Содержание к диссертации
Введение
Глава 1. Система лагерей военнопленных на Европейском Севере и ее право вые основы: 1939-1949 гг 33
1.1. Становление, развитие и расформирование системы УПВ-УПВИ-ГУПВИ на Европейском Севере (1939- 1949 гг.) 33
1.2. Советское законодательство по вопросу обращения с иностранными военнопленными и особенности его реализации в условиях Европейского Севера 73
Глава 2. Жизнеобеспечение и трудовое использование иностранных военно пленных в условиях Европейского Севера 101
2.1. Организация лагерного быта, режим и охрана военнопленных 101
2.2. Продовольственное и вещевое обеспечение военнопленных 115
2.3. Трудовое использование и вклад военнопленных в развитие экономики Европейского Севера 133
2.4. Медико-санитарное обслуживание военнопленных 161
Глава 3. Особенности существования лагерного социума 180
3.1. Психология военнопленных и феномен «лагерной культуры» 180
3.2. Политическая и культурно-массовая работа 200
3.3. Оперативно-следственные мероприятия и судебные процессы над военнопленными 224
3.4. Взаимоотношения военнопленных с лагерным персоналом и местным населением 23 8
Заключение 249
Примечания 258
Список использованных источников и литературы 277
Приложения 301
- Становление, развитие и расформирование системы УПВ-УПВИ-ГУПВИ на Европейском Севере (1939- 1949 гг.)
- Организация лагерного быта, режим и охрана военнопленных
- Психология военнопленных и феномен «лагерной культуры»
Введение к работе
Актуальность темы исследования. Завершился XX век. Он вошел в человеческую память не только как век величайших свершений, но и как век глобальных катастроф, великих революций, мировых войн. Только в горниле последней из них погибло 60 млн. человек, 35 млн. военнослужащих оказались в неприятельском плену, почти 10 млн. из них погибли. И именно сейчас, на рубеже тысячелетий, перед историком, как никогда ранее, встает профессиональная и нравственная задача — осмыслить печальный опыт этой войны, подвести ее окончательные итоги, отдать дань памяти погибшим, взглянуть на проблему жертв Второй мировой войны, освободившись от политических и идеологических штампов эпохи «холодной войны».
Наверное, каждый согласится с тем, что трудно найти явление более трагическое, чем судьба человека, находящегося в плену, в безызвестности, вдали от родины, дома и семьи, в чужой земле. Только во власти Германии в 1941 -1945 гг. находилось более 5,7 млн. советских военнопленных, из которых 3,3 млн., т. е. фактически каждый второй, погибли. В свою очередь, СССР захватил в плен свыше 4 млн. чел. Что касается количества иностранных военнопленных, умерших в советских лагерях, то этот вопрос до сих пор является предметом научной полемики.
После капитуляции Германии и ее союзников большинство военнослужащих противника были направлены в лагеря Главного управления по делам военнопленных и интернированных НКВД-МВД СССР. На территории советского государства оказался «лагерный интернационал», вобравший в себя представителей более 30 национальностей. Лагеря военнопленных располагались более чем в 50 областях, краях и республиках СССР, в том числе и на территории Европейского Севера. На сегодняшний день в исторической науке еще не раскры-
та специфика дислокации и структуры лагерей ГУПВИ как в целом по Советскому Союзу, так в рамках отдельных областей и регионов. Не проанализирована эволюция лагерных комплексов. Между тем уже первые исследования проблемы на местных материалах позволяют утверждать, что в размещении, жизнеобеспечении и трудовом использовании военнопленных наблюдались существенные различия. География и специфика труда накладывали отпечаток на продовольственное и вещевое обеспечение военнопленных, качество их медицинского обслуживания, и как следствие, на динамику заболеваемости и смертности. Потребность того или иного региона в рабочей силе самым прямым образом сказывалась на сроках пребывания в плену. Можно с уверенностью говорить о том, что история военного плена в СССР будет считаться изученной только в том случае, если будут выявлены особенности содержания военнопленных в различных регионах советского государства. Равным образом, история военного и послевоенного периода отдельных областей, краев и республик бывшего СССР не может быть всесторонней и объективной, если в ней не нашло отражение пребывание значительного контингента бывших военнослужащих неприятельских армий. В этой связи исследование истории пребывания иностранных военнопленных на Европейском Севере представляется весьма актуальным.
Сегодня проблема иностранных военнопленных в СССР является одним из важных вопросов в международных отношениях России с целым рядом государств, в том числе с Германией, Австрией, Польшей, Финляндией, Италией, Венгрией. В этих странах живут тысячи бывших солдат и офицеров, для которых Вторая мировая война и советский плен навсегда останутся неотъемлемой частью их жизни. Многие бывшие военнопленные, равно как и их родственники, заинтересованы в розыске и изучении архивных документов, которые касаются их личной судьбы, мест захоронений, реабилитации незаконно осужденных в 40-е годы. Разумеется, историки также заинтересованы в составлении списков погибших в плену и пропавших без вести, в выявлении документов, позволяющих пролить свет на судьбу того или иного человека. В этой связи
воссоздание целостной и достоверной картины пребывания иностранных военнопленных в плену СССР должно рассматриваться как важный шаг на пути укрепления доверия, дружбы и сотрудничества между Российской Федерацией и другими государствами.
Историография проблемы. В изучении истории иностранных военнопленных в СССР целесообразно выделить два периода: вторая половина 1940-х - конец 1980-х гг. и с начала 1990-х г. по настоящее время.
Отличительной особенностью первого периода историографии является ее связь с идеологическим противостоянием эпохи «холодной войны», а также односторонность источниковой базы, представленной в основном воспоминаниями бывших военнопленных и материалами периодической печати.
В конце 40-х - начале 50-х гг. появляются первые научные исследования, посвященные проблеме военного плена Второй мировой войны. Советский юрист А.Б. Амелин и ученый-демограф Б.Ц. Урланис в своих работах показали гуманное отношение российского государства к пленным в исторической ретроспективе1. Касаясь положения иностранных военнопленных в СССР в годы Великой Отечественной войны, ученые отмечали, что советское правительство выполнило международные обязательства относительно содержания и репатриации военнопленных, подтверждением чему являлось неукоснительное со-
блюдение положений Гаагской конвенции 1907 года .
С принципиально иных позиций смотрели на пребывание своих соотечественников в советском плену западные ученые. В 1953 г. в Гамбурге вышел коллективный труд «Итоги Второй мировой войны: выводы побежденных». Автор очерка «Людские потери во Второй мировой войне» Гельмут Арнтц, подсчитывая количество немецких военнослужащих, попавших в плен и пропавших без вести, пришел к выводу, что на Востоке бесследно исчезли как минимум 1,2 млн. солдат и офицеров вермахта3. Его коллега К.Г. Пфеффер утверждал, что Советский Союз, отказавшись от подписания Женевской конвенции, фактически вынудил Германию пойти на нарушение законов и обычаев войны. По мнению указанных авторов, тяжелые условия работы и скверное
питание советских военнопленных в Германии являлись обратной стороной плохого обращения с немецкими пленными в СССР4.
В 60 - 70-е гг. в ФРГ проблема военнопленных была объявлена приоритетным исследованием, получившим поддержку на правительственном уровне. В результате увидел свет 15-томный труд «История немецких военнопленных Второй мировой войны», повествующий о пребывании бывших солдат и офицеров вермахта в СССР5. В данной работе была сделана попытка охватить весь круг сюжетов, связанных с проблемой военного плена, начиная с вопроса о формировании системы лагерей для военнопленных в СССР и кончая характеристикой морально-психологического состояния пленных за колючей проволокой. Однако односторонний характер источниковой базы, представленной воспоминаниями бывших военнопленных, не позволил авторам и составителям документального сериала добиться объективности научного анализа и избежать тенденциозности оценок.
Попытку создания всеобъемлющей истории немецких пленных Второй мировой войны предприняли германские историки П. Карелл и Г. Беддеккер6. Взяв за основу метод сравнительного анализа, авторы изучили положение бывших немецких солдат в американском, английском, французском, австралийском, югославском, советском плену. Выводы авторов сводились к следующему: немецкие солдаты и офицеры, пребывавшие в плену в странах Запада, жили в лучших условиях, чем их соотечественники в Югославии и Советском Союзе, где пленные находились под постоянной угрозой смерти. В качестве доказательств авторы ссылались на заявления вернувшихся из плена о «голодном психозе», «невыносимых условиях работы», «повальной смертности».
В начале 80-х гг. на очередном витке «холодной войны» на Западе выходит целый ряд публикаций, обвинявших СССР в нарушении режима военного плена. О позиции западных ученых красноречиво свидетельствует само название книг: «Жизнь и страдания германского солдата за колючей проволокой», «Ста-линская юстиция против немецких солдат», «Пропавший миллион» . Большой международный резонанс произвели изданные на Западе книги Я. Заводного и
Л. Ежевского, посвященные истории катынской драмы8. Используя воспоминания бывших узников Старобельского, Козельского и Грязовецкого лагерей НКВД - С. Свяневича, Ю. Чапского, 3. Пешковского, а также польские, немецкие, британские и американские документы, авторы возлагали вину за содеянное на органы НКВД.
В середине 80-х гг. в ФРГ получают признание работы «молодых историков», исследующих историю военной повседневности. Среди историков военного плена новый подход воплотился в монографии А. Леманна. Ученый впервые наметил новые подходы к изучению быта пленных, к исследованию той своеобразной «культуры», которая формируется в мужской среде, оторванной от родины и привычного уклада. Особый интерес представляет вывод А. Леманна о становлении лагерной иерархии, которая облегчала адаптацию бывших солдат и офицеров вермахта к жизни за колючей проволокой9.
В отличие от стран Запада, в бывшем СССР изучение проблемы военного плена было негласно запрещено. В справочных изданиях, посвященных Великой Отечественной войне, в лучшем случае приводились данные о количестве солдат и офицеров противника, плененных в ходе того или иного сражения. Все остальные подробности жизни немецких солдат в плену, как-то: лагерный быт, трудовое использование, репатриация на родину - старательно замалчивались. Официальное признание получила лишь тема становления и деятельности Национального комитета «Свободная Германия».
Целям и задачам антифашистского движения, участию пленных в работе по разложению войск противника посвятили свои диссертации, монографии, статьи Д.К. Зебров, Л.И. Гинцберг, Н.Г. Погребной, К.Л. Селезнев, A.M. Шевченко10. Советские историки считали создание НКСГ исключительной инициативой немецких патриотов, в первую очередь, германских коммунистов-политэмигрантов. Роль последних в политическом перевоспитании военнопленных, как правило, преувеличивалась, в целом, как и вклад движения «Свободная Германия» в борьбу с фашизмом.
Помимо проблемы антифашистского движения, в рассматриваемый период изучался, к сожалению, весьма поверхностно, вопрос о медицинском обеспечении немецких военнопленных. Советские исследователи трактовали практику медицинского обслуживания иностранных военнопленных в годы войны как «акт глубочайшего милосердия советских медиков в отношении поверженного врага». При этом в сторону отбрасывались все отрицательные стороны деятельности спецгоспиталей: данные о высокой смертности и заболеваемости пленных, факты халатного обращения с больными и т. д. Такой характер носили публикации Р.А. Марасанова, А.Н. Мельничук", М.Ф. Войтенко и Г.А. Гри-бовской12.
Наиболее активно в рамках советской историографии развивалось такое направление как «критика реакционной западной историографии». В статьях и работах Л.А. Безыменского, Г.М. Иваницкого, А.Н. Мерцалова, О.А. Ржешев-ского давался критический анализ трудов западных ученых в области военного плена13. Подавляющая часть из них расценивалась как «идеологическая диверсия антисоветских кругов», цель которой заключается в активизации реваншистских настроений и реабилитации фашизма. Свои обвинения в адрес «фальсификаторов истории» советские рецензенты подытоживали напоминанием западным коллегам о зверствах фашистов над советскими пленными. Касаясь отношения СССР к военнопленным, авторы исходили из принципа непогрешимости политики «первого в мире социалистического государства». В итоге, советскими историками был сформирован образ СССР как оплота гуманизма, гаранта прав военнопленных, противопоставленный империалистическим государствам - нарушителям международных конвенций.
Таким образом, изучение истории пребывания военнопленных в СССР в период второй половины 40-х - конца 80-х гг. велось в условиях «холодной войны», когда советские и зарубежные историки были вовлечены в водоворот идеологического противостояния. Зарубежные исследователи добились значительных успехов в анализе и интерпретации доступных им источников, в полной мере использовали возможности «устной истории». Однако в условиях
«холодной войны» правительственную поддержку получали, как правило, «правые» историки, стоящие на антикоммунистических позициях. Тенденциозность работ предопределялась также спецификой источниковой базы, основу которой составляли материалы бывших нацистских учреждений и мемуары военнопленных, написанные под влиянием так называемого «синдрома колючей проволоки». Следует учитывать и то обстоятельство, что историческая наука развивалась под воздействием этноцентризма, т. е. историки писали о том, что пережила и испытала во время войны их нация. В результате была воссоздана, несмотря на внешнюю полноту и всесторонность, излишне драматизированная картина жизни иностранных военнопленных в Советском Союзе.
В то же время советские ученые сконцентрировали свои усилия на изучении истории НКСГ и СНО, достигнув существенных успехов в изучении характера и особенностей антифашистского движения военнопленных в СССР. Попытки изучения смежных сюжетов при отсутствии доступа к архивным материалам успехом не увенчались. В условиях господства марксистско-ленинской доктрины историческая достоверность неизбежно приносилась в угоду идеологии. Известный специалист в области историографии Второй мировой войны А.Н. Мерцалов в конце 80-х гг. отмечал, что проблема военнопленных является одним из наименее изученных вопросов минувшей войны14.
Второй период историографии (с 1990 года до настоящего времени) - период интенсивного изучения проблемы с позиций деидеологизированного подхода. Точкой отсчета нового этапа изучения проблемы военнопленных явились глобальные перемены в СССР, инициированные политикой перестройки и гласности. Исследователи получают возможность знакомиться с ранее недоступными архивными документами, обмениваться мнениями на конференциях и симпозиумах. Именно в этот период вырабатываются новые подходы к различным сторонам проблемы иностранных военнопленных в СССР.
В условиях рассекречивания значительного количества фондов российских государственных и ведомственных архивов работа по изучению проблемы военного плена пошла более продуктивно. Вслед за книгами и статьями о траге-
дии в Катыни, авторами которых были историки Ю.Н. Зоря, Н.С. Лебедева, Ч. Мадайчик, B.C. Парсаданова, А.С. Прокопенко15, выходит ряд публикаций, освещающих судьбы польских военнопленных, избежавших расстрельной акции16. На страницах журналов появились материалы, раскрывающие историю создания на территории СССР польской армии В. Андерса17. Ряд очерков об иностранных военнопленных подготовил В.П. Галицкий18. Почти одновременно в печати появились статьи о пребывании в лагерях Советского Союза немецких19, австрийских20, американских \ английских22, бельгийских23, венгер-ских , испанских , итальянских , финских , французских и японских сол-дат .
В 1990 — 2003 гг. проблема военнопленных в СССР получила свое осмысление в диссертационных и монографических исследованиях В.Б. Конасова30, Е.Л. Катасоновой , СИ. Кузнецова , С Карнера , А. Хильгера . Работу с пленными в тыловых районах рассмотрела И.В. Власова35, взаимодействие советских политорганов с НКСГ — В.А. Всеволодов36, деятельность УПВИ-ГУПВИ НКВД-МВД СССР - И.В. Безбородова37, трудовое использование во-еннопленных - С.Г. Сидоров , проблему уголовной ответственности гитлеровцев за военные преступления — А.Е. Епифанов39, правовой статус пленных в годы Второй мировой войны - Т.А. Щелокаева40. Выходит также серия работ о судьбах генералов вермахта в советском плену41.
Попытку изучить проблему правового регулирования военного плена в исторической ретроспективе предприняли В.Б. Конасов42 и А.А. Крупенни-ков43. Включение темы иностранных военнопленных в СССР в общую историю Великой Отечественной войны ознаменовало ее освещение на страницах четырехтомного труда «Великая Отечественная война: 1941 - 1945», подготовленного авторским коллективом Института российской истории РАН44.
Свидетельством активного изучения истории иностранных военнопленных в СССР в 90-е гг. явилось наличие множества дискуссионных вопросов. Острую полемику между отечественными и зарубежными учеными вызвал вопрос о количестве иностранных военнопленных Второй мировой войны в
СССР. По официальным статистическим данным НКВД СССР с 22 июня 1941 г. по 2 сентября 1945 г. в плен были взяты 4126964 военнослужащих вражеских армий45. Австрийский историк С. Карнер, опирающийся в своих подсчетах на западные источники, а также материалы советской периодической печати, общее число военнопленных в СССР определяет цифрой от 5 до 6 млн. человек46. Еще более высокую цифру в 7 млн. чел. приводит в одной из своих работ Н.А. Морозов47.
Вторым дискуссионным вопросом стал правовой статус иностранных военнопленных в СССР. Одна часть историков, например, В.П. Галицкии, М.И. Семиряга, Т.А. Щелокаева считают, что все вражеские солдаты, захваченные Красной Армией, имели статус военнопленных . Другая часть, например, Н.А. Морозов и Н.В. Петров полагает, что сталинское руководство лишь формально считало оказавшихся в руках СССР иностранных военнослужащих военнопленными. Фактически же их положение ничем не отличалось от положения рядовых узников ГУЛАГа49.
Почти все исследователи в своих работах касаются проблемы продовольственного снабжения военнопленных. Так, В.П. Галицкии считает, что нормы суточного довольствия пленных «были достаточны для обеспечения нормальной жизнедеятельности организма человека»50. Ю.И. Горбунов полагает, что «нормы питания военнопленных были не ниже, чем у советских граждан»51.
Другая часть исследователей приходит к противоположным выводам. Так, иркутский историк СИ. Кузнецов отмечает высокую степень смертности японских военнопленных из-за дистрофии, являющейся, по его мнению, следствием низких норм питания . Эту же мысль, но уже в отношении немецких воєнно-пленных, проводит в своей работе В.А. Иванов .
Специальное исследование по проблеме продовольственного снабжения военнопленных предпринял А.А. Долголюк. По мнению ученого, продовольственное снабжение в лагерях хотя и медленно, но год от года улучшалось. Алиментарная дистрофия и авитаминозы в конце 40-х гг. были редкостью54. Сложность и противоречивость практики продовольственного обеспечения воєнно-
пленных показаны в специальной статье волгоградского историка С.Г. Сидорова55. Исследователь связывает трудности в обеспечении обитателей лагерей НКВД продуктами питания с хронической нехваткой продовольствия в Советском Союзе, где карточная система просуществовала вплоть до 1947 года. Автор обращает внимание исследователей еще на одну характерную деталь: система питания военнопленных жестко увязывалась с выполнением ими установленных трудовых норм, т. е. рассчитывать на «полный котел» могли лишь пленные, выполнявшие и перевыполнявшие производственное задание56.
Дискуссию по вопросу продовольственного обеспечения пленных обострило появление материалов, свидетельствующих о существовании в лагерях НКВД практики каннибализма. На одном из стендов выставки «Военнопленные - Kriegsgefangene», проходившей в 1995 г. в Доме истории ФРГ, а затем - в Центральном музее Великой Отечественной войны в Москве, в частности, отмечалось: «По некоторым данным, пленным приходилось есть не только отбросы, но и человеческое мясо»57. Долгое время отечественные историки считали подобные заявления безосновательными, не подкрепленными документальными источниками. Лишь в последние годы удалось выявить архивные материа-
лы, подтверждавшие факты каннибализма в лагерях УПВИ-ГУПВИ . Однако сразу же оговоримся, что речь идет о единичных случаях, а не о массовом явлении, как пытаются представить дело некоторые наши зарубежные коллеги.
Оживленная полемика развернулась на страницах печати по проблеме медицинского обеспечения и смертности военнопленных. Широкое распространение в отечественных средствах массовой информации получила версия об «ужасах русского плена», заимствованная у западных историков. Она нашла наиболее полное обоснование в книге И. Хоффмана, по мнению которого в Советском Союзе осуществлялось целенаправленное массовое истребление немецких военнопленных59. Близок к такого рода оценкам Э. Бивор, который в своей книге «Сталинград», писал о том, что к пленным советские врачи «относились хуже, чем к скоту»60.
В российской литературе подобные воззрения отражены в статье А. Нестеренко «В поисках правды», опубликованной в одном из номеров журнала «Красный Крест России»61. Работу А. Нестеренко отличает недобросовестное отношение к источникам и крайняя тенденциозность: предвзято интерпретируются архивные материалы, гипертрофируются все отрицательные стороны деятельности учреждений для обслуживания пленных, делаются выводы о «всеобщей повальной дистрофии», крайнем антисанитарном состоянии спецгоспиталей, ужасающих условиях быта. Автор не видит разницы между положением немецких военнопленных в советских лагерях и положением советских военнослужащих в концлагерях Германии. Более того, он подводит читателя к выводу о том, что в советских лагерях было правилом: кто из военнопленных заболевал, тот погибал.
Гораздо более объективный характер носит публикация А. Якушевского, в которой историк приводит ряд примеров «ликвидации» захваченных Красной Армией вражеских солдат, в том числе раненых и больных . В публикации В. Бобренева и В. Рязанцева приводятся факты, свидетельствующие о том, что несколько немецких военнопленных были умерщвлены в процессе испытаний ядов, готовившихся для секретных операций НКВД. Эти эксперименты проводились начальником секретной лаборатории, доктором медицинских наук Г.М. Майрановским под непосредственным руководством Л.П. Берии63.
Так или иначе, но, по нашему глубокому убеждению, отдельные, хотя и правдивые исторические факты негативного порядка не могут возводиться в ранг целенаправленной политики СССР по уничтожению пленных солдат противника.
С принципиально иных позиций подошли к изучению проблемы такие историки как И.Ю. Горбунов, А.Е. Епифанов, В.Б. Конасов, СИ. Кузьмин, Б.А. Нахопетов, А.В. Федорова, Е.Н. Чудиновских, которые в основу своих работ положили не отдельные сенсационные факты и идеологемы эпохи «холодной войны», а обширную источниковую базу64. Эти исследователи, проведя скрупулезное изучение документации, касающейся деятельности спецгоспиталей и ла-
герных лазаретов, признают, с одной стороны, гуманизм советских медиков по отношению к поверженному противнику, с другой - факты произвола и практику снабжения пленных по остаточному принципу. Такой подход к проблеме медицинского обслуживания обезоруженных неприятельских солдат и офицеров подтверждается воспоминаниями бывших пленных. Так, Р. Руперт пишет: «Большинство больничного персонала было добросовестными и чуткими людьми. Даже самые бессердечные русские были движимы чувством сострадания к нашей участи»65. Впрочем, подчеркивая высокие нравственные качества русских врачей, автор отмечает, что оборудование было «примитивным», лекарства «неэффективными», а профессиональный уровень медиков низким.
Особого внимания заслуживает вопрос о смертности военнопленных. Как уже отмечалось выше, некоторые историки пытаются доказать, что иностранные военнопленные находились в таких же ужасных условиях как советские в фашистских и японских лагерях. В доказательство своей правоты они приводят следующие данные: из 7 млн. попавших в советский плен неприятельских солдат не дожили до своего возвращения на родину 3,5 млн., т. е. каждый второй66.
Большинство отечественных исследователей дают значительно более низкие цифры. В.П. Галицкий в своем исследовании пришел к выводу, что за период с 1941 по 1956 гг. в советском плену умерло 580548 немцев, японцев, венгров, румын, австрийцев и пленных других национальностей . В.Б. Конасов не склонен оперировать астрономическими цифрами, но считает, что источники МВД СССР, на которые опирается В.П. Галицкий, в свою очередь, занижали процент летального исхода. Исследователь, ссылаясь на архивные документы, подчеркивает, что только в полосе линии фронта неучтенные потери составили несколько десятков тысяч человек . Поистине катастрофические масштабы смертность среди пленных приобрела в период ликвидации Сталинградского котла. По данным Г.В. Ключарева, из 91 тыс. плененных на берегах Волги немецких, румынских и итальянских солдат выжили лишь 6 тыс. чел.69
В связи с этим принципиальное значение приобретает вопрос: являлась ли массовая гибель пленных в СССР следствием политики массового террора по
отношению к плененным военнослужащим вражеских армий или была результатом стечения обстоятельств фронтовой и тыловой действительности?
В настоящее время большинство отечественных и зарубежных историков сходятся во мнении, что высокий уровень смертности среди пленных был вызван не репрессиями советских властей, а рядом объективных факторов. Так, по данным А.Е. Епифанова, 40 - 60 % военнослужащих вермахта, взятых в плен под Сталинградом, уже являлись тяжелобольными и обмороженными дистрофиками, т. е. совершенно безнадежными. Поэтому не удивительно, что по от-дельным лагерям смертность достигала 40 - 50 % .По мнению исследователей, установление окончательной цифры погибших в плену требует дальнейшей поисковой работы, в первую очередь, с архивными документами приемных пунктов, фронтовых лагерей и конвойных войск НКВД, сравнительного анализа данных различных источников.
Много «белых пятен» на сегодняшний день имеется в изучении вопроса трудового использования иностранных военнопленных. В.П. Галицкий пишет о том, что вклад военнопленных в советскую экономику был «достаточно существенным»71. По мнению ученого, привлечение пленных к труду нисколько не противоречило международному праву. Наоборот, работа помогала им выжить в экстремальных условиях («время летело незаметно и быстро, а усталость способствовала крепкому сну») . С этим тезисом трудно согласиться хотя бы потому, что сама неопределенность и длительность плена уже противоречили требованиям Гаагской и Женевской конвенций.
По мнению С. Карнера и И. Безбородовой, содержание военнопленных было убыточным для советского государства73. Причина такого положения дел заключалась в плохой организации труда, приписках и неудовлетворительном физическом состоянии рабочей силы74. К такому же выводу пришел П.М. Полян, изучающий экономико-географический аспект принудительных миграций в СССР75. По мнению исследователя, ни один из источников не подтверждает тезиса о превосходстве подневольного труда над трудом свободным. Огромная
территория Советского Союза, со своей стороны, являлась фактором, существенно усугублявшим нерациональность принудительного труда76.
В настоящее время проблему иностранных военнопленных Второй мировой войны в СССР по праву можно назвать одним из динамично развивающихся направлений современной исторической науки. Из «запретной темы» за минувшие пятнадцать лет она превратилась в проблему, изучение которой позволяет расширить знания не только по истории военного плена, но и по-новому взглянуть на историческую ситуацию, в которой оказался Советский Союз в военные и послевоенные годы. Сюжеты, связанные с судьбами иностранцев в советском плену, все чаще и чаще появляются на страницах газет и журналов, звучат по радио и на телевидении. Все это создает иллюзию исчерпывающего исследования проблемы военнопленных в СССР. Действительно, в изучении этого многогранного явления истории XX столетия достигнут несомненный прогресс. Неплохо изучены такие аспекты пребывания иностранных подданных в советском плену, как деятельность Национального комитета «Свободная Германия» и Союза немецких офицеров, правовой статус и судебное преследование бывших солдат вермахта, внешняя политика советского государства в вопросе военного плена. В опубликованной по обозначенным проблемам литературе появились новые оценки, идеологические клише времен «холодной войны» уступили место взвешенному анализу. В круг традиционных участников дискуссии по проблемам плена Второй мировой войны, наряду с историками Германии и России, включились ученые Австрии, Италии, Финляндии.
Вместе с тем, ставить точку в исследовании обозначенной проблемы явно преждевременно. Многие работы носят постановочный характер, передают фактическую сторону дела на основе какого-то одного комплекса источников. Ряд выводов по-прежнему имеют скорее гипотетический, нежели строго выверенный, аргументированный характер. Совершенно не изучены проблема аген-турно-оперативной работы с военнопленными, социально-психологические аспекты плена, такие, как пленобоязнь, адаптация и выживание за колючей проволокой, взаимоотношения пленных между собой и лагерной администрацией.
Если за рубежом появлялись и появляются работы о моральных и нравственных страдания пленных в России, то эти же самые проблемы в российской историографии даже не поднимались. Слабо изучены вопросы об особенностях русского и европейского менталитета в условиях плена, установления между победителями и побежденными межнационального и межкультурного диалога.
Как уже отмечалось, одним из наиболее перспективных направлений, способных воссоздать правдивую летопись пребывания в советском плену вражеских солдат и офицеров, является изучение проблемы на региональном уровне. Такой подход позволяет выявить специфику положения пленных в разных регионах страны и особенности практики их жизнеобеспечения и трудового использования. На сегодняшний день наиболее изученными в этом отношении являются территории Дальнего Востока, Среднего и Южного Урала, Ярославской и Сталинградской областей77. Тем не менее, исследователь найдет на географической карте России гораздо больше регионов, для которых история военного плена продолжает оставаться «белым пятном». Одним из них является Европейский Север.
Подчеркнем, что изучение проблемы иностранных военнопленных в СССР было начато именно вологодским историками. Особая роль здесь принадлежит профессору Вологодского государственного педагогического института А.С. Бланку - автору первых книг по истории антифашистского движения немецких военнопленных в годы Великой Отечественной войны. В 1979 г. в Кёльне на немецком языке вышла книга А.С. Бланка «Немецкие военнопленные в
СССР» , в которой ученый подробно описал лагерный быт военнопленных. Автор отмечает, что они обеспечивались всеми необходимыми для жизни средствами - питанием, медикаментами, одеждой, жилыми помещениями в соответствии с международными нормами .
Активно разрабатывать проблему военного плена с 1990 г. стал В.Б. Кона-сов. Помимо ряда обобщающих работ, ему принадлежит несколько статей, по-священных жизни пленных в лагерях Вологодской области . В своих работах автор затронул почти весь спектр сюжетов, связанных с проблемой пребывания
бывших солдат и офицеров вермахта на территории региона. Им были поставлены вопросы правового статуса военнопленных, организации их приема, размещения и трудового использования, а также проведения среди контингента оперативной и антифашистской работы81. По инициативе ученого и его коллег в 1997 г. в Вологде прошла первая международная конференция «Проблемы военного плена: история и современность», на пленарных заседаниях которой прозвучали и доклады по региональным сюжетам. Так, в своем выступлении В.А. Талашова поставила вопрос о вкладе военнопленных в развитие матери-
альной культуры г. Вологды .
В 1995 г. в Германии вышла брошюра Р. Денель, посвященная жизни немецких военнопленных в Вологодской области в 1942 — 1949 годах83. Нехватку архивных документов, автор восполнила использованием мемуарной литературы, иллюстративного и картографического материала. Отдельную статью судьбам пленных немецких пилотов 5-го воздушного флота люфтваффе, часть из которых впоследствии оказалась в лагере № 437 под Череповцом, посвятил М.Н. Супрун84. Заметим, что большую часть своей работы, основу которой составили документы Центрального архива Министерства обороны России, автор отводит не пребыванию германских летчиков в плену, а характеристике воздушных боев в небе Заполярья.
Небольшие очерки по истории лагерей № 158 и 193 написали О. Пол Канова и Н. Емельянов85. Если первый из авторов в основу работы положила документы архива УВД по Вологодской области, то второй использовал материалы «устной истории» - воспоминания жителей г. Череповца и его окрестностей. Обе указанные работы страдают описательностью, отсутствием строго выверенного научного анализа, а также фактическими неточностями. Так, Н. Емель-
Я/Ч
янов пишет о том, что лагерь № 158 «вмещал две тысячи пленных» . Между тем, судя по архивным материалам, лимит данного лагеря в июне 1945 г. составлял 22 тыс. чел.87
Значительный интерес представляет публикация А.А. Киселева «Военнопленные на Кольском полуострове», в которой приводится статистика захва-
ченных в плен неприятельских солдат на Карельском фронте, дается характеристика положения и география использования труда военнопленных в лагерях Мурманской области . Материалы деятельности производственного лагеря № 158, располагавшегося в г. Череповце, легли в основу исследования Ю.Е. Ры-балкина о судьбах испанских военнопленных Второй мировой войны в СССР. Через указанный лагерь за 1942 — 1948 гг. прошло 265 испанских рядовых и унтер-офицеров известной 250-й «Голубой дивизии», т. е. больше половины всех испанцев (442 чел.), попавших в советский плен за годы войны . Сюжеты, связанные с пребыванием пленных финнов лагерях Вологодской области, отражены в монографии В.П. Галицкого90. В частности, автор приводит статистику движения контингента лагеря № 158 за годы его существования, численность финнов, захороненных на кладбищах Череповца91. Существенным недостатком монофафии является то, что значительная часть книги посвящена не анализу положения пленных финнов в лагерях НКВД, а описанию истории возникновения и хода советско-финляндских войн 1939 - 1940 и 1941 - 1944 годов.
О пребывании финских военнопленных войны 1939 — 1940 гг. в Грязовец-ком лагере НКВД пишут СТ. Веригин92, Л. Носырева и Т. Назарова93. Характерно, что исследователи свои выводы о положении пленных финнов в советском плену строят на основе анализа одних и тех же источников. Так, во всех указанных статьях фигурирует отчет сотрудника Управления НКВД СССР по военнопленным Г.Ю. Кальмановича, посетившего Грязовец с инспекционной поездкой в феврале 1940 г., а также воспоминания бывшего финского военнопленного Тадеуса Сарримо.
К сожалению, исследователям пока так и не удалось обнаружить точных архивных данных о количестве финских военнопленных, находившихся в 1939 - 1940 гг. на территории СССР. Большинство историков указывают, что единственным лагерем, где содержались пленные финны периода так называемой «Зимней войны» был Грязовецкий лагерь НКВД, располагавшийся на территории бывшего Корнильево-Комельского монастыря.
В отличие от Вологодской области, проблему пребывания военнопленных Второй мировой войны в Архангельской области можно с полным правом отнести к числу неизученных. Целенаправленной научной разработки этого сюжета не проводилось. Даже в таком фундаментальном многотомном издании как «Поморская энциклопедия» при наличии обзорных статей о пребывании на территории Архангельской губернии военнопленных Отечественной войны 1812 г. и пленных Первой мировой войны94, сведений о нахождении на территории области военнопленных Второй мировой войны не приводится. Совершенно не изучен вопрос о вкладе военнопленных в развитие экономики Европейского Севера.
Отсутствие научной разработки проблемы пребывания военнопленных на Европейском Севере привело к тому, что о положении пленных в указанном регионе сложились неверные представления. С подачи ряда исследователей Европейский Север стал рассматриваться как место массового уничтожения военнопленных. Так, В.К. Абаринов, опираясь на устные источники, пишет о том, что несколько барж с пленными поляками были затоплены в Белом море95. Об отправке иностранцев на воркутинские шахты и северные острова пишет Ж. Росси. На последних якобы находились секретные лагеря МВД, где вплоть до 60-х гг. использовался труд осужденных военнопленных, которые «давно считались погибшими и служили материалом для медицинских экспериментов»96. О положении пленных поляков на строительстве Северо-Печорской магистрали, где люди «мерли, как мухи», пишет Н.А. Морозов97. По мнению историка, доля иностранцев в северных лагерях была значительно выше, чем в других регионах СССР, а их судьбы складывались значительно трагичнее, чем остальных узников лагерей и тюрем Европейского Севера98.
В немалой степени подобная драматизация (а нередко и вымысел) положения военнопленных на Европейском Севере во многом объясняется общими тенденциями развития исторической науки в последнем десятилетии XX века. Все, что было связано с системой ГУЛАГ-ГУПВИ, стало рассматриваться в исключительно в черном свете. При этом всесторонний и беспристрастный анализ
реальных фактов не проводился, а действительное положение военнопленных в военные и послевоенные годы искажалось в угоду политической конъюнктуре.
Проведенный историографический обзор свидетельствует, что проблема пребывания иностранных военнопленных Второй мировой войны на Европейском Севере является практически не изученной. Все это еще раз доказывает необходимость рассмотрения заявленной темы в рамках специального научного исследования.
Объектом исследования являются иностранные военнопленные Второй мировой войны. При выборе объекта исследования за основу были взяты современные международно-правовые нормы, т. е. под военнопленными понимаются лица, чей правовой статус соответствовал Женевской конвенции об обращении с военнопленными 1929 года. Современный военный энциклопедический словарь дает следующее определение понятию «военнопленные»: «военнопленные» — захваченные во время войны противником и находящиеся в его власти комбатанты* и другие лица, на которых распространяется режим воєн-ного плена» . Под военным пленом признается обусловленное состоянием войны временное задержание воюющим государством лиц неприятельской стороны, сопровождаемое ограничением их свободы с целью исключения их участия в вооруженной борьбе. Соответственно вне рамок данной работы остаются граждане иностранных государств, интернированные на территорию СССР.
Предметом изучения является положение военнопленных на Европейском Севере СССР, т. е. правовой статус, размещение, материально-бытовое обеспечение и трудовое использование.
Территориальные рамки работы. В качестве территориальных рамок исследования была избрана территория Вологодской и Архангельской областей, занимающих центральное положение на Европейском Севере России как в географическом, так и в экономическом отношении. Территорию указанных об-
* Комбатанты (сражающиеся - от фран. combattant - воин, боец) - лица, входящие в состав вооруженных сил воюющей стороны и принимающие непосредственное участие в боевых действиях. Согласно Женевской конвенции 1929 г., комбатантами признавались военнослужащие, участники ополчений, отряды добровольцев, население, стихийно взявшееся за оружие для борьбы с вторгшимися войсками неприятеля.
ластей объединяет общность исторического развития, единство хозяйственно-экономического уклада. В годы Второй мировой войны регион, будучи прифронтовым районом, стал местом формирования развернутой сети лагерей для военнопленных. В 1939 — 1949 гг. здесь дислоцировались 16 лагерей и 10 спецгоспиталей, через которые прошли свыше 85 тыс. вражеских солдат и офицеров. Для сравнения отметим, что в соседней Мурманской области были организованы три лагеря военнопленных, Карельской АССР - четыре.
Особенностью указанного региона является то обстоятельство, что система лагерей УПВ-УПВИ-ГУПВИ развивалась здесь непрерывно на протяжении 1939 - 1949 гг., тогда как в соседних регионах мы подобной преемственности не наблюдаем. Это дает нам возможность проследить развитие системы лагерей для военнопленных в течение десятилетнего периода их существования, а также рассмотреть эволюцию политики советского государства по отношению к оказавшимся в его власти неприятельским военнослужащим и выявить механизмы ее реализации в отдельно взятом регионе. Вне рамок диссертационной работы остается Коми АССР, на территории которой дислоцировались лагеря для содержания осужденных военных преступников, входившие в структуру ГУЛАГа НКВД-МВД СССР.
Хронологические рамки работы охватывают период с сентября 1939 г. по ноябрь 1949 года. Нижняя временная граница определяется тем, что именно в сентябре-октябре 1939 г. на территорию региона поступают первые партии пленных. Верхний рубеж обусловлен массовым расформированием в 1948 — 1949 гг. лагерей и отправкой военнопленных на родину.
Проблемой исследования является выяснение характера и особенностей политики советского государства по отношению к военнопленным, оказавшимся на Европейском Севере СССР.
Цель и задачи исследования. Цель исследования состоит в том, чтобы путем комплексного анализа исторических, историко-правовых и экономических аспектов изучаемой темы, воссоздать всестороннюю и объективную картину положения иностранных военнопленных на территории Европейского Се-
вера СССР, а также выявить специфические черты, характеризующие их положение в данном регионе в 1939 - 1949 гг.
Для достижения поставленной цели необходимо решить ряд исследовательских задач:
проанализировать нормативно-правовую базу пребывания военнопленных на Европейском Севере в военные и послевоенные годы, выяснить ее соответствие международному законодательству;
проследить эволюцию системы лагерей и других мест содержания обезоруженных солдат и офицеров противника, охарактеризовать динамику численности и состав контингента;
исследовать основные характеристики и особенности материально-бытового (продовольственного, вещевого, медицинского) обеспечения пленных;
выявить принципы организации трудовой деятельности, основные сферы приложения труда военнопленных и их вклад в развитие экономики Европейского Севера;
раскрыть особенности существования лагерного социума и психологии военнопленных, характер их взаимоотношений с лагерным персоналом и местным населением;
изучить основные стороны и динамику политической и оперативно-следственной работы среди бывших неприятельских военнослужащих, выявить своеобразие судебных процессов над военнопленными на Европейском Севере.
Теоретико-методологическая база исследования. Методологической основой решения поставленных диссертантом проблем стали общепринятые в историческом исследовании принципы диалектики и историзма, объективности и системности научного анализа.
Принципы диалектики и историзма позволили рассмотреть историю пребывания иностранных военнопленных на территории региона в динамике, в тесной взаимосвязи с процессами, происходившими внутри страны и на международной арене. Принцип научной объективности дал возможность проана-
лизировать проблему с учетом исторических реалий 40-х гг. минувшего столетия. Руководствуясь этим принципом, диссертант стремился преодолеть сложившиеся стереотипы с одной стороны - об ужасах русского плена, с другой -о якобы генетически присущей социалистическому строю гуманности.
Особое место в методологии анализа проблемы занимает системно-структурный подход. Он предполагает рассмотрение объекта исследования как сложной, меняющейся во времени и пространстве системы во взаимосвязи с другими сложными системами - пенитенциарной практикой Советского государства, его политикой в отношении поданных иностранных государств, принимавшей на региональном уровне специфические очертания и формы.
Важной составляющей методологии явился историко-сравнительный метод, который предполагает сопоставление полученных результатов исследования с данными других исследований регионального уровня. В нашем случае, речь идет о сопоставлении положения пленных, размещенных на территории Европейского Севера, с положением бывших военнослужащих вражеских армий в других районах страны, а также с положением заключенных ГУЛАГа и простых советских граждан в военные и послевоенные годы.
Историко-культурный метод применялся диссертантом при анализе взаимоотношений военнопленных с местным населением и лагерным персоналом, а также при рассмотрении процесса их адаптации к лагерной действительности. Характеризуя методологический инструментарий исследования, нельзя не сказать об описательном методе, имеющем целью дать представление о том или ином историческом факте и событии, а также документально-иллюстративном методе, вводящем в употребление документы минувшей эпохи и придающий описанию и его анализу большую доказательность. Наряду с названными в работе использовались и другие методы научного исследования, в частности, картографирование и метод математической статистики.
Источниковую базу диссертации помимо опубликованных документов, составили документы 56 фондов 9 центральных и местных архивов, в том числе Государственного архива Российской Федерации, Российского государственно-
го военного архива, Государственного архива Архангельской области, Государственного архива общественно-политических движений и формирований Архангельской области, архива Управления внутренних дел по Архангельской области, Государственного архива Вологодской области, Вологодского областного архива новейшей политической истории, архива Управления внутренних дел по Вологодской области, Вологодского государственного историко-архитектурного и художественного музея заповедника.
В целом все используемые источники можно разделить на несколько групп. К первой группе источников относятся документы международно-правового характера. Значительная часть этих источников (конвенции о защите жертв войны, международные договоры) на настоящий момент опубликована100. Эти документы позволяют изучить проблему военнопленных в контексте международных и дипломатических отношений, а также составить представление о позиции советского государства по проблеме военного плена в сфере внешней политики.
Вторую группу источников образуют законодательные и нормативные акты высших органов государственной власти. К ним автор относит постановления Государственного Комитета Обороны, Совета Народных Комиссаров, приказы Наркомата обороны и Ставки Верхового Главнокомандования по вопросам обращения с иностранными военнопленными. Часть из них нашла отражение в ряде документальных сборников, изданных в последние годы101. Особое место среди данной группы документов занимают приказы и директивы НКВД-МВД СССР, регламентирующие порядок содержания контингента, организацию трудового процесса и материально-бытового обеспечения (ГАРФ. Ф. 9401с. On. 1а). Они позволяют выявить политическую линию советского руководства в отношении бывших солдат и офицеров противника. Однако реального положения военнопленных эти документы, разумеется, не раскрывают.
Третью группу источников составляет делопроизводственная документация органов НКВД-МВД, а также предприятий, использующих труд военнопленных. Данный вид источников можно разбить на несколько подгрупп.
Первая подгруппа представлена организационно-распорядительной документацией. Сюда входят инструкции, циркуляры, распоряжения аппарата УП-ВИ-ГУПВИ, управлений НКВД-МВД СССР по Вологодской и Архангельской областям и входивших в их структуру отделов по делам военнопленных и интернированных (ОПВИ), а также приказы начальников управлений лагерей и лагерных отделений, разъясняющие порядок содержания военнопленных. Все вышеперечисленные документы дают возможность изучить механизм функционирования системы УПВИ-ГУПВИ, выявить отношение к проблеме военнопленных в центре и на местах.
Вторую подгруппу делопроизводственной документации составляет докладная документация. К ней относятся докладные записки, сообщения и донесения управлений лагерей, ОПВИ УНКВД-УМВД по Вологодской области по вопросам приема, учета, материально-бытового обслуживания пленных и организации политической и оперативной работе с ними. Как правило, в этих документах дается анализ работы за определенный период времени. Источники такого рода отмечает высокий уровень обобщения. Тем не менее, используя докладную документацию, исследователь должен делать поправку на некоторую лакировку, вызванную стремлением ее создателей показать ситуацию в выгодном для себя свете. Информацию из этих документов следует соотносить с другими видами делопроизводственной документации.
Третьей подгруппой делопроизводственной документации являются материалы учетно-статистического характера (строевые записки о численности и составе контингента, месячные, квартальные и годовые отчеты лагерей и спецгоспиталей). Информационную основу отчетов составляют статистические данные, которые позволяют изучить динамику численности лагерного контингента, его этнический состав, количественные стороны производственной деятельности лагерей. Каждый отчет сопровождался объяснительной запиской, где пояснялись причины изменения тех или иных показателей. Несмотря на свою безусловную информационную ценность, отчетная документация лагерей требует к себе критического и взвешенного отношения. Многие отчеты являлись
лишь механическим суммированием данных, представляемых в соответствующие управления и отделы УПВИ-ГУПВИ НКВД-МВД СССР. Цифровые данные нередко помещались в отчеты без должного анализа и оценки. Поэтому при написании работы приходилось проверять сведения, устраняя обнаруженные неточности и противоречия.
Четвертая подгруппа делопроизводственных документов представлена текущей деловой перепиской (служебные письма и телеграммы, переписка по вопросам трудового использования и репатриации контингента и т. п.). Так, в фондах № 2333 (лесозаготовительный трест «Двинлес»), № 550 (Цигломенский лесопильно-деревообрабатывающий комбинат), № 4719 (лесная биржа № 2 треста «Северолес»), № 5070 (Управление архангельскими лесозаводами «Северо-лес»), № 3458 (Главное управление лесозаготовок, лесопиления, деревообработки и лесного хозяйства северных районов «Главсеверолес») ГААО содержится обширная переписка по вопросу организации лагерных отделений военнопленных на участках работ указанных предприятий, трестов и управлений.
Среди текущей деловой переписки управлений лагерей нередко встречаются документы с предложениями реорганизации режима содержания и охраны пленных. Большой интерес представляют списки предприятий и организаций, использовавших труд пленных, документы, разрешающие многочисленные конфликты между ОПВИ и хозорганами по вопросам трудового использования контингента. Переписка лагерных чиновников с Москвой показывает, с какими трудностями проводилось в жизнь то или иное указание НКВД-МВД СССР.
Четвертую группу источников составили архивно-следственные дела осужденных военнопленных. Они содержат протоколы допросов пленных, приговоры военных трибуналов, кассационные жалобы осужденных, свидетельские показания. Эти источники позволяют определить категории пленных, привлекаемых к судебной ответственности, выявить основания для их осуждения, а также соотнести степень адекватности наказания с тяжестью совершенного преступления, т. е. изучить проблему судебного преследования военнопленных.
»
В процессе работы над диссертационным исследованием широко привлекались документы личного происхождения. Так, в фонде антифашистского отдела при политотделе ГУГТВИ МВД СССР (№ 4/п), хранящегося в РГВА, удалось обнаружить коллекцию материалов, освещающих творчество пленных в лагерях Вологодской и Архангельской областей. Она включает в себя литературные, музыкальные, исторические произведения, созданные в неволе руками бывших вражеских солдат и офицеров. Среди них пьесы пленных Фрица Куна «Беспощадный ангел» (лагерь № 150), Вернера Гроссмана «Секретный план Ровуля» (лагерь № 193), Гейнца Швитцке «Между позавчера и завтра» (лагерь № 437), Альфреда Игнора «Призрак из Вуневиле», «Ответственен перед жизнью», «За жизнь человечества» (лагерь № 150), анонимная политическая сатира «Попранное право» (лагерь № 150), нотная тетрадь с музыкой Герберта Бил-линга к пьесе К. Симонова «Русский вопрос» (лагерь № 150), фотоальбом о постановке пьесы братьев Тур «Полковник Кузьмин» (лагерь № 150).
Получили отражение в диссертации и материалы Вологодского областного историко-архитектурного и художественного музея заповедника. В частности, автором был изучен личный архив Э.И. Герман (Ф. 42), работавшей инструктором по антифашистской работе в лагере № 437. В данном фонде содержатся альбомы с письмами, почтовыми карточками, рисунками, стихами и нотными записями музыкальных произведений пленных, которые позволяют составить представление об уровне и характере культурно-массовой работы, а также понять настроения, чаяния и ожидания военнопленных, т. е. изучить психологию обитателей лагерных бараков.
Богатую информацию о психологии военнопленных, их взаимоотношениях с лагерным персоналом и местным населением несут мемуары, которые по критерию авторства разделить на две группы: а) воспоминания военнопленных и б) воспоминания советских граждан.
Бывшие военнопленные в своих мемуарах рассказывают об условиях жизни за колючей проволокой, рисуют процесс труда на советских предприятиях. Показательны в этом отношении воспоминания В. Андерса, Г. Гожеховского, Е.
Климковского, Б. Плюсквика, X. Тойфера, А. Фера, В. Флисиньского, 3. Хакен-берга . Большой интерес вызывают размышления авторов о советской действительности, о глубинных причинах происходившего в Советском Союзе. Тем не менее, многие оценки авторов, по вполне понятным причинам, крайне субъективны и тенденциозны.
Отдельная группа воспоминаний представлена мемуарами советских граждан, непосредственно общавшихся с пленными или работавших с ними по роду своей служебной деятельности103. Данная подгруппа мемуаров открывает перед исследователем сложный процесс взаимоотношений между пленными и местным населением.
К использованным в работе фотодокументам относятся материалы архивов УВД Вологодской и Архангельской областей, Мемориального музея немецких антифашистов, запечатлевшие пребывание иностранных военнопленных на Европейском Севере. Большое количество фотографий удалось выявить в РГВА, в котором хранится собрание фотоальбомов, отражающих пребывание в плену на территории СССР солдат и офицеров вражеских армий. Эти альбомы являлись своеобразным фотоотчетом о работе администраций лагерей. Как правило, иллюстративный ряд строился по тематическому принципу: «бараки», «столовая», «лазарет», «производственные мастерские», «антифашистская работа», «культурно-массовые мероприятия».
Являясь весьма специфичной группой источников, фотодокументы освещают лишь отдельные фрагменты событий. Следует также иметь в виду то обстоятельство, что администрация лагерей при составлении фотоальбомов стремилась показать условия жизни пленных в самом выгодном свете и подходила к отбору снимков избирательно. Несмотря на некоторую показательность и приукрашивание, этот вид источников достаточно наглядно свидетельствует о том, какой должна была быть «норма» жизни в лагере военнопленных. Фотографии запечатлели внешний вид пленных, выражение их лиц, позы, одежду, окружающую обстановку, что в значительной мере может свидетельствовать об их физическом состоянии. К сожалению, не всегда на фотографиях проставлен
год съемки, приведены необходимые сопутствующие данные, в том числе авторский заголовок.
В ходе исследования диссертант счел необходимым обратиться к материалам периодической печати 40-х годов. Были проработаны материалы как центральных («Правда» и «Известия»), так и местных изданий («Красный Север» и «Правда Севера»). Ценность этого вида источника заключается в том, что он, во-первых, выполняет информативную функцию (сводки Совинформбюро о количестве захваченных в плен неприятельских солдат и офицеров, материалы о судебных процессах над немецко-фашистскими оккупантами и их пособниками и др.), во-вторых, наглядно показывает деятельность средств массовой информации по формированию «образа врага», демонстрирует пропагандистский подход советских политорганов к проблеме плена.
Таким образом, рассмотренные материалы составляют вполне репрезентативную источниковую базу для реализации поставленных в диссертационном исследовании задач.
Научная новизна диссертации определяется тем, что данная работа представляет собой первое комплексное историческое исследование, в котором рассматриваются особенности положения иностранных военнопленных на Европейском Севере в годы Второй мировой войны и в послевоенный период. При этом региональная специфика рассматривается в тесной взаимосвязи с характеристикой политики Советского государства в отношении оказавшихся в его власти военнослужащих противника, что существенно облегчает понимание многих процессов. Среди факторов, обуславливающих новизну исследования, необходимо также отметить введение в научный оборот значительной части неизвестных ранее архивных документов. Наконец, рассматриваемая тема не являлась до настоящего времени предметом специального исследования.
На защиту выносятся следующие положения: - характер политики советского государства по отношению к военнопленным, оказавшимся на Европейском Севере СССР;
важнейшие особенности правового и материально-бытового положения иностранных военнопленных Второй мировой войны в регионе;
специфика труда военнопленных и их вклад в развитие экономики Европейского Севера.
Практическая значимость исследования состоит в том, что содержащийся в диссертации фактический материал и полученные выводы имеют большую информативную ценность для написания работ по проблеме военного плена Второй мировой войны. Кроме того, положения и выводы диссертации могут использоваться при разработке как общих лекционных курсов по отечественной истории и по истории Европейского Севера, так и при подготовке спецкурсов и спецсеминаров.
Автором диссертации подготовлена теоретическая база под организацию интегрированного факультатива для старшеклассников (история и гражданове-дение) «Трагедия плена: история и современность»104. Главная идея концепции, помимо познавательного значения, основана на формировании высоких нравственных качеств личности: человечности, сострадания, отзывчивости.
Апробация работы. Основные положения и выводы диссертации были изложены на 20 конференциях и научно-практических семинарах, в том числе «Духовность как основа межличностного и межэтнического общения в XXI веке: образование и культура» (Вологда, 2001), «История и перспективы уголовно-исполнительной системы России» (Вологда, 2002), «Вологодская область в годы Великой Отечественной войны: уроки прошлого и опыт настоящего» (Вологда, 2002), «История государственной службы и местного самоуправления Вологодской губернии и области» (Вологда, 2002), V Международных Шала-мовских чтениях (Вологда, 2002), Международной научной конференции «Борьба антифашистских организаций против нацизма в период Второй мировой войны: история и современность (Москва- Красногорск, 2003).
По теме диссертации автором опубликованы 24 научные работы, в том числе в соавторстве с научным руководителем доктором исторических наук, профессором В.Б. Конасовым монография «Немецкие военнопленные в СССР:
историография, библиография, справочно-понятийный аппарат» (Вологда: Вологодский институт развития образования, 2002. - 232 с), книга «Финские военнопленные Второй мировой войны на Европейском Севере» (Вологда, 2002. — 160 с), брошюра «Польские военнопленные в Грязовецком лагере НКВД (1939- 1941 гг.): Исторический очерк, документы и материалы» (Вологда: ВИ-ПЭ Минюста России, 2002. - 88 с). Положительные рецензии на указанные работы были опубликованы на страницах таких научных изданий как «Вопросы истории», «Военно-исторический журнал», «Отечественная история», «Проблемы новой и новейшей истории», «Гуманитарные науки в Сибири»105.
Материалы диссертации использовались при подготовке выставки «Финские военнопленные в Вологодской области», прошедшей в Череповецком музейном объединении (г. Череповец) в сентябре 2002 года. По предложению департамента культуры Правительства Вологодской области проект «Трагедия плена» включен в программу культурного форума SUOM1 - Россия, где в качестве финского партнера выступает Союз бывших военнопленных Финляндии. Кроме того, разработанный диссертантом проект «Судебное преследование иностранных военнопленных на Европейском Севере» стал лауреатом международного конкурса «Поддержка молодых исследователей» 2003 — 2005 гг., проведенного совместно Фондом имени Генриха Бёлля (Берлин), Международным обществом «Мемориал» (Москва) и Центром независимых социологических исследований (Санкт-Петербург).
Структура работы. Диссертация включает в себя введение, три главы, заключение, примечания, список использованных источников и литературы, приложения и список сокращений.
Становление, развитие и расформирование системы УПВ-УПВИ-ГУПВИ на Европейском Севере (1939- 1949 гг.)
Становление системы лагерей военнопленных на Европейском Севере накануне Великой Отечественной войны (1939 — 1941 гг.). К началу Второй мировой войны у НКВД имелся большой опыт лагерного строительства. Лагеря ГУ-ЛАГа на Европейском Севере к 1939 — 1940 гг. достигли пика своего развития. Только на территории Вологодской и Архангельской областей дислоцировались 10 крупнейших промышленных и лесозаготовительных лагерей, таких как Архангельский, Каргопольский, Кулойский, Онежский, Ягринский, Северодвинский, Вытегорский, Череповецкий, Опокский ИТЛ, а также исправительно-трудовой лагерь при строительстве шлюза «Знаменитая». Численность контингента заключенных региона в 1940 г. превышала 120 тыс. чел.106 На карте ведомственных чиновников станции Северной железной дороги — Грязовец, Вологда, Сухона, Харовская, Вожега, Ярцево, Коноша, Няндома, Плесецкая, Обо-зерская, Исакогорка, Архангельск — обозначались как крупные обменно-пересыльные пункты ГУЛАГа.
Появление лагерей для военнопленных на территории региона относится к самому началу Второй мировой войны - сентябрю 1939 года. Как известно, 17 сентября, исходя из секретных советско-германских договоренностей, СССР ввел свои войска в Польшу. В ходе двухнедельной кампании частями Красной Армии в плен было взято около 250 тыс. польских военнослужащих. Уже 19 сентября нарком внутренних дел Л.П. Берия подписал приказ № 0308 «Об организации лагерей военнопленных». Этим приказом учреждалось Управление по военнопленным НКВД СССР, а также развертывалась сеть из 10 лагерей для военнопленных . В числе последних были Заоникеевский и Грязовецкий лагеря, сформированные в соответствии с мобилизационным планом ОИТК Вологодской области. Примечательно, что лагеря для обезоруженных солдат неприятеля формировались на базе лечебно-оздоровительных учреждений санаторного типа, пользовавшихся репутацией курортов Европейского Севера СССР108. Например, Грязовецкий лагерь был создан на базе Дома отдыха ЦК Союза лесных работников, располагавшегося в 7 км от г. Грязовец в постройках бывшего Корнильево-Комельского монастыря, прославившегося своими целебными железосодержащими источниками. Заоникеевский лагерь расположился в помещениях детского дома в д. Заоникеево, что в 18 км от областного центра.
На основании приказа НКВД СССР № 0308 от 29 сентября 1939 г. комплектование личного состава лагерей для военнопленных, за исключением начальствующего состава, возлагалось на отделы кадров НКВД республик, краев и областей по месту дислокации лагерей. В основу подбора кадров было положено указание И.В. Сталина «подбирать работников по политическому признаку, т. е. заслуживают ли они политического доверия и, во-вторых, по деловому признаку, т. е. пригодны ли они для организации конкретной работы»109. В роли поставщика кадров для лагерей военнопленных, как правило, выступали учреждения ГУЛАГа. Жесткие требования руководство НКВД предъявляло к подбору руководящего аппарата, который формировался преимущественно из сотрудников госбезопасности. Рядовой обслуживающий персонал (прачки, повара и др.) набирался за счет персонала гражданских учреждений и местного населения.
Организация лагерного быта, режим и охрана военнопленных
Трудности в организации лагерного быта военнопленных в условиях Европейского Севера. Объективным фактором, влиявшим на физическое состояние военнопленных в лагерях Европейского Севера, являлись климатические условия. В специальных исследованиях климат Вологодской и Архангельской областей характеризуется как «суровый, сырой, непостоянный», с длительной зимой и непродолжительным летом. Средняя годовая температура в регионе составляет плюс 2 - 0С. Из-за вторжения арктических масс воздуха температура зимой часто опускается до минус 30С и ниже. Появление снежного покрова приходится в среднем на 20 октября, а его исчезновение на конец апреля — начало мая. Осадки выпадают обычно в виде небольших, но продолжительных снегопадов зимой и длительных моросящих дождей летом. Что касается длительности светового дня, то для Европейского Севера характерно наличие бе-лых ночей летом и большая продолжительность темного времени зимой . К тому же зимы 40-х гг. согласно исследованиям синоптиков характеризовались очень низкими температурами. Так, в 1940 г. в Череповце был зарегистрирован абсолютный минимум температуры - минус 47С323.
В делах-формулярах Сокольского и Соломбальского лагерей № 193 и № 211 в разделе «Климатические особенности» отмечалось: «Климат суровый, континентальный. Весна и осень преимущественно дождливые. Местность лесистая с большим количеством озер и болот. Почва глинистая»324. В инструкциях НКВД хозяйственному аппарату лагерей говорилось о необходимости учитывать особенности местного климата, так как ранняя и дождливая осень может совершенно разрушить дороги, что затормозит подвозку продовольствия .
Справедливости ради следует сказать, что советское правительство старалось учитывать климатический фактор в вопросах размещения военнопленных. Так, пленные итальянцы, плохо переносящие условия северных районов СССР, были сосредоточенны в Пахта-Аральском лагере в Южно-Казахстанской облас-ти и Андижанском лагере Узбекской СССР . Однако наличие больших масс военнопленных не позволило в полном объеме осуществить рассредоточение контингента по национальному признаку. В результате, большое количество пленных южных национальностей попало в лагеря Европейского Севера.
Солдаты вражеской армии с трудом адаптировались к морозной русской зиме. В опросных листах, которые немецкие военнопленные заполняли после возвращения в ФРГ, говорится, что лагеря в бассейне реки Шексны характеризуются тяжелыми климатическими условиями. Наиболее часто упоминаются зимние холода, болотная сырость и приморская влажность327. Помимо немцев, среди пленных было немало «теплолюбивых» наций: венгров, румын, хорватов, не говоря уже об испанцах, французах и итальянцах. Только через лагерь № 158 за 1942 - 1948 гг. прошло 265 испанских военнопленных из 250-й испанской дивизии, участвовавшей в боевых действиях в составе немецкой группы армий «Север» на Ленинградском и Волховском фронтах .
Документы содержат многочисленные факты, свидетельствующие о том, что плохая погода рассматривалась военнопленными как повод для прекращения работы. Так, в феврале 1947 г. пленные Приккерт, Мольтрехт и Вольф призывали своих соотечественников отказаться от выхода на работу «ввиду холод-ной погоды», и, если потребуется, объявить голодовку .
Психология военнопленных и феномен «лагерной культуры
Плен Второй мировой войны стал одним из самых трагических событий XX века, наложив свой разрушительный отпечаток на судьбы миллионов людей. Известный советский военачальник К.А. Мерецков, размышляя о сущности плена, писал: «По-видимому, в этом тяжелом, мучительном явлении «плен» кроется нечто постыдно-удушающее в общечеловеческом смысле данного слова»595. В экстремальной лагерной обстановке сформировался особый социально-психологический тип личности. Среди исследователей нет единства мнений в определении сущности этого психологического феномена. Ясно одно — пребывание в плену оказало сильнейшее воздействие на людей, переживших его. Однако механизм и последствия этого воздействия до сих пор не стали предметом специального исследования59 .
Психология военнопленного является чрезвычайно сложным объектом для беспристрастного научного анализа. Историк Е.В. Якушенко отмечает, что «плен - это ужасное физическое и моральное страдание, глубину и разносторонность которого понять невозможно, не пережив этого издевательства лично»597. Помимо всего прочего сложность изучения психологии пленных состоит в том, что данная проблема лежит на стыке интересов таких наук как история — с одной стороны, военная социология и психология - с другой, история пенитенциарной практики - с третьей. Попытаемся осветить проблему психологии иностранных военнопленных войны 1939 — 1945 гг., используя документы региональных архивов, мемуарные свидетельства сотрудников лагерей и военнопленных, прошедших через лагеря Европейского Севера.
1. Пленобоязнь. Одним из характерных явлений любой войны является пленобоязнь, страх перед возможностью попасть в неприятельский плен. В годы Второй мировой войны проблема пленобоязни приобрела ярко выраженный идеологический подтекст. Министр пропаганды фашистской Германии И. Геббельс за две недели до нападения на СССР говорил, что предстоящая война будет непохожа на те войны, которые Германия вела против Польши, Франции и других стран. «Война Германии и России, - указывал он, - будет войной миро-воззрений, и обе стороны будут сражаться не на жизнь, а на смерть» . В «Памятке о поведении немецкого солдата и офицера на войне» подчеркивалось: «От каждого немецкого солдата ожидается, что он предпочтет умереть в бою с оружием в руках, чем попасть в плен»599. В свою очередь, бойцам Красной Армии внушалась мысль о том, что «советский воин в плен не сдается», ибо в противном случае он становится «предателем Родины»600. И та и другая официальные установки напрямую или косвенно формировали у солдат страх перед неприятельским пленом.
Пленобоязнь, рассматривавшаяся как фактор повышения боеспособности войск, устойчиво поддерживалась нацистской пропагандой на всем протяжении войны. В феврале 1945 г. пленный солдат вермахта 3. Шуберт на допросе показывал: «Только боязнь перед русскими заставляла солдат бороться. Если бы немецкие солдаты были убеждены, что русские их не расстреляют, и они вернутся на родину после войны, то многие давно сдались бы в плен»601. В самом конце войны к страху немцев примешивались опасения перед местью русских.
По мнению немецкого историка О. Бартова, повышенный страх перед пленением у военнослужащих вермахта на Восточном фронте объяснялся боязнью возмездия за жестокое обращение с советскими военнопленными и преступную политику оккупационных властей на восточных территориях . Иная точка зрения у американского историка Р.Э. Герцштейна. Он полагает, что фатальное решение немцев сопротивляться до конца предопределили такие факторы как прусско-германская дисциплина, страх перед тайной полицией Г. Гиммлера, глубокое отвращение к коммунизму, а также драконовские условия капитуля-ции, выдвинутые союзниками603. Так или иначе, но именно боязнь советского плена объясняет тенденцию немецких солдат на завершающем этапе войны сдаваться в плен американцам и англичанам. Только за первые три недели апреля 1945 г. в руки союзников сдалось более миллиона военнопленных604.
