Правоохранительные органы Урала в годы новой экономической политики Камалова Галина Тимофеевна

Содержание к диссертации

Введение

Глава 1. Теоретико-методологические основы исследования 17

1. Степень изученности истории советских правоохранительных органов 17

2. Источниковая база исследования 54

3. Методология исследования 78

Глава 2. Реорганизация органов охраны правопорядка на Урале в годы нэпа 96

1. Судебная система Урала в 20-е годы XX столетия 96

2. Создание органов прокурорского надзора и адвокатуры 118

3. Подразделения ВЧК—ГПУ-ОГПУ в системе органов государственной власти 142

4. Реформирование организационной структуры Рабоче крестьянской милиции 164

Глава 3. Кадровая политика в правоохранительной системе региона в двадцатые годы 188

1. Комплектование кадров судебных работников Уральской области 188

2. Состояние кадрового потенциала уральской прокуратуры и адвокатуры 227

3. Кадровое обеспечение подразделений ОГПУ и РКМ 251

Глава 4. Обеспечение «революционной законности» на Урале в годы новой экономической политики 288

1. Основные направления деятельности судебной системы в условиях изменения форм хозяйствования 288

2. Реализация надзорных функций советской прокуратурой и функций защиты адвокатурой в 20-е годы XX столетия 315

3. Специфика деятельности региональных подразделений ОГПУ 349

4. РКМ региона в обеспечении задач социалистического строительства 373

Заключение 401

Источники и литература 416

Приложения 484

• Судебная система Урала в 20-е годы XX столетия
• Комплектование кадров судебных работников Уральской области
• Основные направления деятельности судебной системы в условиях изменения форм хозяйствования
• РКМ региона в обеспечении задач социалистического строительства

Введение к работе

Актуальность темы. Значимость изучения истории правоохранительных органов периода проведения новой экономической политики вызвана, прежде всего, непосредственным академическим интересом. В современной исторической науке идет активный процесс переосмысления прошлого России. Овладение историческим опытом не только обогащает наши знания, но и помогает совершенствовать организацию и деятельность правоохранительных органов, позволяет избежать многих ошибок прошлых лет. Исследование проблемы с позиций историзма является обязательным условием научного познания. Постоянное обращение к опыту диктуется причинами как общеметодологического, так и гносеологического характера.

Правоохранительная система в качестве самостоятельного предмета исследования стала рассматриваться недавно и, в целом, ещё не получила должной разработки. На сегодняшний день отсутствуют работы, комплексно исследующие советскую систему правоохранительных органов на стадии ее формирования, как на общероссийском, так и на региональном уровнях. В предшествующее время изучались лишь вопросы функционирования отдельных звеньев системы: суда, прокуратуры, ОГПУ, милиции. Они в совокупности решали проблемы утверждения нового социального порядка, однако в отдельности перед каждым из правоохранительных институтов стояли свои конкретные задачи. В связи с этим, и возникает необходимость анализа механизма взаимодействия различных компонентов единой правоохранительной системы.

Некоторые из сформулированных вопросов ранее уже ставились в
общероссийском масштабе, тем не менее, обращение к местному
материалу позволяет уточнить и конкретизировать общие тенденции
развития правоохранительных органов рассматриваемого периода. Такие исследования позволяют перенести центр тяжести на изучение правоприменительной практики на местах, что позволяет расширить источниковую базу и выявить региональную специфику. История правоохранительных органов – важнейший источник и существенная часть современного научного знания о различных аспектах советской государственности.

Заметное повышение общего интереса к истории и к историческим исследованиям в современных условиях обусловлено рядом факторов, в том числе и углублением преобразований, активным участием в политическом процессе широких слоев населения. Выбор тех или иных путей социального и политического развития связан с переосмыслением пройденного пути, с новыми трактовками и оценками событий прошлого. Деидеологизация общества позволяет по-новому взглянуть на многие, ранее казавшиеся устоявшимися оценки событий. Знание реальной истории функционирования правоохранительной системы пролетарского государства содействует лучшему пониманию как прошлой советской государственности и ее институтов, так и подлинного содержания современных политических и правовых процессов, закономерностей и тенденций их развития.

Строительство правового государства, развитие демократических принципов политической жизни, укрепление законности и правопорядка относятся к числу важнейших задач постсоветской России. В связи с этим, одной из узловых проблем становится развитие и совершенствование правовых механизмов обеспечения государственной власти и устройства гражданской жизни. В современных условиях именно право является тем социальным институтом, который наиболее очевидно накапливает положительный опыт разумной организации всей совокупности общественных отношений. Движение России по пути реформ сопровождается отказом от тоталитарных методов в идеологии, политике и экономике, в основу работы по реорганизации правоохранительной системы положена идея безусловной защиты прав и свобод человека и гражданина. Однако в реальности власть закона ещё не стала верховенствующей, всесильной, неотвратимо и эффективно влияющей на поведение субъектов общественных отношений, а человек, его права и свободы не стали еще надежно охраняемой высшей ценностью. Реорганизация правоохранительной системы требует определения компетенции каждого из ее звеньев, установления четких принципов их деятельности. Методология преобразований предполагает в этих целях изучение исторического опыта.

В условиях переходного периода, когда в обществе отсутствует социальная стабильность и наблюдается обострение криминогенной обстановки, изучение имеющегося опыта деятельности государственных структур, действовавших в прошлом в аналогичных ситуациях, является жизненно необходимым. В сложившихся условиях особую актуальность и интерес представляет изучение советской правоохранительной системы периода новой экономической политики. Нэп отличали не только элементы рыночных отношений, но и определенное «потепление» в области политической. Прямое или опосредованное влияние элементов рынка проявилось в реформировании как правоохранительной системы в целом, так и ее отдельных структур. Изучение этого периода является исходным условием реалистического анализа преобразований 30-х гг. XX в., опосредованных историческим сдвигом рубежа конца 20-х–нач. 30-х гг. Развитие правоохранительных органов в 20-х гг. XX в. происходило на фоне сложных социальных процессов. Важность исследования избранной темы обусловлена также и масштабами современной преступности, неблагоприятными тенденциями ее динамики.

Актуальность избранной темы связана и с особенностями функционирования правоохранительной системы на постсоветском пространстве, ее исторической обусловленностью и преемственностью. Современный период сочетает противоречивые тенденции в развитии всех институтов государственной власти, в том числе, и правоохранительных органов. От эффективности деятельности государства, от его правового характера в прямой зависимости находятся законность и правопорядок.

Степень научной изученности темы. В современной историографии условно можно выделить два основных периода изучения истории правоохранительной системы советского государства: советский (20–80-е гг. ХХ в.) и постсоветский (90-е гг. ХХ в. – до наших дней). Внутри советского периода традиционно в научной литературе выделяется несколько этапов, не одинаковых по степени полноты решения проблемы, использованию архивного материала (20-е гг., 30–40-е гг., 50–60-е гг. и 70–80-е гг.). В постсоветском периоде также можно выделить два этапа, различающихся содержанием (90-е гг. ХХ в. и первое десятилетие XXI в.). История советской правоохранительной системы в целом, как в масштабе страны, так и отдельных регионов, до недавнего времени не являлась предметом специального изучения. В связи с этим, существует потребность исследования деятельности суда, прокуратуры, органов государственной безопасности и рабоче-крестьянской милиции на каждом из этапов.

Поскольку до недавнего времени суд относили к системе правоохранительных органов, то анализ изученности избранной темы следует начинать с пролетарской системы правосудия. В 20-е гг. начало историографии положили практические работники, непосредственно участвовавшие в ее формировании. Среди работ этого периода следует отметить труды деятелей советской юстиции: Я.Л. Бермана, Н.В. Крыленко, П.И. Стучки, Д.И. Курского, А.Я. Вышинского и др. Для них характерно господствовавшее отношение к праву и государству как институтам, отмирающим по мере продвижения к коммунизму. Схема освещения истории правоохранительных органов, созданная в 20-е гг., долгое время считалась классической. Работы этого периода, поскольку они написаны очевидцами, одновременно могут служить и источником фактического материала.

В 30–40-е гг. произошло резкое сокращение количества публикаций по проблеме. В условиях массовых репрессий, установления моноидеологии правоохранительные органы фактически были исключены из сферы внимания исследователей. 50–80-е гг. стали весьма результативными для исторической науки. Хрущевская «оттепель» стала новым этапом в изучении истории правоохранительных органов. Важным событием стало издание в 1955 г. первого сборника нормативных актов «История законодательства СССР и РСФСР по уголовному процессу и организации прокуратуры 1917–1954 гг.», также сборника документов, характеризовавших деятельность ВЧК. В 50–60-е гг. историография обогащается трудами, подготовленными историками. Это, прежде всего, работы Л.Н. Гусева, М.В. Кожевникова, а также сборники статей, посвященные 40, а затем 50-летию Верховного Суда СССР. Среди них особого внимания заслуживает монография М.В. Кожевникова. В его работе нашла отражение история суда периода проведения новой экономической политики в самом общем виде. В целом, авторы вышеуказанных трудов рассматривали проблемы организации и развития судебной системы, не выходя за рамки официально принятой точки зрения на роль В.И. Ленина, коммунистической партии. Вместе с тем, исследования 50–60-х годов заложили основу для историографии последующего периода.

До начала 60-х гг. проблема функционирования органов советской юстиции на Урале в исторической литературе не рассматривалась. Одним из первых В.В. Кривоногов попытался раскрыть процесс создания следственных органов на Урале, показать их структуру, компетенцию и кадровый потенциал. Вместе с тем, автор, на наш взгляд, недостаточно уделил внимания месту органов предварительного следствия в правоохранительной системе, ограничив время их деятельности лишь периодом гражданской войны. К проблеме создания суда в регионе обратились в своих исследованиях А.И. Казаков, А.С. Смыкалин и Л.Л. Маковская. Однако они рассматривали лишь вопросы управления судебными органами с учетом особого административно-территориального деления региона, при этом сама система правосудия Урала, ее структура и функционирование в качестве самостоятельного предмета не ставились.

В 50–80-е гг., наряду с судом, в сфере интересов историков оказались и институты прокурорского надзора. В частности, М.В. Кожевников на основании анализа законодательных актов проследил общие вехи в становлении и направлениях деятельности советской прокуратуры. Попыткой преодоления сложившегося в научной литературе схематизма в освещении института прокуратуры стала работа «Советская прокуратура. История и современность», подготовленная к 60-летнему юбилею советской власти. В ней нашла отражение характеристика этапов становления и развития института прокуратуры, имеются материалы о прокурорских работниках. Небольшая, но очень емкая по содержанию статья А.С. Панкратова впервые в отечественной историографии раскрывает содержание кадровой политики в прокуратуре в годы ее становления и развития. Вопросы, связанные с деятельностью прокуратуры, рассматривались и уральскими учеными в периодических научных сборниках. Заслуживает внимания статья А.П. Угроватова и Г.Ф. Юрова, в которой они анализируют деятельность прокуратуры во второй половине 20-х гг. Авторы справедливо отмечают снижение количества протестов, однако, на наш взгляд, их однозначная детерминированность этого явления только в связи с улучшением деятельности учреждений прокуратуры, затушевывает суть процессов, которые происходили в советской правоохранительной системе на рубеже 20–30-х гг..

В 60–80-е гг. прошлого столетия в исторических исследованиях более широко представлен опыт органов суда и прокуратуры, однако и деятельность милиции по охране общественного порядка также получила освещение в ряде крупных работ. Весьма плодотворно работал М.И. Еропкин, который издал несколько монографий. В них впервые представлена периодизация истории советской милиции, проанализирована нормативно-правовая база. В этот период обратились к истории милиции и уральские авторы. В.М. Руцкин исследовал вопросы создания милиции в Пермской губернии. В.Г. Андреева, Е.Г. Бунеев, Б.В. Виноградов в работе, посвященной 60-летнему юбилею советской милиции, главное внимание сосредоточили на формировании РКМ Среднего Урала. Авторы вышеназванных трудов не ставили под сомнение избранный политический курс; об ошибках и злоупотреблениях в работе милиции говорили кратко, в рамках дозволенного партийными установками. Обстановка того времени не позволила им объективно показать процессы, раскрывающие взаимоотношения РКМ с партийными органами, а также определить ее место в общем механизме власти.

Крупным явлением в историографии стало издание в 1977 г. фундаментального труда «История советской милиции» под редакцией Н.А. Щелокова. Авторы двухтомника опирались на широкую источниковую базу. Однако и это солидное исследование не избежало общих недостатков, характерных для работ советского периода.

Таким образом, за 20–80-е гг. в изучении истории советской правоохранительной системы и ее структурных элементов периода нэпа были достигнуты определенные результаты. За эти годы была детально проработана нормативная база, в научный оборот введен большой массив архивных документов и материалов периодической печати. Были созданы обобщающие труды по истории суда, прокуратуры, милиции, в которых в числе прочих представлен также и период нэпа. При этом следует отметить, что наиболее серьезные работы были подготовлены на базе общесоюзного материала. Региональный аспект правоохранительной тематики стал развиваться лишь в 60–70-е гг., интенсивность научных исследований сдерживалась идеологическим и политическим диктатом КПСС, единым методологическим инструментарием исследования, недоступностью большого числа документов, отрывом от зарубежной историографии. Все это затрудняло определение реальной роли правоохранительных органов в реализации карательной политики государства. В конечном счете, накопление знаний о деятельности советских правоохранительных органов стало приходить в противоречие с упрощенной трактовкой их становления и развития. Характерной чертой отечественных работ 20–80-х гг. является абсолютизация вклада силовых структур в упрочение советской власти, героизация борьбы с преступностью, подчеркивание зависимости задач правоохранительной системы от политических целей государства. В подавляющем большинстве исследований общесоциальное содержание их деятельности не рассматривалось. Догматизм, оценки только с позиций марксизма-ленинизма – все это стало тормозом в научном познании. Ведущей чертой советской исторической науки было то, что она являлась органичной составной частью общественно-политической системы.

В определенной степени переходным от советского этапа историографии к современному является период конца 80–сер. 90-х гг. ХХ в. С одной стороны, в условиях политического и идеологического плюрализма, общественное сознание характеризовалось небывалым интересом к отечественной истории, к истории государственных структур, в особенности правоохранительных органов. С другой – крах советской государственности, ломка стереотипов породили острый методологический кризис, разочарование в принципах формационного подхода. Поиски ответов на запросы общества и новых концептуальных подходов сопровождались анализом основных этапов советской истории, пересмотром в ней роли В.И. Ленина, И.В. Сталина и социалистического выбора, сделанного в октябре 1917г., то есть, прежде всего, разрабатывались проблемы политической истории. Именно изменение концептуальных подходов, расширение документальной базы за счет рассекречивания архивных материалов и оказали влияние на последующее состояние изученности проблемы. Наряду с общими работами, в которых иллюстративно рассматривались вопросы прошлого правоохранительных органов, появляются и специальные исследования. Среди них особый интерес представляют публикации В.М. Курицына, проанализировавшего основные направления дискуссий по вопросам права и законности в 20-е гг., раскрывшего процесс кодификации законодательства и реформирования суда, прокуратуры. В более поздней статье «Переход к нэпу и проблемы законности: новое прочтение» В.М. Курицын пришел, на наш взгляд, к весьма важному выводу, что «слабость и противоречивость политических, социально-экономических и идеологических гарантий предопределили и половинчатость, непоследовательность правовых реформ, и взятого в связи с переходом к нэпу курса на укрепление законности». Это положение объясняет неоднозначность масштабов преобразований различных структур правоохранительной системы в условиях введения элементов рыночной экономики.

В значительной степени выработка новых концептуальных подходов к освещению различных аспектов политической истории страны, была связана с анализом феномена новой экономической политики, который занял особое место в историографии второй половины 90-х гг. Некоторые ответы на дискуссионные вопросы этого периода российской истории содержит коллективная монография «Нэп в контексте исторического развития России XX века», в том числе и уточнению его хронологических рамок. Использование научного потенциала социальной истории позволило В.А. Надеждиной поставить интересные проблемы, связанные с социокультурными детерминантами «нэповской» модернизации, осмыслить неудачи «нэповского» пути к социализму. На повышенную актуальность социокультурных подходов к изучению эпохи становления социализма обращали внимание и другие авторы.

Смена политической парадигмы активизировала различные направления исследований правоохранительных органов на всех этапах советской истории. Критическое осмысление российской истории за семьдесят лет существования советской власти сформировало два подхода к оценке их роли в становлении и сохранении тоталитарного режима. С одной стороны, это дискуссионные материалы, написанные в духе отрицания «всего советского». С другой – работы, авторы которых стремятся к взвешенному изучению причин трагедии нашего народа, связанной с репрессивной политикой советского государства.

Серьезным вкладом в изучение причин и условий формирования административно-командной системы стали труды Е.Г. Гимпельсона, который проанализировал обширный законодательный материал, уделив внимание роли судебных и чрезвычайных органов, исследовал репрессивно-карательную политику советской власти, рассмотрел становление и эволюцию политической системы, место в ней правоохранительных органов в тесной связи с «нэповской» реальностью. Исследованием проблем правоохранительной системы 20–30-х гг., критическим осмыслением истории её подразделений в рассматриваемый период занимались не только историки, но и представители правовой науки. Среди них выделяются публикации В. Кудрявцева, В.С. Нерсесянца, А.Я. Малыгына и др. В частности, А.Я. Малыгын в одной из первых статьей поднял на новый уровень понимание роли суда, прокуратуры, милиции в механизме правоохранительной системы 20-х гг., определив ее содержание. Л.П. Рассказов особое внимание обратил на правовое регулирование реформирования и деятельности органов государственной безопасности, значимость кодификации. Анализ нормативной базы и архивных материалов позволил автору аргументировать роль спецслужбы в историческом повороте рубежа 20–30-х гг. Критический анализ советской судебной системы, ее функционирования содержат монография В.А. Букова. Автор акцентировал внимание на проблеме преемственности в российской системе правосудия, роли классового суда в формировании предпосылок тоталитаризма в СССР. Исследованию советской адвокатуры, внутренней структуры и тенденций ее развития посвящены многочисленные работы. В.Н. Смирнов и Р.Р. Усманов в книге «История адвокатуры Среднего Урала» интересующему нас периоду уделили два параграфа, проанализировав нормативные акты центральной и местной властей, раскрыли процесс образования Екатеринбургской коллегии адвокатов. Ограниченность территориальных рамок не позволила авторам сравнить состав и характер деятельности защитников в различных округах Уральской области и тем самым глубже выявить региональное своеобразие.

К середине 90-х гг. историческая наука в новых условиях в основном, справилась с критическим осмыслением советской истории, проанализировала роль коммунистической партии во властном механизме 20–30-х гг. и правоохранительных органов, как ее опоры. Успешно решена и вторая важнейшая задача этих лет – расширение и обогащение исследовательской базы новыми материалами и документами за счет рассекречивания архивов и издания фундаментальных сборников документов.

В конце 90-х гг. XX.–нач. XXI в. в исторической науке сложились условия для более глубокого изучения сущностных явлений советской истории вообще и, нэпа, в частности, на основе новых концептуальных и методологических подходов. Судя по направленности и содержанию новейших трудов по истории 20-х гг., исследователи в первую очередь анализировали особенности взаимоотношения власти и народа во всех сферах жизни «нэповского» общества, привлекали массу нового, весьма образного, эмпирического материала для анализа сущности политического режима. Постсоветский период развития отечественной истории характеризуется явным качественным сдвигом, а именно: существенным обновлением методологии, источниковой базы и практического инструментария исследований. Среди этих достижений, уже вошедших в научный арсенал российских историков, можно выделить цивилизационный подход, модернизационную теорию, приемы и методы исследования социальной истории, что позволило не просто отрицать советский опыт, но и увидеть в нем позитив.

Деятельности государственных структур, в том числе и правоохранительных органов, в контексте последних методологических достижений, посвятили свои труды И.В. Павлова, О.В. Хлевнюк, Т.П. Коржихина, В.И. Ивкин и др.. Основным достоинством их исследований является введение в научный оборот большого блока, не использовавшегося ранее архивного материала, рассмотрение с новых позиций механизма функционирования государственной власти и его отдельных компонентов. В 90-е гг. появляются работы, в которых была предпринята попытка осмыслении феномена советской номенклатуры не только с использованием теоретических схем, родившихся на волне перестройки, но и с привлечением конкретных исторических данных. Вопросы партийного руководства правоохранительной системы первой половины 20-х гг. рассмотрел Б.В. Павлов. На рубеже XX и XXI вв. появляются глубокие исследования, посвященные истории карательных органов в России. От публикаций предыдущих лет их отличают новые концептуальные подходы. Среди них особое место принадлежит работе Б.Б. Коровина «История отечественных органов безопасности», в которой автор, опираясь на рассекреченные ведомственные нормативные акты, показал последовательное расширение возможностей ОГПУ для внесудебных репрессий. Выводы автора о связи этой функции спецслужбы с реализацией политической линии ВКП (б) убедительно аргументированы. В последние годы появились работы, посвященные проблеме кадрового состава карательных органов. В частности, вопросам подготовки и воспитания чекистских кадров в годы нэпа уделил внимание в своей монографии А.М. Плеханов. Заслуживают научного внимания публикации О.И. Капчинского, исследующего кадровый состав руководящих органов ОГПУ в 20-е гг.

Вопросы, связанные с проявлением произвола в отношении уральского крестьянства и роли в его осуществлении правоохранительных органов, рассмотрел А. Базаров. Его работа удачно сочетает полемичность и объективность, знание психологии и быта российского крестьянства, привлечение огромного фактического материала и обширной нормативной базы. Автор убедительно показал роль изменений в праве для массового применения насилия правоохранительных органов к крестьянству, взаимосвязь различных структур властного механизма в ликвидации последнего класса собственников, в разрушении вековых традиций и нравственных устоев уральской деревни.

В связи с подготовкой к празднованию 300-летнего юбилея российской прокуратуры активизировался и интерес к её истории. В.Б. Алексеев и Е.А. Миронова исследовали важное направление в деятельности прокуратуры – надзор за производством дел в судах. В.И. Басков и В.Г. Бессарабов, продолжая анализ М.В. Кожевникова, с новых позиций попытались проследить путь, пройденный советской прокуратурой за семьдесят лет. Откликнулись на этот юбилей и уральские историки, а именно: вышел сборник статей «Прокуратура Оренбуржья: история и современность» и книга С.Ю. Салминой «Прокуратура Челябинской области. Очерки истории». С.Ю. Салмина в своей работе использовала фактический материал о становлении и развитии прокурорских структур не только в Челябинской области, но и в целом на Урале. Исторический обзор охватывает почти три века функционирования подразделений прокуратуры в регионе. Автор приводит сведения о персональном составе Челябинской прокуратуры. Вместе с тем, следует отметить, что в связи с юбилейным характером издания глава «Прокуратура в годы нэпа» не содержит целостного анализа процесса формирования органов прокурорского надзора в Уральской области, нет исследования форм и направлений их деятельности в конкретных условиях 20-х гг.

Представляют интерес работы, исследующие деятельность милиции по борьбе с преступностью в годы нэпа, написанные на материалах Южного Урала. С.В. Щеткин и И.И. Коваль в статье «Милиция Южного Урала в борьбе с преступностью в условиях новой экономической политики», опубликованной в юбилейном сборнике, рассматривают проблему перегруженности милиции обязанностями, не связанными с выполнением ею основных функций. В более поздней своей статье А.В. Щеткин стремится проследить особенности борьбы с преступностью на Южном Урале в годы нэпа. На основании анализа архивных материалов автор пришел к выводу об увеличении масштабов преступности к концу 20-х гг., как в республике в целом, так и на Урале, аргументируя его комплексом факторов. С привлечением значительного архивного материала написана книга «Милиция Челябинской области. 1802–2002. Страницы истории», где интересующему нас периоду посвящена глава «Государственно-правовой статус милиции в годы нэпа».

В литературе четко просматривается возросший интерес к истории правоохранительных органов, складывается научная традиция в исследовании различных сторон их деятельности, кадрового состава. Однако пока недостаточно исследован такой аспект как состояние «культурности» кадров правоохранительных органов. В большинстве работ, как в целом по стране, так и по Уралу, имеет место лишь констатация их низкого образовательного уровня. Требует более пристального анализа и уточненной характеристики социальный состав контингента, пополнявшего правоохранительные органы. Необходимо проследить, как изменения состава, уровня культурности штатов обусловили деформирующее влияние на характер многих процессов в советской России во второй половине 20-х гг.

Истории советских правоохранительных органов периода проведения новой экономической политики посвящен ряд диссертаций. Основная масса исследователей рассматривает отдельные структурные элементы правоохранительной системы вне их взаимосвязи и взаимозависимости: суд, прокуратуру, органы государственной безопасности, милицию. Судебной системе периода нэпа, её становлению и развитию, в частности, посвящены диссертации А.С. Смыкалина, О.И. Филоновой, А.А. Шороховой. А.С. Смыкалин широко привлекает материал по организации судебного управления в районированной Уральской области, однако вопросы функционирования суда, формы отправления правосудия, кадры судебных учреждений Урала оказались вне интересов автора. В диссертационном исследовании О.И. Филоновой рассматривается состояние и деятельность судебных органов Курганского и Шадринского округов с использованием неизвестных ранее архивных материалов. Привлечение отдельных показателей по Уральской области позволило автору выявить специфику судебных кадров в округах с преимущественно с аграрным населением. В.Н. Смирнов свою диссертацию посвятил изучению становления и деятельности адвокатуры в 20–30-е гг. в территориальных рамках Свердловской области. Однако в работе не получили глубокого теоретического и фактического обоснования последствия исторического поворота конца 20–нач. 30-х гг. для состава, форм и направлений деятельности адвокатуры региона.

Наибольшее количество диссертационных исследований посвящено истории милиции. С.В. Щеткин на примере Южного Урала рассматривает историю одной из структур правоохранительной системы. Достоинством его исследования является привлечение данных по Уральской области и РСФСР, что делает выводы, касающиеся региональных подразделений милиции, более обоснованными, и позволяет более четко выявить специфику преимущественно аграрных округов. Вместе с тем, автор, анализируя различные направления деятельности РКМ, в том числе и выполнение обязательных постановлений исполкомов советов различных уровней, содействие различным ведомствам, в выводах по разделу автор дальше констатации факта перегруженности милиции не идет, не выясняет глубинные причины этого явления. История милиции Урала требует дальнейшего изучения различных аспектов ее формирования, функционирования и, особенно, взаимодействия с советскими и партийными учреждениями и другими правоохранительными структурами.

Проблеме формирования правоохранительной системы советского государства в целом посвящена докторская диссертация О.И. Чердакова. Это пока единственное исследование, известное автору, в котором в комплексе рассматриваются проблемы становления и развития всех структур правоохранительной системы на протяжении длительного отрезка времени, в который включен и период проведения новой экономической политики. Автор проследил развитие уголовно-правовой доктрины и её влияние на эволюцию органов правопорядка. Однако при исследовании различных вопросов реформирования суда, прокуратуры, органов государственной безопасности, милиции О.И. Чердаков не всегда придерживается хронологии, что затрудняет восприятие перемен и их детерминированность. Эволюцию советской правоохранительной системы в 20-е гг. автор рассматривает вне контекста этапов нэпа, что также ослабляет аргументированность роли правоохранительных органов в становлении тоталитарного режима в СССР.

Диссертационное исследование Т.В. Зубаревой посвящено одному из аспектов деятельности правоохранительных органов Курганской и Оренбургской областей. Интересующему нас периоду посвящена вторая глава, однако роль правоохранительной системы в экономической стабилизации региона в первой половине 20-х гг. представлена на уровне отдельных фактов из деятельности ее структур и в целом не получила обобщения.

Анализ опубликованной литературы и диссертационных исследований позволяет сделать вывод о недостаточной изученности историками темы. До настоящего времени отсутствуют комплексные исследования истории формирования и деятельности правоохранительных органов, как на общероссийском, так и на региональном уровне. Изученность данной проблемы на Урале касается частично суда, прокуратуры, милиции в территориальных рамках отдельных областей. Некоторые положения, выдвигаемые авторами, носят либо ошибочный, либо противоречивый характер, и требуют уточнения на основе более глубокого прочтения нормативных актов и архивных материалов. Специфика избранной темы в масштабе Уральской области пока не выявлена. Отсутствуют работы, анализирующие историю правоохранительной системы, как в целом, так и её структурных подразделений. Нуждается в переосмыслении уже накопленный исследователями материал в связи с формированием новых концептуальных подходов к изучению такого периода советской истории как эпоха нэпа, определению места и роли правоохранительных органов в защите и укреплению политического режима.

Объектом исследования выступает советская правоохранительная система как сложное и многогранное образование, включавшее основные подсистемы: охранительно-правовые нормы, центральные и региональные органы.

В качестве предмета предлагаемого диссертационного исследования рассматривается процесс становления и развития органов правопорядка, выполнявших правоохранительные функции на Урале в специфических условиях реализации новой экономической политики.

Хронологические рамки исследования охватывают временной отрезок с 1921 г. по 1929 г., обладающий определенной целостностью. Эти годы традиционно принято считать временем осуществления новой экономической политики – единственным в советской истории периодом, когда правоохранительным органам приходилось действовать в экономике с элементами рынка. Поэтому начальный рубеж исследования увязывается с решениями X съезда РКП (б), принятыми в марте 1921 г. В условиях осуществления нэпа на Урале проводились широкомасштабные эксперименты, в том числе и в правоохранительной сфере. В 20-е гг. произошло становление основ советской государственности; систематизировано и кодифицировано законодательство. Были реорганизованы ВЧК–ГПУ–ОГПУ, суд, милиция; созданы прокуратура и адвокатура; начала складываться административно-командная система и советская номенклатура. 1929 год в качестве конечного рубежа исследования выбран потому, что к этому времени была в основном сформирована правоохранительная система, просуществовавшая без серьезных перемен весь советский период; завершены эксперименты в данной сфере на Урале; изменения в методах, направлениях и характере деятельности суда, прокуратуры, госбезопасности, милиции в обстановке отказа от нэпа свидетельствовали о наступлении нового этапа советской истории.

Территориальные рамки исследования охватывают Урал, который в 1921 г. объединял четыре губернии – Екатеринбургскую, Пермскую, Тюменскую и Челябинскую. В результате административно-территориальной реформы в конце 1923 г. на их базе была образована Уральская область, в составе 16 округов, 205 районов, 87 городов. В 20-е гг. Урал был своеобразной экспериментальной площадкой, на которой апробировались не только принципы нового административно-территориального деления, но и адаптированная к нему структура судебных и прокурорских органов, система управления подразделениями рабоче-крестьянской милиции, способы защиты экономической безопасности стратегических объектов, формы привлечения населения к охране общественного порядка и борьбе с преступностью. Значимость результатов эксперимента заключалась в том, что он охватывал систему правоохранительных органов на значительной территории, части которой отличались по уровню развития экономики, отраслям; социальной структуре, составу населения по роду занятий, плотности и т.д., что позволяет проследить особенности решения кадровой проблемы, характер и направления реформирования и деятельности различных правоохранительных структур не только в сравнении с центром, но и внутри региона. Приобретенный опыт имел общероссийское значение.

Цель исследования заключается в изучении на материалах Урала процесса формирования советской правоохранительной системы, ее кадрового состава и основных направлений деятельности в условиях проведения новой экономической политики.

Достижение поставленной цели предполагает решение следующих задач:

– выявить особенности реформирования правоохранительной системы и её компонентов на Урале в годы нэпа;

– проанализировать принципы подбора и расстановки кадров в суде, прокуратуре, ОГПУ и милиции Урала в 20-е гг.;

– проследить эволюцию кадрового состава уральских органов правопорядка в зависимости от изменения их правового статуса;

– раскрыть на основе регионального материала основные направления функционирования суда, прокуратуры, ОГПУ и милиции;

– исследовать черты новаторства и традиции в характере и методах работы правоохранительных органов Уральской области в специфических условиях реализации нэпа;

– определить формы взаимосвязи и взаимодействия между центральными и местными органами охраны правопорядка, между правящей партией и правоохранительной системой, а также ее отдельных структурных элементов между собой в области борьбы с преступностью.

Выполнение этих задач дает возможность получить более полное представление об особенностях становления и функционирования правоохранительных органов Урала как части советской правоохранительной системы, о месте и роли их в истории советского общества и государства.

Источниковая база. Исторический источник – это продукт культурной деятельности людей прошлого, свидетельствующий о нем. В целях всестороннего изучения различных аспектов рассматриваемой проблемы автор использовал адекватные избранной теме и неразрывно связанные с задачами исследования виды исторических источников. Значительную долю исследуемых в работе исходных материалов составляют текстовые источники: законодательные и нормативные акты, делопроизводственные документы и материалы, труды В.И. Ленина и других лидеров коммунистической партии, статьи и речи деятелей юстиции, периодическая печать, статистика. Часть письменных источников была опубликована либо в советский период, либо – постсоветский. Основной массив делопроизводственных документов и материалов выявлен в 48 фондах 12 центральных и местных архивов.

Фундаментальными источниками по истории советской правоохранительной системы первого десятилетия ее существования являются законодательные акты и решения центральных и местных органов власти, составлявшие правовую основу ее организации и функционирования. Их анализ позволяет проследить эволюцию правового статуса и характера деятельности правоохранительной системы в целом и ее структурных элементов. Однако, несмотря на значимость данного вида источников, нельзя не отметить его ограниченные возможности, так как он редко отражает этап правоприменения закона.

Заполнить информационную лакуну позволяют иные источники. Самый многочисленный вид исторических источников – это делопроизводственные документы. Сюда относятся документы и материалы советских учреждений и коммунистической партии, а также центральных и региональных органов юстиции. Среди них особое место занимают документы правившей партии. Необходимость использования историко-партийных делопроизводственных материалов диктуется тем, что РКП (б) – ВКП (б), занимаясь выработкой государственной политики, стремилась закрепить ее посредством нормативных актов. В силу этого складывание и эволюция советского законодательства находились в зависимости от задач партийного строительства.

Несмотря на огромную значимость директивных решений высших органов правившей партии, для понимания характера правоохранительной функции советского государства, для изучения ее практической реализации приоритетными являются делопроизводственные документы местных партийных комитетов, особенно те, которые имеют прямое отношение к деятельности суда, прокуратуры, ОГПУ, милиции Урала. В отличие от материалов руководящих органов РКП (б) – ВКП (б) документы областного и окружных комитетов в большинстве своем не опубликованы и хранятся в бывших партийных архивах. В центре документации общественных организаций Свердловской области фонд Уральского обкома РКП (б) (ЦДООСО Ф. 4.) содержит материалы о формировании областной прокуратуры и суда периода районирования; подборе и расстановке кадров правоохранительных органов, динамике количественного и качественного состава органов суда, прокуратуры, ОГПУ, милиции, следственных работников на протяжении всего исследуемого периода. В этом фонде отложились информационные сводки ОГПУ. Организационно-распорядительная документация фонда, представленная большим количеством циркуляров, разрабатывавшихся для местных органов ОГПУ, служит источником для осознания значимости совершенствования информационной работы, а также для изучения официальных представлений о перспективах дальнейшего развития страны, оценок процессов и событий, роли, отводившейся различным слоям населения в строительстве социализма.

Особенностью современного этапа освоения делопроизводственных материалов является расширение публикаторской деятельности, как в центре, так и на Урале. Однако, по-прежнему, большинство комплексов делопроизводственных документов суда, прокуратуры, спецслужб и милиции сосредоточено в архивах. В государственном архиве Российской федерации в материалах фонда (ВЦИК СССР) (ГАРФ Ф. Р. 1235), содержащего отчеты о работе местных органов власти, пленумов исполкомов советов и пояснительные записки к ним, нашла отражение функция управления. Именно в этом фонде обнаружено постановление ВЦИК о введении в действие Положения об Уральской области от 24 октября 1923 г., а также об организации Уральской областной прокуратуры и суда. В документах общего делопроизводства фондов (Верховного Суда СССР и НКВД РСФСР) (ГАРФ Ф. Р. 947. и Ф. Р. 393) выявлены ведомственные инструкции НКВД, циркуляры НКЮ местным судебным органам, милиции, уголовному розыску. Обилие циркуляров, различных инструкций, наличествующих в делопроизводственных материалах областных и особенно окружных структур судебных, прокурорских, милицейских органов, связано с малограмотностью и низкой квалификацией работников на уездном и волостном уровнях. Руководящие органы таким путем стремились обеспечить единообразие проводимой политики.

Несмотря на значимость документов ГАРФ для выявления региональной специфики, наибольшую ценность представляют делопроизводственные материалы специализированных фондов государственных архивов Уральской области. В государственном архиве Свердловской области (ГАСО) отложились материалы о деятельности суда, прокуратуры, милиции в целом по Уральской области. Фонд Свердловской областной прокуратуры (ГАСО Ф. Р. 2259) насыщен информацией о деятельности правоохранительных органов в связи с реализацией прокуратурой надзора за законностью деятельности всех государственных учреждений. Весьма ценными для исследования являются документы об организации Уральской областной прокуратуры; о численном и персональном составе надзорных учреждений области; о реорганизациях их структуры на протяжении исследуемого периода; о направлениях деятельности и ее результатах. Особо следует выделить материалы, раскрывающие роль прокуратуры региона в координации деятельности правоохранительных органов путем проведения межведомственных совещаний различного уровня (областных, окружных, районных). Значительные массивы делопроизводственных документов и материалов содержат фонды окружных прокуратур в государственных архивах Курганской, Пермской, Свердловской, Тюменской и Челябинской областей. Пониманию механизма принятия решений служит изучение таких видов делопроизводственных документов, как переписка прокурора Уральской области с Прокурором РСФСР, руководящими работниками наркомата юстиции РСФСР.

Фонды судебных учреждений Уральской области (ГАСО Ф. Р. 148; Ф. Р. 340) содержат широкий круг документов о реформировании судебной системы, ее особенностях и управлении, недостатках организации; о формах и направлениях деятельности постоянных судебно-кассационных сессий; о категориях преступлений, рассмотренных окружными судами; о классовом характере выносимых приговоров и т.п. В фонде Курганского окружного суда (ГАКО Ф. Р. 475) обнаружена весьма обширная информация о количественном и качественном составе народных судов округа, о направлениях и результатах деятельности; об организации выборов народных заседателей и их социальном составе; об устройстве выездных сессий, о материальном положении судей, о «выдвиженцах» из рабочих и крестьян. В этом фонде широко представлены Бюллетени НКЮ РСФСР, что облегчает сравнение региональных и общереспубликанских показателей. В фонде Тюменского окружного суда (ГАТО Ф. Р. 264) выявлены дискуссионные материалы о судебной милиции, а также директивное письмо Уральского областного суда, адресованное окружным и народным судам области. В нем рекомендовалось установить кратчайшие сроки прохождения дел, связанных с сопротивлением коллективизации, и организовать показательные процессы.

Весьма ценными для осознания масштабов деятельности ОГПУ по контролю за политическими настроениями и поведением населения страны являются ранее засекреченные документы, представленные многостраничными «списками-справочниками» бывших полицейских, офицеров белых армий, эсеров, кадетов, меньшевиков, торговцев, лишенцев избирательных прав; лиц, участвовавших в антисоветских выступлениях. Настоящие материалы выявлены в фондах архивного отдела Челябинского облисполкома и государственного архива Челябинской области (ОГАЧО Ф. Р. 321; Ф. Р. 519). В этих же фондах содержатся запросы партийных и советских органов на конкретных лиц о наличии на них компромата, а также и ответы на них. Данные материалы ранее историками не использовались.

Документация различных подразделений уральской милиции, ее управленческих структур содержится в специализированных фондах, а также в фондах административных отделов исполкомов советов различного уровня. Фонды государственного архива Свердловской области содержат сведения о милицейских подразделениях всей Уральской области. Так, в фонде Свердловской областной милиции (ГАСО Ф. Р. 854) выявлены документы о ходе формировании ведомственной милиции в регионе, ее численности; о борьбе РКМ с конкретными видами преступлений; о динамике количественных и качественных характеристик кадрового состава. Распорядительная документация фондов (административный отдел Уральского исполкома советов рабочих, крестьянских и красноармейских депутатов и административный отдел Свердловского окружного исполкома) (ГАСО Ф. Р. 102; Ф. Р. 349) включает материалы о реализации управления милицией и уголовным розыском, о привлечении населения к охране общественного порядка. В названном фонде также выявлены документы, раскрывающие механизм подчинения милиции Урала органам ОГПУ в оперативном отношении. Документы и материалы низовых милицейских структур (окружных, уездных, волостных) менее отредактированы и позволяют с большей достоверностью судить о реалиях исследуемого периода.

Использование автором делопроизводственных документов и материалов, отложившихся в фондах бывших партийных и государственных архивов, сопровождалось соотнесением сведений, уже введенных в научный оборот и до недавнего времени секретных. Комплексный подход позволил уточнить и выявить новые аспекты формирования и деятельности правоохранительных органов Урала.

Важным историческим источником являются труды В.И. Ленина, без изучения которых нельзя понять влияние его идей на социальную практику, особенно 20-х гг. Они тесно примыкают к документам руководящих органов РКП (б) – ВКП (б) и часто переплетаются с ними. В них получили дальнейшее теоретическое развитие идеи К. Маркса и Ф. Энгельса о сущности социалистического государства. Содержание теории диктатуры пролетариата в российском варианте модифицировалось в тесной связи с политической обстановкой и потребностями правившей партии.

После смерти В.И. Ленина возросло теоретическое и практическое влияние других лидеров партии. Наиболее значимым их теоретическим выводом, имевшим глубокие практические последствия, стал тезис о возможности построения социализма в одной, отдельно взятой стране. Важным источником является теоретическое наследие деятелей советской юстиции, принимавших непосредственное участие в становлении и деятельности правоохранительных органов в 20-е годы: П.И. Стучки, Д.И. Курского, Я.Л. Бермана, Н.В. Крыленко, А.Я. Вышинского и др. Их труды содержат богатый фактический материал и воссоздают атмосферу эпохи.

Более глубокому освещению избранной темы послужил также и такой вид исторических источников как периодическая печать. Использовались материалы как центральных, так и местных газет и журналов; издания советских и общественных органов и отдельных ведомств. Периодическая печать 20-х гг. отличается удивительной открытостью, в ней хорошо представлена статистика преступности, ее виды, результаты борьбы с ней, социальный состав преступников. Печать 20-х гг. характеризуется не только обилием изданий, но и многообразием мнений, еще нет единомыслия и единообразия тоталитарного общества.

Важным источником для данного исследования являлась статистика. Для периода 20-х гг. характерно большое число публикаций статистических данных. Наиболее оперативной формой была периодика: журнал «Статистика труда», бюллетени Центрального статистического управления и др. Сведения, характеризовавшие уровень жизни населения, потребление продуктов, стоимость одежды и т.д., почерпнуты из материалов журнала «Статистика труда», где приводились данные по регионам республики, в том числе и Уралу. Статистические материалы, раскрывающие деятельность правоохранительных органов, публиковались на страницах таких изданий, как «Власть Советов», Известия ЦК РКП (б), а также ведомственных журналов: «Административный вестник», «Еженедельник советской юстиции», «Революционная законность», «Советская юстиция». Многие статистические данные отложились в делопроизводственной документации, хранящейся в архивах. В ГАРФ (Ф. Р. 393) – это ежегодные отчеты губернских управлений милиции, составленные по определенной схеме. Их анализ позволяет с большей достоверностью выявить динамику кадрового состава уральской милиции, проследить эволюцию в результативности раскрытия различных видов преступлений, выявить изменения в характере преступлений под влиянием нэпа. Весьма полезной для нашего исследования стала уголовная статистика, статистика административных правонарушений, содержащаяся в сводных ежегодных отчетах органов юстиции Уральской области. Они отложились в фонде Свердловской областной прокуратуры государственного архива Свердловской области (ГАСО Ф. Р. 2259). В бывших партийных архивах Урала отложились ежегодные многостраничные отчеты, содержащие сведения о кадровом составе суда, прокуратуры, милиции; о направлениях и итогах их деятельности. Сложность их использования в расхождении показателей в характеристике одного и того же явления, что связано с тем, каким учреждением (партийным, ведомственным, центральным или местным) они были составлены. Затрудняют анализ постоянные реорганизации уральских правоохранительных органов и не сложившаяся система управления, нестабильность кадров, что влияло на периодичность и объем показателей.

Использование в работе разнообразных источников позволило обеспечить фактологическую основу проблемы и решить задачи, поставленные в исследовании.

Методологической основой исследования является единство всеобщего, общенаучных и специальных способов познания. Цель и задачи исследования, специфика используемых источников предопределили их комплексное применение. При выборе эпистемологических подходов к разработке конкретной научной проблемы мы исходили из совокупности их эвристических возможностей. В диссертационном исследовании использовались философские методы: единство логического и исторического, восхождение от абстрактного к конкретному. Учитывая, что история правоохранительных органов принадлежит к институциональной истории, нам представляется возможным обратиться к структурно-функциональному анализу, который конкретизирован более частной теорией модернизации. Автор обращается также и к гносеологическому потенциалу системного подхода, что позволило не только проследить взаимосвязь и взаимозависимость всех структурных подразделений правоохранительной системы в исследуемый период, но и определить место каждого из них в механизме власти советского государства. Использованы принципы историзма, объективности, детерминизма, индукции и дедукции, анализа и синтеза. Важную роль в диссертационном исследовании сыграли традиционные для исторической науки методы: проблемно-хронологический, сравнительный, синхронный и др.

Научная новизна работы состоит в проведении комплексного исследования проблемы формирования и развития правоохранительных органов Урала в период новой экономической политики. Локализация исследования границами уникального региона в переломный и весьма значимый период советской истории позволяет воссоздать не только достаточно целостную картину организации советской правоохранительной системы в экспериментальном районе, но и выявить диалектику общего и особенного в ее формировании и деятельности. В работе впервые предпринимается попытка исследовать проблему сквозь призму теории модернизации, которая позволяет обнаружить причины непоследовательности преобразований различных частей правоохранительной системы, увязать эти процессы с несовпадением темпов развития сегментов российского общества при переходе от традиционной стадии к индустриальной, а также особым характером советской модернизации. Правоохранительная система в условиях этих глубоких социальных сдвигов рассматривается как институт, обеспечивавший равновесие между модерном и традиционализмом насильственными методами. При этом содержанием истории органов правоохраны становится поиск баланса между новым и старым, который периодически нарушался под воздействием объективных и субъективных факторов.

В работе рассматривается не только эволюция собственно правоохранительных органов, но и привлечение населения к выполнению функций охраны правопорядка, что позволяло, с одной стороны, в определенной степени компенсировать их слабость, а с другой – ограничивать произвол. На примере Урала раскрывается противоречивость и непоследовательность реорганизации и развития подразделений правоохранительной системы, их взаимозависимость от судеб нэпа. В отличие от историко-правового подхода, преобладающего в изучении данной проблемы, в исследовании значительное внимание уделено субъективному фактору в деятельности правоохранительных органов. Показаны последствия реализации классово-партийного принципа формирования их кадрового состава, предпринята попытка создания социального портрета работника различных правоохранительных структур.

Наряду с обобщением результатов, достигнутых другими исследователями, в научный оборот вводится обширный пласт ранее не использовавшихся документов и материалов из фондов центральных и местных архивов. Анализ рассекреченного материала позволил показать взаимосвязь и взаимозависимость различных элементов системы, выявить механизм партийного руководства ею и его последствия. По-новому расставлены акценты в оценке различных направлений, форм и методов в реализации правоохранительной функции в зависимости от этапов нэпа.

Практическая значимость исследования имеет двойную направленность. С одной стороны, его результаты могут быть учтены при создании обобщающих трудов по истории России; востребованы в преподавании целого ряда дисциплин, таких как: отечественная история, история государства и права России, история государственного управления России, а также при чтении специального курса. С другой стороны, полученные результаты могут иметь прикладной характер и использоваться при разработке нормативной базы, определяющей общие принципы государственной политики по отношению к органам правоохраны. Только на основе всестороннего изучения исторического опыта возможно реформирование, как правоохранительной системы в целом, так и ее структурных элементов.

Апробация работы. Основные положения и выводы диссертации были обсуждены на кафедре истории России Южно-Уральского государственного университета, рассмотрены на международных, всероссийских и региональных научных конференциях в Санкт-Петербурге, Самаре, Саратове, Оренбурге, Уфе, Челябинске. Кроме того, основные положения диссертационного исследования отражены в монографиях «Правоохранительные органы в механизме советского государства», «Кадры правоохранительных органов Урала в годы новой экономической политики», а также в научных статьях и тезисах докладов.

Структура диссертации. Диссертация состоит из введения, четырех глав, заключения, списка использованной литературы и источников и приложения.

Судебная система Урала в 20-е годы XX столетия

В деле укрепления и защиты законности значительная роль принадлежит суду. После окончания гражданской войны, хотя и сохранялась функция подавления сопротивления классовых врагов, но теперь она не отнимала уже столько сил и внимания правоохранительных органов, как прежде, не заслоняла задач по борьбе с общеуголовной преступностью. Это позволило центр тяжести в деле охраны интересов государства и прав граждан перенести с административных органов на судебные. Либерализация режима в связи с переходом к новой экономической политике должна была неизбежно сопровождаться расширением и укреплением судебной системы, ориентированной на защиту гражданских прав различных категорий населения. В материалах XI Всероссийской конференции РКП (б) (19-22 декабря 1921 г.) подчеркивалось, что «новые формы отношений» в условиях нэпа «должны получить своё выражение в законе и защиту в судебном порядке»1. Необходимость усиления законности в деятельности органов правосудия осознавалась и на местах. Так, совещание работников юстиции Челябинска, состоявшееся 13 декабря 1921 г., отметило, что «отсутствие законов уголовных, вместо отмененных, создает ненормальное положение в борьбе с преступностью. Народные суды в вопросах применения наказания исходят лишь из общих руководящих начал по уголовному праву ... в каждом отдельном случае, руководствуясь лишь революционным правосознанием»".

Проведению судебной реформы предшествовали промежуточные меры, поиски наиболее оптимальных путей решения проблемы. Прежде всего, требовалось упорядочить деятельность органов «чрезвычайной юстиции». Вопрос о реорганизации революционных трибуналов обсуждался на третьей сессии ВЦИК VIII созыва 31 мая 1921 г. Н.И. Крыленко, заместитель наркома юстиции, в докладе определил следующие цели: создать единую систему исключительных судов, чтобы противодействовать сильному сопротивлению; сохранить ведомственную юстицию; создать единую нормативную базу для их деятельности1.

К началу двадцатых годов система суда в РСФСР была чрезвычайно громоздкой и включала более 10 звеньев. В годы гражданской войны значительная часть уголовных дел рассматривалась не в судебном, а в административном порядке - ВЧК и другими органами: комиссиями по борьбе с дезертирством, исполкомами, милицией и др.". Так, среди лиц, отбывавших наказание в лагерях на принудительных работах в 1919 - 1920 гг., 55,4% было отправлено туда в административном порядке, 27,8% - по приговорам ревтрибуналов, 0,4% - по приговорам дисциплинарных судов и лишь 16,4%) - по приговорам народных судов .

Необходимость реформирования всей системы правоохранительных органов, и, прежде всего суда, диктовалась не только потребностями нэпа, но и неблагополучным его общим состоянием. Так, в отчёте, адресованном наркому юстиции Д.И. Курскому, прокурор Екатеринбургской губернии В.А. Горохов подчеркивал, что «губернский суд к весне 1923 г. находился в состоянии развала» . С переходом к новой экономической политике выявились и другие слабые места правосудия - «недостаточная защита личности в случае ее конфликта с государством»3, практическое отсутствие подразделений, рассматривавших гражданско-правовые споры. Как отмечал в 1923 г. Н.В. Крыленко, «к 1922 г. оказалось, что для уголовной репрессии имеются ВЧК и революционные трибуналы, а для гражданских дел ничего не было»1.

Шагами по пути «...водворения во всех областях жизни страны строгих начал революционной законности»" стали мероприятия по налаживанию системы судебного контроля. Законодательной основой разрешения этого вопроса стало издание 10 марта 1921 г. Положения о высшем судебном контроле НКЮ РСФСР . Введение в жизнь этого института имело целью установление правильного и единообразного применения всеми судебными органами законов РСФСР и соответствие их деятельности общему направлению политики рабоче-крестьянского правительства. Однако отделы Высшего судебного контроля НКЮ не смогли «обеспечить надлежащей системности в работе и единообразного проведения судебной политики», их указания носили в «большей части случайный характер» .

Противоречащим новому курсу явилось вменение судам и революционным трибуналам при переходе к нэпу функции надзора за соблюдением законов о продовольственном и других натуральных налогах. Действительно, Верховный революционный трибунал при ВЦИК в циркуляре от 15 июня 1921 г., предписывал всем ревтрибуналам учредить особые постоянные сессии для рассмотрения уголовных дел о нарушениях законов и постановлений, касавшихся натуральных налогов, не только плательщиками, но и должностными лицами и государственными учреждениями (превышение или бездействие власти). В их состав входили лица, назначавшиеся губернскими продовольственными комиссарами. Циркуляр вменял продовольственным органам обязанность проведения по этим делам предварительного следствия. Трибуналы рассматривали уголовные дела на распорядительных заседаниях, как правило, в упрощённой процедуре, без участия сторон и свидетелей1. Процессуальный порядок рассмотрения данной категории дел был близок к внесудебному разбирательству, ибо существенно ограничивались права обвиняемого на защиту.

Задача ограничения круга полномочий чрезвычайной юстиции нашла частичное отражение в декрете ВЦИК от 23 июня 1921 г. «Об объединении революционных трибуналов республики», в котором, в частности, говорилось: «Срок лишения свободы по приговорам чрезвычайных комиссий, без направления дела для судебного разбирательства в народные суды или трибуналы, понизить до двух лет, ограничив присуждение к таковому только в отношении лиц, уличённых в принадлежности к антисоветским политическим партиям или явно к белогвардейским элементам». Кроме того, рекомендовалось применение «расстрела, ограничить исключительно тремя категориями преступлений: а) по делам о шпионаже; б) по делам о бандитских преступлениях; в) по делам об участии в открытом вооруженном восстании. Все чрезвычайные комиссии обязаны отчитываться о поставленных ими в несудебном порядке приговорах в Верховный трибунал» ". Но это были полумеры, поиски решения проблемы. Они показали, что необходима глубокая судебно-правовая реформа. Ее подготовка началась в 1921 г., когда на IV Всероссийском съезде деятелей юстиции Д.И. Курский в своём докладе, открывавшем съезд, сформулировал цель - «строить единый народный суд» . В подготовке и выработке основ судебно-правовой реформы 1922-1924 гг. большую роль сыграл IX Всероссийский съезд советов, состоявшийся в декабре 1921 г. В его решениях отмечалась необходимость восстановления во всех областях жизнедеятельности строгих начал «революционной законности». Ставилась задача, чтобы судебные учреждения советской республики были «подняты на соответствующую высоту» .

Учёт потребностей нэпа и опыта прошлых лет в деле строительства суда нашёл отражение в положении «О судоустройстве РСФСР», принятом 3 ноября 1922 г. 4-ой сессией ВЦИК IX созыва и введенном в действие с 1 января 1923 г.". Анализ содержания Положения и его реализации на территории республики позволяет более наглядно увидеть особенности проведения реформы и новой структуры суда на Урале. Статья 1 Положения вводила на территории РСФСР следующую структуру суда: 1) народный суд в составе постоянного судьи; 2) народный суд в составе того же народного судьи и двух народных заседателей; 3) губернский суд; 4) Верховный Суд РСФСР и его коллегии.

Основная роль отводилась народному суду, который рассматривал большую часть уголовных и гражданских дел. Именно этот орган должен был стать гарантом соблюдения принципа законности. Уже на начальном этапе проведения судебной реформы при создании этой инстанции выявилась специфика Урала, связанная с его огромной территорией. В среднем по РСФСР территория судебных участков народных судов составляла в 1923 г. 1462 кв. версты. Территория Челябинской губернии по размерам судебных участков была отнесена к группе выше средней, ибо охват территории судебных участков колебался от 2 тыс. до 3 тыс. кв. верст. В то же время, Пермская губерния была причислена к максимальной группе, ибо здесь их протяженность была от 3 тыс. кв. верст и более .

Комплектование кадров судебных работников Уральской области

На определение направлений кадровой политики в 20-е годы оказал теоретический тезис о необходимости усиления государственной власти («отмирание государства придет не через ослабление государственной власти, а через её максимальное усиление...»1). Это концептуальное положение напрямую связано с идеей о возрастании субъективного фактора в эволюции российского общества («роль, так называемых объективных условий, свелась к минимуму, тогда как роль наших организаций и их руководителей стала решающей, исключительной»"). Курс на укрепление «революционной законности» в связи с переходом к новой экономической политике потребовал перемен в работе правоохранительных органов, прежде всего, правосудия. В механизме советского суда важную роль играл кадровый состав. От образовательного и профессионального уровня, политической ориентации и моральных качеств работников во многом зависели направления, характер и качество функционирования судебной системы. Суд являлся частью советского государственного механизма, поэтому основное требование, предъявлявшееся к судейскому корпусу, заключалось в следовании политическому курсу коммунистической партии и правительства.

В связи с этим, в положении «О судоустройстве РСФСР» (1922 г.) были сформулированы особые критерии для работников судебных органов. Народным судьей мог быть избран любой гражданин, обладавший избирательным правом и имевший либо двухлетний стаж политической работы, либо трехлетний стаж работы в органах юстиции. Закон при этом не устанавливал имущественного и каких-либо иных цензов. Исключение из общего правила составляли лица, судимые за уголовные преступления, и лица, исключенные из общественных организаций за порочащие поступки.

В положении «О судоустройстве РСФСР» 1926 г.1 расширялся круг лиц, которые могли исполнять должность народного судьи. Советский суд не был независимым - судьи избирались и отзывались исполнительной властью, находились под контролем партийных органов. Народные судьи утверждались губернскими исполкомами по представлению губернского суда или народного комиссариата юстиции (НКЮ) РСФСР сроком на один год и могли быть переизбраны. Отзыв народного судьи до срока или его перемещение в пределах губернии производились постановлением губернского исполкома.

Уровень профессиональных качеств судьи определялся классовой принадлежностью. Главное, чтобы кандидат на должность судьи был «только из трудящихся и только трудящимся» (ст. 3 Основ судопроизводства). Первое условие для занятия должности судьи - политическая благонадёжность и обладание политическими правами. Второе -определялось родом занятий и стажем потенциального кандидата. Он обязан был иметь общественно-политический или практический стаж работы в органах юстиции или в государственных органах". Избираемость судей зависела от советов. В период осуществления реформы обсуждался вопрос о независимости судей от местных властей, защиты от произвола. Некоторые работники НКЮ считали необходимым ввести пожизненное или долговременное назначение судей. Но возобладала точка зрения, что независимость судей - это буржуазный предрассудок. Ее разделяли видные деятели советской юстиции Н. Крыленко, П. Стучка, М. Рейснер, работник НКЮ А. Лисицын и др. . Наиболее полно эту позицию выразил Н. Лаговнер, работник наркомата юстиции РСФСР: «Наш закон отвергает принцип несменяемости и независимости судей от Советского государства. Зависимость суда от государства - это зависимость от общих целей и задач Советского государства, а не от чиновников местной власти»1.

Одновременно ВЦИК и СНК своим постановлением от 16 ноября 1922 г. «О порядке ареста судебных работников» предусмотрели, что «никакие органы власти не могут производить аресты прокурора, его помощников, председателей и членов ревтрибуналов, председателей и членов президиумов советских народных судов, народных судей и следователей без предварительного разрешения, а в особых случаях при условии одновременного извещения прокурора Республики»".

Требования к судейскому корпусу, сформулированные советскими законами, предопределили социальный и партийный состав народных судей реформированных местных судов. Как свидетельствуют данные приложения №3, народные судьи в РСФСР на начало 1923 г. в подавляющем большинстве происходили из рабочих, ремесленников и крестьян (77,3 % от всех), имели начальное образование 75,5%, 63% из них были членами РКП (б). Изменения в их составе к 1924 г. шли в направлении увеличения в составе народных судей коммунистов, рабочих и крестьян и снижения доли служащих. Следствием этого было дальнейшее снижение уровня образования . Данные приложения №4 удостоверяют, что кадры губернских судов характеризовались более высоким уровнем, а именно: все председатели губернских судов были членами партии, в том числе с партийным стажем до Октябрьской революции - 43,4 %; среди заместителей - члены РКП (б) составляли - 97,4 %; среди членов губернских судов - 76%. 40% всех председателей и 29,5% их заместителей имели высшее и среднее образование1.

Судейский корпус Урала был неотъемлемой частью кадров системы правосудия страны и формировался в соответствии с общероссийским законодательством. Вместе с тем, исходя из особой структуры суда в регионе, ВЦИК и СНК РСФСР уделили внимание регулированию и кадрового состава судебных подразделений в Уральской области". 4 января 1924 г. Уральский обком РКП (б) специальным циркуляром констатировал, что назначение и перемещение народных судей должно производиться только через областной исполком советов после согласования с окружными комитетами партии . Позднее порядок, установленный для Уральской области, нашел законодательное оформление в положении «О судопроизводстве РСФСР» от 19 ноября 1926 г.4.

В Екатеринбургской губернии к весне 1923 г. суд состоял из 13 человек, действовало 72 судебных участка. Председатель суда В.Г. Жиряков, член РКП (б), окончил городское училище, его заместитель Знаменский, член РКП (б), - Казанское реальное училище. В отчете прокурора Екатеринбургской губернии В.А. Горохова старшему помощнику Прокурора Республики Н.В. Крыленко отмечалось, что народные судьи в губернии «политически безграмотны, неспособны ориентироваться в УК и УПК, среди них процветает пьянство и взяточничество»5.

До районирования на Урале всего ответственных работников юстиции было - 2669 человек, в том числе, в губернском суде — 1306 человек, народных судах - 955, народных следователей - 312; уполномоченных - 78. После районирования численность сотрудников

Уральского областного суда сравнительно с числом работников упраздненных губернских судов сократилось на 15 %, в том числе, руководящих работников - на 21 % . Состав областного суда и постоянных судебно-кассационных сессий в 1924 г. насчитывал 68 человек, в том числе в областном суде - 27, в постоянных сессиях - 41. С 1 октября 1924 г. председателем областного суда стал Б.М. Гурович, член ВКП (б), образование высшее. Его заместители: Г.Л. Падучев, имевший всего два курса рабфака, и Г.И. Боев - образование среднее, оба коммунисты. Из общего количества работников областного суда и постоянных сессий (68 чел.) 53 человека (77,9 %) - члены РКП (б), беспартийные - 15. По образованию: с низшим - 44 человека (64,7 %), средним - 18, высшим - 8, в том числе, юридическим - 7. По социальному происхождению: из рабочих -35 человек (51,5 %), крестьян - 18, интеллигенции - 15. По стажу работы: до одного года - 4 человека, от одного до двух лет - 12, два-три года - 2 и более трех лет - 50 (73,5 %). То есть в 1924 г. средний работник Уральского областного суда - это член РКП (б), из рабочих, с низшим образованием и стажем работы в судебных органах более трех лет".

Кадровая политика в отношении судейских работников в двадцатые годы носила целенаправленный характер. По заявлению ЯМ. Брандебургского, уже в 1922 г. НКЮ твердо встал на путь «улучшения» классового состава судей, полного и окончательного изгнания из суда «т.н. интеллигенции» . Судьи, прокуроры, следователи районного, окружного и областного уровней могли быть из рабочих, крестьян, служащих, но главное - они должны быть членами коммунистической партии, то есть политически лояльными, подчинявшимися партийной дисциплине. Увеличение численности коммунистов в судебных органах происходило несколькими путями: за счет членов ВКП (б), направленных в органы юстиции по партийным мобилизациям, а также за счет приема беспартийных активистов.

Основные направления деятельности судебной системы в условиях изменения форм хозяйствования

В двадцатые годы шел поиск не только наиболее отвечавшей задачам советской власти, охране революционной законности структуры суда, но и форм отправления правосудия. В этот период получила значительное распространение такая форма судебного заседания как выездные сессии, когда судьи осуществляли судебное разбирательство в том городе или селе, где было совершено преступление, или проживали подсудимые. Чаще всего это были преступления, имевшие большой общественный резонанс. Выездные сессии рассматривались не только как один из способов приближения суда к населению, но и средство общественного контроля, внедрения в сознание населения элементов революционной законности и наглядной пропаганды советских законов, их классовой сущности.

Выездные сессии приобретали характер показательного процесса. Присутствие трудящихся при таком разбирательстве приводило к тому, что судьи в угоду общественным настроениям выносили более суровые, чем при обычном слушании, приговоры. Иногда выездные сессии проводились на заводах и фабриках в перерывах между сменами, что позволяло собирать большие, весьма заинтересованные аудитории. В 1926 г. по РСФСР 15,7% всех выездных сессий пришлось на фабрики и заводы. Эти суды получали известность как «показательные». Их ход широко освещался как местной, так и центральной печатью. В республике в 1926 г. 17,1% всех уголовных дел было рассмотрено во время выездных сессий. Для более значительных дел этот показатель был еще выше. Так, губернские суды 44,1% всех уголовных дел заслушивали на выездных сессиях, в основном в небольших городах и поселках. Проведение выездных сессий местными судами контролировалось наркоматом юстиции. НКЮ была предусмотрена особая форма отчетности по количеству подобных мероприятий1.

Один из наиболее авторитетных специалистов по довоенной юстиции, П. Соломон, анализируя характер уголовных показательных судов в двадцатые годы, усматривает в них аналог показательных политических процессов как периода 1921-1924 гг., так и 30-х гг. Разницу между ними он видел лишь в том, что если «обычные показательные процессы по уголовным делам следовали мнению и решению прокурора, то исход политических процессов предопределялся волей политических руководителей»". По этому вопросу он полемизировал с А. Сольцем, который в своём выступлении на XV съезде ВКП (б) охарактеризовал показательные процессы как «самое неправосудное дело», не имевшие ничего общего с тем, что задумывал Ленин, когда выдвигал идею показательного суда для политических преступников .

На Урале выездные сессии проводили народные суды и постоянные судебпо-кассационные сессии областного суда, а позднее и окружные суды. Так, Челябинская постоянная сессия регулярно использовала подобную форму судебного разбирательства с выездами в центры округов. За 1925 г. было проведено выездных сессий в Троицк и Верхнеуральск - 3, Курган - 3, Златоуст - 2. При этом их стоимость составила: в Златоуст - 960 руб., Троицк и Верхнеуральск - 464 руб., в Курган - 1410 руб. Выездные сессии в Курган были самыми дорогими, так как на Курганский округ приходилось наибольшее количество рассмотренных дел, 30 % от всех . Во время их проведения и уральские судьи выносили более суровые приговоры. Они к середине 20-х гг. все чаще прибегали к кратким срокам тюремного заключения в ущерб приговорам, не связанным с лишением свободы (например, принудительные работы, штрафы), ибо приговоры, не связанные с лишением свободы, в глазах населения не имели смысла и свидетельствовали о бессилии судьи. Так. В 1926 г. 75% приговоров за хулиганство предусматривало лишение свободы . Подобная практика отражала общественное недовольство отсутствием порядка на улицах городов и сел. Местные судьи на практике стали применять «настоящие наказания» за хулиганство раньше, чем были повышены наказания центральной властью.

Пермским окружным судом в 1924 г. было проведено 13 выездных сессий, на которых рассмотрено 133 уголовных дела, в том числе 7 дел во время показательных процессов. Окружным судом такой формой процесса не рассмотрено ни одного гражданского дела. В 1926 г. во время выездных сессий было рассмотрено 49 % всех дел. В отчете о проведенной работе было отмечено, что классовый подход соблюдался, не нарушая революционной законности. Особенностью их организации в округе являлось то, что они проводились вне зависимости от характера дел, а по мере их накопления в той или иной территории".

Широко использовали такую форму и народные суды Пермского округа. За 1927 г. ими проведено 54 выездных сессий. Практически ежемесячно народные суды проводили их в отдельных сельсоветах. Было рассмотрено 310 уголовных дел и 517 - гражданских, что составило 10,4 % от общего количества дел, рассмотренных нарсудами округа в 1927 г. Это явно недостаточно. Организация выездных сессий затруднялась недостаточностью финансирования". Следует отметить также, что практически все гражданские дела в округе рассматривались народными судами.

В деятельности Курганского окружного и народных судов большое внимание уделялось организации выездных сессий. Это было связано, прежде всего, с тем, что территория округа равнялась 32,8 тыс.кв.км. с населением в 5 18.709 человек. На каждый район народного суда приходилось до 41 тыс. человек, а на каждого судебного исполнителя от 50 до 80 тыс. человек . В Курганском окружном суде в 1927 г. состоялось всего 3 выездных сессии, зато в 1928 г. - 11 (рост почти в 4 раза). Окружной суд рассматривал дела, как в первой инстанции, причем количество рассмотренных дел в 1928 г. по сравнению с 1927 г. увеличилось на 172 % (с 618 до 1068 дел), так и во второй инстанции, при чем количество дел по кассациям увеличилось с 2013 в 1927 г. до 4202 дел в 1928 г. (рост более, чем в 2 раза) ". Для лучшей организации выездных сессий народных судов округа были определены постоянные пункты на расстоянии 20 - 30 км от места нахождения камеры народного суда, что позволило сократить волокиту и расходы средств и времени населения по выезду в далеко отстоящую камеру суда. В 1927 г. народными судами было проведено 105 заседаний на выезде с числом оконченных дел - 1389, в 1928 г. только в первом полугодии - 119 с числом оконченных дел 1290, при этом стоимость одного дела, рассмотренного сессией, составила 7 руб. 70 коп" .

Таким образом, использование такой формы осуществления правосудия, как выездные сессии, широко практиковалось всеми структурными подразделениями советского суда. Применение этой формы нельзя оценить однозначно. С одной стороны, подобная форма процесса отвечала идеологическим установкам правящей партии о приближении суда к населению, их представлениям о народном суде. Кроме того, трудящиеся становились участниками судебного процесса, что способствовало усвоению ими на практике советских законов, но и имело и обратное влияние на судей, заинтересованных в укреплении собственного авторитета. А с другой стороны, практика выездных сессий и показательных процессов в 20-е гг. отрабатывала механизм организации показательных политических процессов в 30-е гг.

В организации советской системы правосудия можно вычленить черты традиционного суда, определённой преемственности с дореволюционной системой. Преемственность прослеживается, в частности, в участии прокурора и адвоката в отправлении правосудия, кроме того, структура советского суда, сложившаяся к началу 30-х гг. имела определённое сходство с царской. Но ещё в большей степени видны черты новизны, проявления новаторства, что вполне объяснимо радикальным, во многом экстремистским мировоззрением большевиков («весь мир до основанья мы разрушим»).

Новаторство большевиков наиболее ярко проявилось в разнообразии форм привлечения населения к отправлению правосудия. Участие трудящихся в работе судебных органов осуществлялось в форме общественных обвинителей (по линии прокуратуры), присутствия трудящихся на судебных заседаниях во время выездных сессий и показательных процессов, народных заседателей как прямых участников судебного процесса, и, наконец, общественных судов.

Именно в 20-е гг. велись поиски и разрабатывались механизмы привлечения общественности к работе судов. В это время получили развитие формы участия трудящихся в судебном разбирательстве, рожденные в предшествующий период, другие - появились в данный период. Интересно, что некоторые из них выдержали испытание временем, прошли через весь советский период (например, народные заседатели), а такие же, как «показательные процессы», достигнув апогея в 30-40-е гг., ушли в небытие, пережив ренессанс во второй половине 60-70-х гг. Товарищеские суды были ненадолго возрождены в период «хрущевской оттепели».

РКМ региона в обеспечении задач социалистического строительства

Одной из фундаментальных характеристик аппарата милиции является его функции. В деятельности милиции в 20-е гг. можно выделить следующие направления: выполнение административных функций, охрана общественного порядка и борьба с преступностью, проходившие в русле укрепления «революционной законности». Одной из важнейших функций милиции в исследуемый период являлась охрана общественного порядка. Правовой основой этого направления стал декрет ВЦИК и СНК РСФСР от 23 июня 1921 г. «О порядке наложения административных взысканий» . Конкретизация и дальнейшее развитие оно получило в «Положении о порядке издания обязательных постановлений и о наложении за их нарушение взысканий в административном порядке», принятом ВЦИК и СНК РСФСР 27 июля 1922 г. В этом нормативном акте был закреплен основополагающий принцип соблюдения «революционной законности»: никто не может быть привлечен к ответственности, если таковая не предусмотрена нормой права. В статье 9 Положения отмечалось: «Предписываемое лицу нарушение должно в точности соответствовать деянию, указанному в обязательном постановлении, на которое делается ссылка»". Милиция для защиты общественного порядка применяла уголовные и административно-правовые средства. Однако работники милиции не всегда имели возможность взыскивать штрафы, которые сами налагали, ибо законодательством не было предусмотрено ответственности за их неуплату или неисполнение принудительных работ. В РСФСР за 1923 г. было наложено административных взысканий, в т.ч. штрафов, - 266.951, арестов - 6767, принудительных работ - 6609, прочих наказаний - 1854. Общая сумма штрафов по указанным выше взысканиям составляла 2.599.418 руб., которые предстояло взыскивать милиции1.

В январе 1924 г. ЫКВД РСФСР издал инструкцию «О взыскании штрафов, налагаемых в административном порядке за неисполнение отдельных постановлений губернских и уездных исполкомов, издаваемых на основании декрета ВІДТІК и СНК РСФСР от 27 июля 1922 г.». В первой статье этой инструкции было определено, что органом по проведению в исполнение административных санкций является милиция". В Инструкции устанавливался порядок принудительного взыскания штрафов, определялось имущество, на которое может быть обращено взыскание. Инструкция 1924 г. упорядочила деятельность милиции по взысканию штрафов, однако в ней не были указаны вопросы, по которым волостные исполкомы могли издавать обязательные постановления, порядок их издания, размер административных взысканий, налагавшихся за их нарушения. Поэтому многие волисполкомы стали по аналогии использовать принципы, заложенные в Положении от 27 июля 1922 г., т.е. приравнивали себя тем самым в административных правах к губернским и уездным исполкомам.

В Положении от 16 октября 1924 г. не были конкретизированы пределы прав, предоставленные низовым советам, а также не сформулированы основания ответственности, виды санкций, поэтому волостные и уездные исполкомы при наложении взысканий часто выходили за пределы своей компетенции. Они пытались своими постановлениями регламентировать личную жизнь граждан: запрещали вступать в брак до уплаты сельхозналога, ходить по улице с 8 часов вечера до 6 часов утра1. Кроме того, волисполкомы пытались путем активного применения штрафов решить свои финансовые проблемы. Так, в Уральской области за 1924 г. было наложено 52 тыс. административных взысканий, в том числе 49 тыс. — это штрафы (то есть 94, 2 % от общего количества)".

Денежные взыскания были очень высокими, часто непосильными для населения, поэтому не уплачивались. В результате утрачивалась цель, которая ставилась перед этой мерой наказания. По РСФСР штрафы в 1924/25 г. составили 1221 тыс. руб., в 1925/26 г. - уже 1676 тыс. руб. (рост в 1,4 раза). В Курганском округе они нередко достигали 75 руб., а принудительные работы - до одного месяца , в Тобольском округе они также были высокими и доходили до 50 руб. О том, что это были огромные суммы, свидетельствовал тот факт, что корова на рынке в этот период стоила от 20 до 40 рубЛ По данным А. Базарова, на рынках Курганского округа на один рубль можно было купить по выбору: 20 кг зерна, 3 кг говядины, 16 кг мяса птицы, 2-3 кг животного масла, 50 штук яиц6. В целом по Уралу в 1925 г. «несоразмерные и недостаточно обоснованные наложения денежных взысканий в административном порядке составили 57,8 % от общего количества нарушений, приходившихся на деревню7.

Сотрудникам милиции при взыскании штрафных сумм приходилось применять принуждение к нарушителям, ибо лишь 15 % уплачивали их добровольно. Так, по Уральской области в течение 1925/26 г. было собрано 565.185 руб. или 65 % от суммы, подлежавшей взысканию1. В частности, милицией Троицка за 1926 г. было заведено 102 дела о взыскании в административном порядке 16057 руб. 28 коп., из них не собрано 11696 руб. (т.е. 72,8 %)2.

Все это требовало принятия действенных мер в совершенствовании применения местными органами власти штрафов как меры наказания. Постановлением ВЦИК и СНК РСФСР от 28 июня 1926 г. было принято новое Положение об издании местными исполкомами и горсоветами обязательных постановлений и о наложении за их нарушение взысканий в административном порядке. Во-первых, был понижен предельный размер взысканий: для города он не мог быть свыше 100 руб. и для сел - не свыше 10 руб. на человека; во-вторых, был сокращен перечень предметов, по которым могли быть изданы постановления. В регионах указания нового Положения были разъяснены циркуляром НКВД и НКЮ (августе 1927 г.). Подчеркивалось, что планируемые по местным бюджетам поступления от штрафов должны по сравнению с прошлыми годами не возрастать, а уменьшаться. В 1926 г. в городах Пермского округа средний размер штрафа составлял 8 руб. 50 коп., а в сельской местности 4 руб. 45 коп. .

При применении административных взысканий на Урале, как и на территории всей страны, соблюдался классовый подход, и учитывалось имущественное положение нарушителей. В середине 20-х гг. средний размер штрафов, налагавшихся за различные правонарушения па рабочих, колебался от 3,5 до 4 руб. (для сравнения средняя зарплата рабочих за 1925 г. составляла 39 руб.). Средний размер штрафа, который должен был уплатить нарушитель - крестьянин — 5 руб., служащий - 7,5 руб., торговец - 24 руб., то есть размеры штрафа, налагавшегося на торговца, были в 7 раз больше, чем на рабочих и в 5 раз больше, чем на крестьянина1.

Особенностью деятельности всех правоохранительных органов, в том числе и милиции, в исследуемый период являлась широкая связь с общественностью. Острота проблемы борьбы с должностными преступлениями, самогоноварением, хулиганством, необходимость укрепления общественного порядка требовали мобилизации всех сил. В связи с этим, вопросы привлечения трудящихся к охране общественного порядка в течение 20-х гг. неоднократно поднимались центральными и местными органами власти, что вполне соответствовало политической линии на удешевление и демократизацию государственного аппарата. В марте 1924 г. ВЦИК и СНК РСФСР издали декрет «О сельских исполнителях»". Данный институт явился организационно-правовой формой привлечения трудящихся к охране общественного порядка в сельской местности. В декабре 1926 г. Коллегия НКВД утвердила согласованную с народными комиссариатами юстиции, земледелия и социального обеспечения новую инструкцию для сельских исполнителей3, которая внесла ясность в вопросы об организационном построении этого института.

Похожие диссертации на Правоохранительные органы Урала в годы новой экономической политики

Деятельность органов социального обеспечения Южного Урала по реализации социальной политики правительства с октября 1917 года по май 1941 годаРослякова Ольга Алексеевна

Взаимодействие органов местного управления в осуществлении экономической политики правительства в 20-е-30-е годы XX векаКриволапова Людмила Петровна

Осуществление экономической политики правительства на Урале в годы гражданской войныПолшкова, Лариса Борисовна

Осуществление национальной государственной политики на Южном Урале в годы Великой Отечественной войны (1941-1945 гг.) Шпинева Юлия Ивановна

Государственная социальная политика на Южном Урале в годы НЭПа : 1921 - 1929 гг.Надеждина Вера Александровна

Государстенная социальноя политика на Южном Урале в годы НЭПАНадеждина Вера Александровна

Национальная политика на Южном Урале : 1988 - 2012 годыМосквин, Илья Юрьевич

Внешнеэкономический аспект промышленной политики на Южном Урале в 90-е годы XX векаЗобов Игорь Юрьевич

Государственная политика по отношению к семьям военнослужащих на Урале в годы Великой Отечественной войныЛюбецкий Артем Евгеньевич

Национальная политика на Урале в 1920-е - первой половине 1930-х годовЛатыпов Ринат Тавзихович