Введение к работе
Актуальность темы исследования. Форсированная модернизация, осуществленная в СССР на протяжении 1930-х гг., была призвана осовременить не только социально-экономическую структуру, но и культуру, быт, ментальность советского общества. В частности, в это время, впервые в отечественной истории, по государственной инициативе и в государственных же масштабах началось формирование системы социального и медицинского обслуживания населения. Тем самым, в 1930-х гг. партийно-советское руководство СССР с заметно возросшей активностью продолжило реализацию установленного в предшествующем десятилетии курса на превращение социального обеспечения и медико-санитарного обслуживания населения в обязанность государства, ответственного за здоровье и жизнь своих граждан.
Радикальные трансформации социальной сферы 1930-х гг. с наибольшей четкостью и контрастом были заметны в подвергнутой коллективизации российской деревне, где никогда ранее не происходило ничего подобного. По существу, сплошная форсированная коллективизация, при всех присущих ей негативных характеристиках, стала мощным стимулом создания в деревне развитой и упорядоченной системы социальной помощи и здравоохранения.
Хотя осуществлявшееся в рамках колхозного строительства формирование сети учреждений социальной поддержки и медицинского обслуживания сельского населения СССР являлось одним из важных направлений советской модернизации 1930-х гг., в научной литературе данные процессы получили лишь фрагментарное освещение. Указанное обстоятельство придает несомненную научно-теоретическую актуальность такой теме исследований, как создание и налаживание функционирования сети социальных и медицинских учреждений в коллективизированной деревне 1930-х гг.
Помимо научно-теоретической актуальности, рассматриваемая нами тема имеет и ярко выраженное практическое, прикладное значение, обусловленное, во-первых, развернутым с 1990-х гг. и продолжающимся поныне реформированием аграрного производства (и, более того, всего жизненного уклада российской деревни) и, во-вторых, колебаниями социальной политики в постсоветской России. Попытки реформирования советской модели здравоохранения и социального обеспечения, направленные на сокращение государственного участия в помощи больным и нуждающимся гражданам, наглядно демонстрируют пагубность игнорирования полезного исторического опыта. В особенности, сложная ситуация наблюдается в перманентно реформируемой деревне, социальная сфера которой подверглась дезорганизации, сокращению и частичному разрушению. Сопоставление реалий советской колхозной и постсоветской деколлективизированной деревни зачастую складывается отнюдь не в пользу последней, при всем неоднозначном отношении общественности и ученых к коллективным хозяйствам. Применение полезного опыта деятельности сельской системы взаимопомощи и здравоохранения 1930-х гг. выступает в качестве важного средства оптимизации процессов реформирования социальной сферы села, продолжающихся в России на современном этапе ее развития. С этой целью, представляется необходимым осуществление специалистами обстоятельного анализа массива сведений о принципах, направлениях и методах создания и функционирования системы социальной поддержки и здравоохранения сельского населения в СССР на протяжении третьего десятилетия XX века.
Хронологически настоящее исследование ограничено концом 1920-х – началом 1940-х гг. Выбор начальной границы определяется тем, что именно к исходу 1920-х гг. большевистское руководство во главе с И.В. Сталиным взяло курс на кардинальное изменение аграрной политики, на отказ от принципов нэпа и форсированный переход к созданию крупных форм сельхозпроизводства. Как известно, 1928 г. ознаменовался нагнетанием режима «чрезвычайщины» в советской деревне, а 1929 г. навсегда вошел в историю как «год великого перелома», непосредственно предшествовавший сплошной насильственной коллективизации «по-сталински». Коллективизация же, помимо прочего, сопровождалась созданием и развитием в российской деревне сети учреждений здравоохранения и социальной помощи. Итоговой датой рассматриваемого в представленной работе исторического периода выступает 1941 г., поскольку начавшаяся тогда Великая Отечественная война прервала развитие системы медицинского обслуживания и социальной помощи селянам.
Территориальные рамки исследования охватывают Дон, Кубань и Ставрополье, – ведущие аграрные регионы Юга России, которые одними из первых подверглись коллективизации и в которых реализация данной политики осуществлялась сталинским режимом ускоренно, в кратчайшие сроки и с ориентацией на вовлечение в колхозы как можно большего количества хлеборобов. Тем самым, перечисленные регионы предоставляют исследователю массу репрезентативных материалов, позволяющих в деталях реконструировать процесс формирования сети учреждений здравоохранения и социальной помощи на селе. В рассматриваемый период времени Дон, Кубань и Ставрополье входили в Северо-Кавказский и Азово-Черноморского края, а с 1937 г. получили административно-территориальную самостоятельность в границах Ростовской области, Краснодарского и Орджоникидзевского (с 1943 г. и по настоящее время – Ставропольского) краев. Национальные регионы Северного Кавказа остаются за рамками нашей работы по причине их заметного социально-экономического и культурно-бытового своеобразия, наложившего свой отпечаток и на мероприятия большевиков по созданию структур крестьянской взаимопомощи и учреждений здравоохранения.
Цель исследования заключается в проведении всестороннего, детального и взвешенного научного анализа процессов формирования и функционирования в коллективизированной деревне Юга России 1930-х гг. системы медицинского обслуживания и социальной поддержки населения.
Реализация поставленной цели предполагает решение следующих задач:
- осуществить критический анализ источниковой базы исследования трансформаций системы здравоохранения и социальной помощи в южно-российской деревне в конце 1920-х – 1930-х гг.;
- установить степень научной изученности проблемы реформирования социальной сферы деревни Юга России в 1930-х гг.;
- разработать теоретико-методологическую платформу исследования социальных реформ в коллективизированной деревне СССР 1930-х гг.;
- рассмотреть вариативность моделей социальной поддержки и взаимопомощи крестьянства, выдвигавшихся в период колхозного строительства;
- охарактеризовать роль и степень участия в социальной поддержке сельского населения Дона, Кубани и Ставрополья колхозов и касс общественной взаимопомощи колхозников;
- определить специфику функций социальных учреждений сел и станиц Юга России в условиях коллективизации, выявить степень их сопричастности организационно-хозяйственному укреплению колхозной системы;
- проследить процесс формирования, развития и функционирования сети сельских учреждений здравоохранения на Юге России в 1930-х гг.;
- представить картину курортного строительства на Северном Кавказе и роль санаториев и курортов как средства оздоровления донских, кубанских, ставропольских хлеборобов в третьем десятилетии XX века.
Объектом исследования выступает социальная сфера колхозной деревни СССР в границах такого переломного периода отечественной истории, как конец 1920-х – начало 1940-х гг.
Предметом исследования является формирование, развитие и функционирование сети учреждений здравоохранения и социальной помощи в коллективизированных селах и станицах Дона, Кубани, Ставрополья в конце 1920-х – начале 1940-х гг.
Теоретико-методологическая база работы включает в себя, прежде всего, фундаментальные для исторической науки принципы объективности, системности, историзма, в соответствии с которыми анализ минувших событий следует осуществлять с учетом их сложности, противоречивости, причинно-следственной обусловленности и особенностей, предопределенных конкретикой соответствующей эпохи. В соответствии с устоявшейся в постсоветской историографии традицией, при исследовании процессов формирования и функционирования сети учреждений взаимопомощи и здравоохранения в советской деревне 1930-х гг., ведущими методологическими подходами выступили формационный и цивилизационный. Первый из указанных подходов позволяет с максимальной четкостью выявить влияние коллективизации на модернизацию социальной сферы села, второй же дает возможность рассмотреть многообразные аспекты сельского здравоохранения и социальной помощи с точки зрения исторической повседневности.
Стержневыми компонентами теоретико-методологической базы диссертации выступают теория модернизации в варианте «множественных модернов», частно-исторические концепции консервативной и фрагментарной модернизации, а также обоснованная в работах Т.А. Булыгиной и С.И. Маловичко «новая локальная история» как комплекс исследовательских приемов, направленных на реконструкцию прошлого конкретного региона (в данном случае – Юга России) в общих рамках российской истории, дабы установить и подчеркнуть региональную специфику, не абсолютизируя ее.
В работе применялись как общенаучные, так и специально-исторические методы исследования. Использование сравнительно-исторического метода позволило установить преемственность и различия здравоохранения и социальной помощи в доколхозной и коллективизированной деревне Юга России. Историко-генетический метод дал возможность определить устойчивые тенденции в социальной сфере российской деревни в 1920-х – 1930-х гг. Масштабы и динамика различных положительных (или, напротив, негативных) явлений, сопровождавших развитие сельской системы социальных и медицинских учреждений на Дону, Кубани и Ставрополье в 1930-х гг., были установлены с помощью метода контент-анализа.
Новизна представленной работы заключается, прежде всего, в том, что в ней, впервые не только в региональной южно-российской, но и в общероссийской, историографии, осуществлено всестороннее и комплексное исследование проблемы формирования, развития и функционирования системы здравоохранения и социальной помощи в коллективизированной деревне Юга России на протяжении 1930-х гг. Кроме того, в работе:
1. Проанализировано содержание основополагающих нормативно-правовых документов, выступавших краеугольными камнями юридической базы устройства и деятельности сельских учреждений социальной поддержки в 1930-х гг. Доказано, что советское социальное законодательство в рассматриваемый период времени было нацелено на достижение важнейшей для сталинского режима цели, каковой являлась минимизация государственных расходов на поддержку нуждавшихся жителей села и применение взаимопомощи и медобслуживания как стимулов трудовой дисциплины и производственной активности аграриев.
2. Выявлена степень участия и роль в деле поддержки нуждавшихся сельских жителей коллективных хозяйств и касс общественной взаимопомощи колхозников (КОВК). Обосновано авторское мнение, согласно которому КОВК лишь формально являлись центральным звеном сформированной в ходе «колхозного строительства» системы социальной помощи и взаимопомощи крестьянства, а ведущую роль здесь играли колхозы.
3. Исследован процесс формирования системы социальной помощи и взаимопомощи населению коллективизированных сел и станиц Юга России на протяжении 1930-х гг. Доказано, что процесс этот по своей протяженности намного превзошел сплошную форсированную коллективизацию, поскольку даже к началу 1940-х гг. ряд южно-российских колхозов не имели КОВК.
4. Представлена и обоснована периодизация функционирования учреждений социальной поддержки колхозного крестьянства, включающая в себя следующие этапы: 1) 1930 – 1933 гг. (этап становления системы социальной помощи в деревне); 2) 1933 г. – середина 1935 г. (этап функционального многообразия касс взаимопомощи); 3) середина 1935 г. – середина 1941 г. (этап функциональной минимизации и оптимизации деятельности КОВК).
5. Детально рассмотрены многообразные направления функционирования сельских учреждений социальной помощи. Доказано, что в ходе форсированного колхозного строительства КОВК ориентировались представителями власти не столько на оказание поддержки нуждавшимся аграриям, сколько на всемерное содействие созданию, развитию и работе колхозов.
6. Впервые в отечественной историографии освещено участие сельских медиков в заселении демобилизованными красноармейцами «чернодосочных» станиц Северо-Кавказского края в 1933 – 1934 гг., львиная доля которых (13 из 15) располагалась на Кубани. Установлено, что сотрудники учреждений здравоохранения внесли немалый вклад в дело закрепления красноармейцев-переселенцев на новом месте жительства, но, вместе с тем, часть медперсонала Кубани крайне отрицательно относилась к таковым, будучи солидарной со многими местными жителями.
7. Подробно изучен процесс создания и деятельности учреждений здравоохранения и курортного излечения населения колхозной деревни Юга России 1930-х гг. Доказано, что, как и в случае с работниками касс общественной взаимопомощи колхозников, деревенские медики в первой половине 1930-х гг. активно привлекались партийно-советскими чиновниками не столько к выполнению непосредственных профессиональных обязанностей, сколько к содействию функционированию и укреплению колхозов.
Среди принципиальных сюжетов, содержащихся в нашей работе, следует выделить и подчеркнуть ряд выносимых на защиту положений:
1. Сплошная форсированная коллективизация, развернутая сталинским режимом в конце 1920-х – 1930-х гг., выступила мощным стимулом формирования в российской деревне системы социальной и медицинской помощи. В ходе колхозного строительства была значительно увеличена численность медицинских и социальных учреждений и, что важнее, – все эти, ранее единичные, учреждения превратились в ячейки единой сети, покрывшей практически всю коллективизированную деревню. Коллективизация дала представителям власти огромные возможности по мобилизации и аккумулированию материальных средств сельского населения. Хотя львиная доля изъятых из деревни средств расходовалась сталинским режимом на проведение индустриализации, на продовольственное обеспечение горожан и армии, все же некоторая их часть расходовалась на решение социально важных для колхозного крестьянства задач. В числе этих задач выступали и такие, как создание и налаживание эффективного функционирования сети учреждений социальной поддержки и здравоохранения впавших в нужду и заболевших жителей села.
2. Процесс формирования и законодательного оформления системы социальной поддержки и взаимопомощи колхозного крестьянства проходил отнюдь не гладко, а в обстановке острых и продолжительных дискуссий, участников которых можно охарактеризовать как «максималистов» и «минималистов». В первом случае речь идет о массе жителей села, многих представителях местной (сельской) администрации и деревенских низовых ячеек ВКП(б), которые полагали, что система социальной помощи должна финансироваться преимущественно за счет средств государства и ориентироваться на всех нуждающихся крестьян (за исключением, разумеется, «классово-чуждых»). «Минималисты», представленные верхушкой и средними слоями компартии и госаппарата, стремились к созданию в коллективизированной деревне системы взаимопомощи, которая должна была функционировать на средства не государства, а самих крестьян, и акцентировать усилия не столько на социальной помощи, сколько на социальном страховании. В дискуссии между «максималистами» и «минималистами», длившейся с конца 1928 г. до весны 1931 г., убедительную победу одержали последние, поскольку их идеи соответствовали основному вектору аграрной политики сталинского режима.
3. Содержание нормативно-правовых актов, создававших правовую базу устройства и функционирования системы взаимопомощи колхозников, зачастую сильнейшим образом диссонировало с действительностью коллективизированной деревни 1930-х гг. Наиболее важным диссонансом являлось то, что ведущую роль в деле поддержки нуждавшихся жителей села играли не кассы общественной взаимопомощи колхозников, а коллективные хозяйства. Обеспечение крестьян силами одних КОВК не представлялось возможным, так как у них не было собственной производственной базы для финансирования отмеченных задач. Поэтому, вопреки законодательству, эффективность функционирования сельской системы социальной помощи в 1930-х гг. напрямую зависела от колхозов. Рядовые жители села понимали всю глубину несоответствия между буквой закона и объективной действительностью. Но все их предложения о передаче социальных функций непосредственно колхозам отвергались представителями власти, которые не желали упускать из-под своего контроля более (или, даже, менее) значительную часть колхозной продукции.
4. Поскольку система социальной поддержки колхозников была сформирована в период сплошной форсированной коллективизации, зачастую ее функции сводились не столько к помощи впавшим в нужду крестьянам, сколько к укреплению колхозов, содействию деятельности последних и, в целом, к реализации аграрной политики сталинского режима. Наиболее часто подобного рода задачи ставились перед работниками КОВК в первой половине 1930-х гг., в условиях продолжавшегося форсирования темпов и сроков коллективизации. Разумеется, выполнение подобных задач негативно сказывалось на основной деятельности КОВК. Во второй половине 1930-х гг. учреждения социальной поддержки колхозной деревни стали уделять гораздо больше внимания своим клиентам. Однако, в данное время они охватывали своей заботой далеко не все категории нуждавшихся жителей села, а только те, которые перечислялись в нормативных документах и разного рода ведомственных циркулярах.
5. Одним из существенных факторов наблюдавшегося на протяжении 1930-х гг. (в том числе, на Юге России) количественного увеличения и качественного улучшения сельской системы медицинского обслуживания выступало стремление властей превратить данную систему в одно из вспомогательных средств организационно-хозяйственного укрепления колхозов. Сельские медучреждения активно привлекались руководством к обеспечению санитарно-гигиенических условий на производстве, борьбе за трудовую дисциплину, и т.д. Все это не означало подмену основной задачи сельских медиков, – лечения больных, – но и не способствовало ее оптимизации. Лишь во второй половине 1930-х гг. медики получили возможность тратить гораздо больше усилий на свои непосредственные профессиональные обязанности.
6. В связи с произошедшим в условиях колхозного строительства расширением сети сельских учреждений медицинской помощи увеличилась и численность их персонала – врачей, фельдшеров, лекпомов, и т.д. Но, зачастую медперсонал испытывал массу трудностей материально-бытового характера, порожденных как сталинским «большим скачком», так злоупотреблениями местных властей. Все это негативно сказывалось на численности и работе медперсонала. Кроме того, часть корпорации деревенских медиков, вкупе с другими представителями сельской интеллигенции, выступила против сплошной коллективизации и сопровождавшего ее насилия над крестьянством. К исходу 1930-х гг. представителям власти удалось свести к минимуму антиколхозные настроения сельского медперсонала и несколько сгладить, но не полностью преодолеть дефицит кадров в учреждениях здравоохранения колхозной деревни, в том числе на Дону, Кубани и Ставрополье.
Практическая значимость исследования. Материалы диссертационной работы использовались при подготовке к проведению занятий по курсам «Отечественная история», «Регионоведение», «Основы этнологии», при написании учебных пособий по дисциплинам «Социальная этнография и демография», «Этническая культура Южной России». Содержание, основные положения и выводы настоящего диссертационного исследования могут быть использованы в процессе разработки мероприятий по оптимизации положения и функционирования сельских учреждений здравоохранения в современной России, а также при подготовке и чтении лекционных курсов по отечественной истории, краеведению, этнологии, истории российского (в том числе, южно-российского) крестьянства советской эпохи.
Апробация работы. По теме диссертации опубликованы 49 работ общим объемом 60,05 печ.л., среди которых 3 монографии, 11 научных статей в периодических изданиях, рекомендованных ВАК России, 15 публикаций в сборниках трудов Международных, Всероссийских, региональных научных конференций. Диссертация обсуждалась на заседании кафедры теории государства и права и отечественной истории Южно-Российского государственного технического университета (Новочеркасский политехнический институт).
Основные положения и выводы исследования были озвучены автором на Международных, Всероссийских, региональных научных конференциях, таких, как «Проблемы, инновационные подходы и перспективы развития Российского Причерноморья» (Сочи, 1998), «Наука и образование в начале XXI века: состояние, проблемы, поиски» (Сочи, 2000), «Российская семья: историко-психологический портрет» (Санкт-Петербург, 2008), «Российская государственность в судьбах народов Северного Кавказа» (Пятигорск, 2008), «100-летие курорта Сочи» (Сочи, 2009), «Россия: история законности и беззакония» (Санкт-Петербург, 2009), «Историческая память населения Юга России о голоде 1932-1933 гг.» (Краснодар, 2009), «Женщины в истории: недостающие фрагменты исторического полотна» (Армавир, 2010), «Лосевские чтения» (Новочеркасск, 2010), II Сиротенковские чтения (Армавир, 2011).
Структура исследования. Диссертация состоит из введения, пяти глав, заключения, списка использованных источников и литературы.