Содержание к диссертации
Введение
Глава 1 . Положение основных социальных групп населения Енисейской и Иркутской губерний в годы нэпа 32
1.1. Рабочий класс: методы социального регулирования трудовых отношений и средства мотивации производительности труда пролетариата 32
1.2. «Крестьянский вопрос» в социальной политике нэпа 65
Глава 2. Приоритетные направления социальной политики в годы нэпа 101
2.1 .Реализация задач в сфере народного образования 101
2.2. 3доровье общества: социально-бытовая проблема 1920-х гг 135
2.3.Социальная защита трудящихся, нетрудоспособных и сирот в период новой экономической политики 172
2.4. Рынок труда: неразрешимость проблемы безработицы в годы нэпа 214
Заключение 249
Библиографическое описание 254
Приложение 276
- Рабочий класс: методы социального регулирования трудовых отношений и средства мотивации производительности труда пролетариата
- «Крестьянский вопрос» в социальной политике нэпа
- 3доровье общества: социально-бытовая проблема 1920-х гг
- Рынок труда: неразрешимость проблемы безработицы в годы нэпа
Рабочий класс: методы социального регулирования трудовых отношений и средства мотивации производительности труда пролетариата
На протяжении всего исследуемого периода социально-экономической основой в рамках большевистской идеологии являлась «рабоче-крестьянская смычка», от прочности которой и степени поддержки зависело сохранение существующей власти. Поэтому социальная политика Советского государства была ориентирована, главным образом, на управление процессами в двух основных классах. На рабочих и крестьян была ориентированна социальная политика государства в 1920-х гг., в рамках классового подхода из поля деятельности социальной заботы государства практически выпадали нэпманы, деятели духовной сферы и лица, лишенные избирательных прав. Несмотря на количественное доминирование крестьянства над рабочими (в Иркутской губернии сельские жители составляли 78,9%, в Енисейской губерний - 87,9%), рабочая составляющая социальной политики была поставлена на первое место, поскольку власть отдавала приоритет отношениям с рабочими, независимо от их реального места в социальной структуре страны и отдельных её регионов.
К 1921 г. Советская Россия оказалась в состоянии глубокого экономического и политического кризиса. Трудящиеся, главная опора Советской власти перестали воспринимать политику «военного коммунизма». Принудительный труд и уравнительное распределение в сфере трудовых отношений быстро показали свою экономическую несостоятельность и вызвали протест со стороны населения. В городах пассивными формами протеста стали прогулы, невыполнение плановых заданий - то, что пропаганда называла случаями трудового саботажа. Активными формами были забастовки с выдвижением экономических требований и дезертирство трудмобилизованных.
Наиболее важными промышленными предприятиями в Иркутской губернии были: Ленские золотопромышленные прииски, Черемховские каменноугольные копи, крупные по тому времени солеваренный и кожевенный заводы в Усолье, фарфорофаянсовая фабрика в Хайте, Тельминская суконная фабрика, несколько винокуренных заводов и мелкие фабрики пищевой и легкой промышленности.
В Енисейской губернии на начало 1921 г. числилось 289 предприятий, но в дальнейшем значительное число предприятий было закрыто, в их число попали и довольно крупные: пимокатный завод в г. Красноярске, кожзаводы в г. Канске и г. Енисейске, винный трест, представленный двумя винокуренными заводами. Единственный в своем роде Абаканский завод, который мог стать поставщиком чугуна и железа для всей Сибири, сильно обветшал. Медные рудники «Юлия» и «Улень» были закрыты из-за отсутствия экспорта меди за границу. В Минусинском уезде существовала группа мелких солеваренных заводов. Крупный Красноярский стекольный завод «Памяти 13-ти борцов» после пожара в 1922 г. потерял почти все производство, и в течение периода нэпа пытался восстановить свой потенциал. К апрелю 1923 г. в г. Красноярске осталось 27 предприятий, по губернии - 59і. В основном Енисейская губерния располагала предприятиями пищевой промышленности.
После проведения административно-территориальной реформы 1925/1926 г. вся промышленность губерний сосредоточилась в Иркутском и Красноярском округах. Рабочие сельскохозяйственной, транспортной, строительной, фабрично-заводской, кустарно-ремесленной и других отраслей промышленности численно преобладали в этих округах (См. приложение №1). Тулунский, Киренский и Хакасский округа были, в основном, сельскохозяйственными.
Как отмечал заместитель председателя СНК СССР Л.Б. Каменев, в начале 1921 г. в экономике страны было характерным «замирание сельского хозяйства, паралич нашей кровеносной системы - транспорта - и на этой почве кризис экономический, кризис политический, кризис недоверия, кризис трения между крестьянством и рабочей властью, нарастание элементов недовольства и смуты, даже в рабочем классе» .
В таких условиях первоочередной задачей, стоящей перед руководством страны, стало возрождение производства и поиски компромисса во взаимоотношениях с рабочим классом, но после многих лет трудностей добиться проявлений трудового героизма было нелегко. В результате резкой смены экономического курса трудовые отношения были переориентированы с административно-командных методов на методы материального и морального стимулирования работников, эти средства воздействия на «трудовое сознание» пролетариата составили основу социальной политики 1920-х гг. Исключительное внимание, уделявшееся обеспечению социальной защиты лишь определенной категории населения, -рабочих - имело под собой глубокое идеологическое обоснование.
Еще до поворотных событий 1917 г. российским законодательством предусматривалась социальная забота о трудящихся. В период нэпа она реализовывалась через деятельность комиссий по улучшению быта рабочих, которые создавались на основе специальной резолюции «Об улучшении положения рабочих и нуждающихся крестьян», принятой 16 марта 1921 г. на X съезде РКП (б). Резолюция призывала в кратчайший срок обеспечить, по крайней мере, «для рабочих важнейших центров республики, такой паек, такие условия жизни, которые действительно были бы для них стимулом оставаться на фабриках и заводах»". Вторая сессия ВЦИК VIII созыва 20 марта 1921 г. приняла «Положение о центральной и местных комиссиях по улучшению быта рабочего населения». В задачи комиссий входило изыскание средств материального снабжения рабочих, руководство деятельностью местных комиссий, улучшение работы учреждений, обслуживающих рабочее население. В целом, комиссии по улучшению быта рабочих создавались и функционировали как органы, призванные обеспечить экстренную социальную защиту.
По мере проведения структурной перестройки экономики эти задачи стал выполнять орган, непосредственно связанный со сферой труда -Народный комиссариат труда (НКТ). Одновременно с реформированием структуры НКТ в течение 1920-х гг., происходил процесс конструирования местных органов труда. Были созданы отделы труда, которые входили в состав исполкомов Советов, и подчинялись Наркомату труда РСФСР. Создание таких отделов в Иркутске и в Красноярске произошло в 1922 г.
Помимо приобретения НКТ функций государственного посредника при разрешении трудовых конфликтов постепенно, в течение 1922 г., к Наркомтруда перешел и ряд других социальных функций: осуществление охраны труда, государственное нормирование заработной платы, регулирование рынка труда путем создания бирж труда, проведения социального страхования трудящихся. Передача НКТ государственных функций охраны труда произошла на основании постановления ВІДИК и СНК от 13 апреля 1922 г. Параллельно с созданием системы отраслевого управления шла активная правотворческая деятельность в сфере труда. Уделяя огромное значение вопросам социальной стабильности пролетариата, большевики стремились убедить рабочий класс, что при Советской власти интересы рабочих имеют для партии первостепенное значение. При решении социальных проблем рабочего населения главным стало воздействие на массы через методы материального стимулирования, то есть первостепенное значение приобретал вопрос заработной платы.
«Крестьянский вопрос» в социальной политике нэпа
Енисейская и Иркутская губернии в 1920-е гг. в экономическом отношении были сельскохозяйственными регионами. Согласно переписи 1920 г.1, то есть на начало нэпа, в Иркутской губернии сельское население составляло - 78,9%, в Енисейской - 87,9%2. Конечно, эти цифры представляют во многом условный, и даже ситуативный показатель, так как в период нэпа формирование относительно четкой и стабильной социальной структуры проходило в сложных условиях. Это было обусловлено не только «новизной» самого периода, но и миграционными процессами, связанными с невыносимыми условиями жизни людей либо в городе, либо в деревне; отсутствием экономической стабильности, которая порождала большое количество маргинальных слоев и вела к смене социальных статусов.
Введение новой экономической политики началось с сельского хозяйства, первым шагом в этом направлении стал декрет ВЦИК от 21 марта 1921 г. «О замене продовольственной и сырьевой разверстки натуральным налогом»3. Первостепенное внимание в этот период уделялось именно деревне. Согласно декрету, налог устанавливался до посевной кампании, не мог изменяться в течение года и был в два раза меньше разверстки. После выполнения государственных поставок разрешалась свободная торговля продуктами своего хозяйства. Позже все виды натурального налогообложения в деревне были заменены единым сельскохозяйственным налогом в денежной форме, что, разумеется, было выгодно крестьянину, так как позволяло по собственному усмотрению маневрировать севооборотом и определять направления развития своего хозяйства.
Следующий шаг по отношению к деревне был сделан в октябре 1922 г., когда ВЦИК утвердил новый Земельный кодекс4, разрешавший аренду земли и наемный труд в деревне, запрещенные декретом о Земле 1917 г. Прекратилось насильственное насаждение коммун, что позволило укрепиться в деревне частному, мелкотоварному сектору. Но земля осталась в собственности государства, поэтому процедуры купли-продажи, завещания, дарения, залога земли, как и прежде, были запрещены.
Главным направлением социальной политики на селе стала забота о беднейшем крестьянстве. Внимание государства к «крестьянскому вопросу» в период нэпа было связано с необходимостью восстановления сельского хозяйства. Новая экономическая политика создала предпосылки для изменения социальной структуры села, хотя определение ее структурных элементов в течение 1920-х гг. не раз менялось, осложняясь степенью понимания «свободы хозяйственной деятельности». В то же время, этот момент был чрезвычайно важен, так как именно на основе принадлежности крестьянина к той или иной группе можно было рассчитывать на заботу государства. В условиях рыночных отношений произошло разделение населения на группы просто нуждающихся и очень нуждающихся селян. Социально ориентированные меры осуществлялись в четком соответствии с классовым подходом.
Основой для выработки классовой политики в деревне в области налогового законодательства, кредитной и кооперативной политики, землеустройства и машиноснабжения служили данные статистических переписей и обследований. Однако из-за быстрого, динамичного развития села в условиях нэпа они запаздывали и были противоречивы. Это затрудняло применение полученных сведений для определения групп крестьянства. На селе не так отчетливо и ясно, как в городе проявлялись классовые признаки. В сибирской деревне «чистые» пролетарии, как и «чистые» буржуа встречались довольно редко. Так, например, в Енисейской губернии в 1924/25 г. 40% крестьянских дворов были бедняцкими, 56% -середняцкими, 3% - кулацкими1. Но если сельских пролетариев можно было определить по отсутствию у них собственного хозяйства, то разграничение середняков, зажиточных и кулаков без определенных критериев было затруднено.
В практической работе союзные органы к определению групп крестьянства подходили по-разному: часть организаций подразделяло крестьянство на три группы, часть на четыре. Трехгруппное деление: середняк, бедняк, зажиточный. Четырехгруппное - середняк, бедняк, зажиточный и кулак. При этом учитывались следующие факторы: посев, скот, количество едоков, использование наемного труда, наличие сельскохозяйственного инвентаря, побочные заработки, аренда земли. Иркутский сельский райком в 1925/26 г. при делении крестьян на группы (бедняков, середняков, зажиточных, кулаков) подходил следующим образом.
В разряд кулаков попадали все хозяйства с применением постоянных наемных рабочих (1-2 человека), временно занимавшиеся торговлей, подрядами, имевшие мельницу, крупорушку. В кулаки зачислялись все хозяйства, живущие на «нетрудовые» доходы от ростовщичества и перепродаж.
К зажиточным относились хозяйства, имевшие доход от земли, скота, специальных промыслов (пчеловодство, охота), имевшие наемных рабочих, но не более двух постоянных. В тоже время члены семьи (3-4 трудоспособных) должны были работать наравне с наемными. Эта категория крестьянского населения обрабатывала свою землю машинным способом или имела для этой цели 3-4 лошади, а так же 3-5 голов рогатого скота и до 12 десятин посева.
И к зажиточным, и к кулацким хозяйствам предъявлялось требование обязательного заключения трудового договора с наемным работником (согласно «Временных правил об условиях применения подсобного наемного труда в крестьянских хозяйствах трудового типа», принятых на апрельском пленуме ЦК РКП (б) в 1925 г.1), при этом наниматель должен был отчислять в Союз батраков 2-3%, своевременно выплачивать зарплату, спецодежду.
Государство отчасти не могло, а отчасти и не стремилось охватить заботой все сельское население, поэтому из поля деятельности социальной защиты в целом выпали кулаки и зажиточные крестьяне. Сотрудниками ОГПУ были зафиксированы следующие настроения зажиточной части крестьян: «Что вы нас делите на бедняков и середняков. То равняли, а теперь какое-то расслоение проводите. Да, вам бедняка никогда не поднять, у него голова плохо работает, а вы его заставляете, он, как был бедняк, так и пропадет»2.
С 1926 г. по отношению к зажиточной и кулацкой части населения начинает проводиться более жесткая политика. 4 ноября 1926 г. вышло постановление ВЦИК, а следом и «Инструкция о выборах», в которых определялся как круг избирателей, так и круг лиц, лишенных избирательных прав . Так, в число «лишенцев» попадали те, кто использовал наемный труд, имел мельницу, крупорушку, маслобойню и сдавал в аренду скот или сельскохозяйственные машины. Вот как отреагировал на происходящее крестьянин с. Усть-Кут Яковлев И.З., лишенный избирательных прав: «Война уже начинается и в центре идет мобилизация до 45 лет, [в 1926/1927 гг. впервые за послевоенное время проходил воинский переучет, шло слияние Советов ОСО и Авиахима, проводились курсы стрелковых инструкторов, в этой атмосфере среди населения ходили упорные слухе о неизбежности войны - И.О.] вы, товарищи, не робейте, мы скоро с коммунистами разберемся. Я сам первый отомщу за то, что меня лишили права голоса и перестреляю всех товарищей» .
В целом, лишение избирательных прав граждан страны по экономическим, социальным, политическим мотивам, как одна из чрезвычайных мер воздействия, затронула значительную часть населения. На селе число «лишенцев» обычно увеличивалось за счет кулаков, их детей и административно-ссыльных. Например, в 1926/27 г. в Киренском округе в числе «лишенцев» был 181 человек, в 1927/28 г. - 8141. По Красноярскому округу к началу 1927 г. было лишено избирательных прав 6 981 человек, в течение 1927 г. были пересмотрены все дела и к октябрю того же года 476 человек были восстановлены в правах .
Земельный Кодекс от 15 декабря 1926 г. запрещал аренду земли для зажиточных и ограничивал ее для всех остальных. Постановлением СНК от 21 мая 1929 г. определялись признаки кулацкого хозяйства - наличие машин с двигателем, мельницы, использование наемного труда и пр.3 В том же году были введены твердые задания на хозяйства зажиточных крестьян. Отказ от заданий карался уголовным наказанием, а невыполнение его вело к уплате штрафа в пятикратном размере или продаже имущества с торгов. Тогда же был принят закон «Об оказании помощи лицам, пострадавшим от кулацкого насилия» .
3доровье общества: социально-бытовая проблема 1920-х гг
В начале 1920-х гг. перед молодым Советским государством, наряду с экономическими и политическими проблемами, вставало множество трудностей социально-бытового характера. Подорванное здоровье населения за годы гражданской войны, голода и разрухи превратили проблему обеспечения медицинскими услугами граждан в одну из острейших. Ее решение, в первую очередь, было необходимым условием в деле наметившегося восстановления народного хозяйства. Сокращение численности трудоспособного населения на фоне разрушенной экономики ставило под угрозу попытку большевиков в кратчайшие сроки построить «новое» общество.
Большую опасность для здоровья населения представляли эпидемические заболевания (тиф, холера, дизентерия, скарлатина и др.), а так же социальные болезни (малярия, сифилис, туберкулез, трахома), искоренение которых требовало не только медикаментозного вмешательства, но и проведения ряда социальных мероприятий. Поэтому здоровье граждан Советской республики стало делом государственной важности. О том, что большевистское руководство еще в 1919 г. осознавало всю важность выполнения государством этой функций, свидетельствуют пункты программы РКП (б) в области охраны народного здоровья: «...1) решительное проведение широких санитарных мероприятий в интересах трудящихся; 2) борьба с социальными болезнями; 3) обеспечение общедоступной, бесплатной и квалифицированной лечебной и лекарственной помощи...1».
Административными органами, на которые возлагалось решение медико-социальных задач, стали отделы здравоохранения, входившие в состав губернских и уездных, (позднее окружных и районных) исполкомов. Основными направлениями в работе отделов здравоохранения в социальной сфере в период нэпа стало:
1. Создание сети лечебных учреждений;
2. Борьба с социальными и инфекционными болезнями;
3. Охрана материнства и младенчества;
4. Охрана здоровья детей и подростков.
Сильнейший удар по здоровью населения нанесли неизбежные спутники войны и голода - эпидемические заболевания, которые поразили регион в начале 1920-х гг. Только за первое полугодие 1921 г. в Иркутской губернии был зарегистрирован 12 821 инфекционный больной, из них сыпным тифом заболело 4 812 человек, или около 40% от общего числа, ветряной оспой - 3 813, возвратным тифом - 786, брюшным тифом - 683 и дизентерией - 281 человек . За февраль и март 1921 г. в Енисейской губернии были зафиксированы 749 случаев брюшного тифа, 224 - возвратного, 153 -скарлатины, 75 - дифтерии, 45 - дизентерии, 75 - кори". Все это осложнялось практическим отсутствием медико-санитарной сети в регионе.
Многие лазареты и больницы за годы войны пришли в негодность. В Иркутской губернии на 1 января 1921 г. действовало 11 больниц, способных разместить лишь 2 000 человек , что в условиях масштабных заражений делало деятельность этих больниц малоэффективной. Сеть медицинских учреждений по Иркутской губернии на начало периода нэпа была представлена следующими учреждениями: 1 фельдшерско-акушерская школа, 1 центральная бактериологическая станция, 1 школьный лазарет на 75 детей, 8 изоляторов при крупных приютах и интернатах, 2 дома матери и ребенка в г. Иркутске и 6 по уездам, 4 детских консультации при яслях в г. Иркутске и 100 по в губернии4. Стоит отметить то, что не все они работали в полном объеме. Многие из них были в непригодном состоянии, во многих не хватало медицинского персонала.
Новая экономическая политика внесла свои коррективы в создание медико-санитарной сети. Установление твердого государственного бюджета, утверждение государственного плана снабжения материальными, денежными и продовольственными ресурсами не могло не повлиять на положение местного здравоохранения. Остро встал вопрос относительно материального содержания медицинских учреждений, так как установленный жесткий бюджет Наркоматов мог обслужить только часть учреждений, состоящих на госбюджете, то наибольшие расходы ложились на совершенно неподготовленные местные бюджеты. Законодательно это было закреплено несколькими декретами ВЦИК и СНК, вышедшими в 1921 г., которыми утверждался принцип покрытия местных расходов местными же средствами . Следствием таких перемен стало сокращение сети учреждений, плохо продуманное и отнюдь не приводящее к улучшению состояния тех немногих оставшихся.
В 1924 г. Иркутский городской Совет рабочих и красноармейских депутатов выделил на ремонтные работы больниц - 27 847 руб., муниципальных домов - 64 353 руб., на восстановление разрушенных домов - 13 027 руб. Необходимость открытие новых больниц, особенно в уездах, повышало доступность медицинских услуг для сельского населения. Это, в частности, проявлялось и в таком обобщающем показателе, которым постоянно оперировали органы здравоохранения, как количество населения, приходящегося на одну больничную койку.
К концу 1924 г. в Сибири из общего числа 245 больниц (6 833 коек) на города приходилось 3 916 коек, то есть городские больничные койки составляли 57,3%. Одна больница в городе приходилась приблизительно на 9 713, в селах - на 38 449 человек, 1 койка в городах - на 190 человек, в селах -в среднем на 2 346. Из всех сибирских губерний в Енисейской губернии этот показатель был самым прогрессивным, то есть 1 койка на 1 874 человек сельского населения, в Енисейской губернии было и наибольшее число участковых больниц1.
На все города Сибирского края приходилось 92 амбулатории, то есть 1 амбулатория на 8 026 человек, в сельской местности существовало 213 амбулаторий и 390 фельдшерских пунктов, то есть на 1 врачебную амбулаторию - 32 131 человек. В этом отношении Иркутская губерния выглядела значительно лучше остальных, в ней на 1 городскую амбулаторию приходилось 5 576 человек, на 1 сельскую - 21 0742. Тем не менее, резкая разница между городом и деревней была слишком очевидна, а это значит, что сельское население было практически не обеспечено медицинской помощью.
Руководство Сибири было серьезно обеспокоено сложившимся положением в народном здравоохранении края, в этой связи важным фактом, особенно в рамках данного исследования, стало то, что руководство Сибкрая предприняло попытку внедрения первой социальной программы местного уровня. Краевое начальство в 1924/25 г., накануне административно-территориальной реформы, выражало опасения, что «некоторые районы останутся без всякой медицинской помощи, многие районные центры, к которым будет тяготеть население района не будут иметь своих лечебных заведений» . В таких условиях был предложен, а после и утвержден единый общесибирский план строительства сельской сети здравоохранения, рассчитанный на ряд лет. Несостоятельность этого плана, на наш взгляд, довольно очевидна, так как для его осуществления ежегодно, в течение 5 лет требовалось в каждом из 232 проектируемых районах открывать 50 больниц (703 коек), 7 врачебных амбулаторий, 48 зубных амбулаторий, для этого необходимо было 11 833 470 руб., а с учетом привлечения специалистов -16 384 772 руб.4 Потребность в сельских врачах на 1 мая 1926 г. в Ачинском округе составила 6 мест, в Красноярском - 7, в Минусинском - 4, в Канском - 8, в Иркутской губернии - 22 .
По данным Иркутского здравотдела в 1925/26 г., в г. Иркутске 1 больничная койка приходилась на 188 человек, в 1926/27 г. - на 185, в 1927/28 г. - на 181. Такой уровень медицинской помощи был недостаточен и сильно отставал от норм, предусмотренных Наркомздравом: 1 койка на 150 человек городского населения2. Практически идеальными были показатели в г. Красноярске, где в 1925 г. на 60 158 человек было 4 амбулатории, 2 больницы, с 385 койками (95 терапевтических, 70 хирургических, 60 родильных, 15 глазных, 5 кожно-венерологических, 40 психиатрических, 60 инфекционных, 20 детских), то есть 1 койка на 156 человек3. В Красноярском округе в 1925/26 г. на 1 койку приходился 3 451 житель, на 1 врача- 33 4554.
Рынок труда: неразрешимость проблемы безработицы в годы нэпа
Переход России к рыночной экономике обусловил формирование рынка труда, института регулирования спроса и предложения на такой товар как рабочая сила. Ликвидация централизованной экономики привела к спаду промышленного производства, а, следовательно, и к значительному сокращению спроса на рабочую силу. За относительно короткий период «военного коммунизма» большевикам удалось практически избавиться от безработицы, но не экономическими, а жесткими административно-принудительными мерами. Дефицит на трудовые ресурсы в период «военного коммунизма» сменился в условиях нэпа появлением безработицы, социально-экономического явления, при котором определенная часть трудоспособного населения не могла найти себе работу.
В начале 1920-х гг. у государства возникла острая потребность осуществить пересмотр всей политики в области труда и занятости населения. Новая экономическая политика свидетельствовала о переходе от жестко централизованной экономики к рыночной, но с сохранением «значительных регуляционных механизмов в руках у государства»1. Тем не менее, разрешение частного предпринимательства, допущение иностранного капитала означало возникновение принципиально иной ситуации в экономике, а, следовательно, и возрождение рынка труда.
Значительные изменения в социально-трудовой сфере потребовали пересмотра советского законодательства о труде. Наркомат труда вплотную подошел к решению этих вопросов. В первые годы нэпа все устаревшее и несоответствующее экономической ситуации было заменено на новое:
1. Декретом СНК от 22 ноября 1921 г. массовые трудовые повинности были заменены трудовым налогом . Все трудообязанные граждане должны были выполнять в пользу государства работы в течение 6 дней.
Государство, из-за отсутствия средств, не могло отказаться от бесплатной «помощи» населения при таких работах как заготовка дров, перевозка или ликвидация стихийных бедствий.
2. Вопросы о порядке привлечения к труду, найма и увольнения были урегулированы постановлением ВЦИК от 3 марта 1922 г. «О порядке найма и увольнения рабочих и служащих»1 и декретом СНК от 26 мая 1922 г. «О порядке найма и увольнения лиц с техническим или агрономическим образованием» .
3. Декретом СНК от 15 ноября 1921 г. «О социальном страховании лиц, занятых наемным трудом» было введено взамен социального обеспечения социальное страхование лиц (о чем говорилось в 3 параграфе данной главы) в развитие этого декрета был издан ряд постановлений об отдельных видах пособий, выдаваемых застрахованным и их семьям.
4. Вопросы, связанные с переходом к системе добровольного найма: о коллективных договорах, о порядке разбирательства конфликтов между нанимаемым и нанимателем, о регулировании заработной платы, о расчетных книжках и др. были разрешены в течение 1922 г.
5. С 1 января 1923 г. вступил в силу новый КЗоТ РСФСР, в котором на принципиально новых условиях регулировались трудовые отношения4.
6. Немаловажную роль в политике занятости сыграл декрет СНК «Основное положение по тарифному вопросу»5, подписанный 10 сентября 1921 г., в котором шла речь о новых принципах использования трудовых ресурсов. Согласно документу, происходил отказ от уравнительной оплаты труда работников с разной квалификацией, заработная плата «увязывалась» непосредственно к производительности труда работника, в зарплату должны были входить все виды выплат рабочим и служащим (денежная часть, предметы потребления и продовольствия, спецодежда, семейные пайки и пр.) Все виды натуральных выплат оценивались по рыночным ценам.
Таким образом, коллективное снабжение заменялось новым принципом построения бюджетно-сметной системы оплаты труда. Данное положение было узаконено декретом СНК от 10 ноября 1921 г. «Об оплате труда рабочих и служащих»1, особенность которого заключалась в том, что годовой фонд заработной платы исчислялся не по количеству занесенных в списки рабочих, а по смете в соответствии с производственной программой предприятия. Общий объем заработной платы не зависел от списочного состава работников, а выдавался предприятию в соответствии с результатом его работы.
Так, к концу 1921 г., согласно плану использования продовольственных ресурсов на 1921/22 г., число всех находившихся на снабжении государства за исключением красноармейцев, было сокращено в 5 раз: с 35 млн. до 7 млн. человек . Такое сокращение привело к росту заработной платы уже во второй половине 1921 - начале 1922 гг., что способствовало притоку рабочей силы из деревень и наполнению городского рынка труда.
Согласно расчетам Госплана СССР, в 1923 г. число селян, вышедших на городской рынок труда в поисках работы, составило 18% от всего количества ищущих работу, в 1924 г. наблюдалось незначительное увеличение, составившее 19%, в 1925/26 г. - уже 34%, в 1926/27 г. - 23%, в 1927/28 г. -24%3.
Предприятия были поставлены в такие условия, при которых излишний балласт рабочей силы снижал финансовые показатели и уменьшал заработную плату квалифицированным работникам и административному аппарату. Заработная плата каждого работника теперь напрямую зависела от двух факторов: эффективности производства и количества работников. Естественно, что сложившаяся ситуация стимулировала предприятия избавляться от малоквалифицированных рабочих, женщин, молодежи, оставляя только тех, от кого реально зависел рост производительности труда.
Пленум ЦК РКП (б), состоявшийся в августе 1924 г., указал на следующие причины увеличения безработицы в стране: несоответствие темпов роста заработной платы и производительности труда; приток в города жителей деревень в поисках работы; возрастающая задолженность по соцстрахованию; задержки в выплате заработной платы; недостаток оборотных средств и кредитов ресурсов для расширения воспроизводства и восстановления основного капитала; низкая покупательская способность основной массы крестьянского населения1.
Первоначальные расчёты на то, что восстановление производства в значительной мере «рассосёт» безработицу или, во всяком случае, сведёт её до безопасного для социальной стабильности в стране уровня, не оправдались. На всём протяжении нэпа наблюдалось параллельное развитие двух процессов: одновременно с ростом (по мере восстановления промышленности) количества рабочих, занятых в производстве, росла в абсолютных цифрах и численность безработных. Так, на Красноярском Стекольном заводе Памяти 13-ти борцов в результате стабильной деятельности производства со второй половины нэпа шло увеличение штата рабочих: в 1925/26 г. - 626, в 1926/27 г. - 918, в 1927/28 г. - 918, в 1928/29 г. - 868 человек2; при этом количество получающих пособие на бирже труда стабильно росло: в 1924/25 г. - 876, в 1925/26 г. - 764, в 1926/ 27 г. - 1 042, в 1927/28 г.-1 138 человек3.
Безработица имела ряд причин. Во-первых, как уже было сказано, правительственные меры создали предпосылки для непрерывной миграции из деревни в город, однако эта армия мигрантов была представлена неквалифицированными кадрами, спрос на которые имел свои пределы. Во-вторых, кадры безработных непрерывно пополняла подраставшая в городах молодёжь, также не имевшая квалификации. В-третьих, значительную часть безработных составляли сокращённые совслужащие, число которых в различных учреждениях в годы «военного коммунизма» было чрезвычайно велико. В-четвёртых, всегда существовала часть рабочих, которые были неудовлетворенны условиями труда и зарплатой, стремились найти более выгодные места и уходили с не устраивавшей их работы, оказываясь, пусть и временно, но в роли безработных. В-пятых, в первые годы нэпа рынок труда активно пополняли демобилизованные красноармейцы в связи с сокращением армии. Поэтому перманентное существование в годы нэпа значительного слоя безработных оказывалось, по замечанию И.Б. Орлова, одной из форм «естественной реакции определённой части общества на предложенные ему условия существования»1.
