Содержание к диссертации
Введение
ГЛАВА 1. Садовая наука — предтеча опытной агрономии: «сады монахов и монархов» и эксперименты с растениями (до начала XIX в.) 30
1.1. Истоки: монастырское садоводство средних веков 34
1.2. Огороды на государевой службе. Собственные царские сады (XVII в.) 37
1.3. Садовые дела Петра: «пересадить на новую почву» (первая треть XVIII в.)... 43
1.4. Наследие Петра: особенности императорского садоустройства XVIII в 55
ГЛАВА 2. От частных садов к опытным станциям: инициативы русских помещиков (середина XVIII — начало XX в.) 67
2.1. Вельможные патроны ботаники (середина XVIII - конец XIX в.) 71
2.2. Из сада в поле. Экономии, экономы, объединения экономов (вторая половина XVIII - начало XIX в.) 99
2.3. Образцовые хозяева: экономия, вольнодумство, литература (начало XIX в. — 1860-е гг.) 130
2.4. Регулярные агрономические опыты и частные сельскохозяйственные станции (60-е годы XIX- начало XX в.) 144
2.4.1. Университетские профессора: поместья под агрохимические опыты 144
2.4.2. Объединение профессионалов и любителей: частные опытные станции и поля 155
ГЛАВА 3. Общественное вспомоществование агрономическим исследованиям (конец XVIII- начало XX в.) 166
3.1. Научные и сельскохозяйственные объединения и устройство опытных учреждений 169
3.2. Земство как патрон агрономии 214
ГЛАВА 4. Государство и сельскохозяйственное опытное дело (XIX - начало XX в.)
295
4.1. «Медленное начало». От ботанических садов к ведомству земледелия 299
4.2. Аграрный кризис и война как двигатели агрономии 335
4.2.1. Ведомство земледелия и формирование программы развития опытных учреждений 335
4.2.2. Война и агрохимия, или Всем миром на «туковый вопрос» (1914-1920 гг.) 385
ГЛАВА 5. Военно-революционное ускорение и успехи опытного дела в Советской России (1917 г. - конец 1920-х гг.) 416
5.1. Революционный передел: власть, поместья, ученые 417
5.2. «Опытное дело должно быть централизовано». Наркомзем и его опытная команда 425
5.3. В преддверии «великого перелома». Реформа сельскохозяйственного опытного дела 442
Заключение 487
Список использованных источников и литературы 585
Список основных сокращений 629
- Огороды на государевой службе. Собственные царские сады (XVII в.)
- Из сада в поле. Экономии, экономы, объединения экономов (вторая половина XVIII - начало XIX в.)
- Земство как патрон агрономии
- Ведомство земледелия и формирование программы развития опытных учреждений
Введение к работе
Актуальность темы. Россия – исконно земледельческая страна – до сих пор не может осмыслить свою аграрную историю. На смену советским штампам о тотальной отсталости дореволюционного сельского хозяйства и агрономии приходят публицистические мифы о высочайшем уровне развития «русской деревни» времен империи. Тем временем проблемы развития аграрной сферы России становятся по-новому актуальными. Вновь стоящая задача подъема сельского хозяйства с привлечением агрономических инноваций, с использованием частных капиталов требует осмысления российской аграрной истории. Востребованы исследования, позволяющие взглянуть на проблему в социально-историческом контексте, дистанцировавшись от политических клише. При этом трудов по истории агрономии в России, в том числе анализирующих институционализацию науки, по существу, нет.
Одной из таких работ является предпринятое исследование крупной научной проблемы – становления российских сельскохозяйственных (или агрономических) опытных учреждений, связанных с растениеводством. Значимость работы определяется тем, что научно-исторический анализ дает возможность: 1) реконструировать историю российской агрономии в контексте социальной организации науки; 2) выявить роль неправительственных инициатив в аграрной сфере, что дополняет представления о модернизирующей роли государства в развитии российской науки данными о вкладе в этот процесс земств и сельскохозяйственных обществ; 3) существенно расширить картину социокультурного развития России сведениями о просветительской и культурно-образовательной работе опытных учреждений, о роли агрономических экспериментов в формировании усадебной культуры; 4) на примере агрономии, находящейся на стыке различных дисциплин, рассмотреть некоторые аспекты взаимодействия прикладных и фундаментальных исследований – в частности то, как прикладные задачи дают импульс развитию фундаментальной науки.
Объектом диссертационного исследования являются сельскохозяйственные растениеводческие опытные учреждения России.
Предметом исследования стала научно-практическая, культурно-просветительская, социально-политическая деятельность опытных учреждений.
Степень разработанности проблемы. Анализ опубликованных материалов показывает, что история сельскохозяйственных опытных учреждений в полном объеме практически никогда не становилась предметом самостоятельного исследования. Вместе с тем, известны примеры освещения некоторых аспектов и сторон данной темы.
Наиболее ранние по времени попытки охарактеризовать опытные учреждения России относятся ко второй половине XIX в., когда начали выходить юбилейные публикации о ведомстве земледелия, готовились обзоры к международным выставкам. В труде, посвященном 50-летию ведомства, отвечающего за земледелие (1887), опытным учреждениям нашлось немного места. В издании к 75-летию ведомства (1912) тема опытных учреждений была выделена в специальный раздел, где дана их краткая характеристика, обзор целей и результатов деятельности. Аналогичная картина предстает и в обзорах сельского хозяйства России для международных выставок. Достаточно полно опытные учреждения охарактеризованы в сборнике, вышедшем к Всемирной выставке 1893 г. в Чикаго под редакцией В.В. Морачевского. Он же выступил как составитель фундаментального труда «Агрономическая помощь в России». Содержание этой книги намного шире названия. Помимо главной цели – анализа агрономической помощи сельским хозяевам, эта работа включает также специальные главы, посвященные истории опытных учреждений.
Вторую, весьма немногочисленную группу, составляют работы, в которых история опытных учреждений анализируется как самостоятельная проблема. Первой такой работой можно считать книгу агронома В.В. Винера, написанную к сельскохозяйственной выставке 1923 г., где автор рассматривает советские достижения и дореволюционную историю опытных учреждений. Достоинством работы представляется выделение частных лиц, земств, сельскохозяйственных обществ как организаторов опытных учреждений. Хотя книга далеко не полно характеризует опытные учреждения, не всегда точна в фактах, она занимает важное место в ряду ранней советской историографии опытного дела, являясь чуть ли не единственным трудом, свободным от идеологических шор. Ряд статей конца 1920-х гг. (А.Г. Дояренко, М.К. Недокучаева и др.) также коротко затрагивают историю опытной агрономии в России. С середины 1930-х гг. работы по этой теме представлены отчетами, юбилейными публикациями и многочисленными тенденциозными опусами о необходимости «оздоровления» науки с позиций идеологии Лысенко–Презента.
Начиная с 1960-х гг. возрождается возможность разобраться в истории опытной работы в стране, в том числе и на ранних этапах. Одна из наиболее интересных публикаций этого периода – статья А.И. Ревенковой, где речь идет о первых мероприятиях советской власти по развитию опытного дела. Исследуются преобразования органов управления – создание Народного комиссариата земледелия (Наркомзем, НКЗ), анализируются его решения по организации опытных учреждений. Значительное количество работ посвящено развитию агрономии в Сибири и на Дальнем Востоке, преимущественно в советский период. В работе Т.В. Осташко рассмотрено формирование сибирских областных станций в 1920-е гг. История становления институтов сельскохозяйственной науки в Сибири и деятельность сибирских ученых-аграрников детально освещена в трудах академика ВАСХНИЛ П.Л. Гончарова и его коллег.
В третью группу выделены исследования, посвященные истории сельскохозяйственной / агрономической науки, ее развитию в отдельных регионах. Среди наиболее значимых – труд А.А. Вербина, который в жанре очерков характеризует основные этапы развития агрономического знания в России: от земледелия древних веков на ее территории до основных направлений сельскохозяйственной науки в СССР. Важным исследованием является и монография А.А. Никонова, где представлен общий анализ аграрной науки и политики России начиная с XVIII в.; особенно пристальное внимание уделено событиям в аграрной сфере в XX в., включая годы перестройки. Среди других работ можно назвать докторскую диссертацию И.Р. Копыла, тема которой – российская агрономия XVIII в., когда основы этой науки закладывали А.Т. Болотов и И.М. Комов; интересна также диссертация Н.И. Пшеничного о развитии сельскохозяйственного опытного дела на Украине и в некоторых регионах России до 1917 г. – важная, хотя и весьма идеологизированная попытка проследить становление опытной агрономии. Некоторые стороны селекционных исследований на Украине и в Поволжье затронуты в монографии В.Ф. Чешко, основная тема которой – социальная история генетики и селекции в СССР. История агрономии на западных окраинах – в Белоруссии и Бессарабии – рассмотрена в работах Л.И. Носевич и В.П. Пономарева.
Познавательный аспект агрономии проанализирован в работах, посвященных ее отдельным направлениям – от агрохимии до прикладной ботаники. Сюда же можно отнести и труды по некоторым естественнонаучным дисциплинам, которые позволили проследить развитие агрономического знания в контексте успехов российской фундаментальной науки. Все эти работы, ценные как общая историографическая база, если и затрагивают вопросы организации сельскохозяйственных опытных учреждений, то делают это в весьма ограниченном формате.
Формированию общих представлений о социально-экономическом положении России на разных этапах ее истории, созданию необходимых контекстов для изучения становления системы агрономических учреждений послужила большая группа работ, в которых нашли отражение многие аспекты социально-политической, экономической и культурной истории России. Среди них – эволюция аграрных отношений, инновационные идеи в аграрном секторе, социальные конфликты в деревне, положение крестьянства и дворянства, подготовка и проведение крестьянской реформы, становление земского самоуправления, история общественной мысли, возникновение и деятельность общественных организаций, формирование интеллигенции, ее роли в создании гражданского общества и т. д.
К указанному комплексу примыкают и монографии М.С. Бастраковой, С.С. Илизарова, В.Д. Есакова, А.Е. Иванова, Ю.Х. Копелевич, Н.И. Кузнецовой, Г.Е. Павловой, Г.И. Смагиной, Е.В. Соболевой, А.Д. Степанского, А.С. Тумановой и др., которые всесторонне изучили различные аспекты институционализации российской и советской науки: историю академий, научных обществ, становления системы высшего образования, научной аттестации, социкультурные вопросы и т. д. В этих работах затронуты важные для нашего исследования проблемы высшего образования в области агрономии, формирования источников общественной поддержки науки и др.
Ранние этапы развития опытных исследований в рамках садовой науки отражены в трудах, посвященных истории садово-паркового искусства в контексте общих аспектов русской культуры XVII–XIX вв. Важные детали и особенности научного любительства подмечены в культурологических исследованиях жизни поместного дворянства. Среди них – работы о стилях и направлениях в устройстве усадебных садов, укладе поместной жизни, создании мифологемы «дворянского гнезда».
Сюда же можно отнести биобиблиографическую литературу и биографии деятелей естествознания, культуры и организаторов науки; эти работы послужили важным историографическим компонентом исследования, источником конкретной информации. Не имея возможности перечислить и десятую их часть, хотелось бы отметить работу об ученых-агрономах, вышедшую под редакцией А.П. Модестова, биографии членов Академии наук и других ученых, изданные в серии «Научно-биографическая литература» (в их числе – монографии о И.Г. Гмелине, И.И. Лепехине, Г.И. Лангсдорфе, П.А. Демидове, П.А. Костычеве, Б.Б. Голицыне, П.В. Будрине, Н.И. Вавилове, О.А. Федченко), а также исследования о Е.Р. Дашковой, П.А. Демидове, А.К. Разумовском и других деятелях отечественной культуры и науки.
Ценный материал содержится в трудах по организации сельскохозяйственных опытных учреждений в других странах – прежде всего в Германии, Франции, США. Эти работы послужили необходимой базой для сравнительных исследований.
Хронологические рамки диссертации охватывают период с начала XVIII в. по 20-е гг. XX в. Вместе с тем, логика исследования потребовала короткого экскурса и в эпоху средневековой Руси, с которой связаны истоки акклиматизационных экспериментов, и освещения нововведений Алексея Михайловича, послуживших отправной точкой для развития садовой науки Петром I. Эти сюжеты, тем не менее, рассматриваются нами как предпосылки создания системы первых опытных учреждений в XVIII в.: аптекарских огородов, коронных, собственных царских садов. Верхний рубеж исследования обоснован тем, что ранний советский период – по 1920-е гг. включительно – представляется автору продолжением идеологии программного государственного строительства системы опытных учреждений, которая сложилась на рубеже XIX–XX вв.
Цель и задачи исследования. Основной целью данной работы является создание обобщающего труда по истории отечественных сельскохозяйственных опытных учреждений, в котором с единых позиций систематизированы факты и выявлены закономерности развития агрономических исследований в нашей стране, показаны особенности институционализации агрономии, определены основные направления работ опытных учреждений на протяжении длительного исторического периода.
Для достижения этой цели автор поставил перед собой следующие задачи:
выявить, изучить и обобщить архивные и опубликованные материалы; дать целостную картину длительного и сложного процесса формирования системы отечественных опытных агрономических учреждений;
реконструировать мотивы создания, особенности функционирования и направления деятельности опытных учреждений, сыгравших ключевую роль в становлении науки;
выявить роль частных и общественных инициатив в истории опытных учреждений и консолидации агрономического сообщества;
изучить формирование правительственных программ в области агрономии и их связь с приоритетами аграрной политики России;
исследовать развитие опытных учреждений в ранний советский период;
разработать научно обоснованную периодизацию истории опытных учреждений с учетом влияния на этот процесс общих закономерностей социокультурного и экономико-политического развития России;
обосновать выделение основных групп сельскохозяйственных опытных учреждений России и составить их полный реестр.
Обзор источников. В основу диссертационного исследования положены различные виды источников, включающие законодательные материалы, делопроизводительную документацию, официальную и научно-организационную переписку, монографии, учебную литературу, научную и научно-популярную периодику, источники личного происхождения. В целом корпус источников представлен совокупностью как опубликованных, так и неопубликованных материалов.
Изучение становления системы опытных учреждений потребовало анализа важного массива документов, отложившихся в государственных архивохранилищах России и ряда зарубежных стран. Архивные материалы заложили основу для детальной реконструкции интересующих автора событий. В целом было выявлено и введено в научный оборот значительное количество документов, сосредоточенных в 40 фондах в 10 государственных архивохранилищах: Российском государственном историческом архиве (РГИА), Российском государственном архиве древних актов (РГАДА), Государственном архиве Российской федерации (ГАРФ), Российском государственном архиве экономики (РГАЭ), Российском государственном военно-историческом архиве (РГВИА), Центральном государственном историческом архиве Москвы (ЦГИАМ), Архиве Российской академии наук (АРАН), Государственном архиве Днепропетровской области (ГАДО), Государственном архиве Харьковской области (ГАХО), Национальном архиве США (National Archives and Research Administration, NARA), а также ряде частных архивных собраний.
Архивные источники, вошедшие в важнейший для исследования блок делопроизводительной документации и переписки, позволили автору реконструировать историю прохождения через властные структуры основополагающих документов по опытному делу (проектов государственных законов, нормативных актов и др.), восстановить подробности принятия решений об открытии агрономических учреждений, раскрыть детали проведения съездов и совещаний по опытному делу, изучить особенности взаимоотношений представителей центральной власти, земства и ученых в вопросах опытной работы. Основными источниками здесь являются протоколы (журналы) заседаний, постановления, распоряжения, записки, отчеты, проекты, сметы, уведомления и переписка различных государственных и общественных структур. Главную группу составляют материалы центральных ведомств – Министерства государственных имуществ (впоследствии – Министерства земледелия и государственных имуществ, Главного управления землеустройства и земледелия) и его Департамента земледелия (Ф. 398, РГИА), Ученого комитета с бюро и комиссиями (Ф. 382, РГИА), а также Переселенческого управления (Ф. 391, РГИА). Сюда также относятся материалы Сельскохозяйственного совета (Ф. 1287, РГИА), Главного управления уделов (Ф. 515, РГИА), Особого совещания о нуждах сельскохозяйственной промышленности (Ф. 1233, РГИА), бюро Департамента сельского хозяйства США (RG 48, 54, 97, 164, NARA). К более поздним принадлежат материалы Министерства земледелия Временного правительства (Ф. 1797, ГАРФ), Народного комиссариата земледелия РСФСР (Ф. 478, РГАЭ), Народного комиссариата просвещения РСФСР (Ф. 2306, ГАРФ), Высшего совета народного хозяйства (Ф. 3429, РГАЭ) и др.
Важную информацию несут аналогичные материалы фондов общественных организаций – научных и сельскохозяйственных обществ, земств, земских союзов: Московского общества распространения сельскохозяйственных знаний в народе (Ф. 1575, ЦГИАМ), Московского общества сельского хозяйства (Ф. 419, ЦГИАМ), Харьковского общества сельского хозяйства (Ф. 237, ГАХО), Всероссийского союза земств и городов (Ф. 102, ГАРФ), Московской губернской земской управы (Ф. 184, ЦГИАМ) и уездных земских управ губернии (Ф. 11–12, 185–194, ЦГИАМ), земских управ Харьковской, Екатеринославской и др. губерний, документы которых содержатся в фондах РГИА, ГАДО, ГАХО, Земского отдела МВД в РГИА (Ф. 1291) и др. Они позволили расширить представления об агрономической деятельности земств и сельскохозяйственных обществ – от деталей проведения земских агрономических совещаний до создания опытных учреждений и пропаганды отдельных направлений агрономии. Сюда же относятся материалы фонда Химического комитета Главного артиллерийского управления Военного ведомства (Ф. 507, РГВИА), которые дали возможность реконструировать историю тукового вопроса в годы Первой мировой войны.
Немало сведений по организационным решениям в области агрономии содержат коллекции личных фондов (формулярные списки, личные дела) государственных и общественных деятелей, ученых. Среди них – материалы министра земледелия А.С. Ермолова (Ф. 1072, РГИА), товарища министра государственных имуществ В.И. Вешнякова (Ф. 911, РГИА), товарища министра финансов В.И. Ковалевского (Ф. 864, РГИА), главы комитета Наркомзема по помощи голодающим П.Г. Смидовича (Ф. Р-5408, ГАРФ), агронома-экономиста и статистика А.Ф. Фортунатова (Ф. 634, ЦИАМ), физиолога растений и агрохимика Д.Н. Прянишникова (Ф. 632, АРАН), агрохимика А.Н. Лебедянцева (Ф. 121, РГАЭ), минералога и биогеохимика В.Я. Самойлова (Ф. 306, РГАЭ), селекционера П.И. Лисицына (архив семьи Лисицыных), агронома и селекционера В.В. Таланова (Ф. 258, РГАЭ), земского представителя в США И. Розена (личный архив Д. Далримпл) и др. Эти материалы пролили свет на мало изученные или неизвестные стороны жизни и работы многих персоналий, контакты с которыми нашли отражение в материалах фондов.
Переходя к опубликованным материалам, следует начать с блока так называемых законодательных источников, которые позволили изучить историю возникновения и структурные преобразования ведомства земледелия, общие вопросы формирования аграрной политики страны, детали деятельности земств. Основной корпус законодательных материалов был опубликован в «Полном собрании законов Российской империи» (ПСЗ). Сюда вошли важнейшие для нашего исследования нормативно-правовые акты: от «Наказа» Екатерины II для Уложенной комиссии 1767 г. (ПСЗ I. Т. XVII. № 12801) до «Положения о губернских и уездных земских собраниях» 1890 г. (ПСЗ III. Т. X. Отд. 1. № 6927), сыгравшего важную роль в возросшем интересе земств к агрономии. К блоку официальных ведомственных документов автор относит также подгруппу исторических сводок, отчетов, юбилейных изданий, публикаций дипломатического характера, которые позволили проследить особенности «агрономического курса» того или иного правителя или правительства, изучить общую канву формирования сети опытных учреждений.
Второй блок опубликованных источников можно условно назвать «общественным», или «земским». Его составила обширная, в основном подготовленная земствами, литература – от статистических сводок по земской агрономии до опубликованных материалов земских совещаний, отчетов губернских управ и изданий земских и общественных опытных учреждений. Эти источники помогли провести общий анализ деятельности в области сельского хозяйства земств и сельскохозяйственных обществ, воссоздать детали работы общественных опытных учреждений.
Тесно связан с предыдущим блок справочной литературы по теме исследования – сборники и справочники по агрономическим опытным учреждениям (одним из разработчиков которых выступало земство), годовые отчеты Департамента земледелия по опытному делу и пр. Полученная из этих источников информация составила основу для расчетов общей численности сельскохозяйственных опытных учреждений на разных временных промежутках, помогла сгруппировать их по признаку патронажа, выделить и количественно охарактеризовать главные типы.
Важнейший блок опубликованных источников составили монографические труды, статьи, обзоры, рецензии, учебные пособия и руководства. В них содержатся важнейшие для когнитивного аспекта исследования сведения по теории и практике агрономической науки. Среди авторов этих работ – как профессиональные естествоиспытатели и агрономы, так и любители. Поскольку число этих работ чрезвычайно велико и они подробно охарактеризованы в соответствующих разделах диссертации, автор счел возможным в рамках данного обзора не останавливаться на их рассмотрении.
Наконец, особую группу составили воспоминания, дневники, переписка, принадлежавшие перу монархов и крестьян, академиков и любителей, государственных деятелей и земских гласных. Эти материалы пополнили сведения о жизни и деятельности отдельных персоналий, оживили воссозданные картины усадебной жизни, работы опытных учреждений, корпоративного общения ученых-агрономов.
Методологической основой диссертации являются базовые принципы современной исторической науки – историзм и объективность. Первый предполагает рассмотрение изучаемых событий в их взаимосвязи и развитии, второй – ориентирует на всесторонний анализ и оценку исторических фактов. В рамках этих принципов автор опирался на основные методы исторического познания : историко-генетический, позволяющий показать общие тенденции в развитии опытных учреждений, охарактеризовать конкретные исторические события в их индивидуальности и образности; историко-сравнительный, открывающий возможности для объяснения исторических фактов, раскрытия их сущности; историко-биографический, позволивший воссоздать историческую роль многих личностей в формировании сельскохозяйственной науки – от императора Петра I до главы ведомства земледелия А.С. Ермолова; проблемно-хронологический, описывающий события во временной последовательности; социокультурный, выявляющий социальную и культурную составляющие в развитии агрономии; культурно-антропологический, реконструирующий повседневный быт опытных учреждений и ценностные отношения людей, с ними связанных; системный, позволяющий выявить и связать воедино отдельные исторические события, исторические ситуации и процессы, выявить многообразие прямых и опосредованных, формальных и неформальных связей между ними и в результате дать цельную, комплексную картину прошлого. Решающее значение при изучении становления опытных учреждений приобрел комплексный междисциплинарный подход, который позволил сочетать базовые исторические методы с классическими когнитивными исследованиями анализа возникновения и развития агрономического знания, а также с социологическими методами исследованиями науки (властные отношения, отношения «центр–периферия», научная политика, возникновение профессионального сообщества).
Все это помогло рассмотреть историю становления системы сельскохозяйственных опытных учреждений как исторически и объективно обусловленный процесс, детерминированный в той или иной мере общим социально-экономическим и политическим развитием России, ее культурными традициями, научными и практическими запросами.
Научная новизна диссертации в соответствии с ее основной целью заключается в создании первой обобщающей работы по истории сельскохозяйственных опытных учреждений и определяется защищаемыми в ней положениями. На защиту выносятся:
обобщение архивных материалов и литературных источников с целью создания целостной картины зарождения, становления и развития в России системы сельскохозяйственных растениеводческих опытных учреждений от ее истоков до 1920-х гг.;
оценка активности частных лиц, научно-практических обществ и структур местного самоуправления в деле создания опытных учреждений;
анализ правительственных программ в области агрономии в их связи с аграрной политикой России;
результаты изучения истории опытных учреждений в социокультурном контексте, позволившие установить влияние на становление российской агрономии монастырского и царского садоводства, традиций просветительства, дворянской культуры усадебного экспериментирования;
исторический анализ и обобщение содержания отечественных и зарубежных научных публикаций по проблемам истории сельскохозяйственных опытных учреждений в России;
периодизация истории опытных учреждений, основанная на особенностях стоящих перед ними научно-практических и культурно-просветительских задач;
классификация и составление полного реестра сельскохозяйственных опытных учреждений России с краткими характеристиками их научно-организационной деятельности.
Практическая значимость исследования. Большой фактический материал, обобщенный в диссертации, основанные на нем выводы могут быть использованы и уже используются в научной и педагогической работе: при написании монографий и статей по истории агрономии и естествознания в России, при создании работ по истории отечественной культуры, а также при разработке учебных курсов и пособий, при чтении лекций по истории сельского хозяйства, науки и культуры. Результаты исследования, восполняющие пробелы и обобщающие знания по истории опытных учреждений, могут стать основой для аналитических записок по аграрным проблемам развития современной России.
Апробация диссертации проводилась в течение 20 лет. Отдельные аспекты исследования изложены в более чем 30 докладах, представленных научной общественности на международных и общероссийских научных конгрессах, конференциях и семинарах в России, Германии, Австрии, Италии, США, Чехии, Польше, Китае, Украине, Латвии, Венгрии; обсуждались в Институте истории естествознания и техники им. С.И. Вавилова РАН, в Институте российской истории РАН. Основные идеи, положения и выводы диссертации отражены в более чем 35 публикациях, в том числе в монографии, в 8 статьях в журналах, рекомендованных ВАК, а также в статьях в отечественных и зарубежных изданиях.
Структура и объем диссертации. Работа состоит из введения, пяти глав, заключения, приложений, списка использованных источников и литературы. Общий объем работы 629 страниц.
Огороды на государевой службе. Собственные царские сады (XVII в.)
В данном разделе речь пойдет о ранних инициативах в области сельскохозяйственного экспериментирования. Оно началось с садовых опытов — предтечи экспериментального направления не только в сельском хозяйстве, но и в естествознании в целом. В России сады и садовые эксперименты были связаны с монастырями и царскими угодьями.
Монастырское садоводство — те истоки, из которых берет начало российская садовая наука. Монастырские сады стали образцом для копирования «в миру».
Первыми светскими садами были царские. Садовые опыты под эгидой монархов -основной предмет нашего исследования. Изучение этого этапа сельскохозяйственного экспериментирования является ключевым для понимания потоков, питающих российскую агрономию в целом. Речь пойдет о той эпохе, когда стоял знак равенства между государевым и государственным; когда существовала единая, еще не разделенная дихотомией частное - государственное культура монаршего садоводства. Именно тогда были намечены основные вехи экспериментальной агрономии - начались опыты по акклиматизации, агротехнике, селекции плодовых и декоративных садовых растений1.
Монаршее садоводство разделилось впоследствии на две линии, разводящие его (но не исключающие тесных контактов и взаимообменов) на казенное государственное и приватное государево. При этом одновременно происходило постепенное элиминирование личного участия монарха в садовых начинаниях: если в начале XVIII в. русские цари были практикующими патронами, то к началу XIX в. в деле монаршего садоводства заметен лишь императорский патронаж, стоящий гораздо ближе к государственному. Из государевых аптекарских огородов выросли казенные сады для плантов, в начале XIX в. получившие название ботанических. В этих садах была заложена основа длительного процесса интродукции растений в Россию. matization as Currents in the Russian Life Sciences // Annals of Science. 1985. V. 42. P. 243-260. Линия приватного садоводства, расширяясь и переходя от царских огородов к парковым парадизам, собственным императорским садам3 и пр., дала впоследствии начало широкому движению усадебного садоводства.
Этот путь проходил через многочисленные дворянские поместья, где в садах, устроенных по примеру царских, занимались широким кругом ботанических исследований (флористикой, систематикой, морфологией), вели селекционные работы, а впоследствии стали устраивать частные сельскохозяйственные опытные учреждения со всем спектром исследований по экспериментальной агрономии.
Рассматривая историю царского садового устройства, важно понять, откуда появились те первые специалисты, которые по замыслу их патронов разбивали сады и парки, собирали растительные коллекции, ставили опыты. Как и растения, первые «садовых дел мастера» попадали к нам преимущественно из-за границы; готовились и «внутренние кадры», конкурировавшие с многочисленными иноземными «дохторами». Изучая деятельность российских садовников, позже - садоводов, автор кратко коснется и формальной стороны передачи знаний - истории первых руководств по устройству садов, садоводству и сопутствующим областям.
Россия - исконно земледельческая страна, жившая хлебопашеством; хлебный экспорт составлял основную статью доходов государства . Считается, что именно с полями связаны первые шаги науки в сельском хозяйстве; с полеводства началось проникновение экспериментальных данных в хозяйственную практику. Действительно, исследования по агротехнике, агрохимии, селекции полевых культур и т. д. занимали ведущее место в российской агрономии. Однако потребность в приложении научных знаний была связана не только с полеводством.
Собственная дача - под таким названием возводился загородный ансамбль регулярных и пейзажных садов в Ораниенбауме для Екатерины II. Собственным был назван сад на Елагином острове в Петербурге, созданный для императрицы Марии Федоровны и т д. Выделение в названии садов определения собственный закрепляло их приватность, предназначенность для внутреннего использования, подчеркивало отсутствие представительских, «казенных» функций.
К середине XIX в. сельское хозяйство давало продукции на 2 млрд руб., промышленность - на 375 млн. По данным переписи 1897 г. почти 75% населения страны получали средства к существованию от сельского хозяйства: Агрономическая помощь в России / Под ред. В.В. Морачевского. Пг.: Изд. ДЗ, 1914. С. 3-Ю. Отечественная агрономия, по крайней мере, одним из своих корней уходит в усадебное (поместное) садоводстве?. Агрономические опыты берут начало в садах — монастырских, царских; их полноценное утверждение на научной палитре связано с усадебными садами и парками русской знати. Эксперименты с декоративными растениями в России, стране европейской дворянский культуры, стали частью этой культуры: любительским развлечением, усадебным ученым занятием, а иногда и изысканным рецептом от скуки для русских помещиков - от царя до провинциальных мелкопоместных дворян. Таким образом, зарождение опытной агрономии связано в том числе с мотивациями, далекими от прагматических: не менее важными оказывались познавательная, развлекательная и эстетическая составляющие. Нетрудно догадаться, что первенство среди объектов экспериментирования заняли цветковые растения, в обиходе - цветы. Это роднит Россию с Англией, где сельскохозяйственная наука, как и экспериментальное естествознание в целом, начиналась с садов аристократов, в которых разводили редкие растения и «разговаривали с цветами» . Теоретик английского садоводства XVII в. Д. Эвелин одним из первых предложил устраивать в садах питомники (nursery gardens), сочетать овощные огороды (kitchen gardens) и большие цветники, плантации редких растений и фруктовые деревья, пруды и химические лаборатории3. В России сложились свои традиции опытов на цветочных грядках; на них влиял уклад жизни российского поместного дворянства. Увлечение садоводством, «оправливанием и опалыванием цветов своих»4, в свою очередь, способствовало формированию особого облика русской усадебной культуры.
Изучение усадебного экспериментирования непременно требует знания его ранней истории, связанной с возникновением усадебной культуры вообще. Это заставляет не только пристально всмотреться во времена великого реформатора Петра I, но и коротко заглянуть в еще более далекий и на первый взгляд, совсем мало обремененный наукой период допетровской Руси.
Из сада в поле. Экономии, экономы, объединения экономов (вторая половина XVIII - начало XIX в.)
Сад действительно поражал современников (и продолжает удивлять историков!) изобилием и разнообразием грунтовых и оранжерейных растений. Территория усадьбы составляла около 750 га; архитектурной частью занимался англичанин Адам Минелас (Менелаус), возводивший каменный трехэтажный дворец, оранжереи и другие постройки. Рядом с дворцом находился окруженный рвом остров со зверинцем63. Большую часть усадьбы занимал декоративный парк, разбитый в английском пейзажном стиле, где нашла себе место ботаническая коллекция. В парке в изобилии произрастали серебристые тополя, американские ели, сосны Веймутова, сибирские кедры; коллекция сибирских и восточных растений была одной из лучших в мире . Главная часть растений была «собрана в семи раздельных строениях, где находятся 16 оранжерей, в разных температурах теплоты. Здесь, прогуливаясь посреди чудного разнообразия растений... с удивлением видите произведения Китая, Индии, Америки в полном цвете жизни... Но есть одно заведение, где ботаник, знающий всю цену, все затруднения подобного совершенства, изумляется, как и простой любитель природы: в здании, около 40 футов вышины, собраны огромные, редкие деревья, и зритель гуляет в тени пальм, кипарисов, бамбука, ямайского кедра и других деревьев, столь же редких и замечательных, как то «драконова кровь», американская маслина и проч.»65. Действительно, в Горенках были выстроены десятки каменных оранжерей и теплиц общей протяженностью около 1,5 км (главная - пальмовая - имела высоту 12 м); в 1809 г. в одной из них впервые в Европе цвела ваниль66. По свидетельству другого источника, «...в Горенках у Разумовского... находилось 18 оранжерей, свыше 200 м длины каждая, и 40 теплиц... В оранжереях, образуя длинные аллеи, стояли многолетние померанцы и лимоны. Среди деревьев были: чайное дерево, кофейное, кедры, кипарисы, бамбук. К редким относились: американские маслины, «драконова кровь» и др. В Горенках разводилось огромное количество сортов роз. В оранжереях и теплицах постоянно было занято 34 садовника и 70 рабочих. ...Содержание сада обходилось до 50 тыс. руб. в год»67. Во дворце хранились уникальная ботаническая библиотека, которая пополнялась всеми европейскими новинками, коллекции семян, гербарий -также уникальный. Внушительный штат и огромные денежные суммы позволяли обеспечить растениям особый уход. Один из иностранных наблюдателей, побывавший в Горенках в начале 1820-х гг., записал: «Странно видеть, как здесь чада среднего пояса переносят суровость зимы и, напротив того, некоторые растения хладной Сибири никоим образом на открытом воздухе не произрастают, а требуют для себя места в теплицах»68. Современник Разумовского, писатель, журналист и «собиратель достопамятностей» П.П. Свиньин, отмечал: «При каждом посещении моем Горенок я вспоминаю удивление, которое неоднократно изъявляли мне иностранцы, даже ученые, в чужих краях: каким образом Эдем сей мог быть разведен на дороге к пустынной, хладной Сибири... Не менее того им непостижима кажется возможность путешественника) //Вестник Европы. 1810. Ч. LII. Л а 13. С. 52-62. частного человека устроить и содержать подобное заведение для своего собственного удовольствия, между тем как многие венценосные владетели в Европе не в состоянии предпринять сего для пользы наук в их государствах»69. По свидетельству Свиньина, «...невольно изумляешься, как частный человек мог соединить в немногие годы столько сокровищ Природы из всех стран света»70. Однако граф в данном случае выступал не как частный человек, а как частный патрон; «богатства природы» собирали для него профессиональные ученые. Поэтому, говоря о Горенках, историки ботаники выделяют научное руководство садом, которое позволило выстроить его работу по образцу деятельности настоящего научного учреждения, в противовес многим другим частным садам России71.
Коллекции сада создавали профессионалы. Главные из них - директор Московского аптекарского огорода Ф.-Х. Стефан (см. о нем в главе I), выпускник университетов Кенигсберга и Лейпцига И.И. Редовский и Ф.Б. Фишер, молодой доктор медицины из Халле, впоследствии известный ботаник, первый директор Императорского ботанического сада в Санкт-Петербурге.
Ф.-Х. Стефана Разумовский пригласил к себе в середине 1780-х гг., вскоре после того, как ученый поступил на службу в Медико-хирургическое училище (академию); Стефан покинул Горенки в 1804 г.72. В эти годы была заложена основа коллекции, сформировалась значительная часть библиотеки и гербария. Мы уже говорили, что Стефан был выдающимся флористом и гербологом; гербарий Горенок во многом обязан своим началом Стефану. Возможно, именно Стефан начал готовить к выпуску первый печатный каталог растений Горенского сада. Ученый использовал горенские коллекции, в частности собрание сибирских растений, для исследований по систематике73. Горенки позволили Стефану описать несколько новых видов и новые роды Biebersteinia и Dalibarda .
Горенский сад перешел под начало И.И. Редовского, еще в 1799 г. ставшего заместителем Стефана. Иван Иванович Редовский (1774-1807), получивший степени доктора медицины и философии в Германии, преподававший затем в Риге, наладил связи с ведущими ботаниками и ботаническими садами Европы, в том числе с Кьго. Полученные растения и семена позволили значительно пополнить собрание Горенок. Под редакцией Редовского в 1803 г. вышел первый каталог растений, в котором насчитывалось 2846 видов; в 1804 г. вышел второй каталог, в который было включено около 3500 видов . В 1805 г. Редовский получил должность адъюнкта ботаники в Академии наук и был прикомандирован в качестве натуралиста к русскому посольству в Китае. Есть данные, что во время долгого путешествия к месту назначения (Редовский так и не добрался до Китая, проведя два года в Сибири и на Дальнем Востоке, изучая местную флору и занимаясь гербарными сборами) он отправлял некоторые редкие растения в Горенки. Так, в 1805 г. в письме к Разумовскому от 10 ноября он сообщал, что летом объехал Байкал, где собрал семена редких растений для Горенского сада. В 1806 г. Редовский направился на Камчатку, успев посетить Алданский хребет и Охотск. В 1807 г. он скоропостижно скончался77.
Земство как патрон агрономии
Ермолов отмечает своеобразный парадокс: российские хозяева видят «в агрономии, в рациональности хозяйства... в одно и то же время и спасение, и погибель». С одной стороны, все говорят о необходимости рационализации, связывают с ней подъем земледелия. Но под рациональным хозяйствованием каждый понимает свое. Эта неоднозначность, по мнению Ермолова, сослужила плохую службу продвижению агрономических знаний в практику. Первая неудача произошла при переводе: С.А. Маслов не стал заменять тэеровское Rationelle русским разумное, полагая важным сохранить термин рациональное. Он, по мнению Маслова, несет в себе гораздо более широкий смысл, включая также и значения «рассудочности», «причинности», «отчетности». Следовательно, Rationelle Wirtschaft, «рациональное хозяйство» следует понимать как «разумно-причинное», «разумно-отчетное» хозяйство. У нас же, говорит Ермолов, слову рациональное придали какое-то другое, самостоятельное значение, нагрузив его массой дополнительных смыслов, помимо разумности. Рациональным стали считать хозяйство, организованное по образцу заграничного, немецкого или английского; связали «рациональное» с представлением об известных, практикуемых в Западной Европе приемах и формах сельскохозяйственного дела (отсюда - образцовое хозяйство)219.
Ермолов сетует: на вопрос «Что такое рациональное хозяйство?» в России можно получить самые разные ответы. Один полагает, что рациональное хозяйство - «это когда сеют корнеплоды... он пробовал, да ничего не вышло — и уродились плохо, и девать их некуда было». Другой соотносит «рациональное» с удобрением искусственными туками, гуано или костью, также безуспешно опробованными. Третий считает, что это немецкий шестипольный севооборот без пара, где яровые хлеба получают преимущества («а в нашем климате лучше родятся озимые, к тому же уничтожение пара не оставляет времени для обработки пашни»). Четвертый замечает и копирует лишь внешнюю сторону «заграничного рационального хозяйства» - изящной конструкции скотный двор, амбар и пр., что в наших условиях слишком дорогие вложения.
Итак, в России увлеклись было «рациональным хозяйством», но результаты разочаровывали: «Послушав наших хозяев, при введении рационального хозяйства — куда ни кинь, все клин!» Отсюда - недоверие ко всему, связанному с наукой, поскольку именно рекомендации науки — основа всех упомянутых вариантов «рационального». Между тем, настаивает Ермолов, рациональное следовало понимать как разумное, примененное к российским условиям использование зарубежного и отечественного опыта и, главное, изучение этих условий, накапливание научных знаний.
Так или иначе, и те, кто слепо копировал достижения западной агрономии, и те, кто разумно относился к собственному научному опыту, напрямую связывали путь к рациональному сельскому хозяйству с агрономией.
На ранних этапах рубежа XVIII-XIX вв. стремление российских помещиков «наладить хозяйство» требовало самостоятельного изучения опыта Западной Европы — в ознакомительных поездках, посредством чтения специальной литературы, преимущественно на иностранных языках, приглашения специалистов-агрономов.
Всплеск увлечения рациональным хозяйством (и частое разочарование в таковом!) в России отмечался в 1820- 1830-е гг. Одновременно заговорили о науке в сельском хозяйстве - уже не только в узких кругах специалистов и одиночек-энтузиастов, но и в массе сельских хозяев. (Недаром распространение термина агрономия в русской литературе связывают именно с 1830-ми годами.)
Остановимся на примерах образцовых хозяев — из числа успешных, тех, которые использовали научный опыт рационально. Особое место в истории «разумного хозяйствования» принадлежит калужскому помещику Дмитрию Марковичу Полторацкому. Полторацкий изучал организацию сельского хозяйства в Англии и Германии. В своем имении Авчурино в конце XVIII в. он создал успешное хозяйство, где активно использовалось новое для отечественного полеводства травосеяние . В частности, была практически доказана польза посевов клевера при многополье. Помимо этого Полторацкий начал заниматься тем, что позже получило название «агрономическая помощь населению», - обучением травосеянию. По данным А.П. Бердышева, окрестные помещики отправляли своих крестьян перенимать опыт посева усовершенствованных орудий - плугов и борон с железными зубьями . Историки-аграрники отмечают: хозяйство Полторацкого — одна из первых попыток перехода отечественного земледелия на научные основы .
Другой пример - ярославский помещик И.И. Самарин, практиковавший травосеяние в 1800-х гг. Самарин, как и Полторацкий, был сторонником перенесения этого приема на крестьянские земли. В серии статей, опубликованных в «Земледельческом журнале», Самарин, отталкиваясь от собственного опыта, доказывал преимущества четырехпольного севооборота с клином трав225.
Граф Николай Петрович Румянцев, государственный канцлер, покровитель истории и археологии, организатор научных экспедиций и известный англоман, в своем имении Кагул под Москвой силами приглашенных англичан Роджеров (младший, А. Роджер, впоследствии стал директором земледельческой школы МОСХ) в 1800-е гг. создал образцовое хозяйство, прозванное в округе «английской фермой». Хозяйство славилось лучшим в губернии картофелем, высокими урожаями пшеницы, овса, гречи, проса. В Кагуле было налажено производство популярных роджеровских плугов и борон226. Следует заметить, что Румянцев - автор закона от 20 февраля 1803 г. о разрешении помещикам по своей воле освобождать крестьян (за выкуп, с землей). Этот важный шаг не привел, как считается, к серьезным изменениям в структуре российского крестьянства: свободных хлебопашцев к началу крестьянской реформы было лишь 152 тысячи — 1,5% от общего числа. Тем не менее этот факт упомянут как характеристика общих реформаторских устремлений Н.П. Румянцева, частным проявлением которых стала рационализация собственного хозяйства.
Итак, первые образцовые хозяева неизбежно прибегали к изучению зарубежного опыта. То же происходило и в период увлечения взглядами Тэера, когда движение стало массовым - если так можно сказать о стране, в которой научное сельское хозяйство всегда оставалось уделом «передовых» умов.
Ведомство земледелия и формирование программы развития опытных учреждений
Итак, на собрании произошло столкновение противоположных точек зрения на развитие сельского хозяйства: сторонники скорейших практических результатов не нашли общего языка со своими оппонентами, которые считали не менее важными «долгосрочные» вложения в виде получения и насаждения агрономических знаний. Этот конфликт — вполне понятный для России с ее вечной нехваткой денег, запаздыванием в вопросах модернизации и необходимостью выбора между скорейшими результатами и инвестициями на будущее. Как будет показано далее, это неразрешимое противоречие еще не раз становилось причиной принятия скоропалительных «практических решений» - в ущерб сбалансированной поддержке науки и практики одновременно.
Так или иначе, но Екатеринославское земство быстро получило «выгодное предложение» по передаче агентуры — разумеется, от соседей-конкурентов из Харьковской губернии. Правда, теперь уже не земство, а Харьковское общество сельского хозяйства (ХОСХ) в январе 1912 г. предложило принять в свое ведение с 1 февраля весь состав агентуры и впредь заниматься всеми вопросами ее многогранной деятельности260. И что было особенно важно для Екатеринославского земства, стоявшего перед сложной задачей: разобраться с задатками на заказы из США, внесенными частными лицами и учреждениями, ХОСХ обязалось «принять на себя выполнение всех обязательств, принятых... губернским земством»2 .
В докладе управы о передаче агентуры говорилось также, что служащие агентства «вполне сочувственно» отнеслись к такому преобразованию, так как «в этом случае они не лишались рабочих мест» (к тому моменту кроме Розена в штате состояли секретарь Г. Венгеровская и А.С. Львов; Емельянов, согласно контракту, вернулся в Россию)2 2. Доклад был утвержден на очередном губернском собрании 1912 г.; в приложениях к постановлению собрания представлен договор между управой и советом общества, который регулировал все финансовые и юридические моменты передачи агентства263. В частности, в договор был включен важный пункт - 4, в котором говорилось, что вместе с агентурой к ХОСХ переходят суммы, переданные земством агенту для различных закупок, но с дальнейшим — после получения продукта заказчиком - возвращением разницы Екатеринославскому земству264. В целом же земство выплачивало обществу сумму в 4 тыс. руб. «в возмещение расходов по различным обязательствам агентства». Разумеется, ХОСХ получало право на новые выпуски «Известий» агентства и переиздание старых2 5.
Была ли «передача» агентства выгодна для земства? Было ли приобретение оного удачей для ХОСХ? На эти вопросы ответить достаточно трудно. Вероятно, оба ответа должны быть утвердительными. Земство, ограниченное в средствах, «не теряя лица» перед клиентами - хозяевами губернии, «малой кровью» решило проблему. ХОСХ же, не обременяя себя сложным подготовительно-организационным этапом поиска агента, клиентов, налаживания связей и пр., получило уже готовую агентуру, т. е. возможность выгодных коммерческих операций, помощи сельским хозяевам губернии, появления собственного источника агрономических знаний из США. И что не менее важно -заявляло о себе на международной арене. Что касается «непомерных расходов земства», то, как следовало из окончательных подсчетов, общий баланс по коммерческим операциям агентуры в 1911 г. (машины, оборудование, семена и пр.) оказался положительным - прибыль составила более 2 тыс. руб.266. Для ХОСХ это должно было стать хорошим знаком. Екатеринославское же земство, по данным 1911 г., занявшее среди губернских земств третье место (после Казанского и Саратовского) по объему затрат на опытные исследования (63 тыс. руб.) и оказавшееся лидером среди земств Малороссии, сэкономило необходимый ему десяток тысяч рублей. Особенно если учесть, что Екатеринославская губерния получала значительно более скромное (по сравнению с той же Харьковской) дополнительное финансирование от министерства: при земских затратах в 63 тыс. руб. ДЗ выделял Екатеринославу только 23 тыс., в то время Харьковская губерния при земских затратах в 49 тыс. получала дополнительно 56 тыс.267.
Как проходила работа агентства при новом патроне? В первый год больших изменений, похоже, не наблюдалось. В мае 1912 г. агенты - теперь уже представленные от Харьковского общества сельского хозяйства — весьма успешно сделали доклады на Первом съезде по сельскохозяйственному опытному делу Юго-Востока Европейской России и Северного Кавказа, организованном Императорским КубаноТерским обществом сельского хозяйства в Ростове-на-Дону.
Розен говорил о работе опытных полей в засушливых районах США, Емельянов — о задачах и организации американской сельскохозяйственной энтомологии268. Вышел очередной, 13-й выпуск «Известий», содержавший мелкие статьи агентов269. Был заявлен доклад на областной съезд по урегулированию хлебной торговли, который должен был проходить в 1913 г. в Екатеринославе.
Однако дальнейшие события обнаружили явный спад в работе агентства. «Известия» после 1912 г. уже не выходили. Подготовленный И.В. Емельяновым в качестве отчета за трехмесячную американскую командировку от Харьковского земства в 1912 г. и за время, проведенное на службе в агентстве (1910-1911), капитальный труд «Сельскохозяйственная энтомология в Соединенных Штатах Северной Америки» так и не был издан, по крайней мере, в качестве выпуска «Известий»270. И.Б. Розен, не получая достаточного финансирования, в 1914 г. принял предложение возглавить сельскохозяйственную школу барона де Хирша в Вудбине, штат Нью-Джерси. В 1916 г. работа агентства вроде бы возобновилась, но уже в Нью-Йорке, где Розен в то время состоял на банковской службе. Почти нет сведений о его деятельности в качестве агента за тот период, сложный в первую очередь из-за трудностей военного времени. Можно лишь предположить, что, формально сохраняя агентство, ХОСХ могло не справиться с его финансированием и организационными проблемами. После долгого перерыва сведения об агентстве появляются с отсылкой к августу 1917 г., когда организациям и частным лицам, среди которых значились Российское общество плодоводства, хутор Пятигорье ХОСХ и др., при посредничестве агентства были отпущены сельскохозяйственные машины, преимущественно ручные культиваторы и жатки . Агентство пережило и Октябрьскую революцию в России; первые упоминания о его деятельности советского периода относятся к концу 1917 г.: агентство сообщало об имевшихся на его складе сельскохозяйственных машинах (около 20 наименований)
В начале 1918 г. в Американскую агентуру Харьковского сельскохозяйственного общества (которая теперь имела и местную прописку в Харькове на Московской улице, д. 10, где одновременно располагался и губернский продовольственный склад) поступали многочисленные запросы от Исполнительного бюро губернской Продовольственной комиссии при Совете солдатских, рабочих и крестьянских депутатов. Все - о тракторах фирм «Билль-Булл», «ТвилСити» и других сельскохозяйственных машинах. Так, в письме от 19 января 1918 г. комиссия интересовалась судьбой девяти тракторов, приобретенных агентством по ее просьбе, и «просила не отказать подателю сего М.В. Катмазову получить сведения, где ныне находятся... тракторы и когда и где можно принять их в распоряжения учреждений, для которых тракторы будут назначены при... делении между уездами»273. Одно из таких учреждений - «Международная компания жатвенных машин», которая просила выделить ей один трактор «Билль-Булл»274. Среди других счастливчиков - уже упоминавшийся хутор Пятигорье, Харьковская областная опытная станция, Саратовский и Тверской губернские и Старобельский уездный продовольственные комитеты . Помимо закупочно-распределительных операций с машинами агентство, судя по архивным материалам, продолжало рассылать заинтересованным организациям свою печатную продукцию (об этом мы узнаём из письма председателя той же губернской Продовольственной комиссии, в котором сообщалось о неполучении отправленных № 7, 10 и 13 «Известий»)276.
