Содержание к диссертации
Введение
Глава 1. «Подлинные анекдоты о Петре Великом» Я.Я. Штелина: история создания и распространения 24
1. Об авторе собрания. Деятельность Штелина в России 24
2. Составление собрания. Редакции текстов «Подлинных анекдотов...» 33
3. Издания «Подлинных анекдотов...» 60
4. Переводы «Подлинных анекдотов...» на русский язык 67
Глава 2. Источники «Подлинных анекдотов о Петре Великом» 72
1. Информаторы Штелина 72
2. Письменные источники «Подлинных анекдотов...» 97
Глава 3. Особенности отражения образа Петра Великого в сознании элиты российского общества середины - второй половины XVIII в. (По «Подлинным анекдотам...» Я.Я. Штелина) 115
1. Влияние фольклора и «массового исторического сознания» на формирование преданий о Петре 115
2. Особенности восприятия повседневного поведения исторического лица и отражение его в анекдотах 146
3. Царь и подданный: социальный аспект деятельности монарха 168
Заключение 206
Приложение 214
Иллюстрации 222
Список использованной литературы 226
Сокращения
- Об авторе собрания. Деятельность Штелина в России
- Составление собрания. Редакции текстов «Подлинных анекдотов...»
- Информаторы Штелина
- Влияние фольклора и «массового исторического сознания» на формирование преданий о Петре
Введение к работе
Для российского дворянства середина - вторая половина XVIII столетия -время интенсивного формирования общественного самосознания, определения исторических и жизненных идеалов дворянства как сословия. Исключительное положение, которое занимало дворянство в структуре российского общества, как и успешное освоение им пространства новой культуры, способствовало появлению сложного культурно-исторического феномена - особого менталитета «благородного сословия». Одним из способов самоидентификации дворянства было обращение к прошлому, которое осмыслялось и на индивидуально-личностном уровне (собственная биография), и более масштабно, на уровне истории страны.
В середине - второй половине XVIII столетия в России усиливается интерес к петровской эпохе и к личности самого Петра, что было связано и с событиями в политической истории государства, и с началом становления истории как научной дисциплины. Актуализация событий недавнего прошлого в сознании дворянства проявляется в разных формах, наименее изученная из них - устные воспоминания, или анекдоты. Между тем анекдоты о Петре для того времени были не менее значимым явлением, чем исторические сочинения, потому что являлись частью процесса осознания дворянством своей исторической роли. Устные мемуары о событиях первой четверти XVIII столетия получили широкое распространение. Первые записи устных воспоминаний о Петре и его эпохе были сделаны академиком Санкт - Петербургской Академии наук Я.Я. Штелиным и опубликованы в 1785 г. в Лейпциге А.Л. Шлецером, на немецком языке1. Услышанное от современников Петра и их потомков автор сборника оформил в виде небольших рассказов (анекдотов), указав под каждым из сообщений фамилию и чин автора, а в конце сборника
1 Originalanecdoten von Peter dem Grossen. Aus dem Munde angesehener Personen zu Moskau und Petersburg ver-nommen und der Vergessenhat entrissen von J. von Stahlin. Leipzig, 1785.
поместил список своих информаторов, где привел краткие биографические сведения о рассказчиках.
В сборнике нет развернутого авторского определения анекдота, однако из предисловия к собранию, написанного Штелиным, ясно, что анекдотами о Петре он считал сведения, которые нигде не были опубликованы и получены им из устных сообщений: «слышал я много анекдотов о Петре Великом, которые весьма возбудили мое внимание и которых не находил еще ни на каком языке в историях или описаниях жизни российского монарха» 2. Таким образом, Штелин перенес на бумагу факты, сохранявшиеся до того только в памяти его информаторов.
В XVIII в. слово «анекдот» имело следующие значения: 1) рассказ, история (первоначально о событиях тайных, затем любопытных, достопамятных); 2) случай, происшествие . Словарь Академии Росийской толкует слово «анекдот» как перевод с французского: «достопамятное приключение» 4. Анекдоты о Петре - это рассказы об отдельных эпизодах его царствования, своего рода коллективные мемуары, где в центре каждого сюжета - прежде всего «происшествие». По мнению Е.Я. Курганова, анекдот, как правило, показывает частное событие, но в нем обязательно соединяются локальность и значительность. «Сочетание это и обеспечивает роль анекдота как особого рода исторического документа, открывающего важное через мелкое, тенденцию - через деталь»5.
С.А. Мезин считает, что само понятие анекдота было заимствовано Россией из Европы. В переводе книги А. Делера «Анализ философии канцлера Бэкона с его жизнеописанием», осуществленном В.К. Тредиаковским, историк обнаружил такое толкование слова «анекдот»: «Есть еще род особенныя ис-
2 Подлинные анекдоты о Петре Великом. М.,1830. СИ. Здесь и далее перевод на русский язык анекдотов
Штелина цитируется по этому изданию.
3 Словарь русского языка XVIII века. Вып.1. А - Безпристрастие. Л., 1984. С.70.
4 Словарь Академии Российской, по азбучному порядку расположенный. СПб., 1806. Ч.І. Стб.40.
5 Курганов Е.Я. Анекдот как жанр. СПб., 1997.
тории, предлагающие о тайных и сокровенных делах, содеваемых государями и называемые Анекдотами (не изданными в свет бытиями), когда автор собирает некоторое число деяний любопытства достойных и нужных, чтобы оныя исследовать не как историку, но как философу и политику» . По мнению С.А. Мезина, в XVIII в. анекдоты воспринимались современниками как «философский» жанр историографии, обязывающий автора к нравственным и политическим выводам и сентенциям» . Таким образом, в анекдотах давалось не только сообщение о фактах, но и предполагалось их осмысление. Следовательно, из анекдотов можно узнать не только о событиях, которые являются предметом повествования, но и о восприятии этих событий авторами сообщений.
Петровская эпоха оставила глубокий след в сознании очевидцев и участников событий, однако большинство современников Петра не испытывали потребности в создании собственных текстов, да и не всегда имели такую возможность. Происходившие на их глазах события осмыслялись в церковных проповедях, представлялись в фейерверках государственных праздников, началась работа над созданием «Гистории Свейской войны», но создание текстов было уделом немногих, и не только текстов «официальных». При этом на основе устных преданий, появившихся в петровское время и несколько позже, постепенно формируется своего рода «вторая история», которая наряду с сообщением о некоторых фактах содержит осмысление событий, совершенно отличное и от сильно идеологизированной риторики Феофана Прокоповича, и от определяемого политической конъюнктурой понимания деятельности Петра, которое выражено, к примеру, в «Рассуждениях о причинах Свейской войны» П.П. Шафирова. Предание (т.е. сохранение в устной памяти информации о событиях) существует само по себе, пока не
Сокращение философии канцлера Франциска Бакона. Том Первый. Переведено с фр. Васильем Тредиаков-ским.СПб.,1760.С.61.
7 Мезин А.С. Анекдоты о Петре Великом как явление русской историографии XVIII в. // Историографический сборник. Саратов,2002. С.21.
найдутся желающие придать ему вид текста. Но пока оно не обретет законченное оформление, слухи, догадки, описания событий, составленные с чужих слов, неизбежно впитывают мнения и оценки людей, которые участвуют в создании устной истории.
И.Д. Ковальченко считал принципиально важным для источниковедения тот факт, что субъект, создатель источника, не просто отражает реальность, но и сам выступает как отражающийся объект. «В итоге источник несет в себе двойную информацию. Источник, с одной стороны, опосредованно, через сознание субъекта отражает объект, а с другой - непосредственно характеризует субъект, прежде всего отражает его цели и методы восприятия объек-
тивной реальности» . Предания о Петре в некотором смысле можно считать не только попыткой изобразить портрет их главного героя, но и автопортретом создателей источника.
Своеобразие анекдота как исторического источника состоит в том, что он имеет много общих черт с другими источниками, но в то же время существенно отличается от них.
По происхождению анекдот ближе всего к мемуарам, в его основе -воспоминание о событии. При этом автор сообщения вспоминает о событии, ограниченном рамками выбранного времени и места.
Предмет повествования указывает на близость анекдота к исторической прозе: как правило, героем анекдота является известное историческое лицо, его поступки и присущие ему качества. Однако авторы (рассказчики) анекдотов обычно не ставят перед собой цели создать исторический труд.
Анекдот является литературным жанром, повествованием, заключенным в строгие рамки определенной формы. Для анекдота обязательна трех-частная структура: введение, в котором обозначена тема рассказа, далее следует предельно краткое изложение конфликта, и заканчивается все финалом, обычно неожиданным. Для анекдота как литературного жанра характерно
8 Ковальченко И.Д. Методы исторического исследования. М., 1987.С.116.
построение сюжета вокруг отдельной (чаще всего остроумной или намеренно абсурдной) реплики главного действующего лица и ряд других признаков. Но для анекдота как литературного жанра совершенно не обязательно наличие какой-либо связи происшествий, описываемых в нем, с действительностью. Между тем анекдоты, рассказываемые об исторических лицах, воспринимались современниками как сообщения о реальных событиях.
Все сказанное относится и к «Подлинным анекдотам о Петре Великом», составленным Штелиным. Записанные им истории о Петре одновременно являются и воспоминаниями, и особым жанром историографии, и разновидностью литературного сочинения. Каждый сюжет из собрания Штелина - это сообщение о событии петровского времени и интерпретация этого события с точки зрения рассказчика.
Изучение собрания Штелина как источника началось с рассмотрения рас
сказов его информаторов как сообщений об исторических фактах.
^\ Причем к источниковедческому анализу преданий, использованных при
составлении «Подлинных анекдотов...», исследователи приступили раньше,
'чем книга Штелина увидела свет. В анекдоте №929 «Отважность Петра Ве
ликого на море» (А. Брюйнс) присутствует замечание о том, что Петр в дет
стве очень боялся воды и смог преодолеть свой страх только с помощью сво
его приближенного, который заставил его войти в воду, действуя собствен
ным примером. Очевидно, предание имело распространение не только среди
JL* информаторов Штелина: Г.Ф. Миллер обнаружил сообщение об этом у П.Н.
Крекшина и подверг его критике, считая недостоверным, так как в других источниках никакого упоминания об этом нет 10.
9 Далее А92 и т.д.
10 Миллер Г.Ф. Воспитание государя императора Петра Великого// Опыт трудов Вольного Российского соб
рания при императорском Московском университете. М., 1774.4.4. С.123; 1780.4.5. С.117-118.
Первым на опубликованные анекдоты откликнулся А.Ф. Бюшинг «Подлинные анекдоты...» он признал источником, имеющим ценность для изучения биографии Петра, однако отметил неточности, которые нашел в текстах Штелина. Рецензент укорял составителя собрания за невнимание к уже опубликованным работам Г.Ф. Миллера, включая названную выше критическую статью о сообщениях П.Н. Крекшина, и за публикацию нескольких анекдотов, по его мнению, и без Штелина хорошо всем известных. Словом, в «отзыве Бюшинга слышится высокомерие профессионала по отношению к труду дилетанта»12.
В 1784 г. в Париже вышла книга Н.Г. Ле Клерка, посвященная истории России, и И.И. Болтин, по собственной инициативе, взялся написать комментарии на это сочинение, так как обнаружил в его труде множество неточностей и ошибок. Некоторые события петровского царствования, описанные Ле Клерком, привлекли особое внимание комментатора, потому что, по его мнению, их изложение давало совершенно превратное представление о Петре. Критикуя Ле Клерка, Болтин в качестве доказательства своей позиции ссылался на Штелина, упоминая несколько текстов из его собрания. Так, Болтин считал ошибочным сообщение Ле Клерка об истреблении гарнизона Нарвы при взятии города русскими войсками - именно потому, что Штелин рассказывал об этом эпизоде Северной войны иначе; Ле Клерк сомневался в существовании «завещания с Прута», в котором Петр объявил, что в случае его гибели в сражении, сенаторам предстоит избрать ему преемника, Болтин не видел никаких поводов для сомнений, потому что сообщение об этом есть у Штелина . То есть Болтин не сомневался в фактической достоверности изложенного в «Подлинных анекдотах...» материала, для него анекдот со-
11 Woechentliche Nachrichten von neuen Landcharten, geographischen, statistischen und historischen Buechern und
Schriften. Berlin, 1785. S.201-206.
12 Мезин C.A. Анекдоты о Петре Великом как явление русской историографии XVIII в // Историографиче
ский сборник. Саратов, 2002. С.46.
13 Болтин И.И. Примечания на историю древния и нынешния России г. Ле Клерка, сочиненные генерал-
майором Иваном Болтиным. М.,1788.
вершенно равнозначен соответствующему действительности сообщению об историческом событии. Позиция Болтина объясняется просто: он не видел существенной разницы между источниками разного рода, т.е. и информация, извлекаемая из документов, и предание для него совершенно равноправны. Ле Клерк вслед за Крекшиным писал об отвращении к воде, которое Петр испытывал в детстве. Болтин заметил на это: «Ни в историях российских, ни в предании сего не обретаем, чтобы Петр имел природное отвращение от воды; охота его крайняя к плаванию и упражнение в сем из самых детских лет противное сему доказывают», к тому же Г.Ф. Миллер, «все архивы древния пересмотревший», ничего не нашел, что указывало бы на какие-либо проявления страха перед водой в детские годы Петра. Прутское письмо также не выдумка, потому что «все известны по преданию, что Петр Великий, будучи в отчаянных обстоятельствах при Пруте» его написал, а Штелин «предание * сие внес в собрание своих анекдотов» 14.
При этом информация из собрания Штелина использовалась Болтиным произвольно: там, где в «Подлинных анекдотах...» есть что-то противоположное тому, что написал Ле Клерк, Болтин на Штелина ссылался, а где анекдот мог бы подтвердить мнение Ле Клерка, никакого упоминания об этом нет. Например, о «природном отвращении от воды», упомянутом информатором Штелина, И.И. Болтин не считал нужным вспоминать. В комментариях И.И. Болтина имеет значение следующее:
Современник Штелина (комментарии Болтина на Ле Клерка увидели свет через два года после публикации «Подлинных анекдотов...» на русском языке) воспринимает анекдот как предание.
Для него это предание имеет ту же ценность, что и сообщения письменных источников.
Частично он с этим преданием согласен - возможно, потому, что Петр из анекдотов соответствует его личному восприятию Петра.
14 Болтин И.И. Указ.соч. С.483;566.
Таким образом, уже к концу XVIII столетия мнения современников о труде Штелина разделились, и обнаружились две противоположные точки зрения и на само собрание, и на возможности его использования. Для А.Ф. Бю-шинга «Подлинные анекдоты...» - источник, имеющий информативную ценность, однако нуждающийся в критике и проверке путем сопоставления содержащихся в нем сообщений о тех или иных событиях с письменными источниками петровского времени, с учетом выводов, сделанных историками, которые работали с архивными материалами первой четверти XVIII века. И.И. Болтин, наоборот, полностью доверял фактам, изложенным в «Подлинных анекдотах...», поводов для критического анализа источника не видел и использовал тексты Штелина как документ при критике исторического труда Н.Г. Ле Клерка, потому что считал устное предание, лежащее в основе записанных Штелиным рассказов, просто одним из способов сохранения сведений о прошлом.
После И.И. Болтина «Подлинные анекдоты...» длительное время не попадали в поле зрения исследователей, хотя сборник продолжал регулярно переиздаваться. В 1834-1835 гг. А.С. Пушкин, работая над «Историей Петра», составлял конспект «Деяний Петра Великого» И.И. Голикова и обратил внимание на сюжет, заимствованный из «Подлинных анекдотов...»15. В описании Прутского похода есть замечание Пушкина: «Штелин уверяет, что славное письмо в Сенат хранится в кабинете Его Величества при Императорском дворце. Но, к сожалению, анекдот, кажется, выдуман и чуть ли не им самим. По крайней мере, письмо не отыскано». Значит, попытки отыскать «письмо» имели место, и обращение к тесту А17 «Удивительная любовь Петра Великого к государству своему и Отечеству» (М.М. Щербатов) привело к поиску включенного в него документа, следовательно, анекдот воспринимался как сообщение о действительном событии.
15 Пушкин А.С. История Петра. М.,2000. С.204.
В середине XIX столетия Н.Г. Устрялов, работая над «Историей царствования Петра Великого», в поисках материала для описания ранних лет жизни Петра, обратился к текстам Штелина 16. Он исследовал несколько сюжетов на предмет соответствия изложенных в них фактов действительности и этого соответствия в них не обнаружил. В рассмотренных им анекдотах А1 «Особенные обстоятельства бракосочетания царя Алексея Михайловича и Натальи Кирилловны Нарышкиной» (М.А. Румянцева), А5 «Отважность Петра Великого в очевидной опасности при заговоре Цыклера и Соковнина» (И.Ю. Трубецкой), А26 «Удивительная память Петра Великого» (И.Ю. Трубецкой, А. Брюйнс), А118 «Предсказание о рождении и славе Петра Великого» фактической правды оказалось очень мало. Устрялов доказал это, сопоставив тексты Штелина с другими источниками. Методика исследования анекдота, разработанная им на материалах Штелина, в дальнейшем будет использоваться всеми, кто решит обратиться к анекдоту как к сообщению о реальном событии. Чтобы определить достоверность анекдота, Устрялов проверял:
насколько описание того или иного происшествия в анекдоте соответствует реальной исторической обстановке, нет ли противоречий с теми событиями в жизни Петра или истории страны, которые уже хорошо известны и их достоверность сомнению не подлежит;
насколько анекдот соответствует реконструкции того же события, которую можно сделать, опираясь на письменные свидетельства современников (еще лучше - участников или очевидцев, а если таковых нет, то хотя бы тех, кто в тот момент мог находиться поблизости или оставил воспоминания, опираясь на источники, заслуживающие доверия);
в тех случаях, где Штелин, по мнению Устрялова, приводит ссылки на письменные свидетельства - насколько они соответствуют тому, что можно обнаружить в рукописях упоминаемых авторов.
16 Устрялов Н.Г. История царствования Петра Великого. ТЛ.СПб., 1858.C.LVII-LVIII; Т.Ш.СПб.,1864.С389
Если говорить об истинности, соответствии описанных рассказчиками Штелина происшествий действительности, то разработанный Н.Г. Устряло-вым способ исследования исторического анекдота стоит признать не только правильным, но и единственно возможным. Конечно, если есть шанс отыскать другие источники для сравнения с текстами Штелина в тех случаях, когда рассказы его информаторов являются единственным из известных историкам сегодня свидетельством об описанных ими происшествиях. К тому же путем сопоставления с другими источниками нельзя проверить анекдоты, которые содержат описания событий, не поддающихся датировке; нельзя проверить истинность сообщений, о которых по политическим или этическим причинам не могло остаться письменных свидетельств.
Метод, разработанный Н.Г. Устряловым, использовался в XIX столетии участниками многолетней дискуссии, предметом которой стал самый известный из штелинских сюжетов - А17 «Удивительная любовь Петра Великого к государству своему и Отечеству». Сам Н.Г. Устрялов рассказу Штелина не верил, потому что история доставки «завещания», изложенная в начале анекдота, показалась ему сомнительной, подозрительным показалось ему и отсутствие ответной реакции сенаторов на этот документ. По его мнению, если бы письмо существовало на самом деле, в донесениях Сената Петру это должно было как-то отразиться, но в них об этом ни слова нет. Наконец, Устрялов считал, что отношения царя с сыном в 1711 году были не настолько плохи, чтобы писать завещание, практически лишающее сына возможности занять престол . В противоположность ему СМ. Соловьев полагал, что письмо могло быть реальным фактом: «Петр Великий желал очистить свою совесть, уполномочивая Сенат выбрать достойнейшего», потому что Алексей как наследник к этому времени его уже не устраивал. Соловьев не считал «завещание» фальсификацией, потому что не видел поводов к сочинению подобного
Устрялов Н.Г. Рассказ Штелина о письме Петра Великого к Сенату с берегов Прута // Месяцеслов на 1859 г. С.370-375.
документа, а отсутствие подлинника завещания его не удивляло: «могли опасаться, чтоб акт не послужил опорою для каких-нибудь притязаний, следовательно, имели побуждение уничтожить его», к тому же письмо могло просто
1 й
потеряться . Доводы СМ. Соловьева не убедили Ф.А. Витберга, и он подверг текст письма подробному разбору, сопоставив с другими, сохранившимися в подлинниках документами петровского времени. Его вывод: «завещание» - выдумка19. Е. Белов, используя тот же метод, но другие документы, доказал, что такой указ мог быть написан Петром, и предложил считать текст письма реально существовавшим документом, который в дальнейшем оброс маловероятными подробностями. Вручение Сенату вопроса о престолонаследии, по его мнению, кажется вполне логичным: Петр «не желал вмешивать в оный войско и генералитет»20.
Как видно из приведенного выше краткого изложения дискуссии по поводу А17 «Удивительная любовь Петра Великого к государству своему и Отечеству», основное внимание исследователей долгое время было сосредоточено на выяснении фактической достоверности сообщаемых в анекдоте сведений. При этом другие сюжеты «Подлинных анекдотов...» практически не привлекали внимания историков: очевидно, подробный разбор нескольких анекдотов, произведенный Н.Г. Устряловым и выявивший в них многочисленные искажения исторической реальности, способствовал формированию вполне определенного отношения ко всему собранию в целом. Анекдоты рассматривались как сообщения о событиях петровского времени, но сообщения малодостоверные, и фактическая сомнительность рассказов, записанных Штелиным, сильно понизила ценность источника в глазах историков.
18 Соловьев СМ. История России с древнейших времен. Кн.VIII. М.,1993. С.372-373.
19 Витберг Ф. О подложности известного письма Петра Великого с берегов Прута в Сенат от 10 июля 1711г.
// Древняя и новая Россия. ТЛИ. СПб., 1875. С.256-268.
20 Белов Е. По поводу статьи г.Витберга о подложности письма Петра Великого из-под Прута 1711 г. //
Древняя и новая Россия. Т.1.№4. СПб., 1876. С.403-406.
Однако, кроме несоответствия исторической действительности, исследователи, обращавшиеся к «Подлинным анекдотам...», заметили и другую существенную особенность этого источника, открывающую возможность для проведения работы совсем иного рода. В то время как их коллеги занимались сопоставлением рассказов информаторов Штелина с письменными источниками, выискивая анахронизмы и логические противоречия в записанных им историях, некоторые историки обратили внимание на ценность источника для изучения сознания его создателей. П.П. Пекарский высказал такое мнение о собрании: «Анекдоты о Петре Великом собирал Штелин в продолжение тридцати лет, правда, собирал без всякой критики и проверки, почему достоверность большей части из них подлежит сомнению; тем не менее этот труд заслуживает внимания уже по тому одному, что дает понятие о том, как представлялся Петр Великий в умах его современников и ближайших потомков» 21. Позднее к нему присоединился Е.Ф. Шмурло: «...ходячие рассказы о Петре - «анекдоты», как их любили тогда называть, при всем их интересе, полны таких наслоений, что зачастую не знаешь, каких в них больше данных: для суждения ли о говорящем, о составителе, или о самом Петре» 22. Хотя и П.П. Пекарский, и Е.Ф. Шмурло в оценке «Подлинных анекдотов...» ограничились общей и при этом предельно краткой характеристикой собрания, проблема была обозначена, причем практически одновременно с началом серьезной источниковедческой критики материалов Штелина на предмет их фактической достоверности.
В середине XX в. возобновилась дискуссия о подлинности «завещания с Прута». Поводом стала публикация текста «завещания», извлеченного из А17 «Удивительная любовь Петра Великого к государству своему и Отечеству» в XI т. «Писем и бумаг Петра Великого», с осторожной пометкой «Письмо, приписываемое Петру І». В комментарии составители привели все существо-
21 Пекарский П.П. О переписке Я.Я. Штелина, хранящейся в императорской Публичной библиотеке.
М.,1865.С.2
22 Шмурло Е.Ф. Петр Великий в оценке современников и потомства. СПб.,1912. С.98.
вавшие на тот момент точки зрения, отметив, что «анализ содержания письма, сопоставление его со свидетельствами современников, с письмами и словами Петра показывают, что в письме ничего не противоречит исторической обстановке на Пруте 10 июля, отношению Петра к Сенату и к сыну», а обнаруженные противоречия в истории доставки как раз показывают, что само письмо - не подделка . Е.П. Подъяпольская в скором времени прибавила еще несколько доводов в пользу подлинности письма: язык «завещания» близок к языку Петра, указанное в его начале количество неприятельских войск говорит, что письмо не могло быть написано ни в последние годы царствования Петра, ни позже 24. С.А. Фрейгина аргументацию Е.П.Подъяпольской не приняла и выдвинула свою версию: письмо написал не Петр и не Штелин, а князь М.М. Щербатов , указанный Штелиным как автор сообщения. Н.И.Павленко, поддержав противников подлинности «завещания», не согласился с предполагаемым авторством М.М.Щербатова26. И сторонники, и противники подлинности включенного в состав анекдота «завещания с Прута» при источниковедческой критике анекдота использовали те же приемы, что и Н.Г. Устрялов. Однако до окончательных выводов о подлинности «завещания» и сегодня еще далеко: как показала практика, методом сопоставления с другими источниками и путем оценки описываемого события на предмет соответствия исторической реальности можно доказать, что в 1711 г. Петр никакого «завещания» не писал, но с не меньшей убедительностью можно доказать и обратное. Несмотря на это, Н.Г. Устрялов фактически определил отношение большинства историков к собранию: к «Подлинным анекдотам...» обращаются эпизодически, ищут в них в основном сообщения о событиях петровского времени. Если информация, извлекаемая из
23 ПБ. T.XI. Вып.1. М., 1962. №4566, С.575.
24 Подъяпольская Е.П. К вопросу о достоверности письма Петра I с берегов Прута // Исследования по отече
ственному источниковедению. М.Д.1964. С.314-318.
25 Фрейгина С.А. О подложности письма Петра I с берегов Прута // Советские архивы. 1970. №4. С. 117-118.
26 Павленко Н.И. Три так называемых завещания Петра І // ВИ. 1979. №2. С.129-144
текстов Штелина, не подтверждается другими источниками, анекдоты считают сочинением составителя собрания, приводя в подтверждение своего мнения утверждение Н.Г. Устрялова: «Нет сомнения, что в сих анекдотах много истинного, по крайней мере, в главной идее; но много и ложного: как профессор аллегории, Штелин не мог удержаться, чтобы не раскрасить слышанного им, верил всему, что рассказывали, даже пускался и на выдумки» 7.
В 1982 г. к дискуссии присоединился К.В. Малиновский28. В поисках ответа на вопрос, следует ли считать прутское «завещание» сочинением автора собрания, исследователь впервые обратился к рукописям анекдотов и сделал попытку комплексного рассмотрения источника, в составе которого до нас дошел текст письма. Хотя в рукописях Штелина он не обнаружил того, что искал - черновика текста А17 «Удивительная любовь Петра Великого к государству своему и отечеству», К.В. Малиновский обратил внимание исследователей на некоторые особенности «Подлинных анекдотов...» как источника, которые до него никто не учитывал.
По его мнению, анекдоты не стоит считать литературным сочинением, как утвердилось в историографии в середины XIX в. благодаря Н.Г. Устрялову. Краткое содержание сюжетов было записано Штелиным на отдельных листках, и в дальнейшем происходило только превращение готового сюжета в текст и его стилистическая обработка.
Кроме самих анекдотов, среди черновиков Штелина находятся подготовительные материалы к ним. Их содержание может объяснить происхождение некоторых сюжетов, а иногда и подтвердить подлинность сообщаемых в анекдотах фактов. Так, анекдот о прутском письме - не вымысел Штелина, потому что похожую историю академику сообщил А.А. Нартов, изложив ее в письме, которое сохранилось среди черновых набросков анекдотов.
27 Устрялов Н.Г. История царствования Петра Великого. T.I. СПб.,1858. C.LVII-LVIII.
28 Малиновский К.В. Записка Якоба Штелина о прутском походе Петра I // Русская литература. 1982. №2.
С.163-168.
Обвинение составителя в сочинении «выдумок», которое вслед за Н.Г. Устряловым повторяют все критики Штелина, не имеет под собой оснований, потому что добросовестность Штелина подтверждается исследованием других его материалов, например, записок по истории русского изобразительного искусства. Ошибаться могли информаторы Штелина, но, по мнению К.В. Малиновского, сознательное искажение сообщаемых ему фактов со стороны составителя собрания - вещь невозможная.
В 1993 г. тридцать анекдотов из собрания Штелина были переизданы в сборнике «Петр Великий: Воспоминания. Дневниковые записи. Анекдоты», с комментариями Е.В. Анисимова, который отметил историческую основу нескольких сюжетов. В оценке информативных возможностей источника Е.В. Анисимов занял ту же позицию, что и П.П. Пекарский и Е.Ф. Шмурло. По его мнению, если анекдоты и не содержат исторически достоверной информации, то в некоторых случаях показывают вполне достоверную картину взаимоотношений царя и его сотрудников, ошибаются в фактах, но верно ха-растеризуют явления . Е.В. Анисимов предположил, что при создании источника для его автора первостепенную важность имела идейная сторона сюжетов, что определялось выбранным жанром: «Штелин, верный стилистике анекдотов XVIII века - нравоучительных новелл «из жизни великих» - не гнался за столь необходимой нам точностью» 30. Вслед за Е.В. Анисимо-вым на возможность нового подхода к изучению «Подлинных анекдотов...» указал Б.Н. Путилов: по его мнению, фактическая сомнительность «нисколько не снижает ценности документа, только ценность эта измеряется другими мерками, чем документ, найденный в архиве: в устном предании сохраняется живой голос современника, оно передает мнение народное в его пестром многообразии и присутствующий вымысел подчас драгоценнее правды», потому что «создатели преданий говорили... выражая некую кол-
29 Анисимов Е.В. Анекдоты о Петре Великом Я.Я. Штелина // Петр Великий: Воспоминания. Дневниковые
записи. Анекдоты. М.,1993. С.420-425.
30Тамже.С421.
лективную, характерную для своей среды точку зрения». Главное - в анекдотах мы «слышим голос живых людей эпохи Петра и их ближайших потомков» 31.
Н.И. Павленко продолжил критику «Подлинных анекдотов...» на предмет фактической достоверности, подробно рассмотрев в фундаментальном труде «Петр Великий» несколько сюжетов (А24 «Подарки Петра Великого тем, которые просили его в воспреемники своих детей», А60 «Основание Санкт-Петербурга», А5 «Отважность Петра Великого в очевидной опасности при заговоре Цыклера и Соковнина, А102 «Глубокая печаль Петра Великого о кончине царевича Петра Петровича»). И пришел к однозначному выводу: это не рассказ о событиях из жизни Петра, и из сюжетов Штелина можно извлечь только констатацию фактов, которые и так хорошо известны 32, а значит, никакого принципиально важного материала для исторических исследований они не содержат. Расхождение с исторической реальностью в текстах анекдотов Н.И. Павленко счел достаточным основанием, чтобы негативно оценить весь источник в целом, а его составителя обвинить в сознательной фальсификации.
Опубликованные вскоре после выхода в свет труда Н.И. Павленко статьи А.Е. Чекуновой в некотором смысле можно считать ответом на высказанные одним из самых авторитетных на сегодняшний день историков петровского времени мысли. Для А.Е. Чекуновой, которая исследует исторический анекдот как явление в России XVII- XVIII, анекдоты представляют интерес прежде всего с точки зрения отображения в них определенных идей. «Подлинные анекдоты...» Я.Я. Штелина включены ею в контекст развития этого жанра вообще и предметом отдельного рассмотрения не являются. Но в ее статьях содержится ряд замечаний, из которых следует, что А.Е. Чекунова признает за источником информативную ценность, считая подобные тексты материа-
31 Путилов Б.Н. Петр Великий в преданиях, легендах, анекдотах современников // Кунсткамера. Этнографи
ческие тетради. 1993. Вып.1. С.7;15.
32 Павленко Н.И. Петр Великий. М.,1994. С.349-358.
лом для изучения исторического сознания их авторов: «Сборники анекдотов о Петре I отразили уровень восприятия в России образа русского царя именно во второй половине XVIII века, когда реальный образ Петра успел уже окутаться легендой; живые, достоверные черты сплошь и рядом тускнели в тумане наивного восторга». А.Е. Чекунова полностью отвергает предположение о сознательной фальсификации, впервые обратив внимание на элементарную причину появления анахронизмов и искажений исторической реальности в сюжетах: «записи устных воспоминаний в принципе просто менее точны, чем любые другие источники личного происхождения»33.
Новый взгляд на исторический анекдот как источник в последнее время обнаруживается и в тех работах, где тексты Штелина, не являясь предметом специального изучения, используются для получения нужной автору информации. О.Г. Агеева использует материал A3 6 «Ревность к открытию обмана и разрушению суеверия» (А. Кормидон) для того, чтобы показать отношение народа к новой столице, с той же целью анализирует оставляющие текста A36 «Петр Великий наказывает ложного предсказателя» (Кениг)34. Л.Н. Семенова цитирует А19 «Любовь Петра Великого к иностранцам, приезжающим в Россию» (П.И. Ягужинский) в качестве подтверждения факта, изложенного в письме саксонского посланника И. Лефорта 35: недоверие к «немцам» среди соотечественников Петра было так велико, что царь, даже находясь в предсмертной болезни, напоминал подданным о необходимости «не пренебрегать иностранцами, живущими в его государстве и Петербурге». Иначе говоря, интерес к зафиксированному в анекдотах мнению все чаще заставляет искать в «Подлинных анекдотах...» не только факты биографии главного героя. Так, автор биографии петровского сподвижника квалифицирует записанный Штелиным со слов Я. Крюйса рассказ о Петре, наполнен-
33 Чекунова А.Е. Российский исторический анекдот екатерининской поры // ВИ. 1998. №2.С.138-144.
34 Агеева О.Г. «Величайший и славнейший более всех градов в свете» - град святого Петра (Петербург в
русском общественном сознании начала XVIII века). СПб., 1999. С.83-84; 86-87.
35 Семенова Л.Н. Быт и население Санкт- Петербурга (XVIII век). СПб., 1998. С.47-48
ный его восхвалениями, как свидетельство личной преданности, которую испытывала к царю семья адмирала К. Крюйса. Признание анекдота прежде всего отражением определенных идей позволило Я.Е. Водарскому высказать предположение о происхождении рассматриваемого им сюжета (А 17 «Удивительная любовь Петра Великого к государству своему и Отечеству») и текста, использованного при составлении анекдота36.
Очевидно, постепенное утверждение нового взгляда на источник повлияло и на отношении к текстам Штелина со стороны Н.И. Павленко, который предложил считать анекдоты прежде всего отражением восприятия Петра Великого, свойственного их рассказчикам. Даже на рассказ М.М. Щербатова теперь историк смотрит по-другому: «в данном случае для нас важна не достоверность сюжета, а его идейная направленность, оценка в общественном сознании поведения царя» 37. Им же отмечены несколько существенных особенностей анекдотов как источника (идеализация главного героя, дидактическая направленность и т.д.), но собственно представлений о Петре Н.И. Павленко коснулся очень бегло. Так как Н.И. Павленко не ставил перед собой задачи исследовать исторические анекдоты как явление, а намеревался только познакомить читателя с преданиями о Петре в общих чертах, для анализа идейного содержания анекдотов он выбрал тематический подход, не разделяя анекдоты о Петре на собрания.
Более подробно собрание Штелина рассмотрел С.А. Мезин , и его статья фактически является самым содержательным исследованием «Подлинных анекдотов...» из всех имеющихся на сегодняшний день, причем исследованием, в котором труд Штелина рассматривается в соответствии со спецификой источника. (Для С.А. Мезина анекдоты о Петре - это «особенный род ис-
Водарский Я.Е. Загадки Прутского похода Петра I. М.,2004. С.152-155.
37 Павленко Н.И. Петр I. M.,2000. С.372.
38 Мезин С.А. Анекдоты о Петре Великом как явление русской историографии XVIII в. // Историографиче
ский сборник. Саратов, 2002. С. 18-53.
тории») Для нашей темы в его работе наиболее важным представляется следующее.
С.А. Мезин обратился к архивным материалам (использовав в основном французские тексты) и продолжил начатую К.В. Малиновским реконструкцию процесса создания источника. Исследователь обнаружил наличие нескольких вариантов рукописных сборников анекдотов и обратил внимание на цели, которые ставил перед собой автор «Подлинных анекдотов...», они вполне ясно обозначены Штелиным в рукописях. Это не написание биографии Петра и даже не собирание фактов для его биографии, составителя интересовали только «черты», которые сможет использовать тот, кто захочет нарисовать портрет Петра.
Исследователь отметил особую роль составителя в создании «Подлинных анекдотов...». По мнению С.А. Мезина, «в полном соответствии с тогдашним пониманием анекдота как жанра историографии, автор книги давал свою политическую и моральную интерпретацию сообщенных ему фактов. Так складывался образ Петра, который вполне вписывался в историографическую традицию века Просвещения, когда историки стремились сообщать читателям лишь те факты, которые воспитывали читателей, вселяли в них веру в прогресс и просвещение»39.
3) С.А. Мезин отметил тематические предпочтения, характерные для
анекдотов Штелина, и обнаружил в некоторых сюжетах связь с событиями
елизаветинского царствования, и также отметил, что на содержание анекдо
тов повлияли профессиональные интересы автора собрания.
Собрание Штелина привлекало внимание исследователей не только как исторический источник, но и как явление в русской литературе второй половины XVIII в.
Исследования петровского анекдота как литературного явления на сегодняшний день ведутся в русле уже вполне сложившейся традиции, что отчас-
Мезин С.А. Указ. соч. С.31.
ти объясняется обширностью литературоведческих разработок анекдота как жанра вообще, отчасти - богатством и обширностью фольклорного материала, посвященного петровской тематике. К рассматриваемой теме имеют прямое отношение труды Е.К. Никаноровой, выбравшей анекдоты о Петре в качестве основного объекта исследования. Она отмечает разницу между анекдотом историческим (вполне достоверными сведениями из жизни известных лиц, это и есть анекдот, т.е. «неизданное») и историко-беллетристическим (произведение, в котором исторический материал подвергается литературной обработке, а историческая достоверность отступает на задний план). Она не выделяет собрание Штелина из общего комплекса петровских анекдотов и, в силу филологической направленности исследования, уделяет больше внимания тому общему, что несомненно присутствует у разных авторов, собиравших анекдоты (мотивы, тематика сюжетов и т.д.)40. Е.К. Никанорова отметила литературные источники сборника Штелина, и она же впервые обратила внимание на существенные отличия в идейном содержании сборников анекдотов, которые объясняются, на ее взгляд, разной социальной принадлежностью и разным уровнем образования их авторов41.
Если говорить о результатах изучения анекдотов Штелина в целом, то сегодня складывается следующая картина. В период с конца XVIII в. и до середины XX столетия у историков преобладал интерес к фактической стороне сообщений информаторов Штелина, но в последние годы наметился отход от позитивистской критики источника и переориентация внимания исследователей на вопросы, связанные с отражением в источнике сознания его создателей. Однако изучение «Подлинных анекдотов о Петре Великом» как исторического источника по - прежнему носит «точечный» характер: эпизодиче-
Никанорова Е.К. Мотив бури на море в анекдотах и преданиях о Петре I (XVIII-XIX вв.) // Вечные сюжеты русской литературы. Новосибирск, 199б;Она же. Испытание чуда в анекдотах и преданиях о Петре I // Сюжет и мотив в контексте традиции. Новосибирск, 1998.
41 Никанорова Е.К. Малые жанры историко-повествовательной прозы в русской литературе XVIII века (анекдоты и апофегмы). Автореферат канд. дисс. Л., 1984. С.7-10.
ские обращения к анекдотам как к сообщениям о фактах истории сочетаются с рассмотрением отдельных сторон собрания Штелина как явления, отражающего ментальность его авторов. При этом комплексный источниковедческий анализ всего собрания только обозначился.
Цель настоящего исследования состоит в установлении информативных возможностей такого источника, как «Подлинные анекдоты о Петре Великом» Я.Я. Штелина, для изучения распространенных в среде российского дворянского сословия в середине - второй половине XVIII в. представлений о деятельности Петра I и событиях его времени. Для достижения указанной цели поставлены следующие задачи:
охарактеризовать личность и научные интересы автора собрания;
на основе архивных материалов, связанных с работой Штелина над «Подлинными анекдотами...», завершить начатую К.В. Малиновским и С.А. Мезиным реконструкцию процесса составления анекдотов;
выявить источники, использованные Штелиным при составлении собрания;
изучить среду, в которой функционировало записанное в виде анекдотов устное предание, и определить ее влияние на содержание анекдотов;
разработать конкретно - проблемную методику анализа анекдотов как версии исторических событий для изучения представлений о Петре Великом и его времени, свойственных носителям устного предания.
Основой для решения поставленных задач стали различные по характеру источники. Центральной группой источников для изучения «Подлинных анекдотов....» стали материалы личного фонда Я.Я. Штелина, хранящиеся в ОР РНБ им. М.Е. Салтыкова - Щедрина (рукописи анекдотов, материалы разных лет, связанные с деятельностью автора собрания как редактора газеты и ученого - гуманитария)42 и опубликованные тексты анекдотов.
42 ОР РНБ. Ф.871 (ЯЯ. Штелин).
Другой важной группой стали письменные источники, содержащие сведения о событиях конца XVII - начала XVIII вв., которые информаторы Ште-лина выбирали в качестве предмета повествования. Эту группу составляют опубликованные делопроизводственные документы, походные журналы Петра I, его письма, дневники и мемуары его современников.
В качестве источников дополнительной информации по исследуемой теме привлекались тексты, возникшие или одновременно с формированием собрания Штелина или созданные позднее авторами, непосредственно наблюдавшими умонастроения российского общества середины - второй половины XVIII в. Это воспоминания современников Штелина, публицистические и литературные произведения, анекдоты о Петре I, собранные последователями Штелина И.И. Голиковым и А.А. Нартовым.
Изучение «Подлинных анекдотов...» предполагает рассмотрение труда Штелина в тесной взаимосвязи с историческим контекстом. Специфика созданного Штелиным источника также требует применения специальнонауч-ных методов: историко - генетического, историко - сравнительного, сравнительно - семантического методов и текстологического анализа.
Содержание представлений о Петре Великом, свойственных носителям устного предания, предполагается рассмотреть следующим образом. Так как «Подлинные анекдоты...» состоят из отдельных сюжетов и каждое записанное Штелиным сообщение посвящено определенной теме, следует обратить внимание на тематические предпочтения, выраженные в сообщениях информаторов, и на их проявления в процессе составления собрания, что поможет выявить те стороны деятельности Петра, которые представлялись рассказчикам наиболее значительными. Выяснение фактической достоверности всех сообщений информаторов Штелина не входит в задачи данной работы. Однако ряд наиболее выразительных с точки зрения характеристики Петра сюжетов стоит подвергнуть источниковедческому анализу по методу Н.Г. Уст-рялова, с учетом выводов, сделанных исследователями, которые обращались к данным материалам с целью проверки достоверности сообщений (в тех
случаях, когда такие исследования проводились). Несмотря на указанные выше недостатки, это пока единственный известный историкам способ выявления легендарной стороны устных воспоминаний. Для данной темы именно версии исторических событий могут предоставить богатый материал, характеризующий мышление носителей предания, и не только потому, что они появляются в устной исторической памяти как «доказательства» особенных качеств главного героя анекдотов. Некоторая часть воспоминаний рассказчиков Штелина имеет настолько слабую связь с реальными событиями, что можно предположить - в подобных рассказах целью сообщения была не только и не столько характеристика Петра I, но и выражение определенного мнения, оценки описываемого происшествия с точки зрения информатора.
Вместе с сообщением о проводимых царем преобразованиях практически во всех анекдотах присутствует избыточная по отношению к заявленной теме информация, которая представляет особый интерес для характеристики сознания носителей предания. Например, повседневным привычкам Петра посвящен всего один сюжет - это А113 «Обыкновенный образ жизни Петра Великого» (И.А. Черкасов). Однако сведения о повседневном поведении главного героя анекдотов содержатся и в тех сюжетах, где эта тема не является в сообщении информатора основной. Многократное обращение рассказчиков к «посторонним» для их сообщений темам показывает наличие в предании особых элементов, которые проявляются независимо от воли рассказчиков и не претерпевают значительных искажений при трансформации устной истории в текст. Самые актуальные, часто возникающие в анекдотах «посторонние» темы следует сделать предметом рассмотрения как наиболее существенные составляющие того образа Петра Великого, который сложился в устной исторической памяти.
Об авторе собрания. Деятельность Штелина в России
Якоб Штелин приехал в Россию в 1735 г. и провел в своем новом отечестве ровно пятьдесят лет, до своей смерти в 1785 г. По мнению П.П. Пекарского, Штелина пригласил в Россию президент Санкт-Петербургской Академии наук И.А. Корф с целью поручить ему оформление государственных праздников, организацию иллюминаций и фейерверке и сочинение стихов. Поводом для приглашения явилось знакомство президента с гравюрами аллегорических представлений из Дрездена и Лейпцига, под которыми он увидел имя будущего академика 43. Появление Штелина в России не обошлось без посредничества И.Х. Готшеда, немецкого философа и писателя, который занимался поиском ученых для молодой российской академии - по его протекции в Петербург отправились И.Г. Лоттер, Х.А. Крузиус, И.Г. Рейхель и Я.Я Штелин44. Это значит, что Штелин входил в круг людей, собравшихся около И.Х. Готшеда, немецкого просветителя и выдающегося деятеля культуры того времени, и если не принадлежал к интеллектуальной элите Лейпцига, то испытывал ее сильное влияние в те годы, когда происходило формирование его мировоззрения.
В Петербург Штелин прибыл вполне сложившимся человеком: он закончил курс в Лейпцигском университете, где изучал историю литературы, античность и необходимую для художников той эпохи дисциплину под названием «аллегория», посещал Дрезденскую Академию рисунка и живописи и опубликовал в 1734 г. перевод на немецкий стихов Сафо. Таким образом, уже до приезда в Россию Штелин проявил себя человеком весьма разносторонним. Его близкое знакомство с Готшедом говорит о том, что он не мог не усвоить философских идей Просвещения, включавших в себя определенное понимание смысла истории, и приобрел навык выражать это понимание в наглядной и по возможности лаконичной форме, что обязательно требовалось при работе над гравюрами.
В Петербурге перед ним открылось широкое поле деятельности. В течение многих лет, приблизительно до середины 1770-х гг., Штелин был главным инвентором (т.е. тем, кто предлагает идею и намечает формы ее воплощения) практически всех государственных праздников в России, оформлял все значительные события придворной жизни, «сочинял и в печати издавал описания и изъяснения всех представленных иллюминаций и фейерверков планов», руководил Гравировальной палатой Академии наук и ее художественным департаментом, которые впоследствии были преобразованы в Академию художеств при Академии наук, а Штелин стал ее директором 45. Работал над проектами медалей, посвященных важнейшим событиям правления Петра I, Анны Иоанновны, Елизаветы Петровны и Екатерины П. Самым урожайным в создававшейся им медальерной истории России оказалось последнее царствование - Штелин сделал 150 проектов и эскизов медалей, прославлявших деяния Екатерины и ее сподвижников. Однако работой над аллегорической фиксацией современных ему исторических событий его деятельность не ограничивалась.
Уже со второй половины 1735 г. Штелин по поручению Академии наук принимается за составление статей для «St. Petersburgische Zeitung», немецкого варианта газеты «Санкт-Петербургские Ведомости». Штелин редактировал газету в 1735-1737 и 1748-1763 гг., и при этом большую часть материалов для нее поставлял сам. В 1748 г. на Штелина возложено поручение составлять «ведомости из иностранных устных и печатных известий», а с 1754 г. он стал официальным главой Ведомостной экспедиции при Академии наук46. Зарубежные периодические издания являлись важным, а иногда и единственным источником информации о международных делах в то время, при этом основная часть такой информации поступала в Ведомостную экспедицию из немецкой периодики, потому что именно немецких газет в Санкт-Петербургской Академии наук выписывали больше всего. Так, в 1747 г. из 20-ти периодических изданий, выписывавшихся АН, 12 было на немецком языке 47. Следует предположить, что редактор «St. Petersburgishe Zeitung» был человеком осведомленным относительно происходящего в Европе и вполне усвоил нужный политический тон в подаче и осмыслении материала, что впоследствии не могло не отразиться на его собственных текстах, и не только газетных.
Однако «St. Petersbursgishe Zeitung», официозное издание, содержание которого жестко контролировалось, не может дать представление об интересах составителя, в отличие от другого периодического издания Академии наук, на страницах которого Штелин имел намного большую свободу самовыражения. В составлении выходившего при Академии наук журнала «Anmer-ckungen bey den Zeitungen» Штелин также принимал самое активное участие. С 1738 г. под ранее анонимными статьями этого научно-популярного издания начали появляться инициалы авторов, и вводная статья первого в году номера, как правило, являвшаяся обращением составителя к читателям, подписана инициалами Штелина . «Anmerckungen...» в основном состоял из статей, посвященных естественным наукам, и на этом фоне сильно выделялись публикации Штелина.
Составление собрания. Редакции текстов «Подлинных анекдотов...»
Обращение к архивным материалам Штелина позволяет понять, как и из чего составлялось его собрание; насколько опубликованные анекдоты соответствуют их авторскому тексту. Наконец, только знакомство с рукописями поможет определить, в ряде случаев, что в «Подлинных анекдотах...» следует считать записями устных воспоминаний современников Штелина о Петре, а что имеет совсем другой источник. Иными словами, насколько «Подлинные анекдоты.,,» отражают сознание тех людей, которые указаны в конце сюжетов как лица, сообщившие анекдоты.
После смерти Штелина его личный архив в течение нескольких десятилетий переходил из рук в руки, пока не оказался в чулане под лестницей в доме его правнука Ф.И. Отто в г. Белеве Тульской губернии. Без сомнения, архив был бы утрачен, если бы о его местонахождении не узнал М.П. Погодин и не приобрел бы его в 1844 г. Большую часть материалов по искусству М.П. Погодин передал Д.А. Ровинскому, от него некоторые из них получил Н.П. Собко. Позднее оба передали находившиеся у них бумаги Штелина в Публичную библиотеку в Петербурге, куда еще в 1853 г. поступили от М.П. Погодина все остававшиеся у него материалы архива Штелина 61. В настоящее время все рукописи «Подлинных анекдотов...» находятся в ОР РНБ им. М.Е. Салтыкова-Щедрина.
Первым, хотя и очень кратким описанием рукописей «Подлинных анекдотов....» следует считать записку неизвестного лица, содержащую характеристику этой части штелинского архива62. Описание занимает всего один лист, не датировано и какие-либо указания на авторство отсутствуют. Текст написан на гладкой белой бумаге без водяных знаков, судя по почерку и орфографии, описание составлено примерно в середине XIX в. Неизвестному автору удалось сделать несколько существенных наблюдений. Он первым отметил, что в рукописном собрании отсутствует ряд сюжетов, которые есть в издании Шлецера; зато некоторые анекдоты представлены сразу в нескольких вариантах. Он же заметил, что большая часть собственноручных записей Штелина - это черновики, и все это «чрезвычайно им перемарано», и обратил внимание на наличие среди бумаг Штелина рукописей других авторов, которые
были использованы им при работе над анекдотами. Так как в рукописях не все сюжеты имеют названия и есть листы, которые содержат разрозненные записи без начала и конца, автор первого описания сетует на отсутствие возможности привести эти материалы «в какой-нибудь порядок, систематический или хронологический».
Однако несмотря на эти трудности, разобраться в рукописях «Подлинных анекдотов...» необходимо. Рукописи «Подлинных анекдотов...» сохранились в виде: - записей на немецком языке63; - записей на французском языке и переводов на французский язык немецкого текста64; - перевода на русский65;
Автографы Штелина находятся среди рукописей, получивших при формировании фонда условное название «Первый набросок анекдотов на немецком языке» 66, рукой Штелина написан черновик окончательного варианта «Подлинных анекдотов...»67. Все остальное - переписанные начисто анекдоты на немецком и французском, причем некоторые сюжеты переписывались неоднократно и, судя по почерку, разными лицами. Естественно, наибольший интерес среди всего этого представляют собственноручные записи автора собрания, однако нельзя оставить без внимания и немецкие чистовики, и переводы, так как многие листы в них содержат авторскую правку. Во французских и русском вариантах анекдотов встречаются сюжеты, которых в печатных изданиях нет. Наконец, использование всего комплекса рукописей необходимо в тех случаях, когда авторский текст либо плохо сохранился и его трудно или невозможно прочесть.
Информаторы Штелина
Как видим, большинство рассказчиков Штелина - представители русского служилого дворянства и иностранцы на русской службе (45 человек из 66).
Значительная часть (33 человека) находились в военной (в основном артиллерия и флот) и статской службе, несколько менее придворных (12 человек). Среди носителей предания, способствовавших составлению «Подлинных анекдотов...», явно преобладают представители элиты российского общества времен царствования Елизаветы Петровны, Петра III и начала правления Екатерины II. Основной состав - лица, имеющие I-V чины по «Табели о рангах» (32 человека), при значительном преобладании самых высших: 21 рассказчик имеют чины с I по III.
Несколько менее среди информаторов Штелина иностранцев (включая дипломатов) - 8 человек, сотрудников Санкт-Петербургской АН и деятелей искусств (6 человек), еще меньше купцов и предпринимателей (5 человек) и совсем мало истории о Петре рассказывают представители духовенства и члены их семей - всего 2 рассказчика.
О происхождении полученных Штелиным сведений можно сделать следующие выводы. Очевидцами рассказанного анекдота были информаторы Штелина в 39 сюжетах; не были - в 36; в 42 источник информации неизвестен. Те люди, от которых он услышал не один, а несколько сюжетов (Брюйнс-8, Трубецкой - 4, Черкасов - 7, Шумахер - 4, Ягужинский - 5) нарав не с личными воспоминаниями рассказывают и предания. Нет ни одного информатора из тех, кто рассказал больше 1-2 сюжетов, не обращаясь к преданию. Свои собственные анекдоты Штелин составил, использовав устные воспоминания очевидцев.
Следовательно, сын «заводчика Миллера», предприниматель П. Миллер - такой же посредник между культурами, как и сам Штелин; образованный человек, проявлявший интерес к русской истории, и в его понимании деятельности Петра не стоит искать отражения исключительно «купеческих» интересов. Если под владельцем мануфактуры, которого Штелин называет Karotkin, в числе рассказчиков оказался Иван Короткий, принимавший Петра на «бумажной фабрике», то можно предположить, что предпринимательством сфера его интересов не ограничивалась. И. Кароткин на свои средства перевел с латыни и издал курс философии Фео-филакта Лопатинского П6. К просвещенным людям можно отнести и сына известного гидротехника М.И. Сердюкова. Если его отец, воспитанный в лавке купца М.Г. Евреинова, не смог получить систематического образования и выдвинулся при Петре исключительно благодаря природным талантам и трудолюбию, то Сердюков-младший не только учился в университетской гимназии при Академии наук, но и добился там немалых успехов. Преподаватели считали его исключительно способным учеником. По поручению В.Е. Адодурова И.М. Сердюков участвовал в составлении первой русской грамматики 7.
Многие рассказчики Штелина были хорошо знакомы друг другу по служебным отношениям. Архитектор М.Г. Земцов работал в Главной Полицмейстерской канцелярии, когда ее возглавлял Г.Ф. Аш, И.Л. Лубрас обучался инженерному делу у В.И. Геннина, Д.А. Шепелев по долгу службы часто встречался с А.А. Нартовым и т.д. Среди них много близких родственников. Братья Бестужевы состояли в родстве с адмиралом И.Л. Талызиным 118, а М.П. Бестужев был женат на вдове П.И.Ягужинского 119. Генерал-фельдцейхмейстер принц Людвиг Гессен-Гомбургский приходился зятем одному из главных рассказчиков, И.Ю. Трубецкому. Камергер А. Древник и библиотекарь И.Д. Шумахер - зятья петровского обер-кухмейстера И. Фел-тена, а Ф. Крамер, по сведениям автора собрания, выдал дочь за «маршала двора герцога Голштинского», т.е. О. Брюммера. Наконец, сам Штелин состоял в родстве с вдовой пастора Рейхмута, рассказавшей анекдот о посеще-нии Петром кирхи в Немецкой слободе: на дочери пастора он был женат
Таким образом, большая часть его информаторов по меньшей мере были знакомы между собой, часть приходилась друг другу родственниками, и только пятеро из них не являлись столичными жителями - пастор Шнабель, отец и сын Сердюковы, Ф. Крамер и его сестра, которая, однако, в петров-ское время была придворной дамой . Перед нами группа людей, связанных между собой служебными и родственными отношениями, и круг носителей предания, несмотря на многочисленность «знатных особ», достаточно узок.
Камер-фурьерские журналы времен царствования Елизаветы Петровны показывают, что многие рассказчики Штелина входили в число приближенных императрицы или имели близких родственников среди них. Это - первые люди двора, нет ни одного праздника или иного значимого события, на котором бы они не присутствовали. Например, на парадных обедах - почти в полном составе и сидя на лучших местах 122. Новорожденного Павла Петровича к купели несли «вдовствующая генерал-фельдмаршала принца Гессен-Гомбургского супруга» (т.е. А.И.Трубецкая), а под руки ее держали обер 1 У Х гофмаршал А.Д.Шепелев и барон Х.В. Миних , брат Б.Х. Миниха.
Кроме придворных Елизаветы Петровны, среди рассказчиков Штелина достаточно лиц, входивших в состав «молодого двора» или имевших близких родственников в окружении великого князя Петра Федоровича. А.Н. Виль-боа, сын вице-адмирала, в 1742-1746 гг. был камергером двора великого князя, как и П.А. Девиер (последний начал придворную службу еще в Голшти-нии пажом Анны Петровны). Там же в камергерах оказались родственники И.Ю. Трубецкого: А.Ю. Трубецкой и побочный сын фельдмаршала, И.И. Бецкой 124. Кениг, который при Петре служил секретарем П.П. Шафирова, позже отправился в Киль вслед за Анной Петровной и вернулся в Россию вместе с наследником. У одного из рассказчиков, действительного тайного советника А.Л. Нарышкина, при «молодом дворе» служило сразу несколько родственников: гофмаршал Петра Федоровича С.К. Нарышкин, камергеры Л.А. Нарышкин и А.А. Нарышкин125. Родной брат И.Г. Чернышева, будущий генерал-фельдмаршал З.Г. Чернышев, до 1748 г. состоял при Петре Федоровиче камер-юнкером 126.
Влияние фольклора и «массового исторического сознания» на формирование преданий о Петре
1) Влияние фольклора на формирование представлений о Петре Связь анекдотов о Петре с фольклором неоднократно подчеркивалась исследователями, обращавшими внимание на анекдот как отражение представлений о Петре. С.А. Мезин считает, что «записанные в середине и во второй половине XVIII в. анекдоты... генетически связаны с фольклором и массо-вым историческим сознанием первой половины столетия» . Б.Н. Путилову роль рассказчиков в составлении анекдотов кажется совсем незначительной. По его мнению, анекдоты не только имеют общую почву с фольклором, они - только часть некоего целого, обозначаемого им термином «предания о Петре». В преданиях же «эффект присутствия рассказчиков... вообще незаметен: пройдя через память нескольких поколений, они стали средоточием коллективного исторического знания», а легендарная часть воспоминаний о петровской эпохе «возникает не по воле рассказчиков, а в силу действия законов фольклора, прежде всего - благодаря власти традиции, проявляющей себя в сюжетике, в изображении людей, событий, обстановки»179. При этом, правда, исследователь допускает, что осмысление деяний Петра зависит от среды, в которой предания складываются, - «каждая среда вносила свои ак- центы, поскольку видела его в разных, не совпадающих ситуациях и по- разному испытывала последствия его царствования»
Родство «Подлинных анекдотов...» с фольклором сомнения не вызывает, но едва ли содержание сюжетов собрания определяется исключительно теми характеристиками Петра, которые сложились под влиянием фольклора. Чтобы определить, насколько «Подлинные анекдоты...» отражают восприятие Петра, свойственное именно тому кругу людей, которые обозначены Штели-ным как рассказчики, стоит обратить внимание на степень влияния на содержание сюжетов обязательных составляющих фольклорных «биографий» Петра. Мифологизация исторических личностей в фольклоре происходит путем включения в рассказы о них некоторых мифологических сюжетов, таких как чудесное рождение героя, получение им инициации, поиск чудесной невесты, прохождение назначенных ею испытаний, обретение царства, совершение различных подвигов, гибель героя, столь же чудесная, как и его рождение . Чем дольше длится процесс мифологизации и чем глубже след, оставленный в памяти современников и потомков действиями исторического лица, тем меньше у этого лица шансов остаться в их памяти похожим на себя самого. Воспоминания о прошлом в таких случаях в известной степени возникают «под диктовку» мифологии. Так, современная исследовательница фольклора отмечает: «При создании сказаний о Петре и его подвижниках, впрочем, как и о многих других исторических лицах, широко используется готовый «строительный материал». Он наполнен традицией, восходящей к изображению вождя доклассового общества (здесь можно увидеть истоки дальнейшей идеализации царя), который учреждает промыслы и ремесла, вводит обычаи, обряды, праздненства, устанавливает порядок в общественной и частной жизни. Позднейший герой не изживает признаков мага - волшебника, обладателя сверхъестественных способностей, ведущих начало от архаического персонажа» . Значит, в фольклоре происходит совмещение воспоминаний о реальном историческом деятеле с уже существующим в сознании носителей предания образом. При этом «каждый новый персонаж формируется с использованием традиционных средств выражения, впитывая черты своих предшественников, тождественных в функциональном отноше 183 НИИ» .
В «Подлинных анекдотах...», без сомнения, можно обнаружить след фольклорных представлений о Петре: автор собрания и его рассказчики обращались к таким темам, как роль провидения в биографии их героя, совершение им героических поступков, однако включение подобных сюжетов в запись устного предания не привело к созданию совершенно мифологизированного образа Петра.
Несмотря на то, что автор собрания к моменту составления "Подлинных анекдотов..." приобрел богатейший опыт возвеличивания правящих монархов, стоит только удивляться тому обстоятельству, как мало черт, не присущих простому смертному, в анекдотическом Петре. Очевидно, причина тому - взгляды составителя. Поэтому разбор сюжетов, в которых Петр подобные качества проявляет, следует начать не с появления Петра в российской истории и даже не с "особенных обстоятельств", предшествующих, по преданию, его появлению (хотя все это в анекдотах есть), а с рассмотрения мнения самого Штелина о том, что представляет собой исключительная, героическая личность. В первой редакции анекдотов рассказу А.Б. Бутурлина "Presence сГ esprit et valeur intrepide de Pierre le Grand dans le plus grand danger"184 (A5 «Отважность Петра Великого в очевидной опасности при заговоре Цыклера и Соковнина») предшествует предисловие, которое содержит рассуждения составителя на эту тему. Штелин ссылается на свой перевод статьи Ш.-И. Сен Пьера «О разности великого человека, и человека славного, знатного и сильного», опубликованный намного раньше анекдотов, в "Примечаниях на Ведомости" в 1741 г. Звание героя заслуживает человек, в биографии которого непременно проявились: 1) разносторонние дарования, соединенные с желанием произвести великие и прекрасные деяния; 2) великие и опасные препятствия, которые противостоят исполнению его намерений; 3) храбрость, соединенная с твердым характером и достаточные силы для того, чтобы выносить все виды труда; 4) значительная польза, которую государство от всего этого получает.
Рационализму самого Штелина противостоит провиденциализм легенды, и если попытаться реконструировать процесс составления собрания анекдотов, то обнаружится любопытное явление - все сюжеты, где отдельные моменты биографии Петра наиболее мифологизированы, являются вовсе не плодом творчества Штелина. Наоборот, как раз то восприятие Петра, которое Ште-лину чаще всего приписывают и которое коротко можно обозначить как Петр-сверхчеловек, автору "Подлинных анекдотов..." чуждо. Налицо даже своеобразная "дуэль" автора и фольклорного материала, и в том, что она не закончилась победой автора собрания, нет его вины. Показать "истинные свойства", употребляя предание как иллюстрацию крайне трудно, потому что материал легенды, как правило, самодостаточен, у нее своя внутренняя логика, и мы можем только констатировать, что профессор аллегории только неплохо справился с ее обработкой - хотя бы потому, что его видение Петра можно рассмотреть даже там, где кроме легенды ничего нет.
