Содержание к диссертации
Введение
Глава 1. От «империи зла» к «феномену Горби»: американо- британские источники о новой эпохе советской истории 22
1.1. Запад и «советский вопрос» в преддверии эры перестройки 22
1.2. У истоков рождения «феномена Горби»: Запад о реформацион-ном имидже нового советского лидера 42
1.3. Исторический финал эпохи М.С. Горбачева в отражении амери-кано-британских источников 1989-1991 гг 66
Глава 2. М.С. Горбачев и его эпоха в американо-британском воспри ятии постперестроечного периода 95
2.1. М.С.Горбачев и его время в мемуарах политиков Запада 95
2.2. «Феномен Горбачева» и его эпоха в американо-британских ис-следованиях 1991-1994 гг 117
2.3. Советология США и Великобритании второй половины 1990-х гг. о Горбачеве и его «эре» 139
Заключение 165
Список источников и исследований 174
- Запад и «советский вопрос» в преддверии эры перестройки
- У истоков рождения «феномена Горби»: Запад о реформацион-ном имидже нового советского лидера
- М.С.Горбачев и его время в мемуарах политиков Запада
- Советология США и Великобритании второй половины 1990-х гг. о Горбачеве и его «эре»
Введение к работе
В отечественной истории XX века трудно отыскать фигуру более противоречивую, вызывающую настолько острые споры и полярно-резкие оценки и мнения, нежели М.С. Горбачев. Для большинства соотечественников он - «прораб» неудавшейся и даже ставшей роковой для страны перестройки, или - «агент влияния» западных спецслужб, «разваливший» СССР, которого необходимо судить за содеянное . Немногочисленные «другие» видят в первом и последнем советском президенте по-своему уникальную и трагическую историческую личность, подлинного реформатора (а потому - обреченного на непонимание при жизни), либерала, человека, который «хотел как лучше», реализуя свои высокие идеалы мира и процветания2.
Непримиримость позиций свидетельствует не только об очевидных масштабах и противоречивой значимости произошедших в нашей стране перемен, острой необходимости найти ответы на насущные вопросы, без которых невозможно движение вперед такой огромной страны, как Россия. Но также - неготовности значительной части исследователей, как и большинства современников тех событий, переживших своеобразный «болевой шок» от трагических итогов перестройки, перейти к ретроспективному, лишенному эмоций анализу исторического значения личности М.С. Горбачева и его времени. За крайностями суждений - неприятие как самой личности Горбачева - реформатора, поли-. тика, человека, итогов его деятельности, так и в определенной мере забвение
одного из основных постулатов истории - принципа историзма, согласно которому история пишется даже тогда, когда она в силу каких-либо обстоятельств «не нравится», и исследователю необходимо понять и принять свершившееся, как исторический выбор поколений3.
Попытки ответить на вопрос, что произошло с Советским Союзом на рубеже 80-х - 90-х годов XX века и почему это стало возможным, закономерно подводят исследователей к необходимости не только глубинного анализа событий периода середины 1980-х -1991 гг., но и рассмотрения их через своеобразный реконструкционно-персонифицированный модуль — так называемый «феномен Горбачева», впервые заявленный в американо-британской традиции. Обращение к «феномену Горбачева» (а не просто к «деятельности Горбачева-политика») представляет собой более предметно-очерченный исследовательский ракурс.
События второй половины 1980-х - начала 1990-х гг. получили название «перестройка» и чуть позже - «эра» или «эпоха М.С. Горбачева». Практика выделения особых «именных» эр или эпох советской истории, соотносимых со временем правления тех или иных государственных лидеров, в отечественной историографии носит условный характер, но является общепризнанной на Западе. В частности, один из ведущих специалистов по СССР 1980-х-90-х гг. британский профессор политологии Арчи Браун полагает, что в чрезвычайно ие-рархичных политических системах, подобных СССР, где большая часть власти концентрируется в руках одного человека, его «идеи, ценности, характер и стиль заслуживают особого внимания». Этим фактом значимости лидера страны в ее истории и объясняется выделение «эр» Ленина, Сталина, Хрущева, Брежнева, Горбачева4.
В рамках нашего диссертационного исследования использование термина «эпоха Горбачева» носит условно-собирательный характер, обозначая тот хронологический этап, когда последний советский лидер состоялся в отечествен ной и мировой истории в реформационно-историческом своем качестве, инициировав ряд важнейших реформ и тем самым трансформировав советскую тоталитарную систему. Начавшись 11 марта 1985 г., эта эпоха завершилась 25 декабря 1991 г., символизируя своим окончанием уход с исторической сцены не только М.С. Горбачева, как выполнившего свою переходную роль лидера, но и целой государственной системы.
«Феномен Горбачева» как таковой в отечественной исторической науке до сих пор не становился темой для самостоятельного комплексного и аналитически вдумчивого научного исследования, также, впрочем, как и изучение англоязычных источников в рамках данной проблематики. В диссертационных трудах, написанных в 1990-е гг. и посвященных изучению генезиса современной западной (в частности, американской) советологии, ставился лишь вопрос об отношении Запада к политике перестройки в СССР и влиянии последней на формирование новых подходов, взглядов и оценок западных исследователей в так называемом «советском вопросе»5. За редким исключением, хронологические рамки диссертационных исследований ограничивались концом перестройки в СССР, что делало картину западного восприятия «эры» или «эпохи» М.С. Горбачева неполной. Наиболее серьезные попытки анализа событий периода перестройки стали возможны лишь после его завершения. Но существующие на сегодняшний день диссертационные исследования не проясняют судьбу интереса советологии к последнему советскому лидеру и его историче
ской роли после 1991 года, а также не дают ответа на вопрос, была ли западная популярность «Горби» и инициированных им реформ временным или политически ангажированным Западом явлением.
Число работ, созданных в рамках российской академической науки и посвященных истории перестройки в СССР и биографии М.С. Горбачева, сравнительно невелико. Крупнейшей и наиболее обстоятельной из них необходимо признать соответствующий раздел «Семи вождей» Д.А. Волкогонова6. Заявляя о «феномене перестройки» и «парадоксе Горбачева» , историк впервые комплексно подходил к изучению политической биографии первого и последнего президента СССР. К числу несомненных достоинств исследования следует отнести обширную источниковую базу и стремление к взвешенным оценкам. При этом нельзя забывать о близости самого автора к ЦК, определенной «вовлеченности» в процессы и события, о которых он пишет, что заставляет исследователей с повышенной критичностью воспринимать его взгляды и суждения.
В том, что касается американо-британских источников и исследований, Д.А. Волкогонов ограничился подсчетом существовавших к середине 1990-х гг. в библиотеке Конгресса США «достаточно крупных работ (книг) о Горбачеве» - их оказалось «более двухсот пятидесяти»9. При этом историк в своём исследовании не обращался ни к одной из них, уделяя основное внимание отечественным архивным и мемуарным источникам.
«Политическая история современной России» В.В. Согрина является, по сути, курсом лекций по заявленной проблематике, что, с одной стороны, снимает с данной работы гриф «исследование». Но в период историографического вакуума середины 1990-х гг. это была одна из первых попыток закрыть образовавшуюся брешь, помочь всем интересующимся отечественной историей найти «золотую середину» в оценке недавних событий, кардинально изменивших страну и общество. В.В. Согрин не ставил целью изучить исключительно гор бачевский период, но рассмотрел и ближайшие его последствия, проявившие себя в первые годы пребывания у власти «оппонента» Горбачева - Ельцина10.
Работу отличают не только осторожность в суждениях, отход от характерных для отечественных исследователей эмоциональных крайностей, но и попытка выявить пестроту и противоречивость мнений и взглядов современников на личность М.С. Горбачева и его эпоху, что делает этот труд важным для понимания эволюции восприятия президента СССР в российской историографии. Обращение к советологическим исследованиям и публикациям американских СМИ ограничено в работе ВВ. Согрина хронологическими рамками 1985-1991 гг., правда, их число незначительно1 .
Комплексным исследованием истории власти в послевоенном СССР занялся Р.Г. Пихоя . Треть его труда была посвящена периоду перестройки, когда для страны в целом наступили «самые плохие времена»13. К западным источникам и исследованиям автор фактически не обращался. «История власти» в его редакции оказывалась в стороне от проблемы роли личности в истории. При этом Р.Г. Пихоя справедливо предостерегал от скоропалительных выводов, признавая, что «историк-современник... всегда обречен на обвинение в предвзятости», причём - «справедливо»14. Серьезный анализ эпохи Горбачева был предпринят группой исследователей, принявших участие в международном научно-образовательном форуме «Двадцать лет перестройке: Эволюция гуманитарного знания в России», проводившейся 27-28 апреля 2005 г. под эгидой РГГУ. В сборник, изданный по ито гам форума15, вошло более 50 статей, посвященных внешнеполитическим, экономическим национальным, социологическим аспектам изучения перестройки и значению последней для развития российской исторической науки в целом. К американским и британским советологическим исследованиям авторы статей обращались в контексте роли перестройки в генезисе представлений зарубежных исследователей об отечественной истории16, а также в рамках изучения историографии США по вопросам развития советского ВМФ рассматриваемого периода . Однако вопрос «феномена Горбачева» как политика и реформатора так и не был заявлен.
Значимым для отечественной историографии событием последних лет следует признать изданную в 2005 г. и посвященную периоду перестройки и ее инициатору работу доктора исторических наук, профессора, бывшего первого заместителя заведующего Международным отделом ЦК КПСС и советника президента СССР К.Н. Брутенца «Несбывшееся. Неравнодушные заметки о пе 1 Я.
рестройке» . Учитывая личную причастность автора к описываемым событиям, сочинение в определенной степени носит черты мемуарной публикации, но заявлено издательством в качестве монографии19.
Между тем несомненным достоинством «Неравнодушных заметок» является то, что К.Н. Брутенц стремится к взвешенной позиции по отношению к произошедшим в стране в «эпоху Горбачева»20 изменениям. Наряду с отечественными источниками здесь широко используются американо-британские советологические исследования, воспоминания общественно-политических деятелей США и Великобритании, но тему «феномена Горбачева» автор обходит. Западные оценки, данные президенту СССР, его предшественникам и оппонентам, а
также некоторым аспектам советской внутренней и внешней политики использованы в работе К.Н. Брутенца для выявления причинно-следственных связей и взаимообусловленности исторических процессов последних десятиле-тиіО0&винтерпретацию эпохи Горбачева давали и статьи научной периодики21, авторы которых также не обращались к теме «феномена Горбачева» и рассматривали его время сквозь призму англоязычных источников и исследований крайне редко. Исключением из этого правила стали работы А.И. Уткина22, И.Н. Олегиной и С.А. Величко . В первой из них автор даёт общую характеристику западному осмыслению причин окончания и итогов «холодной войны», обозначив в качестве одного из «стереотипов подхода к проблеме»25 привычную теорию «героев в истории», к коим рядом западных авторов, как отмечает Уткин, и относится М.С. Горбачев.
В статье петербургского историка И.Н. Олегиной представлен анализ широкого спектра разноуровневых американо-британских исследований 1990-х гг. советологической тематики, начиная с осмысления революции 1917 г., большевизма, НЭПа, сталинизма и заканчивая первыми оценками посткоммунистической новой России. К теме «феномена Горбачева» и его эпохи в американо-британских исследованиях И.Н. Олегина, по сути, не обращается. Выявляя основные тенденции американского россиеведения в материалах публикаций «The Russian Review», ею приводятся мнения западных историков по ряду советологических работ последнего времени. При этом автор не работает с тек стами рецензируемых публикаций, что особенно заметно в критике статьи М. Бейсингера о книге Дж. Ф. Хофа «Демократизация и революция в СССР» .
Омская исследовательница С.А.Величко правомерно отмечает, что создать универсальную теорию, объясняющую историю перестройки невозможно, пришло время поиска многофакторной трактовки событий и процессов про-шлого . Выявляя подобный подход к истории перестройки в работах зарубежных авторов, она признаёт популярность и сохраняющийся в научных кругах США и Великобритании в 1990-е гг. интерес к исторической роли последнего советского лидера. Исследовательница не говорит о «феномене Горбачева» непосредственно, отмечая при этом нестандартность подходов зарубежных исто-риков к проблеме «эры Горбачева» в СССР .
Таким образом, сопоставительный анализ мирового и отечественного опыта в изучении рассматриваемого периода российской истории показывает, что именно на Западе тема перестройки в целом и Горбачева, в частности, изучается широкомасштабно и планомерно, в то время как в России в силу перечисленных выше причин историки обращаются к ней сравнительно редко. Так, для немногочисленных отечественных диссертационных исследований последних лет рассматривающих события в СССР указанного периода, при различных целевых установках и ракурсах зрения, характерно в целом откровенно-негативное отношение авторов к данной исторической личности. Пренебрегая декларируемой во введениях к работам приверженности принципам историзма и стремления к т.н. «объективизму», исследователи не оценивают, но судят Горбачева, всецело полагаясь на предвзятые мнения мемуаристов , чьи работы
классифицируются ими, тем не менее, как «исследования отечественных авторов»31.
При этом важно помнить, что, не осознав суть ошибок и достижений недавнего прошлого, не вскрыв причин распада СССР (или в редакции А.Н. Сахаро-ва - «саморазрушения» ), невозможно грамотно двигаться дальше, без риска в очередной раз вслепую строить новое общество и государство. Поэтому западный (в первую очередь англоязычный - американский и британский) исследовательский опыт, базирующийся на более чем полувековом развитии советологии как отрасли знаний, сформированной на стыке истории, политологии и социологии выигрывает на этом сопоставительном фоне и может выполнить роль ориентира, стимулируя развитие российской исторической науки в направлении более глубокого осмысления нелинейности течения «русской реки времен».
Отбор источников по языковому признаку в нашей работе неслучаен. Английский не только язык международного общения конца XX века (благодаря чему мемуары политиков, участвовавших в мировых событиях 1980-х - начала 1990-х гг., публикуются именно на нем), но и государственный язык двух наиболее влиятельных стран-участниц североатлантического альянса НАТО -США и Великобритании, чьи действия оказывали значительное влияние на СССР. Суммируя сказанное, актуальность темы диссертационного исследования несомненна ввиду ее неизученности, а также научных перспектив взгляда на эпоху колоссальных по масштабу перемен в России и мире, на основе анализа американо-британских источников и исследований. Т.е. с позиций того мира, который, с одной стороны, долгие десятилетия находился в острейшей кон фронтации с СССР, и в ситуации парадигмального изменения условий оказался в прогностической растерянности. С другой стороны - с позиций традиционных для Запада демократических ценностей и представлений о гражданском обществе, пришедших в нашу действительность менее двух десятилетий назад.
Хронологические рамки работы включают начало 1980-х - рубеж 1990-х - 2000 гг. Выбор нижней границы обусловлен важностью анализа западного восприятия СССР до прихода М.С. Горбачева к власти, выявления традиционалистских взглядов и стереотипов в подходе к «советскому вопросу», сложившихся к марту 1985 г. и тех ожиданий, с которыми Запад встречал нового советского лидера. Верхняя граница позволяет рассмотреть первое десятилетие советологического осмысления феномена и эпохи М.С. Горбачева постфактум.
Таким образом, выбор самой темы исследования, многообразие использованных американо-британских источников и исследований, предопределил синтез историографического и источниковедческого аспектов, междисципли-нарность проблематики, что отразилось в бинарности самого предмета исследования.
Объектом исследования является процесс трансформации западного восприятия перестройки в СССР под влиянием личности М.С. Горбачева и его вклада в мировой цивилизационный процесс. Предметом - осмысление «феномена Горбачева» и специфики эпохи его реформ в американо-британских источниках документального, публицистического, мемуарного и научного характера 1980-х-1990-х гг.
Автор ставит своей целью проследить эволюцию западного восприятия «феномена М.С. Горбачева» и его эпохи в американо-британских источниках и исследованиях 1980-х - 1990-х гг. Задачами исследования видятся:
1. Выявить этапы и особенности процесса эволюции западного восприятия «феномена Горбачева» и его эпохи в 1980-х-1990-х гг.
2. Проанализировать соотношение ожиданий Запада в «советском вопросе» в преддверии эры перестройки и реалий первых лет правления М.С. Горбачева.
3. Охарактеризовать специфику восприятия образа «Горби» на различных аналитических уровнях: американо-британской правящей политической элиты, журналистских и исследовательских кругов, а также западного общественного мнения периода 1985-1991 гг.
4. Выявить основные тенденции американо-британских советологических и политологических исследований 1990-х гг. в осмыслении «феномена Горбачева» как политического деятеля мирового уровня.
5. Проследить трансформацию отношения западной политической элиты к личности советского лидера и его эпохе на материалах мемуарных источников.
Особенностью темы диссертационного исследования является попытка ухода от сложившихся исторических стереотипов, устойчивых оценок-клише, не приближающих нас к истине, но всё дальше уводящих от неё. Это актуально и значимо в условиях нового для отечественной историографии этапа, характеризующегося возможностью изучения т.н. «живой», динамичной истории, главные действующие лица которой являются нашими современниками - по определению А. Маслоу, самоактуализированными личностями, чьё присутствие не только в российской, но и мировой истории стало для цивилизации знаковым явлением. Под «феноменом Горбачева» в широком смысле слова нами понимается предложенная западными исследователями совокупность характерных качеств его личности, поведенческих особенностей, которые наложили свой отпечаток на динамику исторических событий глобального масштаба. Иными словами, это та самая историческая «случайность», которая обусловила специфику проявленной закономерности развития всемирно-исторических событий и самой цивилизации конца XX столетия. В узком смысле, в понятие «феномена Горбачева» включена совокупность «действий-вызовов» последнего советского лидера и «действий-ответов» исторической реальности, что в контексте нашей темы проявляет себя как «действия-ответы» правящей политической элиты, на-учной, журналистской и обывательской среды Запада .
Частью последних понимается и невероятная популярность последнего советского лидера на Западе.
Первый и последний президент СССР «феноменален» как политик и реформатор, особенно в рамках отечественной традиции. Однако «сужение» исследовательского поля до отдельных аспектов этой «феноменологии» представляется не вполне оправданным. «Феномен Горбачева-политика» неминуемо увел бы в политологическую область изысканий. «Феномен Горбачева-реформатора», напротив, сделал бы автора заложником узких рамок исключительно реформаци-онной деятельности этой личности. Оба ракурса оказались бы отдельными «срезами», «плоскостями» многогранного исторического явления М.С. Горбачева - политика, реформатора и человека.
В расширении источникового поля диссертационного исследования свою роль сыграли современные информационно-коммуникационные технологии, позволившие автору обратиться к уникальным полнотекстовым англоязычным архивам фондов Рональда Рейгана, Дж. Буша-старшего, Маргарет Тэтчер, данным опросов общественного мнения Института Гэллапа (США). Все эти материалы расположены на сайтах соответствующих организаций. Идентичность этих материалов обусловлена наличием системы комплектования указанных архивов, соответствующего научно-справочного аппарата и экспертизы источников. Кроме того, достоверность данных документов определяется международным авторитетом и безупречностью честного имени таких неправительственных и некоммерческих исследовательских организаций, как Институт Гэллапа, фонды президентов США и премьер-министра Великобритании34. В общей сложности в ходе работы над диссертацией было использовано более 600 документов данного типа, однако в Список источников и исследований были включены лишь те из них, на которые делались ссылки в тексте диссертации.
Целостное представление о восприятии «феномена М.С. Горбачева» и его эпохи в англоязычном мире формируется на основе нескольких типов источников, большая часть из которых вводится в научный оборот отечественной историографии впервые и используется в нашем авторском переводе. Наиболее ценными из них являются:
- документальные источники, позволяющие проследить тенденции в формировании официальных установок в отношении «советского вопроса» на протяжении 1980-х - начала 1990-х гг. Это заявления первых лиц США и Великобритании эпохи перестройки в СССР, формировавшие общественное мнение Запада той поры, а именно - материалы Public Statements Рональда Рейгана , Маргарет Тэтчер37, Джорджа Буша-старшего38.
- данные опросов общественного мнения США39, позволяющие проследить эволюцию восприятия простыми американцами СССР периода перестройки и самого Горбачева как очередного советского лидера, неожиданно оказавшегося не только влиятельным мировым политиком и реформатором, но и интересной для западного сообщества личностью.
письма граждан западных стран к М.С. Горбачеву как главе советского государства, беспрецедентные по своей сути, изданные в 1990 г. на языке ориги 40
нала .
- мемуары политических лидеров Запада, изданные после распада СССР и отражающие современный взгляд по интересующим нас проблемам. Прежде всего - это работы Рональда и Нэнси Рейган41, М. Тэтчер42, Дж. Мэтлока43, директора ЦРУ Р. Гейтса44, совместное издание Дж. Буша-старшего и Б. Скоук-рофта45. Мемуары президента Финляндии в 1982-1994 гг. М. Коивисто46 и переводчика М.С. Горбачева И. Корчилова47, наблюдавших за лидерами двух сверхдержав «со стороны» и обращавшихся к западному, англо-говорящему читателю.
- работы публицистов и журналистов-международников США и Великобритании, увидевших эпоху Горбачева изнутри, в самом СССР, свежим взглядом сторонних наблюдателей, знавших Советский Союз до Горбачева и потому острее уловивших происходившие в стране колоссальные изменения. Сюда относится ряд статей американских СМИ за период 1985-1991 гг., публиковавшихся в «Time»48, «The New York Times», «The Wall Street Journal», «The Washington Post». Причем наибольшее внимание уделено статьям из «The Christian Science Monitor» по советской тематике за 1990-1991 гг., вышедших отдельным изданием в качестве «Хроники советского распада 1990-1992 гг.»49.
В этот раздел нами включены также работы публицистов, с различной степенью серьёзности подошедших к вопросу о судьбе перестройки и её лидера. Это сочинения М. Уолкера 50, Д. Додера 51, М. Моргулиса 52, беспрецедентное
издание из серии «биографии мира» Дж. Селфриджа53, стилистически неоднородный труд близких к Белому Дому М. Бесчлосса и С. Тал бота54.
- исследования ряда видных ученых Запада — советологов и политологов, отражающие уровень научного осмысления данной проблематики в США и Великобритании. Так, в частности, были рассмотрены работы С. Коэна55, М. Леви-на56, Р. Кайзера57, М. Голдмана58, А. Роксбурга59, Р. Дэниэлса60, А. Брауна61, С. Стернфол62, А. Де Люки63, М. Макалея64, Р. Инглиша65 и ряд других, в том числе, коллективных исследований, использованных в нашем авторском переводе.
Автор диссертации обращался также к отечественным документальным и мемуарным источникам, научным исследованиям, не ставя знак равенства между понятиями «западный» и «единственно верный», стремясь приблизиться к постижению истины через сопоставительный анализ фактов, свидетельств и оценок на основе разнообразных средств и методов.
Среди отечественных источников наибольшее значение имели:
- мемуары и воспоминания 66 отечественных политиков и современников эпохи Горбачева - самого Михаила Сергеевича67, Ю.В. Дубинина68, В.А.
Мед-ведева69, В.А. Крючкова70, Н.И. Рыжкова71, Г.А. Арбатова72, В.М. Фалина73, Б.Н. Ельцина74, А.Н. Яковлева75, Г.Х. Шахназарова76, А.С. Черняева77, Ю.А. Королева78, А.А. Коробейникова79, В.И. Болдина80, В.А. Казначеева81 и
др.;
- материалы архива Горбачев-Фонда - докладные записки А.С. Черняева и А.Ф. Добрынина, записки и справки помощников президента СССР, содержащие справочно-аналитические данные по восприятию М.С. Горбачева и отдельных его инициатив Западом;
- исследования - Д.А. Волкогонова, В.В. Согрина, Р.Г. Пихои, К.Н. Брутенца; -жанрово и стилистически неоднородные работы - А.С. Грачева82, О.Давыдова83. Методологическая основа исследования. Вслед за Н.Я. Данилевским,
Л.Н. Гумилёвым, М. Вебером, К. Ясперсом, А. Тойнби, Л. Февром и Ф. Броде-лем автор диссертации придерживается концептуальных оснований цивилиза-ционного подхода. Именно в рамках данной интерпретации, позволяющей рассматривать Советский Союз и Запад в качестве локальных цивилизаций, становится возможной наиболее продуктивная реализация поставленных в нашем исследовании задач. Кроме того, сам процесс трансформации СССР в демокра тическую Россию современности получает новое смысловое наполнение зарождения новой российской цивилизации, а не просто трагического крушения социалистической системы и государства.
Специфика темы сочетает в себе несколько предметно-исследовательских уровней, нашедших отражение в источниковедческом, историографическом и фактологическом анализе. Особенности источникового материала неизбежно подводят исследователя к проблемно-хронологическому принципу работы с ним, предполагая системно-сравнительный уровень переведенных материалов, сопоставительный анализ содержащейся в них информации с выявлением этапов эволюции западных взглядов 1980-х -1990-х гг. в рамках «советского вопроса». Принцип историзма как исходное основание диссертации позволяет рассмотреть генезис «феномена Горби» и его эпохи в американо-британских источниках и исследованиях двух последних десятилетий XX века, в том числе через изучение особенностей традиционно-ментальных установок американо-британских аналитиков (в отличие, к примеру, от их итальянских, испанских или французских коллег) в восприятии образа Горбачева-политика и его соотнесении со степенью искренности заявлений президента СССР.
Учитывая особенности диссертационного исследования, в работе использован комплекс классических исторических методов. Прежде всего:
• диалектический, позволяющий рассматривать сам процесс генезиса «феномена Горбачева» на Западе с позиций условий его зарождения, развития и последующей трансформации;
• метод системного анализа, посредством которого становится возможным выявить органическую целостность и взаимообусловленность отдельных элементов источникового блока, увидеть за частностями общую картину явления;
• метод сравнений и аналогий, позволяющий сопоставлять содержащиеся в англоязычных источниках данные с фактологическим рядом и выводами «другой стороны» - т.е. самих участников событий в СССР, отслеживая черты сходства и различия западного и советского мировоззрения и восприятия «человека в истории»;
• метод обобщений, содействующий выявлению течений и тенденций в рамках советологического поля исследований, англоязычной публицистики, документальных и мемуарных источников, материалов опросов общественного мнения США и т.п.
«Рабочими» стали также:
• метод экстраполяции, с его возможным переносом свойств и качеств известных нам явлений и процессов на аналогичные, но известные менее параметры явлений, близкие, однако, по ряду характеристик первым. В том числе -с выявлением экстраполирующих суждений и аксиологических оценок англоязычных авторов;
• метод экспертных оценок, приобретающий особую значимость при работе с многочисленными советологическими прогнозами и аналитическими выкладками, отраженными в американо-британских исследованиях, в контексте их соотнесения с состоявшимися событиями; выявление степени компетентности и соответствия их информации историческим реалиям;
• просопографический метод, понимаемый нами в качестве частного уровня метода контент-анализа, реализующего себя в ретроспективе интеллектуальной биографии, позволяющего «прочитывать» личность как текст «повышенной сложности» через определенные уровни карьерного и квалификационного роста Горбачева-политика.
В работе с массовыми источниками и, в частности, Public Statements первых лиц США и Великобритании нами использовались элементы часто применяемого в политологии содержательного контент-анализа (предполагающего подсчет употребления тех или иных терминов в рамках одного текста или массива текстовых материалов) и структурного контент-анализа (изучение количества публикаций по теме в отдельный период времени в сравнении с другими вре пі
менными отрезками) .
Элементы метода эвристического моделирования, (авторство которого принадлежит Н.М. Амосову) стали немаловажной частью исследования, позво .
лившей трансформировать рабочую модель «загадки» М.С. Горбачева через анализ англоязычных источников посредством указанных выше методов в «феномен Горби» в его соотнесении с эпохой.
Структура исследования определялась поставленными задачами. Работа состоит из Введения, двух глав, подразделяющихся на три параграфа каждая, Заключения, Списка источников и исследований.
Практическая значимость исследования заключается в том, что его результаты могут быть использованы для дальнейшего развития отечественного источниковедения и историографии, исторической науки в целом в части более глубокого постижения причинно-обусловленных тенденций рождения нового и противоречивого облика постсоветской России. Материалы диссертации могут стать основой для разработки базовых лекционных и спецкурсов, при написании учебно-методических пособий по истории России второй половины XX века, а также монографий. Работа может представлять научный интерес для преподавателей вузов, учителей школ, политологов, имиджмейкеров, специалистов-международников и PR.
Апробация работы. Основные положения исследования отражены в шести статьях и пяти тезисах докладов на международных и региональных конференциях. Выводы и материалы исследования использовались в лекционном курсе отечественной истории и на семинарских занятиях по «Истории России в ХХ-м веке» на IV курсе отделения «история» Гуманитарного факультета Нижневартовского государственного гуманитарного университета.
Запад и «советский вопрос» в преддверии эры перестройки
1985 год отделил эпоху застоя от перестройки и тем самым открыл новую страницу не только отечественной, но и мировой истории. Попытки, вслед за бывшим Председателем Совмина СССР Н.И. Рыжковым, «перенести» начало эпохи глобальной трансформации советского государства на 1983 г.1 не находят поддержки в исторической науке2. Причина видится в неотделимости понятия «перестройка» от имени М.С. Горбачева. Именно он первым во всеуслышанье признал наличие в СССР системного кризиса и вопреки ожиданиям и прогнозам западных аналитиков3 предложил модернизационную программу.
Правомерность выделения «эпохи Горбачева» в отечественной истории представляется очевидной, поскольку колоссальность перемен, начавшихся с середины 1980-х гг. в СССР, а затем и в мире, неразрывность их связи с личностными особенностями и уникальной ролью в истории первого советского президента, несомненны. Эпоха Горбачева, при всей переходности ее исторического характера, была временем особых надежд, чаяний и устремлений мирового сообщества, временем формирования новой системы ценностей и культуры, нового человека и нового типа мышления. С точки зрения соотечественников, она разрушила старый мир. В восприятии Запада, напротив, трансформировала тоталитарную империю в ряд обновленных демократических государств. Разница формулировок наглядно демонстрировала не только мировоззренческие и аксиологические различия Востока и Запада, но и разную степень вовлеченности в поистине эпохальные, но столь же трагические события конца XX столетия.
Эти разночтения легли в основу западного и российского вариантов смысловой наполненности понятия «феномен Горбачева». Запад в своей трактовке чаще всего исходил и исходит из необъяснимости мотивов реформатора, который в тщетных попытках модернизации системы, его породившей и возвысившей, по существу её и разрушил. Современное российское общество до сих пор болезненно переживает крах СССР, боясь непредсказуемых последствий очередного реформационного этапа. По своей сути, «феномен Горбачева» в России -это прецедент соотнесения себя самих с лучшими и худшими чертами реформатора, заставляющий осознавать неслучайность его прихода в Историю и одновременно проклинать за сделанный исторический выбор. Горбачев-политик подтвердил одну из закономерностей российской истории, став заложником своих же собственных реформ, невольно демонстрируя мессианство, столь близкое российской душе. Соотечественники отвергают как нерешительность и затянувшиеся поиски верного пути, так и модернизационную резкость истори- ческого поворота с его неизбежными и трудно прогнозируемыми в нашей стране последствиями. Таким образом, «феномен Горбачева» в России, скорее элемент самопознания и трагического самопрозрения, в очередной раз доказавший: нет пророка в своём Отечестве!
Специфика отечественного восприятия «феномена Горбачева-реформатора» ярко проявилась в бинарной оппозиции «Ельцин-Горбачев». Конфликт между первым президентом России и последним президентом СССР сыграл немалую роль в нарастании динамики событий, в том числе международных. Б.Н.Ельцин как политический символ «эпохи Горбачева» возник именно из этого противостояния, во многом обусловленного личностными особенностями обоих политиков. Первый демонстрировал силу, игнорируя тех, кто, с его точки зрения, слаб. Горбачев, напротив, находясь по своему партийно-государственному статусу выше Бориса Николаевича, стремился к компромиссу (что Ельцин воспринимал как исключительный признак слабости: «Горбачев всегда действовал не слишком решительно»4). Конфликт в условиях санкционированной Горбачевым
Ельцин Б.Н. Исповедь на заданную тему. Свердловск, 1990. С. 106. гласности был предрешен. Страна, уставшая от шести долгих лет ожидания «перестроенного» социализма, сделала свой выбор. И он был не в пользу президента СССР, ведь, как верно постулирует социальная психология, «толпы консервативны, несмотря на их революционный образ действий. Они кончают реставрацией того, что вначале низвергали, ибо для них... прошлое гораздо более значимо, чем настоящее»5.
В марте 1985 года никто, пожалуй, не смог бы предугадать подобного финала. Приход Горбачева к власти в Советском Союзе, уставшем от вереницы похорон первой половины 1980-х гг., был встречен большинством населения с одобрением и воодушевлением6. Он вселял надежду на возможность перемен в застывшей стране. Как отмечали западные аналитики, в СССР «удивительно быстро появились разговоры о начале «эры Горбачева»7.
Для Запада «феномен Горбачева» зародился уже тогда, когда, нарушая привычные, десятилетиями отрабатывавшиеся правила и методологию, политологи и советологи заинтересовались «отдельным человеком» М.С. Горбачевым. Если верить авторитетному американскому изданию Д.Б. Мангейма и Р.К. Рича «Политология. Методы исследования», «политолога не интересуют отдельные люди»8.
В качестве первой оценки-прогноза, данной М.С. Горбачеву Западом задолго до начала масштабных перемен в СССР, можно рассматривать выступление оксфордского профессора политологии Арчи Брауна в Йельском университете 22 октября 1980 г. В нем было заявлено о «событии экстраординарного значения», произошедшем в Москве накануне: самым молодым членом Политбюро стал М.С. Горбачев9. Таким образом, именно Михаил Сергеевич мог стать будущим лидером советского государства. С другой стороны британский политолог увидел в нём задатки настоящего реформатора10. Следует признать, что А. Браун был первым исследователем, разглядевшим потенциал Горбачева столь рано11.
Однако временем «открытия» Горбачева в мире большой политики стал декабрь 1984 г., когда на него обратила внимание британская «железная леди», первой из западных политических лидеров. Для М. Тэтчер с ее яростным неприятием социалистических идей Горбачев поначалу представлялся приверженцем «стандартной марксистской линии»12. Но при этом он не был классическим советским apparatchik, читающим заранее приготовленные речи, не умеющим слушать собеседника и доказывающим свою правоту безапелляционным громыковским: «Это внутреннее дело СССР»13.
Еще при жизни Ю.В.Андропова Запад «просчитывал варианты» возможного советского политического будущего. В числе преемников называли Г.В. Романова и М.С. Горбачева. По позднейшим воспоминаниям Тэтчер, слухи о первом из них были столь нелестными, что с легкостью разрушали привлекательность идеи «возвращения Романова в Кремль [курсив мой - О.Д.]».
У истоков рождения «феномена Горби»: Запад о реформацион-ном имидже нового советского лидера
Вопреки ожиданиям западной общественности , Горбачев постепенно качественно преобразовывал Советский Союз, а вместе с ним и общественное мнение Запада. Неслучайным стало явное повышение интереса к «Горби» и «совет 43 скому вопросу» с начала 1986 г. Западные СМИ все чаще цитировали Михаила Сергеевича, а нью-йоркское издательство «Ричардсон и Стерман» даже опубликовало книгу речей советского генсека под символичным названием «Грядущее столетие мира» .
Сам год начался со знакового события - телевизионного новогоднего обращения Генерального секретаря ЦК КПСС к американскому народу. Затем последовал ряд других выступлений Горбачева в СМИ США с инициативами в области сокращения гонки вооружений и запрета на ядерные испытания.
Анализируя реакцию на выступления Горбачева в США, советский посол в Вашингтоне А.Ф. Добрынин указывал три характерных момента: во-первых, неожиданность и необычность обращения советского руководства, позволившие СССР достичь «нового пропагандистского выигрыша», поставив прези-дента США «в положение обороняющегося» ; во-вторых, - «сильное недовольство» и раздражение Рейгана, которого, по мнению американской общественности, Горбачев «переигрывает» в вопросах международной политики; в-третьих, американские СМИ опасались отмены или отсрочки намеченных на 1986 г. советско-американских переговоров по разоружению. Горячие споры вызвал вопрос о том, кто будет больше виноват - искусный дипломат Горбачев, выставляющий своими инициативами Вашингтон в невыгодном свете, или же «собственная жесткость и негибкость Рейгана» .
За противостоянием Рейгана и Горбачева, которое в интересах мира должно было перерасти в сотрудничество, со стороны наблюдала Европа. В Финляндии, например, опросы общественного мнения показывали явный рост симпатий к советскому лидеру. Примечательно, что 3/5 финнов трактовали деятельность М.С. Горбачева как положительную для Финляндии и всего мира, считая, что генсек СССР «дает надежду, его уважают, он стремится найти компромиссы». При этом Р. Рейган, по представлениям 2/3 респондентов, «представляет собой угрозу миру, не вызывает доверия финнов и не умеет идти на компро 85 МИССЫ» .
Значительными событиями 1986 г., повлиявшими на «потепление» в отношении Запада к Горбачеву и СССР, стали XXVII съезд КПСС, открывшийся (хотя это и не афишировалось86) в 30-ю годовщину Секретного доклада Хрущева XX съезду партии; апрельский Пленум ЦК КПСС, сделавший длинное и трудно произносимое русское слово «perestroika» известным всему миру; техногенная катастрофа на Чернобыльской АС, проверившая «на прочность» и подтвердившая, хотя и не сразу, правомочность советского тезиса о «гласности»; октябрьские советско-американские переговоры на высшем уровне в Рейкьявике, которые спустя десятилетие премьер-министр Исландии Одеон назовет «поворотным пунктом в отношениях Востока и Запада», «заложившим фундамент» в завершении «холодной войны»87.
Год наблюдений, прогнозов и анализа действий нового советского лидера вылился в ряд первых пробных работ исследовательского толка о Горбачеве в среде советологов. Пионером в этом вопросе стал профессор Принстонского университета, специалист в области советской политики и истории С. Коэн, издавший уже в конце 1985 года свою знаменитую работу «Советикус: Амери ОО канские ожидания и советские реалии» .
В ней автор отразил осторожное мнение о новом советском лидере, как о возможном реформаторе. Но в интерпретации Коэна задача Горбачева была чрезвычайно сложной. Во-первых, необходимо было, чтобы у нового советского генсека присутствовал реформаторский склад ума, что для Коэна (как и Запада в целом) не являлось априорной истиной. Во-вторых, даже при выполнении данного условия Горбачеву-реформатору пришлось бы потратить немало времени на укрепление своих позиций и личной власти. В-третьих, никто из партийных бюрократов, выходцев из старшего поколения, вероятнее всего не стал бы ему помогать, а в среде молодых секретарей из глубинки, склонных к впадению в крайности, молодому генсеку необходимо было не ошибиться в выборе между консерваторами и реформаторами.
Сама по себе смена поколений партийной элиты, начатая Горбачевым, не была, по Коэну, гарантией «реформ сверху». Советолог не допускал и мысли о том, что Горбачев зайдет гораздо дальше ограниченных, с его точки зрения, реформ «оттепели» Хрущева. Отражая сомнения западного сообщества, С. Коэн подводил итог своих рассуждений отнюдь не оптимистично: «реформатор Горбачев может и не прийти»89.
Вторя Коэну, американский историк Жорес Медведев склонялся к мнению, что харизма Горбачева не сотворит чуда в условиях лишенного иллюзий советского общества90. Подобная оценка отражала настроения той части западных аналитиков, которые не ждали от «Горби» ничего принципиально нового.
Медведев оказался одним из первых на Западе авторов, обратившихся к биографии Горбачева. Однако не все события из жизни нового советского лидера трактовались адекватно. Заявлялось, в частности, что «поколение коммунистических лидеров, к которому принадлежит Горбачев, не испытало страданий и страха. С самого начала своей политической карьеры они входили в число привилегированных»91. Ж. Медведев, эмигрировавший из СССР после смерти Сталина, словно бы «забыл» об ужасах немецкой оккупации, пережитых 10-летним Горбачевым на Ставрополье в годы Великой Отечественной войны, о невзгодах нелегкой трудовой юности будущего Генерального секретаря, об отнюдь не безопасной атмосфере начала 1950-х гг., когда Горбачев учился на юридическом факультете МГУ, «не учел» всех сложностей отнюдь не привилегированной жизни семьи Горбачевых на первых порах. Такой Горбачев, действительно, не мог быть «ни либералом, ни смелым реформатором» , что и постулировалось автором.
Подводя итоги первому году правления М.С. Горбачева, Ж. Медведев видел лишь «резолюции без реформ»93 и «баталию против бутылки»94 в экономике, превосходную «личную дипломатию»95 при легко предсказуемой внешнеполитической стратегии, не предвещавшей сюрпризов96.
Если верить заявлениям американского президента, то 1985 год завершался «приближением к идеалу длительного, глобального мира»97. Однако Рейган, вопреки всем предложениям советской стороны по разоружению, продолжал и в 1986 г. отстаивать в Конгрессе высокие цифры военного бюджета, оправдывая их «начавшимся в 1970-х и... продолжающимся по сей день... величайшим в истории человечества» наращиванием военной мощи СССР .
М.С.Горбачев и его время в мемуарах политиков Запада
Постперестроечный этап западного восприятия «феномена Горбачева» и его эпохи оказался чрезвычайно важен для подведения первых итогов и осмысления масштабных перемен, ставших на глазах у современников частью Истории. Только теперь, когда «советский вопрос» отошел в прошлое и потерял былую политическую значимость, исследователи и участники событий получали возможность судить об эпохе последнего лидера СССР как о свершившемся факте, целостном и ограниченном во времени явлении. В зависимости от степени «ангажированности» тема «феномена Горбачева» могла кануть в небытие, либо - получить вторую жизнь. В любом случае, восприятие инициатора перестройки и самих реформ должно было претерпеть некоторые изменения. Не последняя роль в этом, естественно, отведена непосредственным участникам исторических событий, первым лицам геополитики и их помощникам, издавшим свои мемуары в течение постперестроечного десятилетия.
Как известно, мемуары и воспоминания - уникальные исторические источники, особенно когда речь идет о биографии одной личности в преломлении мировоззрения другой, так же знаковой для истории фигуры. Этот материал столь же богат, сколь и сложен для анализа, но без него история рискует стать сухой схемой.
Хронологически одним из первых мемуаристов, внесших свой вклад в переосмысление эпохи М.С. Горбачева, стал 40-й президент США Рональд Рейган, чья «Жизнь по-американски» увидела свет уже в 1990 году1. Она послужила основанием сомнительной риторики о «победе Запада» в «холодной войне» сторонников «жесткой линии» в среде американских республиканцев и британских консерваторов.
В мемуарах Рейгана отражена продуманно-четкая, шлифовавшаяся годами антисоветская и антикоммунистическая концепция, в которой американскому президенту под давлением внешних обстоятельств пришлось найти место и для новых идей, противоречивших его же собственным прежним представлениям, поскольку «холодная война» завершилась без широко провозглашавшегося «вероломства» «Советов» в переговорном процессе с Западом. Итог противостояния Востока и Запада Рейган трактовал как отступление «Советов», а значит, победу США. Вступая в известный конфликт со здравым смыслом, он отстаивал необходимость ведения переговоров о прекращении ядерного противостояния с СССР с позиции силы2.
Причины первоначальных неудач подобной «стратегической инициативы» Рейган сводил к досадной нелепости постоянных смертей советских лидеров. С приходом к власти М.С. Горбачева 40-й президент США понял, что у его Администрации «появился шанс на успех»3. В таком логическом ряду значение рейгановской стратегии резко возрастало, а роль лидера СССР в окончании «холодной войны» и переговорах по разоружению сводилась к нулю.
В мемуарах Рейгана Горбачев представал «разумным человеком, уверенным в себе, с хорошим чувством юмора». Но в то же время советский лидер находился «под влиянием антиамериканской, антикапиталистической пропаганды». Как удивленно отмечал Рейган, «помимо прочих фальшивок» о США Горбачев «верил, что американцы ненавидят Советы», а американские «производители оружия контролируют экономику и возбуждают людей антисоветской пропагандой в целях сохранения гонки вооружений»4. Подобная риторика Горбачева чрезвычайно раздражала Рейгана, поскольку он был абсолютно убежден, что это, по сути, клевета (?!). В ходе женевского саммита Рейган собирался даже «уединиться» с Горбачевым «в комнате» и «поговорить начистоту»5.
Анализ официальных заявлений Рейгана в период его президентства, представленный в предыдущей главе нашей работы, явственно свидетельствует о правоте Горбачева. Более того, в письмах последнего советского Генерального секретаря к Рейгану, широко цитируемых в мемуарах 40-го президента США, действиям Вашингтона в мире даётся вполне адекватная, прагматичная оценка6. Мысли же, высказанные Рейганом, сложно трактовать иначе, нежели традиционные и стереотипные. Если учесть, что они содержатся в мемуарах американского президента и являются фактически переоценкой пройденного пути, то становится очевидным, что Рейган, даже после окончания своей политической карьеры, остался в плену «старого мышления» эпохи «холодной войны».
Те же тенденции отразились и в логике первой леди США, которая встречалась с Горбачевым не так часто, но характеризовавшая его тем не менее как человека, вызывавшего больше симпатий, нежели его жена - доцент и кандидат философских наук, которая «никогда не переставала... читать лекции» . Проблемы далекого СССР были для Нэнси Рейган чужды. Она не хотела о них знать. Высокую оценку в среде американских советологов заслуженно получила работа сенатора Дж. Харта «Россия сотрясает мир: Вторая русская революция и ее влияние на Запад» . Более 36 поездок автора в СССР за период 1985-1991 гг., беседы с советскими учеными, писателями, издателями, членами Верховного Совета, ЦК, представителями Съезда народных депутатов и лично с М.С. Горбачевым способствовали более глубокому пониманию перестройки.
Дж. Харт полагал, что даже «не взирая на возможные грядущие перемены, годы Горбачева представляют собой наиболее драматические мирные политические реформы в современной истории»9. Попытки поиска аналогий реформатору-Горбачеву в российской истории, по его мнению, были некорректны.
Петр I, Екатерина II и даже Сталин - «не подходили» для подобного сравнения, т.к. реализовывали свои реформы силовыми методами. Перестройка Горбачева, напротив, предполагала «требование перемен, исходящее от народа»10.
Харт подметил важнейшее изменение в геополитике, привнесенное перестройкой. Окончание «холодной войны» оставило две сверхдержавы без «темы», основной идеи, «центрального организующего принципа», заставлявшего обе стороны участвовать в «политическом соревновании», «гонке во имя обеспечения безопасности, вылившейся в милитаризм»11. Природа человека такова, что объединяться проще не для чего-либо, но против. По Харту выходило, что русским, ранее боровшимся со всеми проявлениями капитализма и объединенными этой борьбой против него, теперь придется нелегко, ведь должны будут смениться несколько поколений, чтобы старая система ценностей, привычек и инстинктов ушла с исторической сцены12.
Американский сенатор забывал о собственной стране, которая уже более полувека также была объединена против — против «Советов», «Империи зла», «коммунистической угрозы». И в отличие от рушившегося СССР, у США еще не было осознания свершившихся перемен геополитического масштаба: растерянность появилась тогда, когда исчез главный враг, во имя борьбы с которым рос военный бюджет, произносились полные угроз речи, формировалась концепция национальной безопасности США. Через болезненный кризис и распад бывшему Советскому Союзу суждено было подойти к осознанию важности поиска новой идеологической и философской парадигмы, национальных приоритетов и ценностей. Из хаоса должна была родиться новая страна. Для США же начался небезопасный для человечества поиск новых иллюзорных врагов13 ради применения нерастраченной военной мощи и нереализованных геополитических амбиций.
Советология США и Великобритании второй половины 1990-х гг. о Горбачеве и его «эре»
1995-й стал первым «юбилейным» годом в генезисе западного восприятия «феномена Горбачева» и его эпохи. Мир отмечал десятилетие начала перестройки, что проявилось в тенденции написания обобщающих работ по русской и советской истории. Свидетельством тому стали «Русский корпорационный капитализм от Петра Великого до перестройки» Томаса Оуэна и «Последняя из империй (История Советского Союза 1945-1991 гг.)» Джона Кипа . Оба исследования были изданы под эгидой Оксфордского университета и отражали лучшие академические достижения советологии.
Оуэн оправдывал обширный хронологический ряд своего исследования необходимостью обращения к отдаленным векам российской истории для лучше 198 Ibid. p. 143.
Европе, не успевая их предугадывать и опасаясь применять силу, но воплощал идеи «нового мышления» в жизнь, предварительно изменив традиционные советские внешнеполитические императивы.
Этот процесс, по мнению Шумакера, не был безболезненным и предполагал постепенное преодоление Москвой и самим Горбачевым традиционного недоверия к Бонну199. В СССР помнили уроки Великой Отечественной войны, что сказывалось на повышенной чувствительности общественного мнения к изменениям в советско-германских отношениях. Тем значительнее были происходившие перемены.
Очередной попыткой ответа на ставший уже риторическим вопрос о причинах окончания «холодной войны» явился сборник статей, изданный в 1995 г. Ральфом Самми200. В нём предпринималась попытка отойти от сложившейся традиции описания противостояния Востока и Запада второй половины XX ве-ка в «черно-белой терминологии» , как охарактеризовал ее во введении к работе Дэвид Лендж.
Традиционным для сторонников республиканской партии США и консерваторов в Британии стала трактовка недавних событий в качестве «победы Рейга-на» или «победы республиканцев» . Но сама по себе формула «победы в «холодной войне» признавалась далеко не всеми исследователями и неминуемо порождала целый ряд сложностей. В частности, этот логический ряд оправдывал любые без исключения действия Рейгана и никак не учитывал перемены эпохи Горбачева и его личный вклад в завершение противостояния двух сверхдержав.
При постановке вопроса о личном вкладе в «победу в «холодной войне» определенная часть западных исследователей скорее приписала бы эту заслугу оветскому лидеру , трактуя действия Рейгана начиная с 1960-х гг. как попытки эскалации противостояния.
В среде исследователей были и те, кто вне зависимости от внешних обстоятельств и постановки вопросов, видел причины окончания «холодной войны» во «взаимодействии целого комплекса сил», включающих «влияние интеллектуалов, международное движение за мир, советские СМИ и М.С. Горбачева»204. Представляется, что одним из важнейших достоинств издания было движение к истории и советологии, свободной от политических интересов вовлеченных в события сторон.
В 1996 году мир отметил 5-ю годовщину распада СССР и 10-ю годовщину саммита в Рейкьявике. Второе из этих событий было отмечено проведением симпозиума, собравшего в столице Исландии официальных лиц страны, поли-тических деятелей и советологов США . Вопреки общим настроениям 1986 года, впечатлениям участников саммита и журналистов того времени, теперь отстаивалось мнение о несомненной значимости события десятилетней давности, которое стало «поворотным пунктом» в истории взаимоотношений Востока и Запада206, «свело две сверхдержавы вместе»207.
По мнению Дональда Ригана, главы администрации Белого Дома при Рейгане, саммит в Рейкьявике прошел со счетом «ноль-ноль», что было не поражением, но «победой для всего человечества»208. Д. Риган как бы «забывал» о причине отсутствия значительных итогов переговоров, каковой являлась настойчивость Р. Рейгана в продолжении исследований и испытаний системы «Звёздных войн» - стратегической оборонной инициативы, которая не устраивала не только Горбачева, но и весь мир, включая членов НАТО.
В целом 1996 год для советологии оказался наименее продуктивным количественно и, по нашему мнению, наиболее продуктивным качественно. В Оксфорде в этом году был издан итог многолетней работы британского профессора политологии Арчи Брауна - фундаментальное исследование «Фактор Горбачева»211, которое по сей день признается лучшим как на Западе, так и в России212.
Работа, проведенная британским исследователем по сбору и интерпретации данных, не говоря уже о необходимости выучить русский язык, признанный одним из сложнейших в мире, не может не вызывать уважение. Опыт Арчи Брауна должен в определенной степени служить своеобразным назиданием отечественным исследователям, не находящим возможности, ссылаясь на целый ряд причин, посвятить свои исследования эпохе Горбачева. В основу исследования Брауна были положены документы государственных архивов РФ и Горбачев-Фонда; материалы бесед с самим М.С. Горбачевым и людьми близко его знающими (с А.Н. Яковлевым, В.А. Медведевым, А. Грачевым, П. Пала-шенко, А. Ликоталом, Ф. Бурлацким, Г. Дилигенским, А. Адамишиным, Ю. Афанасьевым, А. Аганбегяном, В. Бакатиным, О. Лацисом, Л. Разгоном, А. Сахаровым, А. Ципко, Д. Волкогоновым и многими другими); материалы ВЦИОМ, начиная с 1988 г. и публикаций западной и российской прессы по-стгорбачевского времени; мемуары советских и западных политиков и общественных деятелей.
Опираясь на столь значительный спектр источников, Браун осознавал, что тема, рассматриваемая им, многогранна и чрезвычайно обширна, в ней невозможно поставить точку одной работой так же, как нельзя в одно исследование вместить исчерпывающую историю «эры Горбачева» и его биографию. Главную задачу своего исследования, отраженную в его названии, автор видел в определении степени значимости Горбачева в трансформации советского ортодоксального коммунизма в принципиально иную политическую систему .
Браун обоснованно предостерегал, что изменения, произошедшие на территории страны, которую принято было называть Советским Союзом, оказались чрезвычайно значительными и сегодня «легко забыть о том, какой была советская система, и сколь скромны были ожидания» в момент смены правителей в Кремле в марте 1985 г.214 Анализируя ситуацию, сложившуюся в советологии и публицистике Запада по вопросу «феномена» последнего советского лидера, британский политолог обращал внимание на интересную закономерность: «те, кто прежде жестко критиковал Горбачева за полумеры, сочли удобным забыть, что изменения, инициированные или санкционированные Горбачевым, превзошли их самые смелые мечты». В дальнейшем всё те же критики, повинуясь своеобразной «моде», стали, вопреки логике, винить Горбачева во всех возможных просчетах и ошибках, совершенных даже при полумерах215.
