Содержание к диссертации
Введение
Глава I. Функционирование имен собственных в языке и речи 16
1.1. Из истории изучения функций имен собственных 18
1.2. Монгольские исторические сочинения как источник изучения функций древнемонгольских антропонимов 28
1.3. Религиозный фактор функционирования антропонимов 34
1.4. Современное функционирование именника восточных бурят 38
Выводы по Главе 1 47
Глава II. Функции именника монгольской антропонимии 50
2.1. Основные языковые функции и особенности лингвистических процессов в антропонимии 50
2.1.1. Дефиниционный способ образования имен-дескриптивов 64
2.1.2. Имена-кальки как следствие взаимодействия языков 67
2.1.3. Аллитерированные имена 69
2.2. Особенности лингвистических процессов заимствованных имен 72
2.2.1. Функционирование заимствованных имен 73
2.2.2. Корреляционный способ образования антропонимов 75
2.2.3. Дефиниционный способ образования заимствованных имен 79
Выводы по Главе II 82
Глава III. Динамика экстралингвистических функций антропонимов 85
3.1. Социальные функции 85
3.1.1. Ритуальная функция 86
3.1.2. Харизматическая функция 90
3.1.3. Социальная легализация в обществе 99
3.1.4. Идеологическая подфункция 101
3.2. Экстралингвистические речевые функции 104
3.3. Семантико-информативный уровень монгольских имен собственных 113
3.3.1. Речевая информация имен собственных 115
3.3.2. Энциклопедическая информация антропонимов 121
3.3.3. Символическая информация антропонимов 123
Выводы по Главе III 125
Заключение 129
Список использованной литературы 132
Приложение 146
- Монгольские исторические сочинения как источник изучения функций древнемонгольских антропонимов
- Дефиниционный способ образования имен-дескриптивов
- Корреляционный способ образования антропонимов
- Речевая информация имен собственных
Введение к работе
Актуальность темы исследования. В последние годы лингвистическая наука обращает все большее внимание на исследования онимов различного характера, представляющего собой значительный пласт лексической системы языка. Необходимость его научного изучения получила в настоящее время всеобщее признание, о чем свидетельствует широкий интерес к проблемам топонимики, антропонимики, этнонимики в отечественном и зарубежном языкознании.
Исследование монгольской антропонимии приобретает актуальный характер и потому, как она содержит разнообразную информацию об истории и бытовом укладе монгольских народов, тесных контактах с разными народами и племенами, многие тысячелетия живущими в соседстве. Известно, что исконная антропонимия монголов имеет актуальное значение не только как материал языка и истории, но и как свидетельство развития культуры, эволюции мировоззрения и представлений монгольских народов.
Исследование онимической лексики монгольских народов имеет большое значение и для истории языка, так как систематическое рассмотрение исконной антропонимии предполагает выявление исчезнувших и неупотребительных слов, ныне перешедших в состав архаизмов, лексикализованных словосочетаний или морфем, и, наоборот, превращение отдельных слов в аффиксы. Следовательно, антропонимия - «живой свидетель» развития языка.
Несмотря на то, что отечественная ономастика имеет довольно богатую историю исследования онимической лексики, функциональный аспект антропонимии все еще остается одним из наименее освещенных разделов.
В то же время следует отметить, что в последние годы изучению имен собственных стало уделяться достаточно пристальное внимание и в этом плане достигнуты определенные успехи. Наиболее заметными являются
«Общая теория имени собственного» А.В. Суперанской, «Имя и общество» В.А. Никонова, «Бурятская антропонимия» и «Личные имена бурят» А.Г. Митрошкиной, «Ономастика Прибайкалья» Л.В. Шулуновой и др.
Как видно из вышеназванных работ, проблемы функционирования имен собственных монгольских языков, которые имеют принципиальное значение, пока еще остаются вне поля зрения исследователей.
Функционирование проприальной лексики еще не подвергалось глубокому и детальному анализу, поэтому выбор антропонимии монгольских народов (современного монгольского, бурятского и калмыцкого языков) в качестве объекта нашего исследования в диахроническом плане предопределяется актуальностью темы.
Целью данной работы является исследование функциональной эволюции проприальной лексики на материале антропонимии монгольских языков в сравнительно-историческом аспекте, выявление особенностей их функционирования на различных этапах развития человеческого сообщества.
Для достижения поставленной цели необходимо решить следующие задачи:
- проследить историю изучения проприальной лексики в отечественной
и зарубежной лингвистике;
- изучить влияние экстралингвистических факторов на имена
собственные;
- выявить основные языковые и экстралингвистические функции
монгольских антропонимов;
охарактеризовать основные лингвистические процессы в антропонимии;
- описать динамику экстралингвистических функций в антропонимии
монголоязычных народов.
Научная новизна диссертации состоит в том, что впервые предпринята попытка целостного сравнительно-исторического исследования антропонимов монгольских языков.
Теоретическая и практическая значимость диссертационного
исследования состоит в том, результаты могут быть использованы при
разработке спецкурсов по ономастике, философии и теории языка,
лингвокультурологии, лингвострановедению, социолингвистике,
этнолингвистике, этнологии, этнографии и краеведению для студентов-филологов, историков, философов, социологов, психологов и регионоведов. Материал диссертации может быть полезен для составления антропонимических справочников и словарей национальных имен монголоязычных народов. Работа также дает возможность скорректировать подход к проблеме функционирования антропонимии монгольских языков.
Методы исследования. Основными методами исследования являются сопоставительно-типологический, сравнительный, включая наблюдение, сопоставление, описание и обобщение, а также метод историко-этнографического анализа. При сборе материала, его извлечении из справочной и научной литературы и при устном опросе населения использовались методы сплошной записи и выборки.
Материалом для исследования послужили антропонимическая лексика, представленная в справочниках личных имен и научных публикациях отечественных и зарубежных ученых, и картографические материалы, в том числе картотека, собранная автором. В работе использованы результаты устного опроса информантов, проживающих в Бурятии, Иркутской и Читинской областях, Монголии, и бурят, приехавших из Китайской Народной Республики. В процессе исследования анализу подвергнуто более 3500 антропонимических единиц.
Апробация работы. Диссертация обсуждалась на заседании кафедры общей и прикладной лингвистики Восточно-Сибирской государственной
академии культуры и искусств. Основные положения и результаты проведенного исследования докладывались на ежегодной конференции преподавателей и сотрудников Бурятского государственного университета (2004 г., г. Улан-Удэ). По теме диссертации опубликовано пять научных статей, кроме того, две статьи находятся в печати.
Структура работы. Поставленная цель и задачи, материалы анализа предопределили структуру исследования. Диссертация состоит из введения, трех глав, заключения, списка литературы и приложения.
Интерес к бурятским личным именам начал пробуждаться с 50-х годов прошлого столетия в связи с бурным развитием ономастических исследований в нашей стране. По мнению А.Г. Митрошкиной, в начальный период своего становления бурятская антропонимика была насыщена исследованиями описательного характера, построенными на наблюдениях отдельных сторон фактически функционирующих единиц именника [1995, с. 12].
Первые наблюдения над именами собственными в бурятском языке датируются 50-ми годами (работы Буянтуева Б.Р., Балабанова В.Ф. и Куликова В.О.). Шестидесятые годы отмечены выходом ряда статей, посвященных вопросам ономастики, преимущественно на материале топонимии. Особенностью первых работ по топонимике является обстоятельный историко-этимологический анализ региональных топонимов [Балабанов, 1966, с. 34-36; он же, 1969, с. 109-119; Балдаев 1961, с. 154-177]. Авторы первых статей по бурятской топонимии обращают внимание на то, что в географических названиях нередко засвидетельствованы исторические события [Буянтуев, 1951, с. 51-52; Куликов и Балабанов, 1957, с. 68-74; Гурулев, 1974, с. 102-107], в том числе и древние миграции населения [Мартынов, 1960, с. 167-170; Мельхеев, 1962].
В топонимических словарях рассматриваются диалектные особенности, устанавливается этимология топонимов [Егоров, 1934; Мельхеев, 1964; Раднаев, 1965; Кузьмина, 1969].
Обращаясь к изучению монгольской антропонимической лексики, нельзя не отметить статью И.Д. Бураева, Л.Д. Шагдарова «О бурятских личных именах» [1969], в которой представлен предварительный обзор всего корпуса бурятского именника. Авторы, касаясь такого теоретического вопроса, как значение антропонима, полагают, что в основе лексического значения личного имени лежит не абстрактное понятие, а конкретное представление, возникающее в результате непосредственного общения с носителем данного имени или на основе суждений о нем. Таким образом, данная статья предполагает более глубокое понимание особенностей бурятских антропонимов.
Весомый вклад в изучение мотивов и особенностей номинации, семантики и словообразования онимов бурятского языка внесли публикации Н.Б. Алдаровой, А.Г. Митрошкиной и Л.В. Шулуновой.
Бурятские онимы в этимологическом плане рассмотрены Ц.Б. Цыдендамбаевым [Цыдендамбаев Ц.Б., 1976]. Основные черты типологической общности в именах эвенков, бурят, халха-монголов и тюрков Саяно-Алтайского нагорья выявлены В.И. Рассадиным [Рассадин В.И., 1976]. Бурятские личные имена, заимствованные некогда из восточных языков, в которых наблюдаются случаи разнописания, подвергнуты анализу Л.Д. Шагдаровым [Шагдаров Л.Д., 1976]. Представляется, достаточно убедительным предлагаемый им принцип написания личных имен. В 1976 г. Н.Б. Дугаровым была составлена библиография литературы по бурятской ономастике. В эти же годы выходят языковедческие серии, посвященные ономастике Бурятии, в трудах института общественных наук СО БФ [1976, 1979, 1981].
Свидетельством все расширяющегося интереса к изучению системы собственных имен в Бурятии можно считать выход в свет в 1976 г. сборника «Ономастика Бурятии», изданного Институтом общественных наук Бурятского филиала СО АН СССР.
В отличие от предшествующих работ, посвященных ономастическим проблемам, сборник представляет собой коллективный труд, объединивший исследования бурятских лингвистов в области ономастики. Появление сборника - свидетельство развития данной отрасли науки в Бурятии, показатель его уровня. Вполне закономерно, что работа основана на опыте публикаций прошлых лет. Однако, являясь продолжением уже начатых исследований, сборник характеризуется более широким кругом анализируемых проблем и достаточно глубоким анализом материала, часть которого привлекается впервые. Как нам кажется, книгу объединяют два направления ономастической работы: исследования, посвященные теоретическим вопросам ономастики, и вопросы изучения источников.
Материал сборника сгруппирован по разделам. Первый раздел посвящен общетеоретическим вопросам, последующие два - антропонимике и топонимике, в заключительном разделе дана библиография по бурятской ономастике. Топонимические исследования, представленные в сборнике, освещают вопросы ареальной топонимии в синхронном и диахроническом аспектах. По характеру объекта исследований статьи можно распределить на две группы: 1. Собирательные наименования объектов; 2. Конкретные наименования объектов исследования.
В этих работах охарактеризована морфологическая структура топонимов (Будаев Ц.Б., Симонов М.Д.), определены источники номинации и этимология топонимов (Михайлов Т.М., Дамдинов Д.Г.), установлены основные лексические элементы, используемые в качестве топооснов (Дамдинов Д.Г., Будаев Ц.Б.), рассмотрен вопрос и о том, что же может дать топонимия для истории языка (Мельхеев М.Н., Базарова Г.Э., Гурулев С.А.).
В них использован полевой материал, собранный в экспедициях, современные и исторические письменные источники, топонимия смежных территорий и других языков.
Данный сборник нацеливал исследователей на решение новых задач, включающих в себя теоретические проблемы ономастики (методология, терминология, структура науки, место ономастики в системе лингвистических наук, специфика онимов любого раздела ономастики в области словообразования, акцентуации, семантики имени собственного), комплексное изучение всех членов онимической системы, функционирующей в живой разговорной речи одного компактного ареала, выявление связей соотношений между разделами ономастики. Итак, следует признать, что в ономастической науке Бурятии был сделан заметный шаг вперед.
80-е годы ознаменовались выходом уже трех сборников по бурятской ономастике. Примечательно, то, что, если авторский коллектив первого ономастического сборника был представлен учеными, имеющими немалый опыт исследовательской работы, то сборники 80-х годов включали статьи совсем еще молодых исследователей, начинающих свои первые шаги в науке.
В числе первых авторов сборника статей «Бурятские антропонимы и топонимы» (1981) немало исследователей, представивших опыт первых наблюдений. Своими первыми публикациями вошли в сборник Э.М. Апханова, А.Т. Олохтонова, А.А. Хамаева, В.Б. Ширибазарова. По нашему мнению, издание сборника «Бурятские антропонимы и топонимы» (1981) — это определенный этап не только в развитии ономастических исследований в Бурятии, но и существенный факт в развитии бурятского языкознания.
Описанию более широкого диапазона единиц ономастикона посвящен третий ономастический сборник «Исследования по ономастике Бурятии» (отв. ред. И.Д. Бураев), вышедший в свет в 1987 г. Сборник представил
исследования по топонимии, антропонимии и этнонимии бурят Предбайкалья и Забайкалья, а также сопредельных регионов. Отличительной чертой работ, включенных в названный сборник, является то, что от наблюдений и описания ономастических фактов авторам удалось перейти к выводам и обобщениям, имеющим ценность для теории собственных имен. Большой интерес представляют статьи сборника, освещающие вопросы методологии ономастических исследований (Митрошкина А.Г.), этимологии ономастических названий (Бадмаева Л.Б., Рассадин В.И.), топо- и этнонимических связей (Нимаев Д.Д.), взаимодействия языков в области ономастики (Б. Сюлбэ).
Структурно-семантический анализ имен собственных в монгольском
языкознании предполагает и освещение проблем ономастического
словообразования. Монгольской антропонимии посвятили свои исследования
Ч. Содном [1964], Н. Жамбалсурэн [1970], Ж. Тумурцэрэн [1974], Ж. Сэржээ
[1992]. В своих работах исследователи, как правило, рассматривают вопросы
семантической классификации, словообразования монгольских
антропонимов. Аспекту генезиса антропонимии большое внимание уделяли А. Дариймаа, Ж. Сэржээ. По литературной антропонимии написаны работы Г. Эрхэмбаяра [1996] и Н.Я. Баатара [1998].
Проблемы имянаречения, становления и преобразования фонда антропонимов в историческом аспекте нашли отражение в диссертационном исследовании Д. Энхбата. Из имеющихся словарей по антропонимии следует выделить словари, составленные Ч. Содномом, А. Дариймаа, Ж. Сэржээ.
Число зарубежных исследователей, занимающихся монгольскими именами собственными, невелико. Самым известным из них является российский ученый, основоположник изучения ономастики Монголии в нашей стране, автор «Современной монгольской топонимики», (1934) - В.А. Казакевич. Труды А.А. Дарбеевой (например, «К вопросу о социальной сущности личных имен в монгольских языках», 1969) посвящены
сравнительной ономастике монгольских языков. Позднее был опубликован ряд других работ по отдельным аспектам монгольской ономастики, например, в 2000 г. прошли защиты диссертаций Е.В. Сундуевой «Апеллятивное и проприальное словообразование в современном монгольском языке» и О.Ф. Золтоевой «Онимическая лексика современного монгольского языка (мотивы номинации, семантика основ)», в 2001 г. - И.А. Ламожаповой «Исконные личные имена у монгольских народов: структура, семантика».
90-е годы XX в. и начало нынешнего столетия ознаменовались всплеском интереса к бурятской ономастике, в том числе и среди молодых исследователей, выходом трудов известных ученых, имеющих немалый опыт исследований в этой области, и появлением новых имен в ономастической науке. Так, в 1995 году опубликованы две фундаментальные работы: одна из них - в г. Улан-Удэ (Шулунова Л.В. «Ономастика Прибайкалья»), вторая - в г. Иркутске (Митрошкина А.Г. «Личные имена бурят»). В 2000 г. опубликована монография Г.С. Доржиевой «Структура и семантика бурятских и французских антропонимов», являющаяся очередным шагом в разработке проблем сравнительно-типологической ономастики.
В последние годы успешно защищаются кандидатские диссертации, посвященные основным разделам бурятской ономастики, возросло количество отдельных публикаций по вопросам общетеоретического и практического планов ономастической науки: анализу систем различных разрядов бурятских онимов (А.Г. Митрошкина, Л.В. Шулунова, В.И. Семенова, О.Ф. Золтоева, А.В. Шойжинимаева), вопросам структуры и семантики имен собственных (Ж.Д. Маюрова, И.А. Ламожапова), их функционированию в художественной литературе (СВ. Шойбонова, Л.Ю. Кожевникова), проприальному словообразованию (Е.В. Сундуева), функционированию бурятских имен собственных в языке и речи, методологии ономастических исследований (А.Г. Митрошкина, Л.В.
Шулунова), сравнительной ономастике (Г.С. Доржиева (бурятский и французский языки), Л.Е. Забанова (бурятский и английский), А.А. Лазарева (бурятский и китайский), комплексу системы бурятских собственных имен (Л.В. Шулунова), проблемам топонимики (Р.Г. Жамсаранова, И.А. Дамбуев, Ю.Ф. Манжуева).
Калмыцкая ономастика представляет собой достаточно молодую отрасль науки. Изданный в 1983 г. сборник «Ономастика Калмыкии» основывается на опыте предыдущих публикаций. Данный коллективный труд монголоведов Калмыкии и других регионов России рассматривает широкий круг проблем ономастики. Материал сборника сгруппирован по разделам. В первом разделе рассматриваются вопросы топонимии Калмыкии (авторы статей: Борисенко И.В., Корсункиев Ц.К., Очир-Гаряев В.Э., Шулунова Л.В.), во втором - проблемы калмыцкой антропонимики (Биткеева Г.С, Борджанова Т.Г., Монраев М.Ц., Сельвина Р.Л.), третий раздел носит характер приложения, куда включены дополнительные материалы по калмыцкой ономастике, собранные и проанализированные Э.Ч. Бардаевым, Е.И. Беспалым, П.А. Лареноком. Этот сборник стал основой системного изучения калмыцкой онимии.
Позднее вышли в свет статьи и монографии Г.С. Биткеевой, М.Ц. Монраева, Р.Л. Сельвиной, посвященные различным аспектам калмыцкой антропонимики. В 1987 году Г.С. Биткеева защитила в г. Улан-Удэ диссертацию на соискание ученой степени кандидата наук «Отражение социальных явлений в системе языка (на примере табуирования слов в калмыцком языке)». В 1999 г. в Москве прошла защита докторской диссертации М.У. Монраева по теме: «Проблемы современной калмыцкой антропонимики», в которой автор провел семантическую и структурную классификацию калмыцких имен, установил связи с другими разделами ономастики.
Вопросы типологии в ономастике монголоведы начали поднимать не так давно. Кроме работ упомянутых выше авторов: А.А. Лазаревой («Типологические проблемы номинации (на материале онимической лексики бурятского и китайского языков», 1999), Г.С. Доржиевой («Структура и семантика бурятских и французских антропонимов», 2000), Л.Е. Забановой («Дистрибуция антропонимических моделей в бурятском и английском языках», 2000), проблему типологии в монгольской ономастике в той или иной степени затрагивали во многих своих публикациях А.Г. Митрошкина и Л.В. Шулунова, О.Ф. Золтоева («Лексико-семантические группы исконно монгольских антропонимов», 2001), И.А. Ламожапова («Исконные личные имена у монгольских народов: структура, семантика», 2001), И.А. Цыбикова («Некоторые проблемы развития семантики слов в монгольских языках», 2001), Ж. Д. Маюрова («Структура и семантика синонимических и полионимических прозвищ бурят», 2003) и другие исследователи.
Таким образом, к настоящему времени в монголоведении накоплен достаточно обширный материал по ономастике монгольского, бурятского и калмыцкого языков. Но большинство упомянутых выше работ посвящено отдельным, частным явлениям монгольской, бурятской и калмыцкой ономастики. Вместе с тем, работ, посвященных комплексному изучению функциональной эволюции ономастики монголоязычных народов очень мало.
Настоящая работа посвящена исследованию функциональной эволюции проприальной лексики на материале антропонимии бурятского, монгольского и калмыцкого языков.
Во введении обосновывается актуальность темы, характеризуется состояние и степень ее изученности, формулируются цель и задачи, определяются объект, предмет и материалы исследования, сообщается об основных методах исследования, устанавливается научная новизна,
теоретическая и практическая значимость диссертации и содержатся сведения об апробации результатов работы и о ее структуре.
Первая глава «Функционирование имен собственных в языке и речи» является общетеоретической, где содержатся сведения об истории изучения функций имен собственных в отечественной и зарубежной лингвистике, а также анализируются монгольские исторические сочинения для исследования функционирования имен собственных.
Вторая глава «Функции именника монгольской антропонимии» посвящена рассмотрению основных языковых функций антропонимов и характеристике основных лингвистических процессов, происходящих в антропонимии.
В третьей главе «Динамика экстралингвистических функций антропонимов» рассматриваются социальные и экстралингвистические речевые функции антропонимов.
В заключении обобщаются результаты решения задач, обозначенных в начале работы, даются основные результаты исследования.
Монгольские исторические сочинения как источник изучения функций древнемонгольских антропонимов
Монгольские исторические сочинения такие, как «Сокровенное сказание монголов», датированное 1240 годом, «Сборник летописей» Рашид-ад-Дина (XIII в.), «Алтан тобчи» (XVIII в.) Мэргэн гэгэна и «Юань ши» («История династии Юань») 1370 года представляют огромную ценность для исследования онимической лексики того периода. Вне сомнения, названные источники, не утратили своей актуальности и в настоящее время.
В данных памятниках письменности повествование начинается с легенды о Бортэ Чино, первопредке монгольских ханов. Автор «Алтан тобчи» Мэргэн гэгэн начинает историю монгольских ханов с Бортэ чино, которого относит к потомкам тибетских царей, тогда как ни одно из трех указанных древних сочинений не содержит и мысли о преемственной связи монгольских ханов с царями Тибета, а последних - с королями Индии [Балданжапов, 1970, с. 37].
Представляется, что в данном случае имеет место распространение буддизма среди монгольских племен, потому что "Алтан тобчи" датируется XVIII веком. По Рашид-ад-Дину, Бортэ чино (в "Сборнике летописей" -Буртэ чинэ) осмысливается как один из вождей монгольских племен, вышедших из урочища Эргунэ-кун. Автор пишет: "Среди тех, кто оттуда вышел, был один почтенный эмир по имени Буртэ чинэ, глава и вождь некоторых племен, из рода которого был Добун-баян, супруг Алан гоа, и происходит несколько племен" [т.1, кн.2, с. 9]. В "Сокровенном сказании монголов" (или "Тайной истории монголов") "предком Чингисхана был Борте-Чино, родившийся по изволению Вышнего Неба" [1990, с. 12]. Вариативность написания антропонимов здесь и далее объясняется индивидуальностью подхода автора и переводчика произведения. Borte cino (Бортэ чино), стп.-монг. Borte cinu-a - букв, «пегий волк» -был, вероятно, тотемом древних монголов [Балданжапов, 1970, с. 213]. Как отмечает Д.Д. Нимаев, "... с известной долей вероятности к их числу могут быть отнесены этнонимы, связанные с названиями волка (бур. шоно, калм. чонос, башкир. Бюри и т.д.), собаки (бур. нохой, кипчак, ит), лебедя (алт. куу-кижи, тув. Куулар) и др...." [1987, с. 91]. Супругой Бортэ чино была Гоа-Марал из рода Гова. "Род гова - монгольское сочетание yowa oboy. В издании A.M. Позднеева он имеет форму gowai obuy. Во всех случаях первое слово соответствует первому компоненту goo-a имени goo-a maral - «прекрасная маралуха». Имя Гоа Марал, по-видимому, восходит к тотемному названию рода» [Балданжапов, 1970, с. 217].
Иной точки зрения придерживаются авторы "Юань ши". По их мнению предком монгольских ханов был Бодончар. Как мы видим, происхождение монгольских племен от прародителей Бортэ чино и Гоа-Марал является общим для трех исторических сочинений, их имена являются антропонимы тотемного характера. Невозможно отрицать и то, что тотемическое представление о происхождении монголоязычных народов в историческом плане имеет место у всех известных народов Центральной Азии: у хунну, сяньби, тоба, жужаней, тюрков, уйгуров, киргизов, киданей.
Известное сходство в содержании «Алтан тобчи», «Сборника летописей», «Сокровенного сказания монголов» и «Юань ши» начинается с легенды о Бодончаре, в которой обнаруживается общий сюжет, совпадения отдельных фраз и терминов. Однако по сравнению с отмеченными источниками рассказ Мэргэн гэгэна о Бодончаре шире, красочнее и богаче историческими сведениями.
Все четыре источника сходятся в том, что Бодончар родился у Алун гоа (в «Сокровенном сказании монголов» Алан-гоа) после смерти ее мужа Добун мэргэна, и что он был зачат неестественным путем, т.е. здесь мы имеем дело с так называемым «непорочным зачатием». От Бодончара (в «Сокровенном сказании монголов» Бодончар-простак; бур. Бодончар мунхаг - доел, мунхаг темный, невежественный, глупый ) и пошел род Чингисидов. Алун-гуа, дочь Хори-Туматского Хорилартай-Мергана и жена Добун-мергана (в "Сборнике летописей" Добун-Баян), где Гоа, по мнению С. Патканова, почетное прозвище со значением красивый, прекрасный [1912, с. 404].
С гоа идентично и по форме и по содержанию якутское куо, которое содержат легендарные женские имена Туйаарыма Куо, Нъургустай Куо, Айталыын Куо, Кун Сыралыма Куо и другие [Багдарыын Сюлбэ, 1987, с. 81]. Слово куо понимается якутами как красавица, неженка (как приставка к именам разных былинных и сказочных героинь) [Пекарский, 1958, 1959. 1-3]. Таковы воззрения авторов на происхождение рода Чингис-хана.
Согласно преданию, пересказанному Ш.Б. Чимитдоржиевым, "в районе Байкала, в Баргуджин-Тукуме, жил Бурто-Шоно, женатый на Гуа-Марал. У них было несколько сыновей, одного из них звали Хоридой-Мэргэн (Хорилартай-Мэргэн). Супругой его была Баргуджин-гуа. У них родилась дочь Алан-гуа. Бурятские предания гласят: племя Хоридой-Мэргэна из-за ссор по использованию звероловных угодий ушло из Баргуджин-Тукума на восток, к Онону. Здесь Алан-гуа встречается с представителем рода борджигид Добун-Мэргэном. Однажды, как повествует легенда, братья Дува-Сохор и Добун-Мэргэн поднялись на гору Бурхан-Халдун и увидели группу кочующих людей по течению реки Онон. Дува-Сохор сказал младшему брату Добун-Мэргэну: "Хороша молодица в кибитке крытой повозки среди кочующих людей". Выяснилось, что эту молодицу звали Алан-гуа, являлась она дочерью знатного хори-туматского вождя Хоридой-Мэргэна. Вскоре Добун-Мэргэн вступил в брак с умной, сообразительной Алан-гуа, которой было 17 лет. В средневековой монгольской историографии Алан-гуа была возведена в ранг родоначальницы монгольского рода борджигин. К этому роду принадлежал Тэмучин (Чингис-хан), родившийся в 1165 г. Если продолжительность жизни одного поколения принять за 25-30 лет, то между Алан-гуа и Темучином десять поколений, т.е. Алан-гуа жила в IX в." [Чимитдоржиев, 1996, с. 4-5].
По данным монгольских исторических памятников, отмечает А.Г. Митрошкина [1995, с. 70], в монгольской антропонимической системе XIII-XIV вв. были представлены следующие категории: личное имя, имя по отцу, имя по названию рода (племени), прозвищные имена и имена с титулами.
Значительную же часть именований у монголов XIII-XIV вв. составляют сложные образования, состоящие из двух или нескольких компонентов. А.Г. Митрошкина условно их делит на две группы: «...одну группу составляют имена, данные при рождении, другую - прозвищные или титулованные имена. К первой группе относим имена, в которых ни один из входящих в них компонентов не представляет название титулов, занятие, профессию именуемого. Наличие же указанных терминов является показателем прозвищности имени, что относит их ко второй группе сложных имен...» [1995, с. 71].
Дефиниционный способ образования имен-дескриптивов
Как бы ни было распространено имя, в каждом конкретном случае, оно призвано идентифицировать человека (дейксис), выделить из среды ему подобных и отличать от них (делимитатив) и описать этого человека (дескриптив). В настоящее время описательная функция антропонимов обычно не служит прямой характеристикой денотата: «...описательная функция может быть выделена лишь для ограниченного числа прозвищных имен» [Суперанская, 1973, с. 270].
Как считают многие ученые, описательные антропонимы в монгольских языках составляют один из древнейших пластов их лексики. Такими являются имена, содержащие в своей основе «прямое или косвенное указание на физические и моральные качества именуемого, особенности детского возраста, обстоятельства рождения, социальное и экономическое положение носителей и т.д.» [Алдарова, 2003, с. 27]. Дескриптивные именования, отмечает О.Ф. Золтоева, возникают в результате описания тех или иных особенностей референта [2000, с. 11].
В группу имен-дескриптивов относят имена, дающие описательную характеристику денотата по: а) биолого-физическим признакам; б) психическим признакам; в) последовательности рождения ребенка. Так, в «Сокровенном сказании монголов» представлены так называемые цветовые имена, характеризующие нареченных по цвету лица, волос: Боро (кличка скакового мерина Тороголчжин-Баяна), ср. х.-монг. бор серый; сивый (о масти); смуглый (о цвете лица); перен. невзрачный [Монгол-орос толь, 1957, с. 77];Харчу, Хара-Хадаан [Козин., 1990, 2, 40] отхар черный , как символ силы [Ламожапова., 2001, с. 7-8]; Кара [Рашид-ад-Дин, т. 1, с. 276], Кара-Арслан [Рашид-ад-Дин, т. 1, с. 105], Кара-Куш [Рашид-ад-Дин, т. 1, с. 97], Кара-Хулагу [Рашид-ад-Дин, т. 1, с. 69], ср. ст.-монг. qar=a черный; темный ; Чаадай [Козин., 1990, 242], ср. х.-монг. цагаан белый ; Коко-Цос [Козин., 1990, 210], представляется, что коко от ст.-монг. коке, ср. х.-монг. хвх синий, голубой; смуглый, темный, черный (о цвете лица, о коже) [Монгол-орос толь, 1957, с. 556-557].
Кроме имен, по мнению Н.Б. Алдаровой, объясняющих характерные физические особенности объекта, к описательным наименованиям относятся и имена-синекдохи: соответствующее значение подсказывается приемом замены названия целого названием части [2003, с. 28]. Например, Алак-Нидун [Рашид-ад-Дин, т. 1, с. 124], ср. х.-монг. алаг пестрый, разноцветный, пегий (о масти); перен. неоднородный , нуд(эн) глаз, глаза ; Еке-Нидун [Козин., 1990, 2], ср. х.-монг. их нуд большиеглаза ; Дува-Сохор [Козин., 1990, 3], ср. х.-монг. сохор слепой , Кабарту бахадур [Рашид-ад-Дин, т. 3, с. 98], ср. Хамарт баатар большеносый богатырь
Следующую группу в нашем исследовании составляют антропонимы, отражающие темперамент человека: Ануурай [Ч. Содном, 1964, с. 71], ср. ануур осторожный, осмотрительный , Огцом [Ч. Содном, 1964, с. 92] крутой, резкий, невыдержанный , Усгал спокойный, кроткий, незлобивый , Эрэвгэр [Ч. Содном, 1964, с. 112] раскидистый, торчащий , бур. эрбэгэнэхэ вертеться, быть непоседой, кокетничать, ломаться .
Основанием для образования антропонимов мог служить и порядок рождения детей. В монгольском и калмыцком именниках зафиксированы:
Дврввн [Ч. Содном, 1964, с. 82], Тавдай, Тавнай, Тавгай [Ч. Содном, 1964, с. 97], Зургаан, Зургаадай [Ч. Содном, 1964, с. 85], Долоодой [Ч. Содном, 1964, с. 81], Наймам, Наймаадай [Ч. Содном, 1964, с. 91], Арван [Ч. Содном, 1964, с. 71], Тавин, Тавиндай, Жараншай [Ч. Содном, 1964, с. 83], Далантай [Ч. Содном, 1964, с. 81], Наян, Наянтай, Наян-наст [Ч. Содном, 1964, с. 92], Ерэнтэй [Ч. Содном, 1964, с. 83], Зуутан [Ч. Содном, 1964, с. 85]; Тавда, ЗурЬан, Долаан, Долада, Нээмин, Иисин, Тэвинтэ, Жиринтэ, Даланта, Наинта [Номинханов, Муниев, 1965, с. 130]. Соответственно эти же числительные отмечаются в отчествах и фамилиях, образованных от этих же основ, но оформленных русскими патронимическими суффиксами: Гучинович /-овна/, Зурганович /-овна/, Доланович /-овна/, Наминович /-овна/, Есинович /-овна/, Джиринтеевич; Гучинов, Джиринтеев, Есинов, Наминов и пр. [Сельвина, 1983, с. 73-74].
Имена, образованные от числительных 60, 70, 80, 90, имеют омонимичные значения: в одних случаях указывали на преклонный возраст родителей, в других - выражали пожелание, чтобы ребенок был здоровым, крепким. В бурятском именослове зафиксированы те же имена. Рассказывают, что в старину родившемуся от престарелого отца давали имя в соответствии с годами отца: Жарантай, Далантай, Наянтай, Ерэнтэй [Алдарова, 1973, с. 72]. Имена, образованные от числительных, у монгольских народов составляют общий пласт лексики. Они входят в ранние лексические группы общемонгольской антропонимии. Ныне они встречаются лишь в единичных случаях.
Как считает Н.Л. Жуковская, «к описательным именам примыкают также антропонимы, образованные от названий занятий, склонностей и привычек, официальных и религиозных званий. Основанием для появления таких имен служили, видно, даже временные обязанности при общественных охотах, которые устраивались только раз в год. У монголов титулы и звания, присвоенные за определенные заслуги на одном из общественных поприщ, по этическим нормам, присоединялись к личным именам и со временем часто вытесняли их» [1970, с. 230].
На современном этапе истории мы наблюдаем процесс онимизации апеллятивов-терминов, в прошлом обозначавших сословные различия. Например, вторые компоненты вышеуказанных имен, Хоричар-Мерган, Есугай-Баатур в современном именнике функционируют как пожелательные имена: Мэргэн, ср. х.-монг. мэргэн меткий стрелок; мудрый, прозорливый , Батор, ср. х.-монг. баатар богатырь, герой; витязь; богатырский, героический, мужественный, храбрый, доблестный [Монгол-орос толь, 1957, с. 52, 253]. В период с XVII по XX век у бурят встречаются термины, обозначающие занятие или должность именуемого: х.-монг. тушмэл -чиновник; сановник; зайсан (зайпан) - младший административный чин в дореволюционной Бурятии; тайша - глава степной думы у бурят в царской России. В настоящее время в именнике бурят функционируют фамилии Зайсанов, Тайшин, Тушемилов, которые определяют в данном случае онимизация апеллятивных основ.
Корреляционный способ образования антропонимов
Суффиксальный способ образования слов является одним из главных источников пополнения словаря бурятского языка. Так, например, У.-Ж.Ш. Дондуков в работе, специально посвященной проблеме аффиксального словообразования частей речи в бурятском языке, выявил и описал 133 суффикса, с помощью которых образуются имена существительные, 67 суффиксов, образующих имена прилагательные, не считая заимствованных суффиксов и аффиксальных имен существительных и прилагательных, которые соотносительны с причастиями [1964, с. 9-43, 68-96].
А.Г. Митрошкина в монографии «Личные имена бурят» (1995) выявила и описала свыше ПО простых формантов, а также 20 типов наиболее частотных составных (сложных) формантов. При этом установлено, что форманты, образующие личные имена, по происхождению вторичны по отношению к суффиксам: они находятся между собой в омонимичных отношениях точно также, как апеллятивы соответствующих антропонимов. Тот или иной суффикс в антропониме выполняет прежнюю апеллятивную функцию только в тех случаях, когда изменяет лишь форму конкретного имени конкретного человека. Например, Ханда - Хандахан, Унхээ - Унхээшхэ. Но в случае, если именования типа Жалма и Жалмахан относятся к разным индивидам, то мы имеем два имени, образованные с помощью антропоформанта и без него.
Монгольский исследователь Ч. Содном [1964, 44-62] перечислил аффиксы, используемые для образования личных имен монголов, проанализированных позднее Ж. Сэржээ [1992]: -бай, -бэй, -бой: Батбай, Булбай, Оцбай; -гай, -гэй, -гой, -гуй.Бумбагай, Зулзагай, Ноосгой, Унагай; -дай, -дэй, -дой:Бв9хдэй, Монгоодой, Субээдэй; -жай, -зай: Луузай, Улаазай, Хулжай; -лай, -лэй, -лой — выражает значение обладания: Батлай, Бумбалай, Мухалай, Хубилай; -май:Мархмай, Халтмай; -най, -ной: Борной, Булнай, Тодной, Тумбинай; -рай, -рэй, -рой: Баарай, Дэлдрэй, Хуларай; -сай, -сэй, -сой: Баасай, Бабусай, Ноосой; -тай, -тэй, -той - обозначает наличие чего-либо - качества, предмета и др.: Залатай, Ерэнтэй, Ерввлтэй; -хай, -хэй, -хой, -хуй — уменьшительно-ласкательный аффикс: Боронхой, Мандахай; -цай, -цэй, -цой: Борцай, Гувцэй, Золцой; -чай, -чий, -шай, -ший: Гогашай, Халчай. Замечено, что дифференциация женских и мужских имен в монгольских языках в прежние времена не была достаточно четкой: одно и то же имя могли носить как женщина, так и мужчина, например: Хулан [Козин, 1941, 48, 197]. Однако, как отмечает А.Г. Митрошкина, образования с формантом -daj - преимущественно мужские имена, тогда как с -джин - женские имена. Имя Temiir - мужское, а производные от него могут быть и мужскими и женскими [1995, с. 74].
Понятие современного разграничения рода мужских и женских имен также имеет заимствованный характер. По словам А.А. Дарбеевой, «...в последние годы среди бурятской интеллигенции встречаются женские имена типа Эржена, Чимита, Сэржэна, Саяна, Туяна, Баяна, Баира и т.д. В исконно бурятском языке имена Эржэн, Сэржэн, Чимит и т.д. давали лицам обоих полов. Под влиянием русского языка наметилась тенденция родовой дифференциации личных имен. Родовая дифференциация фамилий уже прочно вошла в быт бурят, например: Шобонов — Шобонова, Хараев -Хараева, Шараев - Шараева и т.д. Образование отчества на -ович, -евич, -овна, -евна тоже появилось в разговорном языке под влиянием русского языка, например: Намсараевич - Намсараевна, Аюшеевич - Аюшеевна, Очирович — Очировна и т.д. В прошлом буряты не величали друг друга по имени и отчеству. Все это идет по линии функции разговорного языка, затем проникает в письменный язык...» [1969, с. 115].
Думается, что редкие для бурятского языка фамилии на конечный формант -но были образованы по аналогии с украинскими. Например, Балдано. Среди бурят восточного ареала встречается фамилия Цыбигон. Представляется, что эта фамилия, адаптированная к русской письменности, в прошлом произносилась как Цыбигун, где -ун (-un) - аффикс родительного падежа старописьменного монгольского языка. Ср. Аригуун Буубэй (Буубэй, сын Аригуна) - имя легендарного героя бурятских улигеров.
В настоящее время функционирует немалое количество самостоятельных женских имен, образованных при помощи суффикса —а: Адиса, Амарсана, Амина, Арюна, Аюна, Аяна, Баина, Баира, Галеона, Димида, Жаргала, Номина, Оюна, Саяна, Соела, Сэлмэга, Сэсэг , Туяна, Цырена и т.д.
Более продуктивной, считает Л.В. Шулунова, стала модель с тибетским элементом -ма, например: Дугар (м.) - Дугарма, Даши — Дашима [1995, с. 28]. Суффикс -маа, который, как считают, восходит к тибетскому слову мать , является наиболее употребительным при образовании новых женских имен от исконно бурятских личных имен: Баярма радость , Жаргалма счастье , Соелма культура , Сэсэгма цветок и др. В именах Чимита, Арюуна элементы —ита, -юуна начинают осознаваться как антропонимический формант. Так, например, от женского имени Булган соболь образовано Булгита.
Реже используется модель с суффиксом -цоо/-цуу, -соо/-суу от тиб. озеро, море : Бадансу, Балмасу, Бимбацу, Димитсу, Цыренцу, Чимитцо, причем носительницы имен с рассматриваемым суффиксом преимущественно жительницы южных районов Республики Бурятия (Бичуры, Мухоршибири).
Следовательно, корреляционный способ образования имен путем присоединения заимствованных элементов весьма распространен в монгольских языках.
Речевая информация имен собственных
Речевая информация реализуется в процессе речи для установления и поддержания коммуникативного акта. В связи с речевой информацией выделяются подфункция выражения вежливости и эмотивная функция, которые подчеркивают субъективное отношение говорящего к объекту.
В «Сборнике летописей» вежливое отношение к человеку выражают термины, примыкающие к именам и указывающие на высокое происхождение их носителей: эмир, шах, баян (ст.-монг. Ьауіп, монг. баян, калм. байн, бур. баян богатый, богач, богатей , гоа прекрасная , фуджин с кит. княгиня, супруга высокопоставленного лица , хан (каан), бахадур богатырь, герой , мэргэн меткий стрелок и пр. В «Алтан тобчи» - batur, qan, mergen, gua и др., «Сокровенном сказании монголов» - мерган, гоа, баян, нойон князь, господин , тайчжи царевич; сын феодала; дворянин , учжин, хаган, хан, ебуген (ст.-монг. ebugen, монг. ввгвн, бур. убгэн, калм. ввгн) старик, старец , баатар, хатун и др.
В «Бурятских исторических летописях» используются имена с терминами, восходящими к феодальной эпохе монгольских народов: зайпан (зайсан) младший административный чин , засуул (запуул) управитель, урядник , шуленга (бур. шуулэнгэ) сборщик податей , гулваа, тайша, нойон, занги невысокий чин в средневековой Монголии, управитель сомона .
С распространением буддизма в Забайкалье наряду с именами речевую информацию стали выполнять звания духовных лиц, например, гэлэн -монах, принявший 253 обета, ширетуй - настоятель дацана, гебгуй — должен наблюдать за порядком в храме, шанзодба — ведает монастырским хозяйством, хуварак - послушник, монах и т.д.
Впервые европейские фамилии появились в Италии в X-XI вв., затем во Франции, Англии и других странах. Фамилии у русских сформировались только XVII в. [Никонов, 1988, с. 10].
У монгольских народов существовали именования по отцу, где вместо фамилии употреблялось имя отца, ср. бур. Доржын Цэрэн Цэрэн, сын Доржи , Санжаагай Шоймпол Шоймпол, сын Санжи , монг. Батсурэнгиин Болд Болд, сын Батсурэна , калм. Доржин Менкэ Менке, сын Доржа и т.д. Появление фамилий у бурят, монголов, калмыков и отчеств у бурят и калмыков можно рассматривать как отражение в языке уравнивания их социального положения.
Современные фамилии у бурят и калмыков образованы в основном по русской модели, с помощью суффиксов -ов/-ев, например, бур. Мункуев, Бадараев, Хандажапов, Барданов, Гулгенов, калм. Мухараев, Тарбаев, Басхаев, Бухаев. Современные монгольские фамилии образуются традиционным способом, бытовавшим в дореволюционный период в Бурятии и Калмыкии, т.е. по имени отца, когда употребляется имя отца в именительном или родительном падежах. К примеру Башаа Лхамсурэн, Балдоржийн Ариуна, Батсурэнгиин Туул, Сухбаатар Галмандах, Энэбиш Намуун и др.
Отчества в бурятском и калмыцком языках появились немного позднее фамилий. По мнению исследователей, у калмыков сначала отчества появились среди интеллигенции под влиянием русского языка и русской культуры, а затем распространились и у других слоев населения. Они образовывались по русской модели - присоединением к имени отца форманта -евич (-овна, -евна): Бадма — Бадма+евич, Бадма+евна, Санджи — Санджи+евич, Санджи+евна, Менке — Менке+евич, Менке+евна и т.д. Аналогичным путем образуются бурятские отчества, например: Батожаргаловна, Даша-Нимаевна, Баирович, Булатович и т.д. У монголов же отчества отсутствуют и в настоящее время. В речевой практике бурят и калмыков имя+отчество употребляется с учетом возрастных особенностей, социально-служебного положения именуемого и других экстралингвистических этикетных факторов. Прозвища как вид антропонимов выполняют в языке функции коммуникации наряду с личными именами, фамилиями и отчествами и обладают значительной речевой информацией. Они попадают в разряд неэтикетного именования, которое ограниченно используется в присутствии называемого. Прозвище дается именуемому вследствие каких-то особых черт или обстоятельств. Как отмечает Н.В. Подольская в «Словаре русской ономастической терминологии», «прозвище - вид антропонима. Дополнительное неофициальное имя, данное человеку окружающими людьми в соответствии с его характерной чертой, сопутствующим его жизни обстоятельством, по какой-либо аналогии, по происхождению и др. мотивами» [1988, с. 111].
Прозвища, или «клички», выделяют названных среди других людей, так как в определенных социальных группах встречаются индивидуумы с одинаковыми именами, а порой даже и с фамилиями. И одной из причин широкого распространения прозвищ является то, что они используются с целью различения индивидов. Нельзя забывать и то, что прозвища чаще всего имеют негативный оттенок и несут, как было сказано, информацию заглазности. Н.Н. Ушаковым замечено, что «...прозвища, как и другие слова-знаки, имеют богатую гамму оттенков от интимно-ласковых до резко- уничижельных...» [1978, с. 152].Например, ими могут быть и рост, и особенности фигуры: тезки-приятельницы имеют прозвища с бурятской языковой основой - Томо Валя доел, большая Валя и Жаа Валя маленькая Валя , которых люди различали только по их скрытым именам. Два друга по имени Бато: одного из-за высокого роста называют Ута Бата Длинный Бато , а второго - Бэлтэгэр Бата (именуемый имеет очень большие глаза). Или же приятели с одинаковыми именами Будажап, один из них когда-то работал на овцеводческой ферме, за что и получил прозвище Хуса Будажап (хуса - баран-производитель), а второй все время кряхтел и производил звуки подобные тем, которые издают быки. За это его и прозвали Буха Будажап (буха бык ).
Л.В. Шулунова в монографии "Прозвища в антропонимии бурят" (1985) выделяет классификацию прозвищ по мотивации. Нами выявлены такие мотивационные моменты, когда прозвища подчеркивают особенности глаз: Хухуня (номинант имеет несвойственный для буря синий цвет глаз), которое позже перешло в Кукуня, а потом и в Куковащ Кошка Цыден (у прозванного зеленый цвет глаз); выделяют особенности формы носа: Ибрагим, Грузин-Шеварнадзе, Шопен, Каркуша или Армян Арюна (все нареченные имеют крупные носы) и прозвище-полионим Вопросительный Знак (у денотата после перенесенной травмы искривился нос).
