Содержание к диссертации
Введение
ГЛАВА 1. Российское государство и общество второй половины XVI - начала XVII в. в исторической науке. источники 21
1.1. Проблемно-историографический очерк. 21
1.2. Документальная база работы и методы ее источниковедческой критики . 65
ГЛАВА 2. Тяглое население в социальной структуре россии середины XVI в. 135
2.1. Крестьянский отказ и поряд: социальные отношения в русской деревне XV-XV1 вв. 135
2.2. Крестьянские переходы по Судебникам. 157
2.3. Посадские люди в первой половине XVI в. и право перехода тяглых людей
2.4. Институт наместников накануне земской реформы 191
ГЛАВА 3. Земская реформа и политика в отношении посадского населения во второй половине XVI в.
3.1. «Приговор о кормлениях и службе» и вопрос о начале 218 земской реформы.
3.2. Ход земской реформы в 1550-х гг. 237
3.3. Земские учреждения в действии: Северо-запад России 260
3.4. Земские учреждения в действии: Замосковный край, Юг и Поморье 278
ГЛАВА 4. Закрепощение . 299
4.1. Заповедные годы и прикрепление к тяглу крестьян и посадских людей в 1580-х гг.
4.2. Закрепостительные мероприятия и вопрос об «урочных годах» в конце XYI - начале XVII в. 325
4.3. Спорные проблемы правительственной политики в сфере закрепощения в начале XVII в. 350
4.5. Русское общество на завершающем этапе Смуты и закрепостительные мероприятия правительства 370
ГЛАВА 5. Правительственная политика последней трети XVI - начала XVII в. и эволюция положения тяглых сословий
5.1. Опричнина и деятельность посланников в 1560-1580-х гг. 383
5.2. Ликвидация института наместников: предпосылки и последствия. 403
5.3. Земские миры и земское движение в годы Смутного времени (1606-1609 гг.) 417
Заключение 430
Список источников и литературы 439
Приложения 459
- Документальная база работы и методы ее источниковедческой критики
- Посадские люди в первой половине XVI в. и право перехода тяглых людей
- Земские учреждения в действии: Замосковный край, Юг и Поморье
- Спорные проблемы правительственной политики в сфере закрепощения в начале XVII в.
Введение к работе
Актуальность темы исследования обусловлена теоретической и практической значимостью вопросов, связанных с функционированием общества, находившегося в состоянии трансформации. Вторая половина XVI в. в истории России – особый период, когда в ее общественно-политическом устройстве были заложены важнейшие новации, радикально изменившие и сущность самого устройства, и вектор развития страны. В этой связи особенную значимость приобретает изучение истории правительственной политики в отношении тяглых сословий, составлявших абсолютное большинство населения страны. Всесторонне исследование обстоятельств, в которых принимались определенные решения, касавшиеся положения крестьян и посадских людей, позволяет, с одной стороны. Приблизиться к пониманию глубинных закономерностей развития российского общества, а с другой – показать алгоритм деятельности правительственного аппарата.
Без выявления отмеченных закономерностей затруднительно вырабатывать стратегию развития современной России, ибо социальная напряженность, высокий конфликтный потенциал в отношениях между стратами общества губительны для него. Без учета исторического опыта невозможно выстаивать эффективную социальную политику.
Обращение в рамках настоящего диссертационного исследования к истории правительственной политики в отношении тяглых сословий обусловлено тем, что именно сословия крестьян и посадских людей составляли «становой хребет» государства, являясь источником налоговых поступлений и исполнителем повинностей, совокупность которых и составляло понятие «тягла». Именно во второй половине XVI в. закладывались принципиальные основы взаимоотношений государства и тяглых сословий, существенно не изменявшиеся до середины XIX в., когда последовательно была упразднена система крепостного права, созданы земские учреждения, прямые налоги были заменены на косвенные. Тот факт, что именно в этот двухсотлетний период возникла Российская империя, успешно решавшая сложные внешнеполитические задачи, свидетельствует о жизнеспособности того типа социума, который сформировался во второй половине XVI в.
Этот период приобретает значение своего рода водораздела российской истории, стоя на котором становится возможным, с одной стороны. Ретроспективно изучить более ранние институты и явления, а с другой стороны, увидеть процесс зарождения новых социальных структур и управленческих практик, в полной мере развившихся в XVII в. Таким образом, без систематического исследования правительственной политики в отношении тяглых сословий во второй половине XVI – начале XVII в. невозможно составить целостную картину исторического развития нашей страны в период позднего средневековья.
Степень научной разработанности темы исследования. Предлагаемая диссертация посвящена трансформации общественного и государственного строя нашей страны во второй половине XVI – начале XVII в. Несмотря на значительные успехи российских историков в деле постижения феноменов и закономерностей общественно-политического развития России XVI–XVII вв., до настоящего времени перед исследователями стоят несколько проблем. В XVI–XVII вв. в России происходят масштабные изменения во всех сферах деятельности общества и государства. Жизнь представителей всех классов проходила в условиях реформ, внешнеполитических и внутриполитических потрясений, переросших в полномасштабную гражданскую войну. Столь насыщенный событиями период времени всегда привлекал внимание российских историков, для многих из которых он стал полигоном для апробации новых научных идей и подходов. Впервые в полном объеме они были сформулированы в трудах В.О. Ключевского, А.С. Лаппо-Данилевского, С.Ф. Платонова еще в 1880–1890-х гг., когда в работах названных исследователей был осуществлен институциональный анализ российского общества XVI–XVII вв.
Представляется, что возможности институционального анализа современной наукой не исчерпаны до настоящего времени, поскольку он позволяет осуществить реконструкцию исторической реальности и механизмов трансформации государства и общества. Период второй половины XVI – начала XVII в. предоставляет уникальную возможность применения институционального подхода.
До середины XVI в. государственные институты отличались слабой степенью регламентации, их функции не были четко определены и осуществлялись по-разному в отдельных районах страны, и только в 1550-х гг. создается система приказов и вырабатываются общие принципы государственного управления, которые приобретают необходимую системность. В существующих исследованиях историков часто делался акцент на решениях власти, в то время как осуществление этих решений не всегда удавалось проследить из-за отсутствия источников. Это обусловливает необходимость изучения административных практик, применявшихся государственным аппаратом. Особенно масштабными были изменения в положении крестьян и посадских людей. Между тем, изучение положения этих сословных групп, осуществлявшееся вплоть до 1980-х гг., в последние десятилетия стало менее активным.
Особую сложность представляет исследование крепостничества в силу необходимости соблюсти баланс между строгой научностью и ценностным отношением к истории крепостного права. Для нас неприемлема негативная оценка закрепостительной политики как мотивированной исключительно своекорыстными интересами «феодальных землевладельцев». Вместе с тем, мы не уверены и в том, что утверждение крепостничества, особенно в тех изуверских формах, которые оно пробрело в «безумном и мудром» XVIII столетии было фатально неизбежным. Изучение закрепостительных мероприятий правительства второй половины XVI в. позволит выяснить, были они действительно вынужденным шагом правительства, находившего полную поддержку тяглых общин, или же диктовались сословными интересами правящей элиты.
Актуальным является исследование и правительственной политики в отношении посадского населения, которую нужно изучать с опорой на региональные отличия городов и уездов страны. Дискуссионным является вопрос о периодизации истории России XVI–XVII вв. В.О. Ключевский датировал начало нового периода в истории России 1610-ми годами; С.Ф. Платонов также полагал, что Россия вышла из Смутного времени перерожденной на новых основаниях, но переход к новому времени, по его мнению, занял более полувека. Проблема периодизации истории России этого времени не решена до настоящего времени в значительной степени из-за лакун в понимании направленности и смысла изменений в положении тяглых сословий. Все вышесказанное позволяет сделать вывод о целесообразности продолжения изучения российской социально-политической системы второй половины XVI – начала XVII вв.
Объектом исследования является социально-политическая история России во второй половине XVI – начале XVII в., эволюция ее социальной структуры и особенности правительственной политики.
Предмет диссертационной работы охватывает следующие явления и процессы:
Социальные структуры в России середины XVI в.
Изменения в положении крестьян, начало процесса закрепощения тяглого населения.
Земская реформа и состояние сословно-представительных учреждений, эволюция государственного аппарата в период реформ и опричнины.
Территориальные и хронологические рамки исследования. Исследование выполнено на источниках, относящихся к территории России в границах 1584 г. Условия функционирования правительственных учреждений и жизни монастырских корпораций во второй половине XVI в. были таковы, что два комплекса монастырской документации, содержащей фрагменты делопроизводства земских учреждений, дошли до нас от псковских монастырей, а большинство упоминаний «заповедных лет» относятся к новгородским землям. Сказанное не означает, что исследование выполнено на материалах Северо-запада России; наоборот, уникальные материалы, сохранившиеся в коллекциях новгородско-псковских учреждений, позволили выявить общероссийские тенденции в ходе земской реформы и закрепощения. В диссертации подвергнуты исследованию комплексы документов, охватывающие все регионы Русского государства, относящиеся к Замосковному краю и Поморью; единичные источники, относящиеся к западным (Смоленск и прилегающие территории) и восточным (Предуралье и нижнее Поволжье) уездам также привлечены к исследованию.
Основная масса материала и авторских интерпретаций относятся непосредственно к обозначенному в заголовке периоду (вторая половина XVI – начало XVII в). Особенности структурно-типологического метода исследования государства и общества предполагают, однако, необходимость обращения как к более ранним, так и более поздним источникам и социальным явлениям, значительно выходящим за хронологические рамки исследования, обозначенные в названии диссертации. Так, явление крестьянских переходов исследуется, начиная с XV в., а для объяснения особенностей процесса закрепощения в начале XVII в. привлекаются источники, относящиеся ко всему столетию.
Цель исследования – показать на основе изучения таких социально-политических институтов как крепостное право, земские учреждения, приказы, направления эволюции российского общества; как устанавливались более жесткие сословные границы, как соотносилась правительственная политика и такие ее временные феномены, как опричнина, с функционированием социально-политических институтов.
Задачи исследования: 1) выработать отвечающую целям исследования методику работы с источниками.
2) показать динамику и ход закрепостительного процесса в конце XVI в., выявить особенности осуществления режима «заповедных лет».
3) исследовать основания и особенности прикрепления к тяглу двух категорий податного населения – посадских людей и черносошных крестьян.
4) проанализировать ход и результаты земской реформы 1550-х годов и деятельности земских учреждений в 1560–1570-х годах, подвергнув критической проверке традиционные представления о географии земской реформы; исследовать динамику и направленность реформы.
5) проанализировать изменения в структуре общества, воплотившиеся в новациях в правовом положении сословий.
6) исследовать изменения в деятельности центральных правительственных учреждений Русского государства во второй половине XVI в., уделив особое внимание работе четвертей и органу чрезвычайного финансового управления страной – посланникам.
7) показать изменения в государственном строе страны и наметить подходы к определению типологии российской государственности.
Методология исследования. Базовыми принципами исторического исследования, примененными в диссертации, являются принципы научной объективности, историзма и системности. На современном уровне осмысления проблематики диссертации эти принципы были разработаны и апробированы российскими историками XX в. – П. А. Садиковым, А.А. Зиминым, Н.Е. Носовым, С.М. Каштановым и др.
Принцип научной объективности находит свою опору в разработанных еще в 1960-х гг. подходах к изучению актовых и кадастровых источников и реконструкции на их основе направленности общественных изменений и принципов правительственной политики. Эти подходы покоятся на методе комплексного анализа источников, который предполагает сопоставление и взаимную проверку данных документов, происходящих из фондов центральных и местных государственных учреждений и церковных корпораций. Поскольку значительная часть источников относится к более позднему времени (конец XVI века), существенно важным является их ретроспективное исследование. Коль скоро особенности источника вызваны его происхождением, процесс анализа с необходимостью должен приобрести институциональные черты, то есть от изучения документа необходимо восходить к изучению государственного учреждения, из недр которого он вышел. Таким образом, источниковедческое исследование будет увязано с конкретно-историческим.
Конкретно-историческое исследование в диссертации осуществлялось с применением как традиционных, позитивистских методов, например, историко-юридического, так и с опорой на герменевтический метод, предполагающий глубинное чтение источника. Со времен С.М. Соловьева и Б.Н. Чичерина внимание историков было приковано к разного рода государственным и общественным институтам. Как подчеркивает П.М. Блау, институты – это исторические продукты, чьи нормы и лежащие в их основе опосредствующие ценности передаются от поколения к поколению, тем самым ограничивая и очерчивая потенциальные сети косвенного обмена. Институты оказывают определенное внешнее давление на индивидов и на различные типы коллективных единиц, увязывая процесс обмена со своими предписаниями и рекомендациями. Таким образом, институты представляют сеть относительно стабильных и общих норм, регулирующих различные типы отношений косвенного и сложного обмена между различными социальными единицами.
Коль скоро социальные коммуникации в России XVI–XVII вв. принимали различные формы, важно определить научные принципы, на основе которых возможно построить типологию этих общественных связей. Исследование функционирования социальных институтов России второй половины XVI – начала XVII в. в диссертации осуществляется на основе принципов системности. В любом крупном социальном явлении, будь то крепостное право или земские учреждения, находил свое выражение не какой-либо отдельный экономический или политический институт, а вся совокупность (система) институтов данного социума в определенную эпоху.
Рассматривая крепостное право как элемент социальной системы, мы, во-первых, исходим из того, что оно было детерминировано как экономической, так и социально-политической эволюцией общества. Во-вторых, мы рассматриваем отдельные социальные явления как интегрированные в системы более высокого уровня и функционировавшие в составе этих систем. Таким образом, в будущем оказывается возможным построение целостной функциональной социально-культурной модели крепостного режима. Исследование, построенное на анализе источников второй половины XVI – начала XVII в., в диссертации вышло на реконструкцию социально-политической системы России этого времени, характеризующейся существенными особенностями взаимодействия власти и общества.
Научная новизна диссертационного исследования. В диссертации впервые в историографии на основе впервые введенных в научный оборот источников осуществлен пересмотр концептуальных основ проблемы взаимоотношения тяглых сословий российского общества с государством. В работе исследовано взаимовлияние радикальных преобразований в жизни посадских людей и крестьян – земской реформы и процесса закрепощения. Убедительно доказывается, что земская реформа охватила гораздо большую территорию, не представленную в дошедших до нас учредительных грамотах и Боярской книге 1556 г. и опиралась на сложившуюся в отдельных землях Русского государства земскую традицию. В работе применены методы комплексного анализа источников, на основе которых получены новые данные о ходе закрепощения в России в конце XVI–начале XVII в.
Практическая значимость исследования. Основные положения диссертации могут быть использованы при подготовке учебных пособий, лекционных курсов и обобщающих трудов по российской истории, социальной истории Восточной Европы раннего Нового времени. Работа демонстрирует возможности неоинституционального подхода. Разработанная в диссертации методика обработки источников может применяться на других материалах того же типа.
Апробация результатов исследования. По теме диссертации опубликованы две монографии (общим объемом 34,5 п.л.) и 48 статей (из них 14 в журналах, рекомендованных ВАК для опубликования основных результатов диссертаций на соискание ученой степени доктора наук) общим объемом более 36 п.л.). Основные положения и выводы диссертации были изложены в виде докладов на международных научных конференциях, конгрессах, симпозиумах, циклах лекций по истории России в Псковском государственном педагогическом университете, на заседаниях Центра по изучению русского феодализма ИРИ РАН.
Структура диссертации. Работа состоит из введения, пяти глав, заключения и приложений. Во Введении определены отмеченные выше актуальность, цели и задачи исследования, новизна, практическая значимость. В Приложении представлены 40 впервые публикуемых документов XV–начала XVII в., большинство которых впервые введены в научный оборот автором.
Документальная база работы и методы ее источниковедческой критики
Источниковая база работы охватывает всю совокупность сохранившихся от XV—XVII вв. документов, в которых отражено положение тяглого населения. Среди них доминируют делопроизводственные материалы (законодательные акты, уставные и жалованные грамоты, отписи, кадастры). Большая часть документов уже введена в научный оборот, значительная их часть представлена-в академических публикациях, а многие из используемых в книге источников имеют длительную историю изучения и комментирования; в то же время, 32 документа впервые вводятся в научный оборот в настоящей диссертации. В их числе особо следует отметить наиболее ранние по хронологии акты: грамоту с прочетом в. кн. Ивана Васильевича на Устюг наместнику кн. Ивану Александровичу и тиуну Кузьме Коробьину 1462-1474 гг.133, выпись из писцовой книги Псковской земли 1510 г. письма Ивана Константиновича Сабурова и Ивана Тимофеевича Зезевитова134, грамоту с прочетом в. кн. Ивана. Васильевича устюжскому наместнику кн. С. А. Трубецкому, тиуну К.В: Аксакову и сольвычегодскому приказчику Ф. И. Челищеву от июля 1539 г.135
Уникальные документы второй половины XVI в., такие как указная грамота Ивана IV в Соль Вычегодскую выборным властям и всем усольцам об облегчении по их челобитью кормленого окупа «за волостелин доход» от 25 января 1559 г. , указная грамота Ивана IV выборным земским судьям Великого Устюга 1559 г. , «обыскные речи» жителей Березовского ряда Деревской пятины о бегстве крестьян И. Непейцына с упоминанием «заповедных годов» 1588 г. , позволяют существенно дополнить известную в науке сумму свидетельств о земской реформе и процессе закрепощения. Некоторые из них, например, уникальные акты из фондов псковских церковных корпораций составляют целостный комплекс, впервые позволяющий реконструировать деятельность земских органов самоуправления во второй половине XVI в. Методы работы с источниками продиктованы ее направленностью и структурой. Рассмотрение привлекаемых к изучению источников нами осуществляется в соответствии с принятой в источниковедении классификацией140.
К публично-правовым актам относятся правоустанавливающие документы, исходящие от верховной власти. Их первой разновидностью являются акты договорно-законодателъного вида, среди которых наиболее ранними по времени появления являются жалованные грамоты. Жалованная грамота содержала в себе выраженный в письменной форме акт автономной воли суверенного правителя, примененный по отношению к определенному лицу или группе лиц141. В диссертации рассмотрены жалованные грамоты второй половины XV - начала XVII в., в которых содержались изъятия из общего права, адресованные монастырям и служилым людям. Жалованные грамоты монастырям - Троице-Сергиеву, Зилантову и другим — несут важную информацию о положении тяглого населения. Она содержится в несистематизированном виде, поскольку законодатель не ставил своей целью систематически описать особенности объекта правоприменения. Но по жалованным грамотам можно понять статус интересующего исследователя поселения, уяснить его владельческую принадлежность в тот или иной период истории и понять особенности правового и социального положения населения.
Ценным собранием жалованных грамот до 1505 г. является задуманное СБ. Веселовским издание «Акты социально-экономической истории Северо-Восточной Руси», первый том которого содержал документы Троице-Сергиева монастыря142. Важные сведения о состоянии тяглого населения Северо-Восточной Руси содержат документы Углицкого, Покровского, Калязина монастырей . Работа над подготовкой к публикации актов XVI в. была начата составлением хронологических перечней иммунитетных грамот, которые включают в себя упоминания документов как содержащих иммунитетные пожалования, так и не упоминающих таковые . К настоящему времени изданы несколько сборников монастырских актов XVI в., содержащих жалованные грамоты145. Кроме того, нами привлекаются к исследованию и поздние жалованные грамоты конца XVI — начала XVII в., например Казанского Зилантова монастыря146.
Отдельную категорию жалованных грамот составляют несудимые грамоты, адресованные служилым людям, преимущественно детям боярским. Первые шаги к их поиску и публикации были предприняты А.И. Юшковым, опубликовавшим десятки жалованных грамот147. В приложении к собственному теоретическому исследованию «К вопросу о происхождении вотчинного режима» СБ. Веселовский привел дополненный перечень несудимых грамот служилым землевладельцам, который, в свою очередь, был дополнен А.В. Антоновым148. Таким образом, к настоящему времени в распоряжении исследователей находятся 157 несудимых грамот, большинство из которых относятся к уездам Северо-восточной Руси.
Посадские люди в первой половине XVI в. и право перехода тяглых людей
Второй разновидностью публично-правовых актов являются законодательные акты. С целью реконструкции правового положения крестьян в середине XVI в. нами привлекались к исследованию акты о крестьянских переходах второй половины XV в., которые изучались в сопоставлении с другими актовыми материалами, характеризующими статус и структуру земельных владений. Анализ актов, регулирующих крестьянские переходы, целесообразно вести по фондовому и территориальному признакам. Указные грамоты второй половины XV в. можно разделить на две группы: акты Троице-Сергиева монастыря, относящиеся к волжско-клязьменскому региону, и акты Кирилло-Белозерского и Ферапонтова монастырей, относящиеся к белозерско-вологодскому региону.
Впервые ограничения крестьянского выхода для всех категорий сельского населения документально фиксируются в четырех грамотах из архива Троице-Сергиева монастыря: грамоте 1455-62 гг. с предоставлением монастырю права не выпускать крестьян-старожильцев из села Присеки Бежецкого Верха, грамоте 1455-62 гг. о запрещении выхода «людей» из монастырских сел Угличского уезда, грамоте наместнику в-Ярославль 1463—68 гг. об отказе монастырских крестьян «о Юрьеве дни», окружной грамоте наместникам 1467-74 гг. о возвращении монастырских крестьян, вышедших из Шухобальских сел Суздальского уезда . Этим же временем датируются княжеские грамоты» из архивов Кирилло-Белозерского и Ферапонтова монастырей: жалованная грамота Василия II 1448—1462 гг. об отказе из монастырских вотчин крестьян-серебренников, грамота князя Михаила Андреевича 1448-1470 гг. о запрещении отказа крестьян не о Юрьеве дне, грамоты князя Андрея Васильевича 1462—1481 гг. и 1471 г. о неотказе серебренников в иной срок кроме Юрьева дня, грамота Ивана III 1488-1490 гг. о расчете по серебру монастырских крестьян, грамота князя Михаила Андреевича 1455-1467 гг. о выводе крестьян-серебренников в Юрьев день208.
В интерпретации формул этих актов решающее значение имеет позиция исследователя в вопросе о репрезентативности грамот о запрете переходов. И.И. Смирнов, И.Я. Фроянов, Ю.Г. Алексеев и А.Л. Шапиро полагают, что подобные акты выдавались в порядке исключения: или в силу влиятельности Троице-Сергиева монастыря, или по причине чрезвычайных обстоятельств. Подобный подход представляется небесспорным, а источниковая база для столь ответственных выводов явно недостаточна, поскольку жалованные льготные грамоты выдавались не только монастырям, но и светским лицам, чьи архивы сохранились фрагментарно. Не может считаться верной источниковедческой посылкой и рассмотрение всех противоречащих концепции документов как исключений из правила209. Оба уникальных документа о запрещении выхода крестьянам, которые И.Я. Фроянов трактует как исключения, происходят из хорошо сохранившегося фонда Троице-Сергиева монастыря. Если учесть, что документальные фонды других монастырей сохранились фрагментарно, а указные грамоты не были связаны с земельными пожалованиями, нет ничего странного в том, что подобные документы из фондов других монастырей не сохранились. Гораздо более целесообразным нам кажется, все же допустить вероятность утраты аналогичных документов из фондов других монастырей. В таком- случае цель исследования должна заключаться в поиске определенных закономерностей в происхождении подобных документов, что и будет проделано в соответствующих разделах диссертации.
Одна из указных грамот второй половины XV в. вводится в научный оборот впервые; она была обнаружена в составе объемного столбца 1647 г., содержащего в себе документы по делу о челобитье крестьянина Устьянских волостей Исая Антонова с товарищами об упразднении возложенной на волости ямской повинности2 . Будучи уникальным источником, характеризующим политику великих московских князей в северных русских землях, грамота позволяет описать и административную практику Москвы на Двине в третьей четверти XV в. Публикуемый документ обозначен переписчиком как «список з жаловалные грамоты», что, безусловно, не соответствует ее содержанию. Акт начинается не с оборота «се аз», а с оборота «от великого князя», и соответствует типу указных грамот договорно-распорядительного вида211. Грамота выдана от имени великого князя Ивана Васильевича, что при отсутствии даты документа дает возможность видеть в этом суверене либо Ивана III, либо Ивана IV периода его великого княжения. Датирующий признак документа содержится в inscriptio, где именуются адресаты - наместник князь Иван Александрович и тиун Кузьма Коробьин.- Оба дминистратора упоминаются в так называемых списках двинских земель 1470-х гг., что, безусловно, датирует грамоту временем правления Ивана III .
Вторая группа законодательных актов — это великокняжеские и царские указные грамоты XVI в. Уникальный наказной список Третьяку Котенину, который в 1535-1542 гг. управлял половиной Галичского наместничества, «на великого князя», был введен в научный оборот А.В. Антоновым . Наказной список сохранился в копии конца XVIII в., которая содержит ряд поновлений, но в целом документ принадлежит к ранее неизвестному типу источников, сочетавших в себе черты доходного списка и уставной грамоты наместничьего управления. В первой части наказного списка перечисляются волости и слободы, находящиеся под управлением приказного человека, во второй части перечисляются переведенные на деньги наместничьи кормы, в третьей - другие доходы кормленщиков, а четвертая посвящена взиманию пятна.
Среди указных грамот из архивных собраний наибольший интерес представляет грамота с прочетом 1539 г. наместнику и тиуну Великого Устюга и приказчику Соли Вычегодской. Впервые грамота была упомянута СМ. Каштановым, но фактически выпала из научного оборота по причине механической ошибки А.А. Зимина, указавшего ее неверный шифр и неверное отчество наместника кн. Семена Трубецкого - Андреевич214. На самом деле, грамота была адресована наместнику Великого Устюга кн. Семену Александровичу Трубецкому, тиуну К.В. Аксакову и приказчику Соли Вычегодской Ф.И. Челищеву215.
Земские учреждения в действии: Замосковный край, Юг и Поморье
В новейшем исследовании» Ю. Г. Алексеева ст. 57 рассматривается как «консервативная по существу законодательная фиксация стародавнего обычая», а отнюдь, не «нововведение, связанное с усилением зависимости крестьянина» . Гарантию реализации закона Ю.Г. Алексеев усматривает в существовании рядом с вотчиной черной волости, откуда приходили, и куда уходили вотчинные крестьяне. «Закон о Юрьевом дне, выросший из старого обычая, в известной мере удовлетворял и крестьянина, и землевладельца - он служил естественным клапаном, регулирующем отношения как между вотчиной и волостью, так и внутри самой вотчины, фактически определяя допустимую меру крестьянских повинностей» . Вместе с тем, и Ю.Г. Алексеев рассматривает пожилое только в контексте отношений между крестьянином и вотчинником: выплата пожилого фиксировала факт проживания крестьянина на чужой земле, а фиксация размера пожилого ограничивала произвол землевладельца.
Исследуем, прежде всего, проблему предыстории пожилого, связанную с «отроком» псковских изорников. Ст. 42 Псковской судной грамоты так трактует обстоятельства ухода изорника: «А которой государь захочет отрод дати своему изорнику или огороднику, или кочетнику, ино отрок быти о Филипове заговеине, також захочет изорник отречися с села, или огороднику, или кочетник, ино тому отроку быти, а иному отроку не быти, ни от государя, ни от изорника, ни от котечника, ни от огородника, а запрется изорник, или огородник, или котечник отрока государева, ино ему правда дать, а государь не доискался четверти, или огородной части, или с ысады рыбной части». В ст. 63 эти обстоятельства изложены уже иначе: «А которой изорник отречется у государя села или государь егоотрьчет, - и государю взять у него все половину своего изорника, а изорник половину»77.
Исследователи, стоявшие перед проблемой интерпретации условий «отрока», должны были объяснить соотношение «четверти» и «половины» изорника и суть этих понятий. Коль скоро «четверть» изорника из ст. 42 соотносится с «огородной» и «рыбной» частями, было сделано, логичное предположение, что под «четвертью» в данном случае подразумевается четверть урожая - покрута. Этой точки зрения придерживалось большинство историков. Среди активно возражавших были Н.П. Павлов-Сильванский, отождествлявший изорника с западноевропейским сервом, и П.А. Аргунов, рассматривавший проблему на основании общепринятой сельскохозяйственной практики .
П.А. Аргунов писал: «О каком же дележе урожая могла идти речь в половине ноября, когда «арендная плата» ... фактически наверное была вносима гораздо раньше, в августе-сентябре» . Возражая П.А. Аргунову, Ю.Г. Алексеев пишет: «Нет никаких прямых свидетельств о том, как и когда вносил изорник свою «арендную плату». Он мог вносить ее прямо на поле в виде второго или четвертого снопа, как и считает Аргунов, но мог рассчитываться и обмолоченным хлебом или в какой-либо другой форме. Поэтому нельзя исходить как из данного из предположения, что эти расчеты всегда делались непременно на поле и заканчивались задолго до ноября»80.
Вопреки Ю.Г. Алексееву заметим, что единственное прямое свидетельство о времени внесения покруты изорником есть, хотя оно и относится к более позднему времени. Речь идет о последнем упоминании изорников в источниках — в расходной книге Успенской церкви с Пароменья в Пскове за 1531 г. Запись без даты, следующая за записью, датированной 20 июля, гласит: «Дали 30 денег и 2 деньги на хлеб и на рыбу и на мясо, как изорники приезжали к житнице с хлебом» . Итак, очевидно, что изорники привозили в церковную житницу хлеб нового урожая непосредственно после жатвы, .как раз в августе-сентябре, как и писал Аргунов. Таким образом; изорнику совершенно не нужно было ждать ноября, чтобы расплатиться с государем по своим ежегодным обязательствам. А значит, экстраординарные выплаты в ходе «отрока» действительно предполагали изъятие половины имущества изорника. «Половина» изорника в таком случае никак не может интерпретироваться как пожилое, истоки которого нужно искать в других исторических явлениях.
До настоящего времени большинство исследователей рассматривают пожилое в контексте отношений между крестьянином и вотчинником. Между тем, формулировки ст. 57 Судебника 1497 г. не дают оснований для столь однозначной интерпретации: «А Христианом отказыватися из волости, из села в село один срок в году,82 за неделю до Юрьева дни осеннего и неделю после Юрьева дни осеннего. Дворы пожилые платят в полех за двор рубль, а в лесех полтина. А которой христианин поживет за ким год, да пойдет прочь, и он платит четверть двора, а два года поживет да пойдет прочь, и он полдвора платит; а три годы поживет, а пойдет прочь, и он платит три четверти двора; а четыре года поживет, и он весь двор платит».
Как понимать оборот «отказ из волости» — как переход крестьянина из одной административной единицы в другую или как уход из волости дворцовой или черносошной? Из источников известны лишь факты отказа крестьян из вотчин и поместий или черносошных волостей как землевладельческих и тяглых единиц. Поэтому я склоняюсь к второму варианту прочтения текста. Стоящий в статье на первом месте оборот «из волости» недвусмысленно свидетельствует о том, что законодатель имел в виду в первую очередь интересы государства, контролировавшего в конце XV в. огромный фонд дворцовых, оброчных и черносошных земель. Такая интерпретация ст. 57 не противоречит имеющимся наблюдениям об аграрной политике Ивана III в конце XV в. на присоединенных новгородских землях, где в результате конфискаций удельный вес дворцовых и оброчных земель достиг 40% . Оборот «отказ из волости» коррелирует с выражением «заволостной крестьянин», применявшимся по отношению к человеку, вышедшему за пределы данной административно-территориальной единицы: «а хто выдет за волость»84. Очевидно, что крестьяне уходили не только от землевладельцев, но и из черносошных и дворцовых волостей, и процедура отказа распространялась на все категории крестьян.
Спорные проблемы правительственной политики в сфере закрепощения в начале XVII в.
О принципах их деятельности можно судить на основании комплекса указных грамот за март 1555 — март 1556 г., адресованных новгородским наместникам144. В грамоте от 20 января 1556 г. содержится ссылка на несколько более ранний царский указ: «...велено во все пятины, и на Луки, и во Ржеву, и в Пуповичи розослати грамоты, чтобы князи и дети боярские, и все служилые люди, и игумены, и попы, и дьяконы, и старосты, и сотцкие, и пятидесятцкие, и все крестьяне выбрали из пятин по сыну по боярскому по доброму, да из пятин же выбрали человеки по 3 и по 4 лутчих людей, да ис погоста по человеку, а из малых погостов из дву или из трех по человеку. Да велено тем старостам и выборным сбирати наши ямские и приметные деньги, и за посошные люди, и за ямчужное дело, и всякие подати по писцовым книгам, и привозити к вам в Новгород»1 5.
Для нашей темы этот фрагмент имеет принципиальное значение. Необходимо обратить внимание на три момента. Во-первых, органы местного финансового управления на Северо-Западе являются всесословными: в их состав входят дети боярские и представители волостных миров. Второй системообразующий элемент новых учреждений — это их фискальные обязанности. Государственные налоги по писцовым книгам собирают старосты и выборные люди. Третью существенную черту системы составляет фискальное единство податных округов. А.С. Лаппо-Данилевский и СБ. Веселовский считали органичной чертой системы налогообложения в Русском государстве XVI в. «кость» - податной округ, выборные власти которого производили разверстку повинностей по писцовым книгам между более мелкими тяглыми ячейками.
Очевидно, что в данном случае мы имеем дело с «костью», в состав которой входят как земли помещиков, так и черносошные волости. Рассмотрим структуру такой «кости» на примере фискально-административных единиц Пусторжевского уезда. В 1555 г. «черные деревни» были отмечены,в шести станах Ржевы Пустой. Важно отметить, что «черные волости» входили именно в состав станов, на территории которых располагались поместья» служилых людей. Общеизвестно, что поместные земли, в отличие от вотчинных, не отмежевывались от других владений. Поэтому в том же Пусторжевском уезде были возможны ситуации, когда черные земли захватывали испомещенные на их территории землевладельцы, в том числе земцы. «...Починок Тимофеев, а выставок из черные деревни Смятона за земцом за Ферзиком з братьею за Дементьевыми детьми Игумнова, а называют, де, они тот Тимофеев починок выставкою своей деревни Зришнина,. а тот, де, починок и старе земля межтоцкая, а Межток, де, и с тем починком полторы обжи.. .»146.
Захваты черных земель. служилыми людьми осуществлялись во время описаний. «И те, де, деревни и селища и починки писцы наши Иван Колычев с товарищи дали на льготу, а в книгах, де, они написали: как те деревни и селища и починки изо льготы выйдут, и с тех деревень и селищ и с починков всякое наше тягло тянуть хрестьяном с черными деревнями. И после, де, тех писцов ездили наши другие писцы Истома Корчов с товарыщи и те, де, льготные деревни и селища и починки отдали в придачу детем боярским ..., а от черных, де, деревень тех льготных деревень, селищ и починков сошным письмом не росписали» 7. Итак, стан, в состав которого входили земли служилых землевладельцев и черносошных крестьян, представлял собой единую «кость» - податной округ, крестьяне которого осуществляли разверстку повинностей, исходя из обежного оклада деревни и стана в целом.
В пределах таких податных округов, да и всей территории Северо-Запада, не могло быть и речи о каких-либо запретах.крестьянских переходов. И все же, право своза тяглых крестьян из-за монастырей, которое было дано-земским властям Важского уезда в 1552 г., не следует расценивать как экстраординарное пожалование. Связано оно было, скорее всего, с двумя моментами. Во-первых, с чрезвычайным торгово-промышленным значением этого густонаселенного в середине XVI в. края, который представлял интерес и для казны, и для монастырей.. Во-вторых, с гомогенным характером земских учреждений, созданных на Ваге по уставной грамоте. Отсутствие служилого землевладения на Ваге имело своим следствием то, что черносошные земли не были отделены в фискальном отношении от монастырских земель, составляя единый податной округ. Земские власти Важского уезда постарались закрепить в грамоте норму Судебника о свозе тяглецов, и даже добились расширительного толкования ст. 91, распространив ее действие на черных крестьян, составлявших единую «кость» с посадскими людьми.
Представляется, что и другие тяглые общины русского Севера, чья структура была подобна структуре Важской земли, могли получать аналогичные привилегии. Тяглые общины посадов имели право свозить своих тяглецов из-за монастырей и с церковных земель. Но эту норму вряд ли стоит трактовать как закрепощение посадских людей, поскольку переходы горожан из одной тяглой общины в другую не преследовались. Серьезные изменения в положении крестьян и посадских людей произошли только в 1580-х годах.
Мы проследили эволюцию права отказа тяглого населения по актам и Судебникам XV-XVT вв. Очевидны изменения, произошедшие в финансовой политике России в конце XV в., после объединения земель вокруг Москвы. Исследователи фиксируют почти полное прекращение с 90-х годов XV в. земельных пожалований монастырям и податных льгот всем землевладельцам . Несмотря на то, что с 1514 г. грамоты с податными привилегиями вновь стали выдаваться, они в полном смысле слова стали исключениями из правила. В первой половине XVT в. статус слобод изменился, этот термин теперь применялся преимущественно к владениям феодалов, а черные слободы стали получать унифицированные уставные грамоты. В большей части уставных грамот сохранялась фигура умолчания, поскольку в их состав не включались статьи о крестьянском отказе. Только в двух грамотах -Моревской- и Важской — встречается упоминание о запрещении выхода тяглецам. В то же время в судных грамотах, выдававшимся дворцовым селам, имелись статьи о крестьянском отказе .
