Содержание к диссертации
Введение
Глава I. Способы выражения целевого значения в лезгинском и английском языках 16
1.1. Именные конструкции с целевым отношением 16
1.1.1. Конструкции с послелогом патал 16
1.1.2. Конструкции с дативом 20
1.1.2.1. Конструкции с дативом в бенефактивном значении 20
1.1.2.2. Квазибенефактивное и другие значения датива 21
1.1.3. Другие разновидности целевого значения 22
1.2. Глагольные конструкции 24
1.2.1. Масдарные конструкции с послелогом патал 24
1.2.2. Конструкции с целевой формой глагола 26
1.2.3. Формы на -вал 34
1.3.Лексические способы выражения целевого значения 35
1.4. Средства выражения целевого значения в английском языке.37
1.5. Отрицание в целевом обороте 51
1.6. Целевые обороты и критерии определения подлежащего 55
Глава II Способы выражения причинного значения в лезгинском языке и их соответствия в английском 58
2.1. Именные формы с причинным значением 58
2.1.1. Падежные формы 58
2.1.1.1. Формы исходного IV падежа 58
2.1.1.2. Формы исходного I падежа 60
2.1.1.3. Формы исходного III падежа 60
2.1.1.4. Формы направительного и местного III падежей 61
2.1.1.5. Формы направительного и местного V падежей 62
2.1.2. Послелоги 62
2.1.3. Наречия причины 65
2.1.4. Способы лексического перифразирования 67
2.2. Глагольные разновидности 69
2.2.1. Деепричастие прошедшего времени 70
2.2.2. Деепричастие настоящего времени 71
2.2.3. Форма одновременности 72
2.2.3. Номинализованные формы 74
2.2.3.1. Масдар 74
2.2.3.1.1. Масдар в исходном III падеже 74
2.2.3.1.1. Масдар в направительном V падеже 76
2.2.3.2. Формы на-вал 78
2.2.3.3. Отпричастные формы 78
2.2.4. Сложные предложения 79
2.2.4.1. Использование союзных слов вучиз лагьайтіа / куьз лагъ-айтіа 79
2.2.4.2. Использование союзных слов акуна, акурла, килигна 82
2.2.4.3. Использование союзных слов лугъуз, лагъана 85
2.2.4.3. Использование местоимений 87
Глава III. Маргинальные случаи выражения целевых и причинных значений в лезгинском и английском языках 88
3.1. Совмещенные способы выражения причинного и целевого значений 89
3.1.1. Совмещение причинного/целевого и субъектного значений...89
3. 1. 2. Совмещение целевого/причинного и определительного значений 94
3.1.2.1. Формы причастия 94
3.1.2.1. Формы генитива 97
3.1.3. Совмещение целевого/причинного и объектного значений..99
3.1.4. Совмещение причинного/целевого и пространственного значений 102
3.1.5. Совмещение причинного и инструментального значений.105
3.2. Полипредикативные конструкции 106
3.2.1. Выражение причинно-целевых отношений в сложносочиненных предложениях 107
3.2.2. Выражение причинных отношений в бессоюзных предложениях 109
3.2.3. Выражение целевых отношений в бессоюзных предложениях 116
3.2.4. Инструментальное отношение как трансформ целевого...117
3.2.5. Выражение целевых отношений в условном обороте 119
3.2.6. Отношение следствия как трансформ причинного/целевого отношения 120
Заключение 126
Литература 130
Источники 140
на английском языке 140
на лезгинском языке 140
- Именные конструкции с целевым отношением
- Именные формы с причинным значением
- Совмещенные способы выражения причинного и целевого значений
- Выражение причинно-целевых отношений в сложносочиненных предложениях
Введение к работе
К числу актуальных исследований современной в лингвистике относится изучение особенностей выражения в различных языках мира тех или иных семантических параметров. В частности, типологическому исследованию выражения различных грамматических категорий посвящено несколько циклов монографических исследований, выполненных специалистами Института лингвистических исследований РАН (Ленинградского отделения Института языкознания АН СССР) А. А. Холодо-вичем, В. П. Недялковым, В. С. Храковским, А. П. Володиным и др. [см. Типология 1969; Типология 1974; Типология 1983; Типология 1985; Типология 1989 и др.].
Особо следует отметить монографию, посвященную каузативным конструкциям, поскольку в ней достаточно четко была продемонстрирована единая природа каузативов и причинных отношений, ср.: «Непосредственно составляющими КС (каузативной ситуации. - И. С.) являются по меньшей мере две микроситуации, связанные между собой отношением каузации или причинения (к). В этой работе отношение каузации мы считаем синонимом причинно-следственного отношения (выделено нами. - И. С.) [Типология 1969: б]1.
Нельзя не назвать в связи с этим также серию монографий, в которых разрабатываются модели функциональной грамматики. В первой монографии, открывшей данную серию, был предложен опыт развернутого теоретического анализа системы функционально-семантических
Ср. определение соответствующего термина в словаре [Ахманова 1966: 193-194] КАУЗАТИВНЫЙ (каузатив, понудительный, фактитив) англ. causative, фр. causa-tif, нем. kausativ, ucn. causative Имеющий значение причины (повода) для действия (лат. causa).
полей, включающих такие параметры, как аспектуальность, темпораль-ность, модальность, бытийность, персональность, залоговость, субъект-ность, объемность, определенность / неопределенность, качественность, количественность, посессивность, локативность и обусловленность [Теория 1987]. Исследование способов выражения различных видов грамматических значений, с одной стороны, приводит к построению относительно исчерпывающих схем описания этих значений в различных языках мира и, с другой стороны, дает возможность подходить к тем или иным особенностям их выражения в отдельно взятых языках с точки зрения отражения в них картины мира, т.е. с точки зрения того, что «в каждом языке заложено самобытное миросозерцание», о котором писал ещё В. фон Гумбольдт [1984: 80], вводя такие понятия, как «картина мира» и «видение мира» [там же: 68], которые приобревшие особую актуальность в современном языкознании, с чем согласуется идея другого великого лингвиста Ф. де Соссюра, который считал, что «обычаи нации отражаются на её языке» [Соссюр 1977: 59]. На основе концепций В. фон Гумбольдта и Ф. де Соссюра строятся современные междисциплинарные связи, охватывающие культурологию и семиотику и заложившие основы этнолингвистики, теории межкультурной коммуникации и других отраслей лингвистики.
Таким образом, актуальность данной работы видится нам в тех возможностях, которые дает сопоставление различных элементов грамматической структуры для создания общей модели соответствующего фрагмента грамматики и определения на этой основе особенностей национально-языкового видения отражаемых этими фрагментами компонентов внеязыковой действительности.
Особо хочется подчеркнуть, актуальность подобного исследования для более углубленного изучения структуры лезгинского языка, поскольку уровень исследования его синтаксиса намного ниже, чем анг-
лийского синтаксиса, на материале которого были разработаны практически все наиболее значительные современные синтаксические теории.
В связи с отмеченными выше обстоятельствами в настоящей работе принимается широкое понимание целевого и объектного значений, реализуемых в отдельных контекстах в целом ряде разновидностей: так, целевое значение может усматриваться не только как собственно целевое, но и обнаруживает ряд семантических оттенков с относительной самостоятельностью: отношение предназначения, бенефактивное значение, объектно-ограничительное значение и т.п. Такой подход дает возможность проследить закономерности объединения тех или иных разновидностей значения, семантических переходов и других процессов. Эффективность широкого подхода к исследуемому семантическому полю можно продемонстрировать и указанием на работы, в которых применение его дало существенные результаты. Так, В. П. Недялков и Г. Г. Сильницкий на основе такого подхода выделяют в русском языке 15 типов каузативных конструкций, иллюстрируемых следующими предложениями: 1) Мы вернулись из-за болезни брата; 2) Начался дождь, поэтому мы вернулись; 3) Ты виноват в ее смерти; 4) Твоя ошибка - причина нашего поражения; 5) Ты виновник ее смерти; 6) Он подозвал меня; 7) Они избрали его секретарем; 8) Его рассказ рассмешил меня; 9) Он приказал (ей), чтобы она ушла; 10) Он разрешил наш отъезд; 11) Я разрешил ему уйти; 12) Его появление вызвало всеобщий переполох; 13) Его слова толкнули ее на преступление; 14) Я добился его согласия; 15) Он оставил меня в покое [Типология 1969: 17]
Современное языкознание располагает большим количеством работ, посвященных как разработке теоретических проблем, так и исследованию особенностей выражения обстоятельств цели и причины в конкретных языках. Так, в академической грамматике русского языка [Грамматика 1970] причинные и целевые обороты отнесены к числу об-
стоятельственных детерминантов, общий список которых включает локальные (У нас сейчас белые ночи; Повсюду флаги); темпоральные {Много веков человек был привязан к земле; За последние годы произошли большие перемены; причинные {От стыда не мог глаз поднять; С такими дружками недолго и в тюрьму попасть); целевые {Для верно-стиеще раз повернул ключ в замке) и некоторые другие.
О специфических отношениях, устанавливаемых между глаголом-предикатом и детерминантами говорит и Ю. Д. Апресян: «... ничто в ситуации аренды не требует указания того, по какой причине, где, когда, с какой целью она осуществлялась, хотя в принципе словоформы с причинным, местным, временным и целевым значениями к глаголу арендовать вполне присоединимы: арендовать из-за безземелья охотничьи угодья, арендовать прошлым летом под Москвой садовый участок, арендовать клуб для проведения собрания. В этих и им подобных сочетаниях реализуются, следовательно, не семантические валентности глагола арендовать, а его чисто грамматическая способность подчинять другие формы, характерная для него не в большей мере, чем для любого другого слова со значением действия, т. е. свойственная ему не как лексеме, а как представителю определенного грамматического класса» [Апресян 1974: 120].
Исследования видов и способов связей сирконстантов целевого и причинного значения с соответствующими предикатами дает возможность сформулировать ряд интересных наблюдений, касающихся их сочетаемости. В частности, было замечено, что «превентивная (= предупреждающая) форма императива в русском языке, которая выражается совершенным видом (Не засни! Не заболей!), невозможна от глаголов контролируемого целенаправленного действия (?? Не позвони!), если только при них не возникает сирконстанта, который «гасит» значение контроля: Ты случайно брату не позвони; Ты по ошибке не подари Ивану
эту книгу» [Храковский 1998: 147].
Значительное место уделено целевым конструкциям в работе Я. Г. Тестельца в связи с проблемами определения подлежащего и введения нулевых элементов в структуру предложения [2001]. В частности, методически эффективным представляется решение, согласно которому «при таких глаголах, (173) know 'знать', believe 'полагать, верить', report 'сообщать', want 'хотеть', expect 'ожидать', consider 'полагать'; 'находить', like 'нравиться', hate 'ненавидеть' возникает вторичный актант — ИГ-дополнение в вин. п., которое выражает партиципант не главной, а зависимой клаузы: / expected him to go 'Я ожидал, что он уйдет'. Здесь him — вторичное прямое дополнение главной клаузы, но соответствует парти-ципанту не главной, а зависимой клаузы (инфинитивного оборота).
Группу глаголов (173) важно отличать от другой группы, в которую входят глаголы с двумя «настоящими» актантами, из которых один выражен ИГ, а второй клаузой. Таковы, например, глаголы (174) persuade 'убеждать', force 'заставлять', encourage 'поощрять', order 'приказывать', tell 'просить', convince 'убеждать', например, I persuaded him to go 'Я убедил его уйти'. Здесь him 'его' является актантом и соответствует партиципанту глагола 'убеждать'. Назовем глаголы типа (174), у которых по два актанта, один сентенциальный и другой именной, сентенциально-именными, а глаголы типа (173) — глаголами со вторичным дополнением.
Принимая во внимания теоретические выводы названных и других лингвистов-типологов мы ориентировали наше исследование на привлечение широкого материала сопоставляемых языков, в основном лезгинского на базе текстовой и словарной выборки.
Целью работы является сравнительно-сопоставительное исследование средств выражения целевого и причинного значений в лезгинском и английском языках.
Эти средства по своим функциональным характеристикам могут быть подразделены на две группы: 1. Глагольные; 2. Именные.
Каждая из этих групп обладает достаточно четкими семантическими признаками, что можно проиллюстрировать на многочисленных примерах, анализируемых в работе.
При этом, несмотря на обилие у некоторых из рассмотренных в диссертации морфолгических и синтаксичских средств различных переносных значений, общая их семантика, как это показано в работе, налицо.
В число задач, решение которых способствует достижению основной цели данной работы, входят:
Определение лексического состава имен и глаголов, выступающих как в роли компонента целевого или причинного оборота, так и единицы, выступающей в сочетании с этими оборотами в сопоставляемых языках.
Определить в сопоставляемых языках состав морфологических, синтаксических и лексических средств, используемых для выражения рассматриваемых отношений.
Рассмотреть проблемы синонимии этих средств, а также возможности синтаксических и иных трансформаций.
Определить критерии, по которым в той или иной синтаксической модели устанавливаются причинно-целевые отношения. К таким критериям мы относим прежде всего метод семантической интерпретации, в соответствии с которым та или иная модель предложения трансформируется в структуру «А, чтобы В» с целевым отношением и «А потому что В» с причинным отношением. Так, на первый взгляд, целевое отношение может быть выделено в следующем лезгинском предложении, на что указывает, в частности, целевая форма зависимого глагола:
Амма за жаваб гуз тади ийидачир [М.Г.] Но я не торопился отвечать.
Все же анализ семантики таких конструкций показывает отсутствие в них целевых отношений, поскольку не удается интерпретировать эту структуру по модели «X (не) действовал, чтобы Y».
Аналогичным образом при наличии, казалось бы, прямого индикатора целевых отношений в русском переводе (союз чтобы) в следующем примере также не могут быть выделены целевые отношения:
Деведин гьи чка дуъзди я гардан дуьз жез? (Ф.)
Какое место у верблюда ровное, чтобы шее быть ровной?
5. Анализ сравнительной частотности отдельных лексико-
семантических классов имен и глаголов, входящих в соответствующие
дистрибутивные группы.
Исследование различных типов целевых и причинных отношений, в т. ч. в формальном, лексико-семантическом и функциональном аспектах.
Выделение типичных синтаксических моделей, в которых выделяются исследуемые отношения, и их межъязыковых соответствий.
Научная новизна настоящей работы заключается в том, что на материале лезгинского языка и, более того, дагестанских языков в целом проблема изоморфизма целевых, причинных и иных семантико-синтаксических отношений до сих пор даже не ставилась, хотя в ряде работ был получен эмпирический материал, который может быть положен в основу описания в рамках теории валентности. Соответственно, не проводились и сопоставительные исследования в очерченном выше направлении.
Тем не менее, нельзя не указать исследования лингвистов-лезгиноведов, исследовавших функциональные особенности именных и глагольных форм, в которых был рассмотрен значительный материал, затрагивающий тему нашего исследования. Наиболее существенными для настоящей работы представляются нам наблюдения и выводы, со-
держащиеся в трудах М. М. Гаджиева [1954] по синтаксису лезгинского языка, где дан обзор основных средств выражения обстоятельств цели и причины, и У. А. Мейлановой [1960], подробно проанализировавшей употребление падежных форм, в том числе и в причинном и целевом значениях. Ряд новых наблюдений был сделан в последние годы Э. М. Шейховым, рассмотревшим некоторые вопросы синтаксиса лезгинского языка в сопоставлении с русским [1993; 2004].
Теоретическая значимость работы состоит, прежде всего, в том, что её результаты служат построению более полной и современной теоретической грамматики лезгинского языка в части синтаксиса.
Кроме того, сходства и различия в спектре причинных и целевых значений, получающих грамматическое выражение в языках, принадлежащих к разным типам и языковым семьям, представляют интерес для лингвистической типологии. Так, принадлежность лезгинского языка к классу эргативных, а английского, как и русского, - к классу номинативных дает возможность формулировать некоторые их свойства в терминах контенсивной типологии. Как показывают наблюдения, многие синтаксические закономерности, проявляющиеся в причинных и целевых конструкциях, могут быть объяснены именно с помощью концептов теории эргативности.
Практическая ценность диссертации вытекает из того существенного материала, который приводится в ней для обоснования соответствующих теоретических положений. Соответственно, полученные результаты могут найти применение в вузовских курсах по лингвистической типологии, сопоставительным грамматикам английского, русского и дагестанских языков, в разработке теоретических и учебных грамматик собственно лезгинского языка, а также русского языка для дагестанской школы, в переводческой деятельности.
По определению Л. С. Бархударова [1975: 11], «переводом называ-
ется процесс преобразования речевого произведения на одном языке в речевое произведение на другом языке при сохранении неизменного плана содержания, то есть значения». Соответственно, «предметом лингвистической теории перевода является научное описание процесса перевода как межъязыковой трансформации, то есть преобразования текста на одном языке в эквивалентный ему текст на другом языке (о том, какое содержание вкладывается в термин «эквивалентный», речь пойдет ниже.) Иначе говоря, задачей лингвистической теории перевода является моделирование процесса перевода в указанном выше смысле» [там же: 6].
Материалом исследования послужили произведения художественной литературы (в основном прозы) на лезгинском и английском языках, а также текстовые примеры из словарей и учебников (см. список в конце работы). С целью более наглядного сопоставления лингвистического материала мы посчитали целесообразным использовать и переводной текст, а именно перевод фрагментов Библии на лезгинский язык «Маркдилай атай шад хабар» (М., 1995) и «Лукадилай атай шад хабар. Илчийрин крар» (М., 2004), а также соответствующие английские переводы.
Методы исследования. В качестве основного метода исследования в работе используется метод лингвистического сопоставления, определяемого обычно как имеющий «дело с попарным сопоставлением языковых систем (структур) на всех уровнях вне зависимости от генетической и типологической принадлежности сопоставляемых языков с целью выявления их структурных и функциональных особенностей, сходств и различий (контрастов)» [Нерознак 1986; 409] с привлечением методов контекстуального анализа и количественных подсчетов.
В ходе проведенного нами анализа был использован и метод трансформаций. В дагестанском языкознании этот метод используется довольно
редко. Отметим специальную статью М. Е. Алексеева, в которой «употребления одной и той же падежной формы мы считаем имеющими разное значение, если одно из них может допускать какую-либо синонимическую конструкцию, а другое — нет. Например, в русском языке два значения родительного падежа можно выделить в сочетаниях: книга сестры и ведро воды. Первое допускает трансформацию книга у сестры, для второго сочетания аналогичной трансформации нет. В то же время можно сказать вода в ведре, но нельзя — сестра в книге. Предпочтение трансформационного метода анализа основывается на предположении, что, «если говорящий считает предложение неоднозначным, он может дать два различных толкования его, две синонимичные ему конструкции, которые не будут синонимами друг друга»2. Кроме того, метод трансформаций не только позволяет выделить основные значения какой-либо падежной единицы, но и дает представление о синонимических отношениях внутри падежной системы» [Алексеев 1979: 83].
В нашей работе эта методика использовалась в ином аспекте: для выяснения семантической структуры того или иного предложения предлагались тождественные по семантике варианты, в которых те или иные семантические отношения оказывались представленными в явном виде.
Апробация работы. Основные положения диссертации изложены в нескольких публикациях автора общим объемом 2 а.л. Диссертация обсуждена и одобрена на заседании отдела кавказских языков Института языкознания РАН.
Структура работы. Цель и задачи исследования определили его структуру. Работа состоит из введения, трех глав, заключения, списка литературы, списка источников и принятых сокращений.
Во введении определяются цель, задачи, материал, методы и структура исследования. В I главе предлагается анализ средств выраже-
Ніг Н. The Role of Paraphrase in Grammar. — Report of the 15-th Annual Round Table Meeting on Zinguistics and Zanguge Studies, Washington, 1964.
ния целевых отношений в сопоставляемых языках. Глава II содержит исследование способов передачи причинных отношений. III глава посвящена описанию нестандартных способов передачи целевых и пространственных значений, трансформируемых на поверхностном уровне в структуры с иными значениями - субъектным, объектным, определительным, пространственным, инструментальным и др.
Именные конструкции с целевым отношением
Обстоятельством цели, как известно, называют второстепенный член предложения, обозначающий цель, предназначение действия или состояния.
Среди средств выражения обстоятельства цели в лезгинском языке М. М. Гаджиев [1954: 181] отмечал следующие: а) существительное (или субстантивированное слово) в родитель ном падеже с послелогом патахъай «за, ради», реже, в именительном падеже с послелогом патал с тем же значением, ср. Абур базардиз те хилдин патахъай фенай «они ходили ездили на базар за хлебом»; Бул бегьер патал колхозчийри ччил хъсандиз ишлемишзава «ради высокого урожая колхозники хорошо обрабатывают эемлю»; б) отглагольное существительное (основная форма глагола - мас дар) с послелогами патахъай и патал, ср. Абур картуфар къачун патал (или къачуз) базардиз фена «они пошли на базар, чтобы купить картош ку». в) деепричастие / целевая форма глагола, ср. Гада ксуз хъфена «мальчик ушел спать»; Чун шегъердиз кіелиз (или кіелун патал) физва «мы едем в город (чтобы) учиться».
В дальнейших исследованиях было выявлено еще несколько способов выражения данного значения, о чем см. ниже.
Как показывают многочисленные примеры, обстоятельства цели в лезгинском языке в основном выражаются послелогом патал и его си нонимами паталай, патахъай, паталди (локативные падежи от сущ. пат сторона ) в сочетании, в зависимости от того, что является целью -предмет или действие, с существительным или глаголом.
В случае употребления в целевой конструкции существительного формой существительного является номинатив. Следует заметить, что такое положение дел, по-видимому, не является исконным, о чем писала в свое время У. А. Мейланова [1960: 45-46]: «... именительный падеж, как падеж прямой, с послелогами не употребляется. Исключение составляет послелог патал - за, для, ради, который наряду с родительным падежом управляет и именительным падежом.
Следует однако заметить, что послелог патал с именительным падежом в текстах последних лет встречается чаще, чем с родительным падежом и выражает цель, ради которой совершается действие, и причину действия.
Это, вероятно, объясняется влиянием на лезгинский язык соседнего кумыкского языка, в котором в данном значении, как правило, выступает именительный падеж с послелогом учун - за, для, ради1. Причем так же, как в кумыкском языке, часто с послелогом в лезгинском языке выступает масдар».
Примеры, приводимые У. А. Мейлановой [там же: 46], иллюстрируют и модель, которую мы квалифицируем в качестве глагольной, поскольку в целевом обороте выступает масдарная форма, ср.:
Гъар са касди яхъ мукалар, Къуз виш чуъл атіун патахъай [С. С] Берите каждый серпы для того, чтобы в день собирать по сто снопов; Гъезиди буровой мастер - вилин тівар къачун патал югъ-йиф талгъана ківалахзавай [Альм. 1949] 1 Н. К. Дмитриев. Грамматика кумыкского языка, Москва - Ленинград, 1940 г., стр. 88. Гази день и ночь работал, чтобы заслужить звание бурового мастера. Пример именного типа может отчасти служить и примером совпадения целевого и причинного значений, хотя последнее здесь, на наш взгляд, выражено довольно слабо: Са кіус недай фу паталди, Чун чалишмиш жедай кьван [А. Мут.] За кусок насущного хлеба (= из-за куска...) мы выбивались из сил.
В именном типе целевого оборота возможно выделение нескольких разновидностей целевого значения.
О собственно целевом значении можно говорить в тех случаях, когда предложение допускает интерпретацию вида: «Целью действия X является (наличие, существование, получение, достижение) Y» . Ср.: Зегьметчийрин азадвал патал Мустафади вичин жегъил ччан... къурбанд авунва [А. А.] Ради свободы трудящихся Мустафа... пожертвовал свою молодую жизнь.
В данном примере употребление в целевом обороте абстрактного отадъективного имени допускает также предикативную интерпретацию оборота: «чтобы трудящиеся были свободны». Ср. также: ...вуна а гъалибвал патал вуч ийизва?! [С. М.] ...Ты для этой победы (= чтобы мы победили) что делаешь?! , Это же значение может быть выделено в примерах, которые предполагают интерпретацию вида: «Целью действия X является действие по отношению Y». Ср.:
Ччилин са чіиб патал са халкъ Маса халкьдал къарагъда [И. Гь.] Ради одной пяди земли (= чтобы получить одну пядь земли) один народ поднимается на другой.
Аналогичное отношение представлено в следующем примере: Ирид багъдиз яд гузава, Са къизилгуъл цуък паталди [Л. ф.] Орошаются семь садов ради одного цветка розы (= чтобы вырастить один цветок).
По-видимому, как обстоятельство цели можно рассматривать ту же конструкцию, но с бенефактивным значением, т. е. конструкцию, которая предполагает следующую интерпретацию: «Целью действия X является возможность использовать его результаты Y-ом». Здесь, как правило, в качестве субстантивного компонента целевого оборота выступают существительные - названия людей:
Именные формы с причинным значением
По словам У. А. Мейлановой [1960: 142], исходный IV падеж имен, образованных при помощи суффикса -вал, выражает причину, вследствие которой совершается действие, и отвечает на вопросы: «почему», «отчего»: Зи балкіандивай яхунвиляй къекъвез жезвач [Услар] Моя лошадь от худобы не может ходить; Ам кичіевиляй пагъ атіана амукьна [разг.] Он от испуга оцепенел. Абуру шадвиляй, гъеле чіалахь тахьана, мягьтелвилер ийизвайла, Ада абуру з лагъана.. .[Лука 24-41] And while they still did not believe it because of joy and amazement, he asked them... Когда же они от радости еще не верили и дивились, Он сказал им... Следует заметить, что этот способ выражения причинного значе ния является достаточно регулярным и используется в глагольном типе (см. раздел «Номинализованные формы»).
Помимо абстрактных слов на -вал, в число слов, способных образовывать формы с причинным значением, включаются лексемы хъел гнев, зло ; язух жалость и др. [там же]:
Бубадин ракіарихь гадрай аял, язухдай къунши папа къахчунай [С. С] Ребенка, подброшенного к дверям отца, из жалости подобрала соседка; Ада вичин валчагъ куківарун хъиляй я [Услар] Он в гневе (= от гнева) разорвал свой бешмет. Ср. также: И кар ада ви гьуьрметдай авуна [М. Г.]
Это он сделал из уважения к тебе . В библейских текстах причинное отношение может передаваться устойчивыми сочетаниями с предлогами, для которых выражение причинных значений в целом не характерно: Whoever welcomes one of these little children in my name welcomes me [Марк 9-37]
Ни Зи хатурдай ихътин аялрикай сад жуванди яз кьабулайтіа, гъада Зун кьабулзава (букв, из уважения ко Мне) кто примет одного из таких детей во имя Мое, тот принимает Меня. В английском наиболее употребительным средством выражения обстоятельства причины является конструкция с предлогом for «из-за, благодаря»: Не was famed for great knowledge and skill in horsemanship, being as dexterous on horseback as a Tartar [W.I.]
Он был известен благодаря своему знанию и искусству верховой езды, будучи столь же ловким на лошади, как татарин.
У. А. Мейланова в качестве средства выражения причинного отно-шениия выделяет также исходный I падеж, который выступает в именной части в составном сказуемом с глаголом связкой я есть и туш нет : «В форме исходного 1 падежа именная часть составного сказуемого приобретает значение причины, т. е. указывает, что данное лицо или предмет являются причиной действия» [Мейланова 1960: 89]:
Ада валчагъ икъеан фад куківар хьун, ам гизаф экъуьнвай я [Услар] Его бешмет так быстро разорвался оттого, что он много ходит (от частого хождения); Булахдин яд къана амукъун, Иифиз къвайи чигедвай я; Чун чаз тахьун, ччан кіани яр, Къве мез авай дидедвай я [Л. ф.]
Вода родника остается холодной из-за выпавшей ночью росы; мы не принадлежим друг другу, милый возлюбленный, благодаря двуличной матери (букв, двуязычной) Къе чими тахьун гарувай я [разг.] Сегодня не теплеет из-за ветра (по причине ветра); Чи армиядиз вич гъиниз физватіа чир хьунин фактни гъа и карди-вайя [«Зн. соц.»] В этом заключается причина (это является причиной) того факта, что наша армия знает, куда она идет.
Совмещенные способы выражения причинного и целевого значений
Совмещение субъектного и причинного значений происходит в тех случаях, когда в роли субъекта (в форме эргативного падежа) выступает название неодушевленного объекта, обычно сил природы, некоторого состояния и т.п. Ср.:
Садвал тахьуни гъикъван Кьулухъ яна Негьрудин крар (Ибр.Г.) Как (сильно) затормозило дела Неру отсутствие единения! (= поскольку отсутствовало единение, дела Неру сильно затормозились); Адан шиирри фронтда чи аскерар ашкъилу шиз, абрук мадни уьткемвал кутаз хъана [М.Г.] Его стихи воодушевляли наших бойцов на фронте, придавали им еще больше мужества (= из-за его стихов...); Адан эрч1и гъил фашистрихъ галаз тухвай къати женгера Харков-дин къвалав гитлерчийрин гуьлледи галуднай [А. А.] Его правую руку оторвала пуля (= оторвало из-за пули) гитлеровцев в жестоких боях под Харьковом; Ида Гьажидив ашкьидин дерт чіугваз тазвай [А.И.] Это заставляло Гаджи терпеть любовную муку (= из-за этого Гаджи терпел...); И кьвед лагъай девирда хьайи политический вакъиайри, адав са гзаф ціийи крариз фикир гуз туна [М.Г.]
Политические события, происшедшие в этод второй период, заставили его задуматься о многом (= из-за событий... он задумался); Кхъин тавун намусди кьабулнач [А. А.] Не писать совесть не дает (= из-за совести приходится писать).
Наличие причинного компонента в субъектной семантике проявляется и при межъязыковом сопоставлении. Так, в следующем примере английский и русский переводы интерпретируют соответствующее отношение как причинное, в то время как лезгинский передает его как субъектное:
Рикіе авайди мецел жеда [Лука 6-45] For out of the overflow of his heart his mouth speaks От избытка сердца говорят уста его. Буквальный перевод лезгинской фразы: На сердце имеющееся на языке бывает. Имплицитное причинное значение выявляется и при совпадении «субъектных стратегий» в сопоставляемых языках: Nothing outside a man can make him unclean by going into him. Rather, it is what comes out of a man that makes him unclean [Марк 7-15] Къецяй инсандин къенез физвай гьич са затіуниеайни ам мурдар ийиз жедач, инсан мурдар ийизвайди адай вичяй акъатзавай крар я ничто, входящее в человека извне, не может осквернить (= быть причиной осквернения) его; но что исходит из него, то оскверняет (= является причиной) человека.
Сходные примеры были рассмотрены М. Е. Алексеевым на материале арчинского языка с помощью трансформационного метода, ср. «В конструкциях СуШорг+СуЩим. +Гл трансформация (2) (эргатив — номинатив. - И.С.) оказывается не всегда возможной. На это указывает ряд примеров. Приведем один из них: дурули бошор мукерши ви «лекарство мужчину вылечило», но невозможно дуру бошор мукерши и. Это вызвано тем, что в данном случае эргативный падеж оформляет не имя субъекта переходного действия, а имя, обозначающее причину, вызвавшую непереходное действие» [Алексеев 1979: 87]. В то же время для подобных примеров оказываются возможными другие трансформации, в частности каузативная, а также преобразование эргатива в аблатив. Ср.:
Киноли зон махірун ав //Кинолиттиш зон махірун евтти Из-за кино я опечалился; Товмун аікьуілли марчи хіайран ав // Товмун аікьуіллиттиш марчи хіайран евтти Его уму все удивились [там же: 89]. Другой пример субъективизации причинного значения также демонстрирует субстантивацию зависимой предикативной формы с причинным значением (обычно такой сдвиг может иметь место при совпадении субъектов у главного и зависимого глаголов).
Гъуълягъди ердаз епиникай кичіе жеда Укушенный змеей веревки боится (веревки боится из-за того, что был укушен змеей). Как видно из примеров, такая субстантивированная форма в лезгинском языке может быть оформленной различными падежами, пред полагая номинативное, эргативное и дативное построения. Следующий пример демонстрирует интерпретацию субъектного отношения в английском языке и как причинного в русском переводе: ...Leontyne Price turned this into one of the greatest "Aida s" I have ever seen (newsp.) Благодаря участию Леонтин Прайс это была одна из самых лучших постановок «Аиды», которые я когда-либо видел. «Субъектной стратегии» в сочетании с прономинализацией английского языка может соответствовать отношение следствия в русском: Не got up, took his mat and walked out in full view of them all. This amazed everyone [Mark 2-12] AM гьасятда къарагъна, вичин месни къахчуна, виридан втикай тіуз хьфена. Анал алайбур вири мягьтел хьанвай.
Он тотчас встал и, взяв постель, вышел перед всеми, так что все изумлялись В лезгинском две предикативные структуры представлены как независимые предложения с имплицитным причинным отношением.
Аналогичные соотношения фиксирует В. Г. Гак [2002: 46], обсуждая проблемы русско-французского перевода: «К глаголам, использующимся в служебной функции с целью изменить залоговую характеристику сказуемого, во французском языке относятся глаголы /aire (делать), laisser (позволить), voir (видеть), которые в сочетании с инфинитивом образуют аналитическое сказуемое, позволяющее произвести актантную трансформацию. Например: От неожиданности (ВТО) он вздрогнул - La surprise (BTS) La fait sursauter (букв. «Неожиданность заставила его вздрогнуть»); La pluie пе те laisse pas sortir (BTS) (букв. «Дождь не позволил мне выйти из дома») - Из-за дождя (ВТО) я не могу выйти...»
Выражение причинно-целевых отношений в сложносочиненных предложениях
Сложносочиненное предложение отчасти демонстрирует отношения, аналогичные предложениям с использованием форм временного подчинения. Так, временная последовательность событий в следующем примере может быть проинтерпретирована и как причинно-следственная: Рагъ жьечіна, ва садлагъана гьаваяр чими хъана Солнце взошло и сразу стало жарко; Нянин сятдин ціудаз тревога малумарна ва полкунин вири аскерар ва командирар, тадиз яракьар къачуз, физ площаддал жергеда акъвазна [С. М.]
В десять часов вечера объявили тревогу, и все солдаты и командиры полка, быстро взяв оружие, построились на площади. В следующем примере использование в русском переводе деепричастия усиливает причинную семантику, представленную в английском оригинале в неявном виде: She never used scent, and she had always thought it rather fast, but Eau de Cologne was so refreshing [S. M.] Она никогда не душилась, считая это признаком известного легкомыслия, но одеколон — другое дело, он так приятно освежает. Сопоставление средств выражения идентичной семантики в рассматриваемых языках, показывает возможность выражения целевого значения сложносочиненным предложением. Ср.:
Им Аллагъди залай инсанрин рахшандар алудун паталди авунвайди я [Лука 1-25] In these days he has shown his favor and taken away my disgrace among the people (перефразировано в посессивное отношение) так сотворил мне Господь во дни сии, в которые призрел на меня, чтобы снять с меня поношение между людьми.
Как видим, русский язык использует в данном случае ту же, т.е. эксплицитную модель выражения целевого значения, что и лезгинский, а именно союз чтобы = лезг. паталди, в то время как английский в качестве средства выражения избирает союз and, при котором целевое выражение оказывается имплицитным.
Разные способы выражения целевого значения (рус. для, англ. and) налицо в следующем примере: атирдин ни галай гум чукіурун и гъилера чпинай Закариядал ават-на [Лука 1] he was chosen by lot, according to the custom of the priesthood, to go into the temple of the Lord and burn incense досталось ему войти в храм Господень для каждения. В лезгинском переводе соответствующий фрагмент текста оказался невыраженным.
Способы передачи целевого значения в сопоставляемых языках оказываются различными и в рамках поверхностной его реализации в качестве временного. Ср.: Тилмизри Иса ахварай авудна [Лука 8-24] The disciples went and woke him И, подойдя, разбудили Его.
Как видим, здесь сопоставляемые языки используют сочинительную (англ.) и деепричастную (рус). В лезгинском переводе фрагмент, соответствующий основному (нецелевому) действию, оказался невыраженным.
Использование союза «и» в сопоставляемых языках предполагает в некоторых случаях наличие причинно-следственной связи между компонентами сложносочиненного предложения, где второй компонент выражает следствие ситуации, выраженной первым компонентом:
Ада Вичин чіехи ихтиярдалди чіуру чинерриз буйругьар гузва ва абурни Адан чіалаз килигзава [Лука 1-22] With authority and power he gives orders to evil spirits and they come out Он со властью и силою повелевает нечистым духам, и (поэтому) они выходят. Как видим, на поверхностном уровне целевое и причинное отношения могут быть закодированы различными синтаксическими способами, в которых на первом плане выступают иные семантические связи, в то время как о семантике причины или цели в таких случаях можно говорить лишь на основе определенных синтаксических преобразований. В лезгинском языке к рассмотренным способам выражения целевой семантики следует добавить использование деепричастных конструкций, соответствующих русским и английским сочиненным конструкциям. Так, в нижеследующем примере глагол движения принимает форму деепричастия, передающего предшествующее действие, а смысловое обстоятельство цели выступает как главное (матричное) предложение. В русском языке такой конструкции соответствует сочинительная конструкция:
За исятда фена гъа и хци крчаралди асландин тахт чукіурда... [Л.Х.] Я сейчас пойду и этими острыми рогами разрушу (букв, пойдя, разрушу) трон льва... Смысловая структура данного предложения, на наш взгляд, имеет следующий вид: «Я сейчас пойду, чтобы этими острыми рогами разрушить трон льва...».
