Содержание к диссертации
Введение
ГЛАВА I. Имя состояния в современной лингвистике 11
1.1. История изучения имени состояния в русской и бурятской грамматической науке 11
1.2. Имя состояния в аспекте функционально-коммуникативной грамматики 34
Выводы первой главы 46
ГЛАВА II. Функционирование имен состояния в бурятском и русскомязыках 49
2.1. Имя состояния в функционально-семантическом поле состояния в бурятском и русском языках 49
2.1.1. Лингвистическая интерпретация значения "состояние" 50
2.1.2. Конструкции с именами состояния в функционально-семантическом поле состояния в бурятском и русском языках 58
2.2. Разряды имен состояния в бурятском и русском языках 84
2.3. Имя состояния в составе предложения в бурятском и русском языках 104
2.3.1. Имя состояния с ядерным значением состояния лица, природы, окружающей среды, обстановки в составе предложения 113
2.3.2. Имя состояния с ядерным значением оценки в составе предложения 119
2.3.3. Имя состояния с ядерным значением волеизъявления
в составе предложения 129
2.4. Роль имен состояния в языке художественной литературы 132
Выводы второй главы 137
Заключение 143
Литература 155
- История изучения имени состояния в русской и бурятской грамматической науке
- Имя состояния в аспекте функционально-коммуникативной грамматики
- Конструкции с именами состояния в функционально-семантическом поле состояния в бурятском и русском языках
- Имя состояния с ядерным значением состояния лица, природы, окружающей среды, обстановки в составе предложения
Введение к работе
В последние годы в научном мире интерес ученых-лингвистов сме-стился из области собственно лингвистических исследований в область изучения ментальности носителей тех или иных языков. Данная «перемена научной парадигмы вызвана интеграцией наук о человеке и стремлением видеть лингвистику не просто наукой о кодах, но наукой о речемыслительнои деятельности человека» [Милославский 2002, 136]. В настоящее время общепринятым является положение о том, что каждый язык имеет свой специфичный способ концептуализации окружающей действительности. В основе каждого конкретного языка лежит особая картина мира, «...образ мира, исторически сложившийся у конкретного языкового коллектива, свод пред-ставлений о мире» [Королев 2003, 5]. Эта особая картина мироздания закреплена в грамматике (в семантически значимых грамматических категориях) и в лексической системе языка.
Известно, что и лексическая, и грамматическая структуры разных языков имеют универсальные мыслительные, когнитивные основания. Универсальной является смысловая основа языковых значений. Интерпретационный компонент же, «в своих конкретных реализациях, отражающих специфику структуры каждого языка и действующих в нем правил функционирования лексических и грамматических единиц, является идиоэтни-ческим. Это не исключает возможности межъязыковых совпадений и параллелизма некоторых тенденций языковой интерпретации (ср., в частности, значения частей речи...)» [Бондарко 1992, 1-7].
Вызывают интерес возможные межъязыковые параллели в интерпретации смыслового содержания имен состояния в русском и бурятском языках, то место, которое занимают указанные слова в системе частей речи данных языков. Основанием для сравнения единиц неродственных языков служит наличие в различных языках мира изоморфных черт, общих закономерностей развития языка, на которые указывал еще И.А.Бодуэн де ^Суртенэ: «Мы можем
4 сравнивать языки совершенно независимо от их родства, от всяких исторических связей между ними. Мы постоянно находим одинаковые изменения, одинаковые исторические процессы и перерождения в языках, чуждых друг другу и исторически, и географически» [Избранные труды по общему языкознанию 1963, 371]. Бесспорным является то, что «каждое истинное знание обязано своим развитием сравнению и на нем же основывается» [Мюллер 2003,15].
В научной литературе неоднократно подчеркивалась мысль об однотипности логического строя и мыслительной деятельности людей, говорящих на разных языках. Языковая картина мира в основном совпадает с логической, но при этом «через вербальные образы и языковые модели происходит дополнительное видение мира...Словесный образ сочетается с понятийным образом, лингвистическое моделирование мира - с логическим его отображением, создавая предпосылки воспроизведения более полной и всесторонней картины окружающей действительности в сознании людей» [Брутян 1968, 57]. «Два разных языка никогда не бывают столь схожими, чтобы их можно было считать средством выражения одной и той jkj социальной действительности. Миры, в которых живут различные общества, - это разные миры...» [Сепир 2003, 131].
Итак, известно, что язык отражает мир с различных сторон. Прежде всего, в языке представлена объективная действительность, которая выражается различными языковыми средствами, в том числе именами состояния.
Исследование имен состояния как части речи в русле сопоставительно-типологической проблематики теснейшим образом связано с общей проблемой выделения лексико-грамматических классов в языке.
В лингвистической литературе большое количество*исследований посвящено описанию основных принципов распределения слов по частям речи и освещению разного рода непоследовательностей традиционной классификации слов по этим разрядам.
Известно, что проблема выделения частей речи в языках различного строя обычно считается одной из наиболее дискуссионных проблем.
5 Классификация отдельных частей речи по разным основаниям, иногда противоречащим друг другу, ставит перед исследователями нелегкую задачу определения ведущего принципа при выделении частей речи вообще и главного принципа каждой отдельной части речи, в частности.
Таким главным принципом деления всех слов по разрядам мы, вслед за учеными-лингвистами, в частности, основываясь на наблюдениях Е.С.Кубряковой, считаем принцип ономасиологический. «Полагая, что в частях речи «нашло отражение расчленение человеком окружающего мира» [Принципы описания языков мира 1976, 25], мы думаем, что это расчленение происходило сообразно природе вещей и что тем самым части речи являются прежде всего наименованиями разных объектов действительности или объектов действительности, осмысленных и опознанных человеком как различные» [Кубрякова 1978, 24].
Ономасиологический подход имеет тесные связи с семантическим подходом. Но «семантический анализ направлен на установление и констатацию значений, ономасиологический анализ должен ответить,на вопрос о том, что именуется, что называется данной лингвистической единицей и к какому референту в экстралингвистическом мире она отнесена» [Кубрякова 1978, 2]). Таким образом, при анализе тех или иных частей речи важным оказывается установить не только те конкретные лексические значения, которые выражают части речи, не только те значения, которые зафиксированы для слов определенной части речи в конкретном языке, но и то, что называет данная часть речи и к какому кругу объектов действительности она обращена. Последнее предполагает решение такой проблемы, как выявление общих черт в обозначенных одной частью речи объектах, и вопроса о том, существует ли такой круг объектов, для обозначения которых складывается особый класс наименований.
В научной классификации частей речи одним из наиболее спорных продолжает оставаться вопрос об именах состояния. В русском языкознании с середины Х1Х-го века усилилось внимание к изучению отличительных черт особой категории слов - имен состояния. Исследование данного разряда слов
в русской лингвистике представлено значительным количеством работ проблемного и описательного характера. Но, несмотря на обширную литературу с глубокими наблюдениями и обобщениями, некоторые важные вопросы, связанные с проблемами функционирования имен состояния, до конца не изучены. Следует отметить, что данный разряд слов не всеми учеными-лингвистами признается как сформировавшаяся в русском языке часть речи. В связи с этим важно установить, что дает основание большинству ученых-языковедов выделять этот разряд слов как особую часть речи, какие признаки являются для нее определяющими.
Аспекты рассмотрения содержания и функционирования имен состояния, анализ дифференциальных грамматических признаков указанных слов обусловлены историей изучения данного значения в языкознании на лексическом и грамматическом уровнях.
Известно, что развитие языкознания предполагает не только появление новых аспектов исследования, но и обращение к давно описанным категориям языка, которые в свете современных лингвистических представлений способны дать новые знания об уже известном явлении. Одной из таких категорий в русском языке является категория имен состояния. До- настоящего времени сохраняется потребность во всестороннем системном изучении имен состояния, анализе субъектно-предикатных отношений, реализуемых в конструкциях с данными словами, так как эти вопросы еще не получили исчерпывающе полного описания. Наиболее полному пониманию природы имен состояния, проблемы выделения данного разряда слов как самостоятельной части речи может способствовать представляемое в настоящей работе комплексное исследование, включающее анализ функций, семантики имен состояния, структуры предложений с указанными словами. Такой подход представляется верным, поскольку в грамматической природе имен состояния отразились функционирование и семантические влияния со стороны других частей речи.
В бурятской граммтической науке указанный разряд слов относится к малоизученным. Имена состояния в системе частей речи бурятского языка не
7 выделяются. Обзор литературы по грамматике бурятского языка свидетельствует о том, что материал для исследования имен сортояния привлекается лишь эпизодически. Но специфика данного разряда слов дает основание признавать их отдельным лексико-грамматическим разрядом слов и утверждать, что данная группа слов занимает особое положение в системе знаменательных частей речи. В связи с современными подходами к изучению грамматического строя бурятского языка, в соответствии с практическими потребностями, появляется необходимость в системном представлении имен состояния как особой части речи. При определении специфики имен состояния как самостоятельного класса слов следует исходить из характера функционально-коммуникативной модели языка.
Актуальность темы исследования. Для выявления общих и своеобразных фактов функционирования имен состояния, закономерностей организации функционально-семантического поля состояния недостаточно материала одного языка, поэтому для анализа выбраны два разноструктурных языка - бурятский и русский. Основанием для сравнения неродственных языков служит наличие в различных языках мира изоморфных черт, общих закономерностей развития языка.
В настоящее время в условиях интенсивного возрождения национальных культур, традиций, языка, актуальны теоретические изыскания в области сопоставительного изучения разноструктурных языков. Закон Республики Бурятия «О языках народов Республики Бурятия» провозгласил, что «язык -это духовная основа существования любой нации... Беречь и развивать свой родной язык и с уважением относиться к другим языкам - долг и обязанность каждого гражданина». В современных условиях двуязычия сопоставительно-типологическое изучение разносистемных языков, каковыми являются бурятский и русский языки, приобрело особую актуальность и в общетеоретическом, и в практическом аспектах. Общепризнанным стал тот факт, что многие специфические явления того или иного языка могут быть выявлены и представлены только при сопоставлении одного языка с другим. В этом
8 видится важная роль сопоставительной грамматики. При сопоставлении грамматической системы бурятского и русского языков острее выявляются особенности и национальные черты бурятского языка.
Несмотря на различия в характере бурятской и русской языковых систем, в них есть немало явлений, соотносительных как в грамматическом строе, так и в логическом плане. Наличие этих точек соприкосновения в грамматике языков, принадлежащих к разным языковым семьям, может быть объяснено тем, что законы мышления носят общечеловеческий характер и в равной мере проявляются у всех народов, хотя и находят выражение в разных формах в соответствии с исторически сложившимися законами языка каждого народа.
Актуальность избранной темы обусловлена необходимостью комплексного исследования лексико-семантических, грамматических, словообразовательных свойств русских и бурятских имен состояния в сопоставительном аспекте. Подобное исследование предполагает выявление общих и различных свойств имен состояния в указанных языках, более глубокое понимание особенностей данного разряда слов на фоне других частей речи.
Актуальность настоящей работы заключается в том, что в ней решается вопрос о частеречном статусе бурятских имен состояния, исследуются процессы, связанные с формированием имени состояния как самостоятельной части речи в бурятском языке. Уяснение частеречных свойств бурятских имен состояния создает почву для углубления существующих представлений о природе частей речи.
В связи с дискуссиями по вопросу об односоставности/ двусоставности предложения, безличности и бессубъектности, нуждаются в дальнейшем изучении синтаксическая функция и синтаксическая сочетаемость имен состояния.
Основной целью работы является описание семантических, грамматических и функциональных характеристик имен состояния как самостоятельной части речи в бурятском и русском языках в сопоставительном аспекте.
Поставленная цель предполагает решение следующих задач:
определение места имен состояния в функционально-семантическом поле состояния;
выяснение лексико-грамматической специфики имени состояния как части речи;
определение статуса, словарного состава, принципов дифференциации имен состояния в русском и бурятском языках;
рассмотрение предложений с именами состояния в соответствии с современными научными принципами, в свете теории коммуникативной грамматики.
В процессе работы использованы следующие методы исследования: сравнительно-сопоставительный метод; метод компонентного анализа; метод наблюдения.
Научная новизна работы заключается в том, что впервые в бурятской грамматической науке предпринята попытка: рассмотреть имена состояния как особый разряд слов в системе частей речи (с позиций функционально-коммуникативной грамматики); установить критерии различения имен состояния от других частей речи; определить сходства и различия бурятских и русских имен состояния; дифференцировать рассматриваемый класс слов на основании выявленных функциональных признаков. При решении проблемы установления общих и специфических черт имен состояния в бурятском и русском языках предлагается ономасиологический подход и системное рассмотрение значения состояния.
Теоретическая и практическая значимость исследования состоит в том, что изучение бурятских имен состояния открывает перспективы для более глубокого осмысления проблемы частей речи вообще и дальнейшего детального исследования конкретных лексико-семантических разрядов имен состояния. Результаты исследования могут служить для учебных и методических нужд, а именно: при составлении научных и практических грамматик сравниваемых языков, при создании научных исследований по сопоставительной грамматике. Выводы относительно универсальных и специфических
черт в выражении значения состояния в разноструктурных языках могут быть использованы при чтении лекций по сопоставительной грамматике; отдельные разделы работы могут найти применение в практике преподавания современного бурятского языка.
Апробация материала. Важнейшие положения диссертации нашли отражение в научных публикациях и докладах, сделанных на научных конференциях в БГУ, КИГИ РАН (Элиста).
По теме диссертации опубликованы четыре научные статьи, две статьи находятся в производстве.
В качестве материала исследования были использованы толковые и переводные словари современного бурятского литературного языка; произведения современной художественной литературы, что вызвано учетом стилистической дифференциации функционирования имен состояния (широкая употребительность данного разряда слов характерна именно для литературно-художественного стиля); наблюдения над разговорным языком.
Структура работы. Диссертация состоит из введения, двух глав, заключения и списка использованной литературы.
История изучения имени состояния в русской и бурятской грамматической науке
Известно, что с первой трети XIX века русские ученые-лингвисты начинают выделять в системе частей речи разряд слов, этимологически тяготеющих к именам, а в функционально-грамматическом отношении обладающих чертами сходства с глаголами и выражающих состояние. Пристальное внимание к особенностям функционирования таких лексем и словоформ составляют характерную черту русской грамматической науки XIX века. Изучение этой группы слов позволило квалифицировать имена состояния как переходные единицы в системе частей речи и определить их статус, установить характер их связи с другими словоформами и лексемами.
Обнаруженные дифференциальные признаки (употребление исключительно в функции сказуемого, наличие аналитической категории времени, неизменяемость, иное категориальное значение, нежели обозначение признака предмета, качества или действия) позволяли констатировать наличие в русском языке особого лексико-грамматического разряда Слов, интегрирующего глагольные, именные и наречные свойства. Возникновение имен состояния, очевидно, вызвано потребностями мышления, а формирование из других частей речи объясняется внутренними законами развития языка, которые позволили ограничиться уже существующими в языке формами.
А.Х.Востоков в «Русской грамматике» слова типа жаль, лень относил к безличным глаголам [Востоков 1959, 92]. К категории глагола он присоединял также краткие формы прилагательных и разряд страдательных причастий прошедшего времени.
А.А.Барсов в «Российской грамматике» слова типа жаль, (не)лъзя также относил к безличным глаголам [Барсов 1981,199]. Н.Кошанский в статье «О русском синтаксисе» называл безличными глаголами не только жаль, жалко, но и стыдно и совестно [Кошан-ский 1819, ПО- цитата по кн. Виноградов 1972, 319]. Но следует пояснить, что в логико-грамматический период изучения языка определения частей речи и членов предложения нередко смешивались, поэтому под термином глагол следует понимать сказуемостное употребление формы.
А.Х.Востоковым была сделана попытка определить некоторые критерии разграничения частеречной омонимии внешне сходных форм. Он увидел зависимость и попытался провести параллель между прилагательным, существительным, наречием и глаголом, выявляя зоны грамматического взаимодействия и исследуя их. По мнению А.Х.Востокова, оттенок глагольности, спрягаемости выступает в некоторых безличных словах, которые имеют внешнее сходство с существительными или наречиями, и в некоторых родовых и личных сказуемостных словах, которые похожи на краткие прилагательные, но не имеют соотносительной полной формы. Среди безличных глаголов, кроме жаль и лень Востоков также называет и льзя [Востоков 1959, 81], в группе глаголов, обозначающих расположение к действию, управляющих инфинитивом, он помещает слова рад, горазд, в числе глаголов, обозначающих возможность и потребность действия, слова можно, должно [Востоков 1959, 10].
Однако такая точка зрения показалась большинству лингвистов радикальной. Поэтому исследования о родстве глагола, краткой формы прилагательного, наречия и существительного не сразу получили своё продолжение.
Ф.И.Буслаев, говоря о безличном глаголе, относит к нему средний род причастий и имён прилагательных «с явным или подразумеваемым вспомогательным глаголом в 3-м лице единственного числа {можно, сижено, слышно). Соответствие безличного глагола среднему роду объясняется тем, что в безличном глаголе предполагается какое-то отвлечённое, неведомое, неясно понимаемое подлежащее, а отвлечённое или неясно представляемое язык от-мечает большей частью средним родом» [Буслаев 1959, 384]. К безличным глаголам Буслаев относит и слова типа пора, жаль, нельзя.
Н.П.Некрасов, исследуя указанный тип слов, выразил согласие с научными разработками А.Х.Востокова и, как отметил В.В.Виноградов, выступил «решительным и даже крайним последователем востоковской кон-цепции», придя к ней, однако, с другой стороны: «Как глагол через прилагательную форму может усвоить себе значение чисто-прилагательного имени, например, родить - родимый... и другие, так, наоборот, прилагательное имя, через краткую форму с окончанием среднего рода или с безразличным окончанием, может принимать значение глагола, потому что качество, выражаемое им по смыслу речи, представляется присущим предмету под условием известной продолжительности. Известно, что каждое прилагательное имя с кратким окончанием может иметь значение глагола, когда стоит на месте сказуемого в предложении. Таким образом, глагол в развитии своих форм преобразуется в имя прилагательное, имя прилагательное в сокращении своих форм преобразуется в глагол» [Некрасов 1959, 248]. Н.П.Некрасов высказал предположение, что предикативная синтаксическая функция ведёт к вербализации имени, к фактической конверсии из одного лексико-грамматического разряда слов в другой, новый разряд. Показателем этого служит процесс усечения формы.
А.А.Потебня, анализируя взятые у Ф.И.Буслаева примеры: «гръхъ сладко, а человъкъ падко», «медъ сладко, а муха падко», «лев страшно, обезьяна смешно», говорит об образовании в языке новых грамматических категорий в результате нарушения согласования прилагательного с именем существительным, так как «когда ... язык уничтожает согласование, то тем самым он отвлекает признак от субъекта. ... в русском языке такое отвлечение могло бы произойти двояко: или посредством превращения прилагательного в существительное, или посредством перемещения центра его тяготения от субъекта к предикату, т.е. посредством отнесения признака к категории наречия» [Потебня 1958, 114]. Несмотря на то, что А.А.Потебня дальше предположения о «новой категории» и сведения её к образованию наречия не идёт, ценной представляется его мысль о возможности формирования в русском языке новой категории на основе нарушения согласования прилагательного с определяемым грамматическим субъектом.
Профессор В.А.Богородицкий в «Общем курсе грамматики» [1935] указывал на то, что безличные выражения именного происхождения типа можно, нужно «теперь являются для чутья глаголами или глагольными час-тицами» [Богородицкий 1935, 195], и им присущи формы времени.
В системе частей речи, разработанной А.М.Пешковским, не находят места слова рассматриваемого типа, по его мнению, - «аморфные» [Пешков-ский 2001, 150]. В состав таких «аморфных» слов А.М.Пешковский включает слова надо, можно, нельзя, жаль и сюда же ряд слов, как он называет, «форменных»: стыдно, больно, жалко, нужно, должно и сюда же - с оговоркой «до некоторой степени» - весело, грустно, смешно, холодно, жарко, противно, гадко, приятно, светло, темно, тепло и др. [Там же 150-151]. Рассматривая слова, «которые наиболее резко отличаются и от прилагательных, и от наречий», учёный замечает, что разговорной речи именно они больше свойственны, чем краткие формы прилагательных среднего рода, от которых «веет сугубой книжностью» [Там же 151]. С точки зрения синтаксической функции им решительно разграничиваются краткие формы прилагательных и «безлично-предикативный член», который «более или менее близок по значению к наречию, хотя как обычное наречие не употребляется» [Там же, 354]. А.М.Пешковский в значительной степени колебался в определении час-теречной принадлежности рассматриваемых языковых единиц, поэтому вопрос о данных словах в его исследовании оставался открытым. Представляется важным замечание ученого о том, что синтаксическая функция может влиять на лексическое значение слова, а тем более функция сказуемого.
Имя состояния в аспекте функционально-коммуникативной грамматики
В настоящей работе имя состояния рассматривается с позиций функционально-коммуникативной грамматики. В связи с этим возникает необходимость подробно рассмотреть основные принципы функциональной и коммуникативной грамматики.
Известно, что с 60-70-х годов прошлого столетия начинает активно разрабатываться новая парадигма лингвистического знания, соответственно, меняется подход к анализу и описанию грамматики языка. На современном этапе развития лингвистической мысли стала очевидной недостаточность знаний, основывающихся на системных представлениях о языке. Системно-структурное описание языка позволило выделить классы единиц и категорий на основе общности их семантики и структуры. Однако знание структуры не может дать полного представления о функционировании системы. Традиционный системно-структурный подход, фиксирующий момент устойчивости в языке, не позволяет выявить закономерности «поведения» языковых явлений в реальных актах коммуникации, в речи, в текстах. Между тем для активного овладения языком существенно знание закономерностей употребления грамматических категорий, их участия в передаче содержания высказывания. Исследованием языка в его конкретной реализации, изучением использования языковых фактов и структур в практике человеческого общения, в условиях их функционирования занимается функциональная грамматика.
В языкознании термины «функциональная грамматика», «функциональная лингвистика» стали употребляться относительно недавно. Они отражают лингвистические направления, которые возникли под влиянием ряда лингвистических концепций XX века, но истоки их лежат глубже, поскольку в каждом описании языка и его грамматики всегда присутствовал в той или иной мере функциональный аспект. Поэтому «функциональная грамматика и функциональная лингвистика - это не абсолютно новые направления в языкознании, они опираются на длительную традицию, и вместе с тем это особые направления в современной науке о языке, специальным предметом изучения которых стали функции и функционирование языковых единиц и языковой системы в речи. Они являются дальнейшим развитием системно-структурного изучения языка, но на принципиально новой основе: система языка понимается не только как некоторое целое, состоящее из взаимосвязанных элементов, но и как целое, состоящее из элементов, обладающих определенными функциями в речи человека» [Шелякин 2001, 5-6].
В современной функциональной грамматике по-разному определяется стратегия функционального изучения и само понятие функции. В этом отношении обозначались два взаимосвязанных, но все же различных направления. Рассмотрим данные направления, опираясь на концептуальные положения М.А. Шелякина [Шелякин 2001, 7]. Одно из этих направлений, ближе всего стоящее к традиционной грамматике, принято называть, как известно, семасиологическим («исходно-формальным» Бондарко 2001, 12), исходящим из изучения грамматики по принципу «средство выражения (носитель функции) - функция».
Другое направление, часто связываемое с пониманием собственно функциональной грамматики и называемое ономасиологическим («исходно-семантическим» Бондарко 2001, 14), исходит из изучения грамматики и языковой системы в целом по преимущественному принципу «содержание (мысль, смысл) - средства выражения». В основе такой грамматики лежит структура речевого акта, активную роль в котором играет говорящий, сообщающий партнеру по коммуникации информацию, состоящую из определенных смыслов. В выражении этих смыслов говорящий использует языковые средства всех уровней языка в их взаимосвязи и взаимодействии. Чтобы понять информацию говорящего, партнер по коммуникации не только следует принципу «от средств выражения к содержанию», но и должен руководствоваться теми закономерностями отбора и сочетания языковых средств, которые обеспечивают говорящему выражение смыслов информации. Данная стратегия функционального изучения грамматики понимает функцию как результат использования грамматической системы в речи во взаимодействии с другими уровнями языка.
Основная проблема ономасиологических грамматик состоит в способах выделения отдельных речевых смыслов, составляющих семантическую структуру сообщаемой информации. В этом отношении существуют разные подходы - от дедуктивного выделения универсальных для всех языков мыслительных категорий (количества, времени, причины, состояния и др.) до индуктивного выделения категорий на основе наблюдений над семантической общностью различных языковых средств (например, категорий аспектуаль-ности, персональности, темпоральности и др.). Так, наиболее известной по исходным позициям является теория функциональной грамматики А.В.Бондарко. Основная суть его концепции заключается в следующем: на основе синтеза направленности анализа «от средства к функции» и «от функции к средствам» предлагается выделять функционально-семантические поля (ФСП). «Функционально-семантическое поле - это группировка разноуровневых средств данного языка, взаимодействующих на основе общности их семантических функций и выражающих варианты определенной семантической категории» [Бондарко 2001, 17]. Понятие ФСП подробнее рассмотрим в соответствующей части настоящей работы.
Важно отметить, что в лингвистике функциональный подход есть пре- -жде всего подход коммуникативный, так как функциональная грамматика занимается исследованием языка в его конкретной реализации (изучением использования языковых факторов и структур в практике человеческого общения, в условиях их функционирования, «поведения» языковых явлений в реальных актах коммуникации, в речи, в текстах) [Гак 1985,5]. Коммуника- тивная лингвистика, ставя в центр внимания говорящую личность, «ориентируется на изучение речевого акта в совокупности его языковых, прагматических, психологических, социальных параметров» [Золотова 1988, 52].
Конструкции с именами состояния в функционально-семантическом поле состояния в бурятском и русском языках
Изучение грамматических и лексических средств языка с позиции функционально-семантических полей (ФСИ) позволяет описать взаимодействие единиц разных уровней языковой структуры при выражении ими определен- 4 ного единого семантического задания - некоторого инварианта значения. При таком подходе к исследованию единиц языка первична, как отмечалось выше, функция, причем «...означающие должны быть ориентированы па план со- , держания, на означаемые, функция - предшествовать форме» [Арутюнова 1968, 105]. Разнообразие форм при какой-либо единой функции объясняет не- возможность замкнутости в кругу грамматических форм и приводит к выводу о наличии инвентаря средств разных уровней, связанных между собой системными отношениями [Гулыга, Шендельс 1966, Филичева 1977].
Понятие поля, как известно, ввел в лингвистику немецкий ученый Й.Трир применительно к лексике. Оказалось, что и другие уровни языка характеризуются полевой структурой [Щур 1974].
Согласно лингвистической концепции полю свойственны следующие наиболее общие характеристики: 1. Наличие ядра (центра) и периферии. Есть поля, имеющие больше одного ядра и не имеющие его [Бондарко 1999], [Ховалкиїіа 1995]. 2. Наличие в структуре поля микрополей. Эта характеристика свойственна прежде всего семантическим полям. 3. Пересечение с другими полями, т.е. наличие участков, входящих одновременно в два или несколько полей. Традиционно состав конституентов поля определяется с учетом таких критериев, как наибольшая специализированность выражения данного значения, максимальная однозначность и частотность употребления [см., например, А.В.Бондарко; Е.И.Гулыга]. Языковые единицы, характеризующие ядро поля, являются специализированными и регулярными средствами выражения категориального значения. Для языковых единиц, занимающих пе-риферию поля, выражение категориального значения является вторичной функцией. В настоящей работе имя состояния рассматривается как разноуровневая категория, поэтому считаем необходимым дать краткий анализ теории А.В.Бондарко, которым разработано понятие функционально-семантического поля, системно-языкового в своей основе. Рассмотрим понятия, лежащие в основе разработанной ученым модели функциональной грамматики. По мнению А.В. Бондарко, «ФСП - это семантическая категория, рассматриваемая в единстве с системой средств ее выражения в данном языке» [Бондарко 2001, 17]. Функционально-семантические поля являются национальной реализацией понятийных категорий, поэтому можно говорить о ФСП русского, бурятского языков и т.п. Понятие ФСП заключает в себе элементы связи с формированием речевого акта. «Оно отражает реальные процессы мыслительно-речевой деятельности. В языковом знании говорящих существует способность выразить тот или иной элемент данной семантической категории или субкатегории (например, отнесенность ситуации к будущему) различными языковыми средствами, соответствующими смысловой направленности формирующегося высказывания. Основание понятия ФСП в языковой и речевой онтологии -это круг языковых средств, имеющихся в распоряжении говорящих на данном языке для выражения того или иного варианта определенной семантической категории» [Бондарко 2001,17-18]. По теории А.В. Бондарко ФСП делятся на четыре группы: 1. Поля с предикативным ядром (аспектуальности. темпоральности, модальности, состояния); 2. Поля с предметным ядром (субъектности, объектности, одушевленности/неодушевленности и др.); 3. Поля с квалитативно-квантитативным ядром (качественности, ко-личественности и др.); 4. Поля с обстоятельственным ядром (причины, цели, условия, лока-тивности и др.). ФСП имеют два основных структурных типа: 1) моноцентрические (сильно центрированные) поля, опирающиеся на грамматическую категорию (например, аспектуальность, темпоральность); 2) полицентрические (слабо центрированные) поля, опирающиеся на некоторую совокупность различных средств (например, поле определенности-неопределенности, поле состояния). Каждое поле семантически и формально структурировано, т.е. состоит из отдельных взаимосвязанных категорий. В пределах полицентрического типа А.В. Бондарко выделяются два подтипа: 1) ФСП «рассеянной» (диффузной) структуры, при множественности слабо связанных друг с другом или изолированных разнородных компонентов и слабой выраженности границ между центральной и периферийной зонами поля; 2) ФСП компактной полицентрической структуры, с явно выраженными центрами. Таким образом, каждое ФСП не представляет собой замкнутую структуру, границы поля подвижны. В зоне периферии каждое поле пересекается с другими полями. Характерным примером ФСП полицентрического типа является поле состояния. Среди разнообразных конструкций, входящих в ФСП состояния, определенное место занимают конструкции с именами состояния. Следует выяснить, какое же место занимают указанные модели в ФСП состояния. В поле состояния А.В. Бондарко выделяет две семантические сферы: а) результативное (перфектное) состояние, являющееся результатом предшествующего действия и связанное с актуальностью его последствий; б) нерезультативное (неперфектное) состояние, не обладающее призна ком связи с результатом действия и актуальностью его последствий. Каждая из указанных сфер характеризуется своими центральными и периферийными компонентами, единый и единственный центр, который был бы грамматической основой всего поля, отсутствует [Бондарко 1984, 66]. Конструкции с именами состояния входят в семантическую сферу нерезультативного состояния, занимая в ней центральное место. В выражении семантики состояния и в русском, и в бурятском языках участвуют следующие средства: а) лексические: глаголы состояния {болеть/їбдзхз, тоско ват ь/уйдаха, панаха, гуниглаха; веселит ься/сэнгэхэ,хухихэ; страдат ъ/ядаха, тулиха, зобохо; светатъ/rrp сайха; морозить/хїлдввхз, хургэхэ и др.), имена прилагательные в полной форме {веселый/хухюутэй, грустный/уйдхартай, смешной/энеэдэтэй, печалъный/гунигтай и др.), краткие прилагательные в русском языке {весел, грустен, зол, смешон, печален и др.), краткие страда тельные причастия в русском языке {накурено, натоплено, взволнован, рас строен и др.), имена существительные {горе/гашуудал, радость/баяр, оби да/гомдол, позор/нэрэ бузарлалга, отчаяние/сухэрэл, скука/уйдхар, гуниг, мо роз/хуйтэн и др.) Отметим, что в бурятском языке имена прилагательные и причастия не имеют краткой формы.
Имя состояния с ядерным значением состояния лица, природы, окружающей среды, обстановки в составе предложения
Предложения с указанным значением имеют следующие общие признаки: а) наличие экспериенцера (носителя состояния), который может быть не эксплицированным: в таком случае он естественно подразумевается на основе контекста или прагматической ситуации; б) данный тип предложений описывает отношение между состоянием и его носителем.
Рассмотрим предложения с предикатами, выражающими физическое состояние лица, типа Намда халуун/Мне жарко, Шамда хгйтэн/ Тебе холодно, Намда їбшзнтзй/Мне больно и т.п.
В семантическую структуру подобных предложений входят субъект состояния, предикат состояния. Общая семантика - выражение состояния субъекта-лица. Новое состояние приходит на смену предшествующему, с которым оно так или иначе связано. Всякое высказывание о физическом состоянии базируется на сравнении либо с нормой, либо с предыдущим состоянием. Сообщение о физическом состоянии человека обычно касается отклонения от нормы. И в русском, и в бурятском языках оптимальное состояние выражается словом хорошо. Высказывание Мне хорошо/Намда Наин байна обычно интерпретируется на фоне другого, возможного состояния: Мне стало хорошо/Намда Иайн болоо или Сегодня мне хорошо/Мтввдэр намда Наин. Это -явный компаратив. Следующий мини-диалог содержит неявную компаративную конструкцию, в которой больной сообщает врачу об ухудшении своего состояния: Врач. Ну, как сегодня?УЗай, мтввдэр ямар бэ?; Больной. Вчера мне было хорошо/Усэгэлдэр намда Иайн байгаа. Данным ответом больной хочет сказать не столько о том, что сегодня ему плохо, сколько сообщает об изменении своего состояния к худшему.
Отметим, что большинство имен физического состояния обозначают отклонения от нормы: Намда халуун/ Мне жарко, Намда убшэнтэй/ Мне больно выражают отрицательное состояние. Те имена состояния, которые указывают на нормальное состояние, употребляются в ситуации восстановления нормы: Mm в в намда Наин болоо (дулаан болоо)/ Сейчас мне стало хорошо (тепло).
Физическое состояние может быть локализовано: Сухо было во рту и ломило ноги (Паустовский. Романтики.с.79). Ср., в бурятском языке: Нюдэн-дэмни убшэнтэй байна (муу байна)/ Глазам больно. В таких случаях роль экспериенцера переходит от целого (т.е. от человека) к его частям.
Локализация таких ощущений, как, например, холод и боль, в русском и бурятском языках редко совмещается с указанием на лицо: Мне холод-но/Намда хуйтэн, Рукам холодно/Гартамни хгйтэн, Мне холодно в ру-ках/ Намда гартамни хгйтэн. Однако нельзя исключить возможность совмещения экспериенцера (лица) с локализатором (обозначением части тела). Русскому языку свойствен способ комплексного или расчлененного обозначения субъекта. В предложениях типа Мне йогам холодно «субъект со стояния выражается комплексно: обозначением лица (целого) и места (части целого или его принадлежности), в котором локализуется состояние. В силу информативной избыточности компонент со значением лица в тексте часто опускается...» [Золотова 2001, 154]. В бурятском языке комплексное обо значение субъекта состояния не является характерным. Носитель бурятского языка в рассмотренной выше ситуации выберет иную синтаксическую модель : Хулни дааража байна/ Ноги мерзнут. В русском языке предложения типа Мне ногам холодно или Мне стало жарко щекам содержат два компонента в форме датива, первый из которых выступает как имя, занимающее первое место в предложении. В силу смы словой избыточности компонент со значением субъекта - носителя признака в текстах, как было отмечено выше, чаще всего опускается. Имена состояния, выражающие психические состояния, ведут себя иначе, чем имена физического состояния. Прежде всего, они выражают со стояния, не соотносимые с какой-либо нормой. Этим объясняется тот факт, что предложение Намда Наин (байна) / Мне хорошо можно воспринимать как высказывание о хорошем психическом состоянии, вне сравнения с другими состояниями. В отличие от имен физического состояния, имена психического состояния нужно связать с общей ситуацией, от которой за висит данное состояние. Предложения, выражающие психические состояния, можно разделить на следующие группы: а) предложения, предикаты которых имеют абсолютное значение, например, Намда муу байна/Мне плохо, Шамда Нонигуй болоод байна гу?/Тебе стало скучно? - выражают состояние человеческой души; б) предложения, в которых предикат дополняется каким-нибудь компонентом, объясняющим причину состояния: Намда энеэдэтэй яагаад тэрэ зугаална, наада баринаб/Он болтает, шутит, мне смешно; Гарни убдэхэеэ болибошье, бэшэхэдэ хундэ байна/ Хотя у меня перестала болеть рука, писать все мое трудно.
Такие предложения, как Намда эшхэбтэр/Мне стыдно, Намда аягуй/ Мне неудобно предусматривают события, с которыми их надо соотносить. В разговоре эти события могут не найти речевого воплощения, но в письменном языке, в повествовании, они обычно эксплицируются: Тиин Ирена туф-линуудаа столойнгоо хабхаг соо хээд, пэжэгэтпээр гаража ошобо. Бидэ До-нидтой дуугай пуунабди. Намда ехэл аягуй (Осодоев. Іггаїшьін уулзал-га.с.119) / После этого Ирена положила туфли в ящик стола и вышла недовольная. Мы с Допитом сидим молча. Мне очень неудобно; Таряалангай ха-жууда ошожо, булжамуурай жэргэхые дууладаг haa, ямар гое Иэн бэ\ (Да-шабылов. Шэнэ Удэр.с.81) / Как было бы хорошо, подойдя к полю, услышать пение жаворонка).
В конструкции с именами состояния, обозначающими эмоционально-психические состояния, включаются условно-пространственные локализато-ры, характеризующие «наивную геометрию» [Апресян 1995, 39] внутреннего мира, например: Ундэр тдэр хадануудаар зуг бухэнИвв бупэлэгдэпэн хангай дайдам Иаруул, номгон. Сэгээн огторгой уулэгуй, сэлмэг. Досоомни хулгввтэй (Ябжанов. Майсаан таабайн хуур.с.9) / Моя долина, окруженная со всех сторон высокими горами, светла и спокойна. Небо безоблачно, ясно. На душе тревожно; Тэрэ хотын газаа тээхи буглуу ой руу оропонпоол хойшо досоом-найшье харанхы боложо эхилбэ (Галсанов. Гурбалжан шэгшэгтэ бэшэ-ГУУД.С.49) / Как только мы вошли за городом в глухой темный лес, и на душе стало темно.
Похожие диссертации на Имя состояния в современном бурятском и русском языках
