Содержание к диссертации
Введение
Глава I. Изучение проблем раннего сибирского летописания в 1920-х - начале 1960-х гг с. 19
Глава II. Проблемы раннего сибирского летописания в историографии середины 1960-х - 1990-х гг с. 64
Заключение с. 143
Список использованных источников и литературы с. 152
Список сокращений с. 165
- Изучение проблем раннего сибирского летописания в 1920-х - начале 1960-х гг
- Проблемы раннего сибирского летописания в историографии середины 1960-х - 1990-х гг
Введение к работе
Актуальность и научная значимость темы. Начало присоединения Сибири к России длительное время остается одной из дискуссионных проблем отечественной истории. Спорность многих вопросов (датировка экспедиции Ермака, определение ее инициаторов, этапов похода «ермаковых казаков», хронологии первых экспедиций царских воевод за Урал) связана с противоречивостью основных источников по данной теме, прежде всего ранних летописных повестей о «взятии» Сибири.
Начальный период летописания Сибири датируется в литературе первыми четырьмя десятилетиями XVII в. Основу комплекса ранних сибирских летописей составляют повесть «О Сибири и о Сибирском взятии», сочиненная дьяком Тобольского архиерейского дома Саввой Есиповым, известная как Есиповская летопись (далее — ЕЛ), и повесть с пространным названием «О взятии Сибирския земли, како благочестивому государю царю и великому князю Ивану Васильевичу всеа Русии подарова Бог Сибирское государство обладати ему государю и победити Муртазалиева сына Кучюма салтана Сибирского и сына его царевича Маметкула взяти жива, и како просвети Бог [ту] Сибирскую землю святым крещением и святыми божиими церквами и утверди в ней святительский престол архиепископию"1, называемая Строгановской летописью (далее -СЛ) по имени заказчиков - пермских солепромышленников
Таким наименованием отличается Строгановская летопись основной редакции, краткая редакция памятника называется «О взятии Сибирском».
Строгановых, в чьих семейных архивах она была обнаружена . Из более ранних произведений сибирского происхождения до нашего времени сохранился Синодик ермаковым казакам 1621/22 г. -один из источников ЕЛ и, видимо, СЛ.
Ранние произведения сибирской книжности являются летописными по сути: им свойственно изложение событий в хронологическом порядке, хотя по жанру они родственны историческим повестям. В силу этого некоторые исследователи (Д.С. Лихачев, А.И. Андреев, Е.И. Дергачева-Скоп) предлагают именовать ЕЛ и СЛ «летописными повестями». ЕЛ и СЛ - одни из самых ранних и ценных источников по истории сибирского похода Ермака и начального этапа русской колонизации земель за Уралом в целом.
Историография сибирского летописания имеет более чем двухсотлетнюю историю. За это время был накоплен богатейший источниковый материал. Трудно переоценить вклад, внесенный в изучение сибирской летописной традиции такими учеными XVIII - XIX вв., как Г.Ф. Миллер, Н.М. Карамзин, П.И. Небольсин, СМ. Соловьев, С.А. Адрианов, А.А. Дмитриев, И.И. Тыжнов. Исследователям этого времени по праву принадлежит честь первооткрывателей ценнейшего источникового пласта по истории Сибири и России, их работы стали фундаментом для построений ученых следующих поколений. В научных спорах второй
1 Первым издателем Строгановской (1821 г.) и Есиповской (1824 г.) летописей стал Г.И. Спасский. Первое сравнительно полное издание сибирских летописей - результат тридцатилетнего труда Археографической комиссии - вышло в свет в 1907 г. под редакцией Л.Н. Майкова, им же была предложена и классификация опубликованных текстов: выделены основная, распространенная и сокращенная редакции СЛ, три редакции ЕЛ (подробнее см: А.И. Андреев. Очерки по источниковедению Сибири. XVII в. М.; Л., I960. Вып. 1. С. 197-207). Переиздание ЕЛ с учетом вновь обнаруженных списков было выполнено Е.К. Ромодановской. См.: Полное собрание русских летописей. М., 1987. Т. 36.
половины XIX в. зародились основные направления в изучении проблем раннего сибирского летописания и были намечены пути их решения. Наиболее ярким примером подобных дискуссий служит развернувшаяся в 1890-х гг. полемика между А. А. Дмитриевым и С.А. Адриановым.
А.А. Дмитриев, издатель альманаха «Пермская старина», отстаивал тезис о несомненной, на его взгляд, достоверности известий СЛ и отмечал, что основные противоречия у исследователей сибирского летописания возникли из-за расхождений в показаниях обоих летописей о времени и обстоятельствах прибытия казаков в Пермь, а также начала экспедиции в Сибирь.
Вступая в полемику с оппонентами (П.И. Небольсиным и С.А. Адриановым), А.А. Дмитриев имел целью доказать как достоверность известий СЛ о походе Ермака, так и гипотезу о личной заинтересованности и прямом участии именитых солепромышленников в организации этого похода.
А.А. Дмитриев основался на сопоставлении известий СЛ с царскими грамотами Строгановым от 6 ноября 1581 г., 16 ноября 1582 г.1; исследователь также обратился к «Сказанию Сибирской земли».
А.А. Дмитриев считал, что СЛ заслуживает большего доверия как местная летопись, автор которой был более осведомлен о жизни строгановских вотчин, чем тобольский
Первая из царских грамот - реакция царской администрации на жалобу Семена и Максима Строгановых на Никиту Строганова, не оказавшего им помощи в обороне чусовских городков от татар; вторая - ответ на донесение пермского воеводы Пелепелицина на Никиту и Максима Строгановых относительно отсылки ими «ермаковой дружины» в Сибирь в условиях военной угрозы для столицы Перми Великой.
летописец. Данные о связи Строгановых и Ермака автор находит в грамоте от 16 ноября 1582 г. и в «Сказании», где говорится, что Ермак набрал 154 человека в вотчинах Строгановых.
Обосновывая достоверность СЛ, А.А. Дмитриев обратился к топонимическим материалам Пермского края и Приуралья, полагая, что сопоставление этих материалов с известиями СЛ позволяют определить сибирский путь отряда Ермака. В данном отношении составитель СЛ, по его мнению, в силу своей осведомленности о географии Приуралья владел более полной информацией, чем тобольский летописец. Однако исследователь признавал спорной степень достоверности сведений СЛ о событиях похода Ермака за пределами Пермского края.
А.А. Дмитриев также не склонен был доверять сведениям пермского летописца о письме Строгановых, извещавшего царя о пленении Маметкула, племянника хана Кучума, и взятии Сибири, т.к. эти данные не находят подтверждения ни в сибирских летописях, ни в других источниках. При этом он ссылался на грамоту от 16 ноября 1582 г., из которой известно, что в Москве не знали о предприятии казаков. Сами же Строгановы, по мнению исследователя, не посмели бы извещать царя о взятии Сибирского ханства и тем более ехать с этим известием в Москву, т.к. находились в то время в опале. А.А. Дмитриев считал также фальсифицированными известия СЛ о пожаловании Семена Строганова Солью Большой и Солью Малой на Волге, а Максима и Никиты правом беспошлинной торговли в Прикамье.1
С.А. Адрианов считал ошибочной гипотезу А.А. Дмитриева
0 призвании Строгановыми Ермака и их активном участии в
1 См.: Дмитриев А.А. Пермская старина. Пермь, 1892 - 1894. Вып. 4-5.
организации сибирского похода, упрекал его в стремлении «подстроить» данные летописей и документальных источников под свои положения.
По мнению С.А. Адрианова, вводя в оборот новые источники («Сказание Сибирской земли», грамоты от 20 и 30 декабря 1582 г., пермские устные предания), А.А. Дмитриев не подверг их должному критическому анализу, что в значительной мере обесценило их значение как исторических источников и заставило усомниться в их достоверности. С.А. Адрианов пришел к выводу, что его оппоненту не удалось убедительно обосновать свои положения.
И.И. Тыжнов также выступил с критикой работ А.А. Дмитриева. Разделяя ряд выводов С.А. Адрианова, И.И. Тыжнов предполагал, что издатель «Пермской старины» не привнес ничего нового в методы работы с источниками, хотя признавал, что тому удалось расширить базу фактических данных по рассматриваемой проблеме.
По мнению И.И. Тыжнова, нельзя назвать успешной и попытку А.А. Дмитриева ввести в оборот новые источники: доверия заслуживают только лишь грамоты от 20 и 30 декабря 1581 г. в силу своего официального происхождения. И.И. Тыжнов пришел к заключению, что в работах А.А. Дмитриева «строгановская теория» нашла свое полное выражение и при этом исчерпала все доказательства.1
Своеобразным итогом научных конца 1890-х гг. можно считать создание С.А. Адриановым первой схемы раннего
Тыжнов И.И. Новейшие труды по истории покорения Сибири //Сибирский сборник. Иркутск, 1898. Вып. 1. С. 4 - 78.
сибирского летописания, которая была признана большинством исследователей рубежа XIX - XX вв.
Ситуация меняется в 1920-е гг. Достижения в области теоретического источниковедения, применение новых методов источниковедческого анализа, прежде всего метода комплексного сравнительно-исторического текстологического исследования нарративных источников, разработанного А.А. Шахматовым, позволили не только пересмотреть выводы прежних исследователей, но и отказаться от схемы С.А. Адрианова как недостаточно аргументированной.
В XX в. историки раннего сибирского летописания не ограничились обобщением ранее собранных материалов, а расширили источниковую базу изысканий (А.А. Введенский ввел в научный оборот ранний список СЛ и несколько документов из семейного архива Строгановых, Е.К. Ромодановская обнаружила раннюю редакцию Синодика ермаковым казакам 1621/22 г.). Появились оригинальные и были реанимированы некогда отброшенные гипотезы о развитии ранней летописной традиции в Сибири. Отказ от концептуального подхода к изучению источников в пользу комплексного анализа позволил расширить сферу научного поиска.
Наследие ученых 1920-х - 1990-х гг. образует ценный комплекс трудов по проблемам изучения сибирской летописной традиции, русского летописания и истории отечества в целом. Они также представляют немалый интерес как источники по изучению развития исторической мысли в нашей стране.
Разнообразие историографического материала по различным вопросам раннего сибирского летописания, дискуссионность
большинства из них побуждает исследователя проводить тщательный отбор работ по избранной проблематике, что при обилии исследований узкой направленности и небольшом количестве обобщающих трудов представляется непростой задачей.
Историографические обзоры присутствуют во многих работах, так или иначе затрагивающих проблемы раннего летописания Сибири. Естественно, что эти экскурсы в историю проблемы затрагивают лишь те аспекты темы, которые необходимы автору для решения поставленных задач. Специальных же трудов, посвященных изучению ранних сибирских летописей, в арсенале современного исследователя нет.
В начале XX в. появилась одна из первых в России обобщающих историографических работ, в которой были рассмотрены и результаты изучения ранних сибирских летописей за предшествующие десятилетия, - «Опыт русской историографии» B.C. Иконникова1. Автор представил основные выводы ученых по различным вопросам становления летописной традиции в Сибири, отдавая при этом предпочтение построениям С.А. Адрианова.
В работе В.Г. Мирзоева об отражении присоединения Сибири к России в ранних сибирских летописях имеются довольно пространные историографические обзоры. Хотя экскурсы в историю изучения этих сочинений порой схематичны, автор рассматривает весьма широкий круг работ - от Г.Ф. Миллера и Н.М. Карамзина до Н.А. Дворецкой и В.И. Сергеева.
1 См.: Иконников B.C. Опыт русской историографии. Киев, 1908. Т.2. Кн. 2. С. 1291 - 1307.
В целом В.Г. Мирзоеву удалось выяснить основные направления изучения истории присоединения Сибири к России за более чем двухсотлетний период. Однако широкие хронологические рамки, обилие рассмотренных работ, а также специфика задач, поставленных исследователем, не способствовали детальному анализу историографического материала по вопросам раннего сибирского летописания. В.Г. Мирзоев ограничился попутным изложением основных положений исследователей по спорным вопросам. Автор привел схему сибирского летописания СВ. Бахрушина и признал значимость вывода последнего о едином протографе сибирских летописей. При этом исследователь отметил, что решение вопроса о зарождении сибирского летописания возможно при условии расширения источниковой базы1.
Последняя по времени работа, в которой широко, хотя также
попутно, затрагивались проблемы изучения сибирской
летописной традиции, принадлежит В.И. Буганову2. Это
исследование, посвященное историографии русского летописания
в целом, охватывает более чем полувековой период развития
отечественной исторической науки (1920-е - начало 1970-х гг.).
Широкий временной диапазон, многочисленность разбираемых
трудов, разнообразие затрагиваемых в них проблем не позволили
автору выполнить обстоятельный анализ исследуемого
материала, что придало данной работе обзорный характер.
Мирзоев В.Г. Присоединение и освоение Сибири в исторической литературе XVII в. М., 1960. С. 10-74. См. также: Он же. Историография Сибири (Домарксистский период). М., 1970.
2 Буганов В.И. Отечественная историография русского летописания: Обзор советской литературы. М., 1975.
Рассматривая историографию раннего сибирского летописания в контексте истории изучения русского летописания XVII в., В.И. Буганов лишь кратко изложил основные выводы исследователей и особенности полемики по спорным вопросам истории ранних сибирских летописей, не вдаваясь в анализ предложенных построений1.
В 1980-е - 1990-е гг. появляются труды обобщающего характера по историографии истории Сибири , а также работы, посвященные отдельным исследователям, внесшим вклап в изучение проблем раннего сибирского летописания (работы А.А. Преображенского, A.M. Дубровского, М.Б. Шейнфельда, А.П. Окладникова и А.Н. Копылова о СВ. Бахрушине, Н.Н. Покровского и Л.В. Титовой о Е.К. Ромодановской)3.
Так, в работах М.Б. Шейнфельда основное внимание уделено эволюции исторических воззрений СВ. Бахрушина и вопросам методологии его исследований по весьма широкому кругу вопросов истории Сибири. При этом исследователь в духе своего времени отмечает особую важность перехода ученого на позиции марксистско-ленинской методологии научного исследования.
'Буганов В.И. Отечественная историография... С. 101-105, 192-193, 295-296. 2См.: Горюшкин Л.М., Миненко Н.А. Историография Сибири дооктябрьского периода (конец XVI - начало XX вв.). Новосибирск, 1984.
3См.: Шейнфельд М.Б. Методология работ СВ. Бахрушина по истории Сибири //Вопросы историографии и социально-политического развития Сибири (XIX - XX вв.). Красноярск, 1976. Вып. 1.С. 106-134; Он же. С.В.Бахрушин и историография Сибири советского периода: Уч. пос. Красноярск, 1980; Окладников А.П., Копылов А.Н. СВ. Бахрушин как историк Сибири //Бахрушинские чтения: Методология истории, всеобщая история, археология. Новосибирск, 1968. Вып. 1.С. 4-17; Дубровский A.M. СВ. Бахрушин и его время. М., 1992. С. 60-62; Он же. Сергей Владимирович Бахрушин //Портреты историков. Время и судьбы. М.; Иерусалим, 2000. Т. 1. С 197-198; Преображенский А.А. Сергей Владимирович Бахрушин //Историки России. Биографии. М., 2001. С. 592; Покровский Н.Н., Титова Л.В. Предисловие //Традиция и литературный процесс. Новосибирск, 1999; Они же. Предисловие //Ромодановская Е.К. Избранные труды: Сибирь и литература: XVII век. Новосибирск, 2002.
Впрочем, такой поворот в научном сознании СВ. Бахрушина скорее отразился на результатах его исследований по различным вопросам экономического и социально-политического развития народов Сибири, но мало повлиял на источниковедческие соображения ученого по вопросам раннего сибирского летописания. М.Б. Шейфельд подчеркивает значимость вывода СВ. Бахрушина о существовании единого протографа ранних сибирских летописей при отсутствии прямой взаимозависимости между ними для дальнейшего исследования темы. При этом исследователь ошибочно полагает, что уже в статье «Туземные легенды в «Сибирской истории» С. Ремезова» (1916 г.) СВ. Бахрушин сформулировал основные положения своей схемы. М.Б. Шейфельд также попутно упоминает о дискуссии СВ. Бахрушина с А.И. Андреевым по вопросу о старшинстве ранних повестей о походе Ермака1. В работах М.Б. Шейнфельда не рассматривается степень влияния положений СВ. Бахрушина по вопросам раннего сибирского летописания на последующую историографию.
Следует отметить, что не во всех работах, посвященных трудам СВ. Бахрушина, исследователи вполне точно передают его схему сибирского летописания. Так, Н.Н. Покровский и Л.В. Титова полагают, что СВ. Бахрушин возводил обе ветви сибирского летописания к Синодику ермаковым казакам, а не к казачьему «написанию». A.M. Дубровский убежден, что СВ. Бахрушин «открыл» такой источник ЕЛ, как «написание», а Синодик 1621/22 г. является летописью.
1 Шейнфельд М.Б. С.В.Бахрушин и историография Сибири... С. 67-69.
Детальное исследование проблем раннего сибирского летописания в сравнительном аспекте поможет полнее выявить основные тенденции в изучении начального этапа развития летописной традиции в Сибири, методологическую, источниковедческую значимость и научную ценность трудов по вопросам раннего сибирского летописания.
В последнее время возрос интерес историков к изучению
местной истории как компоненты целостной картины развития
Отечества. Важным при этом, несомненно, становится анализ и
систематизация историографического материала
источниковедческого характера. Разнообразие проблем истории
раннего сибирского летописания, прежде всего
источниковедческих, а также подходов к их изучению убеждает в назревшей необходимости разработки данной проблематики.
Объектом исследования является история изучения раннего сибирского летописания в 1920-е - 1990-е гг.
Предмет исследования — аргументация и степень обоснованности выводов исследователей ранних сибирских летописей, источниковая база соответствующих трудов, методические и источниковедческие подходы к ее анализу.
Цель и задачи исследования. Цель настоящей работы состоит в том, чтобы проанализировать выводы отечественных исследователей 1920-х - 1990-х гг. по проблемам раннего сибирского летописания.
Исходя из этой цели, мы ставим перед собой следующие основные задачи:
- выявить историографические источники по проблемам раннего сибирского летописания за 20-е - 90-е гг. XX в.;
раскрыть общее и особенное в исследовательских подходах к изучению памятников раннего сибирского летописания, проанализировать методику исследований ранних сибирских летописей;
выяснить степень изученности раннего сибирского летописания, определить слабоизученные аспекты и наметить перспективы изучения ранних сибирских летописей.
Методология исследования. Одним из ведущих
методологических принципов для нас является историзм.
Применительно к исследованию историографии раннего
сибирского летописания его использование предполагает выяснение причин возникновения того или иного направления в изучении ранних сибирских летописей в связи с развитием исторического знания, в частности, методологии научного исследования, методики источниковедческого анализа, и расширением источниковой базы исследований. Соответственно анализ историографии раннего сибирского летописания включает изучение предпосылок обращения к той или иной проблеме ранней истории сибирского летописания, значения полученных результатов для последующих изысканий в этой области.
Изучение историографии раннего сибирского летописания, базирующееся на принципе историзма, обусловило сравнительно-историческое построение исследования. Ретроспективный метод изучения историографических источников, к которому мы обращались, предполагает сравнительный анализ работ исследователей раннего сибирского летописания с предыдущими трудами по теме, что позволило нам выяснить причины появления
новых трудов по данной проблематике. Такой подход к анализу и
систематизации историографического материала дает
возможность проследить становление и эволюцию исторических взглядов на проблемы зарождения летописной традиции в Сибири.
Анализируя историографические данные по проблемам раннего сибирского летописания, мы также исходили из принципа комплексности, реализация которого потребовала расширить круг источников для получения объемной картины исторических взглядов, включив в сферу исследования и работы, не относящиеся напрямую к изучению избранной проблематики, но затрагивающие общие историко-культурные аспекты.
Источниковая база исследования. Источниковую базу исследования составляет обширный историографический материал по проблемам изучения раннего сибирского летописания: десятки работ отечественных исследователей различного характера (монографии, статьи, тезисы докладов и сообщений, учебные пособия, работы обобщающего характера).
Первостепенными источниками для нас являются труды исследователей, целенаправленно изучавших проблемы раннего сибирского летописания: работы СВ. Бахрушина, A.M. Ставрович, А.А. Введенского, А.И. Андреева, Д.С. Лихачева, В.И. Сергеева, Н.А. Дворецкой, А.В. Лаврентьева, Е.И. Дергачевой-Скоп, В.Г. Мирзоева, Е.К. Ромодановской, Р.Г. Скрынникова, А.Т. Шашкова. Данная группа источников представлена монографиями, статьями, тезисами докладов и сообщений. Часть из них носит конкретно-исторический характер. Это работы А.А. Введенского, посвященные истории семейства Строгановых,
статья В.И. Сергеева по вопросам датировки зауральского похода
волжских казаков, монография Р.Г. Скрынникова о сибирской
экспедиции Ермака. Памятники раннего сибирского летописания
являются для данных исследователей главными источниками по
избранной тематике, что обусловливает наличие
источниковедческих очерков либо экскурсов в их работах. Исследования же СВ. Бахрушина, A.M. Ставрович, А.И. Андреева, Д.С. Лихачева, Н.А. Дворецкой, А.В. Лаврентьева, А.Т. Шашкова имеют источниковедческий характер и посвящены различным аспектам ранней сибирской летописной традиции. В работах Е.И. Дергачевой-Скоп и Е.К. Ромодановской по вопросам раннего сибирского летописания при их литературоведческой направленности выполнен глубокий источниковедческий анализ ранних повестей о сибирском «взятии».
Источниками второй группы для нас стали обобщающие работы по вопросам русской книжности в Зауралье, по истории Сибири XVI - XVII вв., работы исследователей, не занимавшихся целенаправленно изучением ранних сибирских летописей, но попутно затрагивавших эту тематику в своих исследованиях (В.И. Корецкий, В.Г. Бовина, И.Ю. Серова, А.П. Богданов, Л.Е. Морозова). Так, например, рассматриваются некоторые аспекты взаимовлияния сочинений московских книжников и произведений сибирского цикла, в частности, происхождения «сибирских» известий Нового летописца (далее - НЛ).
В круг привлеченных источников входят и работы исследователей середины XIX - начала XX вв., изучавших проблемы раннего сибирского летописания и заложивших основу для последующих исследований в данной области (П.И.
Небольсина, СМ. Соловьева, А.А. Дмитриева, С.А. Адрианова, И.И. Тыжнова), что позволило нам представить более полную картину эволюции взглядов по данной проблеме.
Научная новизна. Диссертация является первым исследованием, в котором комплексно, с применением современных методологических подходов, рассмотрена историография раннего сибирского летописания 1920-х - 1990-х гг., проанализированы причины, обусловившие появление работ по данной проблематике, научная значимость и методологическая ценность исследований по вопросам становления сибирской летописной традиции, прослежена эволюция взглядов на проблемы раннего сибирского летописания. На обширном историографическом материале выявлены основные направления в изучении раннего сибирского летописания; определен круг спорных вопросов, выяснено влияние научных дискуссий на последующее изучение проблематики.
Апробация научных результатов и практическая значимость работы. По теме диссертации автор выступал с докладами и сообщениями на научных и научно-практических конференциях по проблемам сибирского краеведения, музееведения, региональной истории в Нижневартовске, Сургуте, Тюмени. Содержание диссертации отражено в статьях и тезисах докладов и сообщений.
Практическая значимость диссертации состоит в том, что ее результаты могут быть учтены в трудах по проблемам раннего сибирского летописания как историографическая база таких исследований. Материалы диссертации можно использовать при создании обобщающих работ по истории летописания, истории,
источниковедения и историографии Сибири, при подготовке соответствующих лекционных курсов и семинаров по данной проблематике.
Изучение проблем раннего сибирского летописания в 1920-х - начале 1960-х гг
Обстоятельства, при которых в конце XVI в. произошло присоединение Сибири к России, на протяжении более двухсот пятидесяти лет вызывают немалый интерес у исследователей -«сибирский вопрос» остается одним из наиболее дискуссионных в отечественной исторической литературе. Причина разногласий заключается в том, что сибирские летописи - Строгановская и Есиповская (далее - СЛ и ЕЛ), - основные источники по истории Сибири XVI в. - весьма противоречивы в изложении событий «Ермакова взятия».
К началу XX в. т.н. «сибирский вопрос», казалось, был решен. Большинство исследователей признало схему раннего сибирского летописания, разработанная С.А. Адриановым (см. рис.1). В соответствии с данной схемой зарождение летописания в Зауралье следовало относить ко времени не ранее 1621/22 г., когда по приказу первого тобольского архиепископа Киприана был составлен Синодик ермаковым казакам, послуживший первоисточником для сибирских летописей.
По мысли С.А. Адрианова, Синодик 1621/22 г. следовало отожествлять со «списанием», которым пользовался С. Есипов. Последний при создании повести «О Сибири» помимо «записи Киприана» обратился также к некоей татарской летописи и свидетельствам очевидцев и участников событий «Ермакова взятия», доживших до 1636 г., - полагал ученый.
Данная схема сибирского летописания считалась общепринятой до 1920-х гг., когда выдающийся отечественный историк СВ. Бахрушин предложил иной подход к изучению ЕЛ и СЛ.
СВ. Бахрушин применил к сибирским летописям метод А.А. Шахматова, предполагавший логически-смысловой анализ текста, что позволило пересмотреть сложившиеся в науке мнения по ряду вопросов: о взаимозависимости и первооснове ЕЛ и СЛ, их источниках, достоверности «исторических повестей» о «Сибирском взятии». Работы СВ. Бахрушина по проблемам раннего сибирского летописания занимают видное место в отечественной историографии этой темы.
СВ. Бахрушин высоко оценил значимость положений СА. Адрианова по вопросам о взаимозависимости ЕЛ, СЛ и Синодика 1621/22 г., отметив, однако, что этот исследователь, впервые применивший чисто научные приемы критики текста источников, не избежал в своих построениях ряда неточностей. Причину погрешностей СА. Адрианова в ходе текстологического анализа СВ.Бахрушин усматривал в отсутствии у автора научного издания сибирских летописей, вследствие чего ученый был вынужден оперировать не всегда удовлетворительными текстами1.
СВ. Бахрушин признавал, что сличение текста Синодика с соответствующими фрагментами обоих повестей о «Сибирском взятии» подтверждает вывод С.А. Адрианова о единстве первоначального текста трех памятников, однако, по мнению СВ. ахрушина, одно это еще не позволяет сделать категоричный вывод 0 том, что авторы летописей положили в основу своих сочинений Синодик, распространив его известия.
Подробный анализ Синодика, ЕЛ и СЛ позволил СВ. Бахрушину заключить, что фрагменты общего для трех памятников текста в Синодике носят следы не всегда удачного редактирования, чего не обнаруживается в летописях. СВ. Бахрушин пришел к выводу, что Синодик не является первоисточником для ЕЛ и СЛ, а представляет собой произведение, восходящее к тому же протографу, что и обе летописи.
Таким образом, СВ. Бахрушин «ломает» схему СА. Адрианова, предлагая иную, основанную на положении о существовании общего протографа трех основных памятников раннего сибирского летописания. Таковым, как полагает СВ. Бахрушин, следует считать казачье «написание», созданное участниками ермаковского похода не ранее конца XVI в. В 1621/22 г. на основе этого сочинения при тобольском архиепископском доме был составлен Синодик ермаковым казакам, а в 1636 г. на ряду с Синодиком им воспользовался автор ЕЛ.
СВ. Бахрушин пересмотрел и вопрос о взаимозависимости ЕЛ и СЛ. Он согласился с основными выводами СА. Адрианова, признав вполне обоснованным положение последнего о том, что автор СЛ переработал текст первоисточника, в частности, внеся дополнения, касающиеся Строгановых. Тем не менее СВ. Бахрушин опровергает вывод С.А. Адрианова о первичности ЕЛ по отношению к СЛ, апеллируя к результатам текстологического анализа летописей и Синодика 1621/22 г.
По наблюдениям СВ. Бахрушина, СЛ ближе к тексту Синодика, нежели ЕЛ, что свидетельствует о непосредственном использовании первоисточника строгановским летописцем. В подтверждение исследователь ссылается на ряд совпадений СЛ с Синодиком как в некоторых известиях, так и в отдельных выражениях, не имеющих аналогов в тексте ЕЛ (в рассказе о походе Ермака на остяцкие городки по Иртышу и Оби, о церквах, об Абалаке, о смерти Ермака и т.д.). Сопоставление ЕЛ с СЛ также указывает на то, что текст первоисточника точнее передает последняя.
По заключению СВ. Бахрушина, СЛ сохранила более древний текст, нежели сочинение С. Есипова, т.к. отдельные эпизоды ЕЛ могут быть поняты лишь из сопоставления с СЛ (рассказ о смерти Ермака). По мнению исследователя, из этого, однако, не следует, что СЛ послужила источником для ЕЛ, как и то, что СЛ является основным источником для Синодика 1621/22 г. и ЕЛ. СВ. Бахрушин пришел к выводу, что СЛ заимствовала известия из своего первоисточника, включая ссылки на устные татарские предания, помимо ЕЛ. Скорее всего, все три памятника использовали «написание» независимо друг от друга1.
СВ. Бахрушин также остановился и на особенностях переработки текста протографа в ЕЛ и СЛ. Автор последней, -отмечает исследователь, - отредактировал текст «написания» в интересах Строгановых, опираясь на материалы их семейного архива (в частности, царские грамоты и, возможно, семейные предания). СВ. Бахрушин отмечал «научность» приемов работы с источниками строгановского летописца, имея в виду его точность в изложении материала и построении общей концепции сочинения.
Проблемы раннего сибирского летописания в историографии середины 1960-х - 1990-х гг
Подъем в области изучения раннего сибирского летописания ознаменовавший 1960-е гг., во многом стал возможен благодаря введению в научный оборот в то время новых источников. Круг сибирских летописей пополнился ранее неизвестными памятниками, был обнаружен в самостоятельном виде важнейший источник, позволивший по-новому рассмотреть некоторые вопросы происхождения ранних повестей о «сибирском взятии» -Синодик ермаковым казакам, - ранее известный только в составе ЕЛ.
Исследователи получили возможность пересмотреть некоторые из основных положений как о взаимосвязях внутри комплекса сибирских летописей, так и об их внешних связях - с сочинениями внесибирского происхождения. Вновь остро встал вопрос о происхождении известий повестей о «сибирском взятии», их протографе, времени его создания.
Весомый вклад в пополнение источникового материала и его систематизацию внесла Н.А. Дворецкая1. Главной задачей при решении вопроса о значимости ранних сибирских летописей исследовательница считала выявление всех их сохранившихся списков. Выполнение этой задачи позволит показать всю их сложность как исторических источников и доказать, что решение вопроса об источниках известий о походе Ермака лежит в изучении ранних сибирских летописей как явлений общественной мысли, истории культуры и литературы Русского государства, -отмечала Н.А. Дворецкая1.
Работа по сбору и систематизации рукописей сибирских летописей показала, что среди них преобладают списки ЕЛ в различных редакциях и вариантах. Н.А. Дворецкая предположила, что СЛ была менее распространена за пределами Урала и Сибири2.
Исследовательница систематизировала рукописную традицию ЕЛ, выделив четыре вида памятников. В основу классификации она положила принцип изменения структуры текста. Первый вид составили списки ЕЛ, содержащие пространные заглавия, Синодик ермаковым казакам и литорею (такие, как Сычевский, Погодинский, Библиотечный, Музейный); во второй вид были отнесены списки без предисловия (Долговский, Авваккумовский, Словцовский, Толстовские I и II, Дмитриевский, Щукинский І); в третий вид - списки, не содержащие Синодик ермаковым казакам (Уваровский, Щукинский II, Румянцевский І); в четвертый вид - списки, не имеющие сведений об авторстве (Румянцевский II).
Подробное изучение источниковой базы, - отмечала Н.А. Дворецкая, - позволяет решить главный спорный вопрос истории Сибири XVI в.: как, кем и когда был организован поход Ермака. Исследовательница отмечает, что решение этого вопроса зависит от того, будут ли исследователи принимать во внимание развитие сибирского летописания в целом. Значение сибирских летописей как исторических источников выясняется только после установления всех обстоятельств их создания1.
Н.А. Дворецкая считала выводы исследователей конца XIX -начала XX вв. о значимости ранних повестей о покорении Сибири как исторических источников ошибочными в силу того, что они пытались решить этот вопрос, исходя из степени древности ЕЛ и СЛ. Методологической ошибкой ранних исследователей, по заключению Н.А. Дворецкой, явилось стремление подвести известия летописей под конкретную историческую концепцию.
По мнению Н.А. Дворецкой, создание ЕЛ имело целью представить Ермака героем - защитником православия, верным слугой царя с тем, чтобы подчеркнуть правительственные интересы в Сибири, а не просто обеспечить идеологическое обоснование утверждение новой архиепископии в Тобольске, как полагали СВ. Бахрушин и Д.С. Лихачев.
Как считает Н.А. Дворецкая, учреждение владычной кафедры за Уралом и стремление ее к возвышению было связано, прежде всего, с внутренними процессами, а именно -«опасностью обострения классовой борьбы вследствие угнетения местного населения Сибири»2.
Перед архиепископом Киприаном, - отмечает Н.А. Дворецкая, - стояли задачи укрепления русского влияния среди местного населения ввиду злоупотреблений представителей светской власти: владыка был уполномочен следить за действиями местной администрации, участвовать в обсуждении особо важных начинаний и выполнять некоторые поручения правительства, зачастую фискального свойства1. Такое положение архиепископа, по мнению исследовательницы, накладывает несколько иной отпечаток на мотивы создания источников ЕЛ, в частности, Синодика ермаковым казакам.
Н.А. Дворецкая полагает, что прославление казаков в Неделю православия наряду с иными пострадавшими за веру, установление их поминовения в новой соборной церкви отражало не только событие местного значения, но и оценку похода Ермака центральной властью в свете усиления централизации Русского государства2.
Данные положения исследовательницы о значимости роли процессов централизации государства в деле основания сибирского летописания - скорее дань традициям отечественной историографии советского периода, нежели выводы, вытекающие из ее собственных построений.
Д.С. Лихачев предположил, что выраженная в ЕЛ идея о сибирском походе как личном предприятии Ермака, независимом от сильных мира сего, содержалась в Синодике и восходит к казачьему «написанию», на основе которого он создавался.
Н.А. Дворецкая также отмечала, что ЕЛ в оценке похода Ермака очень близка к Синодику ермаковым казакам. Однако исследовательница не разделяла точку зрения Д.С. Лихачева о том, что Синодик сохранил основную идею «написания» о завоевании Сибири как предприятии Ермака, решившегося на него без участия властителей Приуралья того времени -Строгановых1.
Представляется обоснованным замечание Н.А. Дворецкой о том, что трудно судить об идейном содержании «написания» по Синодику или ЕЛ, т.к. оно не могло не подвергнуться значительной переработке. Исследовательница считает возможным отнести противопоставление казаков воеводам на счет литературных приемов автора Синодика и непростых отношений, которые сложились между архиепископом Киприаном и тогдашним тобольским воеводой М.М. Годуновым, недовольным обширными полномочиями, которыми был наделен настоятель епархии2.
