Содержание к диссертации
Введение
ГЛАВА 1. Образ мира в психолингвистике и теории межкультурной коммуникации 9
1.1 Образ мира в психолингвистике 9
1.1.1 Категория образа мира ; 9
1.1.2 Образы сознания и язык 16
1.1.3 Лакуны как сигналы этнокультурной специфики 22
1.2 Образ мира в теории межкультурной коммуникации 29
1.2.1 Взаимодействие картин мира 29
1.2.2 Столкновение» этнокультур в межкультурном общении 32
1.2.3 Проблема «коммуникативных неудач» в процессе делакунизации культур 34
ГЛАВА 2. Этнокультурные проблемы перевода 38
2.1 «Лингвистическая» теория перевода 38
2.1.1 Идея непереводимости 38
2.1.2 Проблемы адекватности и эквивалентности 40
2.1.3 Коммуникативный подход к переводу 42
2.1.4 Этнокультурный анализ реалий 44
2.1.5 Ситуация лингвоэтнического барьера 47
2.2 «Нелингвистическая» теория перевода 48
2.2.1 Герменевтический подход 49
2.2.2 Семиотический подход 52
2.2.3 Культурологический подход : 55
2.2.4 Деятельность переводчика в процессе делакунизации текста 59
ГЛАВА 3. Делакунизация художественного текста как отражение образа мира переводчика 62
3.1 Приёмы делакунизации текста 63
3.1.1 Интенсификация 66
3.1.2 Компенсация 101
3.1.3 Стилизация 120
3.1.4 Креативизация 124
3.1.5 Метафоризация 130
3.1.6 Креолизация 133
3.1.7 Нивелирование 142
3.1.8 Деметафоризация 144
3.2 «Коммуникативные неудачи» в процессе перевода 147
Заключение 151
Список использованной литературы 157
Список использованных словарей 172
Список источников примеров 175
Приложение
- Образы сознания и язык
- Столкновение» этнокультур в межкультурном общении
- Ситуация лингвоэтнического барьера
- Компенсация
Введение к работе
Актуальность исследования обусловлена растущим интересом к изучению лингвистических аспектов переводческой деятельности в контексте межкультурной коммуникации и необходимостью разработки новых подходов к процедурам сопоставления оригинального и переводного текстов, а также верификации представлений о переводческой деятельности как «столкновении» образов мира переводчика и автора текста.
Объектом исследования являются единицы содержания немецкоязычных художественных текстов, получившие в русском переводе иную интерпретацию в результате сознательной переводческой деятельности, которая обусловлена этнокультурной спецификой образа мира переводчика.
В качестве предмета исследования выступают приёмы делакунизации данных единиц в процессе перевода немецкоязычного текста на русский язык как способ получения знаний об этническом образе мира переводчика в контексте межкультурной коммуникации.
Иноязычный текст, отображающий этническую культуру, является для переводчика изначально лакунизированным. В процессе перевода происходит его делакунизация, то есть расшифровывание значений единиц, входящих в его
состав, с последующим перекодированием их в единицы текста перевода, сопровождающееся элиминированием лакун в лингвистических и фоновых знаниях переводчика. При этом транслемы (термин Ю. А. Сорокина) - единицы содержания оригинального текста, требующие перекодирования, - получают в тексте перевода вербальные соответствия - трансляты (термин Ю. А. Сорокина). Выявление приёмов делакунизации текста и сопоставительный анализ сем, входящих в лексические значения транслем и транслятов, позволяет судить о закономерных изменениях смысла исходного текста, а также обнаружить «скрытые», неявные, неочевидные лакуны оригинала.
Междисциплинарный характер работы обусловил многообразие источников, послуживших для неё теоретической базой. Её составили исследования в области психолингвистики (Зинченко 1991, 1994; Леонтьев А.А. 2003; Леонтьев А.Н. 1979, 1983, 1986, 1994, 2005; Смирнов 1981, 1985; Тарасов 2000, 2003, 2004, 2008), этнопсихолингвистики (Крюков 1988; Сорокин 1982, 1985, 1988, 1994, 2006), теории межкультурной коммуникации (Грушевицкая 2003; Клюканов 1998, 2000; Персикова 2002; Садохин 2005; Kelz 2000), переводоведения (Бархударов 1975; Комиссаров 1973, 1988, 1996, 1999; Латышев 1988, 2005; Нестерова 2005; Пшеницын 1998, 2000, 2001; Сдобников 2008; Федоров 1983; Швейцер 1988, 1994, 1996), теории лакун (Антипов 1989; Быкова 1998, 2001, 2003; Марковина 1982, 2003, 2004, 2006; Сорокин 1977, 1983, 1988, 1989, 2003; Ertelt-Vieth 2005), а также труды по культурологии (Лотман 1996, 2002; Bausinger 2003; Кпарр 2003) и лингвострановедению (Верещагин 1983, 1990; Томахин 1980, 1988, 1996).
Целью диссертации является исследование влияния особенностей образа мира переводчика на процесс делакунизации иноязычного текста.
В соответствии с поставленной целью решаются следующие задачи:
- провести теоретический анализ научной литературы по проблеме взаимодействия этнических образов мира коммуникантов в процессе перевода как акта межкультурного общения;
идентифицировать и описать приёмы делакунизации оригинального текста переводчиком;
выявить различия между оригинальным и переводным текстами, доказывающие, что текст перевода обладает в принимающей лингвокультуре самостоятельной ценностью;
интерпретировать особенности образа мира переводчика, оказавшие влияние на принятие переводческих решений;
инвентаризировать и описать основной корпус транслем, провоцирующих «коммуникативные неудачи» в процессе перевода;
определить этноспецифические категории немецкой культуры, обусловившие наибольшее количество «коммуникативных неудач».
Гипотеза исследования заключается в том, что в процессе делакунизации элементов оригинального текста переводчик как бикультурный субъект осуществляет выбор языковых средств под влиянием специфики своего образа мира.
Научная новизна исследования состоит в том, что процесс перевода интерпретируется как «столкновение» образов мира коммуникантов. Кроме того, выявляются закономерные изменения содержания, возникающие под воздействием особенностей образа мира переводчика в процессе делакунизации им текста оригинала, а также определяется основной корпус транслем, ставших причинами «коммуникативных неудач» в процессе перевода.
Основными методами диссертационного исследования являются: методы семемного, дескриптивного и интерпретационного анализа, методы обобщения и аналогии, метод сравнительно-сопоставительного анализа текстов.
Материалом исследования послужили романы Эриха Марии Ремарка и их русскоязычные переводы: «Три товарища» (переводы И. Шрайбера и Л. Яковенко; Ю. Архипова; И. Шрайбера), «На Западном фронте без перемен» (перевод Ю. Афонькина), «Время жить и время умирать» (перевод И. Шрайбера), «Чёрный обелиск» (перевод В. Станевич). Объем проработанного текстового материала составил более 3000 страниц.
Выбор этих произведений в качестве материала исследования мотивирован тем, что романы известного немецкого писателя XX века Э. М. Ремарка неоднократно переводились на русский язык, что даёт возможность провести сравнительно-сопоставительный анализ вариантов перевода и выявить наиболее типичные переводческие стратегии, используемые в процессе делакунизации текстов как акта межкультурной коммуникации.
Теоретическая значимость диссертации состоит в том, что при изучении этнокультурных аспектов перевода были выявлены стратегии переводчика и приёмы делакунизации оригинального текста переводчиком, к которым относятся интенсификация, компенсация, стилизация, креативизация, метафоризация, креолизация, нивелирование и деметафоризация; научно обоснована и эмпирически подтверждена необходимость понимания перевода как отражения образа мира переводчика.
Практическая значимость исследования заключается в возможности использования его результатов в курсах «Теория и практика перевода», «Теория и практика межкультурной коммуникации», в спецкурсах по различным разделам языкознания, а также в практике преподавания немецкого языка для русскоязычной и русского языка для немецкоязычной аудитории. Полученные результаты могут способствовать дальнейшему изучению образа мира различных этносов.
На защиту выносятся следующие положения:
В тексте перевода находит отражение образ мира переводчика, который неизбежно проявляется в процессе делакунизации им оригинального текста и оказывает влияние на принятие переводческих решений.
Процесс делакунизации иноязычного текста сопровождается закономерными изменениями семантики транслем, в результате чего происходит определённое обогащение содержания переводного текста, усиливается его эмоциональность и образность и возникают «новые» смыслы.
«Столкновение» образов мира автора оригинального текста и переводчика является одной из причин возникновения «коммуникативных неудач».
Наибольшее количество «коммуникативных неудач» при переводе художественного текста провоцирует этнокультурная специфика языковой репрезентации кинесического и мимического кодов коммуникации.
Апробация работы. Диссертация обсуждалась на заседаниях сектора психолингвистики Института языкознания РАН (2000-2010 гг.). Основные положения работы были представлены на Международной научно-практической конференции «Мир языков и культура» (Благовещенск 2001); 18-й Международной конференции германистов (Улан-Удэ 2001); 52-й научно-практической конференции преподавателей и студентов БГПУ (Благовещенск 2002); 53-й научно-практической конференции преподавателей и студентов БГПУ (Благовещенск 2003); Международной научно-методической конференции «Модернизация языкового образования в XXI веке» (Благовещенск 2004); 55-й научно-практической конференции преподавателей и студентов БГПУ (Благовещенск 2005); Межвузовской научной конференции «Молодежь 21 века: Шаг в будущее» (Благовещенск 2006); 58-й научно-практической конференции преподавателей и студентов БГПУ (Благовещенск 2008); Международной научно-практической Интернет-конференции «Актуальные проблемы филологии и методики преподавания иностранных языков» (Новосибирск 2008); 59-й научно-практической конференции преподавателей и студентов БГПУ (Благовещенск 2009); Международной научно-практической Интернет-конференции «Актуальные проблемы филологии и методики преподавания иностранных языков» (Новосибирск 2009); 60-й научно-практической конференции преподавателей и студентов БГПУ (Благовещенск 2010).
Структура работы. Диссертация состоит из Введения, трех глав, Заключения, Списка использованной литературы, словарей, источников примеров и двух Приложений.
Образы сознания и язык
Трактовка образа ,мира как целостной многоуровневой системы представлений человека о мире, других людях, о себе и своей деятельности, которая «опосредует, преломляет через себя любое внешнее воздействие» [Смирнов 1985, 115], поддерживается большинством современных психологов. Многоуровневость данной системы обусловлена тем, что человеческое сознание характеризуется психологической многомерностью, обеспечивающейся наличием в нём неоднородных элементов. К проблеме строения сознания учёные обращались неоднократно. Так, Л.С. Выготский развивал идеи системного и смыслового строения сознания в русле культурно-исторического подхода. Единицей сознания, в которой лучше всего отражается зона культуры, считалось значение, однако при акценте только на него не учитывались другие измерения сознания — личностные, аффективные, телесные и их взаимосвязи. Последователи Л.С. Выготского (А.Н. Леонтьев, С.Л. Рубинштейн и др.) также занимались активным поиском единицы сознания, которая могла бы отличаться научной строгостью, быть актуальной в отношении культуры и при этом отражать в себе свойства всего сознания. В качестве такой единицы был выделен «образ сознания» [Зинченко 1991]. Поскольку сознание является, прежде всего, психическим отражением внешнего (предметного, понятийного) и внутреннего мира (мира чувств, телесных ощущений, мыслей, самосознания), то любой конкретный образ сознания - это, по словам В.П. Зинченко, «единица, молекула психического отражения» [Зинченко 1994, 205]. С.Д. Смирнов выделяет среди образов сознания «чувственные, наглядные, визуально сходные со своим оригиналом, а также понятийные, сходство которых с предметами объективной реальности носит внутренний характер, выражая лишь существенные типы связей и свойств предметов» [Смирнов 1985, 201]. Кроме того, они различаются по своей модальности, чувственному тону, степени ясности, большей или меньшей устойчивости и т. д. Их особая функция состоит в том, что они придают реальность сознательной картине мира, открывающейся субъекту, и благодаря чувственному содержанию сознания мир выступает для субъекта как существующий не в сознании, а вне его сознания — как объект его деятельности [Леонтьев 2005].
Образы сознания зависят от индивидуальных особенностей субъекта: развития его нервной системы, работы головного мозга, состояния организма в целом, качества его индивидуальной жизни и опыта, уровня овладения накопленным человечеством знаний. Они могут восприниматься актуально или всплывать в памяти, относиться к будущему или быть воображаемыми. Их формирование происходит в результате непосредственного и опосредованного обобщенного отражения действительности, «в том числе отражения как итога всей истории человеческого индивида, а в значительной степени и истории всех предшествующих поколений и общества в целом» [Рубинштейн 2003, 92-93]. Вышеперечисленными свойствами образов сознания обусловлена субъективность его существования: образы отражают предметы объективного мира неполно, то есть всегда с некоторой степенью приближения к ним, через различение, обобщение и отбор, и являются результатом творческой свободы индивида, его практически-деятельного отношения к миру. Это означает, что образы сознания, сформированные в результате получения информации, никогда не совпадают с образами передатчика информации, поскольку обладают своей индивидуальностью.
Разумеется, определенная часть переданной информации будет общей, однако субъективный образ, полученный в результате её передачи, как правило, оказывается богаче самой полученной информации, поскольку служит не её пассивным воспроизведением, а взаимодействием субъекта-получателя с самой информацией [Леонтьев 1994]. Значительное влияние на процесс передачи и получения информации и, соответственно, на формирование образов сознания оказывает фактор языка. Проблема языка и его роли в общении и становлении сознания является одним из самых важных разделов как психологии, так и лингвистики. О характере взаимосвязи языка и сознания Ю.Н. Караулов пишет следующее: «Человек устроен так, что сознание неотделимо от языка, и поэтому приобретает представление о внешнем мире, совершенствуя, обогащая, детализируя и развивая свою картину мира ... человек одновременно овладевает языком, углубляет и делает более гибкой языковую семантику, развивает свою языковую способность или компетенцию ...» [Караулов 2003, 27]. Очевидно, что язык может служить полноценным средством общения, если за ним стоит единое или сходное понимание реальности, а единство понимания реальности и согласованность действий в ней изначально предполагают возможность адекватного общения. В этой связи коммуникацию рассматривают как своеобразный обмен образами сознания и способ внесения той или иной коррекции в образ мира собеседника [Тарасов 2000]. В случае общения с инокультурным партнером недостаточно только усвоить новый язык, следует переориентироваться на новый образ мира и сформировать новые образы сознания, необходимые для взаимопонимания и сотрудничества. Поэтому возможность полноценного контакта между представителями разных этнических культур неоднократно ставилась под сомнение: некоторые учёные были убеждены в способности языковых структур влиять на восприятие человеком мира и ограничивали коммуникативные возможности языка пределами только одной этнической культуры. К примеру, немецкий философ и филолог В. фон Гумбольдт видел в языке «сплав исконно языкового характера с тем, что воспринято языком от характера нации» [Гумбольдт 1985, 373]. В работах Гумбольдта язык отождествляется с «духом» народа, служит формой его выражения, обладает энергией и самостоятельным характером и оказывает влияние на этническое сознание [Hermann 1990]. Его деятельность приводит к формированию «своеобразного мировидения» этноса, так как он «допускает свободное использование только в рамках своего характера» и «модифицирует все изменения по собственным законам» [Гумбольдт 1984, 58].
Столкновение» этнокультур в межкультурном общении
Традиционно межкультурная коммуникация характеризуется как «адекватное взаимопонимание двух участников коммуникативного акта, принадлежащих к разным национальным культурам» [Верещагин 1990, 26], или как своеобразный «диалог культур» [Тер-Минасова 2000, 14]. Однако в данных определениях явно просматривается установка на положительный исход взаимодействия участников общения, что наблюдается далеко не всегда. Как справедливо замечает Т.Г. Грушевицкая, «межкультурное взаимодействие может протекать как через взаимную адаптацию и понимание культурного своеобразия соседей, так и через взаимные распри и конфликты» [Грушевицкая 2003, 21-22]. При определении возможных причин возникновения трудностей в общении теория межкультурной коммуникации ориентируется на данные смежных с ней наук. Так, в социолингвистике к ним относятся дифференцирующий характер набора культурных ценностей в разных социальных группах, нечёткость конфигурации социальных отношений (каждый представитель культуры является одновременно членом нескольких социальных групп) и наличие доминирующих идеологий в культурных группах [Персикова 2002]. В этнопсихолингвистике проблемными зонами каждой культуры считаются традиции, обычаи и обряды; традиционно-бытовая культура; повседневное поведение, а также связанные с ним мимический и пантомимический (кинесический) коды; «национальные картины мира»; художественная культура, отражающая культурные традиции того или иного этноса [Антипов 1989].
Зарубежные антропологи выделяют восемь составляющих процесса коммуникации, «провоцирующих» конфликты: отношения (психологические состояния, которые предопределяют поступки человека); стереотипы; социальная организация культуры; образ мысли и методы аргументации; социальные роли и связанные с ними поведенческие нормы; язык другой страны; восприятие пространства; отношение ко времени, влияющее на человеческие взаимоотношения [Персикова 2002]. Обобщая полученные данные, специалисты в области межкультурной коммуникации называют несколько параметров, несовпадение которых приводит к нарушению коммуникации: картины мира (Weltbilder) - ценности (Werte) - нормы (Normen) — условности (Konventionen) — поведенческие образцы (Verhaltensmuster) [Kelz 2000; Knapp 2003]. Общение затрудняется не только из-за незнания языка, «главного кода .общения», но и из-за отсутствия «внекодовых знаний» [Гудков 2003, 53], знаний о «паравербальных и экстравербальных сигналах» (paraverbale imd extraverbale Signale) [Kelz 2000, 249]. Препятствиями на пути коммуникантов оказываются уровень этнической культуры, этноцентризм, предрассудки и стереотипы, невербальная коммуникация [Галинская 2005]. Учёные упоминают и о том, что индивидуальные особенности носителей этнических языков и культур тоже могут серьёзно осложнить взаимопонимание, поэтому необходимо учитывать особенности характера коммуникантов, специфику их эмоционального склада и мышления. Достаточно часто межкультурная коммуникация на индивидуальном уровне представляет собой «столкновение» различных мировоззрений, при котором партнёры элементарно не понимают этих различий [Тер-Минасова 2000]. Таким образом, в теории межкультурной коммуникации суммирован опыт других наук по поиску путей решения проблем межкультурного общения.
Для обеспечения его эффективности представителям разных этнических культур недостаточно справиться только с языковыми трудностями, им также приходится преодолевать этноспецифический и культурный барьеры. Наличие данных препятствий позволяет рассматривать процесс межкультурной коммуникации как «столкновение» культур. В теории межкультурной коммуникации были выработаны определённые категории, с помощью которых можно охарактеризовать этнические особенности культур и обнаружить расхождения между ними [Персикова 2002]. К ним относятся осознание себя и пространства (представление о «комфортной индивидуальной зоне» и оценивание личности); система вербальной и невербальной коммуникации; одежда и внешний вид (набор привычек в ношении верхней и домашней одежды, головных уборов, украшений); еда и правила поведения за столом; время и его восприятие; взаимоотношения (в зависимости от возраста, пола, статуса, степени родства, достатка, мудрости и власти); нормы и ценности; система религиозных убеждений и представлений; умственная деятельность и методы обучения; организация труда и отношение к работе. О похожих категориях, или «культурных темах» (Kulturthemen) упоминают и зарубежные германисты, приводя в качестве примера следующие: «Еда» („Essen"), «Работа» („Arbeit"), «Поведение» („Verhalten"), «Время» („Zeit"), «Вежливость» („Hoflichkeit") и др. [Bausinger 2003; Knapp 2003]. Специфичность категорий является причиной наибольшего количества случаев «неадекватного понимания речевого или поведенческого акта другого, обусловленного невладением системой значений его культуры» [Гудков 2003, 59]. Такие случаи принято считать «коммуникативными неудачами». Причиной коммуникативных неудач могут быть, например, «коллокационные, или лексико-фразеологические ограничения, регулирующие
Ситуация лингвоэтнического барьера
Для обозначения возможных культурно-обусловленных трудностей перевода Л.К. Латышевым было введено понятие «лингвоэтнического барьера». Данное явление не позволяет носителю языка перевода непосредственно воспринять текст на исходном языке и отреагировать на него так же, как и его носитель. Поэтому переводчику необходимо предоставить носителям исходного и переводного языка объективно равные возможности восприятия и интерпретации сообщения и возможность одинаково отреагировать на него [Латышев 1988]. В состав лингвоэтнического барьера входят компоненты, обусловленные принадлежностью коммуникантов к разным лингвоэтническим общностям: расхождение языковых систем, участвующих в переводе, их языковых норм, речевых норм (узусов) и расхождение преинформационных запасов носителей языков. Все компоненты определяются этнической культурой, поскольку, например, в значениях слов усматривается «культурный компонент», в роли которого выступают сигнификативные коннотации,, а принципы организации сферы узуса зависят от организации культуры общества. Под преинформационными запасами понимаются экстралингвистические знания, которые используются при восприятии и интерпретации текстов. К ним относятся сведения культурно-исторического или актуально-событийного характера и утвердившиеся в обществе оценки явлений настоящего и прошлого. На лингвоэтнический барьер оказывают влияние не внешние факторы коммуникации (объективные условия общения), а внутренние (коммуникативная компетенция, компоненты ценностной ориентации участников коммуникации: мировоззрение, убеждения, интересы, вкусы, оценочные стереотипы) [Латышев 1988; Латышев 2005]. В процессе перевода перед переводчиком стоит непростая задача: с одной стороны, он должен нейтрализовать лингвоэтнический барьер, а с другой — предотвратить нарушение-смыслового восприятия, не допустив национально-культурной ассимиляции перевода, чтобы «партнёр не потерял в процессе коммуникации своей национально-культурной идентичности» [Латышев 1988, 21]. Для её успешного выполнения переводчику необходимо владеть определенным набором переводческих модификаций и трансформаций, в том числе ему рекомендуется добавлять в текст перевода дополнительную информацию поясняющего характера либо использовать примечания.
Следовательно, разработка концепции лингвоэтнического барьера позволила интерпретировать перевод как акт коммуникации между людьми, которых разделяет не только отсутствие общего языка, но и различия в этнических культурах и национальной психологии, недостаточная информированность в вопросах текущей жизни чужой страны и другие факторы. В отечественном переводоведении «нелингвистический» характер носит небольшое количество работ, однако именно в сравнении с ними заметны недостатки «лингвистического» направления. Главный недостаток видится в том, что в лингвистических исследованиях текст перевода рассматривается как текст, «порождаемый» во второй раз, а процесс перевода — как вторичное «порождение» текста [Нестерова 2005, 109]. Логическим следствием данного представления служит идея о необходимости эквивалентности, или тождества, текстов оригинала и перевода, причем «эквивалентность данных текстов понимается априори» [Крюков 1987, 74]. Поэтому понятие эквивалентности является ключевым в «лингвистической» теории перевода, а основные проблемы перевода заключаются только в определении уровней эквивалентности и способов её достижения. Кроме того, «лингвистическая» теория перевода пытается выявить лишь общие закономерности переводческого процесса, не зависящие от особенностей образа мира переводчика. Этим достигается высокая степень объективности анализа, но из него практически исключается «человеческий фактор» - личность переводчика [Комиссаров 1996, 8], и важный аспект переводческой деятельности остаётся неисследованным. Наконец, учету этнокультурных факторов также не уделяется необходимого внимания, так как исследования в этом направлении (разработка типологии реалий, концепции лингвоэтнического барьера) активизируются лишь в последнем десятилетии XX века. Недостатки «лингвистической» теории пытается учесть и компенсировать «нелингвистическая» теория перевода, представленная герменевтическим, семиотическим и культурологическим подходами. Актуализация проблем, связанных с герменевтическим изучением и пониманием перевода, в зарубежном переводоведении наблюдается в 70-х годах XX века. Предпосылками для этого стали как научные исследования в области перевода (В. Беньямин), так и развитие философской мысли (Х.-Г. Гадамер, М. Хайдеггер). Рассуждая о закономерностях процесса понимания текста, учёные упоминали и о том, что герменевтический опыт всегда носит языковой характер и всякий переводчик является интерпретатором, так как «иноязычность означает лишь предельный случай общей герменевтической сложности: чуждости и её преодоления» [Гадамер 1988, 450].
Одна из наиболее разработанных герменевтических концепций перевода, так называемое «герменевтическое движение», принадлежит Дж. Штайнеру. В общих чертах суть концепции состоит в том, что перевод представляет собой поэтапное проникновение переводчика в текст оригинала и, как следствие, его постепенное присвоение им [Нестерова 2005]. В отечественном переводоведении основным представителем герменевтического направления является А.Н. Крюков. В его герменевтической (интерпретационной) модели перевод подчиняется закону понимания: перевод начинается с понимания и завершается им. Переводчик осуществляет повторное понимание того, что им уже понято, в расчете на иноязычного получателя текста перевода. Процесс вторичного понимания есть определенный синтез интенционального смысла, который осуществляется в направлении от интенции к объективному языковому значению с учетом новых ролевых, этнических и социально-психологических установок, управляющих конкретно-языковой реализацией высказывания [Нелюбин 2006]. Герменевтическая модель перевода связана с интерпретативной трактовкой сущности процесса перевода, понимаемого как процесс вторичного порождения текста. Идея интерпретации в переводе и разграничение этих понятий были впервые предложены И.И. Ревзиным и В.Ю. Розенцвейгом. В их понимании интерпретация представляла собой «обращение к ситуации», а перевод — «систему соответствий» [Ревзин 1964, 56]. Она предполагала учет внетекстовой реальности, выход за пределы непосредственно данного в тексте, то есть обращение к экстралингвиетическому опыту.
Компенсация
Компенсация является вторым по распространенности приёмом делакунизации текста. При компенсации делается выбор в пользу такого транслята, семы которого частично или полностью замещают семы соответствующей немецкой транслемы. Данная стратегия переводчика часто приводит к смысловым сдвигам в переводе. Отдельные семы, входящие в состав лексического значения транслем не находят вербального воплощения у соответствующих им транслятов, поэтому в переводе смысловой акцент несколько смещается. Приведём примеры: Auf der Theke standen Torten und Napfkuchen, und der plattfufiige Alois rannte mit einem Tablett voll Kaffeegeschirr klappernd ins Hinterzimmer. (S. 42) B.3: На стойке пестрели блюда с тортами и кексами, а плоскостопый Алоис проковылял мимо меня с большим подносом с кофейной посудой и скрылся в заднем коридоре. (С. 49) /В.2: На стойке теснились пироги и торты, а плоскостопый Алоис как-раз спешно ковылял с подрагивающими кофейниками на подносе в заднюю комнату. (С. 51) Предложенные переводчиками трансляты «проковылять» и «ковылять», («идти хромая, с трудом, с болью, медленно» [Ожегов 2009, 428]), обладают семами «боль», «усилие», «неравномерно», «медленно», «затрудненно» и указывают на манеру ходьбы персонажа, имеющего физический недостаток. В отличие от них, немецкая транслема rennen („sehr schnell laufen" [Duden 1985, 516]) - «бежать, мчаться» [Лейн 2007, 777]) акцентирует внимание на скорости его перемещения. Второй переводчик попытался компенсировать семы «быстро», «стремительно», добавив наречие «спешно». Однако в данном контексте анализируемая немецкая транслема обладает семами «необычно», «нестандартно», «исключительно», поскольку речь идёт о чрезвычайной ситуации в кафе, когда все его работники занимаются чем-то непривычным, например, сервируют кофе не в чашках, как обычно, а в кофейниках и т.д. В оригинале для описания походки кельнера используется именно глагол геппеп, так как обычно такой быстрый способ перемещения не характерен для него.
Предложенная в качестве транслята лексема «выкатиться» («показаться откуда-либо, катясь» [Ожегов 2009, 180]), употребленная в переносном значении для характеристики одного из персонажей, также изменяет смысл высказывания, поскольку в переводе появляются семы «полнота», «пышность», «плавность», «неторопливость»: Die schwarze Person sturzte uns aus dem Laden entgegen. (S. 117) - B.2: Чернявенькая выкатилась из булочной нам навстречу. (С. 150) При таком переводе транслемы stiirzen («броситься, ринуться, устремиться» [Лейн 2007, 920]) с семами «быстро», «резко», «неожиданно», «стремительно» можно понять, что речь идет о персонаже с очень пышными формами, несмотря на то, что в оригинале описывается стройная девушка со стандартной фигурой. Транслема hocken («сидеть на корточках, примоститься» [Лейн 2007, 493]), содержащая семы «поза», «неудобно», «неловко», в силу специфики выражаемого ей значения («неудобная поза человека»), которое не передается русскими глаголами, представляет определённые трудности для перевода на русский язык. В одном варианте перевода в качестве транслята выбран глагол «расположиться», который так же, как и транслема, обладает семой «поза», но отличается от неё семами «удобно», «свободно», «с удовольствием»: Ferdinand hockte in der Ecke, breit und massig, ... (S. 298) - B.2: В углу расположился Фердинанд, широкий и грузный, ... (С. 384) Данный транслят не в полной мере передаёт смысловую нагрузку, выраженную в оригинале глаголом hocken, так как из контекста следует, что из-за крупного и грузного телосложения описываемый персонаж не мог удобно и свободно «расположиться» в углу. Другие переводчики использовали в качестве транслята глагол «сидеть» («располагаться в сидячем положении» [Ожегов 2009, 950]), что привело к утрате части сем лексического значения транслемы в переводе: B.1HB.3: На диване в углу сидел Фердинанд, широкий, массивный, ... (С. 339, С. 347) Смещение смысловых акцентов сопровождает в целом ряде примеров перевод транслемы winken („j-m ein Zeichen machen" [Duden 1985, 717] -«кивать, махать, делать знак, подмигивать» [Лейн 2007, 1081]), которая имеет в составе лексического значения семы «жест», «знак», «мимика», «дистанция». Предложенные переводчиками трансляты «обратиться», «подозвать», «окликнуть», в отличие от winken, предполагают установление устного контакта с собеседником, которому необходимо приблизиться, так как обладают семами «речь», «контакт», «разговор», «оклик»: Er nickte und winkte einem Kutscher. (S. 290) - В.1=В.З: Он кивнул и подозвал кучера. (С. 330, G. 338) „Alois!" Rosa winkte glucklich dem Kellner. (S. 295) - В.1=В.З: «Алоис!» -Роза радостно обратилась к кельнеру. (С. 336, С. 344) Ich winkte dem Kellner. (S. 34) - В.З: Я окликнул кельнера. (С. 39) /В.1=В.2:
Я подозвал кельнера. (С. 49, С. 40) В процессе делакунизации некоторых транслем, обозначающих элементы одежды персонажей, в переводе появляются трансляты с семами «роскошь», «богатство», которые свидетельствуют о стратегии переводчика, направленной на создание впечатления состоятельности, большего достатка персонажей. Например, транслеме Perle («жемчужина» [Лейн 2007, 730]) соответствует транслят «бриллиант», обозначающий более дорогой камень: Die alte Frau mit den vielen Perlen safi still und in sich versunken da. (S. 371) - B.2: Старуха, увешанная бриллиантами, сидела тихо, погрузившись в себя. (С. 479) Очевидно, что транслят «жемчужины для манишки», то есть для «белого нагрудника, пришитого или пристёгиваемого к мужской сорочке» [Ожегов 2009, 514], предложенный переводчиками, обозначает более изысканный элемент мужского гардероба, чем транслема Perlen furs Hemd (от Hemd — «рубашка, сорочка» [Лейн 2007,467]):
