Содержание к диссертации
Введение
Глава 1. Протест крестьянства в хозяйственно-экономической сфере 27
1. Борьба за землю 27
2. Уклонение от выполнения повинностей 53
3. Крестьянский исход из деревни 88
Глава 2. Протест крестьянства в общественно-политической сфере 108
1. Проявления крестьянского протеста в отношениях с властью 108
2. Борьба крестьян за сохранение духовных традиций 136
Заключение 165
Примечания 169
Список использованных источников и литературы 185
Приложения 211
- Борьба за землю
- Уклонение от выполнения повинностей
- Проявления крестьянского протеста в отношениях с властью
Введение к работе
Без изучения социального протеста крестьянства невозможно всестороннее и полное исследование истории деревни 1930-х - первой половины 1940-х гг. Данная проблема представляется особенно актуальной на современном этапе в связи с переосмыслением роли различных социальных составляющих отечественной истории советского периода. В практическом ракурсе предлагаемое исследование социального протеста позволит по-новому представить исторические судьбы крестьян Европейского Севера России, поможет выявить исторические корни многих кризисных явлений общественной жизни, в том числе и на современном этапе.
Объектом исследования настоящей работы является колхозное крестьянство Европейского Севера России. Предметом исследования -особенности восприятия колхозным крестьянством государственной политики и формы проявления несогласия с ней. Обозначив предмет исследования, важно определить дефиницию «социальный протест». Под социальным протестом крестьянства мы понимаем действия крестьянского сообщества, направленные на ограничение требований, предъявляемых крестьянству государством, существующей властью и ее представителями. Под социальным протестом также понимается реакция несогласия крестьянского общества с проводимыми в деревне мероприятиями власти, проявляющаяся в игнорировании государственных интересов, неподчинении или уклонении от выполнения распоряжений власти.
Хронологические рамки исследования охватывают 1930-е - первую половину 1940-х гг. Нижняя грань исследования совпадает с началом сплошной коллективизации крестьянских хозяйств и крестьянскими выступлениями против насильственных методов советской власти в области
аграрных преобразований. Коллективизация и порожденные ею формы социально-экономической жизни обусловили возникновение специфических форм протеста крестьянства, в массе своей объединенного в колхозы. Верхняя грань исследования обозначена окончанием периода Великой Отечественной войны. Усилия правительства в это время были направлены на мобилизацию ресурсов государства, необходимых для отпора врагу, и деревня рассматривалась как основной источник пополнения действующей армии и промышленности людскими и материальными ресурсами. В течение первой половины 1940-х гг. в отношениях государства с крестьянством действовали законы военного времени, в связи с чем были повышены налоги с личных подсобных хозяйств, нормы обязательных поставок продукции, обязательный минимум трудодней в колхозном хозяйстве. В целом период 1930-х- первой половины 1940-х гг. характеризуется широким применением со стороны государства внеэкономических методов воздействия на крестьянство, что постоянно вызывало ответную реакцию, выражавшуюся в сопротивлении действиям власти, продиктованную несогласием с государственной политикой.
Территориально исследование ограничено той частью Европейского Севера России, которая охватывает Архангельскую и Вологодскую области, а также Карельскую и Коми республики. В первой половине 1930-х гг. им соответствовали две территориальные единицы: Карельская АССР и Северный край. 5 декабря 1936 г. автономная область Коми была преобразована в автономную советскую социалистическую республику и вышла из состава Северного края. Постановлением ВНИК от 20 декабря 1936 г. на базе Северного края была образована Северная область, из состава которой 23 сентября 1937 г. выделились две административно-территориальные единицы: Архангельская и Вологодская области. В состав последней вошли 18 районов, ранее принадлежавших Ленинградской области. В марте 1940 г. Карельская АССР была преобразована в Карело-Финскую ССР1.
Многие столетия Европейский Север страны являлся регионом, где лично свободные государственные крестьяне составляли большинство местного населения и были основной частью, в отношении которой проводилась государственная политика. Общность исторических судеб северного крестьянства, схожесть традиций и условий хозяйствования определили сложившиеся на этой территории особенности взаимоотношений крестьянства и власти, что в свою очередь повлияло на характер проявлений и масштабы социального протеста северного крестьянства.
Историки всегда уделяли достаточно большое внимание изучению социального протеста крестьянства. Тем не менее в советский период изучение социального протеста крестьянства имело свою специфику. В начале 1930-х - 1940-е гг. основное внимание исследователей было сосредоточено на социальных отношениях и проблемах классовой борьбы. Результаты изучения этих вопросов получили свое отражение в трудах А. Ангарова, М. Я. Залесского, М. Фейгельсона. Особенностью этих работ были завышенная политизация в оценке крестьянского сопротивления, преувеличение активной роли кулачества в выражении социального протеста, характеристика большинства крестьянства в качестве лишенного ориентиров, ведомого партией и пролетариатом субъекта истории3.
В 1950-е гг. советские историки обратились к научному осмыслению аграрных преобразований 1930 - 1940-х гг., в частности, изучению проведения коллективизации. Особенностью работ 1950-х гг. применительно к изучению протеста являлась шаблонность построения концепции. Главное место в них было уделено деятельности Коммунистической партии в деревне по руководству аграрными и социальными преобразованиями. В большинстве этих работ, написанных на ограниченной источниковой базе, классовая борьба представлялась достаточно односторонне как действия, направленные на вытеснение и ограничение деятельности кулачества и ответная реакция на них зажиточной части деревни. Классовая борьба
рассматривалась исследователями как фактор, сопутствующий коллективизации4.
В конце 1950-х - 1960-х гг. появились работы исследователей, посвященные анализу различных сторон правового положения колхозного крестьянства в 1930-х- 1940-х гг. Ю. А. Вовк, Г. Л. Марьяхин, М. И. Пискотин5 рассматривали проблемы трудовой дисциплины в коллективных хозяйствах, землепользования, налогообложения и т. д. С середины 1960-х гг. отечественные исследователи также обратились к таким важным для понимания истоков протеста темам, как роль личного приусадебного хозяйства в формировании бюджета семьи, снабжение колхозников продукцией сельского хозяйства, уровень материального благосостояния колхозного крестьянства. В монографии В. Б. Островского, вышедшей в 1967 г., впервые в научный оборот были введены статистические данные о социально-экономическом положении колхозников, основанные на материалах бюджетных обследований хозяйств колхозников. Характеризуя расходы и потребление колхозников, В. Б. Островский отмечал, что личное приусадебное хозяйство играло более значительную роль в обеспечении крестьянской семьи продуктами и денежными средствами, чем общественное6. Личное приусадебное хозяйство как основной источник доходов крестьянской семьи в 1930 - 1940-е гг. рассматривалось также и в работах М. А. Вылцана .
Подвергалась анализу в отечественной историографии и духовно-нравственная ситуация в колхозной деревне. Долгое время исследователи обращали внимание лишь на количественные показатели агитационно-массовых мероприятий, рост сети культурно-просветительских учреждений, таких как избы-читальни, библиотеки, клубы. В работах Ю. В. Гагарина, А И. Клибанова, Ф. И. Гаркавенко, появившихся в 1960-х - начале 1970-х гг., религиозность крестьян рассматривалась как анахронизм, который в скором времени должен быть изжит8. Ю. В. Гагарин одну из причин роста числа
приверженцев многочисленных сект в конце 1920-х - начале 1930-х гг. видел в активной религиозной деятельности кулачества и разного рода мошенников . Вместе с тем, собранный авторами материал позволяет судить о степени религиозности крестьян, отношении верующих к власти и их положении в деревне.
На протяжении 1970-х - 1980-х гг. отечественными исследователями разрабатывались вопросы социально-экономической и общественно-политической жизни советского крестьянства колхозного периода, важные для понимания истоков и проявлений протеста. Этим проблемам посвящены труды Ю. В. Арутюняна, В. П. Данилова, В. А. Белянова, Г. И. Шмелева, И. Ф. Суслова, М. А. Вылцана, В. Я. Осокина и др.10, где достаточно подробно проанализировано использование трудовых ресурсов деревни, система оплаты труда, численность и состав крестьянского населения, особенности культуры и быт колхозников. Эти работы характеризуются широтой подхода в освещении проблем взаимоотношения крестьянства с государственной властью в период 1930 - 1940-х гг.
Одна из форм протеста - бегство крестьян из деревни - долгое время не была объектом специального анализа. Причиной тому послужила длительная закрытость темы и недоступность источников. Наиболее значительный вклад в ее разработку внесли труды Ю. А. Арутюняна, И. М. Волкова, В. Б. Островского, а также других авторов, рассматривавших экономические вопросы в связи с выявлением ряда демографических последствий войны для колхозного населения''.
Наряду с изучением социально-экономических, политических и духовных проблем истории колхозного крестьянства в историографии более активно стали рассматриваться проблемы, прямо относящиеся к исследованию социального протеста. Так, в работах В. А. Сидорова, Ю. С. Кукушкина, И. Я. Трифонова, Н. А. Ивницкого, Н. Я. Гущина12 описывались различные аспекты сопротивления крестьян проведению
коллективизации, хлебозаготовкам, налогообложению, изучались политические формы сопротивления зажиточных слоев деревни. Достоинством работ является дифференцированный подход в изучении реакции различных социальных слоев деревни на политику государства. Советские авторы наибольшее внимание уделяли изучению классовой борьбы накануне и в начале проведения коллективизации, значительно меньше работ посвящено изучению классовой борьбы второй половины 1930-х гг. Основное место в изучении классовой борьбы 1930-х гг. занимало рассмотрение активных форм протеста, таких, как вооруженные выступления, убийства, поджоги и т. д.
Свои особенности были и в региональной историографии 1950-х -1980-х гг. В работах, посвященных разным аспектам истории крестьянства Европейского Севера, доминирующими были проблемы общественно-политической жизни деревни. В 1950-х - 1970-х гг. были опубликованы труды Л. А. Бедановой, М. И. Бетехтина, К. В. Некрасова, Л. С. Шабаловой, В. В. Шаньгиной13, где подробно освещалась деятельность различных общественно-политических организаций (партии, комсомола, профсоюзов, групп бедноты и др.), причем изучение общественно-политической жизни деревни подменялось авторами иллюстрацией таких процессов, как «рост численности», «оживление деятельности» и «расширение связи с трудящимися массами» различных общественных организаций. Подобный подход не давал возможности раскрыть причины протеста крестьян, увидеть их истинное отношение к политике государства, проводимой в деревне. Проблемы классовой борьбы рассматривались только в контексте характеристики «организационной и направляющей» деятельности местных партийных организаций в начальный период колхозного движения-1930-1932 гг. Причины протеста сельчан авторы видели в ожесточенном сопротивлении кулачества успехам коллективизации. Тем не менее провинциальными исследователями был накоплен огромный фактологический материал, без
которого невозможно понимание истоков протеста северного крестьянства.
Со второй половины 1980-х гг. ситуация в отечественной
историографии изменилась. Историки, экономисты и другие обществоведы
приступили к переосмыслению традиционных представлений о природе
классовой борьбы, для исследований были привлечены новые источники, и
сделаны новые выводы. В частности, исследователи подвергли критике
концепцию, сформированную в 1930-х гг., об усилении классовой борьбы по
мере продвижения к коммунизму. Широко распространилось мнение,
отрицающее классовую борьбу в деревне в период коллективизации.
Обосновывая отсутствие классовой борьбы, А. И. Стрелянов определял то,
что происходило в деревне, как зависть, неприязнь к более богатому, более
удачливому14. В то же время В. П. Данилов, Н. А. Ивницкий считали, что
была и классовая борьба, обострение которой представлялось
искусственным нагнетанием напряженности административно-
репрессивными методами15. И. Е. Зеленин, не отрицая этого утверждения, тем не менее полагал, что в 1930-е гг. «не классовая борьба определяла сущность, направленность и характер выступлений в деревне». По мнению исследователя, «крестьянство в целом, его отдельные слои и группы порой осознанно, а чаще стихийно, ожесточенно боролись против произвола и насилия, отстаивая себе право на землю, право быть на ней хозяином», «трудовое крестьянство мстило за издевательства, насилие, попранные права, отобранное имущество, скот и инвентарь, нажитые многолетним честным трудом»16. Новое понимание проблемы было положено в основу многих вышедших в 1990-х гг. исследований и публикаций документов, ранее недоступных для исследователей архивных фондов и материалов. Эти работы были посвящены изучению различных форм сопротивления деревенских жителей коллективизации и другим мероприятиям власти17.
Результаты исследования многих проблем истории крестьянства позволили создать обобщающие труды. В томах «Истории советского
крестьянства», посвященных периоду 1927 - конца 1950-х гг., подведены итоги изучения аграрной политики государства, рассмотрены проблемы периода становления и развития коллективизации, показаны изменения социального состава крестьян, трудовых ресурсов колхозов, дана характеристика организации, оплаты труда и материального положения колхозников. Вместе с тем в этом многоаспектном исследовании рассматривалась проблема классовой борьбы в деревне. Авторы показали различные формы проявления реакции деревенских жителей на политику
государства .
1990-е гг. стали своеобразным историографическим рубежом в изучении социального протеста крестьянства. Исследованию настроений крестьянства и форм его сопротивления государственной политике в 1930-е гг. были посвящены работы И. Е. Зеленина, М. А. Вылцана, В. П. Данилова, Н. А. Ивницкого, В. П. Попова19, на материалах Европейского Севера эта тема рассматривалась в трудах Г. Ф. Доброноженко, М. Н. Глумной и др. В большинстве этих работ начала активно изучаться проблема сопротивления государственной политике единоличного крестьянства колхозного периода. Так, И. Е. Зеленин дал анализ государственной политики в отношении единоличников в период 1933 - первой половине 1935 гг., отметив сокращение численности единоличных хозяйств.21. М. Н. Глумной были исследованы способы государственного воздействия на единоличное крестьянство Европейского Севера в 1930-х гг.
Публикация материалов Всесоюзных переписей населения 1937 и 1939 гг. существенно расширила информационное поле для изучения проблемы крестьянского исхода из деревни в 1930-х - первой половине 1940-х гг.23 Публикации материалов Всесоюзных переписей 1930-х гг. и других источников усилили интерес исследователей к проблемам изменений численности сельского населения, процессов миграции и т. д. О. М. Вербицкая, анализируя демографическую ситуацию на селе в 1926-1959 гг., отмечала
значительно большее сокращение, чем в среднем по стране, сельского населения северных деревень2 . Она пришла к выводу, что развитие производительных сил сельского хозяйства, высвобождающее часть работников, не являлось главной причиной сокращения сельского населения. Важнейшими причинами увеличения бегства крестьян из деревни были тяжелое материальное положение колхозников, осознание второстепенности и ущербности своего положения в обществе .
О. В. Артемова, изучая крестьянский двор Европейского Севера России во второй половине 1930-х - 1940-х гг., также пришла к выводу о том, что социально-экономическая политика государства, проводимая в деревне, была одной из главных причин сокращения численности северного крестьянства, изменения демографической структуры села, соотношения различных возрастов и групп26.
В 1990-е гг. появляются работы, посвященные изучению социального протеста колхозного крестьянства. Проблемы социального протеста в 1940 - 1960-х гг. занимают значительное место в работах В. Ф. Зимы, Л. Н. Денисовой, В. П. Попова, М. А. Безнина, Т. М. Димони27. Анализируя социально-экономические и демографические проблемы крестьянского двора в 1950-х - 1965 гг., М. А. Безнин изучил такую форму социального протеста, как «земельные захваты», которые выражались в самовольном расширении крестьянами приусадебных участков, и ряд других проявлений крестьянского протеста . «Земельные захваты», бегство крестьян из деревни, уклонение от выполнения повинностей и другие формы социального протеста в 1945-1960 гг. изучены в диссертации Т. М. Димони29. В сборнике документов о жизни российской деревни в 1945-1953 гг. В. П. Попов описал различные факты сопротивления крестьян государственной политике30.
Большую помощь в исследовании истоков протеста крестьянства оказывают работы, посвященные материальному положению данного слоя населения. А. Ф. Сметанин, используя данные сводных годовых отчетов
Коми АССР, сделал вывод о главенствующей роли личного приусадебного
т I
хозяйства в производстве аграрной продукции . Вопросы материального и бытового положения северного крестьянства рассматривались в работе В. А. Гостинцева. Он привлек данные годовых отчетов колхозов Вологодской, Архангельской областей и Коми АССР, на основании которых провел анализ материального положения северных крестьян в годы войны, подчеркнув сокращение поступления продуктов питания из коллективных хозяйств и возрастание роли личного приусадебного хозяйства32.
Анализ стремления крестьян сохранить традиционные культурные ценности занимает значительное место в сфере научных изысканий таких исследователей, как М. И. Одинцов, Т. А. Чумаченко, М. А. Вылцан, В. А. Цыпин, Д. В. Поспеловский, М. В. Шкаровский, Ш. Фицпатрик33. М. И. Одинцов, в частности, подчеркивал, что по мере усиления натиска на религию и церковь в начале 1930-х гг. в обществе усиливались настроения в поддержку и защиту ущемленных прав верующих, выражавшиеся в открытых выступлениях34. По мнению американской исследовательницы Ш. Фицпатрик, стремление крестьян сохранить религиозные традиции в 1930-х - начале 1940-х гг. было вызвано сопротивлением крестьян антирелигиозной политике государства. Так, Ш. Фицпатрик пишет: «Массовое закрытие церквей, сожжение икон, аресты священников -мгновенно пробудили православную набожность. Мотив попрания государством исконной веры крестьян занял центральное место в образной системе, используемой селом для выражения протеста против коллективизации. Для выражения протеста крестьяне стали обращаться к символике православия. Уже с середины 1930-х гг. истинно православное содержание религиозной формы стало исчезать, верующие подпадали под влияние сект, создавали доморощенные обряды или вели полуподпольное существование»33.
Подводя итог историографическому обзору проблемы социального
протеста крестьянства в период 1930-х - первой половины 1940-х гг., можно сказать, что достаточно хорошо изучена аграрная политика государства, а также социальные, экономические и правовые истоки сопротивления крестьян власти. Вместе с тем остаются малоизученными проявления протеста крестьян в период Великой Отечественной войны, недостаточно освещены способы сопротивления крестьян в социально-политической и духовной сферах, не изучена динамика протеста в 1930-х - первой половине 1940-х гг. Исследование сюжетов социального протеста на Европейском Севере в период 1930-х - первой половины 1940-х гг. были эпизодическими, не включали рассмотрение мотивов и форм протеста в развитии.
Целью диссертационного исследования является системное исследование социального протеста колхозного крестьянства Европейского Севера России в 1930-е - первой половине 1940-х гг. путем решения следующих задач:
изучение истоков социального протеста крестьянства;
анализ государственной политики в отношении колхозной деревни;
исследование форм и способов сопротивления крестьянства власти;
определение динамики социального протеста крестьян;
- изучение места социального протеста в общественной жизни страны;
- исследование влияния социального протеста крестьян на государственную
политику.
Методологической основой исследования явились концептуальные разработки отечественных и зарубежных исследователей по истории российского крестьянства. Необходимо отметить, что в отечественной историографии досоветского периода традиции изучения социального протеста сложились достаточно давно. В работах А. М. Алфимова, А. А. Зимина, Б. Г. Литвака, В. В. Мавродина, Н. В. Козловой, А. Д. Горского были освещены различные формы крестьянского протеста, дан анализ возникновения и динамики протеста с учетом взаимосвязи экономических,
социальных и политических факторов. В центре внимания советских исследователей преобладал, анализ и описание активных форм проявления социального протеста, таких как бунты, волнения, выступления и т. д.36
Разработка методологических подходов к изучению крестьянского протеста связана с именами ученых 1920-х гг.: А. В. Чаянова, А. А. Гурьева, Н. П. Макарова, А. Ф. Щербины, А. М. Челинцева, Б. Д. Бруцкуса и др.37 Значение этих трудов для исследования крестьянского протеста трудно переоценить. В частности, А. В. Чаянов был автором теории трудопотребительского баланса крестьянского двора, согласно которой способом выживания крестьянской семьи было соблюдение баланса между трудовыми усилиями крестьянского двора и размерами потребления едоков38.
Более подробная методологическая разработка форм крестьянского протеста дана в трудах зарубежных социологов: Дж. Скотта, Т. Шанина, Г. Омтведа, Ч. Тилли, Э. Вольфа39. Так, Дж. Скотт сформулировал основные идеи теории «моральной экономики» крестьянства (ключевым пунктом которой является категория «выживания») и сопряженные с ней положения о пассивных, ненасильственных методах крестьянского противостояния
власти .
Вологодские исследователи М. А. Безнин, Т. М. Димони, В. Л. Кукушкин41, развивая теорию Дж. Скотта о взаимосвязи обыденного сопротивления крестьян с категорией «моральной экономики», предприняли попытку на материалах Европейского Севера России 1920 - 1960-х гг. выявить формы протеста в хозяйственно-экономической и социально-политической сферах. Социальный протест этими исследователями определяется как реакция несогласия крестьянского общества с проводимой в отношении него государственной политикой и конкретными мероприятиями власти. При этом формы протеста условно делятся на активные и пассивные. В частности, В. Л. Кукушкин под активными формами протеста понимает деятельное
противодействие крестьян властным воздействиям, сопровождающееся попытками изменить условия жизни. А пассивные формы протеста исследователь определяет как недеятельное противостояние государственной политике, выражающееся в отказе от содействия власти в изменении условий жизни42.
Методологический подход, использованный в данном диссертационном исследовании, основан на принципе системного анализа и взаимообусловленности исторических явлений. Данный подход предполагает использование общенаучных и исторических методов (историко-сравнительного, статистико-математического, хронологического).
Научная новизна данного исследования определяется тем, что впервые в историографии предпринята попытка рассмотреть крестьянский протест в период становления и упрочения колхозного строя. В работе были использованы документы архивных фондов, большая часть которых ранее не была вовлечена в научный оборот.
Источниковую базу диссертации составили опубликованные и архивные документы. В диссертации использованы данные более 40 архивных фондов 9 федеральных и местных архивов: Государственного архива Российской Федерации (ГАРФ), Российского государственного архива экономики (РГАЭ), Государственного архива Архангельской области (ГААО), Государственного архива общественно-политических движений и формирований Архангельской области (ГАОПДФАО), Национального архива Республики Коми (НАРК), Коми республиканского государственного архива общественно-политических движений и формирований (КРГАОПДФ), Государственного архива Вологодской области (ГАВО), Вологодского областного архива новейшей политической истории (ВОАНПИ), Архива управления внутренних дел Вологодской области (АУВДВО).
Частые изменения в административно-территориальном делении
Европейского Севера в 1930-е гг., ведение боевых действий на территории некоторых районов в первой половине 1940-х гг. оказали влияние на сохранность источников. При работе с ними возникали определенные трудности, целый ряд документов периода Великой Отечественной войны был утрачен. В частности, документальные сведения по Карельской АССР практически отсутствуют. Разная степень сохранности источников по территориям предопределяет преимущественное использование архивных документов по проблеме социального протеста Архангельской и Вологодской областей, которые к тому же были наиболее развитыми в сельскохозяйственном отношении частями северного региона. Основная часть крестьянского населения была сосредоточена именно на этих территориях. Поэтому репрезентативность основных показателей динамики и форм крестьянского протеста в этих областях для определения средних по Европейскому Северу очевидна43.
Все использованные и изученные по данной проблеме источники делятся на следующие группы: документы Коммунистической партии, нормативно-правовые акты советских органов власти, материалы статистики, делопроизводственные документы, документы личного происхождения (письма, мемуары, дневники), периодическая печать.
В документах Коммунистической партии содержится информация, отражающая подлинное отношение партийных органов к крестьянству. В диссертации использованы материалы съездов, конференций, пленумов центральных и местных партийных организаций44.
Изучение крестьянского протеста невозможно без рассмотрения нормативной и правовой базы государственной политики в деревне. Группу опубликованных источников составляют сборники решений и постановлений ЦК ВКП(б) и СНК СССР, приказов, инструкций и распоряжений министерств и ведомств. Основными для исследования темы являлись: двухтомный «Сборник законов РСФСР и Указов Президиума Верховного
Совета РСФСР (1938-1946)», «Сборник законов СССР и Указов Президиума Верховного Совета СССР (1938 - июнь 1956 г.)», пятитомный сборник «Решения партии и правительства по хозяйственным вопросам (1917-1967 г.)», сборник «Важнейшие решения по сельскому хозяйству за 1938-1946 г.»4э.
Особую ценность для изучения крестьянского протеста имеют нормативно-правовые акты органов власти. Они помогают выявить внутреннюю основу, содержание и эволюцию государственной аграрной политики 1930-х - первой половины 1940-х гг. В диссертации были использованы такие нормативно-правовые акты Советского правительства, как «Кодекс законов о труде», «Уголовный кодекс» и др.46
Информацию о количественных данных и динамике некоторых форм протеста северного крестьянства в 1930-х - первой половине 1940-х гг. содержат материалы статистики. Ценные сведения для выявления динамики исхода из колхозов и уклонения от выполнения натуральных и денежных повинностей северного крестьянства представляют публикации центральных и местных органов статистики с разработками данных переписей населения. Такого рода издания стали регулярно выходить в свет с конца 1950-х гг. Среди них - «Народное хозяйство Архангельской области» (1957 г.); «Карельская АССР за 50 лет» (1967 г.); «Коми АССР за 50 лет» (1971 г.) и др.47 В исследовании использованы издания, построенные на основании первичных источников, опубликованные в 1990-х гг., с комментариями современных историков и демографов, материалы Всесоюзных переписей населения СССР 1937 и 1939 гг.48
К исследованию были привлечены статистические публикации, издаваемые Учетно-статистическим отделом Народного комиссариата СССР для информации партийных и советских органов и заинтересованных ведомств. По сводным годовым отчетам издавались сборники «Колхозы в ... гг.» и др., в которых анализировались колхозное животноводство, растениеводство, оплата труда, выработка трудодней и численность
народонаселения крестьянских дворов49. Данные этих сборников важны для анализа динамики бегства крестьян из деревни, степени материальной заинтересованности крестьян в развитии общественного хозяйства.
Со второй половины 1950-х гг. Статуправлением РСФСР издавались статистические сборники по бюджетам колхозников, по переписям населения, в которых можно обнаружить сведения и за 1940-е гг.50 В статистических сборниках по бюджетам колхозников нашли отражение данные обследуемых хозяйств Вологодской области. В комплексе с архивными документами материалы статистических сборников создают достаточную базу для проведения исследования.
Сведения об уклонении крестьян от уплаты натуральных и денежных повинностей позволяют выявить документы фонда Министерства финансов СССР и Северного краевого финансового управления РСФСР (РГАЭ. Ф. 7733; ГАРФ. Ф. 411; ГААО. Ф. 910). Они содержат данные о выполнении плана поступления сельскохозяйственного налога, количестве крестьянских хозяйств и их доходах.
В документах Центрального статистического управления РСФСР, земельных управлений областей и республик Европейского Севера, Вологодского и Архангельского статистических управлений и областных налоговых отделов (ГАРФ. Ф. 374; ГАВО. Ф. 1703, 1401; ГААО. Ф. 1892) содержатся информация об обеспеченности различным скотом крестьянских хозяйств, сведения о численности хозяйств колхозников. Эти данные включены в ежегодные объяснительные записки и отчеты «О переписи скота», в сводки «Об учете коллективизации крестьянских хозяйств». Благодаря им можно проследить динамику обеспеченности крестьянских хозяйств скотом и, соотнеся ее с налоговой политикой, сделать вывод о реакции крестьян на смягчение и ужесточение законов.
Большие возможности для исследования проявлений крестьянского протеста представляет делопроизводственная документация, содержащая
данные об уклонении крестьян от натуральных повинностей. Эти документы отложились в фондах заготовительных органов - Министерства заготовок СССР (РГАЭ. Ф. 8040) и его уполномоченных по Вологодской и Архангельской областям (ГАВО. Ф. 2666; ГААО. Ф. 3999). Документы этих фондов содержат сводные годовые ведомости и таблицы, итоговые сводки и отчеты о выполнении обязательных государственных поставок сельскохозяйственной продукции. К сожалению, приходится констатировать, что сводки и отчеты о выполнении обязательных государственных поставок за 1930-е - первую половину 1940-х гг. поступили на хранение в государственные архивы Вологодской и Архангельской областей не в полном объеме, а те, что имеются, представляют неоконченные варианты с многочисленными исправлениями. Поэтому более предпочтительным представляется обращение к статистическим сведениям, отложившимся в Российском государственном архиве экономики, хотя и там полные отчеты о выполнении поставок сельскохозяйственной продукции крестьянскими дворами по Европейскому Северу имеются только с конца 1930-х гг.
Важны для исследования причин уклонения крестьян от продуктовых повинностей документы областных исполнительных комитетов: Архангельского и Вологодского (ГААО. Ф. 2063; ГАВО Ф. 1300). Они содержат сведения о выполнении плана заготовок сельскохозяйственной продукции в колхозах, количестве крестьянских хозяйств без выплат на трудодни (сводки «О состоянии сельскохозяйственных поставок в районе» и докладные записки районных комитетов партии).
Документы об уклонении крестьян от трудовой и гужевой повинности хранятся в фондах Череповецкого окружного комитета ВКП(б) за 1930-1945 гг., Вологодского и Сокольского районных комитетов партии (ВОАНПИ. Ф. 1931, 2445, 758), а также в фондах Вологодского и Архангельского областных комитетов партии (ВОАНПИ Ф. 2522; ГАОПДФАО Ф. 296). Они представлены справками районных и областных комитетов партии «О
выполнении плана мобилизации трудовой и гужевой рабочей силы на лесозаготовки». Важной частью справок являются статистические сведения о плане мобилизации на лесозаготовки, количестве мобилизованных и действительно работавших крестьянах. Такого же рода информация содержится в фондах Вологодского окружного исполнительного комитета Советов рабочих и крестьянских депутатов, бюро по учету и распределению рабочей силы при Вологодском областном исполнительном комитете Совета депутатов трудящихся (ГАВО. Ф. 22, 1706), а также в фондах межведомственной комиссии по лесозаготовительным вопросам при Коми облисполкоме Совета депутатов трудящихся и народном комиссариате лесной промышленности Коми АССР (НАРК. Ф. 483, 143).
Материалы об уклонении колхозников от дорожной повинности отложились в фонде управления автомобильного транспорта и шоссейных дорог Вологодской области за 1938-1945 гг. (ГАВО. Ф. 4666). Они представляют собой ежемесячные и годовые статистические отчеты о выполнении плана по трудовому участию населения в строительстве в Вологодской области местных дорог и дорог республиканского значения. Такие отчеты составлялись на первую дату каждого месяца и года, что позволяет увидеть существенное несоответствие между фактическим участием конных и пеших крестьян в дорожных работах и намеченными планами мобилизации.
Для характеристики масштабов репрессивной политики по отношению к северному крестьянству привлечены фонды прокуратуры, органов юстиции, судебных и других правоохранительных органов. Документы этих фондов содержат важные статистические сведения о количестве, половозрастном составе, мерах наказания, социальном положении привлеченных к ответственности крестьян. Здесь встречаются данные о совершенных «террористических актах», открытых выступлениях, убийствах, кражах колхозного имущества и других правонарушениях. Эти
материалы хранятся в фондах Министерства юстиции СССР (ГАРФ. Ф. 9492), прокуратуры Северного края (ГААО. Ф. 1224), прокуратуры Вологодской области (ГАВО. Ф. 4792), Вологодских окружного и областного судов (ГАВО. Ф. 1775, 2598), прокуратуры Коми автономной области за 1930 - 1936 гг. и прокуратуры Коми АССР за 1936-1945 гг. (НАРК Ф. 136, 1307). Подобные сведения отложились также в фондах Вологодского обкома ВКП(б) и райкома ВКП(б) (ВОАНПИ. Ф. 2522, 2445), Северного краевого комитета партии и Архангельского обкома партии (ГАОПДФАО. Ф. 290, 296).
Применительно к рассмотрению противостояния крестьянских духовных традиций и советской идеологии были использованы докладные записки и отчеты Центральной комиссии по вопросам культов и Совета по делам религий при Совете Министров СССР, а также справки и отчеты отдела культурно-просветительской пропаганды и агитации Вологодского областного комитета партии и уполномоченного Совета по делам религий при Совете Министров СССР по Коми АССР (ГАРФ. Ф. 6991, 5263; ВОАНПИ. Ф. 2522; НАРК Ф. 1451). Собранные здесь документы содержат важные статистические сведения о количестве действующих, закрытых и уничтоженных церквей, религиозных общин, данные о ходатайствах верующих и принятых в органах власти ходоках, сведения о количестве и составе православного духовенства. С целью изучения борьбы крестьян за сохранение духовных традиций были привлечены документы фондов партийных, правоохранительных органов, органов госбезопасности, отчеты Северо-Двинского окружного исполкома, справки и докладные записки отдела информации горкомов, райкомов «о антирелигиозной пропаганде» и «о состоянии агитационно-массовой работы». С их помощью удалось дополнить статистические данные конкретными фактами проявления духовного протеста.
Наиболее важным и информативно насыщенным источником, отражающим крестьянскую реакцию на проводимые властями мероприятия и
ситуацию в деревне, являются еженедельные, месячные, квартальные и годовые сводки, отчеты правоохранительных органов, направляемые в руководящие советские и партийные структуры. Причины недовольства налоговой, антирелигиозной политикой государства, протест крестьян, работающих на лесозаготовках, а также условия труда и быта крестьян раскрывают «сводки о настроениях» и «отчеты о классовой борьбе в деревне» ОПТУ и НКВД, находящиеся в фондах Северо-Двинского окружного комитета ВКП(б), Коми республиканского комитета коммунистической партии и Архангельского обкома ВКП(б) (ВОАНПИ.Ф. 5; КРГАОПДФ. Ф. 1; ГАОПДФАО Ф. 290). Обычно они посвящены какой-либо проблеме, содержат сведения об «антисоветских» высказываниях крестьян, описание тех или иных событий, слухи, песни, частушки, собранные в деревне.
Наряду с этим в диссертации использовалась контрольная документация, состоящая из справок, обзоров деятельности хозяйственных и административных учреждений, материалы проверок, заключений о работе, материалы ревизий, сводок о политических настроениях крестьян, в которых можно найти описание фактов незаконной деятельности представителей местной власти и выражения недовольства крестьян государственной политикой, проводимой в деревне.
Акты ревизий налоговой работы Вологодского областного комитета ВКП(б), отложившиеся в фонде Вологодского областного налогового отдела (ГАВО. Ф. 1401), позволяют проследить количество жалоб, поступавших в местные органы власти, социальные характеристики их авторов.
Для изучения проблемы борьбы крестьян за землю первостепенное значение имеют данные земельных балансов, хранящихся в фонде Главного управления землеустройства Министерства сельского хозяйства СССР (РГАЭ. Ф. 7486). Того же рода документы были изучены в фондах Вологодского и Архангельского управлений сельского хозяйства (ГАВО. Ф. 1705;
ГААО. Ф. 3474) и Северного краевого земельного управления (ГААО. Ф. 106). Они представляли собой отчеты земельных органов о количестве, структуре земельных угодий, закрепленных за различными категориями землепользователей. Эти отчеты составлялись на определенную дату: в 1935 - 1937-м годах - на 1 января, в 1938 г. - на 1 октября, с 1940 г. - на 1 января каждого года. Личное крестьянское землепользование в них представлено сведениями об усадьбах колхозников и участках единоличников. Характерные черты и особенности этого источника подробно описаны в работах М. А. Безнина, О. В. Артемовой51.
В диссертационном исследовании были использованы материалы центральной и областной периодической печати 1930 - первой половины 1940-х гг. В частности была изучена газета «Правда», областные газеты «Красный Север», «Колхозник севера». Особенностью этих материалов является отражение государственной политики, проводимой в деревне, так как периодическая печать выполняла функции ее рупора, проводника и защитника. В публикациях о реалиях деревенской жизни периодика сохранила событийную хронику, дух времени, некоторые подробности повседневной жизни и быта крестьян, что важно для понимания сути исторических явлений. В газетных статьях нашли свое отражение такие сюжеты, как незаконные действия представителей власти, сведения о случаях антисоветской агитации, уклонения от выполнения повинностей на лесозаготовках и сплаве, убийствах, поджогах, хулиганстве, конфликтах с представителями местной власти, противодействии антирелигиозной политике.
Существенное значение для анализа проблемы имело использование опубликованных и архивных документов личного происхождения: воспоминаний, дневников, писем, жалоб, заявлений крестьян. Ценным и незаменимым источником стали воспоминания крестьян, участников событий 1930 - 1940-х годов. Автором диссертационного исследования были
записаны воспоминания Веселовой Веры Михайловны (1920 года рождения) и Веселовой Марии Михайловны (1924 года рождения), проживающих в деревне Карамитка Чебсарского района Вологодской области. Сведения были собраны в форме свободной беседы и в письменном виде сохранены в архиве автора. В диссертации использован дневник очевидца событий, происходивших в деревне в 1930-х гг., Александра Ивановича Железнякова, председателя Пироговского сельского Совета Грязовецкого района Вологодской области. В дневнике А. И. Железнякова весьма реалистично описываются подробности повседневной жизни крестьян в 1932-1936 гг., в том числе отношение деревенских жителей к мероприятиям власти, сведения о материальном положении, условиях работы и быта крестьян. Значимость воспоминаний и мемуаров крестьян для проводимого исследования заключается, прежде всего, в том, что они дополняют свидетельства других источников и позволяют проверить их объективность.
При работе над диссертацией было изучено около 200 крестьянских писем за 1930—1940-е гг. Наибольшее количество писем, заявлений и жалоб крестьян повествуют о «неправильном» раскулачивании и изъятии земельных участков, условиях жизни, неоказании материальной помощи семьям фронтовиков и инвалидам, нарушении законности представителями местной власти и т. д. Эти письма сохранились в фондах Вологодского обкома ВКП(б), Вологодской областной прокуратуры и Вологодской окружной рабоче-крестьянской инспекции (ВОАНПИ. Ф. 2522; ГАВО. Ф. 4792, 395). Большое количество писем за 1937-1941 гг. отложилось в фонде Земельного отдела исполкома Архангельской области (ГААО. Ф. 3474). Авторами подавляющего числа писем и ходатайств, направляемых в Земельный отдел, являлись крестьяне-единоличники. Это объясняется экономическим давлением государства на единоличные хозяйства. Письма единоличников содержали просьбы о предоставлении наиболее пригодных для сельскохозяйственных работ приусадебных участков, жалобы на
малоземелье, неудобное расположение и большую удаленность приусадебных участков от мест проживания. Нередко крестьяне (единоличники и колхозники) в своих письмах отказывались от предоставленных им приусадебных участков.
Крестьянские письма в виде ходатайств и заявлений отложились в фондах постоянной центральной комиссии по вопросам культов при ВНИК СССР и уполномоченного Совета по делам Русской православной церкви при Совете министров СССР по Вологодской области (ГАРФ Ф. 5263; ГАВО Ф. 1300).
Начиная с 1960-х годов письма, направляемые в местные партийные органы, целенаправленно уничтожались по рекомендациям Центрального партийного архива как не имеющие научной и практической ценности. Считалось целесообразным хранить лишь жалобы, присланные из газет или вышестоящих органов. Основательной чистке подвергались фонды обкомов и райкомов55. По указанным причинам исследователю приходится иметь дело с разрозненными и несистематизированными письмами крестьян, причем степень достоверности сведений, содержащихся в них, доказать сложно. К изъянам этого вида источников можно отнести необходимость расшифровки почерков, неточность и необъективность трактовки описываемых событий. В этой связи большое внимание обращалось на содержание отчетов, сводок, докладных о работе с жалобами граждан партийных и правоохранительных органов, включавших информацию о жалобах и статистике их поступления в различные властные структуры. Документы, исходившие от самих крестьян, представляют особый интерес в плане изучения отношения к политике Советской власти и деятельности ее представителей на местах.
В исследовании используются фольклорные произведения, такие как частушки, легенды, песни. Они содержат уникальные сведения о жизни, быте, традициях крестьян и отношении их к власти. При проведении диссертационного исследования было изучено пять сборников фольклорных
произведений 1930-х-первой половины 1940-х гг.56
Таким образом, источниковая база исследования охватывает значительный объем документов и позволяет сделать выводы об истоках, динамике и формах крестьянского протеста в 1930-х - первой половине 1940-х гг. Результаты исследования были апробированы в выступлениях на пяти региональных научных конференциях, опубликованы в сборниках материалов этих конференций и других изданиях.
Диссертация состоит из введения, двух глав, заключения, примечаний, списка источников и литературы, 20 приложений.
Борьба за землю
На протяжении 1930-х - первой половины 1940-х гг. исключительное значение для колхозного крестьянства имело личное приусадебное хозяйство. Повышенная роль личного приусадебного хозяйства в жизнедеятельности сельского населения определялась, прежде всего, его экономическими функциями, удовлетворением нужд сельской семьи в продуктах питания, вкладом в формирование совокупных доходов. Значение личного приусадебного хозяйства не исчерпывалось только экономическими функциями. Наличие его было одним из важных характерных признаков сельского образа жизни, обусловленного привязанностью к земле и земледельческому труду1.
В начале 1930-х гг. появляются документы, регламентирующие землепользование колхозников. 1 марта 1930 г. СНК СССР и Президиум ЦИК ВКП(б) утвердили Примерный устав сельскохозяйственной артели . В Уставе провозглашался приоритет общественных земельных интересов над личными, но не были в административном порядке определены размеры приусадебного землепользования. Колхозам предоставили право самостоятельно устанавливать размеры приусадебных участков для своих членов. Руководители хозяйств отводили колхозникам, как правило, очень небольшие участки, не позволявшие удовлетворять даже минимальные потребности колхозной семьи3.
Примерный устав сельскохозяйственной артели, принятый II съездом колхозников-ударников и утвержденный постановлением СНК СССР и ЦК ВКП(б) от 17 февраля 1935 г., устанавливал порядок отношений между колхозным двором и колхозом в сфере приусадебного землепользования. Согласно Уставу колхозники могли иметь в личном пользовании участок земли, размеры которого составляли от ХА га до х/г га, в отдельных районах до 1 га (не считая земли под постройками) в зависимости от областных и районных условий4.
Решением бюро Северного краевого комитета ВКП(б) и Президиума краевого исполнительного комитета ВКП(б) в 1935 г. для южных районов Северного края размер приусадебного участка был установлен от 0,25 до 0,40 га, для северных - 0,25 га5. Согласно указаниям Северного краевого земельного управления по урегулированию приусадебного землепользования, площадь под постройками решено было не измерять, а считать ее равной 0,01 га. Таким образом, приусадебный участок колхозного двора в Северном крае не мог быть меньше 0,26 га6.
После утверждения Примерного Устава Сельхозартели в 1935 г. местные власти были вынуждены увеличить приусадебные участки колхозников, чтобы довести их размеры до установленной нормы7. Во многих районах Европейского Севера требовалось прирезать к приусадебным участкам колхозников почти столько же земли, сколько у них уже имелось. Например, в Черевковском районе Северного края до 1931 г. усадебные земли колхозников в среднем составляли 0,05 га на двор, за период с 1931 по 1935 г. усадебные земли увеличились и составили в среднем 0,10 га на двор, что было значительно меньше нормы. На 1 января 1938 г. усадьбы колхозников ниже нормы преобладали в 88% колхозов Коми республики, в 70% колхозов - Архангельской области, в 28% колхозов Вологодской области и Карельской АССР. Участками выше нормы были обеспечены члены только 4,9% сельхозартелей Европейского Севера. Решить проблему малоземелья предполагалось за счет сокращения землепользования единоличных хозяйств и использования приусадебных фондов колхозов. Однако только в Вологодской области в 1938 г. для увеличения земельных участков колхозников требовалось 7,48 тыс. га земли, а усадьба и пашня единоличников составляла 9,7 тыс. га. Следовательно, для обеспечения колхозников землей необходимо было бы почти на 80% сократить земельные владения единоличников8.
В условиях Севера запас сельскохозяйственных угодий был ограничен, поэтому многие колхозы имели небольшой общественный земельный фонд. Отсутствие достаточного количества пригодных для использования земель сужало возможность обеспечения крестьянского двора землей. Так, в тринадцати районах Коми АССР в 1937 г. количество крестьянских хозяйств, имеющих участок 0,25 га, составляло 15,3% хозяйств, имеющих участок менее 0,25 га, - 78,2% (см. приложение 1). В Сокольском районе Вологодской области в 1939 г. при обследовании 5298 дворов было выявлено, что размеры приусадебных участков колхозников значительно различались: хозяйств, имеющих участок менее 0,10 га, было 28%, от 0,10 до 0,20 га - 47%, от 0,20 до 0,25 га - 22%, от 0,25 до 0,40 га - 2%9.
Уклонение от выполнения повинностей
Одной из важнейших форм социального протеста крестьян в 1930-е - первой половине 1940-х гг. было уклонение от выполнения обязательных повинностей. Система крестьянских повинностей, складывавшаяся на протяжении 1930-х гг., включала отработочную, натурально-продуктовую и денежную повинности. Отработочная повинность крестьянства представляла собой, прежде всего, обязательное трудовое участие в общественном хозяйстве колхоза, а также трудовую и гужевую повинности в некоторых других отраслях народного хозяйства.
Формирование отработочной повинности крестьянства шло параллельно со становлением колхозного строя. Примерным Уставом сельскохозяйственной артели, принятым в 1935 г. на II Всесоюзном съезде колхозников-ударников, законодательно закреплялась обязанность участия колхозников в общественном хозяйстве колхоза. В уставе были предусмотрены меры наказания колхозников, не вырабатывающих установленного минимума трудодней. В 7 параграфе Устава указывалось, что «...за невыход без уважительных причин на работу, за недоброкачественную работу и другие нарушения трудовой дисциплины и устава правление налагает на виновных взыскания». К колхозникам могли применяться следующие взыскания: переделка недоброкачественной работы без начисления трудодней, предупреждение, выговор, порицание на общем собрании, занесение на «черную доску», штраф в размере пяти трудодней, перемещение на низшую работу, временное отстранение от работ. В качестве крайней меры воздействия предусматривалось исключение из членов колхоза .
Окончательно работа в общественном хозяйстве колхоза как форма повинности закреплялась Постановлением ЦК ВКП (б) и СНК СССР от 27 мая 1939 г. «О мерах охраны общественных земель колхозов от разбазаривания». Для каждого трудоспособного колхозника и колхозницы Постановлением устанавливалась норма выработки обязательного годового минимума трудодней (от 60 до 100) в зависимости от региона страны. На Европейском Севере России каждый трудоспособный колхозник и колхозница должны были выработать в течение года 60 трудодней. Члены сельхозартели, не выработавшие в течение года установленного минимума трудодней, считались выбывшими из колхоза и потерявшими права колхозника .
Во время Великой Отечественной войны Постановлением СНК СССР и ЦК ВКП(б) «О повышении для колхозников обязательного минимума трудодней», принятым 13 апреля 1942 г., годовая норма выработки была повышена до 100-150 трудодней. В районах Европейского Севера она составляла 100 трудодней89.
Кроме отработки в общественном хозяйстве колхоза, крестьяне Европейского Севера с конца 1920-х гг. привлекались к выполнению заданий по заготовкам леса. За уклонение от этих работ крестьяне привлекались к административным и уголовным мерам наказания.
За невыполнение обязательных заданий по лесозаготовкам Постановлением ВЦИК и СНК РСФСР «О мероприятиях по усилению работ на лесозаготовках и сплаве» от 13 февраля 1930 г. предусматривалось наложение штрафов в пределах до пятикратного размера стоимости падающей на крестьянина работы с применением в случае уклонения от уплаты штрафов продажи с торгов его имущества .
Проявления крестьянского протеста в отношениях с властью
Для рассмотрения социального протеста крестьянства Европейского Севера России в 1930-х - первой половине 1940-х гг. важно понять, в чем состоят основы взаимоотношения крестьянства и власти. Советская власть применяла в деревне насильственные, произвольные, зачастую жестокие методы. Во многом это было обусловлено политикой большевистского правительства, так как сама стратегия коллективизации уже включала в себя насильственные меры, а именно экспроприацию, раскулачивание, обобществление крестьянских хозяйств. Складывающийся в 1930-х гг. режим «штурмовщины», репрессий зажиточных крестьян, гонений на религию и церковь способствовал проявлению злоупотреблений исполнителей на местах.
Традиционно деревенские жители предъявляли высокие требования к представителям власти. В представлении крестьян власть должна была быть «своей», «близкой», а не отгораживающейся от народа бумажными барьерами. Она должна была быть реально действующей, а не призрачной и обязательно - морально чистой, эталоном для всех остальных граждан. От власти ожидали такого же попечения о своих подданных, как, например, забота о своих «чадах» главы «большой» семьи . Однако местные ответственные работники не всегда соответствовали предъявляемым требованиям крестьян. Как отмечает Ш. Фицпатрик, «местные партийные работники 1930-х гг. печально прославились своим пренебрежением к законным формальностям. У большинства представителей местной власти напрочь отсутствовало понимание важности соблюдения правовых форм и процедур»2.
В начале 1930-х гг. были юридически закреплены формы организации и учета труда в колхозном производстве. В январе 1931 г. Всесоюзное совещание по организации труда в колхозах рекомендовало создание постоянных бригад. В дальнейшем эта форма закрепилась Постановлением ЦК ВКП(б) от 4 февраля 1932 г. «Об очередных мероприятиях по организационно-хозяйственному укреплению колхозов». Сдельная оплата труда в колхозах основывалась на нормах выработки, принятых в коллективном хозяйстве, с оценкой затраченного труда в трудоднях. Принятый в 1935 г. на II Всесоюзном съезде колхозников Примерный устав сельскохозяйственной артели детально регламентировал все стороны внутриколхозной жизни, права и обязанности членов артели .
На практике отработочные повинности в общественном хозяйстве колхоза толковались гораздо шире, нежели предусматривал закон. Нередко местное начальство рассматривало крестьян как своих крепостных, пользуясь резервом рабочих сил по своему усмотрению. Если районной или сельской администрации требовались рабочие для каких-либо хозяйственных нужд, немедленно поступало распоряжение выделить их, зачастую на длительный срок и бесплатно4. При этом не всегда учитывали возраст колхозников, их семейное положение и состояние здоровья. Так, в 1938 г. в Коми АССР председатель колхоза В. С. Микушев заставлял выйти на лесозаготовительные работы колхозницу А. Н. Габову, которой еще не исполнилось пятнадцати лет. Кроме того, у А. Н. Габовой «на попечении была больная мать»5. 8 апреля 1944 г. председатель Вотлановского сельсовета Вологодского района Власов по просьбе районного начальства «объявил мобилизацию трудоспособного населения ... проживающего в деревнях Вотланово, Копрецово, Зерконо и Дуброво, на работу в подсобное хозяйство Волторга сроком с 15 апреля по 15 ноября 1944 г. и 29 гражданам вручил мобилизационные повестки...». В них указывалось, что не желающие выполнять распоряжение сельсовета, будут «привлечены к ответственности по законам военного времени» .
Среди нарушений законности местными руководящими работниками были бюрократизм и волокита. На основании Постановления ВЦИК от 1 июля 1934 г. «Об упорядочении делорассмотрения и решения жалоб» жалобы граждан должны были рассматриваться в срок не более 1 месяца со дня подачи . Тем не менее на протяжении 1930-х - первой половины 1940-х гг. во многих областных, районных и сельских административных учреждениях заявления и жалобы крестьян рассматривались несколько месяцев, а иногда и лет. Так, например, в постановлении Президиума Северного краевого исполнительного комитета партии от 25 февраля 1935 г. указывалось, что на 213 крестьянских жалоб, направленных крайисполкомом в районы для рассмотрения 7 декабря 1934 г., ответов дано не было. Жалоба жителя Никольского района Гагарина оставалась без ответа с марта 1934 г. В краевые административные учреждения постоянно поступали сообщения о том, что многие районные руководители не осуществляли контроля за поступлением, движением и исполнением жалоб крестьян, что приводило к задержке прохождения жалоб в районах. Так, 1 января 1942 г. в Общий отдел Харовского райкома Вологодской области «поступила 321 жалоба, из этих жалоб ни одной зарегистрировано не было». Даты поступления жалоб не фиксировались. Поэтому «из 321 жалобы... 99 никакого движения не было дано»9. В этом же году в Октябрьский райисполком Вологодской области поступило 138 жалоб, 83 из которых не были рассмотрены10. В свою очередь, крестьяне, недовольные волокитой и «бездушным отношением властей», говорили: «Нас, очевидно, не считают за людей, на наши нужды не обращают никакого внимания»".
