Содержание к диссертации
Введение
Глава I. Проявление категории определенности/неопределенности в категориях частей речи и соответствующих семантических категориях
1. Грамматическая категория притяжательного склонения и семантика понятийной категории посессивности как средство выражения категории определенности/неопределенности 12
2. Грамматическая категория числа и семантика понятийной категории количественности как средство выражения категории определенности/неопределенности 25
3. Грамматическое время и семантика понятийной категории времени как средство выражения категории определенности/неопределенности 63
Глава II. Иные проявления категории определенности/неопределенности
1. Лексико-грамматическая структура и семантика местоимений как средство выражения категории определенности/неопределенности 95
2. Категория модальности как средство выражения категории определенности/неопределенности 132
Заключение 172
Список сокращений 176
Библиография 177
- Грамматическая категория числа и семантика понятийной категории количественности как средство выражения категории определенности/неопределенности
- Грамматическое время и семантика понятийной категории времени как средство выражения категории определенности/неопределенности
- Лексико-грамматическая структура и семантика местоимений как средство выражения категории определенности/неопределенности
- Категория модальности как средство выражения категории определенности/неопределенности
Грамматическая категория числа и семантика понятийной категории количественности как средство выражения категории определенности/неопределенности
Категория количественности (квантитативности) является одной из универсальных понятийных логико-лингвистических категорий, которая пронизывает всю ткань языка и реализует свои семантические признаки посредством широкого спектра языковых средств и способов. Универсальность количественности основана на том, что эта категория отражает количественные характеристики объективного мира и, соответственно, мыслительная деятельность человека как отражение объективности немыслима без оперирования понятиями количественности. Фактически квантитативность, как таковая, является продуктом мыслительного процесса человека по отделению и абстрагированию количественных признаков от предметов и действий, которые она характеризует. После чего индивид становится способным применять отвлеченные понятия количественности вне их непосредственной связи с предметами и действиями.
Логическим ядром логико-лингвистической категории квантитативности можно определить отношение единичности/множественности, как основной структурообразующий элемент содержательной стороны семантики указанной категории. Несомненно, что количественность моноцентрична, т.к. доминанта содержания представлена одним основным логико-лингвистическим противопоставлением, основанным на парадигме отношений единичности и множественности.
Количественность, как и любая другая категория, должна обладать характерными признаками и свойствами, и здесь мы близко подошли к соотношению количественность - число. Сущность числа можно определить как некое понятие, тесно связанное с количественностью и формирующееся на основании семантического противопоставления единичности/множественности. Отражая отношения категориальных признаков единичности/множественности, число выступает в качестве определителя количественности, как представления человека о степени, мере, длительности, количестве, мыслительных категориях порядковости при счете, а также кратности. Бодуэн де Куртенэ И.А., отмечая связь математических и лингвистических представлений о количественности, выделял несколько ее видов: 1. Количественность размерная, пространственная... 2. Количественность времени, длительности протекания некоторого процесса; 3. Количественность числовая, относящаяся одинаково как к пространству, так и к времени; 4. Количественность интенсивности, степени; «Собственно говоря, все эти виды количественности сводятся к числу, т.к. и пространственная, размерная величина, и длительность протекания, и степень интенсивности могут быть вычислены. В конце концов, даже и всякое качество основано на количестве, так как различия качественно отличающихся друг от друга предметов основаны, с одной стороны, на наличии определенных составных элементов, а с другой стороны - на отсутствии других элемен-тов».(Бодуэн де Куртенэ, 1963, с.313).
Таким образом, проявления квантитативности характеризуются, определяются и актуализируются как в мышлении, так и в языке понятием числа как качественным и количественным воплощением характеристики семантики количественности. По поводу понимания сущности числа Панфилов В.З. писал следующее: «Число является результатом определения мощности множества как дискретной совокупности объектов того или иного рода. В отличие от этого величина есть результат измерения интенсивности непрерывного количества (например, каких-либо непрерывных признаков), и она наряду с другими средствами также может получить выражение в числе».(Панфилов, 1977, с. 159). Особенность объективной действительности, характеризующейся наличием количественных признаков, получила свое отражение и развитие как в мышлении, так и в языке. По категориально-грамматическому критерию практически в любом языке выделяется целый лексико-семантический класс слов - числительное. Числительное можно отнести к знаменательным словам, которые непосредственно выражают логическое понятие числа, как в количественном, так и в порядковом плане содержания.
Думается, что ни у кого не вызывает сомнений ни статус числительного, ни правомерность его категориального обособления от иных частей речи. Квантитативность вообще, может быть выражена также и количественными наречиями, различными измерительными существительными, местоимениями, аффиксами грамматического числа, но только числительное воплощает непосредственное отражение логического понятия числа как точной характеристики количественности.
Центром реализации семантики количественности в монгольских языках выступает система грамматических средств языка как специальный результат грамматической абстрагированной формы, соотносящейся с представлениями квантитативности. Остальные способы формирования семантики количественности (лексические, синтаксические, и др.) концентрируются вокруг ее грамматического воплощения. Причем под грамматической реализацией представлений количественности не следует понимать только категорию грамматического числа, т.к. квантитативность в монгольских языках проявляется не только в категориях имени существительного, но и в категориях глагола. Эта универсальная понятийная категория характеризует не только предмет, но и действие, состояние. Сравните: монг. хоер оюутап два студента - монг. Би бас нэг дуулъя Я спою еще раз .
В монгольских языках существует широкий спектр средств и способов грамматической реализации семантических признаков квантитативности: грамматическое число, лексико-грамматический класс числительных, категория вида, субъектные аффиксы повелительно-желательного и изъявительного наклонения (имеются в калмыцком и бурятском, но отсутствуют в монгольском). Недаром Панфилов В.З. отмечал, что «в системе глагола количественные представления также получают самое разнообразное выражение. Значения однократности - многократности, мгновенности - длительности и им подобные во многих языках выражаются или видовыми формами глагола, или словообразовательными средствами, указывающими на способ действия. Личными окончаниями глаголов в одних языках, специальными грамматическими показателями числа в других языках, субъектно-объектными показателями - в третьих, классными показателями - в четвертых, и некоторыми другими средствами количественные представления также получают свое выражение в глаголе». (Панфилов, 1977, с. 163).
Тем не менее, во всем этом многообразии грамматического выражения количественности в монгольских языках целесообразно выделить центры грамматической реализации семантики квантитативности. Лексико-грамматическим центром, определяющим логическое и языковое понятие числа, как характеристики количественности, является лексико-семантический класс числительных. Данный класс слов выражает именно числовую характеристику квантитативности с акцентом на передаваемое числительным лексическое значение. Причем числительные передают абстрагированное, отвлеченное понятие квантитативности вне непосредственной связи с предметами и их признаками. В силу того, что понятие определенного числа заложено в лексическом содержании числительных, а категориально-грамматическая их характеристика отражает лишь общее понятие количественности, мы относим числительные в большей степени к лексическому центру выражения квантитативности.
Грамматическое время и семантика понятийной категории времени как средство выражения категории определенности/неопределенности
Категория времени является достаточно сложной для определения. Связано это во многом с различным пониманием самого термина «время», т.к. различные исследователи вкладывают совершенно отличное содержание в указанную категорию. Существует как «узкое» ее понимание, так и максимально «широкое».
В наиболее распространенной точке зрения время определяется как «грамматическая категория глагола, являющаяся специфическим языковым отражением объективного времени и служащая для временной локализации события или состояния, о котором говорится в предложении». (Большой энциклопедический словарь. Языкознание, 1998, с.89).
Последователи расширенного толкования категории времени указывают на ее структурную сложность, причем время представляется состоящим из множества «подкатегорий» или точнее сказать элементов. Так, Дамбиева Э.Б. утверждает, что «в функциональной грамматике отмечается константный характер семантической категории времени и ее доминирующее положение по отношению к различным содержательным элементам. Последние могут иметь как более мелкие значения (например, абсолютное, относительное время по отношению к категории темпоральности), так и обладать достаточно высокой степенью обобщенности (так сама категория темпоральности входит как составляющая в широкое понятие времени)». (Дамбиева, 1999, с. 16).
Иначе говоря, Дамбиева Э.Б. отмечает наличие иерархических семантических категорий, которые в свою очередь формируют семантику времени. Различное содержание таких грамматических категорий предопределяет выделение некоторых элементов в содержательной структуре времени. В частности, Дамбиева Э.Б. пишет следующее: «Отмеченная нами иерархичность в строении семантической категории достаточно полно реализуется в одной из наиболее универсальных категорий - времени. Определяя разные содержательные стороны данного понятия, в функциональной грамматике представляют его с помощью четырех составных понятий: аспектуальности, временной локализованности, таксиса, темпоральности.» (Дамбиева, 1999, с. 16).
Кроме того, последователи функционально-семантического подхода рассмотрения языковых категорий отмечают, что семантика времени в широком понимании может выражаться не только системой грамматических форм глагола, обозначающих настоящее, прошедшее или будущее время. Семантика времени в своем выражении использует самые разнообразные языковые средства: лексические, синтаксические, грамматические и т.д.
Именно представление о времени как сложном в структурном плане образовании, включающем в себя другие семантические категории, такие как аспектуальность, временная локализованность, таксис, темпоральность и осознание, что семантика времени распространяется далеко за пределы грамматического своего выражения можно определить как наиболее широкое понимание категории времени.
В узкой трактовке времени мы практически ограничиваемся системой форм грамматического времени и категорией темпоральности, которая определяется как «семантическая категория, отражающая восприятие и осмысление человеком времени обозначаемых ситуаций и их элементов по отношению к моменту речи говорящего или иной точке отсчета. Вместе с тем темпоральность - это базирующееся на данной семантической категории функционально-семантическое поле, охватывающее группировку грамматических (морфологических и синтаксических), лексических, а также комбинированных (лексико-грамматических, грамматико-контекстуальных и т.п.) средств того или иного языка, используемых для выражения различных вариантов данной семантической категории.» (Бондарко, 1990, с. 5).
При анализе категории определенности/неопределенности и средств ее выражения мы будем исходить из широкого представления о времени (вместе с тем различая понятийную категорию времени и грамматическое время). Однако для удобства систематизации настоящей работы и в силу того, что функционально-семантическим центром релизации времени является прежде всего система грамматических ее показателей, а лексические, синтаксические и иные способы выражения формируются вокруг основных грамматических показателей настоящего будущего и прошедшего времени, мы выделяем время, прежде всего, как грамматическую категорию глагола.
Семантика времени служит средой формирования исследуемой нами категории определенности/неопределенности. Отметим, что ядро функционально-семантического поля определенности/неопределенности в категории времени сосредотачивается в основном в рамках средств выражения темпоральности и временной локализованности. Это вполне объяснимо, т.к. противопоставление неопределенного и определенного времени в монгольских языках существует, прежде всего, как определенность или неопределенность времени действия относительно момента речи либо иной точки отсчета. Именно восприятие и отражение в языке временной характеристики различных ситуаций является основной содержательной составляющей темпоральности. Временная локализованность, будучи во многом сходной с категорией темпоральности, также выполняет немаловажную функцию определения временной характеристики действия относительно его положения на временной оси, хотя для этого ей не нужен дейктический центр как темпоральности.
Система морфологических, лексических, грамматических и других средств выражения определенности/неопределенности в категориях таксиса и аспектуальности не представляет собой доминирующего содержания определенного/неопределенного времени. Данные категории не соотносят и не определяют действие относительно момента речи или иного дейктического центра, а поэтому относятся к периферическим проявлениям определенности/неопределенности в семантике времени монгольских языков.
Рассмотрим каждую составляющую категории времени с целью выявления конкретных проявлений категории определенности/неопределенности. Аспектуальность. Для ответа на вопрос является ли аспектуальность одним из средств выражения определенности/неопределенности необходимо раскрыть сам термин «аспектуальность». Бондарко А.В. под аспектуальностью понимает «внутреннюю характеристику протекания и распределения действия во времени» (Бондарко, 1990, с. 5). Имеется и другое определение аспектуальности как совокупности «видовых и смежных с ними значений, получивших в языке то или иное выражение». (БЭС. Языкознание, 1998, с. 47).
Лексико-грамматическая структура и семантика местоимений как средство выражения категории определенности/неопределенности
Местоимения, как целый класс специальных слов, выделяются в лингвистике уже очень давно, и при этом никто не оспаривает правомерности такого обособления в системах различных языков, поскольку местоимения значительно отличаются от иных частей речи по своим лексико-семантическим характеристикам. Однако до сих пор нет единой системы научных взглядов на природу местоимений, как теоретической основы, унифицировано описывающей этот тип знаменательных слов и определяющей их место в системе других частей речи.
Так, в Большом энциклопедическом словаре отличают собственно местоимения (к которым относят имена: существительные, прилагательные, числительные) и местоименные слова, как лексико-семантический класс знаменательных слов, принадлежащий к различным частям речи и обладающий местоименным типом лексического значения. Причем в состав местоименных слов относят наречия и глаголы, т.е. те части речи, которые не вошли в состав местоимений. Это традиционный взгляд, но авторы работы все же делают оговорку, что некоторые исследователи в состав местоимений включают всю совокупность аналогичных слов, в том числе и местоименные слова. Кроме того, они указывают на широкий спектр научных взглядов на природу местоимений как на класс слов, не являющийся именем. (БЭС. Языкознание, 1998, с. 294-296).
Таким образом, в определении термина «местоимение» существуют весьма значительные противоречия. Связано это с различным подходом лингвистов к соотношению «части речи - местоимение». Традиционно местоимения относят к одной из частей речи и ставят в одном ряду с глаголом, существительным, прилагательным, наречием и числительным. Эта традиция прослеживается не только в русистике, но и во многих других европейских грамматиках и лингвистических учениях. В работе Майтинской К.Е. «Местоимения в языках разных систем» дается развернутый анализ теоретических воззрений на природу местоимений: Дж. Кёрм, М.И. Стеблин-Каменский, В.З. Панфилов, В. Вундт, В.В. Виноградов и многие другие исследователи склонялись к традиционному взгляду на местоимения и описывали их как часть речи, отмечая, что указательность местоимений скорее следует приписать функциональному аспекту. Но уже в работах К. Бюлера, К. Бругмана, У. Вайнрайха местоимения рассматриваются предельно широко как некий класс слов, выполняющий указательную функцию и реализующий семантику указательности. Причем, данные исследователи включали в состав местоимений и местоименные слова. К. Бюлер вообще считал, что указательность как категория может использовать в качестве средств своего выражения не только местоимения, но и указательные частицы. Также, по мнению К. Бюлера, лексическое значение местоимений определяется, прежде всего, речевыми ситуациями, что не соответствует точному лексическому значению других частей речи.
В последствии нетрадиционные идеи на природу местоимения неоднократно выдвигались. Однако необходимо сделать оговорку, что в русистике все это время подавляющее большинство научно-теоретических взглядов на местоимения эволюционировало в традиционных рамках - местоимение является частью речи.
М. Дейчбейн, пытаясь расширить рамки категориальных признаков местоимений, отмечал заместительную природу многих местоимений и предлагал отнести к ним и некоторые числительные. Но дальше всех пошел В.З. Панфилов, который, хотя и относил местоимения к особой части речи, но предлагал объединить в рамках этой особой части речи все слова, выступающие в качестве заместителей других слов.
Сам термин «местоимение» неоднократно пересматривался. К. Бругман, К. Бюлер, У. Ванрайх определяли содержание «местоимение» как указательные или дейктические слова. Ч.С. Пирс, В. Коллинсон давали название индексы или индикаторы. А. Нурен предпочитал «слова с непостоянной сигнификацией». О. Якобсон, О. Есперсен выдвинули терминологию шифтеров или подвижных определителей. A.M. Пешковский, отмечая непостоянство лексического значения местоимений, считал их словами с субъективно-объективным лексическим значением. Данный ряд может быть продолжен, но общим для всех учений и теорий является заместительность и указательность местоимений. Практически все исследователи констатируют эту особенность категориальных признаков местоимений. Монголоведческие теоретические разработки в лингвистике сформировались под сильнейшим влиянием индоевропейских взглядов. Поэтому не удивительно, что большинство ранних работ относит местоимения к именной части речи. Более того, в монгольских грамматиках, а также в работах Ц. Цыдендамбы и С. Галсана речь идет лишь о тех разрядах местоимений, которые совпадают с таковыми русского языка. Исключением являлся Г.Д.Санжеев, который выделял наречные и глагольные местоимения, что никак не укладывалось в традиционное индоевропейское языкознание, но соответствовало фактическому грамматическому строю монгольских языков. Рассадин В.И., оценивая данную работу Г.Д. Санжеева, считает, что последний дал в общем реальную по содержанию и функции оценку бурятских местоимений, допуская разряды наречных и глагольных местоимений. «В то же время его классификация местоимений лишена всякой логической основы и непоследовательна. Выделив наречные и глагольные местоимения, он сделал большой шаг вперёд, но запутал все, поставив эти местоимения в своей классификации на одну доску с личными, указательными, вопросительными, поскольку как в наречиях, так и в глагольных местоимениях тоже есть вопросительные и указательные». (Рассадин, 1991, с. 92).
На настоящий момент единообразный теоретический подход к местоимениям до сих пор не выработан. Можно отметить, что теоретическое осмысление такого лексико-семантического класса слов как местоимение находится в стадии своего развития, поэтому налицо различная систематизация и описание местоимений в работах как монголистов, так и в общем языкознании.
В монголоведении «такой разнобой во взглядах на местоимение вызван противоречием между привычной грамматической схемой, навязанной традициями индоевропейского языкознания, и тем, что реально имеют в своем строе монгольские языки. Глубоко прав В.М. Наделяев, считая, что все эти классификации монгольских местоимений алогичны, основаны на одновременном делении сразу по нескольким основаниям».(Рассадин, 1991, с. 94).
Категория модальности как средство выражения категории определенности/неопределенности
Категория модальности является одной из наиболее спорных и малоисследованных категорий в лингвистике. Причем разногласия возникают при определении, как самого термина «модальность», так и при рассмотрении объёма содержательной стороны модальности. Даже в Большом энциклопедическом словаре термин «модальность» раскрывают как «функционально-семантическую категорию, выражающую различные виды отношения высказывания к действительности, а также разные виды субъективной квалификации», с оговоркой, что различные исследователи в семантику модальности включают разнотипные языковые отношения (БЭСЯзыкознание, 1998, с.ЗОЗ). Модальность пронизывает всю структуру речи и имеет в своём распоряже нии огромное количество средств выражения, и определение этого термина мы сможем найти у многих исследователей (Виноградов, Адамец и др.), в том числе и у монголоведов, и в этом плане существенных разногласий нет. Например, К.М.Черемисов считает, что модальность - это «оценка содержания высказывания с точки зрения его соответствия действительности, устанавливаемое говорящим определенное отношение к реально сти». (Черемисов, 1969, с. 50).
Основные противоречия и спорные моменты в лингвистических исследованиях возникают при определении границ семантики модальности. Одни ученые придерживаются понимания модальности в очень узком аспекте как отношения реальности/ирреальности, которое выражается синтаксически в виде системы языковых наклонений. Другие включают в состав модальных значений и отношения различной степени уверенности говорящего в достоверности формирующейся у него мысли, противопоставления по признаку утверждения/отрицания, отношения определения характеристик высказываний по их коммуникативной целеустановке (утверждение, вопрос, побуждение). Некоторые относят в сферу модальности также различные экспрессивно-оценочные проявления. «На сегодня разногласия вокруг модальности заключается в основном в разных точках зрения на объем категории модальности, то есть они происходят вокруг включения - не включения тех или иных значений в круг модальности». (Дамбуева, 1994 с. 5). Фактически существует широчайший спектр научно-теоретических взглядов относительно содержательной стороны категории модальности, которые колеблются от слишком узкого подхода, когда рассматривались лишь наклонения глагола как основное средство выражения модальности, вплоть до максимально широкого, согласно которого модальность пронизывает всю ткань языка. По поводу широкого рассмотрения модальности Пюрбеев Г.Ц. писал следующее: «Неоправданно расширяется и объем модальных значений. В результате чего данная категория теряет свою специфику и четкость границ. Так, некоторые исследователи включают в число модальных такие значения, как готовность, попытку совершить действие, прерванность и безрезультатность действия, а также сожаление, пренебрежение и притворство со стороны субъекта действия. Указанные значения характеризуют либо способ протекания действия, либо эмоциональную реакцию говорящего, поэтому они не должны квалифицироваться как модальные. В грамматических трудах монголистов модальность понимается и как форма реализации целевой установки речи: повествование, побуждение, вопрос, утверждение и отрицание. В соответствии с этим выделяются типы предложений по модальности. Однако деление предложений на повествовательные, побудительные, вопросительные, а также на утвердительные и отрицательные основано на интонационном принципе коммуникативной целенаправленности высказывания, но не на принципе модальности. Утверждение и отрицание тоже не являются модальными отношениями, поскольку они не передают отношения говорящего к содержанию предложения или к отражаемым в нем связям». (Пюрбеев, 1981, с.25).
Тем не менее, современная тенденция развития теоретических взглядов на категорию модальности - это все большая и большая широта ее содержания и средств выражения. «Осуществляя коммуникативное намерение, говорящий перерабатывает объективно существующую экстралингвистическую ситуацию и передает собеседнику свою интерпретацию этой ситуации: будучи объективной по природе, информация может храниться и передаваться только в субъективной форме». (Дамбуева, 1994, с.5-6).
Поэтому фактически не существует безмодальных высказываний. Даже если мы употребим высказывание для констатации факта, то и в этом случае модальность проявляется: монг. Очигдэр гадаа бороо орсон Вчера на улице шел дождь . бур. Углов сэлмэг удэр болохо Завтра будет ясный день . Казалось бы, в данном случае высказывание не содержит субъективной оценки. Однако именно в силу того, что мы пытаемся констатировать факт, относимся к нему как реально существовавшему в прошлом, настоящем или будущем, предопределяет выбор нами изъявительного наклонения. Таким образом, в любом предложении заключена модальная семантика субъективного отношения и было бы принципиально неверным ограничивать объем модальности. Руководствуясь современными научными разработками, мы в настоящей работе будем исходить из максимально широкого представления о категории модальности.
Интересным в этом плане является теоретическое осмысление модальности как функционально-семантической категории. Последователи такого подхода не отрицают, что категорию модальности необходимо понимать максимально широко, как универсальную понятийную категорию, пронизывающую всю ткань языка, но при этом руководствуются теорией функционально-семантического поля. Иначе говоря, хотя в план содержания модальности включаются разнообразные отношения, в том числе экспрессивно-оценочные проявления субъективности, противопоставления утверждения/отрицания и т.д., но как и у каждого поля, в модальности имеется ряд логико-лингвистических понятий, категорий и средств их выражения, которые составляют доминанту или центр указанной категории. Оставшиеся субъективные отношения формируют периферию модальности.
Так, Бондарко А.В. в план доминанты модальности включает, прежде всего, отношения реальности/ирреальности. «Вслед за рядом лингвистов мы вводим в характеристику рассматриваемого понятия указание на доминирующий признак, дающий некоторое представление о том, какое именно отношение к действительности рассматривается как основное и специфическое для модальности. Следует согласиться с существующим истолкованием модальности (ее доминанты) как того или иного отношения к признакам реальности - ирреальности». (Бондарко, 1990, с. 59).
