Введение к работе
Содержание научной проблемы и ее актуальность. Диссертационное исследование посвящено проблеме самоопределения и поведения личности в ситуации переломного исторического времени конца XIX – начала XX в. Этот период, недолгий в исторической перспективе, оказался чрезвычайно насыщенным процессами и событиями, которые в своей совокупности позволяют говорить о переломе, разделившем исторический процесс на «до» и «после». Войны, революции, социальные и культурные конфликты – вехи переломной эпохи формировали крайне агрессивный контекст жизни человека. Особенно показательной проблема самоопределения личности в переломное время становится при выборе в качестве объекта исследования биографии людей, которые не просто участвовали в главных событиях и процессах своего времени, но и были вынуждены занимать в них активную личностную позицию.
Именно такой личностью является С.М. Сухотин, дворянин и офицер. Традиционное дворянское и кадетское воспитание, христианские нравственные поиски, добровольчество и офицерство Первой мировой войны, контакты с придворными кругами накануне падения монархии, участие в убийстве Г.Е. Распутина, попытки «вписаться» в реалии новой жизни после революции 1917 г., а также практики «выживания» в агрессивном по отношению к «бывшим эксплуататорам» молодом советском государстве – все вошло в личную судьбу С.М. Сухотина. Важнейшие события эпохи остро поставили его перед проблемой личностного выбора и личностного самосохранения. Не будучи «от рождения» политическим активистом, традиционно далекий от политики, воспитанник традиционной дворянской среды, С.М. Сухотин – в ситуации обострения кризисных социальных, культурных и политических явлений на рубеже веков – был вынужден вырабатывать свое отношение к происходящему вокруг него и строить собственную жизненную стратегию с учетом и личных взглядов, и исторического контекста.
Столь тесная связь индивидуальной биографии с эпохой обусловлена своеобразием исторического периода и объекта исследования. Переломные эпохи отличаются тем, что события «большой» истории чаще и сильнее затрагивают судьбы отдельного человека, видоизменяют его жизненное пространство, даже вопреки его желаниям заставляют отвечать на вызовы времени сообразно своим убеждениям, жизненным позициям и принципам. В такие исторические моменты судьба такого человека становится инобытием, «изнанкой», «исключительным нормальным» эпохи, а эпоха рассматривается в измерении индивидуальной «катастрофы», которая меняет старую парадигму жизни и навязывает новую. Проблематика исследования актуальна в свете повышенного интереса к исследованию предреволюционной и революционной эпохи в отечественной истории.
Объектом диссертационного исследования является личностная позиция С.М. Сухотина, события его жизни, поступки и их мотивации как человека, максимально вовлеченного в глобальные события переломной эпохи конца XIX–начала XX в.
Предметом диссертационного исследования является основания формирования, динамика и особенности трансформаций личностной позиции С.М. Сухотина в течение жизни, связь этих трансформаций с событиями эпохи и характер самоопределения в них.
Цель исследования состоит в том, чтобы на основании анализа событий жизни С.М. Сухотина, обстоятельств формирования и трансформации его взглядов, мотивации поступков выявить глубинные структуры поведения личности, точки взаимодействия индивида и исторического контекста.
В процессе исследования были решены следующие задачи:
- проведена фактологическая реконструкция биографии С.М. Сухотина;
- проведен анализ условий формирования социальной и личностной идентичности С.М. Сухотина;
- проведен анализ контекстуальной позиции С.М. Сухотина в рамках переломной эпохи, реакций на события социально-политической и личной истории.
- выявлены мотивационные предпосылки поступков С.М. Сухотина в кризисные моменты его жизни.
Хронологические рамки исследования совпадают с естественными датами рождения (1887 г.) и смерти (1926 г.) С.М. Сухотина.
Историография вопроса. Широкую историографическую известность С.М. Сухотин приобрел благодаря участию в убийстве Г.Е. Распутина, о чем в последние два десятилетия написано большое количество как публицистической, так и научной литературы. Однако объем «гипотез», «догадок» и «научных сенсаций» в ней заметно превышает количество объективной информации о С.М. Сухотине и не соответствует обширному объему архивного материала по заданной теме. Наибольшую популярность приобрела версия о гомосексуальной подоплеке убийства. Ошибаясь даже в такой «простой» вещи, как имя, авторы «сенсационных исследований» (О.Н. Францев. Григорий Распутин; А.П. Коцюбинский, Д.А. Коцюбинский. Григорий Распутин: тайный и явный и др.) утверждают о нетрадиционной сексуальной ориентации С.М. Сухотина. Немало поспособствовали распространению этой гипотезы опубликованные в 2001 г. воспоминания Матрены Распутиной «Распутин. Почему?», происхождение и авторство которых неочевидно. Ссылки на него присутствуют даже в научных монографиях. Монография А. Терещука «Григорий Распутин: последний “старец” Империи» фактически единственная, в которой сообщаются реальные факты биографии С.М. Сухотина после заговора: женитьба на С.А. Толстой, послереволюционная эмиграция во Францию, болезнь и смерть. Кроме того, А. Терещук развивает в своем исследовании версию о «неизвестном настоящем» убийце Распутина и выдвигает гипотезу о том, что им был С.М. Сухотин. Основанием ее явились опубликованные в 1959 г. в Нью-Йорке «Осколки прошлого: Воспоминания 1889–1959» бывшего ротмистра князя П.П. Ишеева, знакомого князя А.С. Чагадаева, дружба которого с С.М. Сухотиным подтверждена архивными материалами.
Очевидный недостаток объективной информации о С.М. Сухотине в историографии, посвященной жизни и смерти Г.Е. Распутина, обусловлен длительной засекреченностью факта его участия в заговоре. Его присутствие среди заговорщиков было обозначено лишь с публикацией воспоминаний о заговоре – в 1918 г. «Дневника» В.М. Пуришкевича и в 1927 г. «Конец Распутина» Ф.Ф. Юсупова. Тогда дореволюционная тематика была уже закрыта для советской историографии. Доступ к ней вновь открылся только в период Перестройки.
Еще одним фактом биографии С.М. Сухотина, нашедшим отражение в отечественной историографии, стало «дело РАСМЕКО» дело Ревтрибунала при ВЦИК по обвинению в спекуляции ответственных сотрудников Главного управления по распределению металлов РАСМЕКО ВСНХ, среди которых был и С.М. Сухотин. В монографии советского историка В.А. Клименко «Борьба с контрреволюцией в Москве. 1917–1920» история «дела РАСМЕКО» помещена в разделе «Удары по спекулянтам» и объяснена с позиций «Краткого курса истории ВКП(б)». С.М. Сухотин и его коллеги – А.С. Чагадаев и В.Л. Каупуш – представлены в полном соответствии с приговором Ревтрибунала при ВЦИК, как «враги народа», «окопавшиеся» на советской службе, «проникшие» на руководящие посты и своими действиями и спекулятивным промыслом «не только дискредитировавшие революционную власть, но и подрывавшие экономику государства». Историк в своем исследовании не приводит ни одной архивной ссылки, что понятно ввиду длительной засекреченности архивов Ревтрибунала ВЦИК.
Некоторые данные о послереволюционной судьбе С.М. Сухотина содержатся в публикации «“Милый Булгаша!..”: Письма Т.Л. Сухотиной–Толстой и Т.М. Альбертини–Сухотиной В.Ф. Булгакову (1925–1940) В.Н. Абросимовой и Г.В. Краснова в сборнике «Диаспора: новые материалы». Не ставя перед собой целью исследование личности и биографии С.М. Сухотина, авторы на основании материалов из фондов Рукописного отдела Государственного музея Л.Н. Толстого приводят некоторые факты его биографии с позиции его принадлежности к семье Толстых. Для авторов С.М. Сухотин представляет интерес в качестве сына одного из ближайших к Л.Н. Толстому лиц М.С. Сухотина, пасынка дочери Л.Н. Толстого Т.Л. Сухотиной–Толстой и мужа внучки Л.Н. Толстого С.А. Толстой. Замена С.М. Сухотину приговора к расстрелу по «делу РАСМЕКО» на бессрочное тюремное заключение трактуется как результат обращения к советскому правительству членов Общества Истинной свободы в память Л.Н. Толстого с требованием отмены смертной казни в России. Однако простое сопоставление дат свидетельствует о том, что обращение толстовцев не могло оказать какого-либо влияния на судьбу Сухотина: приговор был пересмотрен на следующий день после Ревтрибунала – 23 ноября, а обращение Общества имело место 24 ноября. Значит, пересмотр приговора имел иные предпосылки, которые будут раскрыты в рамках данного диссертационного исследования.
Крайне малый объем историографической базы исследования позволяет говорить о том, что личность С.М. Сухотина до сих пор фактически находилась за гранью научного интереса. Поэтому исследование его жизни на основании максимально обширной источниковой базы должно внести вклад не только в развитие методологии отечественной биографики, но и в историографию, касающуюся многих конкретно-исторических сюжетов, нашедших отражение в его биографии.
Теоретико-методологические основания исследования. Помещение в фокус исторического исследования уникальной личности требует обратиться к биографическому методу. Проблематика исследования – совмещения биографического подхода с методологией, предусматривающей исследовательские практики анализа взаимовлияния индивида и окружающего его культурно-исторического контекста. В то же время важен компромисс микро– и макромасштабов исследования, чтобы не пострадала ни одна из фундаментальных социокультурных категорий – ни личность, ни эпоха: роль эпохи не должна быть низведена до «декорации», а индивид не должен стать объектом выявления типологических особенностей для построения глобальных аналитических конструкций, в которых теряются уникальные особенности личности. Наиболее адекватной в рамках обозначенной проблематики представляется методология контекстуальной биографии.
Для отечественной историографии такой подход является относительно новым. Он сформировался в рамках микроисторической парадигмы, вошедшей в российскую историческую науку в середине 1990-х гг., когда на русский язык были переведены программные статьи крупнейших теоретиков и практиков микроистории. Тогда же проявилась тенденция к «очеловечиванию» истории, приближению исторической науки к человеку как субъекту, а не только объекту исторического процесса. К. Гинзбург и К. Пони предложили «имя собственное», т.е. наиболее индивидуальный, наименее повторяемый из возможных показателей, в качестве знака, который позволил бы создать новую разновидность социальной истории, интересующейся индивидом и его связями с другими индивидами, а Ж. Ревель предложил новый подход к традиционной биографике – через исторический контекст. Л.П. Репина говорит о «синтезе реальностей» в деятельности индивида, достижимом посредством сетевого анализа.
В рамках контекстуальной биографии наиболее удачно удается решить проблему сочетания микро и макроистории. Личность исследуется не сама по себе, а оказывается погруженной в «концентрические круги» разноуровневых контекстов: семьи, различных социальных групп, учреждений, идей и событий. Микроисторики, поместив уникальное в центр исследования, предложили новый подход к контексту – реконструировать его не с глобального уровня абстрактной для индивида истории, а – от этого самого индивида посредством сетевого анализа. Лишь собирание воедино множества контекстов, которые непосредственно окружают личность, взаимодействуют с ней и составляют «ближайший контекст» ее биографии, необходимо как для идентификации текста, так и для понимания рассматриваемых поступков. В пределах «ближайшего контекста» удается преодолеть разрыв между локальной и глобальной историей. Обращение к опыту индивида позволяет уловить конкретный облик глобальной истории, воплощенной в такой конфигурации событий и исторических явлений, которая была характерна именно для данного человека и формировала уникальную траекторию его жизни, в то же время раскрытой и исследованной в рамках этой жизни. При таком подходе ни эпоха, ни личность не являются пассивными. Биография осмысливается в понятиях, обозначающих постоянное взаимодействие человека и среды, – социализации, индивидуализации, адаптации, интеграции субъекта в частные контексты и конструирования им собственной позиции среди них. В то же время масштаб «ближайшего контекста» позволяет раскрыть социокультурные практики, которые остались неидентифицированными посредством макроисторической методологии. В рамках контекстуальной биографии уникальная жизнь превращается в многофакторный процесс, объединяющий большое количество взаимодействий и связей, которые нейтрализуют четкое разделение биографии на автономные временные «этапы» и строгую детерминацию. Биографическое исследование в горизонте «расширенной перспективы» выходит за рамки уникальной жизни и приобретает черты полноценного микроисторического исследования, привнося большой вклад в исследование макромира и его ментальных оснований.
Источниковая база исследования. Исследование проводилось на основе широкого круга опубликованных и неопубликованных источников из фондов Российского государственного военно-исторического архива (РГВИА), Российского государственного архива древних актов (РГАДА), Российского государственного архива литературы и искусства (РГАЛИ), Государственного архива Российской Федерации (ГА РФ), Отдела рукописей Государственного музея Л.Н. Толстого (ОР ГМТ), Центрального архива города Москвы (ЦАГМ), Российского государственного архива Военно-морского флота (РГА ВМФ) и Российского государственного исторического архива (РГИА). К их числу относятся документы личного и официального происхождения, делопроизводственные материалы и материалы прессы.
Важное место в источниковой базе исследования принадлежит материалам, принадлежащим руке С.М. Сухотина: его письма и телеграммы 1914–1917 гг. к отцу М.С. Сухотину, к братьям, к любимым женщинам Н.Ф. Гаяриной и И.А. Горяиновой, к друзьям и знакомым, заметки дневникового характера, отражающие его интересы и впечатления периода обучения в Лозаннском университете, записные книжки периода нахождения на фронте, содержащие краткие записи о фронтовых буднях (РГВИА, Ф. 95). Был также исследован письменный план защиты на суде, составленный С.М. Сухотиным в 1918 г., в период нахождения в Бутырской тюрьме во время следствия ВЧК по «делу РАСМЕКО» (ОР ГМТ, Ф. 48). Найдены в архивах и исследованы автобиография С.М. Сухотина и его письма к С.А. Толстой 1921 г.
Не менее важны и источники, фиксирующие «взгляд со стороны». Большое значение для понимания атмосферы имения Толстых Ясной Поляны, имеют «Яснополянские записки» Д.П. Маковицкого (М., 1979). В них первое упоминание о С.М.Сухотине относится к 1905 г., а последнее к 1910 г. Они содержат упоминания о юности С.М. Сухотина, периоде его обучения в Лозанне, о возвращении оттуда и отношениях с Л.Н. Толстым. Также в процессе исследования изучены «Дневник» Т.Л. Сухотиной-Толстой (М., 1987), содержащий большое количество информации о детстве С.М. Сухотина. Среди неопубликованных источников этой группы следует выделить неопубликованные «Дневники» М.С. Сухотина, отца С.М. Сухотина, раскрывающие не только факты биографии сына, но и контекст семейного окружения, особенности воспитания детей в семье Сухотиных (РГАЛИ, Ф. 508). Особый интерес представляет уникальный Дневник Т.Л. Сухотиной–Толстой за 1918–1919 гг. (ОР ГМТ, Ф. 42). Мемуары Т. Аксаковой (Сиверс) «Семейная хроника» (М., 2005) позволяют проследить особенности взаимоотношений и общения среди московского дворянского общества, а также некоторые факты истории начала XX в., которые неизвестны историографии этого периода. Немало информации для исследования фронтового периода жизни С.М. Сухотина имеют «Воспоминания последнего протопресвитера русской армии и флота» Г.И. Шавельского (Нью-Йорк, 1954) и начальника штаба Северо–Западного фронта М.Д. Бонч-Бруевича (М., 1958), раскрывающие содержание фронтовых повседневных практик. Об убийстве Г.Е. Распутина свидетельствуют мемуары Ф.Ф. Юсупова «Конец Распутина» (М., 1990) и «Дневник» В.М. Пуришкевича (М., 1997), в которых изложена информация о заговоре против Распутина и его убийстве, – сюжет, который не мог быть отражен в других источниках, поскольку следственные материалы отражают вымышленную картину произошедшего. Не менее ценны для осмысления убийства Распутина как факта биографии С.М. Сухотина воспоминания Ф.Ф. Юсупова «Перед изгнанием. 1887–1919 гг.» (М., 1993), воспоминания А.Т. Васильева «Охранка: русская секретная полиция» (М., 2004), А. Симановича «Распутин и евреи: Воспоминания личного секретаря Г. Распутина» (М., 1997), великого князя Гавриила Константиновича «В мраморном дворце: Из хроники нашей семьи» (Нью-Йорк, 1955). В исследовании тюремного периода биографии С.М. Сухотина немало послужили мемуары о Таганской тюрьме бывших ее узников, отбывавших там свое заключение в то же время, что и Сухотин – князя С.Е. Трубецкого «Минувшее» (М., 1991) и евангелического проповедника В.Ф. Марцинковского «Записки верующего: Из истории религиозного движения в России (1917–1923)» (Новосибирск, 1994). Не смотря на то, что обоих, в силу различия интересов, волновали разные вещи, сравнительный анализ обоих источников позволил выявить общие для узников, находящиеся вне оценочных суждений, условия тюремного заключения. Факт того, что, будучи заключенным, С.М. Сухотин помогал устраивать побеги белогвардейцам, упомянуто в воспоминаниях Г.фон Мекк «Как я их помню» (М., 1999) и т.д.
Не менее важны для исследования биографии С.М. Сухотина письма и телеграммы родных и близких С.М. Сухотину (РГВИА, Ф. 95), а также письма о С.М. Сухотине (например, большую ценность представляет письмо Т.Л. Сухотиной-Толстой из Парижа С.А. Толстой-Есениной от 1926 года (ОР ГМТ, Ф. 48), написанное сразу после похорон С.М. Сухотина и содержащее ценнейшие сведения о последних днях его жизни, письма С.А. Толстой к поэтессе Марии Шкапской (РГАЛИ, Ф. 2182) и известному юристу А.Ф. Кони, опубликованные племянницей С. Есенина Т. Флор–Есениной в статье «О чем рассказали архивы»).
Другую группу источников составляют делопроизводственные материалы, содержащие «официальные» сведения о С.М. Сухотине. Среди таких источников можно выделить его личное дело в архиве Морского училища (РГА ВМФ, Ф. 432), формулярный список С.М. Сухотина (РГВИА, Ф. 400), расписания и конспекты военных занятий и приказы Лейб-гвардии по 1 Стрелковому полку (РГВИА, Ф. 95), личное дело С.М. Сухотина в архивах Главного управления по заграничному снабжению (Главзаграна) (РГИА, Ф. 1525), дело ответственных сотрудников Главного управления по снабжению металлами РАСМЕКО из архивов Ревтрибунала ВЦИК (ГА РФ, Ф. Р–1005). Личные дела в Таганской тюрьме как С.М. Сухотина, так и его коллеги по РАСМЕКО и близкого друга А.С. Чагадаева, а также оркестрантов тюремного оркестра народных инструментов (ЦАГМ, Ф. 2244) позволяют детально исследовать такие неизвестные для современной историографии практики повседневности Таганской тюрьмы периода 1918–1921 гг. как, например, тюремный оркестр, статус исправляющегося, концерты-митинги, трудовое воспитание и образование заключенных и т.д. Информация о тюремном быте и распорядке содержится, в том числе, и в приказах по личному составу Таганской тюрьмы за 1919–1920–е гг. (ЦАГМ, Ф. 2244). К делопроизводственным же документам следует отнести афиши тюремного театра, которые дают представление о репертуаре и аудитории тюремного театра в 1920–1921 гг., фотокопии которых представлены на сайтах интернет-аукционов: Сибирский коллекционер (); Гелос: Аукционный дом (); VOSTOK: Аукцион по продаже предметов для коллекционирования ().
Основными источниками по послетюремному периоду биографии С.М. Сухотина, помимо мемуаров и писем из его окружения, следует назвать личное дело С.М. Сухотина в фонде Главного управления местами заключения (ГУМЗ) Наркомата внутренних дел РСФСР, содержащее материалы периода 1921–1922 г. (ГА РФ, Ф. Р–4042), и личное дело С.М. Сухотина в фонде Главного управления научными, научно-художественными и музейными учреждениями Наркомпроса РСФСР (Главнауки) (ГА РФ, Ф. А–2307).
В целом, источниковая база исследования имеет широкий характер, включает в себя источники разного происхождения, что обосновано биографическим и в частности контекстуально-биографическим жанром историописания. Особая ценность большинства из них заключается в абсолютной научной новизне.
Научная новизна исследования состоит в следующих позициях:
1. Впервые в историографии исследуется биография С.М. Сухотина, которая до сих пор находилась на периферии интереса историков. Помещение в центр исследования С.М. Сухотина и его биографического опыта позволило отделить историографические стереотипы («гомосексуалист», «толстовец», «спекулянт, окопавшийся на советской службе») от его личности, превратить его в самостоятельного исторического персонажа с уникальной и сложной судьбой.
2. Автором предложен контекстуально-биографический подход к исследованию индивидуальной биографии в переломную эпоху рубежа XIX–XX вв. ввиду личностной специфики объекта исследования и его исторического времени. Это позволило раскрыть индивидуальный опыт в тесном взаимодействии с эпохой, взглянуть на проблему сочетания макро- и микроистории с позиции «ближайшего контекста», масштаб которого помог наиболее полно раскрыть личность и высветить многие до сих пор неисследованные аспекты эпохи, выходящие за рамки узко-биографического интереса.
3. Метод сетевого анализа «ближайшего контекста» позволил идентифицировать и раскрыть такие новые для исторической науки аспекты переломной эпохи, как: социальные и культурные мотивации возникновения заговора против Г.Е. Распутина, деятельность Главного управления по заграничному снабжению (Главзагран) Военного министерства по организации взаиморасчетов по русско-румынским военным обязательствам, историю одного из важнейших органов в структуре народного хозяйства периода Гражданской войны Главного управления по распределению металлов ВСНХ (РАСМЕКО), а также сложные основания возникновения и неявную суть одного из первых громких дел советского правосудия – «дела РАСМЕКО», специфику одиночного заключения и специфику уникальной социокультурной среды Таганской тюрьмы в период Гражданской войны, позволило исследовать особенности социальной адаптации бывших заключенных в рамках принудительных работ без содержания под стражей, а также расширить представления об истории организации музея-усадьбы Ясная Поляна.
4. Применение коммуникативной методологии позволило раскрыть в горизонте индивидуальной биографии взаимодействие различных культурных традиций и тенденций в процессе самоопределения личности в переломную эпоху. Такие моменты судьбоносного выбора С.М. Сухотина, как правило, совпадали с переломными моментами исторических событий. Решение участвовать в убийстве Г.Е. Распутина являлось результатом объединения в мотивации одного человека офицерского воспитания, фронтового опыта Первой Мировой войны, конфликта традиционной сословности с процессами «демократизации» и распространения идей «Освободительного движения» в уездной среде после 1905 г., а также глубокого конфликта придворной великосветской среды с распутинством как явлением, противным духу христианства. Исследование опыта выживания С.М. Сухотина в статусе заключенного Московской Таганской тюрьмы позволил раскрыть процесс перерождения непротивленческой толстовской позиции в позицию «двойной морали» в ситуации нарастания агрессивности социального и идеологического контекста в первые годы советской власти.
5. Сочетание в источниковой базе биографического исследования источников различного происхождения позволило на основании сопоставления данных разных источников выявить скрытую суть многих чрезвычайно важных в биографической перспективе событий и явлений: коммуникативные практики в бюрократической среде молодой советской республики, как «взаимовыгодные отношения» между чиновниками и предпринимателями, а также методы расправы с чиновниками, по различным причинам противодействующим этим практикам.
6. Привлечение широкого круга мемуарного материала позволило не только собрать значительное количество свидетельств о С.М. Сухотине, но и раскрыть многие важные в свете обозначенной в исследовании проблематики свидетельства его личностной мотивации. Мемуарные источники об убийстве Г.Е. Распутина – воспоминания Ф.Ф. Юсупова «Конец Распутина» и «Дневник» В.М. Пуришкевича – впервые в рамках отечественной историографии были подвергнуты компьютерному контент-анализу, что позволило более объективно выявить мотивационные основания заговора. В процессе исследования удалось также решить одну из основных проблем, возникающих при контент-анализе мемуарных источников, которая связана со слабой структурированностью информации, представленной в них. Предложен вариант комплексной разметки текста, что позволило получить основания для новой информации и выводов.
Практическая значимость диссертационного исследования состоит в том, что его результаты могут использоваться при составлении общих лекционных курсов по отечественной истории, а также специальных курсов по истории дворянской культуры на рубеже XIX–XX вв., общественных и духовных течений предреволюционной поры, по истории офицерской и придворной культуры накануне падения монархии, по истории Первой мировой войны, убийства Г.Е. Распутина, спецкурсов по истории русских революций, отечественной истории периода Гражданской войны, по истории российской и в частности советской бюрократии, государственных учреждений, тюремной истории России, спецкурсов по источниковедческому анализу и в частности по контент-аналитике, по микроистории и биографике, а также пополнить биографические материалы.
Апробация результатов исследования. Отдельные положения диссертационного исследования были представлены на XV Международной конференции студентов, аспирантов и молодых ученых «Ломоносов» в МГУ им. М.В. Ломоносова, а также на XIII Всероссийской научно-практической конференции «Государство и развитие образования в России XVIII–XX вв.: политика, институты, личности» в РУДН. Диссертация была обсуждена на кафедре истории России нового времени РГГУ.
