Содержание к диссертации
Введение
Глава I Вокализм маньчжурского языка
Глава II Нелабиализованные гласные
ИЛ Гласный а
П.2 Гласный е
П.З Гласный і
П.3.1 Гласный і мягкого ряда
Н.3.2 Гласный і твердого ряда
ІІ.З.З Перелом гласного і
Глава III Губные гласные
ПІЛ Гласный о
Ш.2 Гласный и
Ш.2.1 Гласный и мягкого ряда
Ш.2.2 Гласный и твердого ряда
Ш.2.3 ПТМ. *ц>ма. й
Глава IV. Рефлексы губных гласных
IV.1 Протезы и эпентезы
IV.1.1 Ма. *о > wa
IV.1.2 Ma. *u >wa
IV.2 Развитие u (мягкого ряда) '-
IV.3 Рефлексы и (твердого ряда)
IV.3.1 ПТМ. *и > ма. о
IV.3.2 ПТМ. *и>ма. і
Глава V Комплексы со слабым согласным
V.1 ПТМ. V > ма. VwV
V.2 ПТМ. VyV > ма. VwV
V.3 ПТМ. VyV > ма. V
V.4 ПТМ. VbV > ма. VbV
V.5 ПТМ. VpV > ма. VfV
V.6 ПТМ. VyV > ма. Vj(V)
V.7 ПТМ. Vb > ма. о ~ оо
Глава VI Дифтонги и сочетания гласный + согласный
VIЛ Дифтонг *ai
VI.2 Сочетание *aj
VI.3 Дифтонг *ei
VI.4 Сочетание *ej
VI.5 Сочетание *uj
VI.6 Сочетание *ib и маньчжурский дифтонг io иного происхождения
Заключение
Сокращения
Список использованной литературы
Введение к работе
Вопросы сравнительно-исторической фонетики маньчжурского языка до сих пор остаются наименее изученными в тунгусо-маньчжуроведении, хотя многими поколениями исследователей уже накоплено достаточно материала по современным тунгусо-маньчжурским языкам. В настоящее время не существует обобщающего труда, подробно освещающего эти вопросы, а имеющиеся работы посвящены лишь отдельным аспектам исторической фонетики маньчжурского языка. Связано это с тем, что исследователи интересовались маньчжурским языком, в первую очередь, в связи с изучением монгольских или тюркских языков, отыскивая в нем те элементы, которых не хватало для установления алтайского родства, и тем самым стараясь определить место маньчжурского языка в построенной схеме алтайского праязыкового развития.
Проблемы исторической фонетики маньчжурского языка заключаются в том, что маньчжурская ветвь тунгусо-маньчжурских языков отделилась раньше, чем тунгусская от амурской. Население, говорившее на языках этой ветви (маньчжурской), находилось в изоляции от носителей других тунгусо-маньчжурских языков и в контакте с носителями языков других семей. Из-за этого наблюдаются специфические соответствия с другими тунгусо-маньчжурскими языками, что до сих пор объяснено не до конца или только в общих чертах. Фонетика маньчжурского языка, к сожалению, до сих пор не находится в центре внимания исследователей, тогда как в области сравнительно-исторического исследования тунгусо-маньчжурских языков она (фонетика маньчжурского языка) представляет огромный интерес и может служить надежной основой для дальнейших исследований. Маньчжурский язык признается наиболее архаичным не только потому, что он является единственным старописьменным языком в тунгусо-маньчжурской языковой семье (за исключением мертвого чжурчженьского), но и по тем древним языковым особенностям, которые он сохранил. Однако очевидно, что в любом языке наряду с архаизмами всегда существуют инновации, это имеет отношение и к маньчжурскому языку.
Целью данной работы является исследование исторического развития гласных первого слога в маньчжурском языке. Исследование гласных звуков, особенно в первом слоге, представляет немаловажный интерес с точки зрения исторической фонетики, поскольку в маньчжурском, как и вообще в алтайских языках, гласный первого слога базового корня обычно играет смыслоразличи-тельную роль и определяет соответственно рядность слова и наращение аффиксов к односложным словам. Этим обусловлено и совершенно различное фонетическое соотношение гласных в первых слогах и гласных в непервых слогах. Для гласных непервых слогов характерна некоторая неустойчивость и синтагматическая предопределенность, являющаяся следствием существования таких явлений, как, например, гармония гласных. Этим обоснован выбор столь узкой темы, как историческое развитие гласных первого слога в маньчжурском языке, выступающих в сильной позиции, т.е. в тех условиях, в которых менее всего сказывается влияние позиционных и комбинаторных факторов. Кроме того, в работе рассматриваются комплексы с так называемыми слабыми согласными, это вызвано тем обстоятельством, что в некоторых языках имеется долгий гласный в первом слоге, в то время как в других родственных языках ему соответствует комплекс со слабым согласным в положении между гласными.
Исходя из вышесказанного достижение данной цели может быть реализовано путем решения следующих задач: описание вокализма маньчжурского языка в первом слоге; исследование эволюции отдельных звуков, репрезентирующих вокализм праязыка в маньчжурском; выяснение того, какие фонетические инновации произошли в языке; анализ изменений самого вокализма маньчжурского языка; объяснение того, каким образом происходили эти процессы, в некоторых случаях — с реконструкцией праманьчжурского языкового состояния.
Изучение маньчжурского языка в основном связано с его письменной формой, важную роль здесь сыграл политический фактор, поскольку до 1912 г. переписка с Китаем велась наряду с китайским и на маньчжурском языке. Значительную роль в изучении маньчжурского языка сыграли русские ученые, однако большинство их трудов не опубликовано и сохранилось лишь в рукописях. Тогда как, например, грамматики, написанные A.M. Орловым [1873], И. Захаровым [1879], до сих пор не потеряли научной ценности, они положили начало русской маньчжуроведческой школе.
Первым трудом, заложившим основы научного изучения всех тунгусф-маньчжурских языков, была работа М.-А. Кастрена [1856], в предисловии которой приводятся сопоставления эвенкийских и маньчжурских звуков. Работа М.-А. Кастрена привлекла внимание других ученых, занимавшихся исследованием монгольских, тюркских, финно-угорских языков, что повлекло за собой появление алтаистики как отрасли сравнительного языкознания.
На Западе тунгусо-маньчжурские языки также не остались без внимания, их изучению посвящены работы В. Шотта [1836], Г.К. Габеленца [1832], Л. Адама [1873]. В. Банга [1890], которые уделяли внимание изучению отдельных языков. В конце XIX в. появилась работа В. Грубе, который дешифровал мертвый чжурчженьский язык [Grube 1896], благодаря находке в Китае рукописи конца XIV в. «Хуа-и и-юй» («Китайско-варварский словарь»), содержащей около 900 слов и словосочетаний в записи чжурчженьскими иероглифами, в транскрипции и переводе на китайский язык. Сопоставления чжурчженьского с другими языками, проведенные В. Грубе, выявили многочисленные схождения с маньчжурским, в том числе такие прцзнаки, которые отделяют оба эти языка от остальных тунгусо-маньчжурских языков, что позволило отнести его к южной группе тунгусо-маньчжурских языков. Однако сходства могут, вероятно, объясняться поздней записью транскрипции, испытавшей влияние маньчжурского [Ligeti 1953, 1961]. В целом же материал чжурчженьского языка, несмотря на ряд последующих изданий [Yamaji 1956; Капе 1989 ], еще недостаточно привлекается в тунгусо-маньчжуроведении.
В конце XIX в. В. Грубе был опубликован ульчский словарь с параллелями из маньчжурского, чжурчженьского, эвенкийского, эвенского, солонского и орочского языков [Grube 1900].
Значительную роль в изучении тунгусо-маньчжурских языков сыграли советские ученые, исследования которых посвящены фонетике, грамматике, лексике, диалектологии: В. А. Аврорин [1948, 1959, 1978, 1981], Е. П. Лебедева [1939, 1978], Г.М. Василевич [1934, 1958], В.А. Горцевская [1936], Е.Р. Шней-дер [1936, 1937], Т.И. Петрова [1936, 1941, 1960, 1967], О.П. Суник [1962, 1985] и др.
Внимание зарубежных маньчжуроведов устремлено по преимуществу на маньчжурскую письменность. Хорошо известны работы П. Шмидта [1932], Э. Хэниша [1961], Л. Лигети [1952, 1960], Э. Хауэра [1952-1955], Д. Синора [1953], К. Менгеса [1971] и другие, особо следует отметить вклад в маньчжури-стику китайских ученых [Li The-ch i 1931; Aixin Jueluo, Wula Xichun 1983; An Jun 1985].
В основном же материалы по фонетике тунгусо-маньчжурских языков наряду с данными других алтайских языков привлекались лишь в работах, посвященных более общим проблемам алтаистики, это основополагающие работы: Г.И. Рамстедта [1916-1920, 1924, 1928, 1951, 1957],-Н.Н. Поппе [1924, 1926, 1952, 1958, 1960, 1966, 1972, 1974, 1983], В.И. Цинциус [1970, 1972, 1982, 1984], а также к числу работ, посвященных этой теме, можно отнести исследования Г.Д. Санжеева [1930, 1931], Г.М. Василевич [1934, 1958], Г. Дёрфера [1963, 1975, 1978, 1985], Л. Лигети [1952, 1953, 1954, 1961], М. Рясянена [1920, 1923, 1949, 1953, 1955, 1957, 1961], К. Менгеса [1968, 1978, 1984], Ли Ки-Муна [1958] и др.
Из современных работ, посвященных этой проблеме, необходимо указать работы О.А. Мудрака [1985, 1988, 1989, 2002], А.В. Дыбо [1988, 1989, 1990, 1993, 1995, 1997], А.А. Бурыкина [1985, 2000, 2004], С.А. Старостина [1975, 1995], Р.А. Миллера [1971, 1975, 1987, 1998], В. Розицки [1993, 1994], А. Бовина [1997] и др.
В настоящее время имеются две работы, посвященные реконструкции фонетики тунгусо-маньчжурских языков. Первая из них - классическая и наиболее известная, являющаяся значительным вкладом в изучение тунгусо-маньчжурских языков: Цинциус В.И. Сравнительная фонетика тунгусо-маньчжурских языков. Л., 1949; автором на основе анализа системы гласных и согласных тунгусо-маньчжурских языков были выявлены звуковые соответствия между языками и составлена сводная система вокализма и консонантизма тунгусо-маньчжурских языков. Другой работой, посвященной фонетической реконструкции тунгусо-маньчжурских языков, является работа И. Бенцинга: Benzing J. Die tungusischen Sprache: Versuch einer vergleichende Grammatik. Wiesbaden. 1956.
Исследование вопросов по исторической фонетике маньчжурского языка облегчается наличием работ по общей фонетике тунгусо-маньчжурских языков и современных разработок в алтаистике, результаты которых кардинально изменили фонетико-фонологическую реконструкцию праалтайского языка [см. Алтайский этимологический словарь (Starostin S.A., Dybo A.V, Mudrak O.A. An Etymological dictionary of Altaic Languages. Leiden, Brill. 2002. В данной работе EDAL)].
В настоящей работе впервые сделана попытка исследования гласных маньчжурского языка с упором на развитие маньчжурской исторической фонетики, которой до сих пор были посвящены только отдельные рамочные заметки по соответствию тунгусо-маньчжурских языков. Накопленный материал по современным тунгусо-маньчжурским языкам позволяет сделать обобщающий анализ развития гласных первого слога не только маньчжурского, но и вообще тунгусо-маньчжурских языков, показав в сравнительно-историческом плане их развитие, и попытаться найти причины как экстралингвистического, так и ин-тралингвистйческого характера, вызвавшие столь значительные изменения в маньчжурском языке.
Уточнение соответствий фонетики маньчжурского языка с остальными тунгусо-маньчжурскими языками позволит в определенных случаях исправить и дополнить тунгусо-маньчжурскую реконструкцию, что очень важно для ал-таистики.
Основными источниками исследуемой лексики послужили: Сравнительный словарь тунгусо-маньчжурских языков. Т. 1-Й. М., 1975-1977; а также опубликованные работы по тунгусо-маньчжурским языкам, а именно: Цинциус В.И. Сравнительная фонетика тунгусо-маньчжурских языков. Л., 1949; Цинциус В.И. Этимологии алтайских лексем с анлаутными придыхательными смычными губно-губным "п" и заднеязычным "к 7/Алтайские этимологии. Л., 1984; Захаров И. Полный маньчжурско-русский словарь. СПб., 1875; Санжеев Г.Д. Маньчжурско-монгольские языковые параллели. ДАН, 1930. № 8, 9; материалы по чжурчженьскому языку даны по работам:-Мудрак O.A. К вопросу о чжур-чженьской фонетике//Языки Азии и Африки: Фонетика. Лексикология. Грамматика. М., 1985; он же: Знаки чжурчженьского письма//Синхрония и диахрония в лингвистических исследованиях. М., 1988, эти труды существенно уточняют звучание чжурчженьских иероглифов; использованы и другие словари по этим языкам, а также опубликованные диалектологические работы. Материалы по маньчжурскому и другим тунгусо-маньчжурским языкам даны в русской транскрипции согласно «Сравнительному словарю тунгусо-маньчжурских языков» [1975-1977], измененной лишь в отдельных случаях для разграничения некоторых исторических фонем, в необходимых случаях дается общепринятая транслитерация маньчжурских слов на русской основе, в основном по словарю И. Захарова.
Значение диакритических знаков: над гласной - долгота ( в некоторых случаях долгота обозначена знаком - ":", например, ае: — долгое ае); над гласной - назализация; • над гласной - твердорядность; перед гласной - прерывность; над гласной - ударение; после согласной - палатализация; буквой ъ передается редуцированный ы-образный гласный мягкого ряда (типа э); ъ - редуцированный ы-образный гласный твердого ряда (типа а) [ТМС, с. XXI].
Монгольский лексический материал приводится в основном по словарям: Ramstedt G.I. Kalmukisches Worterbuch. Helsinki. 1976; Калмыцко-русский сло варь. М., 1977; Большой академический монгольско-русский словарь. Т. 1-ІV. М., 2001, и другие, а также по работам Г.И. Рамстедта-[1906, 1907, 1912, 1916], Н.Н. Поппе [1927, 1933-37, 1938, 1950, 1955, 1956, 1959, 1973], Б.Я. Владимирова [1929], Л. Лигети [1960, 1962], С. Мартина [1961], Б.Х. Тодаевой [1961, 1964, 1973, 1981, 1986] по изолированным монгольским языкам, и другим словарям и работам по этим языкам.
Основным источником тюркской лексики послужили работы: Севортян Э. Этимологический словарь тюркских языков. Т. I—III. М., 1974-1980; Т. IV-VI. М., 1989-2000 (более подробно см. список литературы); Древнетюркский словарь. Л., 1969; Сравнительно-историческая грамматика тюркских языков. Лексика. М., 2001, и другие словари по этим языкам.
Корейский и японский материал дается по работам Г.И. Рамстедта [1949, 1954, 1982]; С. Мартина [1966, 1987, 1996], С.А. Старостина [1991].
Особое внимание было уделено Алтайскому этимологическому словарю (EDAL), поскольку большая часть алтайских параллелей даются по этому словарю.
Для анализа привлекались главным образом исконно тунгусо-маньчжурские лексемы из основного словарного фонда, лексический материал без маньчжурских соответствий не рассматривался, даже если он имеет параллели в других алтайских языками, например: Эвенк, нири н ирй позвонок, позвонки; позвоночник, хребет (спинной); филейная часть мяса; Сол. нэрдэ позвонки; позвоночник, хребет (спинной); хребет (горный); Эвен, н йрй (н ери, н аерй) спина; позвоночник, хребет (спинной); хребет (горный), перевал; Нег. нйкта нй] йкта [ нирйкта] позвоночник; костяк (рыбий); Ороч, н йкта [ н иіикта нирикта] позвонок; позвоночник, хребет (спинной); Уд. н йкта [ н и]икта нирикта] позвонок; позвоночник; Ульч. н ер ацта н йрйацта н йрйцта позвоночник, хребет (спинной); Орок. н йрйкрга позвоночник, хребет (спинной); Нан. н йрйкта позвоночник, хребет (спинной).
ср.-мо. niri un niru un спина; позвоночник; п.-мо. niruyu(n) спина; позвоночник; монг. нуруу(н) спина; позвоночник, хребет (спинной); хребет (горный); бур. нюрга(н) спина; позвоночник, хребет (спинной); хребет (горный); калм. нуріїан спина; позвоночник, хребет (спинной);
др.-тюрк. ji raja налево, в северной стороне (первоначально - сзади спины). ТМС I, 639-640. Также см.: EAS 76-77; KW281; Рорре 39, 116, 134; Колесникова 1972, 88-89; Дыбо 306).
В заключение необходимо сказать несколько слов о классификации тунгусо-маньчжурских языков и самом маньчжурском языке. По генеалогической классификации языков, маньчжурский язык относится к тунгусо-маньчжурской группе, которая вместе с монгольскими, тюркскими, корейским и японским языками образует так называемую алтайскую семью языков. Тунгусо-маньчжурскими языками принято называть близкородственные языки, на которых говорят (или говорили в прошлом) племена и народности, проживающие на территории северо-восточной Азии, в районах Сибири и Дальнего Востока: эвенки (тунгусы), эвены (ламуты), нанайцы (гольды), нани (ульчи), удэ (удэгейцы), ульта (ороки), орочи, негидальцы - на территории России, солоны, маньчжуры, сибинцы (сибо), орочоны, хэчжэ - в Китае. Большинство языков состоят из различного рода диалектов, наречий и говоров [Суник 1993, 43].
Родство тунгусо-маньчжурских языков проявляется во всех элементах структуры каждого из засвидетельствованных языков или диалектов: в фонетике, морфологии, синтаксисе, лексике. Фонетические сходства и различия между языками сводятся к регулярным соответствиям при относительно небольших вариациях в составе звуков по отдельным языкам. Имеются значительные расхождения в лексике между языками, что объясняется различными иноязычными влияниями. Однако, основной и наиболее употребительный слой лексики всех известных тунгусо-маньчжурских языков характеризуется большой общностью.
Классификация тунгусо-маньчжурских языков в лингвистической литературе была впервые предложена еще Л. Шренком [1883, 296], который разделил их на четыре подгруппы. Две из них он отнес к южной, или маньчжурской (даурский, солонский и маньчжурский, гольдский, орочский), остальные - к северной, или сибирской, группе (орокский, негидальский и пр.). Классификация, предложенная Л. Шренком, имела недостатки, однако в дальнейшем она сыграла положительную роль в установлении общей близости тунгусо-маньчжурских языков, в нее были внесены значительные поправки [Шмидт 1930, 30; Цинциус 35]. Так, например, позже Л.Я. Штеренбергом была предложена классификация по самоназванию народов [1933, 4], он разделил их на южную группу, куда входил только маньчжурский, и северную со всеми остальными языками [там же 6-7; а также см.: Суник 1959, 333-334; 1962, 16-24; Василевич 1960]. Иная классификация имеется у В.А. Аврорина, который разбивает тунгусо-маньчжурские языки на северную и южную группы, а маньчжурский выделяет в отдельную ветвь [Аврорин.1959, 3-4], подобного деления придерживается Г. Дёрфер. По его мнению, вначале пратунгусо-маньчжурский язык разделился на две ветви, а позднее из второй выделилась третья, представленная маньчжурским и чжурчженьским языками [Doerfer 1975, 62; 1978, 6]. Имеются и другие варианты классификаций [Хелимский 1990, 523-524].
К настоящему времени в той или иной степени изучены и описаны одиннадцать языков тунгусо-маньчжурской группы, в современной литературе принято выделять: эвенкийский, эвенский, солонский, негидальский, орочский, удэйский, орокский, ульчский, нанайский, маньчжурский и мертвый чжур-чженьский. Для наглядности необходимо привести одну из распространенных лингвистических классификаций, приведенных в работе В.И. Цинциус, без учета чжурчженьского языка [Цинциус 35]:
Северная группа
эвенкийский
эвенский
солонский
негидальский
Южная группа
орочский удэйский орокский ульчский нанайский маньчжурский
Между тем в данной работе используется несколько иное деление тунгусо-маньчжурских языков. Так, например, орочский и удэйский, вероятно, зани мают промежуточное положение, однако по ряду признаков их необходимо все же отнести к северной ветви тунгусо-маньчжурских языков [Кормушин 1982, 153-166; Цинциус 89-90]. Материал, используемый в работе, и сравнительно-сопоставительный анализ в области фонетики тунгусо-маньчжурских языков с достаточным основанием предполагают следующее деление этих языков: в соответствии с установившейся традицией - на северную и южную группы и третью - маньчжурскую. Подобное деление языков не представляется принципиальным, а имеет лишь вспомогательный характер:
1. северная, сибирская или тунгусская (эвонкийская);
2. южная, амурская или нанийская;
3. маньчжурская.
Основанием для такой классификации служат прежде всего следующие фонетические признаки, делящие их на три группы:
рефлексы праалтайского анлаутного ph - Ma. f, СТМ h х в, ЮТМ р [Ramstedt 1916; Цинциус 148-155; АЭ 17-75];
отражение праалтайского к - Ма. о, СТМ о, ЮТМ х ( s перед і) [Ramstedt 1916; АЭ 17-75];
рефлекс ПТМ. rj - Ма. у о, СТМ rj, ЮТМ q [Цинциус 239-240].
Таким образом, рассмотренные фонетические соответствия довольно четко разбивают тунгусо-маньчжурские языки на три группы:
Северная Южная Маньчжурская (сибирская или тунгусская) (амурская или нанийская) эвенкийский орокский маньчжурский эвенский ульчский чжурчженьский солонский нанайский негидальский орочский удэйский
Также тунугсо-маньчжурские языки делятся на старописьменные (маньчжурский), младописьменные (эвенкийский, эвенский, нанайский) и бесписьменные (негидальский, орокский, орочский, ульчский, удэгейский).
Относительно маньчжурского языка и возникновения его письменной формы можно сказать следующее: маньчжурский язык представляет собой вместе с чжурчженьским отдельную подгруппу этой семьи (см. выше). Это один из старописьменных языков, сохранившийся в обширной литературе, ксилографической и рукописной. Маньчжуры заимствовали письменность у монголов, что тесно связано с их появлением на политической арене в конце XVI в., когда в период консолидации маньчжурской народности под предводительством племенного вождя Нурхаци (1559-1626) на северо-востоке Китая было основано военно-феодальное государство Маньчжу гурунь со столицей в Мукдене, а после завоевания Китая и основания последней правящей династии Цин - в Пекине (1644-1911). Первое время маньчжуры для ведения государственных дел и сношений с соседними государствами использовали монгольский язык и монгольскую письменность, которая получила развитие в период образования монгольской империи Чингис-хана и господства династии Юань в Китае в XIII-XIV вв.; монголы заимствовали письменность у уйгуров и приспособили под свои нужды уйгурскую систему письма, восходящую, в свою очередь, к сирийской, которая получила в маньчжурской письменности свое дальнейшее усовершенствование и развитие. Позже, в 1599 г., по приказу Нурхаци ученый Эрдени-бакши и министр Гагай-заргучи приспособили монгольский алфавит к маньчжурскому языку без каких либо изменений, и пользовались до 1632 г. [Crossley 1997, 208; цит. по: Gorelova 7, 50]. Однако монгольская письменность не отражала всех звуков маньчжурского языка, и поэтому в 1632 г. ученым Да-хаем монгольский алфавит был усовершенствован путем введения дополнительных диакритических знаков (точек и кружков), что дало возможность использовать при написании для каждого звука маньчжурского языка отдельную букву, в дополнение были введены десять графем для обозначения китайских и санскритских заимствований [Пашков 11-13]. Хронологические рамки письменности маньчжурского языка можно указать с достаточно высокой степенью точности: писать по-маньчжурски начали в самом конце XVI в., потребность в письменном языке, использовавшемся в основном чиновниками, отпала в 1911 г. с падением маньчжурской династии Цин.
Направление маньчжурского письма вертикальное, сверху вниз, со строками, следующими слева направо, каждая буква имеет три графических варианта начертания, обусловленных положением в слове: в начале, середине и конце. На маньчжурском литературном, или письменном, языке создана обширная литература, переводная и оригинальная, имеется множество памятников в ксилографических изданиях и рукописях, велось обучение, осуществлялась дипломатическая переписка вплоть до Синхайской буржуазной революции (1911).
На территории Маньчжурии до создания письменности существовало два основных диалекта - северный и южный. В основе письменного маньчжурского языка лежит южный диалект, ныне совершено исчезнувший, являвшийся языком тех племен, откуда, вероятно, произошла правящая верхушка маньчжуров во главе с Нурхаци [Norman 159; цит. по: Gorelova 30]. Из других диалектов отмечаются северо-восточный (районы Дунбэя) и сибинский, незначительно отличающийся от литературного [Суник 1997, 163]. Сибинский диалект (по мнению некоторых ученых, язык), очевидно, не является прямым потомком маньчжурского языка, поскольку сибинцы изначально не входили в конфедерацию маньчжурских племен под предводительством Нурхаци, однако их язык очень близок к маньчжурскому и, вероятно, может считаться диалектом маньчжурского [Norman 160; цит. по: Gorelova 31]. Сибинский диалект является наиболее изученным в научной литературе, первые сведения о нем появились во второй половине XIX в., позже, в начале XX в., русским ученым Ф.В. Муромским были записаны образцы речи, впоследствии изданные в Польше [Kaluzynski 1977]. Также существует словарь разговорного сибинского диалекта, образцы речи, записанные у его носителей [Yamamoto 1969], и другие работы [Norman 1974, Li Shulan 1983, 1984, 1986].
Структура данной работы и характер изложения определяются тем обстоятельством, что в маньчжурском языке гласные и дифтонги, а также сочетания гласных и согласных подверглись различной степени изменениям. В этой связи порядок описания гласных фонем представлен в данной работе следующим образом: сначала даются неогубленные гласные, наиболее стабильные и наименее подвергнувшиеся изменениям; затем - губные гласные, давшие различные рефлексы по языкам, комплексы с так называемыми слабыми согласными и дифтонги. Работа состоит из введения, шести глав, заключения, списка источников и литературы, списка сокращений, названий языков и диалектов и списка условных сокращений.
Во введении обосновывается актуальность темы исследования, обозначены его цели и задачи, определены научная новизна и теоретико-практическая значимость работы.
В первой главе дается общее представление о составе гласных фонем маньчжурского языка, основные характеристики как простых, однородных, гласных фонем, так и дифтонгов, описание сингармонизма, который является одной из характерных особенностей фонетического строя тюркских, монгольских, тунгусо-маньчжурских, финно-угорских и некоторых других языков. В каждом из этих языков имеются свои специфические особенности сингармонизма.
Во второй главе, состоящей из трех параграфов, приводится описание негубных гласных фонем, менее других подвергшихся диссимилятивно-ассимилятивным процессам в языке и имеющих устойчивые соответствия и однообразные параллели, прослеживаемые на огромном большинстве примеров, поэтому приводятся главным образом примеры тривиальных соответствий.
В третьей главе, состоящей из четырех параграфов, рассматриваются губные гласные. В первых трех параграфах рассматриваются тривиальные соответствия губных гласных, имеющие устойчивые соответствия в тунгусо-маньчжурских языках. В последнем параграфе приводится особая фонема, которая, вероятно, существовала в тунгусо-маньчжурских языках, дающая различные рефлексы по языкам. О подобной фонеме говорится в работе В.И. Цин-циус [1949], которая обозначила эту фонему как уи. В работе И. Бенцинга эта фонема обозначается как и и объединяет рефлексы современных тунгусо-маньчжурских языков Ї и и, также о ней упоминается в работе С.А. Старостина [1991]. В данной работе эта фонема обозначена как ц.
В четвертой главе подробно рассматриваются рефлексы губных гласных, давших различные отражения, выразившиеся в специфических соответствиях в маньчжурском, в сохранении старых соответствий в северных тунгусо-маньчжурских языках, и инновации в южных.
В пятой главе анализируются комплексы с так называемыми слабыми согласными, выпадающими в интервокальном положении, в результате чего образуются долгие гласные вторичного происхождения в тунгусо-маньчжурских языках, т.е. из комплекса vcv , которые представляют интерес, поскольку наблюдаются различные рефлексы в разных языках. Также прослеживается образование долгих гласных, не связанное с выпадением интерво Л .Ч кальных согласных в тунгусо-маньчжурских языках.
Шестая глава посвящена дифтонгам тунгусо-маньчжурских языков, исторически существовавшим и давшим различные рефлексы как в южной подгруппе, так и в северной, которые по-разному ведут себя и в маньчжурском в зависимости от окружения.
В Заключении формулируются и суммируются основные выводы относительно исторического развития гласных первого слога в маньчжурском языке.
Анализ развития гласных первого слога в маньчжурском языке показывает, что основные изменения касаются губных гласных. В фонетическом отношении в языке, с одной стороны, сохранились архаичные элементы, позволяющие на их основе реконструировать первоначальный облик слова, с другой, маньчжурский язык, в своих общих чертах сближаясь с южной подгруппой тунгусо-маньчжурских языков, тем не менее Отличается от них, поскольку претерпел значительные изменения, не характерные для остальных тунгусо-маньчжурских языков.
Гласный а
Вокализм алтайских языков отличается стабильностью, где наблюдаются однозначные соответствия гласных между различными группами тюркских, тунгусо-маньчжурских и монгольских языков. Система гласных фонем для пра-алтайского состояния реконструируется в работах алтаистов из восьми кратких гласных для первого слога, к ним также добавляются долгие гласные, таким образом система вокализма для алтайских языков восстанавливается из восьм/И кратких гласных: а, о, и, Ї (твердорядные, ИЛИ заднерядные, гласные), е, о, и, і (мягкорядные, ИЛИ переднерядные), а также соответственно им из восьми долгих гласных [EAS, Рорре].
Для тунгусо-маньчжурских языков в работах В.И. Цинциус и И. Бенцинга восстанавливается практически такая же система из восьми гласных, с учетом долготы - из шестнадцати:
В.И. Цинциус а, э, е, и, о, у, у, у [Цинциус 93, 108], И. Бенцинг а, а, ї, і, о, б, и, и [Benzing 967-973] (В работе В.И. Цинциус у сочетается с гласными мягкого ряда.) В EDAL и в работе С.А. Старостина для пратунгусо-маньчжурского состояния реконструируется иная система вокализма, состоящая из шести гласных фонем для первого слога: і, е, и, а, и, о. Следует отметить, что в этих работах в одну фонему объединяется і и Ї, а также о и и, так, согласно этим работам, тунгусо-маньчжурская модель несколько отличается от тюрко-монгольской не только по вокализму, но и по сингармонизму, который сводится к некоторым ограничениям в сочетаемости гласных соседних слогов [EDAL 156; Старостин 22-23].
Переходя к характеристике системы гласных фонем маньчжурского языка, прежде всего необходимо отметить, что маньчжурский язык имеет в своем распоряжении такой же набор из шести гласных: а, є, і, и, и, о. Таким образом, если приведенная выше точка зрения правильна, то маньчжурский вокализм в качественном и количественном отношениях, вероятно, не отличается от праязыкового состояния. Фонемы маньчжурского языка имеют следующие характеристики: одна фонема переднего ряда верхнего подъема - і; е и а являются фонемами среднего ("смешанного") ряда, соответственно среднего и нижнего подъема; две лабиализованные фонемы заднего ряда - это и верхнего подъема и о среднего подъема. Отдельно стоит сказать о фонеме и, о материальной стороне которой нет единого мнения у маньчжуристов, в европейской традиции эту букву транслитерируют или как Q, или как б. Так, например, И. Захаров по этому поводу пишет, что это долгое или твердое у, которое в заимствованных словах (из монгольского) имело произношение, среднее между о и у, то ли уо, то ли уэ [Захаров 1879, 55]. В собственно маньчжурских словах чаще всего употребляется в словах гутурального ряда после заднеязычных согласных ц, \, (которые на письме имели особое обозначение в виде диакритического знака -точки, как при обозначении мягкого у). Однако в этом случае произносится так же, как мягкое у [Там же].
В.А. Аврорин считает, что эта буква представляет собой исключительно графический вариант основной буквы у, после согласных к, х, г, в словах с гласными а, о, реже и, у, но никогда с э [17]. Того же мнения придерживается Л. Лигети [1952]. В.В. Радлов транскрибирует эту букву в виде со, как закрытое о, близкое к звуку в немецком слове Monat [Радлов 1888, 18; цит. по Gorelova 78].
Остальные фонемы менее дискуссионны, поскольку гласные маньчжурского языка отличаются нормальной длительностью и артикуляционной однородностью [Аврорин 17].
Особо стоит отметить тот факт, что в маньчжурском языке нет долгих гласных фонем, иначе говоря, графически они никак не отмечаются. Тогда как сравнительное сопоставление с другими родственными языками позволяет восстановить первичные долгие гласные в пратунгусо-маньчжурском языке [Цин-циус 94-95], а также долгие гласные вторичного происхождения, имеющиеся в современных тунгусо-маньчжурских языках, которые образовались в результате выпадения слабого интервокального согласного в комплексах VCV и из сочетания гласный + согласный. Исключение в.маньчжурском языке составляет только одна фонема, а именно долгая гласная б оо, обозначаемая на письме удвоением написания. В словах, оканчивающихся на і в формах родительного падежа, встречается написание удвоенной буквы і.
Относительно долгого или удвоенного о оо в маньчжуроведении также не существует единого мнения. И. Бенцинг высказывает предположение, что, возможно, это особое написание дифтонга ou [Benzing 969]. П. Моллендорф также считает, что ii и оо - это дифтонги [Mollendorf 1892, 3; цит. по: Gorelova 78]. В грамматике И. Захарова говорится, что в маньчжурских словах подобное написание произносится как долгое или двойное о, а в китайских словах или китайских заимствованиях как ао [Захаров 1879, 54]. В работе К. Ямомото говорится, что такая комбинация долгого (удвоенного) о письменного маньчжурского языка соответствует следующим сочетаниям разговорного Сибо, записанного К. Ямомотой: аи, асо, и ;о, о [Yamomoto 1969; цит. по: Gorelova 84]. В.А. Аврорин трактует подобное удвоенное написание буквы о однозначно как долгое о [Аврорин 17].
Помимо простых однородных гласных в маньчжурском языке имеются дифтонги нисходящие (ai, ei, oi, ui, ао, eo) и восходящие (ia, ie, io, oa). Большая часть дифтонгов в маньчжурском языке имеют вторичное происхождение, т.е. они произошли исторически из сочетания гласный + согласный, или в результате выпадения слабого интервокального согласного из комплекса VCV. Исключение составляют два дифтонга, имевшие место в праманьчжурском, а еще глубже - в пратунгусо-маньчжурском, которые надежно восстанавливаются на тунгусо-маньчжурском материале, а именно -Ча, ie; дифтонги же іо, ш, а также в ряде случаев ia, ie, объясняются как палатализованный согласный + гласный, транслитерация этих дифтонгов выглядит следующим образом: iya, iye, iyo, iyu.
Происхождение нисходящих дифтонгов в большинстве случаев можно объяснить как сочетание гласный + согласный, т.е. aj. В некоторых случаях образование такого дифтонга, например, аі в слове aisin золото выглядело следующим образом: aisin ajsin ajisin al sin altin altfn altun [Poppe52, 85, 117, 128, 140].
Относительно дифтонга еі можно сказать, что он также исторически вос-сходит к сочетанию гласный + согласный, т.е. ej. Так, например, в слове eixen осел , как и в предыдущем случае, процесс трансформации протекал следующим образом: eixen ejxen el ken eliken мо. eligen [Рорре 86, 140, 142]; а, например, в случаях, где сочетание ej встречается после сонорных согласных, очевидно, он является отражением сочетания ui uj после указанных согласных: M3J- muji- резать ; M3JX3 mujixe змея ; мэ]рэн mujiren плечо .
Существование дифтонга іо находится под сомнением, в ряде случаев объясняется как сочетание палатализованный согласный + гласный, как в слове н овацг ан rion-gian зеленый ; тогда как в некоторых примерах он происходит из комбинации гласный + губной согласный, например, гіо gib(-sen) коза ; гіо gib(-gen) медь ; гіо а- gibxa- нищенствовать .
Дифтонги же ua, ue в тунгусо-маньчжурских языках образовались в результате выпадения слабого интервокального согласного w ( у), например: Зуан 3uwan uyan десять , зуэ uwe uYe два и т.д., но эти случаи относятся скорее к разговорной форме маньчжурского языка [Аврорин 18], в то время как в письменном языке подобных дифтонгов нет, и в транслитерации эти слова выглядят как зуван, увэ.
Гласный о
Фонема а характерна для всех тунгусо-маньчжурских языков как негубной (нелабиализованный) гласный низкого подъема, не отличающийся на слух от русского а [Цинциус 73; Захаров 1879, 52]. Гласный а маньчжурского языка в большинстве случаев при сравнении с другими тунгусо-маньчжурскими языками дает устойчивые соответствия в первом слоге базового корня как северной, так и южной подгруппы. Гласный а соответствует ПТМ. а, Ма. а, Эвенк. а, Эвен, а, Сол. а, Нег. а, Ороч, а, Уд. а, Орок. а, Ульч. а, Нан. а [Цинциус 93]. Ма. ан а год ПТ. anrja ПА. я\пя Эвенк, аннанй год; Сол. ац ё ан а год; Эвен, анцън год; Нег. ан цанй год; Уд. ана год; Ульч. ан ан год; Орок. анан и год; Нан. а]нан и год;Ма. ан а год; Чж. ania год. ТМС 1,43-44; Мудрак 133.
И. Бенцинг восстанавливает для пратунгусо-маньчжурского языка форму в виде aniga [Benzingl8]. В EDAL для тм. языков это слово реконструируется как аппа, и привлекаются для сравнения тю. языки: птю. ап луна ; др.-тю. aj; тур. aj; mam. aj;уйг. aj; аз. aj; хак. aj; туе. aj; кирг. aj; ног. aj; башк. aj; кбалк.к. aj; узб. oj; чув. ojax; як. ij; турк. aj; на материале тм. и тю. языков восстанавливается праалтайская форма anV луна (лунный цикл); год [303]. Данные туркм., а также старые транскрипции тюркских слов в памятниках русской письменности XV-XVI вв.: ср. аань и аань луна, месяц [Pritsak 648], позволяет допускать более старую форму с долгим гласным в анлауте. См. также: VEWT 10а; EDT 265; ЭСТЯ 98-99; Старостин 180, 217, 283. Ма. ацга [ amga] рот ПТ. amga ПА. а шла
Эвенк, амна (амма) рот, уста; Сол. амма (ама ама а амБа, амган амуган) рот; амма- закусить, взять зубами; аммар [ мо.] устье пади; Эвен, амцъ (амга, амна, амн,а, амцо, ац) рот, уста; пасть; Нег. амна рот, уста; Ороч, амма рот, уста; Уд. ацма рот, уста; пасть; Ульч. ацма рот, уста; пасть; Орок. амна ацма рот, уста; пасть; Нан. ан,ма (амга, амна) рот, уста; пасть; Ма. ацга рот, уста; пасть (зверя); клюв; отверстие, щель; ворота (в городской стене); ущелье; устье (реки); ангала семейство, домочадцы; счетное слово для людей (в семействе или местности); сам; Чж. am-qa рот.
ТМС 1,45; Мудрак 133.
н.-мо. ата рот, уста ; ama kiimiis пари, население ; монг. ам рот, уста; зев, пасть (БАМРС); бур. ама(н) id (БРС); калм. амн id (КРС).
Н. Поппе предполагает следующее развитие: эвенк, amrja amga amagai amagaj [Poppe 40, 68, 72, 94, 121, 140, 150; см. также: EAS 140, Ramstedt 8]. Ср. также Ми. оцго забывать и эцгэму седло , в которых отмечено подобное же развитие.
К этому ряду, очевидно, правильно было бы привлечь тм. аца пасть , формально в ма. ожидалась бы та же форма, очевидно, в ма. произошла контаминация значений рот, уста и пасть (зверя); щель :
Эвенк, аца пасть (зверя); зверь (на которого охотятся для мяса); щель; Сол. ані аі рот; Эвен, аца- (ана-, аца-) открыть, раскрыть, распахнуть; перелистывать (книгу); Нег. аца пасть (зверя); Уд. ацгала [ ма.] горшок глиняный; Ульч. ан,га-/й- взвести курок; ацгала от верстие; Орок. аца-/й- взвести курок; насторожить самострел; Нан. ацга-, ацгй- (ацара-) взвести курок; настораживать самострел. ТМС 1,45. п.-мо. ang, angya щель; angyai-открывать (рот); монг. ан(г) трещина, расселина; ан-гаахай птенчик; ангархай открытый, растворенный, разинутый (БЛМРС); бур. ангаабли зап. ротозей; ангаахай разиня; птенец; ангагар зап. открытый, раскрытый, зияющий, разинутый; ангаи- раскрываться, открываться, зиять; ангайлга-, ангалза- раскрывать, открывать; ангархай открытый, растворенный, разинутый (БРС); як. ajax рот, уста; отверстие; вход, проход; прокорм, содержание; кубок (для питья кумыса); ajaxTa-отдавать на прокорм; ajaxTaT- молчать, не проговориться; ан вход, проход, отверстие; аца открытый, отворенный; аца- натянуть лук; ацаі-, ацалын- открываться, распахиваться; ацархаі анаххаі имеющий дыру, отверстие [Ramstedt 12]; яп. ago челюсть , а также kuni-anggri широко открытый рот [Сыромятников 1971,54].
В словаре Махмуда Кашгарского засвидетельствованы формы с глагольной основой ан,-: anmaq- приходить в смущение, затруднение [Севортян I, 155]. "От корня ан,-/сн,- образовались: angi ( ang-i), семантически тождественное анд: ацмак, ( ац- +-макЗ дурак , ротозей ; хак. анмах ротозей , невнимательный , рассеянный и т.д." [Севортян I, 155].
Генетическое родство и историческая близость тм., тю. и мо. форм очевидны, и выражается это в общности корня слов, принадлежащих данным языкам, однако семантическое развитие оказалось разным и независимым.
Также см.: Старостин 46-47, 70, 81, 291; EDAL 296; ОСНЯ I, 245.
Ма. ва- убить ПТ. va- ПА. va Эвенк. ва- (ба-, ма-) убить кого-л.; добыть {зверя, рыбу); погубить кого-л.; ушибить что-л., кого-л., повредить (руку, ногу); Сол. ва- убить; вана- пойти убить; Эвен, ма- (ва-) убить кого-л.; добыть {зверя, рыбу); загрызать; бить, колоть; м ача (вача) убитый; Нег. ва-убить кого-л.; добыть {зверя, рыбу); забить на мясо {животных) ушибить что-л., кого-л.; Ороч, ва- убить кого-л.; добыть {зверя, рыбу); погубить; ушибить что-л., кого-л.; Уд. ва-убить кого-л.; добыть {зверя, рыбу); ранить; ушибить что-л., кого-л.; вакча охотиться, промышлять; в али- воевать, сражаться; драться; ссориться, браниться, ругаться; Ульч. ва-убить кого-л.; добыть {зверя, рыбу); eajna- охотиться; намереваться убить, добыть; Валду название рода {по преданиям, очень воинственного); вали- воевать, драться; Орок. ва- убить кого-л.; добыть {зверя, рыбу); вауалй ва]алй вали война; вали добыча; Нан. ва- убить кого-л.; добыть {зверя, рыбу); ва ча- (eajua-) охотиться, промышлять; намереваться убить; Ма. ва- убить кого-л.; бить зверей; вабу- быть убитым; Чж. wa-du-lar убить.
ТМС I, 127-129; Мудрак 134.
Это единственный пример, в котором анлаутный w является общим для всех тунгусо-маньчжурских языков, поскольку в начале слова w встречается во всех языках, за исключением эвенского, где w ш, в тунгусских языках корней с w насчитывается немного, чаще в начале слова w встречается в амурской подгруппе, однако является, вероятно, вторичного происхождения [Цинциус 177-178]. Данный пример, очевидно, можно объяснить как раннее заимствование, так, например, ср.: ПНивх. va- драться, биться, воевать (1480); юк. oj- взять силой ; ПЧук.-Камч. vijha- умереть .
Развитие u (мягкого ряда)
Интерес представляет развитие и переднего ряда, имеющее различнее соответствия в тунгусо-маньчжурских языках. Так, например, стоит обратить внимание на соответствие в в северной подгруппе, в эвенском и негидальском языках, при прочих и, в том числе и в маньчжурском.
Данные случаи можно объяснить, вероятно, тем, что в маньчжурском языке произошло сокращение фонемного состава. Иными словами в маньчжур ском не исключена вероятность того, что в одной фонеме и совпали две — и и о [также см. Старостин 22-23], а в о и и о. И. Бенцинг восстанавливает ПТМ. о [Benzing 971-972], которая соответствут и мягкого ряда в работе В.И. Цинциус (и отмечена знаком у). Подобный процесс довольно отчетливо наблю дается в дагурском языке, где исторические монгольские фонемы б и й сов пали в одну фонему и, а историческая фонема и перешла в другие гласные, в основном в о. Нечто подобное наблюдается и в тунгусо-маньчжурских языках, и в частности в маньчжурском. При сравнении гласного состава фонем в этих языках можно отметить сходство, в обоих языках существует по пять фонем: даг. і, и, е, о, а; ма. i, и, е, о, а (в дагурском существуют также и долгие глас ные). В маньчжурском языке существует гласный типа и, который в транс крипции обозначается то как и с надстрочным знаком, то как о с надстрочным знаком, эта фонема встречается в небольшом количестве после согласных ц, , х, в словах с гласными а, о иногда также i, и, но не-е, т.е. в данном случае, очевидно, речь идет о сохранении в ограниченном количестве твердорядного и в маньчжурском языке. В небольшом количестве слов в дагурском языке также сохранился исконный и, восходящий к историческому твердому и, по типу напоминающий гласный и («долгое» ИЛИ «твердое» по терминологии И. Заха рова) маньчжурского языка [Н. Поппе 1930, 112]. В указанной ситуации сложно сказать, испытал ли дагурский язык влияние маньчжурского, или, вероятнее всего, это касается в целом всего региона, где происходили какие-то однотип ные процессы.
В приведенных ниже примерах следует отметить , что "в удэйском, ороч-ском, негидальском, ульчском и орокском языке в отдельных случаях обнаруживается гласный о, который соответствует у мягкого, а не твердого ряда остальных тунгусо-маньчжурских языков" [Цинциус 89], к перечисленным языкам тесно примыкает эвенский. К этому стоит добавить, что подобное соответствие в в эвенском и негидальском гласному и в остальных тунгусо-маньчжурских языках наблюдается регулярнее.
Ма. хухун грудь ПТ. uku- ПА. xu[x]u-Эвенк. уку- сосать {грудь); укув- кормить {грудью); укун грудь; Сол. хэхур [ мо.] посуда {берестяная); уху молоко; Эвен, ек- сосать {грудь); еку- кормить {грудью); екън грудь; Нег. охе- сосать {грудь, соску); кормить грудью; ехен грудь {женская); Ороч, овочи- очи- уэчи- сосать грудь; око(н-) (уочи, уку) грудь {э/сенская); сосок; молоко {грудное); Уд. кос о (око) грудь {оісенская); кос о- сосать грудь; Ульч. куэ(н-) (ку) грудь {женское); молоко; куэчи- (кбчи- кучи-) сосать; Орок. к,б(н-) ку(н) грудь (э/сепская); сосок; молоко (грудное); кутчи- куччу- сосать (грудь); уччуччу- кормить (грудью); Нан. ку (ку(у-), укун ) грудь (женская); сосок; молоко (грудное); кучи- сосать (грудь); Ма. хухун грудь (женская); сосок; хухури грудной ребенок; сосунок; младенчество; Чж. xuxun грудь (женская). ТМС I, 254-255; Мудрак 139.
Для тунгусо-маньчжурских языков представляет собой закономерное развитие исчезновение в СТМ подгруппе начального х, с сохранением в ЮТМ языках, но для южной подгруппы характерно выпадение согласного к в середине слова между гласными с последующим стяжением смежных гласных. Маньчжурский язык в данном случае, вероятно, испытал влияние монгольской нормы произношения.
Сопоставление мо., тм. и тю. лексических данных приводятся в работах Н. Поппе [Рорре 108, 132], М. Рясянена [VEWT 288], Э. Севортяна [ЭСТЯ 3, 54-55], а также в статье В.Д. Колесниковой [Колесникова 78-84], монголо-тюрко-тунгусо-маньчжурские параллели были дополнены С.А. Старостиным [Старостин 15, 32, 280], который привлек для сравнения кор. и яп. лексический материал. В EDAL приводятся следующие сравнения: ср.-мо. kokan, keuke грудь женская, сосок; п.-мо. koke(n) kokii(n) грудь (женская); сосок; kokii- сосать; kokugiil- кормить грудью; kokugiir бурдюк; монг. хех; хехе-; хохолт соска; бур. хухэ(н); хухэ-; хухуул_; хухуули сосунок; калм. коки; кок-; кокул- кормить грудью; квкур соска; мог. koka; бао. kugo; ш.-югр. hgon„Momp. kugo; др.-тюрк. kokiiz грудь; поясница, середина спины; женская грудь; тур. goyiis; гаг. gus; аз. koks; kokiis; турим, govtis; kokrek; узб. kuks; kokrak; уйг. kokiis; kokrak; mam. kogiis; kiikrek; баш. kiikrak; кирг. kokiirok; каз. kokirek; ккалп. kokirek; чув. kbwgbur; як. коБус спина; пяп. кэкэгэ сердце ; др.-яп. кокого; ср.-яп. кокого; яя. кокого; пкор. кокйі сердцевина ; ср.-кор. kokaijan; кор. kogani [EDAL 714]. .
Дифтонг *ai
Ма. дyjн четыре ПТ. diyin ПА. du[y]i(n)
Эвенк, диуин четыре; четверка; диуинй—дигнй дин,нй четверо, вчетвером; Сол. дигй четыре; дигинй вчетвером; Эвен, диуьн (дигнэ, дигвн, диуэн, дііііии) четыре; четверка; Нег. диуин (диіин) четыре; Ороч, дй четыре; Уд. дй четыре; четвертый; Ульч. дуи(н-) четыре; Орок. дйн четыре; Нан. дуй (дй диги, дуи(н-)) четыре; Ма. ду,ін четыре; ду]нгэ четвертый; четверной; дущгэри четыре раза,четырехкратно;: цу\хз по четыре, каждому четыре; дуІчи четвертый; Чж. dujin четыре.
ТМС I, 204; Мудрак 140. ср.-мо. dorben четыре ; n.-мо. dorben; монг. дорев; бур. дурбе(н); калм. дорви; орд. dorwo; мог. durbon; даг. дурэб (Т); бао. deron; монгр. durbon; I др.-тюрк. tort четыре ; карахн. tort; тур. dort; гаг. dort; аз. dord; туркм. dort; узб. tort; уйг. to(r)t; mam. diirt; баш. diirt; кирг. tort; каз. tort; ккалп. tort; кум. dort; ног. dort; хак. tort; ойр. tort; туе. dort; чув. tbwvadb; як. tiiort; кор. turi четыре [Ramstedt 277];
В работе С.А. Старостина и в EDAL добавляются яп. сравнения, однако без кор. сравнений: пяп. йэ четыре ; др.-яп. jo; ср.-яп. jo; ля. уо [Старостин 71; EDAL 1377]. Г.И. Рамстедт сопоставляет тю. tort четыре, мо. dorben, ма. duin, кор. turi пё, сев.-кор. ndui "Iui duin Iuin id [EAS 146; KW 100]. H. Поппе ограничивается сравнением мо., тм. и тю. параллелей и реконструирует для мо. dorben dor-ben,ма. duin do-gun, тю. tort " tort [Poppe 110]. Б.Я. Владимирцов приводит в качестве сравнений только мо. и тю. параллели [Влади-мирцов 360].
Ма. юр- [ deyi] лететь ПТ. dey- ПА. dey Эвенк. дэу- (дог— диЬ- дэЬ-) лететь, улетать, прилетать; дэуи дэуй птица {вообще); водоплавающая птица, утка; Сол. дэгдэ- дэддэ- поднять; взойти (о солнце); дэгй птії-ца; дэгэлй- лететь; Эвен, дэу- лететь, улететь, прилететь; дэуи птица; Нег. дэу- лететь, улететь, прилететь; дэуй птица (вообще); водоплавающая птица, утка; Ороч, дэили— Ю]лп- дэли- лететь, полететь; Уд. диэли- лететь; диэлили- взлететь, полететь; дэгдэ- подниматься; всходить (о солнце); поднимать, выдерживать тяжесть; Ульч. дэгдэ- лететь, улететь; дэгдэчи-летать; дэглиу летучая мышь; Орок. дэгдэ возвышенность (в тайге); Нан. дэгдэ полет; летчик; дэгдэ- лететь, улететь; дэгдэчэ крыло; перо; Ма.цэр- лететь; дзізбуку, flsjsHry бумажный змей (в виде разнообразных фигур); цэрцгэ летучий; дэкдэн летание, парение; дэки- подниматься; вырастать; получать воспитание; процветать, богатеть; Чж. der-je-mie вставать, подниматься.
ТМС I, 228-229; Мудрак 136.
Г. Рамстедт сравнивает кор. ta еще больше, сверх : с тм. и приводит в качестве параллелей: мо. дэс, дэд второй, заместитель, вице , n.-мо. degere сверх, больше, еще , бур. дэ-эрэ, калм. деер id ; n.-мо. degegsi верх ; n.-мо. dejil- побеждать, одолевать , бур. диил-, калм. диил- id ; а также уйг. jeg, jig лучше, сверх , jigad быть лучшим , jan ( jag-n-) побеждать, одолевать , чув. si верхний, высший в слове sijel верхний, высший, верхняя часть [Ramstedt 27].
Н. Поппе и в ТМС приводят следующие мо. сравнения: n.-мо. degde- взлетать, подниматься ; degdegekci оперившийся птен ец ; монг. дэгдэ- взлетать, подниматься; дэгдэ 124 эхий оперившийся птенец ; бур. дэгды- приподнимать плечи ; дэгдэ- взлетать, подниматься вверх, летать; держаться на поверхности, всплывать : дэгдээхэй оперившийся птенец ; як. дагдагар отстоящий от земли, от подставки ; дагдаі - отстоять от земли, от подставки (ТМС ); Н. Поппе к ним добавляет др.-тю. jag Wohl, Giite, das Gute, gut [Poppe 58, 89; TMC I, 228-229].
В работе С.А. Старостина и в EDAL к указанным тм., мо. и кор. параллелям добавля ются тю. и яп. сравнения: др.-тюрк. tay гора ; карахи. tay; тур. day; аз. day; туркм. day; mam. taw; баш. tau; кирг. to; каз. taw; чув. tu; як. ti a лес, тайга ; і пяп. taka высокий, гора ; др.-яп. taka; ср.-яп. taka; яп. taka; пкор. ta еще больше, сверх ; кор. ta [Старостин 283; EDAL 1359]. ! Ma. 3ajpa [ ayira] медведица ПТ. зауагі ПА. за[у]агі
Эвенк, зауари иноск. голова медведя; ауин медведь (3 лет); Нег. зауаскачан медведь (3—4 лет); Уд. %ш [ За7ари] иноск. голова медведя; Han. зари [ зауари] иноск. голова медведя; Ma. ajpa медведица {самка медведя-муравьеда). ТМС 1,242. Г. Рамстедт сравнивает кор., тм. и мо. параллели: кор. tagari taigari голова, верх; башка и мо. taigal вершина ropbi [Ramstedt 247]. В EDAL приводят следующие соответствия: ср.-мо. зо еЬогі росомаха, шакал ; n.-мо. legekcri; мот. зээх(эн), цеевер; бур. зэ-эгэн; калм. зеегн; птюрк. ТоК ласка ; хак. totxanax; шор. toq inas; ойр. toqtonoq; туе. toqtan [EDAL 389]. Ma. yjyH [ uyin] девять . ПТ. jeyin ПА. xuju(n)
Эвенк, ізуин (руин, J3HH) девять; Сол. jsrfl девять; Эвен. yjyH девять; девятка; Нег. HJiyHH девять; Ороч. xyjy(H-) девять; Уд. J3H J3JH девять; Ульч. xyjy(n-) девять; Орок. xyjy(H-) девять; Нан. xyjy девять; Ма. yjyH девять; Чж. hujehun девять. ТМС I, 252-253; Мудрак 140. пяп. кэкэпэ девять ; др.-яп. кокопо; ср.-яп. кокопо;я«. кокопо. EDAL 772.
Ma. фуіз- кипеть ПТ. huju ПА. puji Эвенк. hyjy- кипеть, вариться; перен. беспокоиться; Сол. yjn- кипеть; yjy- гнать вино; кипятить; Эвен, hyj- кипеть; Нег. xyj- кипеть, вариться;. Ороч, хуиси-, xyjycy- кипеть; Уд. хуи- кипятить; xyiihH- (xyj-) кипеть; Ульч. nyJHyi\i6ii-/y- кипятить; nyjny-кипятить; Орок. nyj-, nyjcH- кипеть, вариться; nyjy- кипятить; Нан. nyjcH-( JiyjcH-, фуси-) кипеть; фуи- кипеть; варить; Ма. фуіфу- кипятить, отваривать что-л.; фуіз- кипеть (о воде); бить ключом; пениться, клубиться. ТМС 11,337-338.
Г.И. Рамстедт приводит сравнения монгольских и тунгусо-маньчжурских параллелей [Ramstedt 1916, № 36], в более поздних работах добавляет к ним кор. kkiltha pkil hada кипеть [Ramstedt 207; 1916 № 36; EAS 54, 98; также см.: KW 462]. Н. Поппе реконструирует n.-мо. ujil- крутиться puji la, а ма. fujufu pujipu [Poppe 67, 136]. В EDAL к указанным сравнениям добавляют тю. схождения: ср.-мо. hujil- крутиться (о водеУ; n.-мо. ujil-; монг. уйл водоворот, пучина ; орд. uil; птюрк. ujak зыбучий песок; тонуть, погружаться ; карахн. ujak; туркм. iijk слякоть ; ср.-тю. tijak осадок вина .
