Содержание к диссертации
Введение
ГЛАВА 1. «Военная тревога» 1922 г. и кризис «белой идеи» 24
1 . Высший комсостав Русской Армии: конец 1920 - 1923 гг 24
2.«Военная тревога» весной 1922 г 32
3.«Бегство» генералов и журнал «Война и Мир» 40
4.0тставка Шатилова и «уход» Скоблина 54
5.Генштабисты и «вундеркинды» гражданской войны 66
ГЛАВА 2. «Белый» интерес к «красным маршалам» 86
1 . Русское зарубежье о «красных генералах» 1921 - 1922 гг 86
2.Генерал А. фон Лампе и «Главковерх Тухачевский» 99
3.Генерал А.А. Брусилов и «белое движение» 138
4.Троцкий и «красные генералы» в оценке полковника Дилакторского 149
ГЛАВА 3. «Политический образ» Красной Армии в контексте кризиса 1923 г 165
1 . Либеральное мнение о Красной Армии в условиях кризиса 1923 г 166
2. «Монархический бонапартизм» фон Лампе и генерал Врангель 196
3. Генерал фон Лампе и Гучков о «заговоре в Красной Армии» 216
V. ЗАКЛЮЧЕНИЕ 233
VI. БИБЛИОГРАФИЧЕСКИЙ СПИСОК ИСПОЛЬЗОВАННЫХ
ИСТОЧНИКОВ И ЛИТЕРАТУРЫ 2
- Высший комсостав Русской Армии: конец 1920 - 1923 гг
- Русское зарубежье о «красных генералах» 1921 - 1922 гг
- Либеральное мнение о Красной Армии в условиях кризиса 1923 г
Введение к работе
Политические процессы в современной России, характеризуемые становлением новых экономических, социально-политических, социокультурных отношений, происходили и происходят в драматичном взаимодействии и противоборстве самых разнообразных социальных групп и политических сил. Данная обстановка делает актуальным исследование аналогичных социально-политических ситуаций в прошлом нашей страны. Наиболее поучительными в этом отношении являлись годы становления социального строя и политической системы в Советской России и СССР в 20-е годы, особенно в первую их половину, после революции и гражданской войны. Поскольку оборонный фактор в нашей истории всегда играл важнейшую, а порой и определяющую роль, актуальной, малоизученной и интригующей с научной точки зрения была и остается роль отечественных вооруженных сил, армии, ее элиты в указанных выше процессах. Особого внимания, в силу таковой неизученности и актуальности, заслуживает исследование роли Красной Армии и ее «вождей» в исполненной острого драматизма и исторической противоречивости политической борьбе в Советской России в первой половине 20-х годов. Это тем более важно и актуально, что в те годы, как и ныне, Россия совершала глубокий по своим истокам и весьма значительный по последствиям, подлинно «цивилизационный» поворот, подобный той совокупности процессов цивилизационного характера, которые происходят и ныне в России и на всем евразийском пространстве бывшей Российской империи и Советского Союза. Поэтому само по себе изучение Красной Армии и ее элиты в такого рода обстоятельствах в первой половине 20-х годов весьма актуально и обладает практической значимостью для решения многих социально-политических проблем современной России. Однако актуальность, значение и предельно современное «звучание» имеет отражение данной социально-политической проблемы в общественном сознании, мировоззрении тех или иных социокультурных групп, принимающих участие в политической борьбе за грядущую Россию. Весьма актуальным представляется изучение общест венных настроений, политических прогнозов и надежд русского зарубежья в первой половине 20-х годов. Сам по себе историко-культурный, историко-политический феномен «зарубежной России» или «русского зарубежья» только лишь начинает подвергаться серьезному, очищенному от идеологических штампов, научному осмыслению, как часть России прошлой, а значит и нынешней. Включение русского зарубежья органической, хотя и очень своеобразной, частью всей ткани исторического единства нашего отечества не может вызывать сомнения в своей актуальности. В этом контексте всестороннее исследования мировоззренческого, нравственного, социально-политического климата русского зарубежья и, как частный аспект, восприятие его ведущими представителями и политическими группами Красной Армии как одной из сил внутриполитической борьбы в Советской России в первой половине 20-х годов имеет особое значение в современных духовных процессах и исканиях в России. Все сказанное выше обнаруживает актуальность и важность исследования означенной триединой проблемы - политической борьбы в Советской России, участие и роль в ней Красной Армии, пропущенные сквозь призму мировоззрения и политических настроений общественно-активной части русского зарубежья в первой половине 20-х годов. Разумеется, постановка научной проблемы в таком огромном масштабе, хотя и привлекательна, интригует исследователя, однако не может обещать полноты и всесторонности раскрытия ее в рамках одного диссертационного исследования. Это, по существу, - целое направление для развития конкретно-исторических исследований и их концептуального обобщения. Поэтому в диссертации исследуется лишь один, хотя и весьма важный, ее аспект.
Сказанное выше позволяет определить объектом нашего диссертационного исследования Красную Армию и ее «вождей» в политических процессах так называемого «межвоенного периода». Предметом же изучения является «образ» Красной Армии в политической борьбе в Советской России первой половины 20-х годов, формировавшийся в русском белом зарубежье тех лет.
Хронологические рамки нашего исследования 1921 -1924 гг. обусловлены, с одной стороны, завершением гражданской войны в России, с другой стороны, - политической и физической смертью В.И. Ленина, оказавшейся «знаковым» явлением для политических представлений и надежд русского зарубежья. С этим событием 1923-1924 гг. в русском зарубежье связывали надежды на радикальные и кардинальные изменения в курсе социально-политического развития России.
Мотивируя предмет и хронологические рамки исследования, считаю уместным дать определение тому, что в диссертации имеется в виду под «русским белым зарубежьем» или «русской белой эмиграцией», поскольку эти понятия будут постоянно встречаться на ее страницах. В данной диссертации понятия «русская белая эмиграция» и «русское белое зарубежье» определяют русскую военную эмиграцию, т.е. «чины» бывших «белых армий», участвовавших в гражданской войне и после поражения в ней, эмигрировавшие за пределы России. Прежде всего, и в первую очередь, это «чины» так называемой Русской Армии генерала Врангеля. Разумеется, в состав «русской белой эмиграции» и «русского белого зарубежья» в диссертации включаются и те гражданские лица, которые, не являясь «чинами белых армий», были идеологами, носителями «белой идеи» и активными участниками «белого движения». В связи со сказанным выше и использованием понятий «белое движение», «белая идея», а также близких к ним по смыслу «белое дело», «белая борьба», «белая армия», считаю целесообразным оговорить и конкретизировать их идеологический смысл на страницах диссертации. Учитывая прежнюю и нынешнюю идеологическую «размытость» этих понятий, исхожу из первоначального смысла, который вкладывался в них зачинателями «белого движения». Это - идея национально-государственного восстановления России силами возрожденной русской армии в сочетании с нарочитой ее аполитичностью, антибольшевизмом и «непредрешением» последующих форм ее социального и национально-государственного устройства.
Красная Армия и ее командиры, особенно высшие стали объектом пристального внимания военных специалистов и публицистов русского зарубежья едва ли не с окончания гражданской войны в России. Правда, эти работы, представлявшие собой преимущественно небольшие статьи, очерки, в основном публицистического характера с сильным идеологическим акцентом, что не позволяет квалифицировать их как научные исследования. Эти работы, особенно 20-х годов, по своему содержанию и характеру, основанные на воспоминаниях о тех или иных советских военных деятелях, скорее можно отнести к разновидности исторических источников, что и делается автором диссертации далее в тексте введения. Первые работы, посвященные Красной Армии с ретроспективной ее оценкой и, в большей или меньшей степени обладающие качествами научного исследования, появившиеся в русском зарубежье, относятся к концу 20-х - 30-м годам. В этом отношении наибольшего внимания заслуживают исследования Красной Армии А.А. Зайцова1. В них, в частности, предпринимаются попытки дать хотя бы краткие персональные характеристики и оценки наиболее выдающимся «генералам» Красной Армии. Кроме исследований А.А. Зайцова, неофициально признанного в русском зарубежье в качестве наиболее авторитетного, можно сказать, главного специалиста по Красной Армии, следует отметить также военно-научные и военно-исторические исследования Н.Н. Головина, Н. Пятницкого, Е. Месс-нера, А.В. Геруа2. Пожалуй, самым первым специальным исследованием личностей лидеров Красной Армии с акцентом на выявление их «политического образа», и самым популярным в русском зарубежье в 30-е годы можно назвать серию биографических очерков Р.Б. Гуля. Они открывались опубликованным в 1932 г. самым большим из них о Тухачевском, а в 1933 г. были продолжены очерками о Ворошилове, Блюхере, Котовском . Эти очерки, правда, представляют не только, а подчас и не столько, историографический, но и источниковый и источниковедческий интерес. Тем не менее, переведенные, практически на все основные европейские языки в 30-е годы, они служили долгое время основой для суждений об элите Красной Армии 20-30-х годов в русском зарубежье. Автономного подхода и квалификации заслуживает трехтомная работа Р.Б. Гуля, завершенная им незадолго до кончины4. Жанр данной трехтомной книги, можно сказать, синтетический: это и личные воспоминания, и системные очерки отдельных направлений в жизнедеятельности и творчестве наиболее видных представителей русского зарубежья. Все это изложено и хронологически и, скажем так, - территориально. Однако аспекты истории русского зарубежья и его деятели, попавшие в сферу внимания Р. Гуля, определены степенью его личной осведомленности и акцентами, расставленными в зависимости от его личных представлений о русском зарубежье как культурно-историческом явлении. При этом военный аспект русского зарубежья писателем почти не затрагивается, хотя и Р. Гуль не избежал соблазна «прикоснуться» в своих очерках к так называемому «делу Тухачевского». Что же касается нас интересующей темы, то ни постановочно, ни содержательно она практически не рассматривается. В меру необходимости, учитывая весь контекст событий, но достаточно обстоятельно дается представление о «политическом образе» Красной Армии, формировавшемся в русской зарубежной прессе в связи с известной операцией «Трест» в книге Л. Флейшмана5. Это, пожалуй, единственная такого рода работа, соприкасающаяся по проблематике с настоящим диссертационным исследованием. Роль Красной Армии в политических процессах в Советской России и СССР до настоящего времени подверглась исследованию лишь в монографиях и статьях Минакова СТ.6 Правда, указанный автор ограничил сферу своего внимания 20-30-ми годами XX века, акцентируя интерес на событиях, так или иначе обусловленных «делом Тухачевского», его «вспышками» в 1923-1924 гг., в 1930-1931 гг. и в 1936-1937 гг. Однако, хотя указанный автор и затрагивает вопрос об отношении русского зарубежья к этой проблеме и определенной вовлеченности его в так называемое «дело Тухачевского», однако частичному исследованию, в этом плане, подвергается, во-первых, лишь отношение к этому «делу» преимущественно «белого зарубежья», во-вторых, главным образом в плане формирования «наполеоновской легенды» Тухачевского. Поэтому аспекты общественного сознания, политических представлений и «мифов» русского зарубежья о политической роли Красной Армии в указанный период времени специальному исследованию в монографиях и статьях СТ. Минакова не подвергались. Кроме того, внимание указанного автора было сконцентрировано не на Красной Армии как целостной политической силе, но лишь на советской военной элите, персонально на личности Тухачевского и в контексте многопланового социокультурного и военно-политического исследования. Сфера общественного сознания наиболее влиятельных групп русского зарубежья, источников формирования политических представлений о роли Красной Армии именно в обстоятельствах политического кризиса и политической борьбы в Советской России в 1922-1924 гг. не была предметом отдельного и самостоятельного изучения. В работах других авторов, в том или ином плане изучавших русское зарубежье 20-30-х годов место и роль Красной Армии в общественном сознании русского зарубежья либо вообще не затрагивалась, либо носила периферийный и «сопутствующий» характер. В целом же все на сегодняшний день имеющиеся исследования или очерки, посвященные русскому зарубежью можно разделить, во-первых, на те, в которых авторы хотя бы в какой-то мере касаются Красной Армии как «политического образа» в общественном сознании русского зарубежья. Эти работы, в свою очередь, можно разделить на вышедшие из под пера отечественных авторов советского времени, русского зарубежья и современных российских авторов, имея в виду ту часть новейшей историографии вопроса, которая начала складываться после 1991 г. Во-вторых, на те, в которых авторы вообще не касаются Красной Армии в контексте своих исследований.
Что касается первой группы исследований, то, прежде всего, полагаю целесообразным упомянуть книгу представителя русского зарубежья Б. Прянишникова «Незримая паутина»7. Хотя исследование данного автора всецело посвящено деятельности советских спецслужб в русском зарубежье в 20-30-е годы, а также завербованных ими, порой видных деятелей белого движения (генерал Скоблин и др.), автор затрагивает в связи с основной темой своего исследования так называемое «дело Тухачевского». Некоторые аспекты из истории русского военного зарубежья рассматриваются в работах, посвященных общей истории деятельности советских спецслужб или отдельных эпизодов их деятельности. Прежде всего, следует отметить некоторые очерки, помещенные во 2-м томе «Очерков истории российской внешней развед о О ки» , а также работу А.А. Здановича . Правда русское военное зарубежье 20-х годов не является предметом исследования в указанных работах. Отдельные аспекты его жизни и деятельности рассматриваются в контексте спецопераций, проводившихся советскими разведкой и контрразведкой в 20-е годы. Что же касается интересующего нас вопроса, т.е. формирования «политического образа» Красной Армии и ее лидеров в русском военном зарубежье, то этот вопрос находился вне сферы научных интересов авторов указанных книг. Вплотную к указанным работам примыкают исследования Л. Мле-чина,10 посвященные ныне достаточно известному, а в свое время шокирующе-скандальному в русском зарубежье, «делу Скоблина-Плевицкой». В контексте «истории» генерала Скоблина и его знаменитой жены, русской певицы Плевицкой в работах Л. Млечина достаточно пространно затрагиваются некоторые аспекты истории русского военного зарубежья, так или иначе, с эти «делом» связанные. Это касается и похищения генерала Кутепова, и началь ные, 20-е годы русской эмиграции. Правда, специально автор не исследует ни вопрос об отношении русской белой эмиграции к Красной Армии и ее лидерам, ни тем более вопрос об истоках формирования представлений русской эмиграции, в том числе военной, о политической роли «красных генералов» в Советской России в первой половине 20-х годов. Этим же аспектом, а именно, отношением русского зарубежья к «делу Тухачевского», по сути дела ограничивается внимание к вопросу о месте Красной Армии в представлениях эмиграции и в книге В. Костикова11. Она представляет собой не оригинальное исследование, а скорее развернутый очерк истории русского зарубежья, в котором внимание автора обращено лишь на произвольно выхваченные им отдельные вопросы этой темы. Однако «политические мифологемы» в общественном сознании русского зарубежья, в частности в первой половине 20-х годов он оставляет совершенно без своего внимания. Этот вопрос игнорируется и в исследованиях русского зарубежья 20-40-х годов, принадлежащих Л.К. Шкаренкову, Г.Ф. Барихновскому, В.В. Комину, Ю.В. Мухачеву, М. На-зарову . Особого внимания заслуживают работы о русском военном зарубежье И.В. Домнина13, особенно его достаточно пространное исследование, посвященное истории военной мысли русского зарубежья, хотя автор и квалифицирует его как «краткий очерк»14. Несомненные достоинства работ указанного автора в том, что это попытка систематизации военной мысли русского зарубежья как в проблемном, так и в хронологическом аспектах; это определение исходного содержательного, тематического рельефа военной мысли русского зарубежья, выявление ведущих «персоналий для последующих исследований данной темы. Однако автор практически не затрагивает то направление в творчестве военных деятелей русского зарубежья, которое избрано нами в качестве темы диссертационного исследования. К исследованиям последних лет относится коллективная монография о русском зарубежье 20-40-х годов, представляющая собой несколько очерков15. Авторы ограничили сферу своего исследования антибольшевистской эмиграцией. Интересующую нас проблему они отчасти затрагивают в очерке, озаглавленном «Офицеры и командующие». Вопрос о роли Красной Армии в расчетах русской военной эмиграции и затрагивается в указанном очерке лишь мимоходом. Авторы не рассматривают его специально. Что же касается задачи исследования, являющейся для нас одной из самых важных - происхождение представлений о Красной Армии в русском зарубежье, - то она не попала в сферу интереса и изучения авторов. К исследованиям русского военного зарубежья последних лет можно отнести книгу и Н.Д. Карпова, опубликованную в нескольких номерах «Военно-исторического архива»16. В этой, достаточно глубокой научной работе, также не изучается Красная Армия как политический феномен в представлениях русского зарубежья. Тем не менее, продуктивным фактором при разработке темы диссертации можно считать предложенный автором анализ состояния Русской Армии генерала Врангеля в первые Годы после гражданской войны - 1920-1923. В последнее десятилетие появился ряд работ, представляющих развернутые биографические очерки видных деятелей белого движения и русской военной эмиграции. Это, преимущественно, имеющие научно-популярный характер биографические 1 ч 1 о 1 о исследования о генералах А.И. Деникине, П.Н. Врангеле , А.П. Кутепове и других . С научной точки зрения наибольший интерес среди указанных работ представляет, хотя и сравнительно небольшое по объему, но ценное исследование о Врангеле петербургского историка В. Бортневского. Особую ценность в его исследовании представляют источниковые материалы из Гу-веровского архива США. В этом плане исследование В. Бортневского выходит за рамки чисто биографического. Однако и оно, подобно остальным, не свободно от определенной апологетики и идеализации одного из выдающихся вождей белого движения и русской военной эмиграции. Одна из ярких и выдающихся, но до сих пор почти не изученных фигур русского военного зарубежья, генерал А.А. фон Лампе на сегодняшний день получил персональное освещение в статье В.Ф. Ершова21. Впрочем, автор дает довольно беглый биографический обзор, акцентируя внимание на деятельности фон Лампе по сбору и накоплению архива «белого дела». Несмотря на почти «скандальный» интерес к противоречивой личности еще одного выдающегося «белого героя» генерала Н.В. Скоб лина, в настоящее время нет ни одного специального, объективного биографического его исследования. В этом плане, кроме работ Л. Млечина, можно назвать книгу Е. Прокофьевой , научно-популярного характера, посвященную его жене - знаменитой русской певице Н.В. Плевицкой.
При рассмотрении вопроса о «военной тревоге» 1922 и 1923 гг. привлекались работы М.И. Мельтюхова, посвященные советско-польским отно-шениям, в том числе военным, в период с 1918 по 1939 гг. Главным образом, конечно, интерес в этих работах представляли разделы, в которых исследовались эти отношения в 1921-1923 гг. Несомненную пользу принесло освещение в монографии С. Горлова ранее практически неисследованного аспекта советской внешней политики - секретных советско-германских отношений 20-начала 30-х гг.24 В этом плане, в монографии достаточно под робно представлены советско-германские отношения в 1922-1923 гг., как раз в связи с указанными выше «военными тревогами» 1922 и 1923 гг.
Поскольку проблематика настоящего диссертационного исследования вынуждает нас обратиться и к некоторым вопросам профессиональной подготовки, быта, мировоззрения, «ментальных привычек» русского офицерства, сложившихся в достаточно устойчивую традицию еще до Первой мировой войны. Весьма красноречиво и информационно насыщенно эти аспекты нашли свое отражение в работах Г.С. Чувардина, СВ. Волкова, Е.И. Чапкевича по гвардейскому офицерству25. Социокультурная характеристика и мировоззрение русского офицерства в составе Добровольческой армии хорошо пред-ставлены в монографии P.M. Абинякина . Для квалифицированного освещения отдельных аспектов этого вопроса, в частности, относительно подготовки и оценки офицеров-генштабистов русской армии были привлечены к настоящему исследованию классические работы Н.Н. Головина и А.А. Зайцо-ва . Кроме того, в работе над темой диссертации автор обращался к исследованиям общего характера, в той или иной мере затрагивавшим общие или отдельные аспекты истории Красной Армии 20-х годов, а также белой армии и русского зарубежья изучаемого периода.
Целью диссертации является выяснение взглядов и отношения русского зарубежья к политической роли Красной Армии и ее «вождей» в Советской России первой половины 20-х годов, когда в условиях глубокого социально-политического кризиса определялся путь ее дальнейшего развития. Достижение указанной цели предполагает решение главных задач настоящего научного исследования:
- выявить основные предпосылки крушения надежд русского зарубежья на «белое движение» и Русскую Армию как на решающие силы свержения советской власти в России;
- определить идейные и военно-политические истоки «бонапартизма» в белой эмиграции;
- исследовать мотивы интереса к Красной Армии и ее «вождям» как политической силе в Советской России в представлениях русского зарубежья;
- выяснить происхождение и эволюцию представлений русского белого зарубежья о руководящем слое советской военной элиты и его политической роли в этот период времени;
- исследовать информационные источники формирования представлений русского зарубежья о Красной Армии, ее «вождях» и их политической роли внутри РСФСР;
Для достижения поставленной научной цели и решения всех указанных выше задач исследования я привлек многочисленные и разнообразные источники. Их можно разделить, в основном, на три группы. Прежде всего, это документы из четырех архивов: Государственного Архива Российской Федерации (ГАРФ), фонды: 5853. Оп. 1. Д. 1-24 и 5955. Оп. 1. Д. 4-Ю; Российского государственного военно-исторического архива (РГВИА), фонды 291, 409, 2576, 2577, 2583, 2584, 2740 (в основном «послужные списки» и «списки по старшинству чинов» офицеров «старой гвардии»), Российского государственного военного архива (РГВА), фонды 4, 7, 104, 25899, 33987, 37976, в которых содержится информация о персональном составе высшего руководства Красной Армии (ф. 4, 33987) и Штаба РККА (ф. 7), а также высшего комсостава Западного фронта (ф. 104) и Вооруженных сил Украины и Крыма (ф. 25899). Сюда же относится «Коллекция послужных списков». Привлекались материалы и Государственного архива Орловской области (ГАОО), фонды 68, 580, 672. Документы из указанных фондов, в основном, касаются дворянства Орловской губернии.
Пожалуй, наиболее важным с точки зрения информативности для моего исследования были материалы «Дневника генерала А.А. фон Лампе», хро-нящегося в ГАРФе. По своему содержанию это не только собственно дневниковые записи, но и связанные с ними разнообразные прилагаемые к нему документы - письма, записки, официальные информационные справки, вырезки из газет, фотоснимки и пр. Хронологически «дневник» охватывает период с 1919 по 1967 гг. «Дневник» самим автором был поделен на «книги». Я использовал сведения, преимущественно, из 15 книг, с 30-й (35-й) по 44-ю (49-ю), включенные в архивные дела с 8-го по 24-е, общей сложностью свыше 8 тысяч листов. Материал предшествующих дел за период времени с 1919 по 1921 гг. привлекался выборочно, учитывая то обстоятельство, что хронологически он выпадал из сферы моего исследования. Однако отдельная информация, преимущественно персонального характера (характеристики, отзывы, оценки деятелей белой армии) были весьма важны как для выявления межличностных отношений видных деятелей Русской Армии, так и особенностей их мировоззрения, политических взглядов и симпатий. Двойная нумерация книг, которую им дал сам автор дневника, обусловлена тем, что первые несколько книг «дневника», в которых содержались записи 1918-1918 гг., были им утеряны в годы гражданской войны. Хронологически исследованные мной дневниковые записи, охватывают период с начала 1922 г. до начала 1926 г. Фонд 5955 представлял интерес материалами по деятельности Н.Н. Чебышева в первой половине 20-х годов, особенно в контексте его сотрудничества в руководстве Русской Армии. Весьма важным архивным источником для меня явились «Списки по старшинству» офицеров л-г. Преображенского, Семеновского полка и других полков русской гвардии за 1913-1917 гг., находящиеся в РГВИА. В них содержится официальная информация, касающаяся офицеров-семеновцев, включая М. Тухачевского и его близких приятелей, которые в эмиграции оказались в числе наиболее ценных информаторов о его личности в пору полковой службы и в период Первой мировой войны. Привлекались также другие архивные материалы из РГВИА.
В частности «Послужные списки» тех или иных офицеров старой армии, сведения о которых были весьма необходимы, поскольку они, в той или иной мере, также сообщали определенную информацию о «красных генералах». Для полноты сведений о лицах из советской военной элиты, оказавшихся в сфере внимания русского зарубежья или о которых приходилось рассуждать в тексте диссертации, мне пришлось обратиться также к архивным материалам РГВА. Это и коллекции «послужных списков», а также информация о составе и прохождении службы в Красной Армии бывшими офицерами русской армии, в том числе бывшими офицерами армий белых как в центральных управлениях РККА (фонды 4, 7), так и в войсках Западного фронта, Вооруженных сил Украина и Крыма, Украинского военного округа (фонды 104, 25899, 37976). К ним примыкает по своему содержанию такой источник справочного характера, также содержащий сведения о прохождении службы в старой русской армии и в Красной Армии бывших офицеров-генштабистов, «Список лиц с высшим общим военным образованием», опубликованный Штабом РККА в марте 1923 г. для специального внутриведомственного пользования . Это, в основном, личные дела и послужные списки. Использовались также материалы ГАОО. Это, преимущественно, данные о происхождении тех или иных «вождей» Красной Армии, оказавшихся в сфере внимания русского зарубежья, уроженцах Орловской губернии.
К отмеченным выше непубликовавшимся архивным материалам непосредственно примыкают ранее засекреченные документы из архива ФСБ о русской военной эмиграции 20-х - 40-х годов. В настоящее время из задуманного многотомного проекта опубликована достаточно объемная подборка документов за период с 1920 по 1924 гг.29 По своему содержанию это разнообразные документы, преимущественно донесения агентов ВЧК-ГПУ-ОГПУ, оригинальные документы русской «белой» эмиграции, копии которых, так или иначе добытые советской агентурой. В них сообщается о планах руково детва Русской Армии, в том числе и о планировании возобновления военных действий на территории Советской России в 1922 г., ее боевом и моральном состоянии, личном составе, настроениях генералитета, офицерства, рядового состава, о процессе репатриации, о различных зарубежных политических, военно-политических и просто военных организациях русской военной эмиграции и пр. Указанные источниковые материалы дополняются рядом опубликованных документов также из архива ФСБ, помещенные в сборнике документов «Лубянка. Сталин и ВЧК-ГПУ-ОГПУ-НКВД. Январь 1922 - декабрь 1936» . В частности это документы, касающиеся высылки из РСФСР большой группы представителей русской интеллигенции осенью 1922 г. Непосредственно к такого рода источникам по своему содержанию примыкают также ряд документов из архива генерала Врангеля, извлеченных из Гуверов-ского архива в США, опубликованных В.Г. Бортневским в качестве приложений к своей книге о генерале Врангеле31. К указанным источникам по своему основному содержанию примыкают также материалы архивов и прессы русского зарубежья 20-начала 40-х годов, опубликованные в сборнике документов русской политической эмиграции указанного периода32. Особого внимания в данном сборнике документов заслуживают извлечения из переписки различных видных деятелей русского политического зарубежья - Милюкова, Маклакова, Бахметьева, Кусковой, Керенского и др.
Очень интересным, насыщенным подчас малоизвестными сведениями по интересующим нас вопросам диссертационного исследования являются материалы прессы и периодики русского зарубежья. Это, главным образом, ранее других начавшие издаваться и наиболее востребованные газеты «Руль» (1921-1924 гг.), «Последние новости» (1921-1924 гг.), «Накануне» (1921-1922 гг.), «Семеновский бюллетень» (1935 г.), а также военные журналы «Война и Мир» (все номера за 1922-1925 гг.), «Часовой» (1929-1936 гг.). Особого внимания заслуживают публиковавшиеся в «Руле» и «Последних новостях» био графические материалы о лидерах Красной Армии, прежде всего, о Тухачев-ском . Специального комментария заслуживает публикация в ноябрьском номере газеты «Руль» материала «Главковерх Тухачевский», автор которого назвал себя псевдонимом «Антар». За этим псевдонимом скрывался однополчанин Тухачевского по л-г. Семеновскому полку князь Ф.Н. Касаткин-Ростовский . Публикация эта в основном состоит из воспоминаний самого князя, к которым присоединены также воспоминания других однополчан «красного маршала». Эти же воспоминания князя Касаткина-Ростовского в 1935 г. были вновь опубликованы в «Семеновском бюллетене»,35 а затем, год спустя воспроизведены на страницах журнала «Часовой»36. В этом плане весьма полезную информацию по сослуживцам Тухачевского в офицерском составе л-г. Семеновского полка на 1914 г. представляет соответствующий материал в исследовании бывшего офицера-семеновца полковника и профес-сора А.А. Зайцова .
Весьма ценным и информативным историческим источником, использованным в работе над диссертацией явилась переписка бывшего российского посла Временного правительства во Франции В.А. Маклакова (1869-1957) с бывшим российским послом Временного правительства в США Б.А. Бахметьевым (1880-1951). Это 280 писем, охватывающих период с 1919 по 1951 гг., изданные в трех томах38. Большая их часть, 152 письма приходятся на 1921-1924 гг. Весьма объемные, насыщенные размышлениями, анализом и политическими прогнозами письма указанных исключительно талантливых высокообразованных, эрудированных и в то время по-европейски прагматичных российских политиков дают прекрасное представление об их взглядах на Советскую Россию, перспективы ее социально-экономического и политического развития. Частным, но весьма часто обсуждаемым вопросом в контек сте указанных сюжетов их писем оказывается политическая роль Красной Армии и ее лидеров в социально-политических процессах в Советской России в первой половине 20-х годов.
Большой материал для анализа, при работе над настоящей диссертацией, дали мне источники мемуарного характера. Это воспоминания, записки, дневники как военных, так и штатских деятелей русского зарубежья, а также воспоминания бывших офицеров старой армии, оставшихся в Советской России и служивших затем в Красной Армии. В их числе воспоминания известных деятелей белого движения А.И. Деникина, П.Н. Врангеля, А.С. Луком-ского, В.К. Витковского, П.Н. Шатилова, Я.А. Слащова, Д.И. Гурко, Б.В. Ге-руа, В. Марушевского, С. Добровольского39, а также воспоминания В.В. Шульгина, В.И. Гурко, А. Вертинского, Д. Мейснера40. Кроме того в работе использовались дневниковые записи и воспоминания малоизвестных участников белого движения, командиров Русской Армии, оставивших свидетельства о положении армии, настроениях ее офицеров в начале 20-х годов, уже в эвакуации, в Галлиполи, в балканских странах, таких как профессор Даватц, корниловский полковник Левитов и др.41 Это также воспоминания выдающихся и видных военачальников дореволюционной русской армии генералов Брусилова, Редигера, Епанчина, Бонч-Бруевича, а также Верховского42. Специально следует отметить документы из так называемого «Аргентинского архива генерала М.В. Алексеева»43. Особое место занимают в составе мему арных источников, нами использованных, также воспоминания М.А. Грей (Деникиной), дочери генерала Деникина44. Отдельные фрагменты из ее воспоминаний позволяют более адекватно воспроизвести политическую ситуацию и социокультурные настроения в русском зарубежье, прежде всего, в окружении генерала Деникина. Наиболее ценным в документах этого архива нам представляются характеристики тех или иных русских военачальников, которые оказались в сфере нашего внимания, оставленные генералом. К этим источникам примыкают и воспоминания ряда лиц, оставивших свидетельства о дореволюционной поре жизнедеятельности Тухачевского и начальных годах его службы в Красной Армии, из числа его родственников и сослуживцев 5, в том числе князя Ф.Н. Касаткина-Ростовского46. К диссертационному исследованию привлечены воспоминания Троцкого, его записки, дневниковые записи 20-х годов, материалы из его архива, касающиеся политической внутрипартийной борьбы 1921-1924 гг.47
Не всегда просто квалифицировать те или иные источники мемуарного характера. Некоторые, например, записки М. Лемке о пребывании в Ставке Верховного Главнокомандования в 1914-1916 гг.48, сочетают по жанру и дневниковые записи, и воспоминания. Другие, например, беседы Н.А. Базили с А.И. Гучковым незадолго до его кончины в 1936 г.49 являются воспоминаниями посредством интервьюирования. Некоторые из такого рода источников весьма своеобразны, не являясь в полной мере воспоминаниями, а скорее исследованиями, основанными, прежде всего на воспоминаниях о личном участии и роли в описываемых событиях. В первую очередь следует, в этом качестве, отметить «Очерки русской смуты» генерала А.И. Деникина . Не совсем традиционными являются также воспоминания известного писателя русского зарубежья Р.Б. Гуля «Я унес Россию»51. Несколько особняком в числе используемых источников находится переписка И. Ильина и П. Вран-геля, прежде всего, «Записка» русского философа И.А. Ильина о социально-политическом положении Советской России, написанная и представленная генералу Врангелю в октябре 1923 г.53 В ней переданы собственные индивидуальные наблюдения философа над политическими процессами в Советской России 1922 г. с собственным их аналитическим погружением для прогнозирования тенденций их развития на ближайшее время. Этот документ перекликается с записками или дневниковыми записями. Представления об общественных настроениях в Советской России именно в это время обнаруживаются в дневнике петроградского интеллигента Г.А. Князева, который он вел с 1917 по 1922 гг.54
Весьма интересный, ранее строго засекреченный, материал по общественному сознанию Советской России-СССР за 1922-1934 гг. представлен в многотомном издании из архива ФСБ55. Это почти ежедневные «Спецполитсводки» и ежемесячные сводные «Обзоры» сотрудников ГПУ и ОГПУ о настроениях советского населения, реакции советских граждан на обстановку в стране, на важнейшие события ее внутренней и внешней политики. Мною привлечены к исследованию такого рода материалы за 1922-1924 гг. и, главным образом, для выявления реакции советских граждан на так называемую «военную тревогу» и «болезнь Ленина». При рассмотрении указанных вопросов о «военной тревоге» 1922 и 1923 гг. привлекались также архивные документы, опубликованные в сборнике «Пограничные войска СССР 1918-1928»56. В отдельных частных вопросах, касавшихся прохождению службы в рядах Красной Армии видными советскими военачальниками из бывших офицеров, привлекались к исследованию архивные документы и материалы, опубликованные в пятитомном издании директив Главного командования и командования фронтов Красной Армии за 1918-1922 гг.57
Методологической основой исследования являются принципы историзма, целостности и объективности, а также комплексный характер изучения и анализа всей совокупности исследуемых документов, метод сравнительного анализа, сопоставления исходных и итоговых данных различных аспектов изучаемой проблемы. В отдельных случаях, с учетом, особенностей исследуемого источника и постановки к нему вопроса использовались также элементы социокультурного и психоментального анализа. В исследовании применялся комплексный подход, проявившийся во взаимосвязанном изучении исторических, политических, экономических, социальных, идеологических и культурных факторов.
Научная новизна диссертации заключается в том, что специально проблема роли политического воображения в подходах к прогнозам и расчетам разрешения социально-политического кризиса в Советской России в первой половине 20-х годов специально не изучалась. В частности, специально не исследовалась политическая роль Красной Армии и ее лидеров в политических процессов указанного времени в представлениях русского зарубежья. Одним из важнейших аспектов в контексте исследования этой проблемы, который никогда не исследовался ни на уровне монографий, статей, ни на уровне диссертаций, это конкретные персональные источники сведений, служивших основой формирования политических представлений разных групп русского зарубежья о Красной Армии и ее политической роли в РСФСР-СССР в изучаемый период. В связи с рассмотрением указанного выше аспекта новыми являются также комплексные источниковедческие методы анализа источников. Кроме того, для раскрытия темы настоящей диссер тации в научный оборот были введены новые документальные материалы из фондов нескольких архивов.
Практическая значимость диссертации состоит в том, что ее материалы и выводы могут быть использованы при составлении общих курсов по истории России XX в., истории общественного сознания, в частности в контексте отечественной истории второй четверти XX в. и, особенно, при разработке и чтении курсов специализации и специальных курсов по истории русского зарубежья, русского военного зарубежья, по истории Красной Армии, отечественной военной элиты. Кроме того, методологические подходы к обработке и анализу источникового материала могут быть полезны при изучении проблем, аналогичных тем, которые были поставлены в настоящей диссертации.
Апробация диссертации. Содержание диссертации отражено в 5-ти научных статьях, общим объемом 4 п.л. Различные аспекты настоящей диссертации нашли отражения в выступлениях на всероссийских и межвузовских конференциях и в научных статьях. В частности в выступлении на секции «XXIX Симпозиума по проблемам аграрной истории Восточной Европы», а также на межвузовской конференции, посвященной 60-летию Победы в Великой Отечественной войне. Исследованные материалы диссертации успешно применяются в курсе новейшей истории России, в разделах, посвященных политической истории страны в 20-30-е годы. Диссертация обсуждалась на заседании кафедры истории России исторического факультета Орловского государственного университета.
В основу структуры настоящей диссертации положен проблемно-хронологический принцип исследования и изложения материала. Диссертация состоит из введения, трех глав, подразделенных на параграфы, заключения и библиографии.
Высший комсостав Русской Армии: конец 1920 - 1923 гг
Выше перечислены высшие чины Русской армии к моменту ее эвакуации из Крыма, занимавшие основные командные должности. Как это видно из списка, в него включены Главком и его штаб, армейское и корпусное командования, также командование элитных ударных соединений, составлявших ядро Русской армии (как прежде Добровольческой армии) Корнилов-ской, Марковской и Дроздовской дивизий и командование «отдельных» соединений: Отдельной конной группы, Отдельной Кубанской казачьей бригады и Туземной дивизии. Чтобы лучше представить себе ту социокультурную среду, в которой формировались представления о советской военной элите, на которую воздействовала информация о «красных генералах» и их настроениях, и которая определяла отношение военной эмиграции к советскому «генералитету», дам самый беглый и приблизительный социокультурный «портрет» этой среды, своего рода «белогвардейской военной элиты».
Из указанного числа генералов: 31 - русские, 3 - украинцы, 5 - поляки, 4 - немца, 1 - грузин, 1 - татарин, 1 молдаванин, 1 - швед. Средний возраст генералов — 39,8 лет. Можно сказать, что это «молодой» генералитет, способный в ближайшие 15 лет вести весьма активную военную и политическую деятельность. По социальному происхождению: 35 - дворяне, - 3 сыновья офицеров, 3 - из мещан, 1 - из крестьян, 5 из простых казаков. Из 47 генералов - 16 из казаков. 7 генералов были участниками «Ледяного похода» и находились в Добровольческой армии с ее основания; 4 генерала - участники похода «Яссы-Дон»; 1 генерал - участник «Степного похода». Всего - 12 генералов, т.е. 25,5%. 12 высших командиров Русской армии стали генералами еще в период 1-й мировой войны; 5 генералов начали гражданскую войну и службу в белой армии штабс-капитанами и капитанами; остальные 37 еще в ходе 1-й мировой войны стали штаб-офицерами.
На 20.5.1921 г. в руководящее ядро Русской армии генерала барона П.Н. Врангеля, по сведениям русской военно-морской разведки входили: 1.Врангель П.Н. (1878-1928), генерал-лейтенант Генштаба (бывший офицер л-г. Конного полка) - Главком.
2.Шатилов П.Н. (1881-1962), генерал от кавалерии Генштаба (бывший офицер л-г. Казачьего полка) - начальник штаба Русской Армии. З.Кусонский Павел Алексеевич (1880-1941), генерал-майор Генштаба - помощник начальника штаба Русской Армии.
4.Архангельский Алексей Петрович (1872-1959), генерал-лейтенант Генштаба - дежурный генерал штаба Русской Армии.
5.Никольский Владимир Павлович (1873-ок. 1960), генерал-майор Генштаба (бывший офицер л-г. 3-й артиллерийской бригады) - бывший начальник штаба корпуса жандармов.
б.Архангельский Петр Григорьевич (1883-1936), полковник Генштаба - начальник политической разведки.
7.Гаевский Александр Титович (1890?- после 1925), полковник Генштаба -помощник начальника политической разведки.
Русское зарубежье о «красных генералах» 1921 - 1922 гг
В годы гражданской войны стала привычной мысль, что решающим фактором социально-политического процесса в России является фактор военный, а решающей фигурой - «человек с ружьем». После того как большевикам удалось одолеть белые армии, подавить «зеленые» крестьянские восстания и мятежный Кронштадт, уже мало у кого возникало сомнение, что будущее России отныне в значительной мере зависит от Красной Армии. Этот факт, несомненно, заставил обратить внимание на «вождей» Красной Армии не только с военной, но и с военно-политической точки зрения. И если в годы гражданской войны, как правило, Красная Армия и ее действия были связаны с именем Троцкого, то теперь начал проявляться интерес и к военным профессионалам, к самим «революционным генералам». Но и в конце 1921 г. прогнозы на счет их политической роли в Советской России в русском зарубежье были неутешительными. «...В Красной Армии нет и не может быть того стержня, на который могло бы наматываться недовольство, - писал генерал-майор Генерального штаба А.А. Носков в журнале «Смена вех» 29 октября 1921 г., - несомненно, существующее и в ней, как в каждом организме переходного времени. Это одно придает ей большую устойчивость и должно служить в пользу взаимного доверия между нею и властью. Четыре года сушествования последней и успехи ее в борьбе с внешними и внутренними врагами много способствовало нарождению престижа власти в глазах армейской массы, и устранению революционного брожения и анархического настроения»234. В своих обзорах Красной Армии и ее «вождей» в 1921 г. Носков отмечает наиболее заметных и значимых «красных генералов» - «кавалерийского вахмистра» Буденного, «пехотного поручика» Тухачевского, никогда не занимавшегося военным делом до Гражданской войны Фрунзе, а также профессионалов старой армии, «генштабистов» Каменева и Лебедева235. Обращая внимание на фигуры главных «вождей» Красной Армии генерал Носков характеризовал в этом ключе, прежде всего, ее Главкома, бывшего полковника Генштаба С.С. Каменева. «В спокойной естественной уверенности в себе Каменева, - оценивал А. Носков Главкома Вооруженных сил Республики в октябре 1921 г., - чувствовался именно один из тех редких счастливцев командного состава, которым революция принесла не одни только тернии и которые сумели, поняв ее смысл и значение, овладеть и ее темпом настолько, чтобы не тянуться в хвосте событий» . Таким образом, А. Носков не только выделяет С. Каменева в качестве лидера «вождей» Красной Армии, но и дает ему положительную оценку как одному из тех бывших офицеров старой армии, который, в отличие от многих своих коллег, сумел понять «смысл и значение» русской революции. Потому-то, по мнению Носкова, С. Каменев и сумел «овладеть и ее темпом настолько, чтобы не тянуться в хвосте событий». Иными словами, Носков считает С. Каменева не только военным «вождем», но и, фактически» выдвигает его в число военно-политических лидеров русской революции. «Тщеславие и честолюбие всегда были чужды Каменеву, - продолжает он характеризовать советского Главкома. - Гражданская война показала всю правильность сделанного Советской Республикой выбора Главнокомандующего.
Либеральное мнение о Красной Армии в условиях кризиса 1923 г
Несмотря на то, что решающие события гражданской войны в России закончились ко второй половине 1921 г., остатки Русской Армии Врангеля эвакуировались из Крыма, а мятежный Кронштадт и крестьянские восстания, в основном, были уже жестоко подвалены Красной Армией, экономическая и социально-политическая ситуация в Советской России оставалась крайне тяжелой. Вся территория бывшей Российской империи, включая Советскую Россию, находилась в затянувшемся глубоком цивилизационном кризисе. В период красно-белого противоборства массам российского населения можно было объяснять причины их невыносимого социально-экономического положения, делая ответственной за него враждебную сторону. Теперь, когда на большей части страны, кроме советской власти никакой другой уже не было, вся ответственность за катастрофическое социально-экономическое и политическое положение в глазах населения ложилась на большевистское правительство. Однако пока в стране отсутствовали какие-либо новые потрясения внутреннего и внешнего происхождения, население, уставшее и обессилевшее от бедствий гражданской войны и разрухи, устрашенное карательными действиями советской власти и отчасти еще сохранившее веру в «светлое будущее», сохраняло в основном внешнее социальное спокойствие, скрывавшее, правда, нарастающий потенциал нового социального взрыва. В обстановке всероссийской разрухи во всех сферах жизнедеятельности страны и государства, как бывает в подобных ситуациях, люди склонны были преувеличивать харизматические свойства и способности «вождей». В Советской России в начале 20-х годов население связывало свои надежды с личностью Ленина. Поэтому сильнодействующим дестабилизирующим фактором, разрушавшим относительную социально-политическую стабильность, явилась его болезнь. Весной 1923 г. уже невозможно было скрыть ни от советского населения, ни от зарубежья, что болезнь Ленина необратима и, уже приведя к его политической смерти, неизбежно влечет грядущую его физическую кончину. Это обстоятельство усугублялось всевозможными слухами и нарастающим тревожным беспокойством за экономическое и социально-политическое будущее страны. Люди склонны были полагать, что при «наследнике Ленина» из большевистской властной элиты, скорее всего, жизнь будет хуже.
Ситуация усугублялась еще одним, внешнеполитическим фактором -очередной «военной тревогой», обозначившейся с начала 1923 г. События Рурском бассейне в Германии, восприняты были большевистской верхушкой как зарождение новой волны «мировой революции». Вновь поползли будоражившие людские настроения в Советской России слухи о надвигающейся близкой войне, которую одна часть населения ожидала как новое бедствие, другая - как возможное спасение от существующей власти. Таким образом, эти два важнейших фактора дали толчок для новых надежд в русском зарубежье - надежд на скорое изменение политического режима в РСФСР, без чего, как там полагали, невозможно вывести страну и государство из этого затянувшегося и глубокого цивилизационного кризиса. Вновь оживились рассуждения о возможной решающей политической роли Красной Армии и ее «вождей» в надвигающихся событиях. Именно этот вопрос - восприятие Красной Армии и ее «вождей» в период политического кризиса, усугубленного болезнью Ленина и «военной тревогой» 1923 г. - и является предметом нашего рассмотрения и изучения в настоящей главе.
