угрозы терроризма и подверженности террористическому нападению. Достаточно продуктивной с точки зрения лексической сочетаемости является лексема «antierrorism», образованная от исходного существительного terrorism путем добавления отрицательного префикса anti:
antierrorism Awareness
programs
standards
training
training grants
plans
technologies
measures
information
exercises
purposes
controls
efforts
Делая вывод о специфике вербализации концепта «терроризм» в американском юридическом дискурсе, отметим следующее:
- определения терроризма, представленные в нормативно-правовых актах США характеризуются некоторой вариативностью; общими являются такие компоненты, как применение насильственных методов, политическая обусловленность, психологическое воздействие (эффект запугивания) и направленность против мирного населения;
- при рассмотрении концептуальных связей терроризма обнаруживается неизменное ядро концептов, сопряясенных с терроризмом («насилие», «преступление», «правительство», «политика», «страх», «аудитория», «финансы», «закон», «свобода», «безопасность»); после событий 11 сентября 2001 года набор связей дополняется такими концептами, как «предприятие/организация» и «чрезвычайная ситуация»;
- на уровне лексической сочетаемости наблюдается преобладание субстантивных сочетаний с вербализаторами концепта «терроризм»; набор и состав семантических групп в рамках глагольной сочетаемости характеризуется относительной стабильностью; в рамках субстантивной и атрибутивной сочетаемости вербализаторов отмечается появление новых семантических групп и отдельных словосочетаний в семантических группах.
Словарные дефиниции понятия «терроризм» в английском и русском языках в диахронии
Слово «терроризм» заимствовано из французского языка, где восходит к латинскому terrere «пугать». В массовое употребление впервые вошло после Великой Французской революции (1789-1794) и организованного якобинцами «революционного террора». Постепенно слово «терроризм» стало применяться к любой насильственной революционной деятельности. В 1798 году германский философ Иммануил Кант впервые ввел это слово в научный оборот, чтобы проиллюстрировать свой пессимистический взгляд на сущность человечества.
В русском языке слово «терроризм» служит для обозначения убийств невинных людей группами лиц с целью достижения политического резонанса. Первое упоминание данного слова восходит к деятельности русских радикалов в 1870-е гг. В частности, Сергей Нечаев, организовавший народную расправу в 1869, называл себя террористом.
В англоязычных лексикографических источниках значение рассматриваемого слова - «систематическое использование террора как политики» ("systematic use of terror as a policy") - впервые зафиксировано в 1798 году: "General sense of "systematic use of terror as a policy" is first recorded inEng. 1798." [Online Etimology Dictionary].
Следует отметить, что ряд источников (к примеру, A Comprehensive Etymological Dictionary of the English Language ) указывает на то, что впервые в английском языке слово «терроризм» было зафиксировано именно в массмедийном дискурсе, что может свидетельствовать о том, что данный вид институционального дискурса оперативно откликается на языковые новшества, активно участвует во введении в широкий обиход новых слов и понятий. Первым употреблением лексическая единица terrorism обязана британскому изданию The Times , дата публикации- 30 января 1795 года:
"There exists more than one system to overthrow our liberty. Fanaticism has raised every passion; Royalism has not yet given up its hopes, and Terrorism feels bolder than ever." ("Существует более чем одна система, забирающая нашу свободу. Фанатизм стал предметом страстного поклонения; Роялизм пока не теряет надежд, а терроризм дерзок как никогда") [The Times].
В современных англоязычных словарях в толковании данного слова наблюдается значительное сходство. В качестве первичного указывается историческое значение: политика устрашения, проводимая правящей партией во Франции в период революции 1789-1794 гг. (многие источники отсылают также к деятельности эсеров в России XIX века). В качестве другого общего значения выступает следующее: «любая политика, подразумевающая использование методов устрашения противника», ср.:
1. "Government by intimidation as directed and carried out by the party in power in France during the Revolution of 1789-94; the system of the "Terror" (1793-4).
2. A policy intended to strike with terror those against whom it is adopted; the employment of methods of intimidation; the fact of terrorizing or condition of being terrorized". [Oxford English Dictionary, Second Edition, 2001, URL].
Принуждение, использование силы для достижения желаемого результата как основа террористических действий подчеркивается и в толковом словаре американского английского языка Merriam-Webster Dictionary: "Terrorism - systematic use of terror especially as a means of coercion" [Merriam-Webster Dictionary].
Примечательно, что ряд англоязычных словарей указывает на то, что употребление лексической единицы terrorist, помимо привязанности к деятельности революционеров во Франции и России, в современном значении слова отсылает нас к середине XX века (1947 год) - периоду, предшествующему принятию решения о разделе Палестины - и действиям еврейского населения в Палестине, направленным против политики Британии (квоты на еврейскую иммиграцию, ограничения на продажу земли евреям, а также предпочтения, отдаваемые властями более многочисленному арабскому населению):
"Terrorist in the modern sense dates to 1947, especially in reference to Jewish tactics against the British in Palestine — earlier used of extremist revolutionaries in Russia (1866); and Jacobins during the French Revolution (1795) - from Fr. Terroriste ".[An Etimological dictionary of Modern English].
Данный пример демонстрирует манипулятивную природу внедрения понятия «терроризм» в сознание населения, когда действия сопротивления именуются терроризмом и, соответственно, порицаются, а политика правительства, несмотря на использование силовых методов, не осознается как насилие и поэтому не осуждается.
Переходя к рассмотрению дефиниций терроризма в русских словарях, отметим, что данная языковая единица является заимствованной, как и сам концепт, поэтому его толкование во многом опирается на оригинал, хотя и демонстрирует определенные отличия. Первоначальное употребление слова terror в английском языке имеет два четко дифференцируемых значения, которые не столь очевидны в русском употреблении: 1) страх, ужас, состояние тревоги; 2) действия, вызывающие подобные чувства. Сравните толкования в словарях Oxford English Dictionary и Merriam-Webster Dictionary:
- страх, ужас ("extreme fear", "state of intense fear");
- устрашение насилием ("violent or destructive acts (as bombing) committed by groups in order to intimidate a population or government", "the use of extreme fear to intimidate people").
В соответствии с таким разграничением в английской литературе широкое распространение получили понятия «субъективный» и «объективный» террор. Первое из них обозначает чувство страха, тревоги, ужас у индивида или группы индивидов, а второе — те действия, которые вызывают эти чувства.
В русскоязычных изданиях определение терроризма впервые было дано В.И. Далем в «Толковом словаре живого великорусского языка» (первое издание 1863 года): «Терроризм - устрашивание, устрашение смертными казнями, убийствами и всеми ужасами неистовства» [Даль 1978 (репринт изд. 1880-1884)].
«Толковый словарь русского языка» под редакцией Д.Н. Ушакова определяет терроризм как «тактику, политику террора», т.е. отсылает к значению исходного слова «террор», в толковании которого по аналогии с англоязычными источниками наблюдается двойственность. В частности, автором словаря приводится исторически обусловленное определение террора, связанное с деятельностью якобинцев во Франции (в данном значении существительное на письме маркируется заглавной буквой в начале), а также общее значение террора как физического насилия по отношению к политическим врагам:
1. Физическое насилие по отношению к политическим врагам. Наш красный террор есть защита рабочего класса от эксплуататоров, есть подавление сопротивления эксплуататоров... Ленин. Эсеры, убившие тт. Урицкого и Володарского и произведшие злодейское покушение на жизнь Ленина, за белый террор против большевиков были подвергнуты красному террору... История ВКП(б). 2. (Т прописное). Период активной расправы с контрреволюционерами, возглавлявшейся якобинцами в 1793-94 гг. во Франции (истор.). Период Террора. " [ТСРЯ 1947].
Лексические единицы «террор», «терроризм» послужили основой для образования таких слов, как «терроризировать», «терроризироваться», «террорист», «террористический» (как прилагательное к «террор» и «терроризм»), «террористский» (как прилагательное к «террорист»), «терроризированный».
В «Советском энциклопедическом словаре» определение терроризма отсутствует, но представлена дефиниция террористического акта, включающая такие компоненты, как насилие и политическое целеполагание: «Посягательство на жизнь или иная форма насилия над государственными или общественными деятелями, совершаемые с политическими целями» [СЭС 1989].
Метафорическое моделирование содержания концепта
Перейдем к особенностям метафорического моделирования концепта «терроризм» в российском массмедийном дискурсе, начав с обзора наиболее продуктивных моделей в качественных изданиях.
Самая многочисленная группа примеров, как и в случае с англоязычными источниками, представляет антропоморфную метафору. В рамках данной модели фигурируют как уже знакомые нам слоты «Части тела», «Болезни и их симптомы», «Физиологические процессы и состояния организма», так и новые фреймы и слоты - «Семейные отношения», «Межличностные отношения», «Кровное родство», акцентирующие внимание на общественной и социальной деятельности человека, интеракции с другими членами общества.
Терроризм уподобляется человеческому существу: имеет лицо, руки, кулаки, которыми наносит сокрушительные удары в самые уязвимые места. Кавказ приравнивается к подбрюшью - одному из самых уязвимых мест на теле человека (в данном случае - России). Сравните:
«У него [терроризма] нет лица. Нет имени. Нет национальности. Нет государственности». (Эксперт, «Мочить в сортире или в зародыше?», 15.12.2003.);
«Есть возможность исцелиться от опухоли некоммуникабельности и ее метастазы - терроризма». (Эксперт, «Простые истины Лао-цзы», 25.11.2002.).
В рамках слота «Беременность и деторождение» мы наблюдаем яркий пример метафорической интеграции. Детородная функция женщины символизирует созидание, рождение новой жизни — террористическая деятельность направлена на разрушение, террористы отнимают жизнь. Шахидки «беременны» бомбами (пояс со взрывчаткой располагается на уровне живота), и «рождают» они насилие, страх и смерть.
«Штурмовавшие начиненное взрывчаткой здание театрального центра на Дубровке спецназовцы показали больше презрения к смерти и любви к Родине, чем засевшие там убийцы-смертники и их беременные бомбами подруги» (Эксперт, «Уроки и итоги теракта на Дубровке», 4.11.2002.)
Основная функция фрейма «Семейные отношения» при вербализации концепта «терроризм» - обозначение тесной связи и родственных взаимоотношений между членами террористической «общины» («братья»), покинуть которую после «посвящения» уже невозможно. Данный слот также представляет отношения между лидером террористической организации («отец») и «рядовыми» террористами. Эти отношения могут концептуально представляться как отношения в семье, члены которой ощущают кровную связь между собой и душевную привязанность друг к другу, где младшие должны проявлять уважение к старшим, глава рода может при необходимости и наказать неразумного. Отношения в семье регулируются не столько законами, сколько традиционными представлениями о том, как должны поступать родственники в тех или иных ситуациях:
«OmifOM современной концепции джихада считается аятолла Хомейни, а днем ее роэюдения - 14 января 1980 года». (Эксперт, «Международная панорама», 22.10.2001.)
Фрейм «Общественные объединения людей» представляет террористов как членов некой изолированной общины, внутри которой царят свои законы и правила:
«Так что нынешние ваххабиты — племя молодое и с религией не знакомое». (Русский newsweek, «Смена веры», 8.08.2005.).
В рамках модели «Терроризм — животное» террористы метафорически приравниваются к животному миру, тем самым подчеркивается их жестокость, бесчеловечность, отрицается принадлежность к обществу, они «существа» другого порядка, не признающие общечеловеческих ценностей, среди которых - право на жизнь.
«Достаточно вспомнить зверства Арби Бараева, самого известного амира из этого бандитского помета...». (Эксперт, «Опозоренный "меч ислама"», 4.11.2002.).
Основная функция слота «Места обитания животных» - обозначить местонахождение террористов:
«Появление все большего числа террористических "заповедников в период единоличного лидерства США свидетельствует о глубоком кризисе американской модели отношений с третьим миром». (Эксперт, «Конец американской мечты», 17.09.2001.).
Фитоморфные образы, обычно несущие в себе идею спокойствия, непрерывности бытия, противоречат самой сущности террора, которая состоит в агрессии и применении насилия. Однако в российской прессе модель «Терроризм - растение» представлена различными фреймами и слотами («Среда обитания растений», «Части растений» - «Семена», «Ростки», «Корни») и является одной из типичных и наиболее продуктивных.
Сравните:
«Многие в Азии считают, что существуют объективные обстоятельства, которые создают питательную почву для террора». (Эксперт, «Крапленые военные карты», 24.04.2003.);
«Терроризм можно рассматривать как наследие модерна, давшее обильные всходы на почве постмодерна». (Эксперт, «Крапленые военные карты», 24.04.2003.);
«Поскольку боевики ушли сейчас в подполье, то именно на МВД Чечни вскорости должно лечь основное бремя по их выкорчевыванию...». (Эксперт, «Игра с огнем», 30.10.2000.).
В рамках модели «Терроризм - захватывающее зрелище» подчеркивается театральность террористических актов, их влияние на общество. Достаточно вспомнить, как освещаются террористические события в российских СМИ: в кадр попадают самые ужасные подробности. Взрыв, повлекший за собой человеческие жертвы, — не более чем фарс, шоу, призванные привлечь внимание общественности и манипулировать сознанием людей. В некоторых метафорических образах отчетливо ощущается цинизм: теракт - это «фейерверк с трупами», Бен Ладен - «мэтр», а братья-террористы из Чечни - «семейный дуэт».
Захват театра на Дубровке политический комментатор журнала «Эксперт» характеризует следующим образом:
«...длительное душераздирающее и транслируемое на весь мир зрелище». (Эксперт, «Уроки и итоги теракта на Дубровке», 4.11.2002.);
«..."верховный амир" явно готовил своих террористов к мировому шоу вроде 11 сентября». (Эксперт, «Уроки и итоги теракта на Дубровке», 4.11.2002.).
Другой пример:
«Так что сцен апокалипсиса - горящий самолет падает на густонаселенные районы - рисовать себе не надо». (Известия, «Кодекс антитеррора», 23.02.2005.).
Военная метафора в данном контексте вполне оправданна и легко объяснима. Террористы применяют определенную тактику ведения «боевых действий», у них есть союзники и противники, они используют разрушительное оружие, выбирают объекты для проведения своих «операций». Только в этой «войне» правительства стран, как правило, терпят поражение - речь идет о «проигранной войне» и «капитуляции».
Участники политических боев не брезгуют никакими видами вооружения и иными средствами для ведения боя. Это оружие может быть как вполне современным (взрывчатка, бомбы), так и давно устаревшим (меч и др.):
«Сам Бен Ладен назвал Чечню "мечом ислама"... После гибели Хаттаба ... и на фоне возрастающего давления российских силовых структур на боевиков, Басаеву ... остро понадобилось доказать, что меч не затупился». ("Эксперт", «Опозоренный "меч ислама"», 4.11.2002.).
Основная функция фрейма «Участники боевых действий» - обозначить союзников и противников в затяжной контртеррористической операции, которая продолжается в России уже не один год, назвать «своих» и «чужих».
«Соединенные штаты были .. . атакованы внешним врагом, и этот враг ужасен». (Эксперт, «Там, где скрывается Бен Ладен», 20.01.2003.).
Входящие во фрейм «Тактика ведения боевых действий» слоты характеризуют разновидности войн, которые ведет Россия с террором - это бомбовая, психологическая война, а также единичные нападения:
«Терроризм является в первую очередь психологической войной». (Эксперт, «Выиграли войну, проигрываем мир», 4.12.2000.);
«Не оттого ли в прошлом террор, а в теперь уже и терроризм в России не ограничивается единичными, заведомо безрезультатными нападениями, но существует чуть ли не "под боком"?» (Эксперт, «Второй фронт "оси зла"», 23.12.2002.).
