Содержание к диссертации
Введение
Глава I. Новая власть и наука. 1917 - 1925 гг.
1. Формирование политико-административной системы руководства и управления наукой 54
2. Советизация научных учреждений 76
3. Восстановление и развитие материальной базы 111
4. Поворот к хозяйственному и культурному строительству 132
5. Власть и научная интеллигенция: от конфронтации к сближению 170
Глава II. Власть и наука на крутом повороте. 1926 -1932 гг.
1. Перестройка политико-административногоуправления наукой. 209
2. Реорганизация и развитие научных учреждений 228
3. Подчинение науки форсированным преобразованиям 273
4. Социально-селективная подготовка научных кадров 310
5. Политическое наступление на научную интеллигенцию 334
Глава III. Власть и наука в тоталитарной системе. 1933 -1937 гг.
1. Политико-административная власть и научные учреждения 372
2. Обслуживание народнохозяйственной и социально-культурной практики 409
3. Подготовка и аттестация научных кадров 441
4. Методологическая переквалификация научных работников 465
5. Власть и научная интеллигенция в условиях тоталитарного режима 491
Заключение 515
Список источников и литературы 529
- Формирование политико-административной системы руководства и управления наукой
- Перестройка политико-административногоуправления наукой.
- Политико-административная власть и научные учреждения
Введение к работе
Двадцатилетие, прошедшее после Октябрьской революции, оказалось наиболее противоречивым и драматическим периодом в истории отечественной науки в XX веке. Именно в это время сложились основы взаимоотношений между государством и наукой, властью и учеными, которые обусловливались формировавшимся тоталитарным режимом, подчинялись осуществлению провозглашенной социально-преобразовательной и культурно- идеологической программы и определяли развитие отечественной науки в течение всей советской истории. Начиная со второй половины 80-х гг., историки и науковеды проделали большую работу для преодоления стереотипов, устоявшихся в советской историографии, и более объективного изучения различных вопросов истории организации советской науки и научной интеллигенции в самое сложное для них время - 20-30-е гг. Обозначилось и дало первые результаты новое направление - исследование социальной истории советской науки, охватывающей весь спектр взаимоотношений между властью, наукой и обществом. Однако интенсивнее и результативнее связанные с ней проблемы изучаются в общероссийском масштабе и в контексте истории отдельных наук. Региональный срез, а также их преломление в развитии и деятельности научных учреждений пока остаются вне достаточного внимания историков.
Актуальность темы диссертации обусловлена рядом обстоятельств. Во-первых, научный Петроград, несмотря на большие людские и материальные потери за время революции и гражданской войны, оставался крупнейшим (вторым после Москвы) центром отечественной науки и на всех этапах советской истории занимал приоритетное место в преобразовательных планах и научной политике большевиков. Здесь находилась (до 1934 г.) Российская (с 1925 г. Всесоюзная) Академия наук, значительная часть старых и созданных в советское время научных учреждений различного типа, подчинения и профи ля, вузов, научных обществ. Уникальный по своему дисциплинарно-отраслевому многообразию, составу и квалификации работников, социально-культурной роли, научный Петроград - Ленинград усилиями центральной и местной власти превращался в важнейшую составную часть огосударствленной науки, ее регионально-структурную модель. Во-вторых, в процессе упадка, медленного восстановления и последующего трудного развития он, его учреждения и работники испытывали общие для всей отечественной науки потрясения, коллизии в отношениях с властью, переживали последствия перманентных реорганизаций и большевистских экспериментов. Вместе с тем, научный Петроград - Ленинград оказывал значительное влияние на становление всей советской науки. В третьих, потребность в такого рода исследовании вытекает из того, что в довольно обширной современной историко-научной литературе, освещающей различные вопросы социальной истории советской науки, пока еще крайне редки попытки целостного, всестороннего их исследования в широких хронологических и региональных рамках и, одновременно, с отражением повседневной многообразной деятельности научных учреждений. В четвертых, в истории научного Ленинграда, взаимоотношений его учреждений и работников с властью отчетливо и своеобразно проявились многие закономерности и характерные черты, позитивные элементы и изъяны советского типа организации науки, цели, методы и последствия деятельности партийно-государственных структур в сфере науки в 20 - 30-е гг. Таким образом, актуальность представленного исследования определяется как особым местом и ролью научного Ленинграда в истории организации советской науки, так и слабой изученностью с современных методологических позиций многих вопросов его развития и функционирования, в которых отразились основные тенденции и противоречия научного строительства в СССР в этот период. Комплексное изучение данной темы является поэтому весьма важной историко-научной и социально-культурной задачей.
Цель диссертации заключается в исследовании механизма и основных направлений и форм взаимодействия, сотрудничества и противостояния ме жду властью и наукой (ее учреждениями, организаторами, работниками) в условиях социалистического строительства и формирования тоталитарного режима, особенностей их взаимоотношений в Петрограде - Ленинграде, поэтапной эволюции и крайне противоречивых результатов.
Исходя из этой цели, были поставлены следующие главные задачи:
- раскрыть сущность партийно-государственной политики в сфере науки, научного строительства и по отношению к научной интеллигенцией на отдельных этапах;
- проанализировать структуру регионального управления, оценить его роль в централизованно-ведомственной системе руководства наукой, выяснить специфические функции партийных органов;
- проследить эволюцию уставов научных учреждений, закреплявших их статус, структуру, функции и все более ограниченную автономию;
- выявить особенности основных этапов и направлений восстановления, советизации и коренной реорганизации научных учреждений;
- показать общие тенденции и отличительные особенности в положении и развитии старых и новых научных учреждений различного типа, подчинения и профиля,
- раскрыть цели кадровой политики в сфере науки и методы ее проведения;
- рассмотреть изменения в руководящем звене научных учреждений, а также количественную, социально-партийную и качественную динамику их кадрового состава;
- осветить основные направления деятельности научных учреждений, а также практику внедрения новых принципов и форм организации научного труда;
- изучить систему подготовки новых научных кадров, ее основные формы, достоинства и просчеты;
- исследовать формы, методы и последствия политической и методологической работы с научной интеллигенцией, показать роль в ней общественных организаций и объединений;
- проанализировать эволюцию общественной и научно- мировоззренческой позиции различных групп научной интеллигенции;
- раскрыть причины и формы ее противостояния власти, обобщить практику идеологических и политических репрессий в науке.
Изучение обратного влияния - науки на власть не входило в число главных задач работы. Этот аспект затрагивается в основном на примере профессиональной и общественной деятельности ученых. В процессе исследования обозначенной проблемы диссертант считал необходимым уделить больше внимания ее локальному преломлению, изучению внутренних процессов в научных учреждениях, выявлению общих черт и отраслевых особенностей их «внешнего» и «внутреннего» положения, развития и деятельности, показу роли личностного фактора в становлении советской науки.
Одним из главных объектов исследования являются местные органы власти - партийной, советской и научно-административной. В центре исследования находятся многие работавшие в Петрограде-Ленинграде крупнейшие научные учреждения страны, в частности, Академия наук, научно-прикладные межотраслевые институты и отраслевые институты промышленности, исследовательские институты сельскохозяйственного профиля, медицинские научно-практические институты, социально-гуманитарные институты, научно-идеологические учреждения, некоторые вузы и их НРШ, а также научные общества. Исследование охватывает и организации научной интеллигенции Ленинграда - политические, профессиональные, общественные.
Предметом исследования являются направления, каналы и методы нараставшего многопланового воздействия власти на организацию науки, развитие и деятельность научных учреждений и на научную интеллигенцию, «ответ» научного сообщества на постепенно ужесточавшиеся императивы и ре зультаты взаимодействия, сотрудничества и противостояния власти и работников науки в 1917 - 1937 гг.
Хронологические рамки диссертации обусловлены рядом обстоятельств. Во-первых, именно в 1917-1937 гг. окончательно сложились, утвердились и в полной мере реализовались (как в общегосударственном масштабе, так и на региональном уровне) принципы и формы взаимотношений между новой властью и наукой, которые основывались на их взаимозависимости, все большем огосударствлении и подчинении науки, на противостоянии власти значительной части научной интеллигенции (то смягчавшемся, то обострявшемся). Во-вторых, основные этапы послеоктябрьской истории - гражданская война, нэп, восстановление (1918-1925 гг.), индустриализация и коллективизация (1926-1932 гг), развернутое социалистическое строительство (1933-1937 гг.) определяли особенности и приоритеты научной политики партийно-государственного руководства и взаимоотношений власти с работниками науки. В третьих, составной частью первых двух пятилетних планов развития народного хозяйства СССР являлись научные пятилетки, в которых намечались главные направления, параметры развития и задачи науки, а тем самым и стратегия деятельности научных учреждений. В 1937 г. особенно явственно проявились контрасты и противоречия партийно-государственной политики в области науки. В связи с двадцатилетием Октябрьской революции требовалась демонстрация достижений науки в стране победившего социализма - реальных и мнимых. Но одновременно пика достигают массовые репрессии против работников науки. В последующий период научная политика во многом диктовалась потребностями укрепления обороны страны в условиях приближавшейся большой войны.
Территориальные рамки исследования определены исходя из той важной роли, которую Ленинград играл в становлении, организации и развитии советской науки в указанные годы. Он располагал многоотраслевой фундаментальной и прикладной наукой, научными учреждениями всех типов, примерно четвертью (в 1933 г.) действовавших в стране исследовательских институтов, многочисленными и наиболее квалифицированными кадрами научных работников (от одной трети в 1918 г. до одной четверти в 1933 г.) и оказывал огромное влияние на весь ход научного строительства в СССР. В Ленинграде был сформирован и действовал механизм партийно-государственного управления наукой, воспроизводивший многие черты общесоюзной системы руководства этой сферой. В развитии научного Ленинграда наглядно и особенно болезненно проявились многие колизии социальной истории советской науки в 20-30-е годы.
Методологическую основу диссертации составляют базовые принципы исторического исследования и, прежде всего, принципы научной объективности и историзма. Феномен «управляемой» науки, сложившийся в СССР в 20-30-е гг. XX в., отражал черты советской системы, цели государственной политики и методы ее осуществления на отдельных этапах, новые общественные условия функционирования и развития науки. Современная интерпретация истории организации науки и взаимоотношений власти с ее работниками во многом зависит от взгляда исследователя на советскую историю в целом, оценки ее содержания, результатов и причин заката на рубеже 80 - 90-х гг., т. е. в конечном счете от его общественной и научно-мировоззренческой позиции. В общеметодологическом плане диссертант не рассматривает советский период как случайное и аномальное явление в отечественной истории и не считает его всего лишь неудавшимся социальным экспериментом. В условиях советского строя, на наш взгляд, тесно переплетались различные, подчас противоположные тенденции, развертывание созидательного. потенциала общества сочеталось с его подавлением и разрушением, поэтому и конечные результаты развития страны, в том числе и ее науки, оказывались крайне противоречивыми. В процессе изучения исследуемой проблемы учитывались особенности статуса науки и ее функционирования в дореволюционной России, преемственность некоторых черт научной политики советского правительства с предшествующим периодом, а также внешние факторы и, прежде всего, возрастание регулирующей роли государства в организации науки в развитых капита , листических странах в первой трети XX в. Диссертант придерживался методологической установки на непредвзятое и вне политико-идеологических пристрастий изучение и объективную оценку как определенных достоинств и достижений в научном строительстве в СССР и в Ленинграде, так и очевидных его изъянов, упущенных возможностей и огромных потерь. Этот противоречивый опыт не вписывается ни в официальные схемы, господствовавшие в советской историографии и исходившие из бесспорных преимуществ советской организации науки, ни в односторонне негативную его интерпретацию в некоторых современных работах. Диссертант исходил из многофакторности, противоречивых тенденций и неоднозначности во взаимоотношениях советского государства и науки, власти и ученых (в том числе и на региональном уровне) и поэтому старался учитывать всю совокупность достоверных фактов и следовать логике их непредвзятого анализа и обобщения. В диссертации использованы когнитивные возможности различных, традиционных и новых, методологических концепций, не утратившие научного значения результаты советской историографии истории организации науки и научной интеллигенции, а также новые методологические подходы и достижения современных исследователей социальной истории отечественной науки. Комплексный, системный подход к изучению поставленных вопросов сочетается в работе с рассмотрением их на трех взаимосвязанных уровнях - общегосударственном, региональном и локальном, а также с применением методов фактологического, хронологического, статистического и сравнительно-исторического анализа. С учетом задач диссертации, имеющей социально-историческую направленность, понятие «наука» применяется главным образом в значении ее общей организации, базовых основ функционирования (управленческих, институциональных, кадровых, материально-технических), а также индивидуальной и коллективной деятельности ученых. В контексте диссертации оно не включает те аспекты развития науки, которые являются предметом специальных исто-рико-научных и науковедческих исследований. Научная политика рассматривается как совокупность целей и задач в области организации и развития нау ки, формулировавшихся в директивах, постановлениях и распоряжениях центральных партийных, советских и научно-административных органов, а также методов их практического осуществления и оценки результатов. Социально-исторический ракурс исследования, предполагающий выяснение воздействия государства, общества, социальных факторов на науку и ученых, обусловил использование в соответствующих разделах понятия «научная интеллигенция». В рамках исследования оно обозначает две основных профессиональных группы - научных работников исследовательских учреждений и профессоров и преподавателей вузов (часто их функции совмещались). Объединяя их по профессиональным признакам и роли в обществе, являясь объектом особого внимания со стороны власти, научная интеллигенция советского периода была весьма неоднородной в квалификационно-должностном и социально-культурном отношении, по своей общественной позиции и идейным взглядам она также разделялась на несколько групп.
Научная новизна диссертации состоит в том, что в ней впервые комплексно исследуются реализация основных направлений государственной научной политики в Петрограде-Ленинграде, роль в ее осуществлении региональных научно-административных структур и местных партийно-советских органов; реорганизация, развитие и деятельность крупнейших научных учреждений различного статуса и профиля; эволюция взаимоотношений власти с научной интеллигенцией, формы и результаты политической и методологической работы с ней в условиях социалистического строительства 1917—1937 гг. и формирования тоталитарного режима. В частности, раскрываются следующие неизученные и слабо освещенные в современной литературе вопросы:
- система и функции ведомственно-административного управления наукой в Петрограде - Ленинграде в 1917- 1937 гг.;
- специфическая роль местных партийных органов, а также коммунистов в сфере науки;
- этапы и процесс советизации и коренной реорганизации учреждений академической, отраслевой и вузовской науки, развития их финансовой и материально-технической базы;
- переориентация научных учреждений на обслуживание хозяйственных, социально-культурных и идеологических потребностей советского государства и «социалистического» Ленинграда;
- социально и идеологически детерминированная кадровая политика и практика в сфере науки;
- система социально-селективного отбора и подготовки научных и научно-педагогических кадров;
- деятельность общественных организаций и объединений научной интеллигенции, формы и методы ее «перевоспитания» и методологической переквалификации;
- эволюция общественно-политической позиции и научно- мировоззренческих взглядов научной интеллигенции, причины и формы ее оппозиции власти.
Таким образом, диссертация представляет собой и первое в современном науковедении комплексное исследование вопросов социальной истории науки в Петрограде-Ленинграде в ее переломный, драматический период.
Историография проблемы. Предметное изучение на документальной основе партийно-государственной политики в области организации науки и ее практического осуществления на первых этапах социалистического строительства началось с середины 60-х годов XX в. За последующее двадцатилетие эта проблема освещалась во многих фундаментальных работах, обобщающих коллективных трудах, монографических и диссертационных исследованиях, документальных изданиях1. Под влиянием послесталинской «оттепели» их авторы постепенно отходили от жестких догм, упрощенных схем и прямоли нейной апологетики власти, характерных для всей советской историографии 30-х - середины 50-х гг. Расширялась проблематика изучения истории организации науки в СССР, источниковая база, в научный оборот вводились новые документы, восстанавливались многие факты, события, имена, совершенствовалась методология и методика исследования. В результате коллективных усилий большого числа историков создавалась в целом более объемная, сложная и приближенная к исторической реальности картина научного строительства в СССР. Раскрывались цели и задачи партийно-государственной политики в области науки в переходный период, выявлялись особенности отдельных этапов и тенденции в организации и развитии науки в советских условиях. Некоторое подновление прежних методологических стереотипов, смягчение идеологических запретов и ограничений создавали более благоприятные условия для углубления историко-научных исследований, но не отменяли классово-партийных критериев научности и объективности. Руководствуясь ими и собственными научно-идейными убуждениями, историки стремились показывать благотворное воздействие партийно-государственНой политики на научное строительство и развитие науки. Эти позитивные последствия прослеживались в масштабе науки в целом, на примере развития отдельных ее отраслей и многих учреждений, они подкреплялись некоторыми качественными неособенно, количественными показателями роста. Затрагивались и некоторые трудности процесса становления советской науки, которые обыкновенно объяснялись объективными причинами. Акцент делался на их успешном преодолении благодаря правильному руководству В.И.Ленина, партии большевиков, а также преимуществам социалистического строя и растущей поддержке ученых. При этом, однако, многие сложные, болезненные процессы в сфере науки в 20-30-е гг., вызванные радикальными политическими и социальными переменами, напряженные взаимоотношения, порой острые столкновения между властью и учеными игнорировались, смягчались либо приподносились упрощенно. Тенденциозность, односторонность подхода наиболее выпукло проявлялась в литературе юбилейного характера и выражалась, в частности, в стремлении преувеличить реальные достижения отечественной науки за двадцать советских лет, противопоставить ее «буржуазной» науке, уравнять с мировой наукой и даже возвысить над ней1. Из обширной историографии проблемы наибольшую ценность представляют работы, относящиеся к первым годам послереволюционных преобразований, поскольку в них дается более достоверная, хотя и далеко не полная картина взаимоотношений между правящей партией, советским государством и наукой, ее деятелями. Б.М.Кедров, Ю.С.Мелещенко и С.В.Шухардин, А.Д.Педосов и другие авторы обобщали взгляды В.И.Ленина на роль науки и научно-технического прогресса в строительстве социалистического общества, показывали начало осущест-вления его идей, установок и рекомендаций . В работах Е.НХородецкого и Э.Б.Генкиной затрагивалась законотворческая и организаторская деятельность Ленина по руководству научным строительством в годы советской власти и преобразований в науке 3. Некоторые направления научного строительства в 1917-1924 гг. раскрывались в очерках С.И.Мокшина4. Начальный этап разработки советской научной политики и научного строительства (1917— 1922 гг.) всесторонне рассматривался в монографии М.С.Бастраковой 5. В ней показаны положение и организация науки в начале XX в. и в предоктябрьский период, проекты и попытки ученых по ее реформированию, подробно освещаются создание советской системы организации и управления научной деятельностью, структура и функции общегосударственных и ведомственно-отраслевых органов по руководству наукой, становление и развитие сети ис следовательских учреждений различного типа и профиля. В работе отмечалось, что основополагающим принципом партийно-советским принципом научной политики стало централизованное государственное руководство наукой. Он изначально был заложен не с одобрения ученых, а по воле большевистского руководства и стал «краеугольным камнем» научного строительства . Несомненной заслугой упомянутых исследователей является проведенный ими впервые в советской историографии документированный, системный и конкретный анализ проблемы становления и функционирования советской организации науки, роли в ней высших партийно-государственных структур. Вместе с тем, на исследованиях лежит печать своего времени, идеологического заказа. Поэтому, в частности, идеи, суждения и указания В.И.Ленина, решения партийных и государственных органов, касавшиеся науки, должны были трактоваться как безупречные, единственно правильные и приносившие только положительный результат. В соответствии со сложившейся схемой историки должны были оценивать деятельность партийных и государственных органов в сфере науки исключительно в позитивном плане и обходить наиболее острые углы и коллизии «завоевания» науки, принудительной советизации научных учреждений, затяжного противостояния власти и ученых.
Вопросы государственного руководства наукой в годы первой пятилетки освещались в монографии В.Д.Есакова . В ней показаны изменения в научной политике советского государства, подчинение ее задачам индустриализации, реорганизация науки, включая Академию наук СССР, • освещаются рост сети научных учреждений, организация научно-исследовательской работы для нужд промышленности, создание и деятельность ВАСХНИЛ. В соответствии с устоявшимися представлениями, не только перестройка отраслевой науки, но и радикальная реорганизация Академии наук рассматривалась как назревшая и объективно необходимая задача, обусловленная потребностями индустриализации. Под этим углом зрения анализировались принятие нового устава, кам пания по выборам действительных членов, развитие и перестройка деятельности академических научных учреждений1. В историографии тех лет не принято было подвергать сомнению комадно-бюрократические, принудительные методы реорганизации, не ставился вопрос о последствиях жесткого подчинения науки запросам производства, обходилась тема политизации науки и борьбы с «вредительством». Развитие сети учреждений науки за все годы социалистического строительства прослежено Е.А.Беляевым и Н.С.Пышковой 2. Начальный советский период в истории Академии наук обобщенно отражен в двухтомном труде Г.Д.Комкова, Б.В.Левшина и Л.К.Семенова3. Этому периоду посвящались монографии А.В.Кольцова, в которых подробно анализировались важнейшие аспекты развития Академии наук - государственное управление, развитие сети учреждений, филиалов и баз, изменения в Уставе и персональном составе, финансирование, планирование, роль общественных организаций, основные результаты исследовательской, экспедиционной и издательской деятельности, международные связи4. Весьма содержательные, построенные на богатом фактическом материале, эти работы были заметным явлением в историографии истории отечественной академической науки. Из-за идеологических и цензурных ограничений в них не вскрывалась вся сложность взаимоотношений между новой властью и Академией наук в послеоктябрьский период, их резкое обострение на рубеже 20-30-х гг., вызванное принудительной, радикальной перестройкой, хотя сама реорганизация справедливо названа «коренным переломом» в истории и деятельности Академии. Важной и вместе с тем специфической частью историографии исследуемой проблемы являлась разнообразная, в том числе фундаментальная литература по истории отдельных наук в СССР \ В ней освещались этапы их институционального оформления в советский период, раскрывались закономерности развития под влиянием различных факторов, основные направления и результаты фундаментальных и прикладных исследований, вклад отдельных научных коллективов и ученых, в том числе и Ленинграда, значение достигнутых результатов для страны и мировой науки. Однако слабо учитывались негативное воздействие социально-политических условий конца 20-30-х гг., масштабы и последствия нараставшей идеологизации науки, грубого вмешательства власти во внутринаучные процессы и дискуссии, запрета многих перспективных научных направлений. Все это не игнорировалось исследователями, но в соответствии с официальными идеологическими установками расценивалось как частное проявление деформаций в социалистическом строительстве, вызванных культом личности Сталина.
Существенный вклад (прямой и косвенный) в освещение и трактовку взаимоотношений власти и ученых в 20-30-е гг. вносила историография истории советской интеллигенции. Быстро развиваясь в 60-70-е гг. в количественном, тематическом и качественном отношении, она одновременно задавала общий вектор изучения данной проблемы и во многом определяла его методологию. В работах С.А.Федюкина, В.С.Волкова, М.Е.Главацкого, Ф.Н.Заузолкова, В.Л.Соскина и других историков раскрывалась политика и дифференцированная тактика РКП(б)- ВКП(б) по отношению к различным группам интеллигенции, деятельность партийно-государственных органов и общественных организаций по созданию новой, советской интеллигенции на общесоюзном и региональном конкретно-историческом материале и на приме-ре отдельных различных профессиональных групп . Главное внимание уделя лось привлечению старых специалистов к хозяйственному и социально-культурному строительству, формам и методам их постепенного перевоспитания, подготовке новых кадров. Историкам следовало показывать изменения, происходившие в составе, идейном облике и общественной роли интеллигенции, преодоление прежнего идейно-политического размежевания, сближение с рабочим классом и партией. Доминировавший классово-партийный подход и официальные установки не позволяли глубоко изучать реальные процессы внутри интеллигенции в 20-30-е гг, рассматривать ее в качестве самостоятельного субъекта истории и объективно оценивать ее отношения с властью 1.
Предметом исследований во второй половине 60-х - 80-е годы стала история научной интеллигенции в период социалистического строительства, вопросы ее состава, общественного положения, профессиональной организации и деятельности, идейно-политического облика. Различные хронологические периоды и аспекты формирования советской научной интеллигенции освещались в монографиях Б.Д.Лебина, В.А.Ульяновской, Л.В.Ивановой, в отдельных разделах уже упоминавшегося фундаментального труда С.А.Федюкина2. В монографии В.А.Ульяновской давалась характеристика положения научной интеллигенции в дореволюционной России, обобщалась практика привлечения ее к сотрудничеству с властью после октября 1917 г., ее деятельность в течение всего двадцатилетнего периода социалистического строительства и делал-ся вывод о формировании новой, социалистической научной интеллигенции . Широтой охвата проблемы, содержательностью и фактологической насыщенностью отличалось исследование Л.В.Иваной, которое хотя и воспроизводило господствовавшие тогда методологические стереотипы, тем не менее и сегодня не утратило историографической ценности и научной значимости. В нем подробно рассматривалась система партийно-государственного руководства наукой, политика в области ее организации и по отношению к старой научной интеллигенции, анализировались состав, условия деятельности научных работников, показаны создание и деятельность их профессонального объединения — Секции научных работников Всерабпроса, изменения в их общественно-политической позиции1. В работе П.В.Алексеева обосновывалась закономерность постепенной идейно-философской эволюции ученых-естествоиспытателей в 20-х годах в сторону марксизма под влиянием общеметодологического кризиса в мировой науке и социальных преобразований в стране2. Все исследователи истории научной интеллигенции отмечали наличие в ней в первый послеоктябрьский период нескольких общественных групп и преобладание негативного или настороженного отношения к новой власти. Главной причиной недоверия считались буржуазно-демократические пристрастия ученых дореволюционного поколения и, частично, левацкие перегибы отдельных большевистских функционеров. Сама политика и тактика большевиков по отношению к научной интеллигенции (включаяя применение репрессивных мер) связывалась с В.И.Лениным и поэтому не подвергалась сомнению. Научная интеллигенция рассматривалась главным образом как объект идейно-воспитательного воздействия со стороны правящей партии и как все более активный и сознательный участник социалистического строительства. Этим, как считалось, и обусловливалась исторически закономерное формирование новой научной интеллигенции советско-социалистического типа. Принудительное внедрение марксизма в науку и методологическое «перевооружение» научных работников также приподносились как объективно неизбежный процесс, ускоривший их переход на прогрессивные научно-методологические позиции. Вывод о формировании новой, социалистической научной интеллигенции обосновывался примерами деятельности ученых, тес но сотрудничавших с властью и идейно близких к ней, а также многих работников науки нового поколения. Общественная и идейная позиция других групп научной интеллигенции тщательному анализу не подвергалась и фактически игнорировалась. Считалось, что к середине 30-х гг. были окончательно преодолены аполитичность и нейтрализм среди научных специалистов. Такие вопросы, как свертывание автономии научных учреждений, утилитарно-потребительское отношение власти к ученым, подавление их гражданских и личных прав, массовые репрессии против интеллигенции в 1918-1922 гг, на рубеже 20-30-х гг., в 1935-1937 гг., также глубоко не исследовались. Правовые аспекты и организационные формы подбора, подготовки и аттестации научных кадров в 20-60-е годы показаны в монографии Лебина Б.Д 1.
Для исследований по истории организации науки, написанных в истори- ко-партийном ключе, характерна была ярко выраженная политико- идеологическая тенденциозность. Ее иллюстрацией может служить небольшая работа Е.А.Беляева, в которой кратко обобщался весь опыт руководства КПСС организацией науки . Этот опыт представлен только положительной стороной и проигнорированы негативные его составляющие. Разноплановая, преимущественно историко-партийная литература по истории советской высшей школы указывала на сопротивление профессуры послереволюционным преобразованиям, но подчеркивала прогрессивный, демократический их характер, не вскрывала острые коллизии в ее развитии и практически не касалась вопросов организации научной работы в вузах3.
Изучение истории партийно-государственного руководства научным строительством непосредственно в Ленинграде, осуществлявшееся в 70— первой половине 80-х гг., шло в общем методологическом русле советской историографии тех лет. На этом направлении были и важные приобретения, дос тижения, обусловленные благотворными последствиями оттепели и существенно отличавшие историографию 70-х гг. от псевдоистории советского общества сталинского периода, и сохранявшиеся стереотипы, вытекавшие из убежденности (чаще искренней) в закономерности и прогрессивности социалистического строя и преимуществах советской науки. Заметным для своего времени явлением в историографии стало появление в самом конце 70-х тт. двух коллективных работ - «Организация и развитие отраслевых научно-исследовательских институтов Ленинграда. 1917-1977.» (под ред. Б.И.Козлова. Л., 1979) и «Очерки истории организации науки в Ленинграде. 1703-1977.» (под ред. Б.Д.Лебина. Л., 1980). В первой из этих работ освещался (в двух первых главах) процесс создания, развития и расширения деятельности отраслевых институтов промышленности в годы нэпа, первой и второй пятилеток, а также содержались краткие очерки истории некоторых из них ! . Во второй работе, в двух разделах, написанных А.В.Кольцовым, показаны место Ленинграда в общегосударственной системе организации науки в послереволюционный период, функции местных ведомственных органов по управлению наукой, а также рост потенциала академической, многопрофильной отраслевой, вузовской и заводской науки в годы первой и второй пятилеток 2. Следует отметить, что за последующий более чем двадцатилетний период не появилось ни одной обобщающей работы по истории организации науки в Ленинграде. Отдельные вопросы истории организации науки в Ленинграде затрагивались в публикациях, помещавшихся в сборниках «Проблемы деятельности ученого и научных коллективов», регулярно издававшихся в те годы Ленинградским отделением Института истории естествознания и техники АН. Из них следует выделить статьи В.Н.Макеевой, посвященные созданию и деятельности местных органов по руководству наукой и координации научно-исследовательской работы в 1917-1930 гг., а также статью Г.Е.Павловой о деятельности ленинградских научных институтов Главнауки Наркомпроса в 1918-1925 гг.1. История высшей школы Петрограда-Ленинграда в первые годы советской власти и восстановительный период, прежде всего ее реформа исследовалась в монографии А.П.Купайгородской, но также с позиций безусловной целесообразности и в основном позитивных результатов. При этом резко отрицательное отношение большей части профессуры к навязанной властью реформе, как и ее огромные издержки оказались не раскрыты-ми . В монографии обобщенно показан поворот научно-исследовательской работы вузов к потребностям хозяйственного восстановления и развития3.
Большое число изданий посвящалось истории отдельных научных учреждений Ленинграда4. Они существенно дополняли и конкретизировали общую картину научного Ленинграда в 20-30-е годы. Но большинство из них носило юбилейный характер и обычно очень кратко показывало основные вехи их развития и деятельности. Главное внимание обращалось на достижения институтов и вклад ведущих сотрудников. Проблемы и трудности в развитии институтов, отношения с властью, внутренняя жизнь, деятельность общественных организаций по осуществлению партийно-государственной научной политики, масштабы и последствия борьбы с «вредительством», репрессий выпадали из поля зрения или затрагивались вскользь. Предметом широкого изучения являлись также биографии многих ленинградских ученых . Но в те годы их авторы, к сожалению, не могли полно и правдиво показать профессиональный и гражданский облик ученых, их общественную позицию, сложную идейную эволюцию, отношения с представителями власти, а нередко и трагическую судьбу.
В работах В.М.Кулагиной и В.Ф.Финогенова рассматривалась деятельность Ленинградской партийной организации, научно-технических институтов, хозяйственных органов, предприятий по внедрению научных достижений и технических изобретений в промышленность в годы второй пятилетки . Опыт работы партийной организации по сближению науки с производством за все годы социалистического строительства обобщался в коллективном труде, изданном в 1985 г. Ленинградским институтом истории партии3. В его первой главе, подготовленной Н.Б.Лебедевой, рассматривалось практическое осуществление выдвинутой большевиками идеи союза науки и труда на примере ленинградских НИИ, заводских лабораторий, сотрудничества ученых с промышленными предприятиями1 . Упрощенный взгляд большевистских руководителей на взаимосвязь теории и практики, их убежденность в абсолютном приоритете производства по отношению к науке, призванной обслуживать его потребности, нанесли немалый ущерб и оказали большое влияние на последующее изучение этой проблемы, особенно на историко-партийные ис л дования. Н.Б.Лебедевой принадлежит и глава о науке в коллективном очерке деятельности С.М.Кирова в Ленинграде, в которой показано его активное содействие развитию фундаментальных и прикладных исследований и использованию их результатов в интересах народного хозяйства2. Эта сторона деятельности С.М.Кирова кратко отражена в книге С.В.Красникова3. Биографы Кирова не смогли тогда преодолеть идеализации образа этого, несомненно, талантливого и неординарного руководителя, в деятельности которого проявились противоречия той эпохи, личные качества и типичные черты партийного функционера высшего ранга. Партийное руководство подготовкой научных кадров в Ленинграде в годы первой пятилетки исследовалось в диссертации К.Е.Печкуровой4. Основное внимание в ней уделено совершенствованию форм и расширению подготовки научных кадров, негативные ее стороны (классовый отбор, регламентация и идеологизация подготовки, вовлечение аспирантов в наступление на старую научную интеллигенцию) не затрагивались. Ряд монографических исследований, диссертаций и большое число статей, вышедших в 70-80-е годы, посвящались истории «вхождения» марксизма в общественные науки, а также отдельным вопросам истории научной и вузовской интеллигенции Петрограда-Ленинграда в 20-е годы. В двух монографиях В.И.Клушина, изданных на рубеже 60-70-х гг., подробно освещалась деятельность научно-марксистских учреждений и Научного общества марксистов Петрограда-Ленинграда в 1918-1925 гг., научная, преподавательская и пропагандистская работа первого поколения обществоведов-марксистов (в частности, в Петроградском университете). В историко-философском плане в них рассматривался процесс утверждения марксистского направления в социально-философских дисциплинах (научных и учебных) как вполне закономерное явление, обусловленное социальными и идеологическими переменами в стране после Октябрьской революции1. Современный взгляд на эту проблему подводит к выводу о том, что решающую роль в начавшемся в первой половине 20-х гг. внедрении марксизма и его методологии в философские, социальные и другие науки играла не исследовательская и пропагандистская активность немногочисленной группы философов и обществоведов-марксистов, а политические факторы - целенаправленное давление партийных и научно-административных органов, запретительное и репрессивные меры против немарксистского обществоведения и представлявших его ученых, все более ограничивавшие возможность и поле для свободных научных дискуссий. Вопросы политико-идеологической работы с научно-вузовской интеллигенцией Петрограда-Ленинграда в 20 - начале 30-х гг. освещались в традиционном ключе в диссертациях и статьях Л.А.Шилова (Группа левой профессуры), В.В.Фортунатова (политическая работа с научной интеллигенцией, Секция научных работников), Е.А.Козлова (Секция научных работников в годы первой пятилетки, марксистские научные общества), А.А.Курепина (формы методо-логической работы) . Один из разделов монографии по истории Академии наук в 1926-1932 гг. А.В.Кольцов отвел показу участия ее общественных организаций в перестройке АН на основе нового Устава 1930 г.!.
Таким образом, направление, характер и результаты исследования проблемы власти и науки в 20-30-е гг. отражали общее кризисное состояние историографии истории советского общества, в котором она находилась в 70 -первой половине 80-х гг. под влиянием усилившихся консервативно-охранительных тенденций в политике и ужесточения идеологического контроля. Сохранявшаяся зависимость исторической науки от официальной идеологии, табу на изучение многих вопросов, предопределенность выводов, отсутствие свободных дискуссий по принципиальным вопросам истории советской науки и научной интеллигенции свидетельствовали об исчерпании прежней методологии и официальной концепции и лишали это направление в отечественной историографии благоприятной перспективы. Тем не менее, изучение проблемы власти и науки невозможно без учета результатов советской историографии. Во-первых, потому что она не оставалась застывшей, не была одноликой и не сводилась к догматике и апологетике. Во-вторых, критическое осмысление ее достижений и заблуждений необходимо для разработки современной неидеологизированной методологии исследования. Историки применяли единую для всех марксистско-ленинскую методологию, но достигали неодинаковых результатов. Работы по истории организации советской науки и научной интеллигенции отличались уровнем научности и объективности, глубиной анализа и проникновения в конкретно-исторические реалии, степенью ангажированности и мерой апологетики власти. В работах советского периода обобщен огромный фактический материал, в них содержится много ценных наблюдений и суждений, аргументированных оценок и заключений частного характера. В процессе анализа и использования результатов советской историографии необходимо было отделить имевшиеся в ней элементы научности и объективности от классово-партийной интерпретации, действительные достижения от политически детерминированных трактовок и выводов.
Наступившая с середины 80-х гг. эпоха перестройки и гласности оказала позитивное воздействие на отечественную историческую науку, открыла возможность широкого обсуждения и изучения прежде закрытых тем, заполнения белых пятен, переоценки устоявшихся стереотипов и, тем самым, переосмысления на новой методологической основе взаимоотношений государства и науки, власти и научной интеллигенции, всего сложного пути, пройденного советской наукой и особенно его начального, наиболее драматического этапа. Идеологический плюрализм разрушил прежнюю монополию официальной версии советской истории, способствовал зарождению нескольких концептуально-методологических направлений в новейшей историографии науки советского периода. Существенное влияние на постановку и исследование проблемы власти и науки оказывали возвращавшиеся на родину труды и воспоминания ученых из первой и третьей волн эмиграции из СССР, документы и материалы, помещавшиеся в печатных органах и изданиях российской эмиграции, зарубежная историография, расширявшийся доступ к ранее закрытым архивным материалам, публикация новых документов по истории науки в СССР, а также прежде не издававшихся писем известных ученых.
Начавшееся со второй половины 80-х гг. интенсивное изучение ранее запретных тем истории советской науки в основном концентрировалось вокруг проблемы власти и науки, которая довольно быстро трансформировалась в более широкую проблему функционирования науки в условиях тоталитарного государства. Первым результатом ее изучения стало появление в конце 80 — начале 90-х гг. большого числа публикаций, на новом материале освещавших различные аспекты истории советской науки. Резонанс в научном сообществе вызвала статья сотрудников Ленинградского отделения Института истории естествознания и техники АН Д.А.Александрова и Н.Л.Кременцова в журнале «Вопросы истории естествознания и техники», в которой были обозначены многие назревшие вопросы изучения социальной истории советской науки (ее огосударствление, идеологизация, монополизация, практика и последствия бюрократического планирования, принудительного обновления научных кадров, отставание вузовской науки, постепенное свертывание международных связей и др.) и содержались некоторые предварительные оценки1. Несмотря на спорность отдельных положений и обобщений, статья способствовала разрушению старых историографических штампов и намечала направление дальнейших исследований. В статьях, помещавшихся в исторических, научных, научно-общественных и литературно-общественных журналах, раскрывались малоизвестные и забытые страницы из истории взаимоотношений власти с учеными, истории научных учреждений (в частности, Академии наук), биографий ученых, идеологических и политических репрессий в науке. Значительная их часть относилась к научным учреждениям и ученым Ленинграда2. В журналах и сборниках стали публиковаться ранее не издававшиеся документальные материалы по истории советской науки, в том числе письма видных ученых различным адресатам3. Так обозначилось новое направление - соци альная история советской науки, ставшее ведущим в историографии последнего десятилетия и включавшее исследование различных аспектов взаимоотношений между государством и наукой, учеными и властью в условиях тоталитарного режима. Уже в первой половине 90-х гг., наряду с журнальными публикациями, вышли первые тематические сборники по этой многоплановой проблеме. В них выявлялись истоки и механизм управляемой науки, последствия политико-бюрократического руководства, широко раскрывался феномен репрессированной науки . Среди авторов сборников были В.М.Алпатов, В.В.Бабков, Г.Е.Горелик, Т.И.Грекова, Э.И.Колчинский, К.А.Ланге, И.И.Молчанов, Н.И.Невская, П.М.Полян, И.А.Тугаринов, М.Г.Ярошевский и другие. Постановочный, методологический характер имела вводная статья редактора двух сборников «Репрессированная наука» М.Г.Ярошевского, в которой показано влияние сталинизма на судьбы отечественной науки. Говоря о первых симптомах и прецедентах политизации науки (аресты и высылка ученых, начало принудительного внедрения марксизма в науку и др.), он, как и многие другие историки, указывал на существенное различие между относительно свободным положением науки и ученых в годы нэпа и той нездоровой обстановкой, которая искусственно нагнеталась вокруг и внутри науки в ходе «великого перелома» на рубеже 20-30-х г.г. В названных сборниках рассматривались особенности идеологизации, происходившей в отдельных науках (истории, политэкономии, психологии, педологии, языкознании, биологии, генетике), освещались малоизвестные, преимущественно мрачные и трагические страницы из истории этих наук, некоторых научных учреждений, в том числе Ленинграда (Института экспериментальной медицины, Пулковской астрономической обсерватории, Центрального географического музея), и биографий работавших здесь ученых — Н.И.Вавилова, В.Н.Ипатьева, П.Л.Капицы, Н.П.Лихачева, НЛ.Марра, В.П.Семенова-Тян-Шанского, Л.С.Термена других. Стали выходить и первые монографические работы по различным вопросам истории советской науки 20-60- х гг. При этом в их освещении в конце 80-90- х гг. наметились три основных направления, так или иначе отражавшие различное отношение исследователей к советской истории, менявшуюся общественно-политическую ориентацию и научную позицию. Условно их можно назвать традиционно-позитивистским, радикально-негативистским и объективистским. Первое из них довольно быстро утратило свое прежнее безраздельное положение и оказалось вытесненным на историографическую периферию под усиливавшимся натиском представителей новой, радикально-негативистской волны. Однако возраставшая вначале популярность и, тем более, научная продуктивность этого направления вскоре также стали падать, поскольку слишком очевидной становилась его полемическая заостренность, предвзятость и политическая ангажированность. Выход из вновь возникшего историографического кризиса предложили сторонники третьего, объективистского направления, стремящиеся к преодолению крайностей в оценке исторического прошлого и воссозданию реального процесса научного строительства в 20-30-е годы во всей его сложности и противоречивости.
Деятельность высших органов государственной власти по руководству наукой в 20-30-е гг. (Ученого комитета ЦИК СССР, Комитета содействия ра-ботам АН СССР, Отдела научных учреждений СНК, Комитета содействия ученым при СНК СССР, НТО ВСНХ - Наркомтяжпрома) в традиционной тональности рассматривалась в учебных пособиях и докторской диссертации С.П.Стрекопытова . Отказываясь от некоторых апологетических моментов в освещении истории государственного руководства наукой, автор, по его признанию, исходил из категорий исторического материализма и поэтому одной из причин деформаций в руководстве наукой и ее политизации с конца 20-х годов считал неправомерный механический перенос идей Ленина и классового подхода к научной политике, оправданного для эстремальной послереволюционной ситуации, в радикально изменившиеся условия. С аналогичных, в целом позитивных позиций Л.А.Опенкин в двух главах своей монографии рассматривал опыт КПСС по разработке и осуществлению научной политики в первые годы советской власти. Негативное влияние на развитие науки с середины 20-х гг. стали оказывать, по его мнению, искажение ленинских принципов в отношениях со старыми специалистами, а также массовые репрессии1. В политически менее ангажированной монографии Г.А.Лахтина, вышедшей в 1990 г., написанной в академическом, объективистском ключе, выявлены многие характерые черты и особенности четырех, согласно периодизации автора, основных этапов в развитии организационно-управленческих структур науки в 1917 - конце 80-х гг., отдельных ее секторов, кадрового, технического и информационного потенциала, а также в эволюции методов и функций управления (планирование, хозрасчет, оценка эффективности и результатов научной, оплата труда). В работе не затрагивались политическая составляющая, игравшая весьма важную роль в управлении наукой, процесс его бюрократизации, вопрос о статусе научных учреждений и работников, влияние репрессий на кадровый потенциал2.
Многие характерные черты утвердившегося в 90-е годы радикально-негативистского направления в историографии присущи работе Л.Г.Белявского, посвященной проблеме воздействия политики на науку и научную интеллигенцию в 20-30-е гг.3. В ней нет четкой постановки вопросов исследования, отсутствует документальная источниковая база, вместо анализа проблемы изобилуют ссылки на публикации 90-х гг. и обличительные формулировки. Обозначенная как исследовательская, работа больше напоминает историографический обзор, в котором развенчиваются все позитивные оценки научной политики 20-30-х гг. в советской историографии и отдано безоговорочное предпочтение негативным выводам, преобладавшим в ту пору в исто-рико-научной литературе. В книге содержится много бездоказательных утверждений. Например о том, что создание Секции научных работников в 1923 г. было некой «компенсацией» научной интеллигенции за роспуск большинства (?) научных обществ, о полной неэффективности отраслевой науки, поддерживавшейся якобы исключительно из-за предпочтений и политических соображений большевистского руководства1. Хотя автор упомянул о необходимости некого «синтетического» подхода к изучению обозначенной проблемы с учетом многообразия точек зрения и признал существенное различие между научной политикой периода нэпа и 30-х гг. (как и взглядов большевистских вождей на нее), сам он применительно к обоим этапам придерживается односторонне разоблачительной позиции. Особое внимание уделено теме репрессий в науке, к которым в работах подобного рода фактически и сводится основное содержание научной политики тех лет. Книга не добавляет ничего нового в исследование и подлинное переосмысление проблемы науки и власти, она представляет собой свод уже не раз повторявшихся суровых обвинений в ее адрес за репрессивную политику по отношению к науке и научной интеллигенции.
Своебразная концепция социальной истории отечественной науки от начала XVIII до конца XX в. изложена в монографии С.И.Романовского, содер-жащей ряд интересных наблюдений, нетривиальных суждений и выводов . В основе его концепции лежит положение об особом статусе науки, изначально сложившемся, закрепившемся под «гнетом российской истории» и сохранившемся вплоть до демонтажа советского строя. Будучи искусственно прив несенной в русскую жизнь в результате «насильственной инъекции» Петром I, наука, подчеркивает Романовский, в условиях тоталитарного режима (монархического, а затем коммунистического) всегда находилась в полной зависимости от правительства — финансовой, бюрократической и идеологической. Академия наук являлась обычным казенным учреждением, обслуживающим государственные интересы и была лишена возможности нормально, свободно функционировать. Власть относилась к науке потребительски, с точки зрения непосредственной выгоды, содействовала ее развитию лишь в той мере и в том направлении, которые отвечали ее экономическим и идеологическим интересам \ В книге содержится ряд оригинальных, хотя и не бесспорных суждений - о союзе советской власти и науки как браке по расчету, о разбухании, экстенсивном развитии, бюрократизации и оскудении советской науки и др. 2. Вторая ее часть отведена идеологическим «особостям» (термин автора) советской науки, сложившимся уже в 20-е гг. и сохранявшимся до конца века (преимущественно на примере Академии наук)3. К сожалению, их анализ и аргументация выдвинутых положений подменяются очередным гневным обличением научной политики большевиков, инвентаризацией ее пороков. Используя резкие определения и выражения, автор бездоказательно утверждает об утрате Россией половины своего интеллектуального потенциала в результате послереволюционной эмиграции, говорит о бредовых намерениях большевиков по отношению к науке, о бесполезности многих институтов и учреждений Академии наук, созданных в 20-е гг., об «оскоплении» русской науки, мутации ее в советскую, т. е. квази- и антинауку, о превращении гуманитарных наук в «стерильно марксистские» уже к концу 20-х гг., о быстром выращивании неполноценной в своей массе советской, псевдонаучной интеллигенции и полной изоляции советской науки от мировой4. Таким образом, парадоксы и действительные болезни советской науки интерпретируются как ее всеобщая и глубокая деградация. Абсурдность столь сурового приговора вынуждает автора делать оговорки, исключения и признания (о сохранении традиционного внутреннего уклада в Академии наук в течение первого десятилетия советской власти, о неодинаковой степени «стерилизации» различных наук и соответствии некоторых из них мировому уровню), которые явно диссонируют с основным пафосом книги1.
Гораздо более объективно история советской науки в контексте политических и социальных условий представлена в очерках американского исследователя Л.Р.Грэхэма, большая часть которых охватывает 20 - 30-х гг. XX в. Уникальность организационной структуры и этоса науки в советской России и СССР состояла, полагает автор, в синтезе дореволюционных форм и традиций и послереволюционных новаций, в сочетании факторов, стимулировавших развитие науки и тормозивших и даже исключавших его. Значительные достижения в ряде областей точных, технических и естественных наук в 20 — 50-е гг. объяснялись, по его мнению, несколькими причинами - весомым дореволюционным научным заделом, наличием большой группы выдающихся ученых и их учеников, огромной материальной и институциональной поддержкой науки со стороны советского правительства, сохранением Академии наук как центра фундаментальных исследований, развертыванием широкой сети прикладных НИИ, тотальной погруженностью многих ученых в научное творчество и их тогдашней интегрированностью в мировую науку. В то же время общие результаты и эффективность деятельности огромного научного сообщества в СССР оказались, отмечает Грэхэм, невысокими вследствие авторитарных методов руководства наукой, чрезмерной централизации управления и контроля на всех уровнях, ограниченной самостоятельности и инициативы научных работников, затратной системы финансирования, непредоленного разрыва между наукой и производством, политического давления на ученых.2
В последнее десятилетие вышел ряд исследований по проблемам истории отдельных наук в 20-40-е гг. А.С.Сонин в своей работе подробно осветил истоки и этапы многолетней идеологической кампании в отечественной физике, направленной на борьбу с идеализмом, агностицизмом и релятивизмом, роль ее главных участников, в основном, философов-марксистов (с позиций классической физики выступавших против новейших открытий начала XX в.) и позицию оппонентов в лице видных ученых-физиков (А.Ф.Иоффе, С.И.Вавилов, Я.И.Френкель, Л.Д.Ландау, М.П.Бронштейн, В.А.Фок, И.С.Тамм)1. Противостояние власти и ученых в отечественной биологии, олицетворявшееся двумя фигурами - Н.И.Вавилова и Т.Д.Лысенко и приведшее в конечном счете к запрету научной генетики, подробно показано в книге В.Н.Сойфера, эмигрировавшего в конце 80-х гг. из СССР2. Драматические страницы в истории отечественной биологии воссозданы в книгах Алек-сандрова В.Я. и Шноля С.Э. . В работе Э.И.Колчинского подробно рассмотрены взаимоотношения между марксизмом, марксистской философией, ставшей идеологическим орудием новой власти, и биологией на социально-культурном фоне послереволюционной эпохи, история их «союза» , так и несостоявшегося, полагает автор, несмотря на огромные усилия по диалектизации биологии и формальное торжество в ней марксизма, достигнутое к началу 30-х гг. Анализ теоретических аспектов этой проблемы сочетается в книге с освещением ее конкретно-исторической, фактической стороны - деятельности марксистских учреждений, объединений, роли периодических органов естественнонаучного профиля, в том числе в Ленинграде, вклада отдельных диалектизаторов биологии и позиции большинства сообщества ученых-биологов \ Критическому анализу стала подвергаться советская историография (особенно ее советовед-ческое направление), развитие которой строилось на принципах классовости и партийности исторической науки и было тесно связано с зигзагами официальной идеологии. Социально-политические и научно-организационные условия ее становления и развития, основные этапы и результаты раскрываются в ряде сборников и статей2. Общим недостатком многих постсоветских работ по истории отдельных наук является их односторонняя концентрация на ограничительно-запретительных и репрессивных сторонах научной политики, действительно нанесших колоссальный ущерб развитию науки. Она естественно объясняется прежней закрытостью для исследования именно такого рода вопросов. Но если автор в угоду собственной негативистской концепции замалчивает противоречащие ей факты, то создается новая, якобы объективная, а в действительности также тенденциозная (хотя и с противоположным знаком) картина. Односторонне негативистскии подход не отражает реального сложного пути, пройденного советской наукой и не способствует его глубокому переосмыслению.
В изданиях и публикациях 90-х гг. по истории научных учреждений с большей или меньшей полнотой затрагиваются вопросы об их взаимоотношениях с органами власти в разные периоды, политизации и бюрократизации управления и тема репрессий. Новый взгляд на пройденный путь определенно просматривается, например, в юбилейном издании Института экспериментальной медицины. Разделы по истории развития и деятельности института в 1917 - 1941 гг. и его Ленинградского филиала после переезда института в Мо •з скву в 1934 г. написаны Т.И.Грековой . Значительная часть вышедшего в 1993 г. сборника памяти А.Ф.Иоффе и, прежде всего, очерк В.В.Косарева посвящены «белым пятнам» в истории Ленинградского физико-технического института1. На основе документов, опубликованных материалов и воспоминаний в нем показаны этапы репрессий, прослежены вехи биографии, причины и обстоятельства арестов и последующие судьбы многих крупных ученых и рядовых сотрудников института (с приложением указателя их имен). Подробные сведения о структуре, личном составе, основных направлениях и результатах деятельности ленинградских учреждений Академии наук СССР в первые годы после ее переезда в Москву содержатся в первом разделе книги А.В.Кольцова2. В нем упоминаются имена членов Академии и многих сотрудников ее ленинградских учреждений, подвергшихся репрессиям в эти годы. Некоторые эпизоды сложных, подчас напряженных отношений Академии наук с органами власти в 20-е гг. описаны в одном из разделов монографии В.С.Соболева . Деятельность Академии истории материальной культуры после ее реорганизации в конце 20-х гг., замены вице-президентов академиков В.В.Бартольда и С.А.Жебелева партийными выдвиженцами и массовой кадровой чистки показана в статье А.А.Формозова4. О первом, ленинградском периоде в деятельности Института истории науки и техники АН, включая массовые репрессии, идет речь в статьях А.Н.Дмитриева и Э.И.Колчинского5.
Формирование политико-административной системы руководства и управления наукой
Начавшаяся на рубеже XIX-XX вв. научная революция, усилиление взаимосвязи естествознания, техники и производства, потребности формировавшейся государственно-монополистической экономики стимулировали быстрый рост численности научных учреждений в индустриально развитых странах, поиск более эффективных организационных форм научной деятельности, создание научных учреждений нового типа. Возрастание социальной обусловленности развития науки, ее значимости, роли и зависимости от государства обусловило появление в ряде развитых капиталистических стран внутриотраслевых, межотраслевых, а также общенациональных структур и фондов (частных и государственных) для стимулирования и координации научных, научно-технических и прикладных работ1.
Развитие науки в России в конце XIX - начале XX вв. происходило в своеобразных условиях капиталистической промышленной модернизации, при господстве самодержавно-бюрократического управления страной. Сохранявшееся значительное отставание России, располагавшей огромными людскими, природными и немалыми интеллектуальными ресурсами, проявлялось в противоречивом характере развития отечественной науки. В стране росло количество научно-исследовательских учреждений, вузов, появились множество новых, специализированных научных обществ, профессионально-общественные объединения, расширялась деятельность Академии наук, при которой создавались отраслевые научные комитеты, комиссии, постоянные совещания. Теоретические исследования многих русских ученых пользовались мировым признанием, в ряде фундаментальных наук Россия занимала передовые позиции. В то же время государственный статус и положение науки в обществе не отвечали насущным потребностям динамичного экономического, социального и культурного прогресса страны. Государство и промышленность не проявляли должной заинтересованности в развитии науки и использовании ее результатов. Это выражалось в ограниченном финансировании науки, ведомственной разобщенности исследовательской работы, практическом отсутствии ее в промышленности, в узости фронта прикладных исследований, слабом воздействии научных результатов на промышленное производство 2. Остро ощущался недостаток научных кадров, по численности которых Россия отставала от развитых стран (по сравнению с США на 100 тыс. населения вместе с научно-педагогическими кадрами их приходилось в 6-10 раз меньше)3. Ограниченность штатов и мизерные ассигнования сдерживали проведение развернувшихся научных работ. Основной исследовательской ячейкой оставались лаборатории университетов и других вузов, как правило, плохо оснащенные, исследовательские подразделения вузов не имели своего бюджета и устойчивого финансирования. Правительство отклоняло выдвигавшиеся учеными идеи и проекты совершенствования организационной структуры науки, ее объединения и координации в масштабе страны, усиления государственной поддержки в целях более планомерной организации и повышения эффективности научной работы.
Перестройка политико-административногоуправления наукой.
Переход от нэпа к форсированной индустриализации и коллективизации сельского хозяйства сопровождался окончательным утверждением авторитарного режима, оформлением централизованной политико-административной системы руководства и возрождением командно-бюрократических методов управления народным хозяйством. Ответственную роль в осуществлении «развернутого наступления социализма», выполнении завышенных планов первой пятилетки власть отводила науке. По ее логике для решения масштабных и сложных задач требовались коренная реорганизация, усиление политического руководства и дальнейшая централизация государственного управления сферой науки. Крутой поворот во власти и политике глубоко и болезненно затронул науку, ее учреждения и работников. В экстремальных условиях они должны были содействовать осуществлению нового курса, решать возложенные на них сложнейшие задачи.
В 20-30-е гг. XX в. в экономически передовых странах, в частности, в США, под воздействием объективных потребностей возрастало влияние государства на развитие науки. Это выражалось в создании общенациональных органов, осуществлявших финансирование наиболее важных научных программ и проектов, регулирование и регламентацию в сфере научной деятельности, попытки централизации управления наукой. Меры по централизованному регулированию науки с помощью государственных органов предпринимались с целью стимулирования и координации научно-исследовательской работы в масштабе страны, обеспечения оптимальных условий для развития фундаментальных и прикладных исследований, ускорения реализации научных открытий, развития военного производства1. В СССР централизация управления наукой, завершившаяся на рубеже 20-30-х гг. и в определенной мере отражавшая объективные тенденции, приобрела гипертрофированные формы. Советская модель управления наукой приподносилась как самая передовая, наиболее рациональная и эффективная. В действительности она была составной частью командно-административной системы и являлась важнейшим инструментом реализации новой, в том числе научной политики.
Политическое руководство организацией науки в новых условиях осуществляли высшие органы ВКП(б) - ЦК, Политбюро, Агитпропотдел. Установки и задачи государственных органов по развертыванию научного строительства и переориентации науки на потребности технической реконструкции народного хозяйства были сформулированы в целом ряде партийных документов 1927-1932 гг.1. Главное внимание в них обращалось на необходимость коренной реорганизации научных учреждений с учетом новых задач, «коммунизи-рования» аппарата управления и персонала научных учреждений, установление тесной связи науки с производством, «внедрение» марксистской методологии в науку, усиление политического контроля. О повышении внимания высших партийных органов к вопросам организации науки говорили интенсивность их обсуждения в органах ЦК и число принятых ими в эти годы постановлений. В 1926-1932 гг. Политбюро ЦК 73 раза обсуждало различные вопросы, касавшиеся деятельности только одной Академии наук СССР . Непосредственное руководство наукой стал осуществлять выделившийся из Агитпропотдела ЦК в январе 1930 г. Культпропотдел, его сектор научной работы и просвещения3. Партийные установки и основные задачи государственных органов в области научной политики конкретизировались в постановлениях Совнаркомов СССР, РСФСР, ЦИК, всероссийских съездов Советов4. В них содержались директивы, направленные на расширение сети учреждений и развитие научных исследований в соответствии с планами индустриализации,
Политико-административная власть и научные учреждения
Партийно-государственная политика в области науки в 1933-1937 гг. была частью провозглашенного курса на завершение строительства основ социализма и определялась задачами второго пятилетнего плана развития народного хозяйства СССР, а также интересами упрочения тоталитарного режима. Существенные коррективы, внесенные январским Пленумом ЦК ВКП(б) 1933 г. в директивы XVII конференции ВКП(б) на вторую пятилетку (январь 1932 г.), делали второй пятилетний план несколько более сбалансированным, хотя по-прежнему весьма напряженным1. Для научного обеспечения заданий пятилетки, завершения технической реконструкции народного хозяйства и наращивания научного потенциала страны XVII съезд ВКП(б) (февраль 1934 г.) наметил расширение сети научных учреждений, укрепление их материально-технической базы, оптимизацию организационной структуры науки, развитие плановых принципов и коллективных начал исследовательской работы, дальнейшее сближение науки с практикой2. Государственные ассигнования на науку в 1933-1937 гг. превысили 3 млрд. руб. (без капитальных вложений и хоздоговорных средств), т.е. почти в 3,7 раза превзошли соответствующие расходы в первой пятилетке. В 1937 г. в СССР действовало 806 научно-исследовательских институтов и их филиалов, 397 сельскохозяйственных и других опытных станций, 31 обсерватория. В исследовательских институтах в 1937 г. было занято 37 600 научных работников .
Одновременно с увеличением количественных параметров развития науки в рассматриваемый период окончательно сложилась централизованная, строго иерархическая партийно-государственная система руководства и управления наукой, с главенствующей ролью в ней партийных органов, доминированием ведомственно-отраслевого принципа и директивно-бюрократических методов. Тенденция к дальнейшей централизации и политизации руководства наукой выразилась в создании Всесоюзного комитета по высшему техническому образованию при ЦИК СССР (декабрь 1932 г.) и Всесоюзного комитета по высшей школе при СНК СССР (май 1936 г.), в передаче Академии наук СССР в подчинение СНК СССР (декабрь 1933 г.)1 и переводе ее в Москву (апрель 1934 г.), в образовании в мае 1935 г. в аппарате ЦК ВКП(б) отдела науки, научно-технических изобретений и открытий (и аналогичных отделов в ЦК компартий некоторых союзных республик, обкомов и горкомов), усилении политического и идеологического контроля за научной интеллигенцией. Крайне негативное влияние на положение в науке и ее развитие, деятельность научных учреждений оказывали сохранявшаяся установка партийно-государственного руководства на интенсификацию исследовательской и научно-прикладной работы без адекватного финансово-материального подкрепления, развернувшаяся кампания борьбы с «врагами народа», распространившаяся и на сферу науки, гражданско-правовая незащищенность ученых, усиливавшаяся нестабильность руководящего и кадрового состава научных учреждений. Тяжелейший урон и невосполнимые потери отечественной науке нанесли массовые политические репрессии, возобновившиеся с начала 1935 г.
По сравнению с началом 30-х годов число научно-исследовательских институтов в Ленинграде к концу второй пятилетки сократилось в результате объединения и ликвидации некоторых из них. Тем не менее он сохранял значение крупнейшего научного центра страны. В 1934 г. здесь насчитывалось 563 научных, научно-вспомогательных и учебно-научных учреждения. В 1934 г. в Ленинграде работало 165 НИИ, 1936 - 151
