Содержание к диссертации
Введение
Глава 1. Формирование и развитие в Российской империи конца XIX в. представлений об угрозе с Востока 33
1.1. Трансформация восприятия «Востока» в России 34
1.2. «Восток» сквозь призму расовой теории
1.3. Модернизация Японии и опасность «пробуждения» Азии 46
1.4. «Панмонголизм» В.С. Соловьева 55
1.5. Проблема миграции и «желтый вопрос» в России 65
Глава 2. Восстание ихэтуаней и русская оккупация Маньчжурии: представления о «желтой опасности» в российском обществе (1898–1904). 81
2.1. «Боксерское» восстание: восприятие и оценка в России 82
2.2. Общественные настроения на российском Дальнем Востоке во время военной экспедиции 1900 г. в Китай 102
2.3. Русская оккупация Маньчжурии и дискуссии о «желтой опасности» после подавления восстания ихэтуаней 127
Глава 3. Русско-японская война 1904–1905 гг. и представления о «желтой опасности» в Российской империи .140
3.1. Война с Японией: реакция российского общества и идеологическое обоснование военных действий сквозь призму концепций о «желтой опасности» 140
3.2. Общественные настроения на российском Дальнем Востоке в 1904–1905 гг.. 168
3.3. Поражение в войне с Японией и рассуждения о «желтой опасности» после 1905 г 179
Заключение .202
Список источников и литературы .214
- «Восток» сквозь призму расовой теории
- Проблема миграции и «желтый вопрос» в России
- Общественные настроения на российском Дальнем Востоке во время военной экспедиции 1900 г. в Китай
- Общественные настроения на российском Дальнем Востоке в 1904–1905 гг..
«Восток» сквозь призму расовой теории
Санкт-Петербург и Москва также выступали центрами издания «толстых» журналов, набиравших все большую популярность в России. В отличие от газет, ориентированных в большей степени на небольшие заметки, журналы предоставляли своим авторам возможность высказывать свои мысли более обстоятельно. Исключительно важен анализ наиболее популярных журналов, читаемых и в провинции: «Вестника Европы» (Санкт-Петербург), «Нива» (Санкт-Петербург), «Русского Вестника» (Москва), «Русского богатства» (Санкт-Петербург), «Мира Божия» (Санкт-Петербург), «Русской мысли» (Москва). Все они имели различную читательскую аудиторию и отстаивали разные политические взгляды, что делает их рассмотрение особенно интересным в рамках заявленного исследования.
Среди дальневосточных изданий в исследовании привлекаются: «Амурская газета» и «Амурский Край» (Благовещенск), «Приамурские губернские ведомости» (Хабаровск), «Владивосток», «Дальний Восток», «Восточный вестник» (Владивосток), «Никольск-Уссурийский листок» (Никольск-Уссурийский), «Забайкальские областные ведомости» (Чита) и «Новый Край» (Порт-Артур).
Представляется важным рассмотреть также военную, религиозную и сатирическую печать. С этой целью в работе привлекаются главный печатный орган военного ведомства – газета «Русский инвалид», журнал «Чтения для солдат» (Санкт-Петербург). Среди религиозных изданий были отобраны: «Церковные Ведомости» (Санкт-Петербург), «Забайкальские епархиальные ведомости» (Чита), «Благовещенские епархиальные ведомости» (Благовещенск), а из сатирических журналов в поле исследования попали «Осколки» (Санкт-Петербург), «Будильник» (Москва), «Шут» (Санкт-Петербург).
Период конца XIX – начала XX в. ознаменовался не только возрастанием общего количества периодических изданий и их тиражей, но также увеличением и расширением литературы для массового, «народного» чтения. Выпуск дешевых книжек и брошюр в особенности возрос в стране во время военно-политических конфликтов на Востоке, когда населению потребовалось доходчиво объяснить значение и смысл военных действий. В результате в империи сформировался целый комплекс брошюр, представляющих серьезный интерес для исследователя, поскольку на их страницах также нередко писалось и о «желтой опасности»1.
Материалы периодической печати, также как и брошюры, рассчитанные на массового читателя, представляют интересный и в тоже время специфический источник, работа с которым имеет ряд трудностей2. Статьи, размещенные в одних изданиях, нередко перепечатывались другими, отражая, тем самым, «чужие» взгляды и мнения. В особенности, это касается провинциальных изданий, активно размещавших на своих страницах заметки центральной прессы. При этом не все статьи, брошюры или книжки для народа являлись выражением точки зрения их авторов, поскольку их написание вполне могло инспирироваться в определенных целях. И это необходимо учитывать при работе с материалами печати. Определить наличие «социального заказа», инструментальности использования рассуждений о «желтой опасности» в российской печати позволяет обращение к источникам личного происхождения – дневникам, мемуарам, письмам.
Важный источник, дающий возможность проанализировать восприятие и отношение отдельных лиц к идеям о «желтой опасности», представляют собой дневники современников. Поскольку проанализировать их все не представляется возможным, в работе сознательно были отобраны дневниковые заметки, принадлежащие лицам, занимавшимся различными видами деятельности. В работе привлекаются дневники военного министра А.Н. Куропаткина 1 , руководителя похода русской армии в Пекин генерала Н.П. Линевича 2 , российских интеллектуалов, писателей и публицистов – Н.Г. Гарина-Михайловского 3 , А.С. Суворина 4 , И.К. Шахновского 5 , Д.Н. Шрейдера 6 , Д.Г. Янчевецкого 7 , военного И.Е. Иванова 8 , врачей – В.С. Кравченко 9 , П.С. Алексеева 10 , В.П. Баженова 11 , священников и религиозных деятелей – Н.А. Дьякова12, иеромонаха Авраамия13.
Не менее значимым источником для реконструкции общественных настроений и представлений о «желтой опасности» в империи являются мемуары. Военно-политические конфликты начала XX века на Дальнем
Востоке нашли отражение в обширном круге воспоминаний. Это обстоятельство заставило диссертанта и в данном случае прибегнуть к сознательному отбору, основной принцип которого состоял в том, чтобы по возможности охватить различные слои российского общества. В частности, в работе использовались воспоминания военных – А.В. Верещагина 1 , П.Н. Краснова2, И.Е. Иванова3, Н.А. Орлова4, жителей Дальнего Востока – В. Соловьева5, М.П. Гроссевича6, К. Никитиной7, А.К. Ивашкевич8, врача русской миссии в Пекине В.В. Корсакова9, редактора одной из благовещенских газет А.В. Кирхнера10, ссыльного социал-демократа Л.Г. Дейча11.
Возможность судить об общественных настроениях и отношении к идеям о «желтой опасности» дает также и анализ частной корреспонденции. В исследовании привлекаются письма философа В.С. Соловьева 12 , писателя И.С. Левитова 13 , военного М.И. Грекова 14 , адъютанта Вильгельма II Х. Мольтке (Младшего)
Проблема миграции и «желтый вопрос» в России
В то же самое время в том, что силы, способные «пробудить» Китай найдутся в Цинской империи, он весьма сомневался: «Огромная китайская Китайская империя… не одарила и, наверное, не одарит мир никакою идеей и никаким великим подвигом; она не внесла и не внесет никакого вклада в общее достояние человеческого духа» 2 . Неудивительно, что в японцах, активно перенимавших в то время европейские технические достижения и опыт, В.С. Соловьев увидел ту силу, которая сможет привезти к коренному изменению в Азии и пробудить многомиллионный Китай.
Опасность для стран Европы и всего западного мира В.С. Соловьев видел не столько в отдельно взятых Китае или Японии, сколько в синтезе двух этих государств. Небольшая, но энергичная Япония, как и огромный, но косный Китай поодиночке не мыслились философом в качестве серьезной угрозы. Вряд ли случайно, что в соловьевском предвидении против Европы со своими войсками выступает японец по отцу и китаец по матери, «соединявший в себе китайскую хитрость и упругость с японскою энергией, подвижностью и предприимчивостью» 3 . При этом «китайского» в образе предводителя «панмонголизма», созданного В.С. Соловьевым, явно было гораздо больше: он называется «богдыханом», проживает в Китае и выступает на западный мир со свой армией не из Японии, а из Китая.
Согласно В.С. Соловьеву, богдыхан с четырехмиллионной армией вторгается в Среднюю Азию: «Поднявши здесь все население, быстро двигается через Урал и наводняет своими войсками всю Восточную и Центральную Россию, тогда как наскоро мобилизируемые русские войска частями спешат из Польши и Литвы, Киева и Волыни, Петербурга и Финляндии. При отсутствии предварительного плана войны и при огромном численном перевесе неприятеля боевые достоинства русских войск позволяют им только гибнуть с честью. Быстрота нашествия не оставляет времени для должной концентрации, и корпуса истребляются один за другим в ожесточенных и безнадежных боях». Вслед за Россией, «монгольская» армия быстро покоряет Германию, Францию, Великобританию. Уже через год после «монгольского» наступления все европейские государства, по мнению В.С. Соловьева, «признают свою вассальную зависимость от богдыхана», после чего он, завоевав Америку и Австралию, установит «новое монгольское иго» над Западом.
Не обнаружив внутреннего единства, западный мир в один момент оказывается под властью неприятеля. Этот весьма важный момент, прекрасно продемонстрированный В.С. Соловьевым и оказавшийся фактически незамеченным исследователями, имеет, как нам представляется, принципиальное значение для понимания рассуждений философа о «панмонголизме». Даже перед лицом общей опасности западный мир представлял собой, согласно В.С. Соловьеву, разрозненный конгломерат государственных образований, где каждое государство стремится справиться с новым наступлением «монголов» в одиночку. Россия оказывает сильное военное сопротивление захватчикам, но против «миллионных армий» не в силах ничего поделать; Германия оказывается лучше всех подготовленной к вторжениям «монгольских полчищ» и даже разбивает наголову одну из трех армий богдыхана – такая роль, отводившаяся в рассказе Германии, возможно, объяснялась «прозорливыми», с точки зрения В.С. Соловьева, взглядами ее императора Вильгельма II, предупреждавшего мир о грозящей с Востока опасности1; Франция пытается вступить в сговор с врагом, организовав в тылу у немцев авангард вражеских войск2; Великобритания предпринимает попытку откупиться от завоевания. Именно в отсутствии единства европейских держав, в интерпретации В.С. Соловьева, и заключалась принципиальная схожесть «нового монгольского завоевания» Запада с монголо-татарским нашествием
XIII в. Тогда отсутствие единства среди русских князей позволило свершиться завоеванию Руси. И аналогичный сюжет, как полагал философ, вполне мог повториться и в будущем, поскольку никто не выносит уроков из прошлого: Судьбою древней Византии Мы научиться не хотим…1 Тем не менее, В.С. Соловьев все же был лишен пессимизма в отношении будущего европейских государств. Он полагал, что «новое монгольское иго» продлится только 50 лет, и этого времени будет достаточно для создания «всеевропейского заговора с целью изгнания монголов и восстановления европейской независимости», в результате чего «несметные полчища» будут в итоге наголову разбиты «всеевропейской армией».
Публичное чтение «Краткой повести об антихристе», прошедшее в феврале 1900 г., по отзывам современников, произвело серьезное впечатление на присутствующих. Племянник и биограф философа С.М. Соловьев писал по этому поводу: «Но можно представить, какой дерзостью и безумием показалась эта лекция русской публике 1900 г. Правда, часть публики аплодировала Соловьеву, но Розанов демонстративно свалился со стула, газеты наполнились глумлением, а студенты Московского университета прислали В.С. Соловьеву письмо, смысл которого сводился к следующему: “Скажите, сумасшедший Вы или нет?”» 2 . Большой фантазией показались рассуждения философа и публицистам газеты «Россия», опубликовавшей 9 марта фельетон следующего содержания: «Газетный переулок. Сумерки. Странные люди. – Г. Вл. Соловьев (лик письма греческого, от него пахнет кипарисом) глаголет: Се грядет антихрист 33 лет от роду… И число его 666…
Общественные настроения на российском Дальнем Востоке во время военной экспедиции 1900 г. в Китай
В этих условиях благовещенская администрация решила немедленно выслать китайцев из города. Так, по приказу военного губернатора Амурской области К.Н. Грибского все проживающие в городе китайцы были собраны полицией и добровольцами для переправы на другой берег. В.И. Дятлов, реконструировавший последующие события писал: «Утром 4 июля первая партия собранных накануне китайцев общей численностью до 3,5-4 тысяч человек (есть оценки и в 5-6 тыс.) под конвоем из 80 новобранцев, вооруженных за неимением ружей топорами, была отправлена в небольшой поселок Верхне-Благовещенский (в 10 километрах вверх по Амуру). Колонну вели быстро, дорога была плохая, день жаркий, и многие, особенно старики, стали отставать. Командовавший операцией пристав отдал приказ всех отставших «зарубить топорами». Приказ выполнялся, во время пути было убито несколько десятков человек. Следствие, произведенное несколькими месяцами позднее, выяснило, что все это сопровождалось еще и мародерством – грабили и мертвых, и живых» 1 . Тем китайцам, которые благополучно добрались до места переправы, было предложено без лодок вплавь переправиться на другой берег: «Когда первые вошедшие в воду почти сразу утонули, остальные идти отказались. Тогда их стали гнать – сначала нагайками, потом стрельбой в упор. Стреляли все у кого были ружья: казаки, крестьяне, старики и дети. После получаса стрельбы, когда на берегу создался большой вал из трупов, начальник отряда приказал перейти на холодное оружие. Казаки рубили шашками, новобранцы – топорами. Спасаясь от них, китайцы бросались в Амур, но преодолеть его быстрое течение не смог почти никто. Переплыло на другой берег не более ста человек… В последующие дни, вплоть до 8 июля, такая же участь постигла еще три партии китайцев, общей численностью в несколько сотен человек».
Поскольку В.И. Дятлов в качестве основного источника для реконструкции событий 1900 г. в Благовещенске использовал статью, опубликованную в 1910 г. анонимным автором в журнале «Вестник Европы», Т.Н. Сорокина справедливо ставила вопрос о достоверности этой информации2.
По сведениям И.Ф. Масанова, анонимным автором «Вестника Европы», скрывавшимся под псевдонимом «В», был Н.П. Вишняков – публицист, чьи статьи активно печатались в это время в «Биржевых ведомостях», «Разведчике», «Вестнике Европы», «Вестнике милиционной армии»3. С уверенностью можно утверждать, что в 1910 г. в его распоряжении действительно оказались материалы официального следствия по делу о выселении китайцев из Благовещенска. Об этом свидетельствуют дословные текстуальные совпадения статьи и заключительного протокола дознания, прочитанного военным министром А.Н. Куропаткиным императору 19 февраля 1902 г.4 Таким образом, статья, на которую опирался В.И. Дятлов в своей реконструкции событий в Благовещенске вполне может считаться репрезентативным источником о событиях 1900 г. на Амуре. Вопрос же о том, как Н.П. Вишняков получил доступ к материалам судебных архивов и как такая статья могла появиться в печати остается открытым.
Официальное расследование так и не смогло установить точную цифру погибших в инциденте. В показаниях и рапортах фигурировали различные оценки – от 2 000 до 6 000 человек 5 . Возможно, именно поэтому в своем докладе императору А.Н. Куропаткин предпочел оперировать цифрой в «несколько тысяч человек» 1 . Т.Н. Сорокина, обстоятельно изучившая материалы Канцелярии военного губернатора Амурской области, пришла к выводу, что общая численность погибших при переправе китайцев, по всей видимости, не превышала двух тысяч человек, основываясь на показаниях о численности первой и самой многочисленной партии, которую оценивали примерно одинаково: пристав Шабанов показал «около 1300 человек», поселковый атаман – «более 1000», полицмейстер – «до полутора тысяч», губернатор – «800» 2 . С одной стороны, ход рассуждений Т.Н. Сорокиной выглядит весьма убедительно, однако, вряд ли стоит игнорировать тот факт, что и пристав Шабанов, и полицмейстер, и поселковый атаман, и губернатор были непосредственно виновны в гибели этих людей, и, возможно, имели веские основания занизить реальную численность погибших.
Первая партия китайцев состояла из тех, кто был собран по городу чинами полиции 3 июля, а проводивший расследование на месте трагедии полковник Егупов докладывал начальнику Сибирского жандармского округа, что всех китайцев, которые были собраны полицией насчитывалось около 4 000 человек. По сведениям же, полученным им от самих китайцев их было и того больше – около 5 0003. Китайские историки, основываясь на имеющихся у них источниках, оценивают численность первой партии в «свыше 3000 человек»4, а общую численность погибших в благовещенском инциденте «свыше 5000» человек5. Учитывая серьезные разночтения в источниках, определить точное число переправлявшихся на другой берег китайцев и погибших во время переправы вообще
А.Н. Куропаткин докладывал царю, что «вся совокупность показаний очевидцев переправы приводит к заключению, что это было собственно не переправа, а уничтожение и потопление китайцев»1. Именно так понимали эту операцию и сами ее участники, из которых новобранец Иван Перельник говорил на следствии: «Я топил первую партию». Другой же новобранец Матвеев показывал, что ему «приказано было «топить китайцев»». По замечанию военного министра, чувство человеколюбия было проявлено за все время только новобранцем Яковом Иевлевым, который, сжалившись над китайским мальчиком лет 10-11, на глазах которого была убита в воде его мать, а сам он был ранен в локоть левой руки и в голову, вытащил его из воды и доставил в управление Амурского воинского начальника2. Кроме этого случая сострадания к китайцам со стороны конвоя и местного населения не проявлялось, напротив, толпа жителей из окрестных деревень сопровождала все 4 партии китайцев до места переправы и не упускала случая стукнуть, толкнуть, кинуть камнем или ограбить кого-нибудь, так что новобранцам, конвоировавшим 4 партию, было отдано распоряжение публику близко не подпускать3.
Общественные настроения на российском Дальнем Востоке в 1904–1905 гг..
Однако такие заметки на страницах печати в 1904–1905 гг. все же не особо приветствовалось и вызывали серьезную критику среди официозных изданий. Публицист газеты «Санкт-Петербургские ведомости» Н.В. Насакин, известный под псевдонимом Н. Симбирский2, призывал не судить о японцах-воинах «только по одним гуманным телеграммам многоуважаемого В.И. Немировича-Данченко»: «Существуют и другие корреспонденты, не столь талантливые, но более объективные. И эти-то сплошь и рядом приводят факты чисто азиатского посягательства и коварства японцев…» 3 . Неправильное, с точки зрения правительства, представление войны и противников русских известным писателем привело к тому, что еще до официального окончания военных действий В.И. Немирович-Данченко был удален из действующей армии4.
Военные действия все больше убеждали русское общество в некорректности оценок японцев русской прессе. Перлюстрация писем, проводившаяся Департаментом полиции, выявила значительное число лиц, недовольных тем, как представлялись противники русских на страницах основной массы российских изданий5. В мае 1904 г. житель города Харькова Я.М. Гальперин получил с фронта письмо, автор которого был крайне возмущен тем, как российская печать представляла японцев: «Как вспомню шовинистический «Новый край», с его передовиками-издевательствами над Японией, меня злость раздирает, и, кажется, нехорошую службу он сослужил русскому делу на Дальнем Востоке. Знаменитая фраза, вложенная в уста русскому стрелку Дальнего Востока: «Можно ли воевать с японцем, да ведь я его на штыке засушу и в письме домой пошлю» является лишь перифразой пресловутого выражения «шапками закидаем». А теперь разыгрывается кровавая драма и на деле оказывается иное
В условиях постоянных поражений русской армии и нараставшего недовольства в обществе освещением военных действий в печати, редакторам и публицистам пришлось стать более осмотрительными в описании и представлении японцев в прессе. Уже к концу апреля 1904 г. практически все типографии прекратили выпуск сатирического лубка на тему Русско-японской войны, что может свидетельствовать о снижении в империи спроса на продукцию такого рода. Наиболее важным для российского общества оказалось в 1904–1905 гг. получение своевременной и достоверной информации с театра боевых действий, а не гипертрофированное чувство превосходства над противником, культивируемое в сатирическом плакате.
На страницах газет реже стали появляться статьи, где бы говорилось о физической слабости японцев, их неспособности к ведению военных действий. Уже в мае 1904 г. журнал «Русское богатство» констатировал, что «лживый туман», которым окружил войну ряд российских патриотических изданий во главе с «Новым временем», стремившийся придать военным действиям «характер и смысл борьбы между расами и цивилизациями, борьбы христианства с язычеством», довольно «скоро рассеялся, и для всех стало очевидно, что настоящая война – исключительно политическая»2.
Дискредитация стратегий издателей и редакторов, стремившихся поднять боевой настрой русского населения и армии за счет уничижения противника в печати, непрекращающиеся поражения имперской армии в войне, поставили перед публицистами новые задачи. С одной стороны, необходимо было изыскать новые возможности для того, чтобы поддержать боевой дух среди населения, с другой – важно было объяснить населению, почему русские все же проигрывают войну.
Свое объяснение неудач русской армии и флота в военных действиях с японцами попыталась дать газета «Новое время». Ее редактор и издатель А.С. Суворин разработал для этого целую концепцию. Главную причину российских неудач А.С. Суворин увидел в том, что, будучи сильнейшей державой в Европе, Россия оказалась парадоксальным образом «маленькой» в Азии. В июле 1904 г. в своей традиционной колонке в газете редактор «Нового времени» констатировал, что на Дальнем Востоке «маленькая Россия» оказалась поставленной в совершенно «невыносимые условия времени, пространства и затаенной вражды китайцев», и будь русские лучше подготовлены к ведению войны в этом регионе, они «давно окончили бы эту войну и доказали бы, что никакой «желтой опасности» для России не существует, что белое племя во всех отношениях выше желтого и что косоглазие отнюдь не есть преимущество желтого человека перед белым»1. «Маленькой» Россия оказывалась на Дальнем Востоке, во взглядах А.С. Суворина, еще и в силу того, что ей приходилось вести здесь войну с «желтой» расой совсем в одиночку, в то время как Японию, по его мнению, тайно поддерживали Китай, Корея и даже некоторые европейские державы.
Идеи о «третьей силе», принимающей участие в конфликте и содействующей победам японцев получили свое развитие не только на страницах «Нового времени». На том, что русским вообще «не судьба бороться с одной нацией», потому как за «каждым японцем стоят два бритта, а завтра вдвое больше немцев, австрияков» столичный «Гражданин» настаивал еще до начала военных действий с Японией2. Непрерывный успех японцев на полях сражений, во взглядах некоторых публицистов, служил самым красноречивым подтверждением справедливости подобных суждений
Похожие диссертации на «Желтая опасность»: представления об угрозе с Востока в Российской империи в конце XIX – начале XX в.
