Регионализм и политическая децентрализация на Европейском Севере России в годы революции и гражданской войны. 1917-1920 Журавлев Павел Сергеевич

Содержание к диссертации

Введение

Глава I. Теоретико-методологические основы исследования регионализма и политической децентрализации на Европейском Севере России в годы революции и гражданской войны 31

Глава II. Революция 1917 года и регионализм на Европейском Севере России 47

1. Политическая децентрализация на Севере в начальный период российской революции: от Февраля к Октябрю 48

2. Идеи и практика регионализма на Севере после Октября 1917 года 57

3. Политическая борьба на Мурмане: от регионализма к сепаратизму 87

Глава III. Регионализм на Европейском Севере в годы гражданской войны и интервенции 125

1. Централизм и регионализм на Севере в политической практике Советской власти 126

2. Регионализм в условиях антибольшевистского режима Северной области 145

Заключение 190

Список использованных источников и литература 199

• Теоретико-методологические основы исследования регионализма и политической децентрализации на Европейском Севере России в годы революции и гражданской войны
• Политическая децентрализация на Севере в начальный период российской революции: от Февраля к Октябрю
• Политическая борьба на Мурмане: от регионализма к сепаратизму
• Регионализм в условиях антибольшевистского режима Северной области

Введение к работе

Россия фактически всегда представляла собой обширную страну, совокупно объединявшую множество национальных и региональных культур, укладов, традиций. Все это предопределяло чрезвычайно большое значение государства в истории России и его роль в сохранении единства страны. Поэтому на переломе российской истории, во время революции 1917 года и гражданской войны, произошло крайнее обострение самой проблемы государственности, государственного, регионального и национального устройства России.

Социально-политическая и научная актуальность проблематики регионализма и его истории обусловлена характером и тенденциями развития современного мира и современной России. Во-первых, в последние десятилетия уже мир вступил в переломную эпоху, характеризующуюся двумя связанными, но противоречивыми процессами глобализации и регионализации. По мнению многих ученых и политиков, они определяют состояние всего комплекса политических, экономических, социальных, межнациональных, культурных и международных отношений в наступившем веке. Яркий тому пример показывает практика Европейского сообщества. Во- вторых, проблематика регионализма и политической децентрализации тесно связана с вопросами федерализма, с реформированием государственного устройства Российской Федерации, с созданием федеральных округов и с новыми подходами в определении целей и задач региональной политики.

Наконец, в-третьих, история регионализма на Европейском Севере, критическое осмысление процессов децентрализации и практики государственных и административных образований периода 1917-1920 годов (северо-восточное областное объединение, Союз коммун Северной области, Мурманский край, Северная область и другие) полезны для определения места и роли Русского Севера в современной российской государственности, разработке оптимальной региональной политики и взаимодействия органов власти со структурами формирующегося гражданского общества на Европейском Севере России.

Революция 1917 года воплотилась во всеобщем разломе общественной жизни, распаде старого государства и строительстве нового. Она во многом предопределила роль и место регионов в политическом и государственном устройстве страны в последующие годы и десятилетия. Результатом революции стала регионализация и децентрализация всего комплекса общественных процессов в российской провинции, в некоторых местах воплотившаяся в формы национального и регионального сепаратизма. Исторический опыт российского регионализма в условиях вооруженного гражданского конфликта, переросшего во всеохватывающую и кровавую гражданскую войну, интервенции, экономического хаоса стал поистине уникальным.

В отечественной исторической науке сегодня почти отсутствуют крупные исследовательские работы, обобщающие в комплексе весь спектр проблем регионализма в революционную эпоху и время гражданской войны. В этой логике осмысление идей и опыта регионализма, воплотившегося в политической практике на Русском Севере, и сопутствующих ему процессов политической децентрализации представляется весьма полезным и важным.

Тем не менее, историческая литература о революции, гражданской войне, интервенции не могла обойти многое из проблематики регионализма. Советская историография, так или иначе, анализировала и оценивала деятельность региональных правительств, отношения регионов и центра, организацию власти, конечно, прежде всего Советской. Главные историографические положения и концепции закреплялись в крупных академических трудах, в русле которых следовали отдельные историки и региональные школы.

После окончания гражданской войны предпринимались первые попытки проанализировать ход, причины, сущность и последствия только что происшедших событий. Литература 1920-х годов была чрезвычайно политизирована, авторы стремились уже не только «штыком», но и «пером» доказать свою правоту. Исследовательский интерес в эти годы вызывала, в частности, проблема взаимоотношений центральной и местной властей в Советской Республике, удачных и ошибочных мер по организации Советской власти. Особую остроту проблема роли представителей центра и региональных властей в победе Советской власти на Севере приобрела в разгоревшейся дискуссии между бывшим в годы гражданской войны председателем Вологодского губисполкома М.К. Ветошкиным и бывшим руководителем «Советской ревизии» М.С. Кедровым. Такая же острая дискуссия произошла в связи с намечавшимся в 1920-е годы объединением нескольких северных губерний вокруг Ленинграда (в конце концов, это привело к образованию Северного края), о роли и значении Северного областного союза в годы гражданской войны¹.

Целый ряд авторов (М.Ф. Владимирский, Г.С. Гурвич, М.А. Рейснер и другие) попытались осмыслить процессы децентрализации и централизации, характерные для всего периода революции и гражданской войны, взглянуть на них с позиции идущего в годы НЭПа экономического районирования. Весьма интересными в контексте предмета настоящего исследования представляются сделанные в те годы историками выводы об «исторической неизбежности» конфликта центра и регионов, закономерности процессов децентрализации в первый период послеоктябрьской истории и вынужденной необходимости централизма в политике Советской власти. Дискуссионным был вопрос о значении советских областных объединений, в частности на Севере и Северо-Западе. Остался для историков нерешенным и вопрос об оценке деятельности местных Советов в конфликтах с московским центром².

Особое место в исторической литературе 20-х годов занимают исследования антибольшевистского движения и иностранной интервенции. В этот период началось изучение истории северной контрреволюции, участия небольшевистских политических партий в событиях на Русском Севере.

Одну из первых попыток анализа деятельности региональных «белых правительств» предпринял Н.Е. Какурин, в том числе Временного правительства Северной области . Он один из первых обозначил в научном плане проблему истории государственности в антибольшевистском движении. К этим же проблемам обращался в своих публикациях и будущий академик И.И. Минц, причем значительное место в процессе формирования белого режима на Севере он уделял внешним факторам⁴.

Тем не менее, советские историки 1920-х годов в оценке альтернативы большевикам на общегосударственном и региональном уровнях не вышли за рамки ленинского отношения о так называемой «третьей силе», повторив выводы о «союзе буржуазии с интервентами» при зависимости первых от

последних .

Работы русских эмигрантов положили начало зарубежной историографии революции и гражданской войны. Большинство эмигрантских исследований основывалось на осмыслении личных воспоминаний о пережитых событиях, а иногда и собственного участия в революции и гражданской войне. В силу этого зачастую эти работы справедливо относят к историческим источникам. В контексте предмета диссертации следует отметить исследования С.П. Мельгунова, который впервые обозначил проблему соотношения идеи «единой и неделимой России» с практикой создания региональных правительств применительно к Северной области. В дальнейшем, уже в общероссийском масштабе об этом рассуждал А.И. Деникин, пришедший к выводу о необходимости временного обособления отдельных краев и областей для успешной борьбы с большевизмом. Однако он признавал, что «формы государственной власти были далеко не основными причинами неуспеха противобольшевистской борьбы»⁶.

Несмотря на политическую остроту исторической литературы третьего десятилетия XX века, она имеет целый ряд достоинств, сохранивших свое значение для последующих поколений историков. К их числу относится исключительно богатство фактического материала. Авторы оперировали документами, которые впоследствии оказались недоступными или были утрачены. Исследователи и те, на кого были рассчитаны их труды, являлись непосредственными очевидцами и участниками революции и гражданской войны. В силу этого описываемые события, многие суждения и выводы еще лишены «исторической мифологизации», даже невзирая на классовость позиций авторов. Одновременно с изданиями советских историков в стране хотя и выборочно, но публикуются книги исследователей, принадлежавших к противоположному лагерю и оказавшихся в эмиграции. Все это вместе взятое делает обращение к историческим трудам 1920-х годов весьма продуктивным, хотя зачастую работа с ними объективно приобретает источниковый характер.

Изменение политической ситуации в Советском Союзе в 1930-е годы и установление жесткого политического режима на несколько десятилетий наложили отпечаток на характер исторической литературы. Практически все исторические исследования были подчинены единой политической концептуальной линии, изложенной И.В. Сталиным.

Историки, следуя марксистской теории классовой борьбы в сталинской интерпретации, однозначно и даже безвариативно, рассматривали события в центре и на местах после Октябрьской революции, сугубо в рамках борьбы антагонистических классов. В силу этого большевистский лагерь, как, впрочем, и его противники, характеризовались как внутренне единые силы, а происходящие внутри их неоднозначные процессы либо игнорировались, либо показывались как некие недоразумения или ошибки. Так, широко распространился тезис о «триумфальном шествии Советской власти», под этим одновременно подразумевались и легкость перехода власти к Советам, и большевизацию последних.

Следуя формуле «Краткого курса истории ВКП(б)», в исторической науке надолго за всеми антибольшевистскими силами закрепилось определение «белогвардейских». Этот главный идеологический труд сталинской эпохи без сомнений называет все «белогвардейские правительства» марионеточными, созданными интервентами⁶.

Историческая литература 30-50-х годов практически не рассматривала проблемы взаимоотношений центральной, региональной и местной властей. Если эти сюжеты и имели место быть в трудах историков, то они весьма скупы и следовали в том же русле политической линии противостояния «красных» и «белых». Региональные политические особенности этих процессов практически игнорировались. Право на строительство государственности закреплялось только за советским центром. Все это позволило впоследствии следующим поколениям историков признать проблемы строительства Советской власти «слабоизученными и по- настоящему даже не изученными»⁷.

Смерть И.В. Сталина в 1953 году ознаменовала начало изменений в политическом режиме страны и, в том числе, обозначила новый этап в развитии советской исторической науки. Для историков более доступными становятся архивные материалы. И хотя принципиальные оценки и позиции в отношении к революции, гражданской войне и интервенции, оформившиеся в 30-50-е годы, почти не претерпели изменений, перечень разрешенных для исследования проблем становится намного шире. Все это объективно способствовало более глубокому и детальному изучению отдельных проблем истории революции и гражданской войны.

Особое внимание исследователей 50-80-х годов привлекали проблемы строительства советской государственности, роли центрального аппарата власти в этом процессе. Как справедливо замечала в своей статье JI.M. Егорова: «Процесс борьбы между децентрализаторскими и центростремительными тенденциями, проблема взаимоотношений местных и центральных органов власти затронута в той или иной степени почти всеми фундаментальными исследованиями»⁸. К числу последних относятся труды советских историков Е.Г. Гимпельсона, E.H. Городецкого, Б.М. Морозова, Ф.В. Чебаевского и других⁹.

Тогда же появились специальные исследования деятельности народных комиссариатов, занимавшихся государственным строительством и координацией (руководством) местных структур власти, прежде всего Наркомата внутренних дел и Наркомата национальностей РСФСР. Для них характерен детальный анализ организации Советской власти и руководящей роли НКВД в этом, однако любые проявления «творчества местных влияний» в принципе осуждались¹⁰. Главное внимание уделялось борьбе центра с «местничеством», которое оценивалось как явление случайное и враждебное для Советской власти. Причинами «местничества» безапелляционно назывались либо трудности организации, либо деятельность антисоветских групп и партий. В конце концов, под определение «местничества» подводилось все, что не совсем укладывалось в трактовку «контрреволюции». Большая роль в этих работах отдавалась роли большевистской партии, как единственному носителю государственности.

Осознание региональной обусловленности этих процессов и наличия общего с процессами в антибольшевистском движении в историографии этого периода не прослеживается. Хотя многие историки справедливо подчеркивали не только малую изученность этих проблем, но и обозначали путь, по которому следует двигаться исторической науке. Как отмечает Л.М. Егорова: «Только комплексное рассмотрение совокупности проблем, связанных с вопросом о взаимоотношениях местной и центральной власти, ... может приблизить к правильному его решению»¹¹.

С конца 1970-х годов выходит целый ряд статей, а затем и книг, посвященных истории советского областного строительства в 1918-1919 годах. Особая заслуга в этом принадлежит З.Л. Серебряковой. Ее основной и обобщающий труд «Областные объединения Советов России. Март 1917 — декабрь 1918» вышел в свет в 1977 году. Автор оперировала множеством документальных источников, правда преимущественно центральных архивов. Труд богат фактическим материалом. Она анализирует историю областных Советов, начиная с Февральской революции, впервые оценив областные объединения как «важное звено в системе Советов 1917-1918 гг.»¹². До нее историки лишь вскользь упоминали о существовании таковых и преимущественно в отрицательном плане. E.H. Городецкий, один из наиболее видных исследователей, занимавшихся вопросами организации Советской власти, рассматривал историю областных партийных и советских

объединений как форму местного сепаратизма . В свою очередь, 3.JI. Серебрякова сделала вывод о значительной положительной роли, которую сыграли региональные областные объединения в организации и укреплении Советской власти на местах. Однако она, к сожалению, не вышла за рамки партийных оценок в вопросе о так называемом «местничестве» регионов.

В целом, исторический труд 3.JI. Серебряковой не потерял своей научной актуальности. До сих пор это единственная фундаментальная работа, обобщающая практику советских областных объединений.

Исторические работы конца 50-х - начала 80-х годов, посвященные антибольшевистскому движению, мало чем отличаются в концептуальных оценках от сочинений историков предшествующего периода. В них по- прежнему слишком мало места уделяется проблемам внутренней эволюции антибольшевистского движения. Идеология противников большевиков предстает в трудах большинства историков этого периода как единое и монолитное явление, отстаивающее ценности унитарного государства. На первое место выдвигался тезис о союзе дворянства и буржуазии. При этом историки совсем редко обращались к вопросам внутренней оппозиции, взаимоотношениям между белыми правительствами, и, наконец, централизму, регионализму и отношению к государственному строительству в антибольшевистском движении.

Так, по мнению Г.А. Парахонской эсеровский лозунг «автономии края» на Русском Севере служил лишь цели борьбы с большевиками. Более того, она повторила заключение О.Ф. Соловьева о некоем союзе внутренней контрреволюции и интервентов, выразившемся в якобы прошедшей в начале 1918 года «эсеровской конференции по поводу создания сепаратной просоюзнической федерации»¹⁴.

И все-таки, вклад исторической литературы конца 50-х - начала 80-х годов в проблематику регионализма весьма значителен. Во многом, именно она обозначила круг исторических проблем истории революции и гражданской войны, которые предстояло решать в будущем, объективно способствовала росту интереса к регионалистской тематике. Среди таковых проблем были не только вопросы взаимоотношений центра и регионов, органов власти, строительства государства, но и деятельность политических партий в период революции и гражданской войны, их роль в общероссийских и региональных процессах, деятельность несоветских структур управления, в том числе земств и дум, история антибольшевистских режимов, хотя историографические оценки последних и не претерпели кардинальных изменений по сравнению с предшествующей историографической эпохой.

С началом политики «перестройки», а затем демократизацией советского общества в общественных науках происходят кардинальные изменения. Пожалуй, впервые у историков советского периода появилась возможность свободно исследовать, изучать любые проблемы, особенно возрос интерес к так называемым «закрытым темам» и «белым пятнам» советской истории. Для исторической науки этого времени характерна тенденция всеобщего пересмотра прежних оценок и утверждений. Конечно, при этом историки и историческая литература не избежали крайностей политической борьбы, проходящей в обществе. С одной стороны, в пылу разоблачительства и стремления переписать историю рождались не совсем научные труды, иногда и новые мифы, искажались факты, а положительные оценки прежней историографии попросту заменялись отрицательными и наоборот. Вместе с этим, открытие архивов, возможность работы с зарубежными источниками и литературой, свобода научного поиска позволили создать условия для начала глубокого, подлинно научного переосмысления всей истории советского общества. Как отметил в своей книге, посвященной новейшей историографии гражданской войны, современный историк В.И. Голдин, «тщательная инвентаризация историографического наследия и поиск новых подходов, концепций и интерпретаций стали актуальной задачей... российских историков»¹⁵.

Резкие социально-политические потрясения государства и общества обусловили возросший интерес к тематике революции и гражданской войны. Только на протяжении второй половины 1980-х годов и в 1990-е годы в нашей стране состоялось около 30 научных конференций, семинаров и «круглых столов», посвященных этой тематике¹⁶. Исследователи обращаются к различным сторонам истории антибольшевистского движения и интервенции, начинается переосмысление советской государственной политики и государственного строительства в 1917—30-х годах, роли и места земского самоуправления, деятельности политических партий и т.д.

Для настоящего исследования весьма важен интерес историков к проблемам «белой государственности», или к вопросу генезиса и эволюции антибольшевистских режимов. Особое значение в контексте исследуемой проблемы имеют научные труды В.Д. Зиминой. В 1997 году выходит в свет ее монография «Белое движение и российская государственность в период Гражданской войны», а в 1998 году автор защищает докторскую диссертацию по одноименной теме¹⁷.

Пожалуй, впервые историческая наука получила обобщающий труд по истории государственности антибольшевистских режимов. Заслуга В.Д. Зиминой определяется высоким уровнем обоснованности сделанных выводов и выявленных закономерностей эволюции «белых правительств». Однако главное внимание было уделено поиску общих черт, объединяющих все антибольшевистские режимы. Вместе с тем, регионализация белой власти не стала самостоятельным предметом изучения.

Значительное место в своих трудах В.Д. Зимина отводит истории Северной области и событиям, происходящим в ее внутренней и внешней политике, подчеркивая, что на Русском Севере сложилась особая модель антибольшевистского движения. Вывод о принципиальном своеобразии

антибольшевистской государственности на Севере дает почву для

дальнейших размышлений .

Впервые к выводу о том, что Северная область, созданная в августе 1918 года, стала «своего рода экспериментальной базой для апробации особой демократической модели антибольшевистского движения» и в то же время средоточием разнообразных противоречий сделал еще в 1993 году В.И. Голдин в монографии «Интервенция и антибольшевистское движение на Русском Севере. 1918-1920»¹⁹.

Автор не отделяет историю северного региона от общероссийских процессов, более того подчеркивает общую закономерность эволюции режима в Северной области. Однако новой в отечественной историографии стала концепция уникальности политического воплощения «белой»

государственности на Севере, нашедшая место в политике «среднего

курса» . Это признает и В.Д. Зимина. Она действительно отмечает, ссылаясь на работу В.И. Голдина, много «ненормального» (по сравнению с «классикой» антибольшевистских режимов) в деятельности власти Северной области²¹.

На основе размышлений и умозаключений, содержащихся в нескольких

своих монографиях и научных статьях, В.И. Голдин приходит к выводу о

возможности исследования событий на Русском Севере в 1917-20-х годах

через призму регионализма . Такая постановка проблемы стала новым словом в историографии революции, гражданской войны и интервенции на Севере. Действительно, «в осмыслении исторического опыта взаимоотношений между центральной и местной властью, государством и обществом особый интерес представляет время поистине тектонического разлома старой и попыток созданий новой государственности периода Российской революции...». В.И. Голдин обозначил контуры регионализации Русского Севера в эту эпоху: распад прежней государственной власти и складывание региональной через события в Архангельске, Вологде,

Мурманске; идеология северного регионализма, нашедшая воплощение в политике Советов, общественно—политических движений и, наконец, в практике Мурманского края и Северной области и т.д. Он подчеркивает традиционное для северного общества «осознание региональной идентичности, ставшее идейной основой всех последующих событий: от попыток региональной интеграции на Севере до «своеобразного и

трагического опыта регионализма Северной области» .

Важную роль для определения места Русского Севера в российской истории в контексте предмета настоящего исследования сыграли труды северных историков, культурологов и политологов, посвященные изучению Севера как особого социокультурного и историко-культурного региона. Анализ формирования с древнейших времен северной идентичности на Европейском Севере и образования самобытного региона под названием Русский Север дал в многотомном труде В.Н. Булатов. В монографии В.И. Коротаева «Русский Север в конце XIX - первой трети XX века. Проблемы модернизации и социальной экологии» впервые обозначена проблема взаимоотношения традиционного северного общества с модернизационными усилиями власти, которую В.И. Коротаев рассматривает как внешний по отношению к региону фактор. В монографии в одно целое связаны проблемы модернизации и социальной экологии. Вывод об особых своеобразных чертах северной культуры и Северной России, как самобытного региона, в целом характерен и для работ Н.М. Теребихина²⁴.

Одним из первых на проблемы административно-территориальной преемственности и региональной стратегии Европейского Севера России обратил внимание Ю.Ф. Лукин. Проблему крайне противоречивых отношений местных Советов Севера и центральной власти на примере внешнеторговых связей с Норвегией поднял A.B. Репневский. В 2000 году архангельский историк С.И. Шубин опубликовал монографию «Северный край в истории России. Проблемы региональной и национальной политики в 1920-1930-е годы», стержневой идеей которой является исследование процессов централизации и районирования, когда «меняющийся характер взаимоотношений центра с местными органами управления в сторону уничтожения обретаемой регионами самостоятельности» стал доминирующим²⁵.

Тем не менее, традиции изучения регионализма и федерализма на Русском Севере еще только складываются. В этом смысле богатейший и полезный опыт накоплен сибирскими и уральскими историками, исследователями регионализма и «сибирского областничества».

В числе исследователей, занимающихся проблематикой исторического регионализма и его сибирским вариантом можно назвать В.В. Алексеева,

Л.Г. Олеха, В.В. Журавлева, В.М. Рынкова, В.И. Быстренко,

М.В. Шиловского и других . Они уделяют много внимания формированию альтернативной «сибирской государственности» под влиянием общероссийских революционных процессов и гражданской войны. В настоящий момент можно говорить, о сложившемся научном направлении, главным содержанием которого является исследование сибирского регионализма. Схожесть исторических условий развития Сибири и Русского Севера позволяет использовать опыт этого направления в российской исторической науке для изучения традиций, идеи и практики северного регионализма.

Из зарубежных исследований последних лет по истории революции и гражданской войны на Русском Севере, в которых, так или иначе, затрагиваются проблемы регионализма и политической децентрализации следует назвать работы американского историка Т.В. Карасика. Особое внимание он уделил деятельности антибольшевистского режима на Севере. Заслуживают внимания сделанные Т.В. Карасиком выводы об отсутствии внутреннего единства в антибольшевистском движении на Севере и конфликте с местными интересами. Он впервые обозначил проблему неоднозначных отношений антисоветского центра в Сибири, претендующего на общероссийское руководство, и местных северных органов власти, включая земства. В целом, проблематика регионализма в истории российской революции и гражданской войны остается также малоизученной для иностранных историков, хотя многие обращаются к различным аспектам этой большой темы. Так, канадский историк Н.Г.О. Перейра в сибирском областничестве усматривает ядро сибирского регионализма и сибирской

государственности в годы революции и гражданской войны . Английский исследователь А. Вуд, посвятивший целый ряд своих работ проблеме строительства сталинской империи, в одной из последних работ корни

революции и последующего централизма, в том числе, видит в отсутствии

автономии и демократии в российских провинциях .

Во второй половине 1990-х годов в Архангельске выходит в свет целая серия книг, сборников материалов конференций, посвященных проблемам истории региона и складывания региональной политики. Многие авторы публикаций обращаются к историческому опыту развития и становления региональной власти, к проблематике регионализма на Европейском Севере,

местного самоуправления .

Весомую помощь в настоящем исследовании оказали научные труды северных историков, посвященные времени революции и гражданской войны на Русском Севере. Кроме уже упомянутых работ наиболее значимыми явились исторические исследования Е.И. Овсянкина, М.И. Шумилова,

А.Н. Зашихина и других . Плодом многолетней работы историков Севера стал вышедший в 2001 году 1-й том Поморской энциклопедии «История Архангельского Севера», который содержит около 2500 статей. Наличие в ней огромного пласта фактического материала, содержащиеся выводы и оценки, сведения об административно-территориальном делении позволяют

более глубже взглянуть на предмет настоящего исследования .

Немаловажное значение для данного исследования имели работы, посвященные истории самоуправления в России, в частности северного земства. Изучение роли земств в процессах политической децентрализации характерно из обобщающих работ для трудов Г.А. Герасименко, из

региональных - для исследователей самоуправления на Севере В.В. Осипова,

В.Е. Остроухова, В.Г. Баданова, П.В. Федорова .

Особое место занимает историческая литература, посвященная мурманским событиям в годы революции и гражданской войны. Исследование этого крайне сложного и противоречивого периода истории Мурмана началось еще в 20-30-е годы³³. Острота борьбы между сторонниками И.В. Сталина и Л.Д. Троцкого не позволила историкам в то время выйти за рамки сугубо политических оценок, в том числе в деятельности местной власти. Только в 1977 году вышла первая крупная научная монография, посвященная мурманским событиям в 1917-1920 годах. Своей научной ценности эта монография не исчерпала до настоящего времени³⁴. Ее авторы, мурманские историки A.A. Киселев и Ю.Н. Климов предложили новую концепцию происходившего на Мурмане и устранили ошибки и неточности прежних публикаций. Весьма интересным для настоящего исследования представляется вывод авторов о разделении ответственности за начало интервенции и гражданской войны на Севере между всеми участниками мурманских событий. Позднее A.A. Киселев особо подчеркнул степень вины центральной советской власти, указания которой «были противоречивыми и неконкретными»³⁵.

В последние десятилетия весь комплекс проблем регионализма, его исторического опыта и современного развития привлекает широкое внимание общественности, историков и специалистов целого ряда других отраслей знания. Регионализм становится предметом изучения как историческое явление и в то же время является концептуальным подходом для нового осмысления российской истории. При этом регионализм в России в эпоху революции и гражданской войны до конца не осмыслен. Тем не менее, и, несмотря на малое количество научных работ по истории регионализма и сложность самой проблемы, отечественная историческая наука имеет фундаментальные научные основания для исследования регионализма и процессов политической децентрализации в 1917-1920 годах.

Объектом исследования является комплекс общественно-политических отношений и процессов на Русском Севере в эпоху революции и гражданской войны 1917-1920 годов. Предмет исследования - идеи и практика регионализма в процессах политической децентрализации на Европейском Севере России в указанный период.

Цель исследования - выяснить место регионализма и политической децентрализации в событиях 1917-1920 годов на Русском Севере, определить характер регионализации политических процессов Севера и значение для формирования региональной политики; наконец, дать оценку исторического опыта регионализма на Европейском Севере России в этот период для решения важнейших актуальных проблем развития российского общества.

Для достижения поставленной цели определены следующие задачи исследования:

проанализировать процесс политической децентрализации на Русском Севере в 1917 году;

исследовать деятельность политических институтов на Европейском Севере в контексте регионализма в 1917-1918 годах;

изучить общественно-политические события на Мурмане в 1917-1918 годах, выяснить степень их регионализации и особенности мурманского регионализма;

установить роль регионализма в историческом опыте Северного областного союза и процессах советского государственного строительства на Севере в 1918-1919 годы;

раскрыть особенности северного регионализма в политической практике местных органов власти, проанализировать взаимоотношения центральных и региональных органов власти на Русском Севере в 1918— начале 1920-го годах.

определить место и значение регионализма в истории антибольшевистского движения на Русском Севере во второй половине 1918 - начале 1920-го годов, проанализировать эволюцию государственно- политического устройства Северной области.

Территориальные рамки исследования охватывают Европейский Север России в границах существовавших ко времени революции 1917 года трех губерний: Архангельской, Вологодской и Олонецкой. Отчасти в эти рамки включена территория исторически существовавших в 1917-1920 годах Союза коммун Северной области (Северный областной союз), Северной области, Северо-Двинской губернии и Мурманского края. В настоящее время большая часть территории этих губерний и объединений составляет Северо-Западный федеральный округ Российской Федерации и шесть субъектов Российской Федерации: Архангельскую (вместе с Ненецким автономным округом), Вологодскую, Мурманскую области, и частично Республику Карелия и Республику Коми.

В виду необходимости специального подхода в изучении национального вопроса в настоящем исследовании сознательно не была затронута проблематика национально-государственного строительства и децентрализма в национальном движении в Карелии и Коми.

Хронологические рамки определяются следующими историческими событиями: Февральской революцией 1917 года в России и окончанием гражданской войны на Севере в марте 1920 года. Вместе с тем, автор исходит из того, что история северного регионализма не ограничивается только временем революции и гражданской войны, лишь обострившим эту проблему.

Авторская исследовательская концепция состояла в применении различных научных подходов и методов при рассмотрении предмета исторического исследования. Вместе с тем, материалистическое понимание научной истины (при признании иного знания) позволило ограничить методологию исследования рамками рассмотрения общественного развития как естественноисторического процесса, определяющегося объективными с точки зрения науки закономерностями. При этом условии можно утверждать, что данное исследование основано на диалектическом подходе к изучению исторических явлений.

Концептуальный подход, связанный с перенесением современной трактовки регионализма на события исторического прошлого, оправдан при соблюдении необходимых требований к историческому исследованию. В этом контексте методологической основой является высказывание выдающегося русского историка С.М. Соловьева: «Не делить, не дробить русскую историю на отдельные части, периоды, но соединить их, следить преимущественно за связью явлений, за непосредственным преемством форм, не разделять начал, но рассматривать их во взаимодействии, стараться объяснить каждое явление из внутренних причин, прежде чем выделить из общей связи событий и подчинить внешнему влиянию»³⁶.

Исследование базируется на научных принципах историзма, достоверности, системности и диалога. Это позволяет анализировать исторические факты в неразрывно во времени и в связи с реальной исторической обстановкой революции, гражданской войны и интервенции. В этом контексте северный регионализм в 1917-1920 годах являлся следствием предшествующей истории России и Русского Севера. С другой стороны, нашел новое воплощение в годы НЭПа.

Автор рассматривает преимущественно проблемы политической истории, поэтому наряду с методами исторической науки: сравнительно- хронологическим, классификационным, проблемно-хронологическим, описательным, были использованы также методы других общественно- политических наук, которые используют категории регионализма.

Исследование регионализма связано с критическим осмыслением существующего понятийного аппарата (что является предметом самостоятельного раздела), предпосылок и подходов к интерпретации изучаемого материала. В этом его методологическое значение.

Источниковой базой настоящего исследования явился комплекс архивных и опубликованных документов, материалы периодической печати исследуемого периода, воспоминания участников и современников событий.

Основной массив архивных материалов по истории северного регионализма в годы революции и гражданской войны сосредоточен в архивах городов Москвы, Архангельска и Вологды.

В настоящем исследовании были использованы документы из архивных фондов государственных (в том числе советских) и партийных органов, земств и общественных организаций, органов северных государственных образований и личные коллекции. При этом работа велась с документами общегосударственного, губернского, уездного и даже волостного масштаба. Помимо решений, постановлений и протоколов особую ценность представляют стенографические и отчетные материалы, переписки и служебные записки, отражавшие весь накал политической борьбы на Севере, кроме того, газетные публикации и личные дела.

Стремление к исторической достоверности исследования обусловило необходимость работы с архивными материалами, содержащими документы органов центральной власти, правительства и отражающими характер взаимоотношений с местными структурами от Советов до земств. Это относится как к документам советских и большевистских органов, так и к материалам центров антибольшевистского движения. Основной массив этих документов находится в центральных государственных архивах.

Большая часть документов центральной власти собраны в Государственном архиве Российской Федерации (ГАРФ) в фондах р-393 «Народный комиссариат внутренних дел РСФСР (1917-1930 гг.)» и р-1318 «Народный комиссариат национальностей РСФСР (1917-1924 гг.)».

Значительный интерес при исследовании регионализма на Европейском Севере и процессов децентрализации представляют советские фонды Государственного архива Архангельской области (Г А АО). Более 200 дел содержит фонд р-272 «Архангельский Совет рабочих и солдатских депутатов и его исполнительный комитет (1917-1918 гг.)», еще богаче фонд р-352 «Архангельский губернский Совет рабочих, крестьянских и красноармейских депутатов и его исполнительный комитет (1918-1929 гг.)», в котором собрано свыше 1600 дел. Сведения об административно-территориальном делении Архангельской губернии и Северного областного союза, о мурманских событиях, переписку по вопросам управления и многое другое включает в себя фонд р-286 «Отдел управления Архангельского губернского исполнительного комитета (1918-1923 гг.)». Обработке были подвергнуты документы уездных, уездно-городских, городских Советов, содержащиеся в вышеназванных фондах.

Следует отметить, что находящиеся в этих фондах архивные документы принадлежат не только советским органам власти и управления, но здесь имеется большой пласт документов других властных структур и общественно-политических организаций, в том числе и соседних губерний. Это материалы продовольственных, военных и иных комитетов, ревкомов, чрезвычайных комиссий, оргбюро северо-восточного съезда, Целедфлота, Центромура, Мурманского краевого Совета и многих других.

В Государственном архиве Вологодской области (ГABO) подобные архивные материалы содержатся в фондах советских учреждений: фонд 585 «Вологодский губернский исполнительный комитете (1917-1929 гг.)», фонд 1557 «Объединенный исполнительный комитет г.Вологды и уезда (1918— 1994 гг.)» и фонд Зс «Вологодский губернский исполнительный комитет - материалы, переписка, телеграммы по вопросу о выделении Вологодской губернии из состава Северной области (1917-1919 гг.)».

Некоторые из документов, не принадлежащих Советам, собраны в отдельные фонды: фонд ГААО 2106 «Архангельский революционный комитет (1917-1918 гг.), фонд ГАВО 788 «Вологодский губернский временный комитет (1917 г.).

Для полноты исследования были использованы документы земских учреждений Архангельской (за 1917-1920 годы) и Вологодской губерний (за 1917-1918 годы), так как земства и их деятели принимали самое активное участие в региональных политических процессах на Русском Севере. Большая часть архивов губернских земств содержится в фонде 1865 ГААО «Архангельская губернская земская управа. (1917-1920 гг.)» и в фондах ГАВО 33 «Вологодское губернское земское собрание (1870-1917 гг.)» и 34 «Вологодская губернская земская управа (1870-1917 гг.).

Источниковая база исследования была бы не полной без обращения к документам истории антибольшевистского движения на Русском Севере. Значительное их количество содержится в фондах ГАРФ и отчасти в фондах ГААО.

В соответствии с предметом настоящего исследования основное внимание было сосредоточено на деятельности органов власти и управления Северной области. Такие документы собраны в 7 фондах Верховного Управления Северной области (ВУСО) и Временного правительства Северной области (ВПСО) Государственного архива РФ и 3 фондах Архангельского областного госархива. Это фонды ГАРФ: 16 «Канцелярия ВПСО (1918-1920 гг.)», 17 «Отдел иностранных дел ВПСО (1918-1920 гг.)», 18 «Отдел юстиции ВПСО (1918-1920 гг.)», р-3695 «Отдел внутренних дел ВУСО и ВПСО (1918-1920 гг.)»; фонды ГААО: 2834 «Генерал-губернатор ВПСО (1918-1919 гг.)», 2221 «Правительственный комитет ВПСО (19181919 гг.)», 1073 «Верховное управление Северной области и ВПСО (19181920 гг.)». Эти обширные материалы включают протоколы заседаний правительства и его отделов, переписку с центральным всероссийским правительством в Омске и с иностранными посольствами, документы по так называемому «мурманскому делу» и многие другие, позволяющие судить о степени регионализации Северной области.

Особый интерес представляют воспоминания и биографические документы русских эмигрантов - участников гражданской войны на Севере, собранные в Государственном архиве РФ в фонды р-5867 «Общество северян по сбору и изданию материалов о гражданской войне на Севере. Европейская часть России в 1918-1920 гг.» и р-5881 «Коллекция отдельных документов белоэмигрантов», из так называемой «пражской коллекции» русской эмиграции. Весьма полезными оказались документы, сосредоточенные в том же архиве в фонде 5805 «Фонд Н.В. Чайковского». В нем собраны записные книжки бессменного председателя северных правительств, переписка, его рукописные воспоминания, газетные статьи, конспекты речей, доклады помощников.

В общей сложности автором просмотрено и проанализировано свыше трехсот архивных дел из 23 фондов. Работа с архивными материалами позволила: во-первых, определить роль регионализма и его особенностей на Русском Севере в деятельности органов власти и управления, в принимаемых ими решениях: во-вторых, выяснить в какой степени регионализм являлся составной частью в идейной и общественно-политической борьбе на Севере, в-третьих, проанализировать практическое воплощение идей северного регионализма в событиях 1917-1920 годов. Работа с архивными документами, относящимися к российскому центру и нескольким северных губерниям и краям, позволила найти общие закономерности в истории северного регионализма с общероссийскими процессами в годы революции и гражданской войны.

Одну из самых интересных групп источников составляют воспоминания и мемуары. Прежде всего, это относится к опубликованным воспоминаниям участников антибольшевистского движения на Севере. Наиболее ценные из них собраны в сборниках «Белый Север. 1918-1920 гг.», «Белое дело. Летопись белой борьбы», ««Заброшенные в небытие. Интервенция на Русском Севере (1918-1919) глазами ее участников». Собранные в них материалы отражают личные переживания участников событий на Севере в 1917-1920 годах. Они весьма разнообразны по жанру, политической ориентации и сферам деятельности авторов, что позволяет проводить в ходе исследований внутренний анализ и, сопоставляя с архивными и иными документами, делать выводы о достоверности этих источников. С точки зрения предмета исследования наибольший интерес представляют воспоминания С.П. Мельгунова, В.И. Игнатьева, В.В. Марушевского, Е.К. Миллера. Уникальным для исследований белых режимов представляет сборник «Заброшенные в небытие. Интервенция на Русском Севере (19181919) глазами ее участников». В нем собраны переведенные на русский язык мемуары иностранных очевидцев и участников интервенции и гражданской войны на Русском Севере, документы из российских и зарубежных архивов, которые ранее были не доступны для широкого круга историков.

В целом воспоминания и мемуары, несмотря на встречающиеся хронологические и иные неточности, зачастую личную предвзятость в оценках стали необходимым дополнением к другим источникам, помогли в анализе и осмыслении поставленных проблем.

Особое место занимают материалы периодических изданий, журналов и газет, прежде всего выходивших на Севере в 1917-1920 годах. Северная печать публиковала в 1917-1920 годах большое количество аналитических материалов (в том числе крупных русских ученых, как например П.А. Сорокин), которые касались вопросов региональной политики на Севере. На их страницах разворачивались дискуссии о месте и роли Севера в российской государственности, печатались документы, которые не дошли до нас в подлинниках.

В общей сложности на основе сплошного просмотра автором использованы материалы двадцати шести центральных и региональных периодических изданий. Важность работы с ними для осмысления проблем северного регионализма в указанные годы обусловлена несколькими факторами. Во-первых, они содержат наиболее ценный материал, характеризующий идейную основу северного регионализма. Газеты, издаваемые официальными органами и принадлежащие различным партиям, позволяют судить о степени распространения идей регионализма во всех слоях северного общества, чего, к сожалению, не всегда позволяют сделать архивные документы. Они дают представление о позициях политических партий и их лидеров в отношении северного регионализма. Во-вторых, в силу объективных причин только в материалах газет и журналов сохранились сведения о многих важных событиях, имевших быть место на Севере в эти годы. Так, практически лишь несколько номеров двух северных изданий «Архангельск» и «Воля Севера» содержат документы и стенограммы северовосточного объединительного съезда, о котором практически не упоминается в архивных документах и отечественной литературе. Как указывалось выше, отсутствие в распоряжении ряда исследователей подобного рода документов приводило к искажениям фактов в истории Русского Севера и зачастую к поверхностным выводам. В-третьих, работа с газетами и журналами позволила детализировать события и способствовала новому восприятию в контексте регионализма даже широко известных фактов.

В целом привлеченный в настоящем исследовании источниковый материал, несмотря на разноплановый характер, является основой для решения поставленных задач. Достоверность исследования и обоснованности содержащихся в нем выводов и умозаключений обеспечивались тщательным отбором, сопоставлением, внутренней проверкой и критическим анализом источников (особенно вторичных источников, содержащих авторские интер пр етации).

Научная новизна исследования обусловлена самой постановкой проблемы, подходами к ее решению и полученными результатами. В диссертации сделана попытка решить практически неизученные ранее проблемы истории регионализма и политической децентрализации на Европейском Севере в 1917-1920 годах. Сложность работы, которая имеет предмет регионального масштаба, заключается в том, что в российской исторической науке не выработано единого мнения относительно понятийного аппарата исследуемой проблематики. В силу этого автор, используя накопленный в современной науке теоретический опыт, предлагает собственную содержательную трактовку основных понятий концепции регионализма. Наконец, сравнивая процессы на уровне региона и

в масштабах страны, выяснены общее и особенное в общественно- политической практике регионализма на Севере и дана его историческая оценка. Автор по-новому, в контексте регионализма попытался интерпретировать события революции и гражданской войны на Севере.

Современные процессы децентрализации власти и реформирование федеративных отношений в Российской Федерации позволяют найти широкое практическое применение результатам настоящего исследования. Представляется возможным использование их при подготовке нормативных документов, рекомендаций с целью учесть исторический опыт регионализма на Севере, в совершенствовании государственного и регионального управления и административной структуры (в том числе института федеральных округов) и укреплении федерализма в России.

Результаты проведенного исследования могут быть использованы при подготовке фундаментальных работ по истории Русского Севера и региональной политике на Севере. Они будут способствовать осмыслению проблем регионализма, его исторических корней и перспектив развития, на общероссийском уровне не только в контексте исторической науки, но и других общественных и гуманитарных наук.

1. Кедров М.С. За Советский Север. Л., 1927; Кедров М.С. Без большевистского руководства (Из истории интервенции на Мурмане). Л., 1930; ВетошкинМ.К. Революция и гражданская война на Севере. Вологда, 1927.

2. Владимирский М.Ф. Организация Советской власти на местах. М., 1921; ГурвичГ.С. Принципы автономизма и федерализма в советской системе. М., 1924; Рейснер М.А. Государство буржуазии и РСФСР. М., 1923.

3. Какурин Н.Е. Как сражалась революция. В 2 т. М., 1990. 2 т.

4. Минц И.И. Английская интервенция и северная контрреволюция. М.-Л., 1931. Он же. Эсеры в Архангельске // Пролетарская революция. 1926. № 11 (58). С.56-82.

1. Ленин В.И. Полное собрание сочинений. Т.37. С. 192.

⁶ Мельгунов С.П. Н.В. Чайковский в годы гражданской войны (Материалы для истории русской общественности 1917-1925 гг.). Париж, 1929; Деникин А.И. Очерки Русской Смуты. Т.З. Берлин, 1924. С.20-21.; Белый Север. 1918-1920 гг.: Мемуары и документы. Т.1. /Сост. В.И. Голдин. Архангельск, 1993.и др.

1. История Всесоюзной коммунистической партии (большевиков). Краткий курс. М., 1945. С.217.

2. Вихарев С.Р. Ленинский принцип демократического централизма во взаимоотношениях органов Советской власти в начальный период ее существования (октябрь 1917 - январь 1918) // Революция, государство и право. Минск, 1969. С.101.

3. Егорова Л.М. Об отношении местных Советов и центральной власти в предконституционный период (октябрь 1917 - июль 1918) // Московский педагогический институт. Ученые записки. № 286. М., 1967. С.85.

Городецкий E.H. Рождение Советского государства. 1917-1918. М., 1987; Морозов Б.М. Партия и Советы в Октябрьской революции. М., 1977; Гимпельсон Е.Г. Из истории строительства Советов. (Ноябрь 1917 г. - июль 1918 г.) М., 1958; Гимпельсон Е.Г. «Военный коммунизм»: политика, практика, идеология. М., 1973 и др.

¹⁰ Сенцов A.A. О формах руководства центральных органов РСФСР местными Советами (1918 г.) // Научные труды Кубанского университета. Вып. 170. Краснодар, 1973. С.67-77; Югай А.Ф. Провозглашение Российской Советской Социалистической Федерации и образование ее субъектов в первой половине 1918 г. //Саратовский юридический институт. Ученые записки. Вып. 9. Саратов, 1960. С.3-41; Болтенкова Л.Ф. Советское строительство и наркомвнутдел (1917-1918) // Проблемы государства и права на современном этапе. Вып.7. М., 1973. С.91-98; Семыкина Л.П. Деятельность НКВД по организации власти на местах // Моск. обл. пед. институт. Ученые записки. Т.266. М., 1971. С.69-82 и др. " Егорова Л.М. Указ. соч. С.85.

1. Серебрякова 3.Л. Областные объединения Советов России. Март 1917-декабрь 1918. М., 1977. С.5.

2. Городецкий E.H. Рождение Советского государства. 1917-1918. М., 1965; ЛепешкинА.И. Местные органы Советского государства (1917-1920 гг.) М., 1957; Он же. Советы - власть трудящихся. 1917-1926. М, 1966.

3. Парахонская Г.А. Крушение союза внешней и внутренней контрреволюции в годы гражданской войны и интервенции (На материалах Севера Европейской части СССР). Автореф. дис. ... канд. ист. наук. Калинин, 1987; Соловьев О.Ф. Великий Октябрь и его противники. О роли союза Антанты с внутренней контрреволюцией в развязывании иностранной интервенции и гражданской войны (октябрь 1917 - июль 1918). М., 1968. С.63.

4. Голдин В.И. Россия в гражданской войне. С. 13.

5. Там же. С.234.

6. Зимина В.Д. Белое движение и российская государственность в период гражданской войны. Волгоград, 1997.

7. Зимина В.Д. Белое движение и российская государственность в период гражданской войны. Автореф. дис. ... докт. ист. наук. Волгоград, 1998.

8. Голдин В.И. Интервенция и антибольшевистское движение на Русском Севере. 1918-1920. М.: Изд-во МГУ, 1993. С.180.

9. Там же. С.180.

10. Зимина В.Д. Белое движение и российская государственность в период гражданской войны. Волгоград, 1997. С. 406.

11. Голдин В.И. Время великой драмы и экспериментов. Северный регионализм в эпоху гражданской войны //Холодный дом России. Документы, исследования, размышления о региональных приоритетах Европейского Севера / Ред.-сост. С.И.Шубин. Архангельск, 1996. С.28^42; Goldin V.l. Northern-Russian regionalism: Historical experience and today's situation // Stat, religion, ethnisitet. TromsD, 1997. P. 549-555.

12. Голдин В.И. Время великой драмы и экспериментов. Северный регионализм в эпоху гражданской войны. С.28, 41.

13. Булатов В.Н. Русский Север. В 5 т. Архангельск, 1997-2002. 5 т.; Коротаев В.И. Русский Север в конце XIX - первой трети XX века. Проблемы модернизации и социальной экологии. Архангельск, 1998; Теребихин Н.М. Лукоморье (очерки религиозной теософии и маринистики Северной России). Архангельск, 1999 и др.

²³ Лукин Ю.Ф. История и экология, экономика в меняющейся России: взгляд из Архангельска. Архангельск, 2001; Шубин С.И. Северный край в истории России. Проблемы региональной и национальной политики в 1920-1930-е годы. Архангельск, 2000. С.7.; Репневский A.B. СССР- Норвегия: экономические отношения межвоенного двадцатилетия. Архангельск, 1998.

3. Алексеев В.В. Регионализм в России. Екатеринбург, 1999; Олех Л.Г. Регионализм и федерализм. Новосибирск, 1998; Журавлев В.В. Органы государственной власти сибирской контрреволюции (октябрь 1917 - ноябрь 1918 г.): от «автономной Сибири» к «возрожденной России» // Власть и общество в Сибири в XX веке. Вып.1. Новосибирск, 1997. С.3-30; Лончаков Ю.Г. Аграрная политика временных государственных образований в Сибири в 1918— 1919 гг. Автореф. дис. ... канд. ист. наук. Новосибирск, 1997; Рынков В.М. Экономическая политика контрреволюционных правительств Сибири, вторая половина 1918-1919 гг. Автореф. дис. ... канд. ист. наук. Новосибирск, 1998; ШиловскийМ.В. Сибирское областничество во второй половине XIX - начале XX веков. Автореф. дис. ... д. ист. наук. Новосибирск, 1992 и др.

4. Перейра Н.Г.О. Сибирь: политика и общество в гражданской войне (1917- осень 1922). М., 1996.; Pereira N.G.O. White Siberia: The Politics of Civil War. McGill Ouueen's University Press, 1995.

5. Karasik T.W. Revolution and Civil War in Arkhangelsk, 1917-1920/ University of California, 1999; Karasik T.W. Economics And Politics in Arkhangelsk During the Russian Civil War // Гражданская война в России и на Русском Севере: проблемы истории и историографии /Отв.ред. В.И. Голдин. Архангельск, 1999. С.69-81; Wood А. Die Vorgeschichte der Russischen Revolution: 1861 -1917. Mainz: Decaton-Verl., 1994.

6. Сквозь бури гражданской войны. «Круглый стол» историков. Архангельск, 1990; Россия, 1917: Взгляд сквозь годы. Сб. ст. / Отв. ред. В.И. Голдин. Архангельск, 1998; Гражданская война в России и на Русском Севере: проблемы истории и историографии / Отв.ред. В.И. Голдин. Архангельск, 1999; Региональная политика и проблемы развития Европейского Севера: взгляд их XX в XX век. / Отв. ред. С.И. Шубин. Архангельск, 1999.

Овсянкин Е.И. Огненная межа. Архангельск, 1997; ОвсянкинЕ.И. Архангельск: годы революции и военной интервенции. 1917-1920. Архангельск, 1987; Шумилов М.И. Октябрьская революция на Севере России. Петрозаводск, 1973; Зашихин А.Н. Об освещении интервенции в советской историографии (К проблеме взаимоотношения истории, идеологии и политики) // Народная культура Севера. Архангельск, 1991. С.63-65; ХанталинР.А. Октябрьская революция в судьбе А.П.Попова // Россия, 1917: Взгляд сквозь годы. Сб. ст. Архангельск, 1998. С.58-63.; Макаров H.A. Деятельность Н.В. Чайковского на Русском Севере в 1918-1919 гг. // Региональная политика и проблемы развития Европейского Севера: взгляд их XX в XX век / Отв. ред. С.И. Шубин. Архангельск, 1999. С. 198-204 и др.

1. Поморская энциклопедия. В 5 т. / Гл. ред. Н.П. Лаверов. T.I: История Архангельского Севера / Гл. ред. В.Н. Булатов; Сост. A.A. Куратов. Архангельск, 2001.

2. Герасименко Г.А. Земское самоуправление в России. М., 1990; Воронин A.B., Федоров П.В. Власть и самоуправление: Архангельская губерния в период революции (1917-1920 гг.). Мурманск. 2002; Осипов В.В. Земства Европейского Севера России в 1917-1920 гг. (на материалах Архангельской и Вологодской губерний). Автореф. дис. ... канд. ист. наук. Архангельск, 2000; Остроухов В.Е. Местные органы власти и управления России и их деятельность в марте 1917-марте 1918 гг. (На материалах Тульской губернии). Автореф. дис. ...

канд. ист. наук. М., 1997; Баданов В.Г. Земства на Европейском Севере России (1867-1920 гг.), Автореф. дис. ... канд. ист. наук. Петрозаводск, 1996.

^ь Ферин В.Р. Северные парторганизации в гражданской войне. Архангельск, 1939; Кедров М.С. Указ. соч.

1. Киселев А.А., Климов Ю.Н. Мурман в дни революции и гражданской войны. Мурманск, 1977.

2. Федоров П.В. Спорные вопросы в истории Мурмана. 1917-1997. Концепции, суждения, гипотезы. Мурманск, 1998. С.27.

3. Соловьев С.М. История России с древнейших времен. Кн. 1. М., 1959. С.55.

Теоретико-методологические основы исследования регионализма и политической децентрализации на Европейском Севере России в годы революции и гражданской войны

Реализуемые в современной России административная и федеральная реформы при укреплении властной вертикали неуклонно ведут к возрастанию роли российских регионов и утверждению принципов федерализма в российской политике. Вместе с этим объективно возрастает интерес к региональной истории и проблемам, связанным со взаимоотношениями общегосударственных и региональных центров. Более того, это является общемировой тенденцией. Свидетельством тому является тот факт, что XIX Всемирный конгресс исторических наук, состоявшийся в августе 2000 года в Норвегии, посвятил специальную сессию теме «Регионы и регионализация». В центре обсуждения конгресса оказались проблемы понятийного аппарата, историографии и методологии исследования, традиций и подходов к изучению этой темы и связанных с ней проблем исторической науки1. Иначе говоря, речь шла о новом направлении науки - регионалистики, в частности исторической регионалистики.

Регионалистика - это научное направление, предметом исследования которого являются региональные проблемы, рассматриваемые в комплексе содержания и методологии различных наук и научных дисциплин. Историческая регионалистика, в свою очередь, направлена на расширение данного комплексного научного подхода к изучению региона во временной (исторической) ретроспективе. Исследуемые в данной работе исторические проблемы регионализма на Европейском Севере России являются предметом изучения исторической регионалистики.

Большое методологическое значение для настоящего исследования сыграли выводы и размышления академика РАН В.В. Алексеева. В своей книге «Регионализм в России», анализируя его историю и специфику, он утверждает, что региональные проблемы, обусловленные «огромными масштабами территории, природно-климатическими, экономическими, национальными и конфессиональными разнообразиями» существовали всегда и сохраняют свою актуальность в том числе потому, что не были до конца решены в ходе революции 1917 года . Регионализм в России имеет очень глубокие корни, вплоть от эпохи средневековой раздробленности. Революции начала XX века лишь вывели эти проблемы на первый план.

Академик В.В. Алексеев констатирует, что проблемы регионализма очень слабо изучены: «чтобы изменить ситуацию российская регионалистика должна кардинально расширить поле научного поиска..., добиваться действительно комплексного подхода к исследовательской практике..., увеличения временного горизонта исследований3.

Другой новосибирский историк и политолог Л.Г. Олех отмечает, что «овладение процессами федерализма и регионализации требует внимательного изучения собственно российского исторического опыта»4. И в качестве такового он дает анализ «сибирского регионализма» в годы революции и гражданской войны. Вполне можно согласиться с мнением Л.Г. Олеха, что «в силу своей молодости концепция регионализма пока еще несовершенна». Не обработан язык этой концепции, критерии ряда параметров региональной политики и т.д.5.

В этой связи и в логике исторического исследования регионализма и политической децентрализации на Севере необходимо определить категории, используемые в настоящей работе. Прежде всего, к их числу относятся такие понятия, как «регион», «регионализм» и «регионализация».

В современной научной исторической и политологической литературе, среди российских и зарубежных ученых нет единого и универсального подхода к этим научным категориям.

Понятие «регион», от которого происходят производные «регионализм» и «регионализация», чаще всего используется для определения некоей территориальной целостности, наделенной особыми (или специфическими) признаками, но сугубо как часть другой, более широкой (или масштабной) территории. Так регионом называют и отдельную административную единицу и географический комплекс, иногда под регионом подразумевают целые части континентов и океанов (это более характерно для геополитики, например, Азиатско-Тихоокеанский регион). При этом только размеры региона, географические особенности не служат его определению как такового, равно как и политический статус, например, субъекта федерации.

A.B. Лабудин, современный исследователь территориального самоуправления и регионалистики, определяет пять характерных признаков региона: особое географическое положение, особая природная среда, особый состав населения, особая экономическая общность, административно- политическая обособленность6.

Главные различия в определении данного понятия строятся на выборе того или иного доминирующего признака. Часть авторов определяет регион как сугубо хозяйственно-экономическую общность, часть - как историко- культурную общность, в зависимости от непосредственного предмета изучения. Это, в конечном итоге, не может дать полностью объективного представления о проблеме, но тем не менее может являться вполне эффективным для исследования каких-либо конкретных проблем. В этом случае методологическое использование этой категории в исторической ретроспективе, на наш взгляд, должно в сущности соответствовать современному смыслу этого понятия, но применительно к специфике исторического исследования.

К числу наиболее общих определений можно отнести формулировку региона В.А. Хлопова, как «области, района, части страны, отличающейся от других областей совокупностью естественных и исторически сложившихся относительно устойчивых экономико-географических и иных особенностей, нередко сочетающихся с особенностями национального состава населения» . Привлекательным здесь является многомерность подходов рассмотрения региона, как части целого, в единстве всех его особенностей.

Однако универсальность и обобщенность такого толкования может не вполне соответствовать предмету исторического исследования, который, как правило, формулируется предельно конкретно. В силу этих обстоятельств следует отметить следующее: во-первых, на наш взгляд, наиболее удачное определение «региона» дал Ю.Ф. Лукин. Оно позволяет дать самое общее представление о понятии и в то же время избежать понимания его лишь в качестве «совокупности особенностей». «Регион - это устойчивое, историко- этническое образование, сформировавшееся естественным, эволюционным путем, в ходе развития социально-этнических, экономических и культурных связей и взаимодействия во всех сферах жизнедеятельности общества, имеющее свою специфику, природно-климатические и другие отличия от соседних пространств» . Во-вторых, необходимо согласиться с мнением И.М. Бусыгиной, что всегда необходимо «исходить из общего контекста той работы, в которой этот термин употребляется»9.

Политическая децентрализация на Севере в начальный период российской революции: от Февраля к Октябрю

Революция 1917 года нарушила существовавший государственный порядок в Российской империи и вызвала к жизни ряд новых для России явлений. В стороне от происходящих событий не остался и Русский Север. Перемены в положении северного региона в устройстве российской государственности, в организации местной власти и в ее взаимодействии с центральными органами стали необратимыми.

Известие о падении монархии было получено в Архангельской губернии 1 марта 1917 года, и уже 4 марта в городе Архангельске был учрежден Совет рабочих и солдатских депутатов. Первоначально фактическую власть в губернии сосредоточил Комитет общественной безопасности, созданный по инициативе Архангельского Совета из числа своих представителей и представителей общественных организаций и городского управления. 6 марта решением Всероссийского Временного правительства был назначен первый архангельский губернский комиссар (им стал городской голова В.В. Гувелякен), а вскоре - и уездные комиссары . Уже позднее, в апреле в Архангельской губернии при участии Комитета общественной безопасности и Архангельского Общества изучения Русского Севера были созданы еще два властных органа - Временный губернский комитет по подготовке условий для введения в губернии земского самоуправления и Временная губернская управа во главе с эсером М.Ф. Квятковским. В число задач Временного губернского комитета (ВГК), ставшего коллегиальным органом при правительственном комиссаре, относилось «все хозяйственное и административное управление губернии», а также организация земского и городского самоуправления в Архангельской губернии . Видный архангельский общественный деятель Н.В. Мефодиев писал в эти дни: «Наш родной край, так долго ждавший местного самоуправления, изнывавший в бессильной тоске по праву самому устраивать свою краевую жизнь, наконец, дождался дня, когда мечта начинает превращаться в жизнь»3.

Интересно, что в Архангельске, не имевшем опыта земского самоуправления, сразу возникают смелые идеи реформирования существующих принципов взаимоотношений центральной и местной властей. Определенные ожидания большей свободы и необходимость полного реформирования всего прежнего государственного управления, подкрепленные традициями Севера, заставляли архангельских общественных деятелей искать пути выхода в усилении местных, региональных начал в построении государственной жизни применительно ко всей России. Так, член президиума ВГК М.Я. Катель полагал, что разграничение сфер влияния

18 апреля 1917 года приказом министра внутренних дел Временного правительства архангельским губернским комиссаром был назначен управляющий местным управлением земледелия и государственных имугцеств Н.И. Беляев. между центральной и местной властью должно определяться сугубо местными нуждами .

В Вологодской губернии сразу же после Февральской революции Городской Думой Вологды по предложению эсера С.С. Маслова был образован Временный губернский комитет, который взял на себя всю полноту власти5. Его председателем стал лидер вологодских кадетов В.А. Кудрявый. В отличие от Архангельска, первоначально Советы были созданы на предприятиях, частично из которых 15 марта был образован Вологодский городской Совет рабочих депутатов .

Естественно, что после краха прежней власти от новых российских властей ожидались шаги по наделению губерний, уездов и волостей более широкими полномочиями. На это имелись свои объективные, политические и социально-экономические причины. Но и сами местные органы власти и их руководители почувствовали возможность «самостийности». Первые разногласия между центром в лице Временного правительства и местными органами, взявшими власть в губерниях, начались сразу с момента образования последних. Хотя почти все созданные губкомы и Советы политически поддержали Временное правительство, они все-таки не всегда соглашались с попытками правительства руководить губерниями без учета мнения выборных местных органов. Так, вологодский временный губернский комитет не согласился с указанием председателя правительства и министра внутренних дел князя Г.Е.Львова от 5 марта 1917 года о назначении губернскими и уездными правительственными комиссарами председателей земских управ. Стремясь отстоять выборный принцип власти и не допустить сохранение прежнего порядка назначения высших должностных лиц губернии из центра, члены губернского комитета заявляли о невозможности заменить организовавшийся комитет единоличной властью7.

В конце концов, в принятой резолюции говорилось: «... телеграмма Министра Внутренних Дел, требующая передачи высшей административной власти в губернии в единоличные руки председателя Губернской Земской

Управы, не соответствует ни интересам населения, ни интересам установившегося в Вологодской губернии общественного порядка и спокойствия. Необходимо, чтобы указанное постановление Министра Внутренних Дел в отношении Вологодской губернии было приспособлено к существованию здесь Губернского и Уездного Комитетов». До получения ответа центральной власти в губернском управлении был сохранен существующий порядок8.

В условиях неразрешенности вопроса о власти достаточно лояльно настроенное к губернским комитетам, земствам и городским думам Временное правительство, состоящее в большинстве с членов тех же партий, которые формировали новые местные органы, не решилось жестко настаивать на выполнении своих указаний. Временное правительство согласилось с кандидатурой В.А. Кудрявого, подтвердив его полномочия уже в статусе комиссара Вологодской губернии.

Помимо правительственных учреждений, земств, Советов, претендующих на местное управление, стали возникать различного рода общественные комитеты, союзы, совещания и т.п. Нарастающий экономический хаос, разрушение единого хозяйства страны и централизованной системы управления заставили эти местные структуры самостоятельно решать насущные проблемы населения. Наиболее злободневными для Севера были вопросы продовольственного и товарного обеспечения. Отношения с центральными властями после крушения прежней дореволюционной структуры становились все более прозрачными и нерегулярными, власть политическая и экономическая естественным образом переходила к местным, региональным структурам. Эта тенденция была повсеместной и требовала адекватных шагов со стороны центрального российского управления. Однако процесс организации новой власти шел крайне медленно.

Политическая борьба на Мурмане: от регионализма к сепаратизму

Крайние сепаратистские формы регионализм приобрел на Мурмане. Специфика политических событий здесь обуславливалась особым положением этого края. Это был единственный незамерзающий порт на Русском Севере. В годы первой мировой войны через него шел значительный приток военных грузов, а с 1915 года здесь почти постоянно находились военно-морские силы Великобритании, прибывшие по приглашению царского правительства для охраны северного побережья и обеспечения проводки грузовых судов. Роль военной администрации в связи с этим на Мурмане была значительна.

После свержения самодержавия военные моряки Мурманского укрепрайона и Мурманского отряда Флотилии Северного Ледовитого океана образовали центральный комитет (Центромур). Политическое влияние Центромура подкреплялось почти трехтысячным отрядом мурманских военных моряков74. Центромур был создан в марте 1917 года и подчинялся исполнительному комитету Флотилии Северного Ледовитого океана (Целедфлот) в Архангельске. С момента его создания в нем преобладало большинство, поддерживающее эсеровскую и меньшевистскую партии.

Помимо гражданских властей, образованных Временным правительством, в Мурманске сразу после Февральской революции был избран Совет рабочих и солдатских депутатов. После октябрьских событий в Петрограде власть перешла Временному военно-революционному комитету, который был учрежден 26 октября 1917 года на объединенном заседании президиумов Мурманского Совета, Центромура, Мурманского районного Совета депутатов Мурманской железной дороги. С его созданием согласился Главный начальник Мурманского укрепрайона и отряда судов (Главнамур) контр-адмирал К.Ф. Кетлинский. Это совместное совещание поддержало свержение в Петрограде Временного правительства и переход власти к Советам. В принятой резолюции была выражена уверенность, что «власть, всецело народная, даст дорогой Родине мир и истерзанному народу долгожданный покой»75.

Первоначально большевики имели значительную поддержку среди населения Мурмана, они даже получили почти две трети голосов на выборах в Учредительное собрание. В связи с этим их политическое влияние в Мурманском Совете было также велико. Поэтому уже в ноябре 1917 года им удалось добиться мирного перехода власти к Совету и роспуска Военно- революционного комитета. Даже после этого между Мурманским Советом, Центромуром и Главнамуром не возникло конфликта. Контр-адмирал К.Ф. Кетлинский лично проводил линию на сохранение компромисса между основными политическими силами края и на сотрудничество с центральным правительством, стремясь не допустить охватившего страну хаоса в управлении краем. В телеграмме в Архангельский губернский Совет крестьянских депутатов К.Ф. Кетлинский предупреждал: «Как ни сильна была местная революционная власть — без центральной власти жить невозможно... Паралич центрального управления угрожает все разрушить, нет денег, нет продовольствия... Это может стоит России развалом»76.

Однако ситуация стала сразу же меняться после неожиданного убийства 28 января 1918 года адмирала К.Ф.Кетлинского. Обстановка на Мурмане резко осложнилась и в силу внешнеполитических факторов. Во-первых, начавшаяся демобилизация солдат и матросов ослабила обороноспособность края перед германской военной угрозой. Во-вторых, ведение центральным правительством переговоров с Германией ухудшило взаимоотношения с бывшими союзниками. Державы Антанты начали стремительно свертывать поставки продовольствия и других необходимых товаров на Мурмане, который почти полностью зависел от союзнического снабжения. Зависимость эта по мере ослабления связей с российским и архангельским центром и нарастающего всеобщего кризиса экономики страны только нарастала. В силу этих обстоятельств мурманским властям приходилось особое внимание уделять вопросам внешней политики (прежде всего, отношениям с бывшими союзниками) и здесь наметились их существенные разногласия с политическим курсом центрального советского правительства.

Сложность ситуации попытались использовать противоборствующие политические силы, которые во многом сдерживались авторитетом погибшего контр-адмирала. 30 января 1918 года в Мурманске при посредничестве британского консула Т.Х. Холла состоялась тайная встреча руководства Главнамура в лице начальника штаба Г.М. Веселаго и начальника военно-сухопутного отдела генерала Н.И. Звегинцева с командующим английскими военными силами на Мурмане контр-адмиралом Т.У. Кемпом. В ходе разговора была обсуждена политическая ситуация в крае, и впервые была высказана мысль о целесообразности постепенного обособления от большевистского российского центра и реорганизации власти на Мурмане. Такие планы были горячо поддержаны англичанами, которые и ранее неоднократно высказывались в пользу целого ряда автономистских и сепаратистских проектов обособления Севера, о чем говорилось в предыдущей главе. Особую роль в вынашивании планов отделения Мурмана от Советской России играл Г.М. Веселаго, установивший личные контакты с представителями союзников и рядом антибольшевистских организаций, однако до поры скрывавший свои истинные политические цели. О состоявшемся секретном разговоре были уведомлены другие союзные представители в Мурманске .

В связи с убийством К.Ф. Кетлинского возросла роль местного Совета в вопросах военного управления на Мурмане. Главнамур был реорганизован. 14 февраля 1918 года исполком Мурманского Совета принял решение об учреждении Народной коллегии Мурманского укрепрайона в составе бывшего Главнамура, Мурманского Совета, Центромура и Совжелдора. Вместо штаба Главнамура было создано пять отделов. Ключевые из них возглавили бывшие руководители Главнамура Г.М. Веселаго, ставший заведующим делами коллегии, и Н.И. Звегинцев, возглавивший военный отдел. В Народную коллегию вошли от Мурманского Совета товарищ председателя исполкома A.M. Юрьев, от Центромура его председатель М.А. Ляуданский и от Совжелдора И. Лукьянов.

Регионализм в условиях антибольшевистского режима Северной области

История антибольшевистского движения всегда привлекала внимание советских и российских историков. Однако в центре внимания находились события, связанные с ведением военных действий, взаимоотношения с интервентами и политическая борьба. Только в последнее десятилетие стала складываться историография, ставящая целью комплексное рассмотрение альтернатив большевистскому государству в постреволюционной России.

Немаловажное место в этом занимают вопросы регионализма, взаимоотношений основных политических центров антибольшевистского движения, строительства органов власти и управления.

В осмыслении идей и политической практики северного регионализма в годы гражданской войны и союзнической интервенции особое место занимает история региональной антибольшевистской модели государственного устройства, воплотившаяся в существовании на Русском Севере с августа 1918 года по февраль 1920 года Северной области с центром в Архангельске.

После событий на Мурмане и его фактического отделения от Советской России вероятность перерастания политической борьбы на Севере в фазу вооруженного противостояния резко возросла. 2 августа 1918 года в Архангельске произошел антисоветский переворот, поддержанный вооруженными силами стран Антанты.

Первой и неотложной проблемой пришедших к власти политических сил стало государственное оформление политического режима, сменившего Советскую власть в Архангельске. В августе 1918 года в общероссийском масштабе эта проблема не была решена. Отсутствовал единый центр власти, общепризнанный всеми региональными антисоветскими правительствами, всеми политическими и военными силами антибольшевистского движения, а также иностранными государствами. Значительная часть антибольшевистского лагеря, представленная социалистическими и демократическими силами, единственно законной и легитимной властью признавала Всероссийское Учредительное собрание, распущенное большевиками в ноябре 1917 года. На данном этапе именно лозунг «Вся власть Учредительному собранию!» стал наиболее популярным и консолидирующим антибольшевистское движение.

Большинство среди избранных депутатов Учредительного собрания составляли представители умеренных социалистических партий. Возникший 8 июня 1918 года в Самаре Комитет Учредительного собрания (Комуч) собрал около сотни бывших депутатов и провозгласил себя верховной властью России, действующей временно от имени Учредительного собрания. Эсеровский характер Комуча был весьма привлекателен и для союзных держав, опасавшихся излишнего радикализма правых сил.

Пришедшие к власти на Севере политические силы в основном были представлены также членами партии социалистов-революционеров, а возглавлял его народный социалист. В силу этого, образованное 2 августа Верховное Управление Северной области (ВУСО), провозгласило своей политической целью «во имя спасения Родины и завоеваний революции» восстановление попранной демократии в России и свою суверенную власть в Северной области, созданной на освобожденной от Советов территории. ВУСО формально не признало Комуч в качестве высшей власти, однако было полностью солидарно с ним в политических целях и видело своей задачей на Севере России подготовку к объединению страны и образованию общероссийского демократического правительства. Как было заявлено в воззвании «К гражданам Архангельска и Архангельской губернии» члены ВУСО «вынуждены в настоящий переходный период принять на себя Верховную власть в Северном крае»43.

Отметим две характеристики возникновения антибольшевистской власти на Севере. Во-первых, ее создание прошло по общей в 1918 году для всех других российских территорий схеме: руководящее ядро составили члены Учредительного собрания. Среди девяти членов Верховного Управления семь были избранными депутатами Учредительного собрания. Во-вторых, новая власть четко, как это было возможно в существующих условиях, определила территориальные рамки Северной области. И это весьма примечательно, так как практически ни одно другое созданное правительство в России, как правило, официально не обозначало свои границы (за исключением сибирского). По сути, Верховное Управление провозгласило свой суверенитет на территории Севера, хотя и временно, до создания общероссийского правительства.

В Северную область должны были войти Архангельская, Вологодская, Олонецкая, Вятская и Новгородская губернии. Рассматривался вопрос о включении Ярославской и Костромской губерний44. В состав ВУСО были включены представители трех губерний: Архангельской, Вологодской и Новгородской. Таким образом, территория этого планируемого нового образования должна была повторить границы северо-восточного объединения, провозглашенного в Архангельске в декабре 1917 года.

Следует отметить, что обе эти попытки осуществлялись представителями эсеров. Неслучайно, что организационно-исполнительное бюро северо-восточного областного съезда, к регионализму которого с крайним недоверием относились большевики и которое подвергалось в последние месяцы существования Советской власти всяческим гонениям, и было закрыто 17 июля, продолжило работу в первое время при власти ВУСО. Оно возглавлялось представителем вологодского земства, членом президиума декабрьского съезда 1917 годаП.П. Капустиным. Сведений о его деятельности сохранилось немного. Известно, что в ноябре Временное правительство Северной области рассмотрело вопрос о работе этого бюро и заслушало доклад П.П. Капустина. Однако свое окончательное решение ВПСО не вынесло и отложило рассмотрение вопроса об экономическом объединении губерний, как теперь настаивали члены бюро, на время воссоединения с остальной Россией45. Видимо, в конце лета 1919 года бюро северо-восточного съезда прекратило свое существование46.

Похожие диссертации на Регионализм и политическая децентрализация на Европейском Севере России в годы революции и гражданской войны. 1917-1920



Изучение Революции 1917 года и гражданской войны в Карело-Мурманском регионе в системе историко-партийных учреждений 1920-1930-х годовТерещенков, Леонид Евгеньевич



Казачество России в период революций 1917 года и на начальном этапе гражданской войныТрут Владимир Петрович



Русские войска во Франции в годы Первой мировой войны (1916-1918)Чиняков Максим Константинович



Социальные процессы в российском губернском городе в условиях революции и Гражданской войны: 1917 - 1920 гг. : на материалах Центрального промышленного районаФедоров Алексей Николаевич



Революция и гражданская война в Терской области (февраль 1917 - апрель 1920 гг.) : на материалах Хасав-Юртовского округа и Кизлярского отделаДжамбулатов Руслан Темирсултанович



Власти и образование на Южном Урале накануне, в период революций 1917 года и гражданской войны Губскова Галина Геннадьевна



Индивидуальное крестьянское хозяйство Курской губернии в годы революций и гражданской войны (1917 г. - весна 1921 г.) Колупаев Андрей Анатольевич



Казачество Урала в период революций 1917 года и гражданской войны : Военно-политическая деятельность и государственное строительствоМамонов Юрий Владимирович



Левый экстремизм на флоте в период революции 1917 года и гражданской войны : февраль 1917 - март 1921 гг.Елизаров Михаил Александрович



Вузовская интеллигенция города Томска в годы революции и Гражданской войны, февраль 1917 - конец 1919 гг.Михеенков Егор Геннадьевич